Блицкриг

Набравшись смелости, Пашка,   которого все считали и не без основания хулиганом, надумал пригласить Таньку-отличницу к себе домой. Хоть она и пользовалась в их выпускном классе репутацией контуженной на всю голову недотроги, но он решил рискнуть. Потому что влюблён был в эту стройную, с короткой, почти мальчишечьей стрижкой  брюнетку навсегда и бесповоротно. Краснея, как самый последний шкет, уличённый, стирающей его нижнее бельё матерью в непотребном, он подошёл к девушке и на одном дыхании выпалил.

— Предки сегодня в отъезде. Айда ко мне! У меня бутылочка французского полусухого припрятана, тусанём, как следует?

Татьяна офигела от такой наглости. Как будто видя Пашку в первый раз, она внимательно, буквально по миллиметру, просканировала того своим колючим взглядом.  

Волевая, боксёрская челюсть. Влажно поблёскивающие, умеренно припухлые губы. Над верхней пробивается уже довольно заметный пушок. Такие губы у трубача Дроздова из её музыкалки. Когда он облизывает их длинным языком, молоденькая  преподавательница сольфеджио млея замирает, впадая в ступор. Чтобы вывести её из этого состояния, надо надавить ей на очки в области переносицы, иначе это надолго. Зная эту я её слабость, уже давно более опытные и искушённые в этом плане девчонки её жалеют и следят за тем, чтобы духовики не наглели и не издевались над любимой преподавательницей.

А Пашка то наш повзрослел, — думала про себя Танька, удивляясь, как до сих пор не обращала на него внимание.

Прыщи с лица куда-то исчезли, в голосе появилась благородная хрипотца. На шее чётко выделяется кадык, что по её мнению придаёт парню мужской харизмы. В его зелёных озорных глазах Танька увидела своё отражение и вдруг всем своим уже не подростковым, а почти женским естеством отчётливо поняла, что он  по уши влюблен в неё. И что она не меньше, а может даже больше, влюблена в него тоже. Если бы Пашка осмелился сейчас прижать её к себе и впиться в неё своими губами, она бы...

Что бы она? В голове мелькали миллионы вариантов дальнейшего развития событий, в том числе и очень непристойные варианты. Думать об этом было одновременно и страшно, и сладко.

— Ну так, что скажешь, Тань? — уже теряя терпение и вместе с ним надежду, произнёс парень.

Она чуть не вздрогнула, выскальзывая из липучего дурмана своих фантазий.

— Во сколько встретимся, Паш? Я до 6 в музыкалке. Договорюсь с Леркой, она скажет моей мамке, что я у неё останусь ночевать. Мы зайдём ко мне домой, я переоденусь.

— Во сколько прикажет моя королева! — чуть не заикаясь, ответил Пашка, а про себя подумал, — Обалдеть!

— Тогда жди меня около гаражей за нашим домом начиная с 7. Точнее сказать не могу.

— Договорились!

Окрылённый неожиданной удачей, Пашка придвинулся к ней вплотную и поцеловал в щёчку.

Танька поплыла... Щека пылала, как раскалённые угли.

Дальше всё происходило как по нотам. Он их  встретил в назначенном месте и окончательно осмелев, быстро поцеловал её на виду у Лерки в губы.

— Ах, — томным голоском воскликнула Лерка, быстро прикрыла ладошкой себе рот и встряхнув  кудрявой головой, словно прогоняя видение, медленно поплелась домой завидовать Таньке.

В ответ на это Пашка с Танькой одновременно расхохотались, на столько забавной была картина. Наконец успокоившись, Татьяна как светская дама взяла Павла под ручку, и они отправились к нему домой, болтая о разных мелочах.

Пашкино жильё ей понравилось. Всё было простенько, но со вкусом. Удивила огромная библиотека, но Пашка честно признался, едва ли осилил 10 процентов из залежей мудростей в переплётах. Такая честность её сразу подкупила.

Вскоре совместным усилиями  стали открывать Ле Грант Савиньон. Обняв Таню сзади, Павел держал бутылку, а она возилась с пробкой, через тонкую ткань ощущая, как наливается силой его мужское Янь, а всё её женское Инь откликается на зов природы. Неведомые ей до сих пор волны истомы раз за разом проходили по её телу. Девушку бросало то жар, то в холод. Наконец она справилась с пробкой.  

— Бокалы у вас найдутся? — нежась в его завуалированных ласках, спросила Таня. До чёртиков приятно было ощущать его томное  дыхание над своим ухом.

— Секунду, — Павел нехотя выпустил её из своих объятий.

Вскоре он вернулся из кухни с двумя бокалами и с заранее приготовленной тарелкой с закусками в виде нарезанного сыра, овощей и ветчины.

— Любишь шахматы? —  спросила его Танька, разглядывая искусно сделанную под старину шахматную доску на  диванном столике.

— Это отец у нас большой любитель, а я так — иногда только балуюсь. Когда больше заняться нечем.

— Уже неплохо.

— Когда-то занимался всерьёз. Дошёл даже до третьего взрослого разряда, правда, давно это было — добавил Пашка.

— Ничего себе! Никогда не играла с разрядником, сыграем партейку? — умоляюще глядя на него, попросила Танька.

— Ты это серьёзно решила на первом свидании в шахматы сыграть? — предложение его развеселило. Потому что он умышленно скрыл, что у него не третий взрослый, а самый что ни на есть первый. Пашке не хотелось ставить Таньку в неловкое положение. Подумает ещё, что он хвастается.

— Если тебе так хочется, почему бы и нет?

Пашка уселся на диване, а Танька устроилась напротив в кресле. Разложили шахматы, разлили по бокалам вино.

— На что играем? — весело спросил Пашка.

— На что? — игриво переспросила девушка, — Надо подумать. А давай на раздевание?

— На что?

— На раздевание! Или слабо?

— Обалдеть, —  теперь уже вслух произнёс Павел.

— Могу тебе фору дать?

— Чего???

— Фору! Потому что ты никогда не сможешь меня раздеть! Правила следующие: за каждую съеденную фигуру противника, тот снимает с себя какую-то вещь. Но только за съеденную фигуру, а не пешку! Договорились?

— Договорились! А если кто-то получит мат раньше, чем будет раздет?

— Выполнит любое желание победителя!

— По рукам!

— По рукам!

Отхлебнув глоток вина, Танька-отличница  сняла с себя кофточку и бросила через стол Пашке.

— Это тебе фора.

Немного подумав и сделав ещё глоток, она встала с кресла, стянула с себя юбку и улыбаясь запустила в Пашку.

— Держи ещё! На мне осталось только нижнее бельё и чулки. Съешь любые четыре фигуры, и я предстану перед тобой в наряде Евы.   А поставишь мат — выполню любое твоё желание, — сложив трубочкой губки, она отправила ему воздушный поцелуй, — Любое, Паш!

Напротив него сидела в одном нижнем белье отличница-недотрога. Картина была сюрреалистичной.

— Ходи, —  дрожащим голосом произнёс он.

Быстро разыграли Сицилианскую защиту. Разменяли по две пешки, а потом началось невообразимое. Танька начала жрать его фигуры, как саранча посевы фермеров.

Один за другим ушли кони. Вслед за ним он прошляпил ладью, а потом и слона. Через десять минут после начала партии  Татьяна держала в своей руке его Ферзя.

Пашка послушно снял с себя штаны, и остался в одних трусах.

— Твой ход! — произнесла Таня.

— Мат! — сказал Паша, двигая пешку по направлению к королю противника.

Растерянная Таня встала с кресла и лихорадочно забегала глазами по доске.

— Всё верно... , — наконец выдавила она из себя.

— Бывает, — он тоже встал.

— Что загадал? — спросила Татьяна.

— А как ты думаешь?

В ответ она покраснела, расстегнула и швырнула в него лифчик, после чего собралась снимать с себя последний кусок полупрозрачной материи.

— Нет, —  Павел отрицательно покачал головой.

— Что?

— Я не это хочу.

— В каком смысле?

— В прямом.

— А что тогда? — она изумлённо смотрела на Павла.

— Чтобы ты пошла вон!

Павел швырнул в неё всё её тряпью.

— Одевайся и вали отсюда, дура контуженная.

— Она сделала шаг в сторону, а потом ещё один резко к нему, схватила рукой за волосы, притянула голову к себе и страстно впилась своими губами в его.

— И не надейся на это! — прорычала разъярённая львица ему на ухо.

— Но мы же договорились? — насмешливо произнёс Пашка.

— Никогда не верь женщинам, дурачок мой, — ласково сказала она и толкнула Павла на диван.

Сняв с себя трусики, она бросила их в Павла.

— Сохрани  как трофей.

Шансов улизнуть у Пашки не было никаких...