Пик-ап Часть II глава 17

Антон проснулся в начале двенадцатого. Пошел в душ, побрил лицо, разглядывая себя в зеркале под матовым освещением, потом сел на край ванны и побрил между ног. Встал под душ и вымылся с гелем, обсушился и натер тело кремом. С особенной заботой прошелся между ног, мошонку, член, который тут же начал вставать, приняв натирание за онанирование. Антон полюбовался на себя в зеркало и вышел из ванной, прошлепал голыми пятками по теплому полу через гостиную к барной стойке и включил кофемашину.

Он подошел к эксклюзивной аудио системе California Audio Technology и врубил музыку. Последнее время он предпочитал гранж, эта музыка соответствовала его внутреннему состоянию, особенно Nirvana, Soundgarden, Stone Temple Pilots и Alice in Chains. В меньшей степени Pearl Jam. Антон не нашелся бы, что ответить, чем в музыкальном отношении Pearl Jam хуже первых четырех, но он бы обосновал, почему поставил их в этой пятерке на последнее место. Дело в том, что фронтмены Nirvana, Soundgarden, Stone Temple Pilots и Alice in Chains скончались, кто от передоза, а кто, наложив на себя руки. В этом Антон находил нечто символическое и романтичное, красивое и печальное, как в минорных рифах Тони Айоми. А в Pearl Jam все, к сожалению, были живы, Эдди Веддер и компания продолжали записывать альбомы и колесили по миру с концертными турами. Конечно, они этим не предали Курта Кобейна, Крисса Корнелла, Лейна Стейли и Скотта Уайланда, но Антон все же в глубине своей преданной року души обижался на них. Словно великие гранж-группы поклялись принести в жертву дьяволу хотя бы по одному музыканту, а Pearl Jam всех обманули (в Alice in Chains откинулся еще и басист Майк Старр). Они загнулись молодыми, красивыми и талантливыми. Эти смерти в глазах Антона придавали их музыке особенную мистическую красоту.

Антон пил кофе и притопывал в такт музыке, при этом, разглядывая себя в зеркало, поигрывал татуированными грудными мышцами, заставляя Nirvana и Soundgarden поочередно подпрыгивать в полном составе. Потом он долго расчесывал волосы, а после развалился в кресле и балдел под музыку, блуждая взглядом по стенам и потолку.

Под пятиметровым потолком проходили деревянные балки перекрытия, как в настоящем замке. Стены были отделаны декоративным камнем. Окна были узкие и высокие, и каждое в верхней части украшалось разноцветным витражом. Над окнами, словно галерея легендарных предков, висели портреты рок-звезд. Самый большой из них, портрет Битлов, висел над камином на восточной стене. Зала включала в себя и кухню, и столовую, и гостиную. Кухонный гарнитур с барной стойкой, холодильником и столом со стульями располагался по западной стороне. Лестница на второй этаж и две спальни — по одной на этаже — находились в башне с восточной стороны. Один санузел с душевой кабиной располагался по северной стене справа от входа в дом, второй с роскошной ванной джакузи — наверху.

На стене, за которой была башня, висела огромная плазма, колонки аудиосистемы были установлены вдоль западной стены, и звук равномерно наполнял всю гостиную. На длинном столе находился компьютер. По идее, стол предназначался для того, чтобы на нем есть, сначала Антон представлял себя за трапезой в рыцарском замке, но, когда привезли эту мебель, сделанную на заказ, Антон ни разу ей не воспользовался. Он ел в кресле, на кровати, стоя у барной стойки, даже в ванной, но только не за этим величественным темным столом. Кроме того, на камине, по стенам и в каждом углу висело, стояло, валялось и торчало несметное количество железных побрякушек, типа кинжалов и кубков, которые были призваны воссоздать колорит рыцарских времен. Между Битлами и камином торчала из стены кабанья морда — чучело, тоже с понтом, аксессуар рыцарского интерьера.

Замигали красные вспышки, это значило, что зазвонил телефон. Антон заказал это устройство, так как в доме постоянно звучала громкая музыка, и телефонного звонка было не слышно. Антон увидел на дисплее незнакомый номер.

— Здравствуйте. Позавчера вы оставили мне визитку. Помните?

— В Кон-Тики? Да, помню!

— Меня зовут Марианна.

— О, прикольное имя! А меня — Антон. Ну что, фотографироваться будем?

— Может, сначала встретимся на нейтральной территории? — у Марианны был приятный застенчивый голос.

— Понимаю. Съемка — это моя территория. Не возражаю, давайте встретимся.

— Можно посидеть в кафе, пообщаться.

— Есть идея получше. В Доме Фотографии братьев Люмьер проходит экспозиция Сальгадо. Марианна, я вас приглашаю.

— Принимаю, хотя не совсем представляю, что это.

— Сальгадо известный и довольно интересный фотограф. Думаю, вам будет любопытно на него взглянуть. Как насчет завтра?

Они встретились у метро Кропоткинская в три часа дня. Пока ее не было, Антон сидел в «Шоколаднице» и смотрел в окно. Солнце то и дело скрывалось за облаками. По серой плитке ветер гонял белый пакет. Народ пер в метро и из метро, в момент своего появления Марианна оказалась единственной фигурой, которая никуда не спешила. Антон сразу ее узнал, несмотря на солнцезащитные очки. Девушка посмотрела по сторонам и достала телефон.

— Я припозднился, — сказал он, появившись перед ней словно из-под земли.

Марианна уставилась на него сквозь черные стекла очков. Видимо, она собиралась обидеться, но его вид и белозубая улыбка обезоружили девушку. Антон был в черных зауженных брюках Versace с молниями повсюду, цепочками с карабинами, и расстёгнутой куртке Versace с молниями из белого металла, под которой черная майка подчеркивала накачанную грудь. Завершали ансамбль черные сабо на босу ногу. Марианна тоже оказалась во всем черном. Она была в короткой куртке с подвернутыми рукавами, облегающих брюках, делающих ее изящнее и стройнее, и полусапожках на каблуке, благодаря которым девушка казалась выше Антона, эту невыгодную разницу он нивелировал за счет стильно взъерошенных волос.

С полминуты они просто разглядывали друг друга в упор. Антон расхохотался, тронув ее за локоть.

— Признайся, ты была вне себя от ярости, да? Ты очень фотогенична, тебя решительно надо снимать! — улыбка исчезла с его лица, и он прищурил глаза. — Вообще-то, мне не нравится, когда на первом же свидании девушка напяливает черные очки. Это говорит о том, что она приготовилась быть неискренней.

— Что за наезд? Солнце на улице!

— Я только прошу снять очки, потому что хочу видеть твои глаза, — произнес он бархатным голосом.

Она молча убрала очки в сумку. Он встретил ее взгляд и рассмеялся как ни в чем не бывало.

— Что смутилась-то, я же не лифчик попросил тебя снять.

— Прекрати!

Он снова ее оглядел.

— Какой у тебя рост?

— Метр семьдесят шесть.

— Класс! Мне нравится, как ты выглядишь, особенно, как на тебе сидят эти брюки, они кричат о твоей сексуальности. Я тоже люблю одежду, которая подчеркивает мою сексуальность, — и выставил вперед гульфик.

— Ну, хватит меня смущать!

— Я хочу сказать, что ты молодец, можешь быть дерзкой! Кстати, как тебя называют в семье?

— Марьяша.

Антон оглядел ее, сдвинув брови.

— Не то.

— Что значит — не то?

— О! Придумал, как буду к тебе обращаться.

Марианна ждала, что он скажет, приготовившись рассердиться.

— Мэри Энн.

Она задумалась.

— Ну, что?

— Пока не знаю, — сказала она.

— Мэри Энн, позвольте предложить вам руку? — он улыбнулся, как сытый людоед, и выставил локоть, она приняла приглашение, и они зашагали к Дому Фотографии.

Антон испытывал полнейшее безразличие к черно-белым фоткам, но выдать себя было нельзя, сам пригласил, типа фотограф. Он бродил с ней, позевывая, по залам, перескакивая взглядом со снимка на снимок. Зато Марианна простаивала перед некоторыми работами по несколько минут. Его раздражал этот неподдельный интерес.

Антон взял ее за локоть и попробовал увести от фотографии, на которой была запечатлена молодая африканка с двумя детьми и с ребенком за спиной. Марианна удалялась, но продолжала смотреть на фото.

— Не можешь оторваться? — усмехнулся Антон.

— Я под впечатлением. В ней столько достоинства и красоты.

— И сиськи стоячие. Если простаивать столько времени перед каждым фото, придется поселиться здесь на месяц.

Марианна не ответила. Он отвел с ее лица волосы и увидел в глазах слезы.

— Что такое?

— Я не могу на это спокойно смотреть, — всхлипнула она.

На фото был тощий ребенок, взвешенный за тряпки на весах с крючком. Процедура причиняла боль, и он вцепился в тряпки ручонками.

— Это всего лишь фото, — сказал Антон. — Если б знал, что ты такая чувствительная, пригласил бы тебя на выставку кошек.

— Нет, нет. Я рада, что ты пригласил меня сюда. Никогда бы не подумала, что фотография может так воздействовать. Бедный ребенок, он борется, посмотри, так жаль эту кроху… Во всех этих людях достоинство. Это потому, что они живут подлинной жизнью, не такой, как мы. Нам, жителям мегаполиса, их не понять. Эти африканцы, индейцы, чукчи, нефтяники. Они настоящие, а мы словно куклы из папье-маше. А еще они красивые. Даже этот бедный ребенок.

— Красивая — ты.

Марианна шмыгнула носом и сдвинула брови.

— Нет, красивые они.

— Ты загрузилась. Сожалею, что заставил тебя заплакать.

— Я же сказала, что рада, что увидела эти фото, — она дотронулась до снимка и взглянула на Антона. — Ты понимаешь все это? Это круто, да? Настоящее искусство?

— Мэри Энн, хорош. Ты чересчур серьезно все воспринимаешь. Пойдем отсюда, а то эти фотки доведут тебя до истерики. Я-то развлечь тебя хотел.

—Ты же знал, как снимает этот Сальгадо!

— Знал, просто как-то... — он взял ее за руку и повел на улицу.

— Надо запомнить фамилию — Сальгадо.

Они пошли по Остоженке. Марианна молчала. Она очнулась от размышлений, когда Антон распахнул перед ней дверь «Ягуара». Села и посмотрела вокруг себя.

— А какого цвета салон? — спросила она.

— Слоновой кости.

— Я так и знала! Теперь перед глазами у меня будет стоять тот бешеный слон с фотографии.

— Цвет слоновой кости и слоновая кость — это разные вещи. Не волнуйся, в этой машине ни единого винтика из бивня слона!

— А чья это кожа?

— Ничья. Это кожзам!

Удачная шутка развеселила Мирианну. Антон включил музыку.

— Хочешь есть?

— Нет. Мне просто надо отвлечься, переключиться на что-то другое.

Антон взглянул на нее, что-то обдумывая, потом взял телефон.

— Дмитрич, здорово! Ты на работе? Если я через пару часиков подъеду? Можешь задержаться? Ради меня. Ты ж знаешь, компенсируем. Вдвоем, ага. Для начала, думаю, десяти минут будет достаточно, — он взглянул на Марианну. — Здоровая, конечно, противопоказаний нет. Все, едем.

— Здоровая — это о ком?

— О тебе, разумеется.

— В каком контексте?

— Как у тебя с сердцем?

— Нормально, а что?

— Ничего, раз нормально.

— Куда мы едем?

— Ты же сказала: хочу отвлечься.

— Ну, скажи!

— Это сюрприз.

— А при чем тут здоровая или нет?

— Узнаешь.

— Я должна знать!

— Все будет хорошо. Положись на меня.

— Я сейчас маме позвоню!

— Мэри Энн, не порть все, ладно?

«Ягуар» мчал их по московским шоссе, обгоняя машины как шашки. Белые полосы разметки вились и исчезали под колесами. Смуглая рука Марианны лежала на бедре. Антону хотелось накрыть ее своей и несильно сжать, но было еще не время. Пусть она первая дотронется до него. Они выехали на платную М-11, «Ягуар» будто летел над землей.

Марианна поняла, куда он ее везет, когда они подъезжали к Щекино. В небе кружились два легкомоторных самолета. От одного отделилась маленькая точка, и над ней раскрылся оранжевый купол.

— Ты хочешь, чтобы я прыгнула с парашютом! — воскликнула Марианна.

— Нет, круче!

— Что может быть круче?

— Без парашюта! — захохотал Антон.

— Прекрати издеваться! А ты меня спросил? Что у тебя за развлечения?! Садист! Ты всех девушек так развлекаешь?

Он улыбался от удовольствия.

— Приехали. Выходи!

— Никуда я не пойду! Буду сидеть в машине, пока не отвезешь меня домой!

Антон вышел, оставив дверь открытой. Навстречу ему направлялся невысокий седой мужчина в короткой коричневой куртке. Вокруг в ряд стояли тонкие и длиннокрылые летательные аппараты, похожие на белых стрекоз, — планеры.

Антон открыл дверь с ее стороны.

— Вылезай, тебя ждет сюрприз.

— Я боюсь твоих сюрпризов.

— За этот ты будешь мне благодарна.

Ее впихнули в планер на переднее сиденье, Антон устроился сзади. Видно было, что Марианне неудобно и страшно в неуклюжем мешке-парашюте. Маленький красно-белый самолетик, в который сел седой мужчина, стал удаляться и натянул трос. Планер накренился и тронулся с места.

— Ай! — крикнула Марианна и почувствовала на своем плече руку Антона.

Трос натянулся, планер выровнялся и стал набирать скорость. Когда они оторвались от земли, Марианна сказала:

— Дай руку, я боюсь!

И держала его за руку, пока планер набирал высоту. Солнце вспыхивало на закругленном стекле кабины. Планер покачивался, словно на волнах.

— Ну как? — спросил Антон.

— Что — как?

— Красотища?

— Не знаю… Я боюсь открыть глаза, — пробормотала она.

Антон потрогал ее лицо.

— Посмотри, глупенькая, я же с тобой…

— Ух ты…

Дома, деревья, дороги — все было мизерное, а по сторонам по соседству плыли облака. Заходящее солнце вспышками отражалось на стекле кабины.

— А где самолет? — пробормотала Марианна.

— Какой?

— Маленький самолетик, который тащил нас на веревочке.

— Улетел, пока ты сидела с закрытыми глазами.

— И теперь мы летим сами?

— Да.

— А! Господи, как страшно! — она замахала руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться. — Верни меня на землю! Мы же упадем!

— Нет, мы поднимемся выше! — Антон загоготал как конь.

Поймав встречный поток воздуха, он направил планер вверх. А потом на несколько секунд они оказались в состоянии невесомости.

— А-ай! — взвизгнула Марианна. — Мы падаем!

— Всего лишь обычная невесомость.

— Супер!

Когда они опускались, Марианна снова запаниковала, она смотрела в окно, причитала и закрывала лицо руками. А когда сели, и Антон помог ей выбраться из кабины и снять парашют, ноги ее подкосились, и девушка повисла у него на шее, едва не упав.

— Ну, как ощущения? — спросил Антон.

— Я еще не отошла от полета, но думаю, что, когда отойду, скажу, что было здорово.

На обратном пути Антон поинтересовался:

— Как ты?

Марианна сидела, склонив голову на плечо, она выглядела уставшей.

— Слишком много эмоций для первого раза.

— Как после бурного секса.

Ее щеки порозовели.

— Масса впечатлений, — она взглянула на него. — А ты не похож на фотографа.

— На кого же я похож?

— Фотограф бы побоялся летать на планере.

— Ошибаешься. Ради удачного кадра настоящий фотограф легко рискнет жизнью. Но я летаю не для кадров. Просто мне нравится.

— Ты человек, который умеет интересно жить.

— Это верно, мне нравится интересно жить. А ты? Как живешь ты?

— Мне особо не о чем рассказывать, — Марианна пожала плечами. — Моя жизнь — противоположна твоей. Никакого экстрима, все спокойно, размеренно. Институт, дом, подруги.

— На кого учишься?

— На телевизионного журналиста.

— Ого! Наверное, вокруг тебя рой парней?

— Да, но это не тот рой. Мне неинтересны прыщавые юноши, которые учатся со мной, они ведут себя как подростки. В них нет ни капли мужского и, думаю, вряд ли будет. Их интересы — компьютер и тачки. А ты за один день дал мне столько эмоций, сколько у меня и за год бы не накопилось.

Марианна жила на Тульской. Он проводил ее до квартиры, и они стояли и смотрели друг на друга. Марианна несколько раз вздохнула, Антон ничего не предпринимал, а она все не уходила. В итоге она поцеловала его в щеку и скрылась за дверью.

На обратной дороге, проезжая по Садовому кольцу, Антону понадобилось в туалет, и он свернул к Павелецкому вокзалу. Выйдя из машины, он боковым зрением ухватил силуэт женщины. Его глаза были чутким органом, выслеживающим добычу. На этот раз взгляд зацепился за желтую облегающую юбку. Женщина вышла из перехода и направилась к зданию вокзала. На чей-то вкус она показалась бы полноватой, а Антон любил таких женщин: широкобедрая, с симпатичными впадинками под коленями. Туфли на каблуке бодро выстукивали по плитке тротуара, светлые волосы были уложены на затылке. Надо было разглядеть, какова женщина спереди. Антон пошел за ней, увидел в профиль, ей можно было дать лет сорок пять. У нее оказалось весьма привлекательное лицо и приятная холмистость сзади и спереди. Женщина была одета в черную кожаную куртку до пояса, на шее повязано зеленое кашне. Рамка, турникеты, большое количество людей помешало подойти сразу, Антон шел сзади и ждал момента.

Она свернула к кассам дальнего следования, он тут же встал за ней. Часто бывало, что он обращал на себя внимание яркой внешностью и приятным парфюмом. И сейчас ждал, что женщина проявит интерес: едва заметным движением головы, боковым зрением. Ничего подобного. Она погрузилась в свои мысли и не замечала его. Когда подошла ее очередь, Антон услышал: «Сочи… один», — и все. Женщина убрала билет в сумочку и отошла от кассы. Ему пришла интересная мысль.

— Билет в то же купе, в котором поедет эта гражданка, — он положил паспорт в выдвижной ящик.

Кассир нахмурила брови.

— Сколько мест в купе свободны?

— Одно. Это вагон СВ.

Антон возликовал.

— Я покупаю.

Это был билет в вагон СВ на пятнадцатое мая на десять часов пятьдесят две минуты, «Москва — Адлер».

Антон позвонил Марианне на следующий день. Она обрадовалась его звонку, призналась, что под впечатлением от их встречи.

— Рад, что тебе понравилось. Мэри Энн, напоминаю, что мне хотелось бы поснимать тебя, — сказал он.

— Я готова, — она сделала многозначительную паузу. — Только без эротики.

— Не могу тебе этого обещать.

— Тогда я не поеду.

— Не набивай себе цену, ты же понимаешь, что в тебе все эротика.

— Я имела в виду, что, — она перешла на шепот, — не буду сниматься голой.

— Разумеется, но красивое белье придется надеть.

— В белье тоже.

— Прекрати спорить. Необязательно раздеваться до белья, оно может слегка выглядывать или просвечивать через одежду. Белье должно быть заметно на девушке, если не зима, конечно.

Антон заехал за Марианной на другой день после обеда, когда она уже пришла из института. Апрельский день выдался солнечным, но довольно прохладным. Марианна была в вязаной малиновой кофте, коротком платье с мелкими пестрыми цветочками, черных гольфах выше колен и кедах-конверсах. Бросила сумочку на заднее сиденье и села вперед. На шее и запястьях у нее были бусы и браслеты из крупных цветных бисерин.

— Прикольный стиль, тебе идет, — оценил Антон, прежде чем нажать на газ.

Марианна улыбнулась. Антону показалось, что она рассчитывала на поцелуй в щечку, но он воздержался.

— Где находится твоя фотостудия?

— У меня дома!

Всю дорогу она сыпала вопросами, а он отшучивался. Когда «Ягуар» остановился у забора из красного кирпича, Марианна притихла. Ворота открылись.

— Это твой дом? — пробормотала она.

— Да, я тут обитаю, так что извини, если найдешь мою пещеру не очень уютной.

— Вау! — Марианна разинула рот, когда он открыл перед ней дверь. — Это просто дворец!

— Всего лишь среднестатистический замок.

Она остановилась посреди залы и смотрела вокруг. Все четыре стены на уровне человеческого роста были уставлены фотографиями: снимки природы, городских пейзажей, но в основном девушек, самые разные, из которых эротических оказалось всего несколько, и без намека на порнографию. На двух девушка была с парнем. Все фотографии были на подложке в раме и находились на специальных деревянных витринах. В середине стоял большой белый фон, два софтбокса и зонтик.

— Пары тоже снимаешь?

Ответа не последовало. Марианна обернулась. Антон куда-то исчез.

— Антон, ау!

— Просто мне показалось, что здесь он кстати. Попросил попозировать знакомого гея. Он модель, — ответил Антон, появившись из-за угла.

Марианна бродила по огромной зале, рассматривая и фотографии, и интерьер. Антон подвинул на середину залы большое мягкое кресло и включил освещение.

— Теперь я не удивляюсь, почему ты так выглядишь. Ты металлист и во всем придерживаешься этого стиля.

— Надень это, — сказал он, протянув ей светлую шляпку с красной лентой и бутоном.

— Зачем?

— Это вишенка на торте.

Она вертела шляпу в руках, а он уже начал снимать, направив на нее профессиональную фотокамеру. Марианна вскинула на него глаза, но Антон жестом показал, чтобы она не обращала на него внимания.

— Надень, — повторил он и сделал несколько шагов назад, оценивая, каким получится кадр.

Марианна надела шляпу, покрутилась, словно начала танцевать, но вдруг стала серьезной и взглянула на него мягкими умными глазами, спрятанными в тени широких полей шляпы. Антон защелкал камерой, словно застрочил из автоматической винтовки.

— Теперь сядь.

Она нашла глазами кресло, подошла, покачивая бедрами, и опустилась в него, расправив юбку и положив ногу на ногу. Прозвучал еле слышный щелчок, и на окна опустились бордовые шторы. Марианна взялась за поля шляпки, словно боялась, что налетит ветер и сорвет ее.

Послышалась музыка, сначала словно в отдалении, неотчетливая, она постепенно нарастала, превращаясь в тяжелое гитарное звучание. Марианна немного растерялась, а Антон все снимал. Наконец на мощный риф наложились бас и ударные, от которых задребезжали рыцарские побрякушки.

— Не сиди, двигайся! — скомандовал Антон.

— Как?

— Как-нибудь, почувствуй музыку!

— Не знаю, — она пожала плечами.

— Для начала выкинь эту дурацкую шляпу!

Она швырнула ее, словно пустив по ветру, и взъерошила прическу.

— Здорово, Мэри Энн! — крикнул Антон. — Сними кофту!

Марианна сняла кофту и бросила на пол, потом стала дурачиться, изображая какой-то невиданный танец, видимо, так предполагалось танцевать под «металл». Антон снимал ее со всех ракурсов, то приближаясь, то отдаляясь. Он швырнул Марианне черную тряпку. Это была майка.

— Надень!

— Чье это? — воскликнула Марианна.

— Она новая, я купил ее для тебя. Надевай!

Она взглянула на Антона и с таким видом, будто он вынудил ее это сделать, сняла платье. На ней был розовый лифчик с ровными круглыми чашками и розовые трусы. Марианна перехватила взгляд Антона, он спрятался за камерой и продолжил снимать. У нее была прекрасная фигура. Марианна потопталась в кресле, мотая майкой, потом надела ее, едва натянув до пупка. На майке была нарисована хэви-металлическая «коза».

Марианна старалась смотреть Антону в глаза, изображая взгляд роковой женщины, но ей не хватало дерзости, и она отводила взгляд, едва выдерживая несколько секунд. Ей шел этот образ. Она то ли танцевала, то ли дурачилась, гуляя вокруг кресла, выгибаясь и поднимая ноги. Причем делала это не вызывающе и не старалась выглядеть как можно сексуальнее, у нее это получалось естественно. Стоило ей наклониться или задрать ногу, как Антону хотелось положить камеру и наброситься на нее. Она сняла со стены кинжал, повертела его и, направив лезвием вверх, провела по нему языком. Эта фантазия возбуждала.

После съемки они сидели за компьютером и отбирали удачные снимки. Потом ели пиццу, пили кофе. Марианна надела шляпу с лентой и сидела в ней. Не надо было быть фотографом, чтобы увидеть в этой девушке прирожденную модель. Получилась уйма удачных снимков. Ее лицо передавало малейшие оттенки эмоций: неуверенности, испуга, радости, озорства, задумчивости. Все это при наличии сексуальной фигуры делало фотографии очень красивыми.

— Что ты собираешься делать с моими фотками? — спросила Марианна.

— Они твои, Мэри Энн. Поступай с ними как знаешь.

— Можешь отправить их в какой-нибудь журнал?

Их взгляды пересеклись, Антон увидел в ее глазах мечту каждой девчонки увидеть себя на обложке модного журнала. Антон уставился в ее прекрасные карие глаза. Ему захотелось признаться, что никакой он не фотограф и не имеет связей в журналах, а весь этот маскарад только для того, чтобы затащить ее в постель. Для журнала ведь мало иметь фотогеничную внешность, красивых девушек в России полно, надо иметь что-то еще.

— Хорошо, — сказал он.

— Я тебе очень признательна! — она обняла его. — А в какой журнал ты меня отправишь?

— В самый лучший. Давай об этом потом поговорим. У тебя есть все шансы стать моделью, но кого печатать, решаю не я, а журнал, поэтому продолжим этот разговор, после того как получим ответ, ладно?

Закончив с портфолио, они еще долго болтали. Марианна провела у него оставшуюся часть дня в футболке и трусах, делая вид, что стесняется, натягивала футболку как можно ниже — до пупка, при этом разводя колени. Она была очень в его вкусе, и ему нравилось, как она привлекает к себе внимание. Антон видел, что может трахнуть ее в любую минуту, но этого было недостаточно. Помня завет Саши Перца, он решил, что не дотронется до нее, пока не почувствует, что завладел душой.

Антон страстно хотел эту красивую телку, но терпел, прикладывая усилия, чтобы не выдать себя. Он сидел на диване в метре от нее, с расстегнутой на джинсах пуговицей, и шевелил голыми пальцами, демонстрируя безупречный педикюр. У него встал член, и он как бы ненароком поправил его, сделав так, чтобы тот отчетливее выделялся. Видел, что она делает усилие, чтобы не взглянуть на него. Когда Антон обмолвился, что отвезет ее домой, Марианна сразу выдала себя, расстроившись, и этим дала понять, что рассчитывала провести с ним ночь. Она бросила на диван шляпу, потом майку, надела свою одежду и сказала, что ей пора. Когда они ехали, спросила:

— Антон, все нормально?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Не знаю… Просто было весело, мы болтали… И вдруг ты говоришь, что отвезешь меня домой. Спасибо, конечно, но мне это показалось немного неожиданным.

— Мэри Энн, все хорошо. Просто вся неделя у меня прошла кувырком, было много встреч, поездок, и я чертовски устал. Мне было бы стыдно неожиданно вырубиться.

— Мы же столько кофе выпили.

— Вот именно. Столько кофе и никакой бодрости. Мне надо хорошенько выспаться. Вот и все.

Когда он довел ее до двери, она страстно поцеловала его, закрыв глаза и прижавшись всем телом.

— Когда будешь дома, обязательно позвони!

— Хорошо, Мэри Энн.

— Не забудь, я буду ждать.

На обратном пути у него было ощущение, будто у них уже все случилось и теперь она его элтээрка и рассчитывает на долгие отношения, а может, и на что-то большее. А ему совершенно не нужна такая связь, не нужно ее внимание, которое обещало быть назойливым. По-хорошему надо было прекратить это в самом зародыше, но разве мог он отступить, не трахнув такую телку.

Вернувшись домой, Антон действительно тотчас уснул и продрых до половины одиннадцатого. Приняв душ и позавтракав, позвонил знакомому фотографу и заказал срочный портрет, отправив по электронной почте фотографию Марианны. Он провалялся в постели до обеда, посмотрел пару глупых боевиков, сходил в качалку и, чувствуя, что кровь забродила, позвонил Марианне.

— Мэри Энн, я хочу, чтобы ты приехала, — сказал он сладким голосом.

— Да? — она еле сдержала радость. — Чем займемся?

— Мм... хочу снимать тебя, — он выделил интонацией слово «хочу».

— Ты заедешь за мной?

— Я выпил вина. Возьми такси, я заплачу.

— Хорошо, — сказала она.

— Надень лосины или что-нибудь нескромное. Или просто захвати с собой. На этот раз тебя ждет откровенная фотосессия.

Марианна не сказала ни слова. Когда приехала и вошла в залу, она увидела собственный портрет, на котором была в шляпке с красной лентой и бутоном, у нее были огромные немного грустные глаза, мягкий овал лица. Портрет стоял в окружении фотографий, которые она видела вчера, он был больше всех и направлен на входную дверь. Сразу бросился в глаза, как только она вошла, Марианна чуть не заплакала. Антон встретил ее в накинутой на голое тело бледно-лиловой рубашке с расстегнутыми рукавами и ярко-синих джинсах с низкой посадкой и, как всегда, расстегнутой пуговицей, было видно, что трусов на нем нет.

На улице шел дождь. Марианна была в короткой куртке-дождевике, темных облегающих брюках и кроссовках. Волосы были взлохмачены, но взлохмачены со вкусом.

— У тебя новая прическа, Мэри Энн? — спросил Антон.

— Называется «Гаврош». Подойдет для фотосессии?

Он взял ее за руку и повел в спальню.

— Я пойду за фотокамерой, а ты пока надень лосины или что ты там припасла? Надеюсь, ты понимаешь, что наличие белья на этот раз необязательно?

Когда Антон вернулся, у него на шее висела камера, а в руках была бутылка вина и два бокала. Он был по пояс голый и вместо джинсов на нем были лосины. Марианна сидела на краю постели, она была в черных трикотажных лосинах и бордовой кофте с закрытой шеей и декольте, в котором очень выгодно смотрелась упругая грудь. У Марианны были ярко-красные губы и красные ногти. Она сидела боком к нему, положив ногу на ногу. Он четко видел линию груди с выступающим соском. Антон включил яркое освещение, направленное не сверху, а сбоку, — тени сделались четкими и контрастными.

Марианна повернулась и увидела направленную на нее камеру. Антон начал снимать, обходя ее и делая снимок за снимком, пока не сделал круг, остановившись перед ней. Положил камеру на столик, взял бутылку и бокалы, вытащил пробку зубами и выплюнул на пол. Вино забулькало, наполняя бокалы. Он встал перед девушкой, чтобы она увидела, что он тоже без трусов, подтянул тесные лосины, чтобы выделился член, потом сделал глоток и взялся за камеру. Она посмотрела на его член, и ее губы открылись. Антон дал ей бокал с вином.

— Не выпускай бокал из рук, представь, что мечтаешь о чем-то или о ком-то…

Марианна залезла на кровать с ногами и осторожно, чтобы не выплеснуть вино, легла. Она развела бедра, лобок округлился и выпятился, сквозь лосины четко просвечивала аккуратная впадина влагалища. Лицо и впрямь сделалось мечтательным, она хлебнула вина и улыбнулась, запустила пальцы в волосы и взъерошила их. Обтянутые лосинами бедра сводились и разводились, открывая широкий зад. Антон потрогал себя внизу.

Марианна посмотрела на его член, допила вино большими глотками и поставила бокал на столик. Села на пятки к нему спиной и повернула голову в профиль — получился отличный кадр, у нее была грациозная шея и фигура «гитара». Потом повернулась к нему и стала трогать себя за грудь, соски по очереди вываливались из декольте. Она села на корточки, прижавшись спиной к стене, закрыла глаза и прикусила губу. Впечатляющий кадр. Раздвинула колени и погладила себя между ног.

Карие глаза томно смотрели в камеру, пухлые губы открылись, лосины между ног стали влажными. Антон чуть не выронил камеру. Марианна легла на спину и стала гладить себя, судорожно сжимая бедра. У нее была красивая рука, и она красиво мастурбировала.

— Засунь руку в лосины, — прошептал Антон.

Она тут же выполнила приказ, раздвинув ноги. Он взял ее свободную руку, положил себе на торчащий, обтянутый лосинами член и стал снимать крупным планом, как ее дрожащие пальцы трогают его. Он лег на девушку, и они стали тереться телами, чувствуя друг друга через ткань, она нашла его губы и закрыла глаза.

От возбуждения мутился рассудок. Антон сполз на пол на колени и притянул ее к себе. Запахло ее телом. Он стянул с нее лосины, потом с себя, вставил во влагалище член и медленно засунул поглубже. Ее взор затуманился, изогнулась бровь, очевидно, было немного больно, но через секунду она застонала от удовольствия и веки ее опустились. Он стал трахать ее, продолжая снимать.

— Ты классный! — выдохнула она.

Антон ответил яростными толчками. Они трахались до утра, он снимал ее во всех позах, с членом во рту, снимал ее прекрасное лицо в мутных каплях, как она лижет член… А на другой день выложил видео на форуме пикап сообщества, и все написали, что он достойный член, и признали, что он сделал крутой фаст со стопроцентной девяткой. Некоторые советовали перевести Марианну в разряд ЛТР.

Антон прочитал восторженные отзывы, пересмотрел выложенные им видео и понял, что ничего не испытывает ни к Мэри Энн, ни к завистливым признаниям собратьев по цеху. В душе было пусто, как в покинутом доме. Он прошелся по комнатам своего замка, посмотрел в зеркало. Любой бы мечтал о любви такой девушки, как Марианна, а ему она была не нужна.

На свою первую лекцию по пикапу Антон собирался как на съем статусных телок. Красная рубашка в «огурцах» с расстегнутым на три пуговицы воротом, черные обтягивающие джинсы, длинноносые туфли, ремень с пряжкой в виде черепа, браслет, часы, туалетная вода — все дорого и со вкусом. Волосы он собрал в хвост, оставив одну прядь, которую приходилось то и дело убирать с лица. Он делал это красивым движением, которое натренировал перед зеркалом.

В аудитории сидело человек пятнадцать в диапазоне от вчерашнего школьника до тридцатипятилетнего мужика. Все уставились на него, слишком уж ярким он был. Антон повернулся к аудитории, засунув большие пальцы в карманы джинсов, и сказал:

— Здорово, парни! Я Антон — ваш тренер по пикапу.

Он смотрел на них, и в каждой паре глаз видел что-то нуждающееся, овечье. Каждый смотрел на него с надеждой. «Неужели и я так выглядел, когда пришел в пикап? » — подумал он. Хотелось взять кнут и хлестать по их глупым физиономиям.

— Начну с вопроса: зачем вам пикап?

Аудитория погрузилась в молчание. Затем поднялась рука.

— Я испытываю проблемы с девушками. Не могу подойти и познакомиться.

— Понятно, — Антон показал на другую руку. — Пожалуйста.

Парень набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Мне просто хочется чпокать телок.

— Как? Чпокать телок? Этому учат не здесь.

Все засмеялись.

— В смысле — снимать их.

— А, тогда другое дело, — Антон показал еще на одну руку. — Следующий!

— Однажды я сидел в кафешке, а напротив сидела девушка с чуваком, — начал рассказывать парень с полузакрытыми веками, похожий на человека, которому хочется спать. — Мне кажется, он был боксер, у него вмятина на носу. Она мне делала знаки, кажется, я ей понравился, но я не смог придумать, как к ней подойти, чтобы не заметил боксер. Так она с ним и ушла.

— Мне кажется, — спародировал его Антон, — тебе надо записаться на бокс, чтобы ты не боялся отбить девушку у боксера.

Снова смех.

— Дальше!

— Я хотел бы поучиться, как обращаться с женщинами, чтобы производить на них впечатление, но есть проблема: мне кажется, что пикап аморален. Убедите меня, что я неправ, и я останусь на тренинге. В противном случае мне придется уйти, — сказал парень в очках с толстыми линзами.

Антон присел на стол на левую ягодицу.

— А что такое мораль, можешь объяснить? — спросил он.

— Это понятия, что такое хорошо, и что такое плохо, — сказал парень.

— Кто их устанавливает? Кто дает тебе правила, что хорошо и что плохо?

— Общество.

— Общество состоит из людей, и у каждого свое мнение. Государство ограничивает тебя законами, если ты нарушишь их, государство даст тебе по башке. А то, что не входит в рамки закона, находится в твоей воле: решай и поступай по своему усмотрению. Исламское общество запрещает пить, но разрешает многоженство, а христианское общество запрещает многоженство, но разрешает пить. Как же поступать? На мой взгляд, ответ очевиден: решай сам. Что плохого в том, чтобы трахать женщин? Они сами хотят, чтоб их трахали. Здесь тебя научат, как стать интересным, производить впечатление, чтобы разделить с женщиной радость секса. Что ты будешь делать с ней после, зависит от тебя. Так вот, пикап не аморален, моральны или аморальны вы, а пикап — просто инструмент. Помните, как говорил Абдулла в «Белом солнце пустыни»? Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого его не окажется в нужное время. Так и пикап. Сейчас вы тэфээны — типичные фрустрированные неудачники, вы стоите перед телкой, которая вам нравится, и не знаете, что делать. А когда станете ДЧ — достойными членами сообщества пикаперов, у вас не будет этой проблемы: окажись вы перед той же телкой, вы будете знать, что делать, чтобы она вам дала. А трахните вы ее или откажетесь от этой затеи, останется целиком на вашей совести, пикап к этому не будет иметь отношения, как пистолет в руке человека, который решает: убить или не убить. Дело в человеке, а не в пистолете. И так всегда. Просто мораль и пикап разные вещи. Таков мой ответ: останешься ты с нами или не останешься, нам наплевать.