Как бастард советским графом стал или Как я стал геем

Нежно любимой Тае Карпенко

- В партикулярном платье, - торопливо, с одышкой, успевая шмыгнуть вороватыми глазками по богато уставленному гэдээровским мебельным гарнитуром кабинету городничего, говорил местный помещик, чье точное наименование осталось за кадром, - кушает такой рыбу лабардан, ни на кого не смотрит, ну, а я чихнул и начал свой привет ...

- С добрым утром, - мрачным басом перебил приятеля городничий, сумрачно возвышаясь затянутым в вицмундир квадратом тела над покрытым зеленым сукном казенным столом, - тетя Хая. Я - Лева Задов, со мной шутить не надо.

Теснившиеся в тесных сенках хлопцы всхохотнули. Матрос Щус, театрально сняв бескозырку, заскулел, держа  "Маузер " наотлет :

- Не вели казнить, барин.

Зеньковский зекнул на близкого батьке парня и ничего не сказал. Уселся за стол и швырнул через всю комнату растрепанный томик Гоголя растапливавшему буржуйку казачку.

- К чорту такую культуру ! - выругался в сердцах батькин контрразведчик, с ненавистью глядя на присевшую на подоконник Соню. - К чорту ваши еврейские штучки, мадам Махно. Я в революцию подался не для того, чтобы, а потому как ! И раз уж вы порешали с набатовцами образованщину вводить селянам пулеметами, то мне нет ничто хоть к Сиверсу, хоть к кадетам метнуться.

Соня глубоко затянулась папиросой. Ее чахоточные щеки совсем ввалились, бешено блестящие кокаиновые глаза свалились в кучку возле самой вдавленной переносицы, нервные пальцы рвали вологодскую шаль, небрежно накинутую на неожиданно крупную для такого иссохшего тела грудь. Ей был совершенно неинтересен этот назвавшийся Задовым грубиян, она мало обращала внимания на следующего за ней повсюду Щуся, выполнявшего приказ батьки и отвечая головой, ей было просто и нестерпимо скучно. Аршинов, отправляя ее в прошлом месяце в Гуляй - поле, даже намеком не обмолвился, что дело швах. Алчные крестьяне плевать хотели на мировое царство анархии, всецело занятые мародерством, даже сам Махно, немного натасканный по теории, не видел никакой разницы между прудонизмом и заскоками Кропоткина, что ж говорить о начальнике контрразведки, решавшего все вопросы быстро и просто. Войдя в тигулевку, он приказывал арестованным рассчитаться на чет и нечет, четных отсылал к стенке, нечетные дожидались решения их судьбы батькой.

- К Сиверсу ? - раздался глуховатый голос за спинами хлопцев. - А может, возьмем Париж и отдадимся Колчаку ?

Соня спрыгнула с подоконника. " Кажется, дело пошло ", - подумала она, сразу уловив цитату из коктебельского затворника. Протиснулась к Махно и, обняв его горячей рукой за немытую шею, громко чмокнула в лоб. Парни захохотали. А Махно обиделся. Вздохнул и шепнул, рассматривая облупленные носки своих сапог :

- Мне ласкаться некогда, Софья Андреевна, мне правда народная дороже.

Тут засмеялся Задов. Щуря лукавые глаза, нисколько не веселившиеся, он колотил рукояткой  " Нагана " по заваленному бумагами столу, до ужаса пугая местного помещика.

- Вот тебе правда народов, батько, - отсмеявшись сказал он, протягивая револьвер помещику, - местный помещик Ноздрев, человек, так сказать, исторический, тоже часть народа.

- Эксплуататоры сами вывели себя за скобки внутриполитических отношений, - отчеканил Махно, уводя Софью к себе.

Задов переглянулся с Щусем. Сначала эксплуататоры, думали они каждый про себя, затем священнослужители, потом офицеры, а там, глядишь, и до владельца пары коровенок с лошадкой дойдет. Конечно, дойдет. А почему ? А я скажу. Потому, любимая моя Милена Ангел, что всего на всех не хватит, и рано или поздно, но очередь дойдет и до остальных. Если бы близкие к Махно люди читали одного из Дюма, они могли бы сказать, что остальные кончают остальных, но за общей безграмотностью они просто расстреляли местного помещика Ноздрева, кончив историю вместе с человеком.