Пелагогическая поэма

(Дидактическая быль)

1.

Амалия Гавриловна шла пружинистой походкой, слегка согнувшись в корпусе, по коридору в свой любимый 9 «а», слегка волнуясь, несмотря на то, что ее педагогический стаж составлял на этот период уже, почитай, как десять лет. Приземистая, крепкая, кряжистая, и в то же время удивительно женственная, она до сих пор входила в класс  с таким же волнением, с неким постыдным мандражем, с каким выходит каждый раз на сцену заслуженный артист, или разрезает живую плоть светило мировой хирургии. Такой же мандраж испытывает кадровый металлург, подходя к мартену. ли чемпион мира по боксу, выходя на ринг для подтверждения звания, или опытная проститутка, снимая чулки перед сопливым, покрасневшим от вожделения, мальчишкой. Амалия Гавриловна прекрасно, с присущей ей добросовестностью и усердием, подготовила новую тему, как всегда снабдив ее уникальным сопроводительным материалом.  

- Здравствуйте, дети! – сказала она, создав на лице чарующую голливудскую улыбку, едва только за ней закрылась дверь и тут же сверху на нее посыпалась какая-то труха, мусор, бумажки, бычки. Кто-то изощренно пристроил над дверью мусорное ведро, которое через секунду с грохотом упало рядом с нею. Раздался мощный взрыв искреннего детского смеха.

- Верзухин! Выйди из класса! – сказала она твердым голосом, еле сдерживая слезы обиды, решительно стряхивая бычки с плеч, с розовой кофточки, одолженной специально для сегодняшнего урока у химички Евдокии Васильевны, с коей она с некоторых пор пребывала в приятельских отношениях.

- Это… Это… Это не я! – скорчившись от удушающего смеха, выдавил из себя Верзухин, второгодник и бретер. – Клянусь группой «Звери», не я!

Амалия Гавриловна посчитала в уме до сорока, успокоилась. Привела себя в порядок, поправила прическу, припудрила носик, подошла к столу и открыла журнал. Но передумала проверять  присутствующих, поскольку хотела успеть прочитать материал.

- Друзья мои, - начала она, - Сколько слов включает ваш обычный повседневный словарь? Тысячу? Десять тысяч? Людоедка Эллочка из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», если вы помните, обходилась все навсего тридцатью словами. А словарь Пушкина насчитывает примерно 20 тысяч слов. Верзухин, оставь в покое Галину... Мы употребляем не все слова русского языка, но большинство из них мы понимаем! Таким образом, можно говорить об активном словаре и пассивном!

- У нас Губарев - пассивный словарь! – ляпнул с задней парты Верзухин, записной острослов. И, разумеется, весь класс буквально покатился со смеху. Отличник и тихоня Женечка Губарев, кудрявый женственный мальчик, у которого контрольные работы списывал весь класс, покраснел, как рак.   Амалия Гавриловна  сжала губы от негодования: она знала, угомонить Верзухина будет невозможно.

- Разберем для примера знакомые строчки Александра Сергеевича Пушкина:

Ямщик сидит на облучке

В тулупе, красном кушаке…

Сегодня мы редко говорим «облучок», «ямщик», «кушак», однако все понимаем, о чем идет речь. Причем, если мы понимаем, что «кушак» это пояс, то слово «облучок» для многих будет непонятно. Вот Верзухин, ты знаешь, что такое «облучок»?

Амалия Гавриловна  любила время от времени подключать кого-то из ребят к творческому процессу освоения материала.

- Облучок, это когда ты покурил сигаретку и кому-то оставил облучок.

Класс снова зашелся в смехе. «Из него получился бы неплохой артист «Аншлага» », подумала с грустью Амалия Гавриловна.

- А кто-нибудь знает, что такое «облучок»?

Женя Губарев несмело поднял руку.

- Скажи, Женя!

- Облучок, это возвышенное место на козлах, специально устроенное для удобства управления экипажем, где сидит ямщик, кучер, возница.

- На козлах! – рассмеялся Верзухин, - Кучер на козлах! Не повезло козлам!

- Замечательно, Женя. Умница. – похвалила Амалия Гавриловна. «Надо поставить ему еще одну пятерку! » решила она. Амалия Гавриловна  подошла к столу, открыла журнал и села на стул и тут же вскрикнула от боли. Словно тысячи иголок вонзились ей в зад. Она испуганно подскочила на полметра вверх, непроизвольно испуганно пукнула, и, не удержавшись, нелепо упала со стула на пол, безвольно разбросав в стороны стройные ноги.   Класс снова закатился безобразно громким, истерическим хохотом. Подбежал Женя Губарев и помог подняться повергнутой, униженной и оскорбленной Амалии Гавриловне. Кряхтя, и постанывая, поднялась она на   ноги. Только сейчас учительница заметила тонкие проводки, тянувшиеся от розетки к стулу.

- Спасибо, Женя! – чуть слышно произнесла она, мысленно, чтобы успокоиться, посчитав до сорока пяти, - Ну! И кто это сделал? – спросила она, вынимая вилку из розетки. Руки ее дрожали. Несколько вольт электрического тока все еще блуждали по ее молодому телу.

- Не я, Амалия Гавриловна! – крикнул с задней парты, давясь от смеха, Верзухин, одновременно щупая под партой набухшую вульву соседки, толстушки Гальки Сосуевой.

- Это Губарев!

Но Амалия Гавриловна  знала точно, что отец Верзухина - потомственный электрик, и его дед по материнской линии даже принимал участие в разработке и реализации плана ГОЭРЛО.  

2.

Дверь в класс неожиданно растворилась, и на пороге возникла плотная фигура директора школы Батруддина Степановича. Лысый, пузатый, он весь излучал гнев и негодование.

- В чем дело, Амалия Гавриловна? – спросил он, пронзив бедную учительницу свирепым взглядом, - Что тут у вас за «Камеди клаб»?   Что у вас за прическа?  

- У нас тема сегодня просто такая… Пассивный и активный словари… - жалко оправдывалась Амалия Гавриловна, поправляя восставшие от удара током дыбом волосы.

- Зайдете ко мне после уроков! – строго сказал он и, громко хлопнув дверью, удалился. Амалия Гавриловна слышала стук его шагов, и горечь растекалась по ее молодым, еще не увядшим членам. «Опять! Я думала, что он отстал уже от меня! ».

Весь мир, словно сговорился против нее. Но надо жить. Теперь, она знала: как! У нее была ясная и четкая цель в этой жизни. Амалия Гавриловна  прокашлялась, красивым движением головы откинула со лба  непокорную прядь, и спросила:

- На чем я остановилась?

- На облучке Амалия Гавриловна! – подсказал Женя Губарев.

- Итак: как мы уже отметили, слова «облучок», «ямщик», «кушак»  не входят в активный словарь современного человека.    Но слова, которые он не употребляет, но тем не менее, узнает в тексте, составляют его так называемый пассивный словарь. Мы в повседневной жизни не употребляем такие слова, как мансарда, трансмиссия, око, ланиты, чресла, лядвеи, цейхгауз, обаче, мытарь, дефекация, присно, брашно, басурманин, яко…

- …«Жопа» - не удержался от подсказки с места Верзухин. Класс словно ожидал этой выходки и буквально взорвался от смеха.

Ох! Недолго тебе осталось, басурманин, лицедействовать! Ох, недолго!

Конец лекции она провела без подъема, без свойственной ей задоринки, делавшие ее выступления обычно похожими на телевизионные ток-шоу.

- По мысли немецкого ученого Герберта Пауля, грамматическая категория представляет собой окаменелую психологическую. В языке почти всегда допускается асимметрия между значением и его выражением, которая возникает в процессе языковой эволюции… Что за чччччерт! Дьявольщина! Забодай меня комар! – воскликнула она, когда ей в глаз попала метко выпущенная из трубочки застывшая жвачка. Она успела заметить, как Верзухин отбросил в сторону трубочку от коктейля. Сомнений быть не могло: она прекрасно знала, что прадед Верзухина, по материнской линии, был Ворошиловским стрелком, и имел наградной маузер и красные революционные галифе, врученные ему лично  Янисом Луцисом. Прозвенел звонок. Класс сорвался со своих мест и безумной толпой ринулся штурмовать двери. Амалия Гавриловна в бессильной ярости сжала кулаки, так что побелели костяшки пальцев.  

3.

- Ну-с, что же мы будем делать с вами? – спросил директор, не поднимая головы, с неубедительным артистизмом провинциального актера, делая вид, что страшно занят бумагами. Амалия Гавриловна  стояла перед этим маленьким, смешным, старающимся казаться значительным и всесильным, коротконогим Урфин Джюсом, опустив голову, как провинившаяся первоклассница.

- Вы – педагог, а не клоун! Понимаете, вы это или нет, Амалия Гавриловна?   – строго выговаривал Батруддин Степанович, стукнув кулачком по столу, отчего подпрыгнул бюст Макаренко. – Вы должны держать дистанцию с учениками! Вы выглядели сегодня в своей панковской прическе по-крайней мере нелепо! Вы хотели, видимо, опуститься до их уровня? Так? Чтобы найти с ними контакт? Но не опускаться надо, а самих учеников поднимать до своего уровня! Именно, силой своих знаний, силой своего слова! Ведь вначале было слово! Слово способно сдвинуть горы!

Он пружинисто вскочил из-за стола. Торопливо прошел к двери и повернул ключ.

- Не надо! – с тихо мольбой обратилась к нему Амалия Гавриловна.

- Надо, матушка, надо! Мы с вами педагоги, и прекрасно знаем, что иногда надо применять и кнут и пряник! Потому что с вами иначе нельзя. – он дрожащими руками расстегивал застежку на ее юбке, - И гуманизм Сухомлинского не всегда уместен в современной педагогической методике. Я долго терпел. Но и моему терпению приходит конец. Иначе вы не понимаете! Быть может вы хоть так поймете… Ага… Во-во… Вот так вот…

Амалия Гавриловна, глотая слезы, давясь от рыданий, еле сдерживая рвоту, подчинилась педагогическому произволу.    Чтобы забыться и не дать волю чувствам, она тихонько читала танки своей любимой Рубоки Шо

Трепещут бедра

Как уха-плясунья

Одной рукой я бедра раздвигаю

Другой пытаюсь растегнуть наряд

4.

- Идите, и, никогда, слышите, никогда, больше так не делайте! Я имею в виду сегодняшний урок – уточнил Батруддин Степанович, застегивая ширинку и задумчиво глядя за окно, где уже вовсю шел дождь,. – И пригласите ко мне Дусю… То есть, Евдокию Васильевну. Она сейчас в 7 «б».

Пошатываясь, шла Амалия Гавриловна  по коридору, обуреваемая праведным гневом. Неожиданно, словно черт из табакерки, перед ней возник Ишиас Бахрамов, учитель физкультуры.

- Амалья! Вы прекрасны! Иди быстро сюда! У меня «окно»!

- Пусти, скотина такая! – скрипела зубами Амалия Гавриловна, -  Отпусти, гад! Кофточку порвешь! Она не моя… - Но, изнуренная бессмысленным и бесконечным сексом с директором, ничего сделать против крепкого Ишиаса,   не могла. Через час пятнадцать, поднявшись с «матов», она сплюнула горькую слюну, поправила свои одежды и, проклиная все на свете, поплелась к выходу. Физрук словно с ума сошел, все порвал ей внутри. Да еще, гад такой, умудрился кончить ей в рот, скотина такая. Она уже представляла себе как отомстит этому безумному чурке, гастербайтеру.   Возле раздевалки к ней подошел бывший слесарь-сборщик, а ныне учитель труда Павел Кузьмич.

- Я все видел! – прошептал он ей на ухо, обдав миксом ароматов чеснока, чипсов, борща, чебурека, пива и говна. – Пойдем со мной, и никто ничего не узнает…

Все произошло мгновенно. Ошеломленная Амалия Гавриловна,   не успела опомниться, как в мгновение ока оказалась повергнутой на столярный верстак чреслами и лядвеями вверх. Слезы стекали по ее ланитам.

Школа уже опустела. Амалия Гавриловна  шла по пустынным коридорам. Она заперлась в кабинке преподавательского туалета и дала волю слезам. Нет! Я не должна распускать нюни! – сквозь сжатые губы шептала она. Осталось немного! Чуть-чуть! – говорила она себе. Она вспомнила свое детдомовское детство, директора-педофила, щедро уступавшего ее своим друзьям из министерства образования. Одному Богу исвестно, сколько ей пришлось вытерпеть  боли и унижений. Неожиданно в соседней кабинке она услышала какой-то еле уловимый шум. В дырочке, проделанной в стенке кабинки, она заметила чей-то глаз, пристальный, цепкий  взгляд которого был прикован к ее чреслам. Амалия Гавриловна  ловким и метким ударом пальца ткнула в дырочку, почувствовав, как палец уткнулся во что-то мягкое, но упругое.

- Ой! Бля-я-я-я-я-а-а-а-а-а! – взвыл тонким голоском кто-то в соседней кабинке.   Амалия Гавриловна  быстро вскочила со своего стульчака, натянула колготки. Ударом ноги она вышибла дверь соседней кабинки. На полу лежал, схватившись за лицо и корчась от боли, учитель пения, Кондратий Нунахович Кобыльев, тихий, безобидный виолончелист, стеснительный и вежливый в обычной жизни.

- Вам больно? – склонилась над ним Амалия Гавриловна, сердце ее разрывалось от жалости.

- Нет! – язвительно ответил Кобыльев, - Мне по кайфу!

Амалия Гавриловна  отвела его в учительскую, промыла глаз. Глаз стал красным, и все время слезился.  

- А ладно, все равно уж… - подумала она рассеянно, когда учитель пения, тяжело дыша, словно втаскивал пианино на десятый этаж, неловко пытался стащить с нее колготки….

Сегодня она, как обычно, покидала школу последней. Сторож Изральич, шаркающей походкой недовольно плелся открывать ей входную дверь.

- Когда вы только наебетися… - недовольно бурчал он.

- Что вы такое говорите? – воскликнула устало  Амалия Гавриловна, не имея уже сил возвыситься до хорошего скандала.

- Да уж иди, иди, дальше ебися, мокрощелка! – добродушно похлопал ее по уставшим ягодицам добрый старик.  

5.

Солнце спряталось за крышами домов.

Но для Амалии Гавриловны  день еще не закончился. Через два часа она  уже была в додзе. Совершив поклон  в сторону токонама, переоделась в белоснежное «дзюдо - ги». Сэнсэй Аромато Бухэ,   встретил ее с улыбкой ясной на лице в положении сэйдза.

- Кецукэ! – рявкнул он. Амалия Гавриловна  тут же приняла позу сэйдза.

- Не надо, прошу вас, сэнсэй! – взмолилась она, когда почувствовала, как учитель перевел ее в партер. – Я так сегодня устала!

Но сэнсэй был неумолим.

-_ Кесике мудико яйко дзюдзюцу нихуя! – жестко ответил он.

Все было нипочем этому гибкому, тренированному толстячку из Бишкека. Еще мальчишкой приехал он в Москву. Сначала ремонтировал квартиры, подметал дворики в Басманном переулке, потом работал охранником в детском саду, подсобным рабочим в ресторане «Казацкая сакля», потом вкалывал носильщиком на Казанском вокзале, служил в театре Вахтангова, потом пахал проводником фирменного поезда «Кузбасс», затем работал сержантом  милиции, потом бегал разносчиком пиццы, «бомбил» по ночам на своей «копейке». Одно время работал жиголо в ресторане «Долс», пахал мейчендайзером в магазине «Копеечка», торговал стеклорезами и ваксой в электричках, был распространителем косметики «Мэри Кэй», пел в церковном хоре, танцевал эрегированный стриптиз в ночном женском клубе, и только уже потом стал сэнсэем. Еще в детстве его батя, президент Азиатской ассоциации дзюдзюцу, обладатель шестого кю, рокю Калым Бухэ, заставляя его тренироваться по шесть часов в день, говаривал:

- Трудись, сынок! Когда-нибудь тебе это пригодится!

Батя как в воду глядел. Не прошло и двадцати лет, как Аромато Бухэ пришлось вспомнить свои боевые навыки, Устав от постоянных перемен видов деятельности к старости Аромато решил уйти на покой, вспомнил слова старого рокю, и открыл школу дзюдзюцу.

- Момо дзедан гидан кеси кин тэкуби! – только и знал, что приговаривал сэнсэй у нее за спиной. Чтобы как-то отвлечься от боли в в глубине нефритовых губ, Амалия Гавриловна читала шепотом танки любимой Рубоки Шо:

В яшмовой комнате

Зеркало чудится мне

О призраки-воспоминанья

Поник нефритовый ствол

Наконец сэнсэй запыхтел за спиной, сильнее сжал ее бедра и закричал во всю свою луженую глотку:

- Матэ-э-э-э-э-э! Ямэ-э-э-э-э-э….

Когда-то давно, пять или семь лет тому назад, после первой такой разминки он сказал ей слова, которые она запомнила на всю жизнь.

- Быть сэнсэем значит много большее, чем обучение только техническому аспекту дзюдзюцу!   Быть хорошим учеником – значит оставить все свои личные проблемы за порогом додзе!

Потом они вместе с сэнсеем в течении часа отрабатывали нагэ и ката. Пару раз она удачно провела кудзуси и бросила своего пухлого сэенсея на пол, так что зазвенели стекла на окнах.

_ Ни *** себе! – кряхтел сэнсэй, поднимаясь с пола и потирая поясницу. Полчаса посвятили методике рандори. Работа с шестами бо и дзе, манрике кусари, заняла еще час.

- Ты уже работаешь лучше меня, девочка моя, - стонал  Аромато Бухэ, стараясь унять кровотечение из пробитого кастетом яварой глаза, пока Аамлия Гавриловна отрабатывала в одиночку технику падения и защиты сутеми и укэми (кувырки и страховки). – Ты уже можешь приступать к воплощению своего замысла.

В завершении тренировки, сэнсэй по старой японской традиции, в соответствии с принципами духовности  разложил Амалию Гавриловну на коврике возле токонама (алтаре предков) и совершил пятнадцатиминутное феллацио.  

- Ты достигла  наивысшего уровня седан. Я теперь уверен в тебе. – Он добродушно похлопал ее по карминным губам. – Держи! И он протянул ей свой черный пояс.

6.

Амалия Гавриловна по обыкновению проснулась ровно в 6 часов. За долгие пять лет занятий дзюдзюцу, она приучила свой организм к дисциплине и раннему пробуждению. Она помедитировала полчаса, оделась в дзюдо-ги,   взяла бокэн (длинный посох), меч катана, кастет явара, манрике кусари (цепочка с грузом). Этими видами оружия она научилась управляться лучше всего. Изнурительные многочасовые тренировки сделали ее тело гибким и  подвижным. Она довела все движения до автоматизма и поднялась силой своего духа до уровня Будды. Амалия Гавриловна завязала волосы в крепкий узел, надела черную бандану, черные очки, черные трусы, черный пояс, черные чулки, черный лифчик. Сыграла свою любимую  миякобоси  на чакухачи (бамбуковая флейта, подаренная ей на «Экстим файтинг» в Токио, где она одержала убедительную победу над самим президентом Японской федерации дзюдзюцу ***рико  Мудицуяки) 

- Пора! – сказала она себе громко.

У подъезда, дворник Кузьмич, увидев Амалию Гавриловну в таком странном наряде, выронил метлу, негромко пукнул и слегка присел. Амалия Гавриловна сделала L- образную стойку, и провела восходящий удар от пояса основанием ладони в дворницкий нос. Потом еще один мощный удар в нижние ребра. Кузьмич слегка подпрыгнул и рухнул на асфальт, громко стукнувшись головой. Вряд ли когда Амалия Гавриловна, забудет, как пьяный, небритый, пахнущий помоями, старик затащил средь бела дня ее в дворницкую и среди метел и лопат грубо овладел подряд три раза.

- Это тебе, сука, за мою поруганную честь! – прошептала она. По асфальту, под дворником стремительно разливалась лужа стариковской мочи. Беззлобно пнув старика ногой в лицо, она, не спеша, пошла по направлению к школе.

7.

- Наеблася? – вместо приветствия, по обыкновению, с ухмылкой спросил ее у ворот школы сторож Изральич. Резкий удар основанием ладони нагаси по почкам поверг его наземь. Амалия Гавриловна с силой провела еще четыре удара правой ногой по безвольному телу, потом добавила шесть хлестких ударов по окровавленному лицу. Она никогда не выпрямляла полностью ударную ногу, чтобы не повредить связки в районе коленного сустава.   Она уже собралась пройти в школу, но вернулась и, высоко подпрыгнув, с громким криком и одновременным выдохом опустилась двумя ногами на костлявую грудь Изральича. Она почувствовала, как хрустнули кости. Старик испустил дух. Изо рта хлынула бурая кровь. Смерть наступила мгновенно.

- Собаке собачья смерть! – сказала она с легкой ухмылкой. Амалия Гавриловна наконец-то отомстила этому отвратительному мерзавцу, заставлявшему ее в течение пяти лет ежедневно по два раза делать ему феллацио в сторожке. С чувством глубокого удовлетворения, сплюнув на свежий труп, Амалия Гавриловна вошла в ненавистное здание.  

В класс она вошла кувырком назад - усиро кайтан. Класс испуганно ухнул.

- Всем встать! – рявкнула она с толикой императивной интонации.

Дети послушно встали. Не встал только ошалевший от такой разительной перемены Верзухин, по обыкновению державший руку на лобке толстушки Сосуевой.

- Верзухин! К доске!

Мальчик нехотя убрал руку с любимого места и вразвалочку, поплелся к доске.

- Руки из кармана вынь! – еще громче рявкнула Амалия Гавриловна, сорвавшись на визг.

- Что вы кричите на меня? – обиженно засопел Верзухин. Резкий удар  манрике кусари в лоб поверг его на пол. За восхищенно взвыл. На полу образовалась лужа крови. Верзухин, схватившись за голову, пытался остановить кровь. Амалия Гавриловна сделала боковой кувырок еко кейтан и только после этого, схватила мальца за голову и несколько раз с силой ударила об пол. После чего, резко скрутила голову озорника. Мальчик даже не вскрикнул. Бездыханный труп лежал посреди класса.

- Что тут у вас за шум? – раздался сзади нее голос директора    Батруддина Степановича. – вы что тут с ума посходили? – указал он пальцем на окровавленного Верзухина. – зайдите ко мне немедленно! И уберите это немедленно. Немедленно!

Амалия Гавриловна присела, пружинисто оттолкнулась от земли и совершила кувырок вперед «удар копья» яри кайтан. В момент прыжка ее тело на секунду вышло в положение параллельно полу, оказавшись в L-образной стойке возле директора, провела гедан-нагаси укэ после чего провела чудовищный удар в пах. Батруддин Степанович согнулся перед ней, выпучив глаза, ловя ртом воздух. Новый сокрушительный удар ногой в лицо был смертельным. Из ушей, изо рта и носа отличника народного образования, лауреата российской педагогической премии,   автора нескольких учебников по педагогике, хлынула кровь. На задней парте заплакала навзрыд чувствительная девочка Сосуева. Ей отозвался рыданиями   Женя Губарев.

- Закнитесь! Бесенята! – зарычала на них Амалия Гавриловна. Губарева она убила горизонтальным ударом в висок ногой в прыжке.   Ударами основанием ладони она убила Васюкова, потом Умарову Гюзель, Галошина Толю, Николая Чувашина.   Коленом в глаз лишила жизни Соколова Рому, ногой по яйцам отправила на тот свет Лешу Колупаева и Римму Никольскую. Абраму Лукману она просто скрутила голову. Остальные школьники, почуяв опасность, рванули к двери. Первые, споткнувшись о труп директора школы, оказались под кучей напиравших сзади одноклассников. Образовалась пробка и куча мала. Амалия Гавриловна тут же воспользовалась ситуацией и успела второпях лишить жизни еще двух своих шалунов, Крамера Васю и Долгих Ксению.

8.

Когда она выскочила из класса, возбужденная, с сияющими азартом глазами, и прекрасная в своей неистовости, в коридоре никого не было кроме двух очаровательных близняшек первоклашек: Саши и Тани Колупайц. Схватив их за головы, она резко стукнула их лбами, вложив в этот удар всю силу. Маленькие головки сплющились. Несмышленые девчушки даже не успели ничего сообразить. Они умерли счастливыми, не осознав всей мерзости жизни: не ощутив дрожащих потных рук старого развратника, не вдохнув вонючего дыхания, застарелого похмелья, и дешевого табака, прыщавых отмороженных юнцов. Стряхнув с себя крошки шаурмы, которую не упсели доесть покойные школьницы,    Амалия Гавриловна вприпрыжку, как шаловливая ученица, побежала по коридору.

- Ля-ля-ля! – распевала она беспечно, пока не уткнулась в синий халат уборщицы тети Дуси. Она стермительно вытащила из-за спины меч, и одним точным ударом разрубила старушку строго пополам, с точностью архитектора. Две половинки старушки повалились в разные стороны: вправо и влево.

- Это тебе, ****ь старая, за куннилингус! – прошептали побледневшие губы Амалии Гавриловны. О! Как она мечтала об этом дне! Для нее, для отличницы, и девственницы, стало настоящей трагедией, когда после педагогического училища она пришла, сопливой, стеснительной  девченкой в эту школу, Тетя Дуся была первая, кто затащила ее в кладовку и заставила делать унизительный куннилингус. А потом вынуждала ее заниматься с нею омерзительной капрофагнией. Бр-р-р-р-р-р-р! Амалия Гавриловна содрогнулась вспомнив ужасающий запах похмельных экскиментов толстой бабы тети Дуси.

Возле лестницы она увидела Ишиаса Бахрамова.

- Аамлька! Радость моя! Что это ты так вырядилась? Шаурма души моей! Рахат лукум моего члена! У меня окно! Пошли быстрее! – воскликнул он, схватив ее за руки, и втолкнув в спортивный зал. Амалия Гавриловна позволила ему, обхватить ее за талию и слегка приспустить трусики. Но в следующую секунду она нанесла этому негодяю, педофилу и садисту, находящемуся в розыске, точный удар яваром в шею. Но слегка не рассчитала силы и Ишиас не потерял сознания, а просто опрокинулся на спину.

- Ах, ты сучка.   – воскликнул он в изумлении. – Сейчас ты у меня попляшешь.

Он встала Zu-образную стойку. Ишиас имел черный пояс по карате-до. Но Амалия Гавриловна знала, как расправляться с каратистами. Она научилась этому в Шанхае, два года назад, куда ее направила всемирная ассоциация дзюдзюцу, чтобы отработать технику поединков с каратистами. Уже через полгода она могла за десять секунд заломить даже самого сэнсея Сюкико Кака. Она легко накинула на шею Ишиаса манрике кусари и произвела смертельный бросок через бедро. Цепочка просто разорвала ему шею. Голова негодяя покатилась по полу. «О! Как мне больно! » шептали обветренные губы Ишиаса.

- Это тебе за минеты, сволочь! За ежедневные, унизительные минеты! Собаке собачья смерть! – прошептала Амалия Гавриловна, с отвращением пнув голову физрука. Голова попала точно в баскетбольное кольцо. Этому фокусу Амалия Гавриловна научилась в Бодайбо, куда она ездила каждые летние каникулы, чтобы совершенствоваться в работе с длинным шестом. Она научилась там расслабляться в стрессовых ситуациях, дисциплинировать свой разум, концентрировать сознание. Там прошел ее первый «Кейдж матч», когда она впервые убила человека, бурятского спортсмена Кобако Кожелупина. Тогда, после боя, принимая подарки и поздравления от восхищенных товарищей, она еще не знала, что ей еще не раз придется убивать.

9.

Она уже собиралась выйти из школы, но вдруг услышала тихие и печальные звуки виолончели. «Рихард Вагнер! Песнь мазохиста! Опус 232! » безошибочно определила Амалия Гавриловна. Это была ее любимая соната. Немного постояла возле двери, прислушиваясь к чарующим звукам. Потом вздохнула, резко открыла двери. Конадратий Нунахович Кобыльев, холостяк изнуренный постоянным и частым онанизмом, вуайерист, постоянно подглядывающий за школьницами в дырочку в кабинке, увидев Амалию Гавриловну, расплылся в глупой, счастливой улыбке, выронил смычок, и стал торопливо расстегивать ширинку мятых, неопрятных брюк.

- Я… я знал, что вы вернетесь… Я надеялся и ждал… бормотал он в каком-то исступлении.

Амалия Гавриловна молча подошла к нему, молча взяла за гриф инструмент, и молча со всего маху опустила ее ребром улыбающемуся музыканту на голову. Виолончель отозвалась жалостным звуком и разломилась пополам. Учитель музыки рухнул к ногам Амалии Гавриловны. Из головы фонтаном забила бурая кровь. Она хотела добить его прыжком на сердце, но передумала:

- Пусть умрет калекой, - справедливо решила она. Амалия Гавриловна знала, что после удара в точку «дзю нах» расположенную на теменной части головы, человек теряет подвижность на всю жизнь.

10.

Она подъехала к министерству образования на серебристом мотоцикле «Хонда», который прятала в школьном сарае, среди старых парт, лыж и покореженных духовых инструментов. Сняла шлем, откинула волосы легким красивым движением. Охранник, бритый наголо исполин, в черных очках, стоявший у массивной дубовой двери храма науки, с удивлением смотрел на странную девушку в боевом наряде, да еще с мечом в за спиной. «Хороша-а-а-а-а! » - подумал он и тут же представил ее раздетой донага. Увидев, что она направляется в его сторону, он растопырил руки, словно пытался поймать курицу.

- Сегодня приема нет, мадам! – стараясь быть деликатным и изысканным, сказал он, когда их разделяли всего два метра. Резкая боль  в глазах не позволила ему обнять девушку. Он медленно опустился на колени, затем рухнул как срубленный баобаб к ногам учительницы. Звездочка, страшное орудие убийства японских ниндзя, вонзилась ему между глаз. Последнее, что вспомнил горе-охранник, это речка на краю деревни, теленок, опрокинувший ведро с водой, утки, враскоряку бредущие цепочкой к речке, матушка в цветастой шали, машущая на прощание ему у калитки натруженной мозолистой рукой. «На *** я поперся в эту Мскву? » мелькнула последняя мысль и затерялась где-то в затухающем водовороте засыпающего сознания.

Согласно древней традиции, перешагнув через теплый труп, Амалия Гавриловна вошла в министерство. Прохлада и полумрак фойе действовал успокаивающе на нее. Она успокоилась.

- Вы к кому? – спросил ее сидящий за столиком милиционер, воровато пряча под стол «Плейбой».

- К тебе! – ответила она, точным ударом левой ноги в висок отправляя на тот свет оборотня. Правая рука служителя закона так и осталась в кармане сжимать член.  

Она легко взбежала на десятый этаж, убив по дороге какую-то заносчивую даму с толстой папкой и толстой задницей. Дама покатилась по ступенькам вниз и бездыханно замерла на площадке.

- Евгений Брухманович сегодня не принимают! – привстала с кресла симпатичная секретарша, с удивительно тупым выражением лица. Амалия Гавриловна легко подняла принтер и опустила его на голову ничего не понимающей девушке. Затем открыла двойную дверь и вошла в огромный, светлый кабинет. Министр смотрел по  видаку свежий порнофильм «Судьба бешеного члена», подаренный ему к пятидесятилетию вместе с видаком членами парламента.

- Кто вы? – с интересом взглянув на девушку, спросил он, нажав на кнопку «Стоп».

- Я смерть твоя! – сказала с вызовом Амалия Гавриловна, голос ее от волнения сорвался и она пустила петуха на слове «твоя».

Евгений Брухманович от души расхохотался. Смеялся он долго. Минут десять. Он сквозь смех тыкал в нее пальцем, пытаясь что-то сказать, но смех давил его. Наконец его немного отпустило.

- Вы что преподаете? – наконец, стараясь быть серьезным, спросил он.

- Русский язык и литературу. –  ответила гордо девушка. – А сейчас ты ответишь за все унижения учителей на всем постсоветском пространстве! – добавила она, доставая меч катана.

- Ой-ей-ей! Испугался я. А что бы ты на моем месте сделала? – министр снова рассмеялся.

- Я бы повысила зарплату учителям, усовершенствовала бы школьную реформу, и материальное обеспечение школ. Согласитесь, что  от уровня образования зависит будущее России.

- А ты мне определенно нравишься! – хмыкнул Евгений Брухманович. – Пойдешь ко мне в замы?

Неожиданно Амалия Гавриловна сделала прыжок в сторону, обманное движение ногой и мечом нанесла удар. Но министр, зорко следивший за ее движениями, в прыжке ушел от удара. Разрубленное кресло  развалилось попалам.

- Неплохой удар, - похвалил Евгений Брахманович. – А теперь слушай сюда, девочка. От меня ничего не зависит! Воруют там, наверху, и сюда, на образование попадают крохи! Я себе виллу четвертый год не могу достроить, потому что денег нет! Сейчас ты отсюда выйдешь, и пойдешь на уроки. И я забуду об этом недоразумении.

- Мне нет дороги назад! – ответила Амалия Гавриловна, и в кувырке нанесла министру ногой в нижний уровень. Внимание министру сконцентрировалось на нижнем уровне. И в ту же минуту отважная учительница перенесла атаку на верхний уровень, нарушив при этом дистанцию ма ай. Это была ее ошибка. Она забыла слова Учителя: «Посеешь ветер – пожнешь бурю», что означает: самому начинать атаку неверно, надо подождать, когда противник первый начнет. Евгений Брухманович неожиданно провел разрушительный поток ударов, не оставляющий никаких шансов Амалии Гавриловне. Он бросил ее на татами, лежащее возле стола и провел болевой прием, взяв на излом руку. Затем быстро стянул с нее черный пояс с трусами и вошел в нее со стороны дзи цюке. От боли и обиды Амалия Гавриловна застучала рукой по татами, что означало: схватка закончена, и она признает свое поражение. Но министр словно не замечал ее знаков.

- Ты все поняла? – спросил он, устало поднимаясь через академический час.

- Да, Учитель! – сказала она, с трудом натягивая черный пояс на ноющие чресла.

- Вот иди, и скажи всем: все будет так, как велено Вселенной! И не следует ничего менять! Учителя будут нищими, а министры богатыми! Так было, есть и будет! Надо работать и сеять разумной и вечное.    

Волоча по земле за собой ненужный увесистый меч катана, привезенный ею из Кюсю два года назад, длинный шест бо – подарок *** Дхзу, Учителя из Шаолиня, неровной походкой учительница литературы, обладатель шестого дана, черного пояса по дзюдзюцу, и просто прекрасная девушка, Амалия Гавриловна с тяжелым сердцем возвращалась в ненавистную школу, чтобы вновь и вновь сеять разумное, доброе, вечное рас****яям из 9»а».