Глава 27. Недостойная

18+. В главе присутствует упоминание о нетрадиционных женских сексуальных отношениях, нецензурные выражения.

Звезда Лейтена. Планета Гуриасс, Хилликийское королевство. 38 день Поры Ледяного Камня 2174 г. Эры Великого Пророка (21 февраля 2342 г.).

… - Доставай, доставай! Жива, барышня?!

-Ой, вроде бы, да! – Таня, дрожа от неимоверного холода, еле держалась в ледяном потоке быстрой реки. Хорошо, что не так уж глубоко здесь, не более двух метров!

Синицына держала под мышки двух рыдающих, кашляющих от попавшей в дыхательные пути воды крестьянских ребятишек, провалившихся под лед по сути у самого берега.

- Здесь я, барышня-госпожа! – пищала из-за чужих спин маленькая Селине с тяжеленным тулупом в руках.

Десятки неравнодушных рук вытащили из ледяной реки Татьяну и чуть не утонувших ребятишек. Тут же на плечи ей водрузили сразу несколько грубых плащей из шкур и меха животных. Плащи воняли кислой овчиной и еще какой-то едкой гадостью, но на холодном ветру Таня была очень рада такой помощи. Тут же на санях кутали-утепляли и спасенных Таней ребятишек, брата и сестру.

Синицына попыталась укрыться в многослойной меховой оболочке, как в чуме. Ее собственная форменная одежда промокла насквозь и заледенела, и понадобится не менее часа, прежде чем суперткань 24 века придет в порядок.

- Выпей для сугреву, барышня, звездочка наша небесная! – Под нос Тане сунули деревянную кружку с какой-то спиртовой жидкостью. Она проглотила … и чуть не умерла от огненной спиртовой гадости в горле. Под нос ей тут же сунули какое-то синий плод, по вкусу напоминающий кислое яблоко в маринаде и кусок грубого хлеба из местного травянистого растения..

- Закуси! Извини, барышня, у нас стол простой, не для благородных особ… И тому рады!

- Ага… Спасибо, товарищи! - ответила дрожащая Таня, чувствуя, как внутри нее разливается жидкое тепло. – Там у дна наверное холодные потоки…Я в ноябре в Телецкое озеро ныряла на Алтае… Полчаса почти плавала, и так не замерзла… А здесь вода холоднее…

Вновь Таня Синицына попала в историю… Она привезла Селине в ее деревню, повидаться с матерью и заодно сообщить, что ее бабушка, мама Фирне, нашлась. Пока радостная бывшая невольница хлопотала и собирала на стол, Таня с Селине выбежали в деревенскую лавку за продуктами. А лавка стояла у самой реки, на прибрежной улице. И вот когда две подружки (никто бы не понял с виду, что это юная барышня и ее iklite. Они так и ходили за ручку как две подружки или сестренки, только Татьяна была выше и старше) подбежали в деревянному домику со старыми выцветшими вывесками, послышался крик на всю улицу… Двое крестьянских ребятишек пренебреги мерами предосторожности, выбежали на непрочный ноздреватый лед у берега, и провалились в полынью под совсем тонким льдом.

Разумеется, Синицына, как юная советская коммунистка и мастер спорта по подводному плаванию тотчас бросилась на помощь. Она только успела скинуть с себя китель и ботинки, и не думая об опасности, отважно нырнула в черную воду. И ведь вытащила обоих меньше чем за минуту!

Она не чувствовала себя героиней или какой-то выдающейся личностью сейчас, и тем более, достойной какой-то награды. Так надо было сделать, и все! Для «золотой нашей звездочки» Татьяны Синицыной пройти мимо чужой беды, тем более, когда на кону жизни двух ребятишек, было бы так же неестественно и невозможно, как рыбе выйти на берег на задних плавниках, надеть шляпу и закурить. Тем более, что Татьяна-то со своим разрядом по подводному плаванию в воде и чувствовала себя, как рыба в родной стихии, так что ей сам Бог велел! Да и в 24 веке на Земле слово «эгоизм» было ругательством или диагнозом.

- А ну-ка пустите, - растолкали мужиков крестьянские бабы, вытирая полотенцем мокрую Танину голову. – Раздевайся, барышня, мы тебя скроем! А ну отвернись, мужики от наготы! Одежу мокрую сушить надо! Селине, где ты, бездельница! Хозяйка твоя одной ногой на том свету была, а холопка скачет где-то! Бабоньки, она точно с небес, со звезд! Кожица нежная, волосики, как золотой шелк! Ей-богу, на небе рождена! Святая из ангельских садов!

- Видать, благородная! – рассмеялся старый беззубый дед на санях, одетый в мохнатую зимнюю одежду. – Благородная, да наша, народная! Да ладно, меня не опасайся! Я на девок только смотреть могу, и то не помню, на кой хрен!

- Барышня! Золотая ты наша! Спасибо тебя, госпожа наша, от матери! – с воем кинулась Тане в ноги чуть было не осиротевшая мать ребятишек. – На том свете первая перед Богом за вас просить буду!

- Будь ты нашей барыней! Пущай госпожа Жю Сет тебе нашу деревеньку подарит, и будешь ты тут надо всеми нами начальница! Тем более, и Селине твоя отсюда родом!

- Спасибо, товарищи! Ладно, договорились, только мне сперва училище закончить надо и три года практики пройти! – Таня после кружки огненного пойла пьянела на глазах. – Нужно ограждение на набережной поставить! Приказываю! Чтобы поставили и детям на лед выход запрещаю! Денег дам! Держите, правда они мокрые… Вот! Чтобы стояло ограждение, проверю!

Под ворохом теплых одежд с Тани сняли ее топик и трусики, принесли ее одежду (ботинки чуть местная деревенская алкашня не сперла и не заложила в ту же лавку за банку пойла). А Селине, скинув с себя коротенькое пальтишко, тотчас прильнула своими пышными формами к голой мокрой коже юной хозяйки:

- Ой, барышня, какая вы холодная!

- Ой, Селиночка, какая ты горячая!

- Вези в дом к Фирне, старый! – крикнула одна из баб. – Скажи, пущай отогревают госпожу! А то нас графиня-то Стелла по головке не погладит за свою племянницу-то!

- Дочка ее госпожу отогреет! – ехидно прошамкала какая-то бабка. – На то к ней и приставлена! А то, хошь, я отогрею! У покойницы барыни Жю Айралле постельной девкой двадцать лет была!

- Ты-то куда собралась, старая?! Греха побойся, одной ногой уже на том свете! Еле ходишь, а туда же!

- И что! Лежать-то я еще могу! – ответила бабка под гогот деревенского люда…

Фирне, когда узнала, что произошло, чуть сама в обморок не брякнулась. Вот те на, отправила девочек в лавку! Фирне по старой своей холопской привычке чувствовала рабскую неполноценность перед молодой благородной барышней, тем более, сошедшей с неба, и в то же время ощущала материнскую потребность заботиться о ней, как о подруге своей дочери. Она тут же разлила по чашкам кипящий напиток (который Таня условно назвала «чаем», хотя на чай это серое варево не было похоже даже теоретически) и выставила на стол всю небогатую снедь. Тане было не до вкусов, она насколько можно быстро залила в себя горячую настойку, стараясь даже не сравнивать ее вкус ни с какой другой субстанцией, заедая местными сухарями из мякоти местного папоротникообразного дерева.

- Вы как, барышня-госпожа? – с тревогой спросила Селине, держа Таню за руку. – Ой, какая вы холоднющая-то!

- Дозвольте, барышня! – Фирне мягко запрокинула Танину голову назад и нежно, по-матерински, прикоснулась щекой ко лбу землянки. – Верно, не отогреваетесь вы никак! Как бы тепло жизни из вас не ушло! Ледяная вода быстро жизнь вытягивает, а речка эта коварна, многих уже забрала.

- Да нет же, все хорошо… - ответила Синицына, которой казалось, что ее лоб горит огнем, а руки, наоборот, до сих дрожали. – Просто мы, земляне, холоднее вас… У нас температура тела холоднее вас почти на градус…

- Делать нечего, - сказала Фирне, грустно вздыхая… - Я пойду к соседке за травой целебной, а ты, дочка, уж коли отдала ты себя барышне, так делай свое дело, отогревай ее, как положено! Вот, барышня, в постельку прилягте! Селине, дочка, помоги мне чистое постелить.

Татьяна была не в курсе, что означает это «как положено». А для Фирне было хоть и горько, но абсолютно нормально по жизни, что ее любимая и единственная дочь сейчас ляжет в постель с благородной госпожой отнюдь не для того, чтобы рядышком полежать. Такова она, рабская доля… Еще хорошо, что барышня у нее очень добрая, не от мира сего, о простом народе заботится... Умрет она, Фирне, о Селине хоть молодая госпожа подумает, хоть в тепле и сытости дочка будет…. А потому молодой хозяйке угождать вдвойне надо, куда деваться?! Приказала бы барышня Тьяне, и Фирне бы в постель легла, на пару с дочерью барышню «отогревать».

Да вот только сама обнаженная Татьяна вообще не понимала местных реалий и думала, что ей, - слава богу! - просто дадут отоспаться после этого горячего варева, наверняка целебного. А поспать хоть лишний часок Таня мечтала уже вторые сутки. Она даже забыла намазаться антибактериальным составом, прежде чем лечь на это не совсем чистое ложе.

- Да зачем… Не надо, я вас умоляю… - махнула рукой «барышня». – Я сейчас препарат приму, и все нормально… Ой, что-то действительно спать хочется… Ну хорошо, я буквально часик, если вы не против… Мы с товарищем подполковником, тетушкой моей, двое суток урывками спали, матчастью занимались… Я ей теорию по физике пилотирования в атмосфере с первого раза сдала, представляете?! Так что я собой довольна! Спасибо вам большое!

«Две ночи с теткой-развратницей провела, попробуй ей угоди теперь! » - с тревогой подумала Фирне. – «Жю Сет, говорят, в любовных играх ненасытна, как голодный ящер! И молодую родственницу свою не пожалела, заставляет ее ночами ублажать! Греха не боится, дьяволопоклонница! Ишь какими заграничными словами свои мерзости господа называют! Бедная моя доченька! Боги, простите ее! Не вина раба, что ее против Воли Вашей в грех вгоняют! Господам как откажешь?! А барышня молодая слово свое сдержала и матушку мою нашла, живую! Ей услужить с особым усердием надобно! »

Таковы были мысли бедной женщины. А вслух она только и сказала:

- Вам спасибо, барышня! И за добрую весть спасибо, что матушку мою нашли… Вот только в одно я поверить не могу… Что вы, барышня, дочь той самой Муны… Видать, действительно есть Господь, что просветил он Муну, и что в дочери злой барыне послал девицу – ком…му… В общем ту, которая за народ!

- Товарищ Фирне! – нахмурилась Синицына. – Не надо так говорить о маме Моане! Вы ее совсем не знаете! Она все осознала и встала на путь исправления. И я ей сама сказала, чтобы исправила все свои скверные поступки! И сама считаю своим моральным … и интернациональным долгом приложить все усилия для исправления ситуации! С рабством и неправомерными действиями против бедняков будет покончено, как вчера сказал в докладе товарищ Тимофеев. И Селине обязательно будет свободной, я вам … обещаю! И вы должны перелететь на Землю! Селине нужно в школу, у нас в ее возрасте уже в институт поступают, а она даже букв толком не знает…

- Быстрее, дочка, у барышни жар начинается! – заторопила Селине мама. – Видишь, бредит уже? Слушаюсь, барышня, как вы прикажете, так и будет!

- Да нет, она целую кружку спирта выпила от холода, - шепнула ей Селине. – Пьяненькая она, матушка!

- Я пойду пока прочь выйду… - заторопилась Фирне на выход. – С полчасика меня не будет, а может, и подольше похожу…

- Хорошо, матушка, - кивнула Селине. – Сейчас, хозяйка, все хорошо будет. Иду к вам мигом!

Она уложила практически обнаженную, хмельную Татьяну на постель, накрыла ее одеялом из грубой шерсти… Потом все же передумала, накрыла более мягкой простыней из ткани, похожей на хлопок. Все же мягче, хоть и с двумя заплатками… Позаботившись о хозяйке-куалийке, Селине быстро сняла с себя одежду, платье, лифчик, подаренный Таней, и чулочки. И нырнула под бочок к «небесной девушке».

- Здесь я, барышня!

- Ты тоже поспать хочешь! – улыбнулась хмельная Таня. – Это правильно! Часок можно! Давай обнимемся… Ой, какая ты горяченькая… Ты не заболела? А я до сих пор согреться не могу!

- Я, госпожа моя, для того и пришла, чтобы вас согреть! Сейчас вам жарко станет..!

А пока Таня совершала подвиги в деревне, ее названная тетка Стелла Жю Сет в сверкающем наряде все же выполнила свое обещание и встретилась с послом Федерации господином Лихтерманом. Правда, за обедом, а не за ужином.

Гражданин СШСА и Израиля пел соловьем, расхваливая красоту графини, цитировал классиков и аж три раза поцеловал руку прекрасной даме. А еще рассказывал разные интересные истории из своей жизни, шутил, смеялся, веселил Жю Сет – в общем, надо признаться, показал себя очень привлекательным и галантным кавалером. И, чего греха таить, Стелла на уровне инстинкта заинтересовалась им, как женщина.

Этого не мог не заметить бедный Тимофеев, которого Стелла взяла с собой, как сопровождающего. Жю Сет очень жалела и сочувствовала Василию, - после страстной бурной ночи, которую они с Тимофеевы провели почти как молодожены, она отрядила его на роль запасного игрока, наблюдающего, как к его возлюбленной откровенно подбивает клинья солидный господин при полном параде. Самое главное, ей, Стелле, приходится отвечать ему тем же – шутить, смеяться, улыбаться, позволять касаться себя и принимать его ухаживания. А зараза Лихтерман и не скрывал, что настроен серьезно по отношению к графине. Более того, он подарил ей такие очаровательные цветы, которые ну просто грех было не взять!

Стелла понимала, что сейчас унижает и мучает Тимофеева, но вот такая работа у разведчика. Никто кроме Тимофеева как назло, поехать не смог. Да и Стелла предпочла взять с собой возлюбленного, чтобы все происходило на его глазах, а не тайком от него. Увы, лучше было бы тайком! Несчастный Василий Ильич был вне себя от гнева, а подаренные Стелле цветы нести к аэроплатформе демонстративно отказался, вспомнив старинное ругательство «куколд». Насилу графиня сумела растопить сердце обиженного ростовчанина и убедить его, что подобная встреча нужна была для дела.

А вообще-то сама Стелла испытывала целую гамму чувств по отношению к мужчинам, которые по ее воле оказались в роли соперников. Лихтерман ей не то, чтобы прямо уж сильно понравился, но он сумел ее заинтересовать, привлечь, как мужчина. Стелле очень нравились умные, эрудированные мужчины, а Лихтерман по манере общения и богатству интеллектуального багажа чем-то напоминал Иоффе. С другой стороны, она была чисто по-женски, по-бабьи влюблена в молодого Тимофеева, особенно после жаркой ночи, но одновременно с тем, она же и испытывала раздражение, что этот молодой да ранний кавалер смеет ее ревновать. Стелла могла ревновать кого угодно, но она очень не любила, когда ревнуют ее и ограничивают в свободе. А Тимофеев, при всем к нему уважении – не Иоффе и не Лихтерман. Он обычный простой парень, без зауми, без «богатого внутреннего мира», и к нему Стелла благоговения, как к гению-покровителю не испытывала. Скорее смешанные любовно-материнские чувства – Василий-то был на четырнадцать лет моложе ее! Стелла даже обругала сама себя и мысленно назвала себя непостоянной женщиной. Вот уж, воистину, правы мужики с их пренебрежительной поговоркой про женщин – живут с одним, влюбляются в другого, думают о третьем , и по итогу считают себя сильными и независимыми! Одно она понимала – вытирать ноги о любовь Тимофеева она не имеет права! Она сама буквально вешалась на него, и парень, похоже, настроен серьезно.

- Знаешь, Стелла, давай договоримся на будущее! – стиснув зубы, буркнул Василий Ильич. – Твоих баб я еще как-то худо-бедно переношу, но вот мужичков рядом с тобой я терпеть точно не намерен!

- Не суди, да и не судим будешь, мой дорогой! – высокомерно ответила ему Жю Сет. – Я уже упарилась тебе доказывать, что мне мужчины не интересны, кроме тебя! А ты уже решил вопрос со своими бабами? Я уважаю тебя, но запасным космодромом быть тоже не намерена!

Что касается информации про Вырока – Лихтерман ничего особенного и не сообщил. Рассказал, что знает про Вырока, что тот до всех этих событий жил в Хевроне, и юный Аарон даже видел его в молодости. Он сказал, что Вырок неплохо говорит на иврите, хотя его выдает иностранный акцент. Сказал по секрету, что Вырок знает и олд- и нью-инглиш, и арабский, и даже русский язык, - Лихтерман в студенческой юности посещал семинар, который проводил молодой тогда еще бизнесмен Герберт Вырок. Посол в точности, до мельчайших подробностей рассказал, как проходил тот семинар, показал даже мимику и жесты, которыми пользовался Вырок, и признался, что один из его жестов молодой Лихтерман невольно перенял, и пользуется им до сих пор. Этот жест – вращение указательного пальца, направленного вверх, будто на нем вращают цирковые колечки, Вырок использовал, чтобы поторопить кого-нибудь, указать на нехватку времени.

- А вы не помните, Вырок вращал эти воображаемые колечки против часовой стрелки или по часовой? – заинтересовалась Стелла.

- Вот уж не припомню! По-моему, по часовой! По крайней мере, я вращаю по часовой!

Н-да… Так себе информация… Хотя в разведке лишних данных не бывает.

Куда большей удачей обернулась слежка за контактами одного из топ-менеджеров компании «Глобал Кибердайнз» Джорджа Кумара. Тот действительно регулярно отправлял сообщения некоему абоненту, причем даже не по телефону, а по ископаемому проволочному телеграфу, но используя старинную земную азбуку Морзе. У гуриассийцев на планете до сих пор не было единой международной кодировочной системы радиосигналов, поэтому разными странами использовались аж три радиоазбуки, одна из которых была как раз турханская. И адрес абонента, которому сигнализировал Кумар, был разгадан очень быстро. Равно, как и весьма быстро расшифрованы радиограммы. Это был успех… Можно сказать, земляне уже одной ногой стояли на пороге Вырока, только он этого пока не знал.

По поводу похитителя юных землян… Запрос на планету Таллос, где уровень развития цивилизации можно было сравнить с серединой земного 21 века и где живут люди с голубоватой кожей из-за преобладания в их крови оксида меди, а не железа, дал результат… Ихетс (в хилликийской версии Игветт) У-Стан, местный олигарх и фанат покорения космоса, по данным местных властей улетел в космос с одним из земных экипажей и исчез. Корабль с экипажем также пропал…Интересно, что Ихетс У-Стан занимал важное место в истории космоплавания Таллоса, так как стал автором нескольких быстроходных межзвездных кораблей (по сути скопировав их с земных). Потом, как подозревают местные власти, либо погиб, либо связался с космическим криминальным элементом и покатился по кривой дорожке. При этом местные жители уважают его как мецената и верного сына своей планеты за доставку на планету космических богатств и вложения собственных средств в развитие родной космонавтики. Нужно еще сказать, что Таллос — планета холоднее Земли и Гуриасса, массивнее, и с более плотной атмосферой, богатой, однако, кислородом из-за деятельности морских одноклеточных водорослей. Поэтому в условиях далеких миров таллосцы всегда пользуются кислородными аппаратами и дополнительными увлажнителями, так как являются потомками не приматов, а местных морских млекопитающих, похожих на древних земных китообразных. Да и вообще Таллос на девяносто процентов океан.

И совсем уж страшная новость пришла с «Жемчужины Янцзы»… Нет, речь шла не о барине-садисте-педофиле Жю Фаране и не о герцогине Клаате… Местные эксперты закончили перепроверку отправленного им на экспертизу гаджета, купленного помощником княгини Жю Карри. Вывод был чудовищным, - в приборе использовался диск памяти, созданный ИЗ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МОЗГА и нейронов. Не по подобию, а именно с использованием нервных тканей и клеток головного мозга, которые не умирали и не гнили, подпитывались от питательных растворов, электрической энергии и химических реакций. От подобного известия у Стеллы ноги подкосились, и она, как была, так и уселась на свое ложе. Где совершают подобные садистские манипуляции? В Кристмасс-сити!

А еще у них пауков выращивают, новые модификации, которых хрен знает сколько там… ТАК ВОТ ЗАЧЕМ ИМ НЕУЧТЕННЫЕ РАБЫ?! Так вот зачем куалийцы из «Города рождества» скупают невольников за хорошие деньги (которые для землян все равно гроши)? В том числе, старых, больных, слабых... Творится страшная беда, и решать ситуацию нужно в ближайшие же дни, если не часы… Каждый час – это новые человеческие жизни! Ох, как прав Тимофеев, как же он оказался прав!

Нужно бить во все колокола, принимать решение немедленно! Господи, матушка Богородица, помоги!

Стелла закурила уже наверное пятую сигарету… Вся ее комната провоняла табачным дымом… Графиня в одних чулках и шелковом истерзанном халатике буквально на коленке, на смятых после вчерашнего любовного безумства простынях, стала планировать с нуля самостоятельную операцию. И как же ей было страшно и тяжело – один Бог ведал!

- Кажется, я знаю, где Вырок! – уверенно сказала Стелла глядя в лицо Божьей Матери Владимирской. – Помоги его выкурить из норы, пожалуйста..!

Минута спокойного раздумья – и в голове потихоньку начал складываться план новой операции. Совершенно не то, что они планировали раньше, но… Все всегда идет не так у нее! Судьба у нее такая! Пора вводить в бой артиллерию главного калибра!

- Морок Кетцоалькоатлевич, зайдите, пожалуйста! – Голосок маленькой ведьмы дрогнул. – Очень срочно..!

Пока Стелла с Мороком планировали дальнейшие действия, пока доводили их до своих товарищей и начали подготовку к реализации, в имение на большой скорости прибыла «Планета» с Синицыной и Селине. Ховерцикл приземлился у самых шасси высокой «Хилликии».

- Надо себе такой же купить, - размечталась Татьяна. - Вот и куплю с первой же офицерской зарплаты! Только не «Планету», а что-нибудь покруче!

- Вот еще хозяйка! Голову себе сломать на этой адской повозке! У меня до сих пор голова кружится! - пожаловалась Селине.

- Так, отставить разговоры, помогай давай! Убираем транспортное средство, а то меня Жю Сет заживо сгрызет! - засуетилась Синицына. - Я сама от этой кружки спиртового вещества до сих пор не отошла! Ой, мамочки! Это же, получается, я воздушным транспортным средством в нетрезвом виде управляла! Меня же лицензии лишить могут! Линка, никому не слова, поняла?! Обещаю больше так не делать. Где-то у меня были мятные пастилки...

- Как прикажете, госпожа моя! -улыбнулась Селине. - И про то, что в доме матушке было тоже никому не слова?

- Ах ты, провокаторша! - Синицына покраснела, как рак вареный. - Это… произошло непроизвольно, под воздействием алкоголя! Господи, так перед твоей мамой стыдно!

- Так матушка потому и ушла, чтобы нас двоих оставить! - кокетливо улыбалась Селине, пританцовывая и крутясь на месте туда-сюда, придерживая свой фартучек. - Я для того и существую, чтобы вам сладость дарить!

- Не говори ничего, ладно?! - Татьяна предостерегающе выставила вперед указательный палец. - Капец! Матушка Моане нас убьет, если узнает!

- А давайте ей ничего не будем говорить, барышня, ладно?! - взмолилась рабыня-негритянка, вспомнив, как опасен серп в руке разгневанной баронессы.

Они вдвоем убрали сложенную «Планету» на место хранения, а потом Таня, осмотревшись, спряталась за высокую и широкую стойку шасси корабля и подозвала к себе Селине. Оглянувшись по сторонам, девушки нежно обнялись и принялись увлеченно целоваться по-куалийски, прислонившись к материальной части, надеясь, что их никто не видит.

- Вам понравилось, госпожа, как я вас любила у матушки? - шепотом на ушко спросила Селине.

- Очень! - прошептала в ответ Таня, целуя свою подружку в шейку. - А тебе? Я старалась, чтобы и тебе было хорошо.

- Страсть как хорошо! - опустила глазки Селине. - Я такой сладости еще никогда не испытывала! Я у вас самая лучшая рабыня, да?

- В общем-то да… Потому что ты первая и единственная! - улыбнулась Таня.

- Так вам со мной другие и не понадобятся!

Девушки еще несколько минут увлеченно целовались и увлеклись настолько, что Таня даже вытащила из-под одежды Селине ее пышные мягкие грудки и с удовольствие поцеловала каждую. Молодая негритяночка аж замурлыкала от удовольствия, чисто кошка!

- Все, хватит! - Татьяна насилу оторвалась от сладких шоколадных губок юной прелестницы, одернула китель и заторопилась в сторону дома. - Я очень хочу с Кыбо повидаться! Вдруг удастся его без мамочки-княгини застать! Ты ступай в мою комнату и жди меня!

- Так поспешите, барышня! Я его утром при параде во всей форме видела!

- Ой-ой! Ох, загуляли мы!

Таня вспомнила про личный телепорт и вместе со своей «спальной девушкой» мгновенно переместилась в дом, на первый этаж.

Там было тихо и безлюдно, ибо все обитатели куда-то разъехались, разошлись, расползлись… Таня бегом понеслась на второй этаж, на ходу придумывая слова, которые она скажет молодому лейтенанту хилликийского флота. То, что она буквально час назад целовалась и занималась любовью с Селине Таня не считала помехой. Она, кажется, поняла, почему Стелла Жю Сет говорила что «любовь к женщине и к мужчине не пересекаются».

Вот здесь, в эту комнату определили вчера на отдых Кыбо Жю Карри. Таня с замиранием сердца зажмурилась, потом открыла глаза и почтительно постучалась:

- Кыбо! Это я, Тьяне!

Дверь открылась… и перед взволнованной Таней вдруг предстала Ее Сиятельство княгиня Жю Карри, - в белой ночной кружевной рубашке, с цветочками в волосах, напомаженная… и раздраженная. Поставив руки на талию, она пренебрежительно смерила взглядом Синицыны сверху вниз.

- А это я, Сарре! - хохотнула княгиня. – Ну, заходи, Тьяне!

Смущенная Таня шагнула в ее комнату и застыла около двери. Постель, где спала княгиня, была распахнута, одеяло наполовину валялось на полу, окно было широко распахнуто. Из помещения еще не выветрился тяжелый запах, замаскированный обильным ароматом парфюмерии. Кыбо, к сожалению, в комнате не было.

- Простите пожалуйста, товарищ Сарре… А вы не знаете, где Кыбо? Я просто с ним поговорить хотела. Я … вас утомлять своим присутствием не буду…

- Садись! - почти приказала Жю Карри на постель рядом со своим ложем. - Знаю, как не знать!

Татьяна послушно села, пытаясь понять, чего хочет княгиня. Она вдруг вспомнила про слова Жю Сет о том, что Жю Карри к ней неравнодушна, что не добавило ей оптимизма. Но какой-то огромной властной силой обладала эта женщина, что от ее голоса и взгляда становилось не по себе.

- Скромница, ой, скромница! – улыбнулась Жю Карри, но глаза ее оставались холодными, как стекла оптических прицелов. – А чего же тогда со своей рабынькой лизалась под кораблем вашим летающим?

- Когда?! Вы что, видели? – Таня сразу потемнела от стыда.

- Конечно! – ухмыльнулась княгиня. – Окна-то, аккурат, на ваш летучий корабль выходят! А вы под лапой его прятались!

- Господи… - Таня от стыда закрыла лицо, но тут же взяла себя в руки. – Ну что же…Да, вы абсолютно правы! Я очень плохо поступила, проявила слабость, тем более, под действием алкоголя! Готова признать и понести наказание от своего руководства!

- Ты что, пьяная что ли? – удивилась Жю Карри.

- Уже нет… Мне просто пришлось кружку спиртосодержащего вещества выпить в деревне, вот я и утратила контроль над собой. Очень стыдно, вы правы!

И Таня сбивчиво, насколько могла кратко, рассказала о происшествии в деревне. Жю Карри не поверила:

- Врешь!

- Честное слово! – Таня смотрела прямо в глаза сидящей перед ней княгине. – Если хотите, в деревне спросите, подтвердят!

- Что?! – возмутилась Жю Карри. – Я еще в деревню поеду? Ладно, верю… Да, в принципе, передо мной-то что оправдываешься? Я-то не против, на то постельная рабыня и нужна… Ну что же, удивлена, удивлена… Не зря тебя «черный люд» святой кличет… Вот только матушка твоя не одобрит…

- «Она меня что, шантажировать пытается что ли? » - удивилась Татьяна такому поведению прежде весьма любезной пожилой дамы. – «Спокойно, сама виновата! Главное – твердость характера! »

- Да, моя мама очень расстроится, если узнает об этом… И я бы не хотела, чтобы она узнала, врать не буду. Но, с другой стороны, я очень уважаю маму Моане, чтобы лгать ей! Если спросит – признаюсь честно, как коммунист.

- Ну ладно уже… - сердито буркнула Жю Карри, удивленная прямой и храброй реакцией девушки, которая говорила твердым голосом, смотрела прямо в глаза и не собиралась трусить, юлить и притворяться. – Говорю еще раз, мне-то без разницы, на то холопок и держат, понятное дело…

- Она не холопка мне, Ваше Сиятельство, - возразила Таня. – Она моя подруга.

- Одна уже приняла милого дружка из черни, еле жива осталась! – брезгливо сморщилась Жю Карри. – Так и скажи, что любимица! Ничему жизнь не учит! Это мне неинтересно, даже и хорошо! Святая-то наша со щербинкой оказалась, как и все люди… Я с тобой поговорить хотела по серьезному делу… Ты ведь наследница богатая? Матушка-то за тобой целое баронство оставит, дай Бог ей здоровья, хоть и маленькое. А это имение небольшое, да земли немного… И придется тебе предстать перед Высшим Дворянским Светом. Деньги-то у тебя, наверно, есть, земля есть… Не бог весть какое дворянство, но на Третью Степень претендовать сможешь! А ты без мужа! Непорядок это!

- Какое дворянство, какие земли? – удивилась Татьяна. – Я – трудящийся человек, будущий офицер Советского космического флота! – Не нужны мне никакие земли! Земля должна принадлежать народу!

- Цыц, анархистка! – рассердилась Жю Карри. – Здесь при людях такое скажешь, моментом под следствие попадешь! Чтоб я не слышала больше ереси твои!

- Неужели вы вчера так и не поняли, что говорил товарищ Тимофеев?! – взмолилась Синицына.

- Мало ли что он говорил… С него каккой спрос? Он поумничал, да и улетел к себе домой… А нам здесь дальше жить на грешной земле-то… И не думаю, что после его речей здесь что-то изменится… По крайней мере, земля и дворянство всегда в цене будет… А ты, милая, если на милость от своего правительства и короля рассчитываешь, то знай, - милость вечной не бывает! Сегодня милость, - завтра правительство сменилось, и ты уже от двора удален, а на твое место уже другой вельможа рот раззявил! И всегда надо запасную гавань иметь на крайний-то случай.

- Мне кажется, вы мыслите устаревшими категориями! – ответила Таня. – У нас на Земле нет ни королей, ни вельмож. И право на труд каждого человека гарантировано государством.

- А если человек сотворил что-то, что в государственную коньюктуру не укладывается? Или, того хуже, закон нарушил? – хитро прищурилась Жю Карри. – Тогда в плети его, в тюрьму или уж по крайней мере, в опалу, прочь от двора! Не понимаешь?! Матушка твоя с рабыней своей в молодости палку перегнула! Мне-то неважно, но готова поспорить, что ваш народ и правительство против матушки твоей восстанет и потребует суровых кар для нее. В любой стране время от времени находят какого-нибудь провинившегося и показательную порку устраивают, чтобы другие посмирнее были. Смекаешь? А что с дочерью такой матушки будет? Не погонят ли прочь со службы? Не освистают ли? Человеческая природа одинакова везде. А так тебе хоть будет куда голову приложить…

- Это характерно только для тоталитарных обществ, - с сожалением и брезгливой жалостью к княгине с ее древними представлениями покачала головой Синицына. – Мы – общество демократическое, народное! Да, маму Моане могут осудить, но ведь и товарищи за нее заступятся! С плеча рубить никто не будет.

- И поэтому холопы ваши с Куали в газетке против дворянки Моане издевательскую пасквиль написали, что ждут ее с топорами да кольями? – ехидно спросила Жю Карри. – А тебе лично Стелла приказала речь свою в ее защиту удалить, чтобы и тебе не досталось! Я долго живо и повадки человечьи знаю! Все люди одинаковы! Боится за тебя Стелла, что и на тебя гнев толпы падет! А если у вас там простолюдины правят, к дворянству непочтительные, то и власть к тебе не ласкова будет! А здесь тебя с почетом встретят… А я, если что, помогу тебе освоиться, и в Высшем Совете за тебя словечко замолвлю! Я среди женщин-дворянок – первая! Ко мне сама Стелла, начальница твоя, на поклон ходит и постельку мне стелит!

- Не верю! – раскраснелась Таня. – Чтобы товарищ подполковник перед вами кланялась и … вашей любовницей была? Дважды Герой Советского Союза?!

- Тебя с ней что ли позвать в другой раз?! – усмехнулась Жю Карри. – Хотя… Я полагаю, ты девица умная, знаешь, о чем на весь мир трепаться не стоит… Это наше со Стеллой дело… Вот только сейчас графиню нашу стрела любви сразила к молодому вашему князю. Вот тоже не понимаю! Уже сорок лет, уже первая седина на висках, внука дождалась, а все туда же! И, добро бы, хоть в какого солидного, степенного господина влюбилась, своего поля ягоду, а то в мальчишку! В сыновья ей годится! А вот я теперь без нее скачать буду... Тьфу! Ладно! Отвлеклась я… Хочешь от меня покровительство иметь? Ведь и Стелла, и Моане, дай им Бог здоровья, не вечны! А я тебе, случись чего, не дай бог, и мамку, и тетку заменю, и богатыми дарами одарю! За мной, как за стеной будешь!

- Вы… на что намекаете? – Таня почувствовала себя бабочкой в паутине, лицом к лицу с хищным пауком.

- Нравишься ты мне… - прямо и без обиняков заявила Сарре Жю Карри. – Люблю я молоденьких девушек, есть у меня такой грешок. А ты чистенькая, свеженькая, будто с облачка спустилась… Хотя уже и не ребенок, знаю я, что с мужчиной уже любилась…

Вот и спрашиваю, - согласна ли принять мое покровительство?

- Вы ошиблись… - побледнела Татьяна. – Я – нормальная девушка! Я не такая!

- И потому ты с рабыней минут пять без передышки лизалась?! Дворнику сказки рассказывай! Я все понимаю, я уже не молода, конечно, не такая красавица, как твоя негритянка, но любить умею страстно и жарко! Ты, милая, такой любви и не знала еще! Поди-ка сюда, покажу тебе…

Таня не могла поверить, что это происходит с ней... Но княгиня грубо схватила ее за руку и подтянула к себе. Секунду, - и Таня оказалась в крепких объятиях пожилой аристократки, как игрушка.

- Пустите! – стала вырываться Таня с гримасой отвращения на лице. – Пустите, я сказала! Вы не имеете права! Пустите … пожалуйста, по-хорошему!

- Что, не нравлюсь? Рабыня-то моложе и мягче, да только я властью обладаю немалой! Ну, покорись же, разок, не убудет с тебя! – шипела княгиня, пытаясь дотронуться языком до шеи Тани. – Золотом тебя одарю, дорогими нарядами, даже землей, если захочешь! Матерью тебе второй стану! Да ты кто такая, княгине Первой Степени отказывать?!

- Пустите! – Таня выхватила бластер и вырвалась из липких объятий пожилой распутницы, брезгливо вытирая запястьем шею. – Стрелять буду!

- Ишь ты, кобылка необъезженная! – прохрипела со злостью княгиня. – Ты на кого оружие целишь?! Да я сейчас кузена сюда позову, главу Тайной Канцелярии! Покушение на аристократку, тут и до виселицы недалеко! Что ты из себя целку-то строишь?! Ведь во все места уже порченая!

- Да я сейчас сама лучше застрелюсь! – разрыдалась Таня. – Я не продаюсь, понятно вам?! Не продаюсь ни за деньги, ни за земли, я вам не проститутка! И…и я с вашим сыном встречаюсь, мы с ним о свидании договорились. Как вам не стыдно?!

- И потому ты с девкой своей целуешься?!

- Да причем здесь девушка?! Вы же мама его! Вам самой не противно?! Ваш сын такой хороший, а вы..! Как я ему после этого в глаза смотреть буду?!

- Значит и до этого уже докатилось? – похоронным тоном промолвила Жю Карри.

Таня опустилась на кровать, убрала бластер в кобуру и горько разрыдалась. Пристыженная Жю Карри опустила глаза, набросила на плечи простыню, как платок. Налила воду из графина, поднесла безутешной Татьяне:

- Пей! Пей, дура, не трону! Откуда ж я знала, что вы с Кыбо-то и до свиданий доскакались? Что честь его бережешь – спасибо тебе... Ладно, не рыдай ты уже… Ответь честно, как матери его – было у вас что?! Говори! Было?!

- Нет… - прохлюпала Таня… - Мы просто... поцеловались один раз… И он сказал, что дождется меня и поговорит со мной о чем-то важном…

- О том, что помолвлен он! - загремела недовольная Жю Карри. - О том, что он тобой увлекся, как сопляк беспортошный, и позабыл, что летом свадьба у него с девушкой из знатного рода! И что он на помолвке перед Богом слово жениться дал! Увлекся тобой, я знаю, только о тебе и трещит без умолку, да вот только потешились — пора и честь знать! Потому я Кыбо утром велела убираться поживее на свой корабль и голову тебе не морочить! И я ему сказала, что мне ты нравишься! А у него невеста законная есть, будущая жена! Он и не возражал… Дело уже слажено, и мы из-за тебя помолвку расторгать и свой род позорить не станем!

- Как помолвка?! - Таню будто бы ударили в самое сердце. - Как свадьба? Он мне ничего не сказал… Он меня что, просто … вам отдал?

- Это он нехорошо поступил, непорядочно, согласна, - кивнула Жю Карри. - Когда с одной девицей флиртует мужчина, разве же он о невесте-то расскажет? Слово матери закон! Я еще побоялась, что было у вас что-то и понесла ты от него… А раз просто встречались, так это, считай, что ничего и не было! Забудь его!

- То есть как, «забудь»?! - сдавленным голосом спросила Таня. - То есть мои чувства, - это игрушка вам?! Поигрался и сбежал?! Пусть в глаза мне это скажет!

- А с чего он тебе должен в глаза говорить?! Вы что, тоже при церкви обет перед Богом давали? Поигрался он с тобой и бросил! Влюбился, увлекся — да, возможно... Но как бы то ни было любви вашей не бывать! Не пара вы друг другу! Да и потом, - на кой ляд тебе: княжеский сын? Ты вроде не охотница за богатыми мужьями, бессребреница, деньги за ценность не считаешь… Вот и ищи себе ровню среди своих, куалийцев.

- А если я люблю его?! Если я влюбилась в вашего сына?! Он мне даже по ночам снился!

- А он-то тебя любит?! - со злобной усмешкой спросила Жю Карри. - Я тоже думала, что он мне скажет… Ничего, молча собрался и отбыл, даже письма тебе передать не просил! А кабы любил бы, так взвился бы огнем, копытом землю бил бы: «Матушка, люблю ее, не могу без нее, не тронь возлюбленную мою! » Сам бы тебя подстерег где-нибудь, увез бы тебя, не убоялся бы ни гнева родительского, ни отказа от наследства, ни голода, ни нужды, ни скандала! Когда человек любит, он любой ценой найдет способ быть с любимой! Или хотя бы попытается, потому что любая кара земная в сто раз легче, чем жить без любимого человека! А уж, тем паче, видеть ее в чужих руках! Конем бы помчался за тобой, если бы любил! А он молча собрался, да уехал. Значит, не люба ты ему! И потом… Мне ты хороша как любимица моя, а не как невестка! Зачем моему сыну такая жена — дерзкая, несдержанная, с мужской фигурой, в мужском платье? Над нами весь свет смеяться будет! Да еще и девство до брака не сохранила, с мужчиной во грехе жила! Ладно бы еще с женщиной, я бы и слова не сказала, а раз с мужчиной жила, значит по местным меркам ты — блудница! Женщина молодая должна покорной быть, должна чистоту блюсти, быть чистой до свадьбы и дом супружеский хранить, и детей рожать да воспитывать, да язык за зубами держать, коли не спрашивают! А не кораблем меж звезд рулить, как матрос какой! Да еще и волосы у тебя стрижены! На мальчишку ты похожа, а не на благочестивую девушку! Тебе самой невеста нужна, а не жених!

Татьяна села на кровать от такого унижения, от такой безнаказанного срама и первобытной дикости, разрыдалась горючими слезами настолько жалобно и горько, что надменная и высокомерная княгиня тотчас смягчилась к ней, потеплела душой и решила немного включить заднюю:

- Ты не рыдай давай! Правду тебе в глаза говорю, как есть! И хорошее о тебе тоже знаю! Знаю, что умна ты, сметлива… Такую громадину водить — это надо семи пядей во лбу быть… Моане тебя расхваливала, будто бы и вправду сватала… Знаю, что ты храбрая, как гвардеец, что ее ты собой от взрыва закрыла, что людей спасала из подземной пещеры с чудовищами, что чуть сама там жизнь не отдала… Медаль у тебя воинская есть, за отвагу… Была бы ты мальчишкой — цены бы тебе не было, я бы за тебя дочь мою первая выдала бы… кабы жива она была! Да только имей в виду — ни один мужчина в здравом уме гвардейца в штанах замуж не возьмет! Жена должна быть женственная, а не мужественнее самого мужчины! И по-воровски встречаться тайком с мужчиной у нас — это то же, что и блудить! Таких тоже замуж не берут… Моане и Стелла говорили, что в вашем мире это нормально, что там девицы свободно живут и наравне с юношами работают и учатся…Пусть так! Не по-людски это, конечно, но если у вас так, то в своем мире тебе и надо пару искать, ровню себе. А здесь тебя никогда ровней считать не будут. Либо сверху вниз смотреть будут, либо снизу вверх, но ровней ты здесь не будешь! Да и с Кыбо как бы вы жили? О чем вам говорить-то даже? Он тут по морям, ты там по звездам скачешь! Ну и кому такая семейка нужна? Он и сам это понял, оттого и уехал…

- Знаете, что я вам скажу? - Таня подняла на нее глаза, полные слез и гнева. - А мне и не надо здесь никому угождать! И не собираюсь! Да, правду вы говорите, в моем мире женщина — это равноправный член общества, а не инкубатор, не безъязыкое приложение к мужу и не сексуальная игрушка для распутных светских дам! У меня есть право говорить «да» или «нет», и откатываться назад по линии истории я не собираюсь! Не гожусь я вам?! Ну и пожалуйста! Сама проживу, и без дворянства вашего, и без сына вашего, и без вашего покровительства, будь оно неладно! Сама себе честной службой, если надо, заработаю и на дворянство, и на дом, и ребенка рожу от кого захочу, а не от того, кого мне навязали! Блудница, говорите? А скажу — свободная женщина! И кого хочу, того и люблю, а кого не люблю, с тем я в постель не ложусь и за материальные блага всякие не продаюсь!

- Дура! - закипела Жю Карри, закуривая папиросу, как мужчина. - Дикарка ты! С ней, как с человеком говришь, а она… Хамка невоспитанная! Поди прочь!

- С удовольствием! Сказала бы я вам, да пожилым людям хамить не приучена!

- Вон пошла отсюда, плебейка! - заорала взбешенная Жю Карри. - Иди вон к своей постельной девке и живи с ней!

- Не плебейка, а трудящаяся! - гордо ответила ей Синицына. - И горжусь этим! С кем хочу, с тем и жить буду!

С этими словами Синицына, хоть и в слезах, но и с огромным достоинством выпрямилась, прошла мимо княгини, глядя на нее сверху вниз, подошла к окну, шагнула на подоконник, свесила ноги вниз (чего там, второй этаж!), махнула Жю Карри на прощание и спрыгнула вниз. Раздраженная княгиня наблюдала за этим демаршем, вытаращив глаза и даже испугалась:

- Куда, идиотка?! Убьешься же?!

Нет, не убилась… Подбежав к окну, испуганная Сарре увидела, как Татьяна упала, перекатилась по снегу, встала и, прихрамывая, побрела к дому, торжествующе глядя на свою классовую неприятельницу и прокричав ей:

- Мы, пилоты, к полетам привыкли! Зато не барствуем и на шелковых простынях не спим!

- Дура! Дикарка! - прошипела ей вслед Жю Карри. - Плетки бы тебе, раз сорок! А все же хороша, стерва златовласая! Ведьма будет почище Жю Сет! Сразу видно, в тетушку пошла! Если башку себе не сломает… А ведь сломает, коли мы, старухи, за ней не приглядим… Ну и ладно! Дерзкая пташка слаще покорной клуши-то! А клетку я на тебя найду..!

Злющая и расстроенная Таня, прихрамывая на левую ногу и вытирая слезы тыльной стороной ладони, дохромала до входной двери. Ей хотелось сейчас найти мать Моане и выплакаться у нее на груди, услышать слова утешения…

Она сейчас ненавидела Кыбо. Ее прошлый парень, Мигель Кольцов хотя бы нашел в себе силы (и наглости) сказать о расставании в глаза. А Кыбо просто удрал от нее, да и, мало того, уступил ее своей мамаше-психопатке! Почти что в рабство продал! А еще дворянин, офицер! Сопля он и маменькин сынок! А мамаша его, - самодовольная напыщенная жаба да еще и извращенка! Может и хорошо, что так получилось… Такую свекровь и врагу не пожелаешь!

Уже у самой двери она увидела на белом фоне среди высоких зеленых деревьев, похожих на кипарисы, треугольную черную фигурку. Это была Стелла Жю Сет. Она курила, отвернувшись к сторону вырубки, и подозрительно часто вздрагивала и вытирала глаза. Что-то случилось?

- Товарищ подполковник, у вас все в порядке? – подошла к ней со спины заботливая Таня.

- Татьяна, уйди пожалуйста, Христом Богом прошу! – Стелла закрыла ладонью лицо, ее заплаканный голос был полон отчаяния.

- И у вас тоже все не слава богу? – всхлипнула Синицына.

Возмущенная Стелла с красным зареванным лицом резко обернулась, чтобы отправить непонятливую девицу куда подальше. И увидела, что у Тани глаза тоже на мокром месте.

- А у тебя что случилось? – спросила маленькая начальница, вздрагивая от слезных спазмов.

- Меня Кыбо бросил! Просто удрал и все! А его мать княгиня сказала, что меня никто замуж не возьмет, потому что я неправильная девушка! - Таня умолчала о признаниях Жю Карри и поползновениях в ее сторону, потому что ей было по-девчоночьи стыдно. Да и вообще было очень стыдно за свое сегодняшнее поведение, начиная с утра. Она уж и забыла, что спасла утром две детские жизни.

- Сочувствую, - грустно сказала Стелла. – Они все больно правильные! Ничего, ты еще молоденькая, у тебя таких Кыбо будет… А вот меня Тимофеев бросил. Совсем! И сутки я любимой девушкой не побыла! А я уже о замужестве размечталась, дура!

Сплоченные одинаковой бедой девушка и женщина заключили друг друга в крепкие объятия и принялись рыдать на пару. При этом более низкорослая Стелла макушкой упиралась Таня в подбородок.

- Тебя-то за что? – спросила Таня. – Ты тоже неправильная?

- Хуже! Я гулящая! – прохныкала подполковник КГБ. – И ведь, по сути, без вины пострадала!

- Как это?!

- А очень просто! Тимофеев взвинченный ходил еще после моей встречи с послом Лихтерманом и будто ждал, чтобы на меня сорваться. Он поставил мне условие, что женщин он мне моих прощает, но чтобы больше никаких мужчин со мной не было! Как будто он не знает, что мне уже и те, и другие противны! И вот после совещания договорились мы кофе попить вместе, я осталась в комнате марафет навести, и как на грех, - можешь себе представить? – звонит Севастьянов!

- Кто?

- Севастьянов, молодой руководитель отдела экологии у нас на базе! Да, не спорю, я была влюблена в него, но у него девушка молодая… Я уже с ним распрощалась мысленно, и как дура, в Тимофеева втюхалась! И вот приспичило же ему именно сегодня позвонить!

- И вы ушли к нему от Тимофеева? – раскрыла рот Синицына, с трудом разбирая трескотню Жю Сет, которая от волнения говорила еще и с акцентом.

- Какое там?! Хотя, сердечко дернулось, врать не буду… Но я порядочная девушка, мы с Василием прошлой ночью друг другу в любви признались… Я и думаю, как Севастьянова уже отшить. Не понадобилось! Иван Сергеевич при даме, причем, сошелся с молоденькой гуриассийкой из Богородского! Поэтому он, гад, хилликийский язык учил! Оказывается, я его двенадцать лет назад чуть не усыновила!

- Как это?!

- Когда мы работали в Космоспасе с Иванниковой, мы эвакуировали геологическую партию с П-22-19 в системе Веги. И там была молодая мама-геологиня с сыном Ваней, которому тогда было двенадцать лет... А мне тогда было двадцать шесть! Мама с тяжелойтравмой в реанимации, на грани жизни и смерти, а Ваня, получается, один оставался, если бы она умерла! И я решила, - если мать не выживет, я его себе заберу. Я еще помню мы в приемном покое сидели, я его в макушку целовала, слезки ему вытирала... Клянусь, Танька, как на духу, никаких левых мыслей, только материнские! Матушка его выжила, мы распрощались… А мальчик вырос и к нам на «Зарю» пришел работать! Только он теперь не Ванечка, а Иван Сергеевич Севастьянов! Он меня помнил, и тоже влюблен в меня был, только не решился мне предложение сделать… А я и понять не могла, почему меня так тянет к Севастьянову?! Вроде и как мужчину его хотела, и тут же стыдилась этого! Почему, понять не могла, но чувствовала, что это моя родственная душа! Он при определенных условиях мог бы моим подопечным стать! А на Гуриассе я бы его просто усыновила бы, там разница в возрасте тринадцать лет достаточна! Вот ведь как судьба оборачивается!

- Обалдеть! – Синицына и забыла про свои слезы от такой мыльной оперы. – И что дальше?

- Он меня даже один раз «тетя мама» назвал в полусне. Представляешь?! А я, как узнала его, что это он мой Ванечка, что он мог моим сыном стать, просто остолбенела! Разумеется, как к мужчине я к нему разом остыла! Но нежность старая проснулась... И назвала его от сердца «милым Ванечкой! » Клянусь, Таня, чисто от материнского сердца, если вру, чтоб мне до утра не дожить! И в этот момент как назло входит Тимофеев, который, сука, конечно же услышал последнюю фразу! Тут и понеслось, - «что за милый Ванечка?! » Я ему пытаюсь рассказать и понимаю, что бред же, никто не поверил бы! И тут он на меня и сорвался, и Лихтермана мне припомнил, и мою бисексуальность, и совести у меня нет ни на грош, и что я с ним играюсь, а сама с другими мужиками встречаюсь, и что я … мягко говоря, неразборчива, в общем, практически нимфоманка! Отелло херов! Слово за слово, я тоже в долгу не осталась от обиды, звонки его девок припомнила… В общем, я с катушек слетела, врезала ему по морде, чуть глаз не выцарапала, и сказала, что больше видеть его не желаю, и чтобы не смел ко мне являться, кроме как по службе! Он пообещал сдохнуть раньше, чем хоть раз ко мне прикоснуться, и сказал, чтобы я у себя в юбке порядок навела! Я!!! Вот так и разлетелось мое счастье! Ведь ни за что пострадала!

- Тетя Стелла? Что этим мужикам вообще надо?! – жалобно спросила Синицына, обильно орошая слезами макушку Жю Сет.

- Не знаю, милая… - тяжко вздохнула Черная Ведьма. – И, наверное, никогда не узнаю… Опять мне Судьба на мое место показывает… Не дано мне простое бабье счастье познать! Как бы ты мою судьбу на себя не перенесла, вот чего я боюсь!

- Я вас люблю, тетя Стелла! – сказала сердечная Таня, прижимая к груди названную родственницу. – И никогда не брошу!

- И я тебя, девочка моя..! Не будь ведьмой! Ну его нахрен…! Одни только слезы и боль!

Закончилось все тем, что две сбитых летчицы добрели до Моане (там по счастью была и Изуми), и бросились рыдаться ей в жилетку. И получился большой такой групповой водопад! Хорошо, что там не было Лана, иначе он безо всякого корабля стартовал бы на родную Болхиа в радиоактивные руины и темные казармы, лишь бы не слышать этого слезоизвержения на шесть персон! Вскоре к ним за каким-то дьяволом приперлась и Жю Карри, узнать, что за вой на болотах. Тане видеться с несостоявшейся свекровью-лесбиянкой не хотелось абсолютно, и она тут же испарилась в свою комнату, где дремала ее измученная трудами Селине. Про сегодняшнюю мерзость Жю Карри молчала, побаиваясь Моане, а сама Таня от стыда умерла бы, но не призналась.

К тому же Стелла с тяжелым сердцем сказала, что завтра она встречается под видом рабовладелицы-заказчицы с Ихеттом, похитителем земных детей, чтобы якобы сделать у него заказ и прозондировать его разум. Васильева она приказала не ставить об этом в известность ни при каких обстоятельствах.

- Стелла, что-то душа у меня не на месте, - боязливо сказала Жю Карри. - Хоть я вам и помогала выйти на него, но… может не стоит? Не доверяю я этому субъекту!

- Я вынуждена это сделать, - сказала Жю Сет. - Помните, что случилось с этой девочкой из Флориды? А где гарантия, что сейчас также не насилуют и не убивают других похищенных? А мы даже не знаем где они! Каждый потерянный день — это новые жертвы! Нельзя больше ждать!

Таня хотела включить Земладу и посоветоваться с ней, как жить дальше. Хотела хоть немножко забыться, расслабиться, полазав по Сети. Машинально она зашла на сайт Международной Коммунистической Ассоциации и … почему-то обнаружила, что ее членоство приостановлено.

- Это что за дела?! – удивилась юная коммунистка.

Она написала одной подруге, но та не ответила. Написала другой — но та без слов кинула ее в бан. Тут Татьяна отправила запрос в администрацию, и с ней на связь быстро вышел робот-админ сайта в виде легендарного борца за свободу 20 века Эрнесто Че Гевары.

- Товарищ Че, что происходит? – спросила Таня. – Почему я отключена от сайта? Я какие-то правила нарушила?

- Товарищ Таня… Я должен сказать вам, что на нашем последнем совете товарищами была подвергнута сомнению ваша честность и следование вами нашим идеалам. Более того, некоторые товарищи нашли причины изобличить вас в предательстве идей прогрессивного коммунизма. Было высказано мнение, что вы недостойны быть членом нашей ассоциации! И подавляющая часть наших товарищей, членов ассоциации, это мнение поддержали.

- Что?! – удивилась Синицына. – Это на каком основании? Пусть эти товарищи выскажут мне свое мнение в глаза и выслушают мой ответ! Что за самоуправство такое за моей спиной? Я хочу поговорить с председателем Ассоциации товарищем Блумером, это мое право! И, по-моему, устав организации запрещает приостанавливать членство без решения Совета.

- Вы с ним говорите, Синицына! Вам прекрасно известно, что я являюсь цифровой копией товарища Блумера, поэтому мои слова – это автоматически и его слова тоже. Сам Блумер сейчас не в сети, а для Совета кворум мы все равно не соберем! К тому же я лично поддерживаю мнение многих наших товарищей, что таким как вы – не место в наших рядах!

- Еще раз спрашиваю, - на каком основании?

- На основании вашего родства с гуриассийской крепостницей, барыней и угнетательницей простого народа некоей Муной! Вы сами об этом написали в своем блоге, и не только не осудили ее действия, но и высказали ей поддержку! Отсюда вопрос, - что общего может быть у коммунистического авангарда человечества с дочерью феодальной преступницы? Кажется, ее новое имя – Моане?! Наши товарищи уже обратились в компетентные органы, - чтобы призвали ее к ответу.

- А причем здесь это? Я в чем виновата?! – Синицына пришла в отчаяние, понимая теперь, почему Жю Сет строго-настрого запретила ей делать какие бы то ни было политические заявления, тем более касающиеся своей личности и личности Моане. – Да, я выкладывала запись о недопустимости огульного обвинения моей мамы… А как быть иначе? Она же мать! Я ни разу не оправдываю ее поступок, я ей уже сама все высказала, но суд действительно должен быть товарищеским, законным, а не средневековым судилищем, когда толпе бросили кость, а она с удовольствием ее раздирает на части! Как-то я так представляю коммунистическое общество! Осуди, - да! - но и помоги! Помоги вернуться к свету, к человечности!

- Вы неправильно себе представляете общество, Синицына, - равнодушно сказал робот в облике Че Гевары. – Преступник, запятнавший себя в страшном преступлении не может быть товарищем! И человек, который ее пытается оправдать, - это человек либо политически слепой, либо откровенный враг всего прогрессивного человечества! Про вас также говорят, что вы на Гуриассе в дворянки заделались! Что с удовольствием научились угнетать местных трудящихся. И трудовой народ вы уже толпой называете!

- Моане имеет хорошие характеристики от командования базой! – не сдавалась упрямая Синицына. – Она помогала ухаживать за ранеными и больными! Она спасла от самоубийства нашего товарища! Она не чуралась любой работы, у нее все руки в мозолях! А у вас, товарищи, тоже руки в мозолях?! Она выступала против рабства и за это ее чуть не посадили в тюрьму! В настоящую тюрьму, в царский застенок, как в старой России! Она уже давно искупила свою провинность!

- Я еще раз говорю: это должен решать уголовный суд Федерации! Я надеюсь, он будет строгим и беспощадным. А вы, Синицына, неужели и вправду не понимаете, что не бывает добреньких и чистеньких классовых врагов! Не бывает раскаявшихся по доброй воле! Такие враждебные элементы общества надо искоренять.

- А я считаю, что долг коммуниста, - не только покарать виновного, но и перевоспитать сомневающегося, доказать ему правоту и достоинства социализма-коммунизма, повернуть его к новой жизни! Вы посмотрите на Болхиа, где у каждого первого руки в крови! Есть там раскаявшиеся или нет! – воскликнула Синицына. – Вы хоть раз из радиоактивных руин людей вывозили? Вы в глаза жертвам ядерной войны смотрели?! Они там все ее виновники, но они и жертвы! Или они тоже классовые враги? Они не знали никакой другой идеологии, кроме фашизма, теперь они видят, к чему он привел! Что, их тоже всех в утиль?! И женщин, и детей, и больных?! Наши товарищи на Болхиа считают иначе! И некоторые из них пожертвовали своей жизнью за бывших фашистов…

- Я не знаю, какие у вас там товарищи, которые жертвуют жизнью за фашистов! Может, такие же фашисты? Вы, похоже, окончательно поправели в политическом смысле?! И друзья у вас точно не имеют отношения к нашему движению!

- Мои друзья – боевые офицеры Советской Армии! – стиснув зубы, сказала Синицына. – Кавалеры многих орденов и медалей, герои Советского Союза! Те, кто под красным флагом в бой идут!

- Я бы предпочел прекратить вашу правую демагогию, тем более, что она ни к чему путному не приведет…А Советский Союз с фактически возрожденным старинным сталинизмом можно назвать перспективным коммунистическим государством весьма условно! Хорошо! Допустим, здравое зерно в ваших словах есть… В конце концов, пойдем по вашему пути, - если товарищ заблуждается, нужно дать ему возможность исправиться… Скажите честно – вы признаете себя дворянкой из старой феодальной формации с использованием труда эксплуатируемых трудящихся?

- Нет! Я боевой летчик! Я зарплату получаю! В смысле, пока стипендию…

- Допустим! Вы готовы отказаться от всех богатств и материальных ценностей, которые производятся на планете Гуриасс угнетенными трудящимися массами?

- Разумеется! Они принадлежат народу!

- Вы осуждаете деяния так называемой «госпожи Муны»? Только, пожалуйста, без половинчатых решений! Да или нет?!

- Конкретное деяние я осуждаю!

- Хорошо! Вы готовы написать, что не желаете иметь никаких родственных и близких отношений с данным элементом, носящим сейчас имя Моане? Вы готовы подписать воззвание к справедливому народному суду над ней?!

- Я вам еще раз заявляю, - моя мама Моане уже …

- Я сказал – без половинчатых решений и либеральных компромиссов! Или да, или нет!

- Маму я осуждаю, как дочь, но я и люблю ее! - сказала отчаявшаяся Таня. - И бросать ее я не собираюсь!

- А что вам важнее — чувства к угнетательнице или наши идеалы? Выбирайте что-то одно! Двум идолам поклоняться нельзя, и направо, и налево хорошенькой остаться. Либо она ваш враг, либо вы сама такая же!

- Да кто ты такой вообще, рисунок говорящий, чтобы от меня такое требовать?! – сморщила презрительную гримасу Синицына. – Моя мама, какая бы она не была, - моя мама! Я военный летчик, я матерью и Родиной не торгую! Послужил бы ты в «горячей точке», гражданин Блумер, такое бы мне не предлагал!

- Что и требовалось доказать! – торжествующе заявил робот. – Такие, как вы, бывший товарищ Синицына, никакого отношения к авангарду человечества не имеют! Такие нашу цивилизацию только назад тянут, к либеральному капитализму и торжеству феодалов и олигархов! Вы исключаетесь из рядов Международной Коммунистической Ассоциации! Таким, как вы, среди нас не место! Вам запрещается использование нашей символики, либо наша ассоциация привлечет вас к суду. Не позорьте ни святые для нас символы, ни святые идеалы! Вы к ним не имеете никакого отношения!

- А вы Красную Звезду и Ленина тоже своей собственностью считаете? – только и смогла съязвить Таня. - Почем купили права на использование?

Робот-Че Гевара уже ничего не ответил ей. Зато Синицына ошалелыми глазами увидела перед собой надпись на интерлингве: «Вы исключены из международной коммунистической ассоциации без права восстановления». И быстро на мониторе поползла стрелка голосов членов Ассоциации, поддерживающих это решение.

Мир для Татьяны рухнул… Время остановилось… То, что она почитала с особым тщанием, разбилось и осколками посекло ее душу до крови.

В последнем порыве отчаяния Таня схватила со стола ноут с мерцающим экраном и с яростным визгом бросила его об стену. От грохота проснулась перепуганная Селине. Она с перепугу закусила кулачок, видя озверелые глаза своей госпожи. Но что еще больше перепугало служанку, - то, что Таня вытащила из кобуры свой бластер и приставила к виску.

- Я хуже всех, Селине… Я не хочу больше жить… Меня все равно, что обесчестили… Прости меня…

- Нет, госпожа моя... - прошептала сухими от страха губами. Ой, смотрите, барышня, Кыбо ваш вернулся!

- Где? - Таня невольно повернулась к двери.

Это была ее ошибка, сохранившая ей жизнь. В следующую секунду ей в голову полетела средних размеров фарфоровая вазочка, пущенная меткой ручкой Селины...

- Люди, на помощь! - истерично заверещала Селине, быстро вырывая бластер из бесчувственных рук потерявшей сознание Тани. - Барышня стреляться хотела!