с бутылкой виски и поцелуем

день 123

ее обнаженная кожа блестит от пота в приглушенном свете свечей, расставленных по периметру тесной комнаты. в наших венах текила, а разум затуманен выкуренной самокруткой, в которую мы не один год прячем марокканский гашиш. я прокладываю дорожку из соли по ее солнечному сплетению к груди, слизывая белоснежные кристаллики, чтобы спустя секунду гортань вновь обожгла горючая смесь из текилы, любви, усиленной травкой, и наслаждения. с ее губ слетает потерянный тихий вздох, и я улыбаюсь, видя это будто со стороны. она вся сейчас кажется мне недосягаемой галлюцинацией, которую вырисовал мой воспаленный мозг, собрав все самые лучшие образы из аниме воедино.

— обещай напиться к моему приезду, — говорит она, выпуская облако мутного дыма. зрачки расширены и голос ее звучит, напоминая отдаленное эхо.

— зачем? — хрипло спрашивая, я кусаю ее чуть выше колена, зная, что на месте глубоких следов останется кровоподтек. я будто желал оставить на ее теле как можно больше вмятин и следов, чтобы с этим клеймом отдать кому-то другому и навсегда выжечь в памяти и понимании чья она на самом деле. как товар б/у, только сравнивать ее с этим непозволительно и отвратно. но сейчас мне все равно.

— чтобы отрицать неизбежность.

— мы можем хоть раз потрахаться без этого дерьма?

— нет, глупенький. ты не понимаешь.

— так объясни.

— ты мне еще спасибо скажешь. так ты не сможешь привязаться ко мне. я всего лишь иллюзия. меня нет, — ее шепот тонет в соприкосновении наших губ, языка, болезненном столкновении зубов, и на мгновение я верю, что ее не существует.

она красивая, точенная, мягкая, плавная, с острыми коленями и длинными ногами, которые обхватывают меня, когда я остервенело двигаюсь в ней, находясь сверху. когда ее ногти вспарывают кожу моей спины, когда ее губы искусаны в кровь и мне хочется сделать ей еще больнее, добавляя в эту грязь шепотку соли. она выгибается подо мной, пока я крепче удерживаю ее не месте. секс под действием наркотиков небезопасен, но мы слишком безумные, чтобы отказаться от такой привилегии, пока кровь закипает, вынуждая сердце вариться и ужиматься до тех пор, пока не перестается ощущаться в груди.

я целую ее. глубоко, жадно. я целую ее, практически надрывая нижнюю в кусающем поцелуе. мне нравится, как много следов нашего греха остается на ее коже, подобно холсту, видя который хочется начать творить самые безумные, самые темные и ужасные вещи.

я ощущаю аромат влажной почвы и полыни, зарываясь в ее пышные густые волосы, мокрые от пролитого вина и пота, точно зная, что пахнут они иначе: смородиной, летом после дождя и миндальной косточкой. я чувствую жар ее кожи, пока отголоски здравого смысла кричат на задворках разума о том, что она всегда холодная, как лезвие катаны. зрачки расширены, дыхание тяжелое и обжигающее шею и плечи, я касаюсь большим пальцем ее нижней губы, размазывая кровь по подбородку, она стонет подо мной, и я переворачиваюсь на спину, позволяя ей оказаться сверху, чтобы увидеть силу чужого оргазма. ее кожа кажется сладкой — это галлюцинация, которая преследует меня каждый раз, стоит мне оказаться рядом с ней и поглубже вдохнуть горьковатый дым. я теряюсь в этом, впервые желая пойти ко дну.

день 456

я читаю ей какой-то стих наизусть, который увидел на кожаном сидении в метро, даже зная, что она спит, повернувшись ко мне спиной. для нее это не любовь, а влечение и попытки сбежать от реальности, мне же постоянно кажется, что она требует от меня слишком невозможное, слишком многое, слишком упорно, ломая пальцы об мои закрытые двери. эта приставка «слишком» отравляет наши отношения, если их можно назвать таковыми. мы встречаемся редко, чтобы запереться в нашей съемной однушке, которая все это время без нас пустует. мы зашториваем окна, выключаем свет, закрываем двери на все обороты ключа и отключаем телефоны, чтобы никто не посмел сорвать наш побег в абсолютно другую реальность, в которой мы счастливы.

в комнате хаос. я встретил ее в пыльном аэропорту, в котором пахло чистящими средствами, потом и чужим парфюмом, смешавшимся в адский коктейль. она стояла в свободных джинсах, коротком топе и в моем пиджаке на два размера больше: забрала в последний раз, когда я был с ней. это заставило меня улыбнуться. во мне снова был алкоголь, как и всегда, когда мы встречались на этом месте. она обняла меня руками так крепко, как только могла, и я в тот самый момент понял, что это было ничто иное, как немая просьба украсть ее.

мы провели весь день вместе. снова запирали дверь на все обороты ключа, не успевали дойти до кровати, срывая ненужные нам вещи. без лишних прелюдий, слов, преисполненные эмоциями и первобытным желанием коснуться друг друга как можно глубже.

а сейчас она лежала в моей (нашей?) кровати, закинув ногу на одеяло и подложив руку под голову. майка сбилась к груди, волосы разметались по подушке, и сон ее был умиротворенным и спокойным. я понимал, что это конец. я хотел разорвать с ней любую связь, я хотел перестать курить гашиш, бросить пить и ее, если следовать всем законам дурных привычек. я хотел избавиться от назойливой потребности в женщине, которая относилась к нашей связи, как к чему-то неопределенному, ненужному, лишнему. я хотел избавиться от женщины, которая кусала нижнюю губу, любила макать корку хлеба в жидкий желток поджаренной яичницы в своей тарелке, которая под действием наркотиков становилась раскрепощенной, безумной, нужной. женщины, которая была нужна мне и которая мне не верила.

день 501

мы так сильно любили, что теперь страшно представить, как мы будем ненавидеть. эти мысли крутятся в голове, пока я сижу на стуле в нашей кухне, зажав зубами сигарету. я боюсь смотреть правде в глаза. мне страшно думать о том, что это последний раз, когда я вижу ее взбешенную, в моей футболке, с выбившимися прядями из небрежного пучка и окровавленными руками от битья посуды. очередная ссора, понимание, как сильно я люблю и ненавижу ее. конец всегда такой, каким больше всего не хотел бы его видеть.

— это все? — спрашиваю я, затягиваясь косяком.

— да, все. конец, — отвечает она, делая жирный акцент на последнем слове. окровавленные руки оставляют следы на моей футболке. она склоняется и старается обнять меня за шею.

я не позволяю ей сделать это. мир сужается под прикосновением ее пальцев. я перехватываю ее руки и, сметая со стола тарелки и столовые приборы, позволяю им разлететься на мелкие осколки, чтобы усадить ее на влажную от пролитого кофе поверхность. действие гашиша и алкоголя усиливается, поэтому я спешу взять ее, будто это способно помочь мне забыть ее навсегда.

— через год. я буду ждать тебя. с бутылкой виски и поцелуем. и если ты не приедешь, все будет кончено.

жмурясь, она крепче прижимается ко мне и направляет мою ладонь себе под футболку.

я знаю, что она не приедет.