Продолжение 4. По мотивам Гора

Так проходит месяц нашего путешествия домой. Господина и его легион командование отпустило с захваченной добычей и рабами, поэтому двигаться мы начали намного быстрее, чем шла огромная армия. Мои девчонки теперь ехали в специально сделанной для них деревянной клетке, по вечерам я выпускала их размяться и побродить по лагерю. Побега теперь можно было не опасаться, мы слишком далеко ушли от их родного города, а их ошейники и клейма в случае побега гарантировали им только смену хозяина, а не свободу. На ночь, правда, я все же сажала их на цепь. Им выдали рабские туники, чему они несказанно обрадовались и приставили к работам по лагерю. С отрядом ехало еще несколько таких же рабских повозок с рабынями, и брел внушительный караван пленников-мужчин, предназначенных на продажу. Рабыни постепенно освоились в лагере, и все чаще и чаще я ловила заинтересованные взгляды солдат, рассматривающих их, и несколько раз я заставала, как легионеры с увлечением тискают то одну, то другую рабыню, и протеста это совсем не вызывает.

Не сложились у меня отношения только с Никой, той самой рабыней, с которой я думала вообще не будет проблем. В один из вечеров она так отчаянно кокетничала с господином, что тот не выдержал и овладел ей. Я взбесилась. На следующий день, когда стемнело, я связала ей руки за спиной, отвела в дальний конец лагеря и как следует избила.

- Объяснять ничего не надо? – напоследок поинтересовалась я.

- Не надо, госпожа, - прошептала Ника разбитыми губами и поднимая на меня глаза.

Пожалуй, я перестаралась. Один глаз у нее заплыл, губы разбиты в кровь. И в глазах горит самая настоящая ярость. Ну, я и не собиралась сильно ей нравиться, переживу. Сама же я удвоила свое внимание к господину, а он, на следующее утро увидев разукрашенную Нику, только предупредил меня:

- Учти, Кара, если у нее морда не заживет до момента продажи, и она потеряет в цене, я тебя так выпорю, на жопу месяц не сядешь.

- Я буду стараться за двоих, господин, - с затаенной улыбкой ответила я.

- Иди, работай, рабыня, - хмыкнул он.

Любви Ники ко мне это не добавило.

Впрочем, наша идиллия скоро закончилась. В один из вечеров господин вернулся в шатер в приподнятом настроении.

- Получил письмо из дома, - радостно сообщил он, - там все в порядке, а Глория вообще выехала нас встречать.

Глория – это его жена, мать его детей, и, к сожалению, хозяин любит ее. А вот мне с хозяйкой иногда приходится несладко. Она давно бы продала меня или отправила на конюшню или в поле на работы, если бы не строжайший приказ господина умерить свою ревность и не трогать его собственность. Но зато с дисциплиной у хозяйки очень строго, здесь господин не возражает. И рабские цепи у Глории тяжелые. Не сказать, что я обрадовалась известию о ее скором прибытии, я так надеялась подольше побыть с господином вдвоем. Виду я конечно не подала, только еще больше старалась.

- Не волнуйся, Кара, скоро мне надо будет ехать в город по делам службы, и ты поедешь со мной, - пообещал он. Конечно, он-то понимал мои чувства.

- Да, господин. – радостно согласилась я.

И вот Глория приехала. Ехала она в сопровождении сотни солдат, с довольно большим обозом, двумя домашними рабынями для ухода за госпожой в пути. Рабыни были новенькими, и мой взгляд, довольно бестолковыми. Путешествовала хозяйка в роскошном паланкине, который несли шесть рабов-носильщиков, тоже новенькими и незнакомыми мне. Самой встречи я не видела, господин велел мне сидеть в шатре и не высовываться.

В шатер они вошли вдвоем, хозяин и хозяйка, я немедленно опустилась на колени.

- Здравствуйте, госпожа, - выпалила я, - рабыня надеется, что ваша дорога была легкой и спокойной.

Глория была высокой статной женщиной, с густыми черными волосами, красивая жгучей южной красотой. Разодетая в богатые одежды, в золотых украшениях, она являла со мной яркий контраст. С ее затянутого в тонкую шелковую перчатку запястья свисала плеть для рабов. Неторопливо обойдя меня, она рукоятью плети подняла мою голову вверх, заставляя смотреть ей в глаза.

- Гай, опять эта девка ночует у тебя…

- Она рабыня, делает, что прикажут, - пожал плечами господин, - пойдем, я лучше покажу тебе новых рабов.

- Ничего, я ей займусь, надо привести ее в чувство, - зловеще пообещала хозяйка, - а рабов я посмотрю завтра.

- Тогда я прикажу подавать ужин?

- Пожалуй, - согласилась она, - все-таки дорога утомляет.

- Кара, быстро, организуй ванну и ужин для госпожи, - рявкнул хозяин, и я вылетела из шатра.

За ужином прислуживала я и новенькие рабыни. Господин поинтересовался, как их зовут.

- Не забивай себе голову, - пренебрежительно отмахнулась хозяйка, - бестолковые девки, надо продать.

А после ужина начались обещанные сюрпризы. Для меня у хозяйки оказались припасены кандалы, в которые я обычно была закована дома, надо же, не поленилась, привезла.

- Давай, рабыня, надевай, - подбодрила меня хозяйка, - вещь для тебя привычная.

Вздохнув, я захлопнула браслеты сначала на одной лодыжке, потом на второй. Браслеты соединяла довольно длинная цепь, которая позволяла делать нормальные шаги, но ее приходилось или подвязывать к поясу или придерживать на ходу. Лодыжки заныли от привычной тяжести, но деваться было некуда.

Но дальше пошло еще хуже. Меня посадили на цепь в шатре хозяина, и всю ночь я наблюдала за постельными изысками господ, подливать масло в светильники, подавать вино или воду, и сходить про себя с ума. Но и эта изощренная пытка подошла к концу, когда господа утихомирились, лампы погасли, и я смогла тихо заплакать, лежа на земле и ощупывая безжалостный металл ошейника и цепи, крепко приковавшей меня к одному из столбов.

Мои утренние обязанности никто не отменял, но одно дело работать свободной, другое – с кандалами на ногах. Постоянно чувствуется вес, длинная цепь между браслетами дико мешает, пришлось опоясаться бечевкой и подвязать к ней цепь кандалов. Стало легче, но ненамного. Впрочем, дома я частенько оказывалась закованной в цепи, и я знала, что скоро попривыкну. Сейчас же каждый мой шаг сопровождался глухим звоном кандалов.

Утро госпожа начала с осмотра рабынь. Она велела вывести всех рабынь из клетки и построить перед ней, а им приказала сбросить свои туники. Рабыни все еще оставались на одной цепи, скованные друг с дружкой за левые лодыжки.

Небрежно осмотрев Лери, Ове и Лору, ощупав груди, бедра, голени, плечи, осмотрев зубы, задирая губы и заставляя открыть рот, Глория небрежно вынесла вердикт:

- На продажу. Или на подарки солдатам.

Я стояла на коленях позади нее и внимательно слушала и запоминала приказы.

- Да, госпожа.

Следующей на цепи была Ника. Она стояла, выпрямившись, с опущенной головой, как подобает рабыне при осмотре. Концом плети Глория подняла ее подбородок. Глаз у Ники уже открылся, губы зажили, но все равно, синяки еще украшали ее лицо и тело. Рабские татуировки украшали ее тело, ярко свидетельствуя, что девушка уже прошла через множество хозяев. Осмотрев ее, как и всех остальных, хозяйка не спешила отойти от нее.

- Мой муж иногда поразительно мягок с рабами, - сказала хозяйка, - и тем более, со смазливыми рабынями, ведь правда, Кара? – зловеще уточнила она у меня.

- Да, госпожа, - тихо ответила я.

- Я никогда не поверю, чтобы Гай избил тебя, девка, - продолжила Глория, - тем более, если бы он приложил к тебе руку, ты бы так легко не отделалась. Вряд ли и его солдаты посмели бы побить собственность их командира. Кто же избил тебя, рабыня?

- Рабыня Кара, - тихо ответила Ника, опять опуская голову. Что ж, лжи рабам не прощают, рабы обязаны говорить только правду.

- За что же рабыня Кара избила тебя? – тем же зловеще-ласковым тоном спросила госпожа. – Может, ты ленилась, или плохо работала, или стянула что-нибудь?

- Господин был так добр, что обратил на меня свое внимание, и я со всем старанием ублажила его. Кара очень разозлилась, связала и всыпала мне, как следует. Я заслужила, госпожа.

- Какая прелесть… - протянула Глория. – Рабыня Кара ревнует своего хозяина. Может, ты и ко мне, его жене, тоже ревнуешь, Кара?

- Нет, госпожа, - прошептала я, - я хорошо знаю, что я всего лишь рабыня.

- Врать нехорошо, Кара, и ты это знаешь. Впрочем, я подумаю, что с вами делать. Уверена, тебе понравится.

- Да, госпожа. – внутри у меня все сжалось от страха и нехорошего предчувствия.

Следующей стояла бывшая леди Флавия. За время ее рабства она разительно изменилась, постройнела, похудела, бросила демонстрировать свое превосходство, в перспективе из нее могла выйти отличная рабыня. Но сейчас ее глаза горели лихорадочным блеском надежды.

- Глория! – первой, без разрешения, бывшая леди чуть не бросилась обниматься с хозяйкой. – Я так рада! Я леди Флавия, вспомни, мы часто встречались на ипподромах во время игр, на рынках, на пирах до войны. Как я безумно счастлива видеть тебя, моя дорогая Глория!

Глория сделала шаг назад и брезгливо оглядела ее.

- Тебя тяжело узнать, Флавия, - протянула хозяйка, - впрочем, это не имеет никакого значения. Кто ты сейчас?

- Ты же узнала меня, Глория! Освободи меня!

- Кто ты сейчас? – повторила вопрос Глория.

- Меня силой захватили в плен, силой поработили! Сейчас я рабыня, но ты же освободишь меня?! – на глазах бывшей леди показались слезы.

- Тебя пленили и поработили по всем правилам войны. – отрезала хозяйка. – Выжгли клеймо и надели ошейник. По всем законам, божественным и человеческим, ты рабыня, и я, конечно, не собираюсь просто так терять свою собственность.

- Ты же знаешь, я богата, я заплачу любой выкуп за свободу!

- Ты была богата, а теперь ты просто говорящее животное, вещь. У тебя ничего нет, и сама ты принадлежишь мне.

- Тогда продай меня, - почти выкрикнула рабыня.

Глория засмеялась.

- Ты в своем уме? Лишить себя такого удовольствия – видеть тебя в качестве своей рабыни. Пожалуй, я даже возьму тебя в дом для прислуживания мне. Ведь более приятно обладать образованной, утонченной рабыней, чем деревенской девкой, верно? Впрочем, для рабыни ты еще поразительно тупа. Неужели Кара не объяснила тебе, что с господами нельзя заговаривать первой? Задавать им вопросы? Обращаться по имени? Тем более, что-то требовать?

- Объясняла, госпожа, - рабыня сразу сникла.

- Выходит, ты тупая?

- Нет, госпожа, надеюсь не разочаровать вас, госпожа, - уже испугалась рабыня.

Вместо ответа Глория со злобой несколько раз хлестнула ее плетью, заставляя вскрикивать и обливаться слезами при каждом ударе.

- Кстати, имя Флавия совершенно не подходит для рабыни, - напоследок бросила Глория, - теперь звать тебя будут Фло. Повтори, как теперь тебя зовут?

- Фло, госпожа, - прорыдала рабыня, - теперь меня зовут Фло.

- Хорошо. – Глория кивнула. – Пойдем, Кара. Мне еще надо осмотреть другие трофеи.

Короче говоря, из временного лагеря легиона мы сегодня не вышли. Глория по-хозяйски распоряжалась добытыми богатствами, господин не вмешивался, зная мертвую деловую хватку супруги. Зато его солдаты были щедро одарены, Ове подарили, Лери, Лору и новеньких рабынь продали, пленники-мужчины тоже поделены. Нику и Фло она оставила себе.

Господин вместе с большей частью легиона, оставив Глории только охрану, отправился раньше, он должен был прибыть уже сразу домой, по пути распуская своих бойцов по домам.

Тронулись в путь мы только на следующий день. Как я и боялась, Глория выместила на мне свою природную мстительность. Мы с Никой были прикованы за ошейники довольно длинной цепью. На первый взгляд, рабов часто так транспортируют, одной цепью сковывают их за шеи, запястья или лодыжки в один караван, но это съемная цепь, невольника можно легко отсоединить от общего каравана, или наоборот, присоединить к нему новых. Но когда рабы прикованы друг к другу постоянно, это ужасное наказание. Стоит ли говорить, что даже такая обыденная вещь, как справить нужду, возможна только вдвоем. То же касается сна, отдыха, самой простой работы, вроде принеси-подай-отнеси-принеси, не говоря уже о таких порой необходимых вещах, как уединение или интимная жизнь с господином. Частенько господа любят так развлекаться, приковать друг к другу парня и девушку, обрекая их на настоящую пытку. Скажем, по очереди, в любой момент, по желанию владельца, по очереди или одновременно ублажать господина, друг друга или других господ. Без чувства внимательности, чуткости, такта, жить на такой цепи невозможно. А Ника воинственно блестит своими синяками. К тому же, ее ноги свободны, а мои кандалы никто и не думал снимать, ей придется или подстраиваться под мой шаг или тащить меня за собой.

Но это был еще не конец. Глория велела мне раздеться догола, бросила Нике отрезок веревке и приказала ей связать мне руки за спиной. Я завела руки за спину, скрестила запястья, и почувствовала, как рабыня крепко, умело связывает меня. Вот она затянула узлы, я пошевелила запястьями. Да, связывать она умела, не вырваться никак, только туже узлы затянутся. Потом хозяйка велела уже нам, друг от друга никуда не деться, принести ей несколько тонких, гибких прутьев, которые обычно используются для порки рабов. Как только мы отошли от хозяйки на приличное расстояние, Ника быстро прошептала:

- Кара, слушай меня очень внимательно. Мы обе уже поняли, что эта стерва задумала, ты пойдешь первой, а я буду подгонять тебя, когда ты споткнешься или собьешься с шага, а ты в своих кандалах обязательно споткнешься. Бить я тебя буду в одно касание, не волнуйся, я умею, только прикосновение и почувствуешь, больно не будет. Твое дело – убедительно стонать и дергаться под ударом. Ты поняла?

- Я поняла. Только зачем ты это делаешь? Ты рискуешь оказаться на моем месте.

- Прости меня за Гая. Я не должна была его соблазнять. Все знают, как сильно ты его любишь. И он к тебе тоже неравнодушен… Тем более, никто не знает, сколько нам жить на одной цепи, мы должны жить в мире. Мир, рабыня Кара?

- Мир, рабыня Ника.

Наконец, караван тронулся. Глория привязала меня за ошейник веревкой с одной стороны своего паланкина, Ника с прутом в руках, в двух шагах, шла за мной. С другой стороны паланкина хозяйка привязала рабыню Фло, тоже, как у меня, со связанными за спиной руками.

- Буду по очереди беседовать с вами, рабыни, - плотоядно улыбнулась хозяйка, - ну, рабы, тронулись, - скомандовала она.

Этот путь превратился в пытку. Хоть караван и двигался по хорошей дороге, но время от времени хозяйка дергала за веревку, заставляя меня резко ускорять шаг, почти подбегать, звеня кандалами, что сбивало дыхание, ритм ходьбы. Даже без этих рывков идти со скованными ногами и связанными за спиной руками очень неудобно, но эти дерганья совершенно меня измучили. Да еще приходилось и внимательно смотреть под ноги, быстро отвечать на задаваемые вопросы, при касании меня прута, не забывать издавать стон. Несмотря на то, что к большим пешим переходам я привычна, и вообще достаточно сильна и вынослива, очень скоро пот ручьями стекал по телу, рисуя затейливые узоры на пыли, которая ровным слоем уже покрыла меня с головы до ног. Дыхание давно сбилось, пыль набивалась в пересохший рот. Короче говоря, к вечернему отдыху я совершенно выбилась из сил и еле брела, как в тумане, уже почти ничего не видя и не соображая.

Рабыне Фло было не лучше. Она почти все время шла рядом с паланкином, без конца Глория расспрашивала ее о прошлой жизни, сама рассказывала последние светские новости, иногда лицемерно вздыхая:

- Ах да, Фло, я иногда забываю, что тебя это все уже не касается… Да, жаль, что ты больше никогда не примеришь платье от мастера Кая, помнишь, я тебе рассказывала, замечательно шьет… В моде появились новые сандалии, такие, знаешь, с открытой пяткой, ах да, тебе они не пригодятся, кажется, тебе придется ходить босиком… Сколько тебе лет? Значит, еще сможешь родить… Думаю спарить тебя с кем-нибудь из рабов… - короче говоря, просто издевалась над рабыней. Мне было ее жалко до слез.

На следующий день я облегченно вздохнула. Мы вошли в цивилизацию. То и дело по пути попадались деревеньки и усадьбы, таверны и гостиницы. Переходы стали короче. Да и руки мне больше не связывали, а у Ники отобрали прут, который так и не пригодился по-настоящему. Кандалы, правда, так и не сняли. Глории надоело издеваться над Фло, она просто привязала ее третьей за Никой в нашем маленьком караване. Мы приближались к дому, иногда уже ветер доносил свежее дыхание моря.