Искусство эголюбия

Борис  Бидяга

Искусство эголюбия

Эротический роман

УДК 82-3.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)6-5

Б 59

Борис Бидяга. Искусство эголюбия. – М.: Издательство «Перо», 2012. – 98 с.

ISBN 978-5-91940-224-4

1

Ненавижу мужиков. Жалкие создания. Ничего не умеют. В постели, разумеется. Сколько их у меня было – уж никак не меньше десяти, и все как один – полное дерьмо. Ненавижу мужиков. Хотя, если разобраться, не стоят они того – жирно им будет, энергию на них еще тратить. Лучше так: презираю мужиков.

– Что, всех подряд? – Это мое второе «я», оно всегда лезет, когда его не спрашивают.

– Да, всех.

– Не слишком ли поспешные ты делаешь выводы? Много ли ты их перепробовала?

– А по-твоему, это мало – десять штук? Или прикажешь мне всю жизнь их дегустировать? Я ведь все-таки не автомат и не проститутка какая-нибудь.

Кстати сказать, я женщина интеллигентная, с высшим образованием. Я окончила МГУ и работаю в одном очень приличном заведении на задворках нашей доблестной Академии наук.

Однако вернемся к мужикам. Не угодно ли Вам узнать, моя любезная читательница, отчего я их ненавижу – ах нет, презираю? Извольте, я расскажу Вам мою историю. Итак...

Первым мужчиной в моей жизни стал мой муж – Рома. В общем и целом Рома был человек неплохой; я вполне могла бы его полюбить, если бы не его чрезмерная похотливость. Дважды в сутки Рома требовал от меня исполнения моего супружеского долга. Ах, мужчины, мужчины!   Если вы лезете на женщину и утром, и вечером, не мешало бы вам позаботиться о том, чтобы сначала хорошенько ее раскачать. Это тем более желательно, если Господь Бог наградил вас выдающимися органами. Но не таков был мой Рома! По всей вероятности, щедро одарив этого производителя ниже пояса, природа таким образом всего лишь попыталась компенсировать недостатки его ума и мелкость души. Среди его постельных девизов наиболее расхожими были: «Быстрота и натиск» и «Рома женщин берет приступом». Этот жеребец не знал обходных путей – он шел напролом. Так что в течение нескольких месяцев дважды в сутки я подвергалась весьма неприятной и даже мучительной процедуре. Нет, я, конечно, с ним развелась, поскольку отнюдь не собиралась вводить пытки в свой ежедневный распорядок. Но за эти четыре месяца Рома меня сделал. Под конец меня начинало трясти от одной только мысли о тех мучениях, что поджидают меня на супружеском ложе. В общем, с Ромой мы расстались и какое-то время я и не помышляла о мужиках. Но месяца через два моя плоть во всеуслышание заявила о себе и мне пришлось подыскать себе любовника. Номером два стал некто Леша, мой сокурсник. О, Леша был прелестным мальчиком, и я благодарю Небо за то, что именно он заменил могучего Рому. Леша был миниатюрен во всех отношениях, и благодаря этому я сумела преодолеть свой страх перед близостью с мужчиной; с Лешей я не чувствовала боли, впрочем с ним я вообще ничего не чувствовала. Я даже не ощущала его нежную стрелку, которая терялась где-то в пучине моих недр. Леша оставался моим любовником целый год, мне жалко было его бросать – в противоположность Роме он был остроумным и ласковым мальчиком. Но преснота наших соитий в конце концов надоела мне и я поменяла Лешу на Андрея. Мой номер три на лицо был исключительным уродом, однако сложение имел великолепное; мне доставляло громадное удовольствие осматривать и ощупывать его скульптурные формы, по красоте ничем не уступавшие Аполлоновым. В постели он также был силен и вынослив, да и параметры его оснастки меня вполне устраивали. Однако ни его хорошие данные, ни еще более блестящие способности не помогли нам преодолеть мою фригидность. Андрюша бился надо мной часами, и все без толку – ничего, кроме морального удовлетворения, от этих баталий я не получала. Четвертым номером стал некто Ваня. Ваня был этакий херувимчик – с мягкими волнистыми волосами, нежным розовым личиком и проникновенными голубыми глазами. Однако сей писаный красавец в постели был полное ничтожество; не успевала я как следует раздвинуть ноги, как он, вполне удовлетворенный, покидал мое лоно и немедленно впадал в благодатный сон. Немудрено, что Ванечка не задержался долго в моих любовниках. После незадачливого Вани счастливый жребий выпал Шурику, с которым я познакомилась в театре имени Ермоловой. У Шурика были прекрасные задатки в виде весьма внушительного набалдашника, венчавшего его тросточку. С таким инструментом он вполне мог бы  меня удоволить, если бы применил его к моим отзывчивым местам. Но увы! Его головка была настолько чувствительной, что любые движения, в особенности резкие, были ей противопоказаны.

Я могла бы продолжить список моих разочарований на любовном поприще. Однако я не смею испытывать терпение моих милых читательниц однообразием относящихся к делу подробностей. Скажу лишь, что остальные пятеро моих любовников оказались ничуть не лучше тех, о которых я уже упомянула на предыдущих страницах. За эти шесть лет, что я находилась в творческом поиске, ни разу в моих ощущениях не промелькнул даже слабый проблеск оргазма. Признаюсь честно, я была в полном отчаянии. Моя голодная плоть страдала, требуя любовных ласк и удовлетворения. А между тем мужики не вызывали у меня ничего, кроме брезгливости и отвращения. В конце концов я вынуждена была пойти на самые крайние меры: я сшила из прочной ткани продолговатый мешочек, туго набила его ватой и натянула на него известное резиновое изделие. Несчастная! Видно, я забыла Андрюшу, своего номера третьего, – ведь он тоже работал часами, и безо всякого результата, хотя его предмет был куда более нежным и чувствительным! Очень скоро я поняла, что сработанная мною модель мужского органа годится только на то, чтобы выставлять ее в каком-нибудь провинциальном музее.

Мне казалось, что я исчерпала все возможные пути решения своей проблемы. От безысходности мною начала овладевать тоска, которая, несомненно, в скором времени переросла бы в опаснейшую депрессию, если бы не счастливый случай.

А дело было так. Под вечер пятницы я возвращаюсь с работы домой. Теснотища в метро, как всегда, страшная. И вот я стою, намертво зажатая между соседними телами. Неожиданно на своей заднице я чувствую чью-то любопытную руку. Ах, с каким  удовольствием я врезала бы негодяю по морде! Но, к сожалению, я была так стиснута, что развернуться и, тем более, высвободить руку не было никакой возможности. Тогда я поворачиваю голову, чтобы, по крайней мере, сообщить паразиту все, что я думаю о нем и о матери, породившей на свет такого безнадежного ублюдка. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что меня приласкала... женская ручка! Встретив мой злобный взгляд, девушка немедленно опустила руку. Однако, уразумев что к чему, я быстро сменила гнев на милость и поощрительно улыбнулась нарушительнице моего спокойствия. Ситуация показалась мне презабавной, и я решила посмотреть, что из этого может получиться. Моей голове было не слишком удобно, и я вернула ее в прежнее положение. Вследствие этого я не имела возможности наблюдать за девчонкой. Она же, по всей вероятности, за мной следила, так как вышла вслед за мной на Тимирязевской. Мы познакомились. Девушку звали Валей. Валя была очень симпатичная. У нее было нежное свеженькое личико, большие карие глаза, пухлые мягкие губы и очаровательный маленький носик. Светлые вьющиеся волосы, доходившие ей до плеч, делали ее еще более привлекательной. Свидание было назначено на следующий же день, благо рабочая неделя тихо и мирно завершилась. Валя жила с мамой, поэтому мы встретились в моей однокомнатной квартирке, которой мои щедрые родители – да продлятся их дни! – одарили меня на мое совершеннолетие.

Это был мой первый опыт с женщиной; он произвел на меня неизгладимое впечатление и круто изменил всю мою жизнь, поэтому я позволю себе остановиться на нем подробнее.

Переступив порог моего дома, Валя не спеша освободилась от верхней одежды и привела в порядок свою прическу. Я стояла посреди комнаты и ждала ее, сгорая от любопытства. Я заранее решила не сопротивляться никаким ее поползновениям, какими бы извращенными они мне ни показались. Как выяснилось впоследствии, это было очень мудрое решение!

Валя подошла ко мне вплотную, расстегнула на мне халатик и, осыпая меня нежными именами и комплиментами, стала гладить мою грудь. Это было восхитительно, доложу я вам! Ко мне уже полгода не прикасалась ничья рука, и, честно говоря, мне было наплевать, мужская она или женская. А Валины ручки были такие ласковые – не в пример грубым мужским лапам! От ее нежных прикосновений я вся дрожала, и когда ее губы прильнули к моим, я ответила на поцелуй со всей возможной пылкостью. Пикантность ситуации подогревала меня только отчасти. А вот что меня действительно поразило и привело в полный восторг, так это необыкновенная свежесть и нежность Валиного рта. За все время моего хождения по мужикам я не помню, чтобы мне хотя бы раз удалось сорвать столь сладкий, столь нежный, столь чувственный поцелуй. Я распалялась буквально на глазах. Без всякого участия с моей стороны мои руки начали шарить по телу моей подруги, снимая с нее одежду и производя первичное ознакомление с ее достопримечательностями.

В мгновенье ока мы раздели друг друга и слегка отстранились, оглядывая одна другую довольным, восхищенным взглядом. О, как прекрасно женское тело! Что есть голый мужик? Безобразие и оскорбление нравственности и ничего больше! Конечно, глядя на его восставший член, вы, быть может, возбудитесь, а может быть и нет. Другое дело – обнаженная женщина со стройной фигурой и божественной грудью! Как она красива! Какое вожделение смотреть на мягкие, трогательные линии ее бедер и соблазнительные ложбинки, отделяющие их от промежности! А грудь! Да она разжигает страсть одним своим видом! А попка! Так и хочется взять в ладони эти дразнящие половинки и до боли сжать их руками.

Как она была хороша, моя Валя! Только я недолго любовалась ее прелестями, так как мне немедленно захотелось их вкусить. Мы бросились на диван и в каком-то неистовом порыве начали осыпать друг друга страстными ласками и поцелуями. Не могу передать, какое блаженство я испытывала, когда целовала, сосала и вылизывала Валину белую мягкую грудь. Ну разве от мужика получишь такое удовольствие?

Однако все эти ласки, объятия и поцелуи были не что иное как цветочки – по сравнению с тем, что за ними последовало. Неожиданно для себя я почувствовала Валин палец в своем интимном месте. О, он был необыкновенно нежным и деликатным, этот палец! Непривычная к такого рода ласкам, я довольно быстро ухватила за хвост то самое наслаждение, за которым безуспешно гонялась многие годы. Почувствовав во мне перемену, Валя усилила трение и одновременно стала посасывать мою грудь. Через минуту моя плоть капитулировала, я содрогнулась с восторженным стоном и тут же блаженно вытянулась, ощущая во всем своем теле необыкновенную легкость и сладостную истому.

Вот это откровение! Кончить за две минуты, к тому же без помощи  всяких там фаллосов – искусственных или натуральных! От маленького скромного пальчика, совершенно ничтожного – по сравнению с громадным и бестолковым членом. Да, оказалось, что ларчик открывается голыми руками, да что там руками – одним голым пальчиком!

Разумеется, я захотела отблагодарить свою подругу за оказанную мне честь, и Валя, смеясь, раздвинула свои ноги и показала мне, что я должна делать. О, я постаралась вложить в свои прикосновения всю нежность и любовь, которую я в тот момент испытывала к своей милой партнерше. Как она стонала, как извивалась под моей рукой! И как же я распалилась сама от этой нехитрой процедуры! Я набросилась на ее прекрасную грудь, я сосала ее с жадностью, достойной давно не кормленного младенца. Но этого мне показалось мало. Я впилась в ее губы и дала полную волю своему языку. О, эти нежные ласки, разливающиеся сладостью по всему Вашему низу!

Итак, я вернула Вале должок. Однако на этом сюрпризы не закончились. После короткого перерыва, во время которого мы любовались друг дружкой и выражали свой восторг, целуя самые соблазнительные наши местечки, Валя заставила меня лечь на нее валетом и поджать под себя ноги. О, мы не спешили, нет! Мы ласкали друг друга медленно, лениво, плавая в волнах тихого блаженства. Все-таки, честно говоря, палец несколько грубоват для той нежной плоти, с которой соприкоснулся мой язык. Языку же там самое место! Ах, какой любопытный ему открылся пейзаж, какая холмистая и изрезанная чудесными ложбинками местность! Мой язык не преминул воспользоваться предоставленной ему возможностью и досконально исследовал каждый уголок этого благословенного оазиса, называемого женским лоном! Трепеща, он проник в святая святых. О, какая мягкость, какое тепло, какие нежные влажные складочки! Ну разве сравнится рот, его примитивное пристанище, с этим восхитительным, божественным, сладчайшим проливом!

На этом месте мое второе «я», конечно же, не выдерживает и прерывает столь милое моему сердцу повествование:

– Да хватит тебе, бесстыдница! И как у тебя язык поворачивается такое говорить! Ей-богу, твои лингвистические упражнения переходят уже всякие границы!  

О, это мое второе «я»! Всегда-то оно вылезет в самый неподходящий момент и испортит мне настроение! Ну да ладно, я сдаюсь и опускаю прелестнейшие подробности нашего свидания, тем более что оно уже подходит к концу.

Итак, содрогаясь телами, стеная и выкрикивая бессвязные слова, мы обе кончили невыразимым блаженством. Признаюсь положа руку на сердце, никогда больше я не испытывала такого поистине неземного удовольствия. На какое-то время я даже лишилась чувств и потом долго еще была не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Моя читательница легко представит себе, какой любовью я воспылала к милой Валечке, которая не только познакомила меня с доселе неведомыми мне сладостными ощущениями, но буквально утопила меня в пучине наслаждения. О, я ее обожала, боготворила, носила на руках и целовала ее ноги.

Как хорошо нам было вдвоем! Сколько ласки, неги, наслаждения и блаженства мы подарили друг другу! Но прошло полгода, и в Валином отношении ко мне начала проскальзывать заметная холодность. Чего я только ни делала, чтобы поддержать ее слабеющую день ото дня любовь! Увы! Очень скоро Валя разлюбила меня и завела себе новую подругу. Не могу описать словами, как я страдала. Ночи напролет я проводила в слезах и причитаниях; я рвала зубами подушку и билась головой о подлокотники дивана. Ее божественное тело стояло у меня перед глазами, мои губы томились по ее нежным сосочкам, мой язык иссыхал от желания приласкать ее мягкое сочное лоно. Мои дрожащие руки стискивали в своих объятиях... одеяло, и с яростным рычанием я отбрасывала его прочь, разоблачив обман моего больного воображения. Мое лоно, сгорая, жаждало ее умелого мокренького язычка, ее теплых, больших, трепещущих губ. О, это было невыносимо! Пытка, истязание!

Вы спросите, почему я не утешилась в объятиях другой женщины? Я Вам отвечу. Я любила мою нежную, сладкую Валечку, любила так, как никогда никого не любила и не смогу полюбить. Другие женщины? Я была абсолютно равнодушна к их прелестям и взглядам. Нет, мне нужно было Валечкино сердечко и Валечкина душа, а не абстрактные груди, клиторы и попки.

В страданиях и муках прошли три месяца. Постепенно я успокоилась. Однако рана, нанесенная моему чувствительному сердцу, оказалась в определенном смысле смертельной. Я навсегда охладела к женщинам. Не то чтобы я их возненавидела, как ненавижу мужиков. Нет.   Я и сейчас с большим удовольствием разглядываю какое-нибудь красивое женское лицо, если мне удается отыскать таковое в море невыразительной примитивности. Но вступить с женщиной в интимные отношения? Без любви – исключено. А по любви – чревато. После того что со мной случилось, как я могу отдать свое покрытое шрамами сердце в руки какой-нибудь ветреной, вероломной красавицы, будь у нее хоть сто пядей во лбу?! Ни за что на свете!

Итак, еще не дожив до двадцати шести лет, я успела разочароваться как в мужчинах, так и в женщинах. Как видите, дорогая читательница, мною были испробованы все возможные средства, как натуральные, так и искусственные, как общепринятые, так и извращенные. Все они оказались несостоятельными. Мне не оставалось ничего другого, как взять дело моего удовлетворения в свои собственные руки, благо моя Валюша показала мне, где находится источник женских радостей и как им пользоваться.

Будучи человеком очень ответственным и добросовестным, я и в этом деле не сделала себе никаких поблажек. В течение десяти лет я без конца ставила эксперименты и проводила опыты, выдумывая все новые и новые ласки и изобретая самые изощренные способы получения оргазма. В результате этого многолетнего упорного труда я выработала целую систему мероприятий, которую я называю словом «эголюбие». Эголюбие, в моем определении, – это духовная и телесная любовь к самому себе. Эголюбие подразумевает не только получение оргазма посредством самоудовлетворения, но также физические и духовные ласки, направленные на самого себя.

Итак, моя любезная читательница, если Вам любопытно узнать, как я блаженствую и наслаждаюсь своей любовью к самой себе, – тогда вперед, листаем страницу!

2

Что делает женщина, которая любит и которую любят? Вы совершенно правы – она тщательно следит за собой. Но ни одна женщина не заботится о своем теле и о своем лице так, как это делаю я. Вы спросите, зачем? Отвечаю: чтобы быть достойной своей любви. Мужчина, скорее всего, простил бы мне мелкие и даже крупные погрешности лица и фигуры, но я к себе строга, очень строга! Мужик наговорил бы мне кучу лживых комплиментов (в особенности, если у него стоит), я же к себе абсолютно беспристрастна. В итоге в тридцать шесть лет я выгляжу так же молодо, как выглядела десять лет назад – свежее, гладкое лицо, лебединая шея, стройная фигура. Вы не подумайте, что это пустяк – держать себя в форме. Отнюдь. Сохранение молодости требует ежедневной упорной целенаправленной работы. И, разумеется, никаких излишеств: я не пью, не курю, не ширяюсь, не изнуряю себя непосильными нагрузками и провожу в объятиях Морфея положенные восемь часов. И, можете мне поверить, результат окупает все затраты!

Итак, мой день начинается с духовных ласк – я встаю перед огромным зеркалом и услаждаю свой взор видом своего великолепного тела, своего прелестного свеженького личика и премиленького короткого ежика, придающего моему лицу своеобразный шик. Я любуюсь собой анфас и в профиль, я внимательно оглядываю свои плечи, грудь, спину, бедра, ноги. Мне открывается зрелище настолько изумительное, что даже мое второе «я», пораженное, умолкает и не мешает мне наслаждаться видом моих прелестей.

Любезная читательница! Прошу Вас, не спешите обвинить меня в нарциссизме! Я восхищаюсь собой не оттого, что «все мое – прекрасно». Нет, нет и еще раз нет! Но это тело – плод кропотливого труда – действительно великолепно в своих гладких упругих формах. Поверьте, я с неменьшим восторгом любовалась бы Вашим телом, будь оно столь же безупречным, как мое, – разумеется если бы Вы предоставили мне такую возможность.

«О, как я люблю это божественное тело! » – восклицаю я, и мои руки пускаются в приятнейшее путешествие по моей шее, плечам, лопаткам, груди, животу и так далее. Какая шелковистая, какая гладкая кожа! Как она нежится под моими ласковыми ладошками и пальчиками, которые скользят по ней так осторожно, так деликатно – едва прикасаясь! Ни один мужчина из тех десяти, что имели случай быть моими любовниками, – так вот, ни один из них не дарил мне столь нежных, столь приятных ласк, какими радуют меня мои собственные руки. О, они весьма искусны, эти руки! Они могут достать куда угодно; нет такого закоулка, даже на спине, который они не сумели бы приласкать. Но любимое наше местечко – это, конечно, грудь. Я начинаю пощипывать сосочки, и они тут же встают. Я помещаю их между средним и указательным пальцами и медленно сдвигаю пальцы, пока соски не оказываются в весьма чувствительном тупичке. Я легонько их сжимаю и одновременно массирую пальцами и ладонями чудесные полушария моей груди. Какая нега! Какое блаженство! Потом я начинаю сосочками тихонько «рисовать» узоры на своих ладошках. Чудно, чудно! Но вот с ладоней мы выскакиваем на запястья и сладость прикосновений как минимум удваивается. О, я могу ласкать свою грудь часами. Но ведь и об остальном тоже надо подумать! Каждая клеточка моей кожи должна получить свою долю любви и ласки. И я глажу свои руки, плечи, подмышки, бока и живот и одновременно выделываю своим телом самые соблазнительные движения и принимаю самые откровенные позы. Я пододвигаю к себе табурет и ставлю на него ногу. Я ласкаю ступню, голень, потом бедро, а моя вторая рука, с напускной стыдливостью, прикрывает мой заветный шерстяной треугольничек. Мое тело извивается змеей, то выгибаясь и бесстыдно выпячивая маленькую попку, то, наоборот, выставляя напоказ мускулистый живот и стройные бедра. Ах, какое оно соблазнительное, это холеное, ухоженное тело! Я чувствую, как мое лоно потихоньку разбухает, напитываясь соком. И пока моя правая рука старательно трудится на поверхности, средний пальчик другой руки, той, что вообразила себя фиговым листком, незаметно проскальзывает меж пухлых пушистых губ и успокаивается между прелестными лепестками малых губок, не забывая, впрочем, нежно прижиматься также и к моему миниатюрному клитору. Сегодня он ленив, этот чудесный заменитель мужского члена, по всей видимости, сегодня у него выходной. Не беда, пусть отдохнет. Я начинаю вращать бедрами; клитор и губы нежно трутся о палец, и по всему моему лону разливается волна сладострастия. Время от времени круговые движения сменяются «ходьбой на месте» и некоторыми другими упражнениями, что несказанно усиливает мое наслаждение. Через пару минут мои ноги слабеют от блаженства и я опускаюсь на табуретку. В сидячем положении уже не так удобно работать бедрами, и в дело вступает мой нежный испытанный боец. Он быстро и умело доводит любовную кампанию до победного конца, и вот я уже лежу на диване лицом вниз и чувствую невыразимо приятную щекотку от стекающей по заветным стеночкам влаги.

Постепенно сладострастный туман рассеивается, и до моего слуха доносятся совершенно внятные ругательства. А, это опять мое второе «я». Оказывается, оно уже давно надрывается, призывая меня к порядку и целомудрию! Надо же! А я от удовольствия ничего не вижу и не слышу.

– Ну, что тебе? – Представьте себе, мне так хорошо, что я даже не в силах разыграть гнев!

– Что ты делаешь, бесстыжая?

– А что такое?

– Это же грязь, позор!

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Да твое ковырянье в интимном месте!

– Ах это! Интересно, а когда мужик ковыряется в этом самом месте – это не позор?

– Когда мужик – это нормально, это Богом положено.

– Знаешь что? У меня была дюжина мужиков, и ни один их них не доставил мне Богом положенного удовольствия. Так что же мне прикажешь теперь делать – на стенку лезть, что ли?

– Найди себе мужика и забавляйся, сколько хочешь.

– Да говорю же тебе – от них одни мученья. И, между прочим, после мужика я всегда чувствовала себя грязной и оскверненной, а сейчас – наоборот.

– Да ты просто извращенка!

– Возможно. Но видишь ли, извращенцам тоже надо как-то жить.

Мое второе «я» в отчаянии хватается за голову и умолкает, подавленное моей вопиющей испорченностью.

Однако хватит болтать! Через полчаса мне бежать на работу, а я еще даже не умыта! Я сломя голову мчусь в ванную, на скорую руку споласкиваюсь под душем, чищу зубы, одеваюсь и, кинув в сумку пару бутербродов, в спешном порядке покидаю свое любовное гнездышко.

3

К сожалению, утром я спешила и не могла позволить себе настоящий душ – по всем правилам эголюбия. Но это не страшно – вечером наверстаю. Вечером времени у меня хоть отбавляй. Я ведь не замужем, детей у меня тоже нет, а в быту я самая настоящая спартанка, так что заботами и хлопотами я совсем не обременена.

Я не спеша и со вкусом поедаю свой нехитрый ужин – кислую капусту с винегретом – и направляю свои стопы в ванную. Я раздеваюсь и залезаю под горячий душ. Минут десять я просто отмокаю, наслаждаясь водяными струйками в общем и целом. Знали бы Вы, какое блаженство испытывает под душем моя коротко стриженная голова! Длинноволосой голове не дано вкусить столь дивного удовольствия. Я тридцать лет носила длинные волосы и с полным правом могу это засвидетельствовать. Ах, если бы я была мужчиной! Я брила бы голову каждые две недели!

Хорошенько угревшись, я увеличиваю поток холодной воды, и по всему моему телу разливается блаженная прохлада. Ах, как приятно! Моя кожа облегченно вздыхает, как если бы с невыносимой жары я вдруг попала в благодатнейший тенек, куда не проникает ни единый солнечный луч.

Порядком охладившись, я довожу температуру воды до приятной теплоты и начинаю «извращаться», как выражается мой цербер – Вы, конечно, поняли, кого я имею в виду.

Душ щедро расточает ласки нашему телу, но большинство людей не хотят или не могут эти ласки почувствовать. Мы не умеем прислушиваться к своему телу, не умеем «ловить и ухватывать» приятные ощущения. Напрасно!

Я подставляю свое лицо под самые нежные струйки – те, что изливаются у краев. Среди этих последних я нахожу одну заблудшую овечку  – она совсем отбилась от стада  и бьет куда-то в сторону. Эта струйка – нежнейшая из всех. О, как чудесно она щекочет мой лоб, щеки, нос, подбородок и особенно – мои опущенные веки. Каким сладчайшим дождичком она барабанит по нежным выпуклостям моих глаз! Ей-богу, просто невозможно оторваться!

Однако надо и честь знать! Мой нетерпеливый рот тоже жаждет наслаждений. Кончиком языка я слегка оттопыриваю нижнюю губу и подставляю ее под ласковые крайние струйки. С какой благодарностью моя чувствительная плоть отзывается на деликатные прикосновения благословенной дробленой водички! Я открываю рот и врываюсь языком в самую гущу водяных потоков. Мой язык гоняется за струйкам, лавирует между ними, убегает и снова ловит их. Во время этой игры мой рот довольно быстро наполняется водой и я фонтаном выпускаю ее наружу. После чего все повторяется сначала. Но какие сладостные, ни с чем не сравнимые  ощущения испытывают язык и прочие мои оральные причиндалы! Однако пяти минут бывает достаточно, чтобы мой рот насытился и устал от этой довольно напряженной и опасной забавы. Почему опасной? Потому что, потеряв контроль или слишком сильно запрокинув голову, Вы можете ненароком захлебнуться.

К счастью, ничего дурного не происходит, и я позволяю себе небольшой отдых, вновь отдавшись в «руки» моей заблудшей струйки. Но проходит минуты две, и мой ненасытный язык опять уже пылает жаждой удовольствий, и снова мой рот в безумном порыве жадно хватает, мнет и крошит нежнейшие струйки той замечательной, чудодейственной субстанции, что так просто и так плоско называется водой.

Мои оральные атаки на душ повторятся еще не один раз. Но как же другие части моего тела? Неужто я обойду их своим вниманием? Вы правы, милая читательница, пора подумать и о них. Я снимаю душ со стойки и направляю потоки воды на самые чувствительные свои места. Я поднимаю руку и прохожусь душиком по ее внутренней поверхности. Как приятно щекочется подмышка! Я навожу симметрию, тем же манером обласкав другую руку. После чего действо переходит в партер. Приятнейшее из приятного – пятки, ступни и пальчики ног. Как они нежатся, томятся, вздыхают и поджимаются! О, пусть не кончается эта сладость и эта нега!

Однако долг зовет меня отдать дань и самому сокровенному. Но сначала ноги. Мы начинаем восхождение от самой пяточки. Душик медленно лезет вверх по внутренней поверхности ноги и, перешагнув через лоно, так же точно спускается вниз. Я трижды повторяю это путешествие, прежде чем происходит привал на вожделенной вершине. Я раздвигаю губы и орошаю живительной влагой сокрытые за ними сокровища. Пожалуй, имеет смысл сесть. Я кладу на края ванны доску и опускаю на нее свой мокрый задик. Да, так много лучше. От ласкового дождичка малые лепесточки трепещут, а нежная мякоть входа дышит и разбухает, словно поднимающееся от дрожжей тесто. Где там мой клитор? Между прочим, у клитора тоже есть чехольчик – как у мужского члена. И в обычном состоянии за этим чехлом самого клитора даже не видно. Если я правильно понимаю, сам он вылазит только в том случае, если его хорошенько возбудить. Но если с самого начала вытащить его на свет Божий, то возбуждение придет быстрее. Я подбираюсь пальчиками поближе к вершинке и оттягиваю кожицу в сторону лобка, одновременно раздвигая большие губы. Ага, явился, мой ненаглядный, мой прелестный, мой светло-розовый бугорок! То-то же, от меня не спрячешься! Я сгибаю и ставлю на доску правую ногу, проползаю под ней душиком и снизу направляю блаженные струйки на лежащие как на ладони атрибуты любви. Я двигаю душик туда и сюда, и ощущение создается такое, будто по моему лону прогуливается какой-то нежный и весьма чувствительный предмет! О, неплохо, очень даже неплохо! В принципе от душика можно кончить, но перед этим надо хотя бы недельку поголодать. Ну а когда получаешь по три оргазма в день, тут уж душик никак не тянет на полноценное орудие любви. Так что спустя пять минут, насладившись этой изысканной лаской, я выключаю воду. Но должна же я довершить начатое душиком дело! Я возвращаю пальцы левой руки в ту самую позицию, которую они только что занимали, затем, нацедив слюны в щепотку другой руки, я бережно наношу эту чудодейственную влагу на клитор и в недолгом времени возношу себя на вершину блаженства. Что и требовалось доказать, как сказал бы скучный математик.

Спустившись с небес на грешную землю, я хочу уже вылезти из ванны, но тут вспоминаю, что я ведь забыла приласкать свою попку! Я снова включаю душ и беру его в правую руку. Я подбираюсь к ягодицам спереди и раздвигаю эти нежнейшие полушария пальцами левой руки. И тут раздается вопль, от которого я роняю душ и едва не опрокидываюсь вместе с ним.

– Прекрати сейчас же! Содомитка! Блудница! Боже, лезет в собственную задницу!

Ах, это опять оно! Что-то долго оно молчало. Я уж было подумала, что я его ненароком замочила. Я быстро овладеваю собой и говорю ласково и убедительно:

– Бога ради, успокойся. Никуда я не лезу. Просто хотела помыть это местечко. Разве другие люди так не делают?

– Не прикидывайся! Будто я не вижу, чем ты тут в ванной занимаешься. Еще скажи, что пришла сюда, чтобы помыться!

– В том числе и помыться.

– Ну кому ты пудришь мозги? Себе самой не можешь признаться? Стыдно, да?

– Не понимаю, в чем я должна признаваться?

– Не мыться ты сюда пришла, а возбуждать свои эрогенные зоны!

– Что же поделать, если они возбуждаются от самого обыкновенного душа? Заметь: я ведь не делаю ничего такого, чего не делают другие люди. Просто мне это доставляет удовольствие, а им – нет. А в задницу я вовсе не собиралась залазить пальцами. Я просто хотела ее помыть.

– Да, и заодно словить кайф!

– Да что же в этом плохого, если человек ловит кайф? Если бы люди почаще ловили кайф, в мире было бы куда меньше зла, можешь мне поверить!

– Да ты откуда знаешь?

– А это я по себе чувствую. На трехразовом «питании» я такая довольная, такая блаженная – как будто на мне благодать Божия!

– Бога еще приплети! Смотри, как бы он не покарал тебя за твои извращения!

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но мне кажется, я ничего такого Богопротивного не делаю.

– Сама с собой любовь творишь!

– А что в этом плохого? Почему какой-то там вшивый мужик может меня любить,   а я сама не могу? Да может, он меня и не любит вовсе, а просто сует свой член, чтобы попользоваться? Что тогда? Богу это не противно? Нет? А мне противно!

– Так найди себе такого мужика, который будет тебя любить.

– А, все они одним мирром мазаны! Не лежит у меня к ним душа. Да и поздно уже искать, в моем-то возрасте. Всех хороших давно разобрали. Если, конечно, таковые есть на белом свете.

– Ну, не знаю, что мне с тобой делать! Одно могу сказать: плохо все это кончится!

– Не знаю, не знаю. Наперед загадывать не берусь, но до сих пор все кончалось как нельзя лучше!

От такого похабства мое второе «я» выпадает в осадок и надолго лишается дара речи. Но настроение мое, конечно, испорчено, и я, махнув рукой на свою недомытую задницу, вылезаю из ванны и, закутавшись в полотенце, иду на кухню пить чай.

4

Иногда меня начинают терзать сомнения. Быть может, любить себя – это и впрямь противоестественно? В противном случае почему же в русском языке нету слова, обозначающего это понятие? И почему такие, казалось бы, подходящие термины, как самолюбие и себялюбие, означают вещи совершенно иные, не имеющие к любви ровным счетом никакого отношения. И в самом деле, человек, который действительно любит себя, начисто лишен как самолюбия, так и себялюбия. Самолюбец любит не себя – он любит, когда его любят другие. Я же люблю именно себя, люблю настолько, что даже ненависть и презрение окружающих не могут поколебать мое чувство. Мне абсолютно все равно, что обо мне думают и что говорят другие. Я стараюсь поступать так, чтобы быть достойной своей любви, и в этом мне может помочь только моя собственная совесть, но уж никак не суждения других людей.

Что же касается себялюбия, то это слово есть не что иное, как синоним самого банального эгоизма. Милая моя читательница! Представьте себе: когда Вас любят, когда Вами восхищаются, наконец, когда Вас удовлетворяют по три раза в день – разве Вы будете способны на какие-нибудь негативные чувства? Я уверена, что Вы станете милой, доброй и снисходительной. То же самое происходит со мной. Моя любовь вызывает во мне самые добрые, самые прекрасные чувства, эгоизмом здесь и не пахнет. Я смотрю на мир с нежной улыбкой, я бесконечно радуюсь жизни, я подхожу к людям с открытой душой и искренним сердцем.

В отличие от Вашей любви, моя любовь не готовит мне сюрпризов в виде ревности, измены, непонимания и скандалов. Моя любовь чиста, безупречна и постоянна. Мне не знакомы ненависть, зависть или злоба. Потому что я любима, довольна жизнью и собой и имею все, что мне нужно. И, что самое главное, я имею гарантии вечной любви и преданности. А теперь скажите: всякая ли женщина может похвастаться тем же самым?

– Да, но ты одинока. Разве ты от этого не страдаешь? –

О, мое второе «я» не преминет высказать свое мнение, в особенности если оно идет вразрез с моим.

– Нисколько. Наоборот, в одиночестве я могу без помех предаваться своим чувствам, расточая себе знаки внимания, ласки, а также более существенные доказательства своей любви.

Кстати о доказательствах – не пора ли в кроватку? Ведь уже девять и на «снотворную» процедурку у меня остается всего лишь два часа. Впрочем, времени должно хватить.

Разобрав постель, я снимаю с себя одежду, не забывая, конечно же, приласкать те местечки, что попадаются под мои щедрые руки. Вслед за этим я залезаю на диван и занимаю сидячее положение, привалившись спиной к диванной подушке, которую перед этим я предусмотрительно прислонила к стене. Отлично!

Для начала я хочу себя немножко приласкать. Не то чтобы мне требуется разгон – о, вовсе нет! Просто я, как и всякий нормальный человек, нуждаюсь не только в оргазмах, но и в самых обыкновенных, милых и нежных, проявлениях любви и восхищения. Легкими, воздушными прикосновениями я пробегаю по своим рукам и ногам, по плечам и спине, по груди и животу. Засвидетельствовав таким образом почтение каждой клеточке своей кожи, я перехожу к избирательным ласкам. Я сгибаю ноги в коленях и придвигаю ступни как можно ближе к попке. Ага, сосочки аккурат уперлись в бедра. Это хорошо. Я начинаю двигать коленками и грудью одновременно и немедленно сладкая истома заливает мою промежность и низ живота. Как чудесно! Я отдаю этому занятию чуть меньше времени, чем его требуется для того, чтобы эти приятнейшие из ощущений притупились, и без промедления перехожу к следующему упражнению.

Я обильно орошаю свое правое колено слюной и принимаюсь вылизывать его своим чутким язычком и покрывать поцелуями, слегка выворачивая свои чувственные губы. Главное – чтобы кожа была достаточно влажной. Чем мокрее, тем приятнее. О, слюна! Божественная, изумительная, совершенно необыкновенная влага! Настоящий любовный нектар – иначе не назовешь. Лишь только она попадает между трущихся поверхностей, как столбик сладострастия резко подскакивает вверх. Я щедро увлажняю колено и начинаю размазывать сей нектар по щекам, губам и подбородку. Какой нежной и гладкой становится моя кожа! И как удивительно приятен этот коленный массаж! Руки просто не идут ни в какое сравнение, можете мне поверить! Пятью минутами позже я проделываю точно такую же «сладкую» процедуру с другой своей коленкой – чтобы, не дай Бог, не обиделась. И тут, как всегда, в самый разгар веселья, всплывает оно.

– Какой стыд – целовать свои собственные ноги!

– А что такое?

– Да где это видано? Это же хуже любого разврата.

– Чем же это хуже разврата?

– Ну, это неприлично.

– Люди целуют друг другу самые разные местечки, и еще неизвестно, какие мотивы их к этому побуждают. Я же целую свою коленку, потому что я люблю ее, как и все прочие части моего тела. Мой поцелуй – это всего лишь свидетельство любви, между прочим весьма изысканное и целомудренное.

– Коленка! Коленка – это еще цветочки. Как будто я не знаю, что за этой коленкой последует! И она еще будет говорить о целомудрии!

Ну все, кажется, я начинаю терять терпение. А в данной ситуации это совершенно недопустимо. Пора положить этому конец. Я собираю всю свою волю и говорю тихим, вкрадчивым голосом:

– Послушай! Я знаю, что я извращенка, содомитка, онанистка, мастурбаторша, лесбиянка, гомосексуалистка – и все в одном флаконе! Я розовая, голубая – какая хочешь. Я согласна на любой статус и какой угодно окрас. Я даже готова пойти в милицию и чистосердечно во всем признаться. Но только – потом. А сейчас я тебя настоятельно прошу заткнуть свой очаровательный  фонтан и не мешать мне любить и наслаждаться своей любовью. Вопросы есть?

Само собой, вопросов не обнаруживается, и, успокоившись, я благополучно возвращаюсь к своему приятнейшему занятию. Я покрываю поцелуями свою ладошку, нежно пощипываю губами и покусываю ее мягкое ребрышко. Я вгрызаюсь в каждый пальчик и потом, в порядке компенсации, ласкаю его влажными губами и вылизываю языком. Я хорошенько увлажняю ладонь и выписываю на ней кончиком языка Бог знает какие каракули. Потом я запускаю в рот мизинчик и даю ему всласть погулять везде, где ему только захочется. Он нежно пробегает по деснам и языку, старательно ласкает податливую мякоть губ и щек и даже наведывается в огороженный частоколом зубов колодец, где обретается мой жадный до ласк язык. Я не допускаю ни малейшей дискриминации, и каждый из четырех оставшихся пальчиков получает свою долю удовольствия. За сим мой любвеобильный рот набрасывается на другую мою руку.

Покончив с целованием своих прелестных конечностей, я принимаюсь ласкать свой рот своим собственным языком – везде, куда только достает этот сладострастный живчик. Я нежно вылизываю свои тонкие губки – ту их часть, что открыта взгляду. Затем мой язык убирается восвояси и, едва просунув кончик в малюсенькую щелочку, что оставили ему мои кокетливые губы, с превеликим удовольствием трется о самые чувствительные местечки моего рта. За сим он отдает благословенную дань рыхлой закулисной мякоти губ и щек, а также деснам и небу. Вслед за этим я засасываю в рот нижнюю губу и легонько прихватываю ее зубками поближе к подбородку, тем самым предоставив своему языку роскошную возможность миловаться с губкой, что называется, с доставкой на дом. Надо отдать должное моему прелестному язычку – это изысканное упражнение удается ему на славу.

– Целоваться с собой – ну и маразм! – Мое второе «я» опять поднимает голову.

– Правда? А мне ужасно нравится! Между прочим, с мужиками целоваться противно – у них изо рта всегда воняет: то перегаром, то табаком, то вообще Бог знает чем. Еще и слюни свои сливают тебе в рот. Вот гадость-то! А мои поцелуи не причиняют мне абсолютно никаких неудобств – все чистенько, изящно и со вкусом. Можешь мне поверить, это в сто раз приятнее, чем лобзать чужие уста. К тому же гарантия, что не подцепишь какую-нибудь гадость.

– Но это же полный изврат, как ты не понимаешь?

– Да, собственно, что я такого делаю? Все люди шарят языком по деснам, только они таким образом подбирают остатки пищи, а я доставляю себе удовольствие. Понятно? И знаешь что? Пора тебе наконец успокоиться. Тем более что больше никаких особенных извращений в программе не значится. Конечно, если не считать самого обыкновенного онанизма. Надеюсь, хоть это ты не причисляешь к порокам?

– Да ты вся порочна, от кончиков ногтей и до мозга костей.

– Да что ты говоришь? Неужели так плохо?

– Хуже некуда. Боюсь, что тебя исправит только могила.

– Ну, уж тебе-то, во всяком случае, со мной не сладить. Так что иди-ка ты поспи, а меня тут ждет одно приватное дельце.

Мое второе «я» по инерции продолжает ворчать, но я не обращаю на него никакого внимания и вскоре, разобиженное, оно умолкает окончательно.

Между тем я слегка откидываюсь на подушку и раздвигаю свои мускулистые ноги. Я набираю в щепоть слюны, раскрываю пухлые шелковистые губки и увлажняю свой оазис. Легонько приласкав все его закоулки, я медленно ввожу в кратер своего вулкана средний палец правой руки. Затем пристраиваю рядом левую руку и средним же пальчиком подлезаю к клитору, при этом я стараюсь так расположить свои трудолюбивые ручки, чтобы оба пальца могли двигаться свободно и без помех. И я заставляю их двигаться – ритмично, медленно и очень-очень нежно. Мое лоно враз оживает – его плоть разбухает и начинает сочиться. Через каких-нибудь пять минут мой низ повержен: он упивается тихой, ровной радостью, он истекает и стонет от наслаждения. Я впадаю в состояние, близкое к экстазу и, что самое интересное, в моих ощущениях наблюдается поразительная стабильность. Я отключилась от внешнего мира, я не чувствую ничего, кроме своего плавящегося лона, мне так хорошо, что и сказать нельзя. Движение пальцев подпитывает мое наслаждение, но ни на йоту не усиливает его! Я готова продлить это удовольствие до бесконечности, и оно продолжается – час, другой... Это восхитительно! При первых же признаках спада я слегка изменяю положение ног – раздвигаю их пошире, или подгибаю одну ногу, или ставлю ее в вертикальное положение, или же приподнимаю и упираю ее в стенку. Я могу также изменить направление движения пальца, того, что трудится на поверхности. Я могу поглаживать клитор вдоль, а могу и поперек. Я ласкаю не только клитор – я так славно возбудилась, что любые прикосновения к промежности доставляют мне несказанное удовольствие. Мой пальчик оглаживает большие и малые губки, нежно ползает туда и сюда по складчатой плоти, а то кладет длинные ласковые мазки от лобка и до самого ануса.

Ну так вот, время от времени я меняю диспозицию и наслаждение накатывает на меня с новой силой.

Между прочим, эта медленная двухпальцевая техника – совсем недавнее мое приобретение. Процедура, которой я пользовалась до этого, была существенно более простой и настолько же менее привлекательной. Вкратце она сводилась к следующему. Берете на палец крем и сим орудием в весьма быстром темпе гладите и трете клитор. Минут через пять-десять Ваш клитор возбудится и Вы почувствуете некие приятные моменты. В очень скором времени Ваше наслаждение резко усилится и наступит пароксизм, то есть, грубо говоря – Вы кончите. Вас пронзает молния, которая длится не больше пяти секунд, после чего – все, отбой, тишина. При такой технике весь цикл Вашего удовольствия (зарождение – концентрация – оргазм) занимает очень короткий период времени – не более одной минуты, если, конечно, не растягивать его сознательно, то есть не прерываться при приближении оргазма. При этом, прежде чем Вы почувствуете первые «сладкие» признаки, Вам придется довольно долго пахать Ваш клитор безо всякого удовольствия.

Медленная двухпальцевая техника дает совершенно иной эффект. Здесь Вы практически сразу погружаетесь в море наслаждения и можете плавать в нем сколь угодно долго. Уверяю Вас, моя дорогая читательница, это так чудесно, что даже не хочется кончать! Так бы и нежилась всю ночь в волнах сладострастия! А теперь признайтесь: у Вас когда-нибудь бывало такое с мужчиной?

Целая ночь экстаза, каково, а? Я совсем не против. Но меня поджимает время. Вынь да положь – а свои восемь часов я должна поспать. Так что надо закругляться. Прежде всего я меняю свои пальчики ролями. Своей правой руке я вверяю самый ответственный участок  – клитор, а левую руку бросаю на влагалище. Затем я основательно смазываю клитор кремом и резко ускоряю темп. Двигать двумя пальцами с большой скоростью, да еще в тесном соседстве – работка не из легких. К тому же здесь требуется определенная сноровка. Но уж я-то в этом деле не новичок, насобачилась будь здоров! Так, хорошо, кривая экстаза полезла вверх. А как сразу зачавкало под пальцами! Восхитительный звук! Соседям, конечно, может не понравиться. Хотя, по правде сказать, что тут неприличного? Чавкает – значит, кто-то получает удовольствие. Вот у них что-то никогда ничего не чавкает, хотя их двое! Парадокс! Ну да ладно. Пес... Ах!.. Какой... сладкий... пальчик!.. О-о!..   Так!.. Ну же!.. Господи!.. О-о!.. Как... нежно!.. Как... восхитительно!.. О... нет... не могу... больше!.. О-о!.. Все!

Я кончаю и в изнеможении вытягиваюсь на постели. Отголоски недавнего оргазма еще продолжают будоражить мое лоно, и, чтобы усилить эти обрывки ощущений, я поигрываю бедрами и попеременно то поджимаю, то распускаю промежность. Ах, что за прелесть, эти оргазмы! Особенно те, что венчают долгое-предолгое блаженство. Какая приятная истома, какой кайф!

– Тебе кайф, а соседи, небось, на стенку лезут от твоих воплей! – Опять оно! Проснулось, как видно, от этих самых воплей.

– Да разве я кричала?

– Орала как резанная! В какое положение ты себя ставишь? Что о тебе люди подумают?

Я растерянно моргаю ресницами. – Ну, подумают, что я развлекаюсь с любовником. Эка невидаль!

– С любовником? Как бы не так! Все отлично знают, что к тебе никто не ходит. А по ночам орешь! Как ты это объяснишь?

– А почему я что-то кому-то должна объяснять? В конце концов каждый понимает все в меру своей испорченности. Вот пусть и думают, что хотят, если им не стыдно. А мне, честно говоря, плевать, что обо мне думают другие. Главное – чтобы моя совесть была чиста. Остальное – семечки. Ясно?

– Мне ясно одно – что в довершение всего у тебя еще и стыда нету.

– О, не беспокойся! Если стыд будет мешать мне получать полноценное наслаждение, я избавлюсь от него без малейшего сожаления.

– Да ты шизанулась на своих наслаждениях! В этом что – смысл твоей жизни?

– А что мне еще делать в часы досуга?

– Заведи семью, воспитывай детей.

– Я бы с удовольствием. Только как мне замуж выйти, если я мужиков ненавижу?

– Да ты ненормальная, тебе лечиться надо!

– Уж какая есть!

Так мы пикируемся еще минут пять. Но потом мне надоедает эта бодяга, я переворачиваюсь на живот и мирно засыпаю.

5

Высшая радость обладания – в обладании собой. Многие люди хорошо умеют владеть собой на эмоциональном уровне, то есть сдерживать себя и контролировать свои чувства. Но мало найдется мужчин и, в особенности, женщин, которые в совершенстве владели бы собственным телом.

Йога, это замечательнейшее изобретение человеческого ума, таит в себе секрет как духовного, так и физического самообладания. Но для меня  Йога это не только и не столько способ покорения своего тела – лично мне Йога доставляет самые изысканные и изощренные ласки и оргазмы.

Я раскладываю на полу большой лист поролона и стелю на него чистую простынку. Я сбрасываю с себя всю одежду. Я встаю на колени и плавно опускаю свой задик на пяточки, повернув носочки вовнутрь. За сим я ложусь грудью на бедра и упираю свой лоб в пол. Эта поза носит название «Йога мудра». Чудеснейшая сама по себе, она позволяет мне с большим удобством ласкать и гладить мои нежные пятки и ступни, причем отоваривать обе ноги одновременно! Основательно ублажив прелестнейшие в мире ножки, мои руки незаметно перескакивают на ягодицы, доставляя моей попке самую изысканную ласку.

Спустя минут пять-десять я перехожу к следующей позе. Я поднимаю корпус и медленно отклоняю его назад. Упершись затылком в пол, я поднимаю таз и прогибаю спину. Это – поза «Рыбы», оказывающая самое благотворное воздействие на женские органы. В этой позе я ничего не делаю – просто наслаждаюсь.

Минуты через две моя голова устает и мостик моего тела опускается на пол. Эта вариация «Рыбы» – мое собственное изобретение, Вы не найдете ее даже в самых подробных перечнях йоговских асан. В этом положении Ваше тело растягивается до предела, кожа на бедрах, на животе и на груди сильно натягивается и становится весьма чувствительной к Вашим пальчикам. Разумеется, я не упускаю возможности воспользоваться этим счастливым обстоятельством и даю полный карт-бланш своим рукам. Вволю насладившись приятной растяжкой, я возвращаюсь в позу «Йога мудра» и оживляю свои затекшие ступни градом нежнейших прикосновений. Так я забавляюсь довольно долго, время от времени меняя позы и, соответственно, объекты своего внимания.

Вернувшись в ходячее положение, я надеваю трусики и приступаю к своему коронному номеру. О, это самый настоящий шедевр, сейчас Вы сами в этом убедитесь, милая моя читательница! Итак, я натягиваю трусики, но не до конца – попка и треугольничек остаются полностью открытыми. Вы удивлены, не так ли? Подождите, минуточку Вашего терпения. Должно быть, Вы не раз испытывали удовольствие, когда Ваши трусики с помощью чьих-то рук сползали с Ваших бедер? Так вот, я испытываю ничуть не меньшее удовольствие, когда мои трусики, без чьей-либо помощи, наползают на мои бедра и ягодицы. Как я это делаю? Извольте.

Я принимаю чудеснейшую из йоговских асан – встаю на голову. Я делаю это очень постепенно: потихоньку подтягиваю к груди согнутые ноги, потом поднимаю таз, выпрямляя корпус, и, наконец, ставлю бедра вертикально. Мои пятки болтаются где-то за моей спиной. Возможно, Вам это покажется странным, но мое положение очень устойчиво, хотя я стою посреди комнаты и ногами ни на что не опираюсь. Просто благодаря многолетним тренировкам на голове я чувствую себя так же твердо, как большинство людей чувствуют себя на ногах. Итак, показываем гвоздь программы. Я вытягиваю вверх и полностью распрямляю правую ногу, при этом левая нога, согнутая в колене, прижимается, насколько это возможно, к груди. От этих разнонаправленных движений резинка трусиков начинает нежно елозить по моим бедрам; корчась и извиваясь, она наполовину наползает на мою левую ягодицу. Но как же восхитительно это медленное, неохотное сползание мягкой ткани! Разве мужик сможет так нежно, так деликатно, так нехотя стащить с тебя трусы? Не знаю, мне лично не приходилось встречать таких умельцев. Ну да ладно, вернемся к нашему аттракциону. А то что же я там стою не поймешь какая – и не голая, и не одетая. Итак, я меняю ноги – правую опускаю вниз, а левую вытягиваю вверх и распрямляю. И глядите-ка: резинка выровнялась, подтянулась. Для очистки совести я повторяю эти движения еще несколько раз и сразу же перехожу к другому упражнению. Я выпрямляю обе ноги и развожу их в стороны, как ножки циркуля. Затем я поворачиваю этот «циркуль» на девяносто градусов: теперь одна моя нога смотрит вперед, другая – назад. Я вращаю свой «циркуль» туда и сюда, покачиваю его вверх и вниз, и трусики ползут! Все ниже и ниже. Уже не видно треугольничка, уже и попка полностью скрылась за белым лоскутом.

Исчерпав свои возможности, я медленно опускаюсь на пол и вытягиваюсь на простынке. Мне положено отдыхать, но я ни капельки не устала. Я лежу на животе и двигаю бедрами и вращаю попой: одна половинка вверх, другая – вниз, одна нога туда, другая – сюда. Потом вдруг сильно сжимаю ягодицы и вдавливаю лобок в пол, точь-в-точь как это делает мужчина, когда хочет проникнуть в женщину как можно глубже. От этих энергичных упражнений в моем оазисе все начинает ходить ходуном. Мне сразу становится мокро, тепло и приятно. Тогда я засовываю во влагалище небольшую влажную тряпочку, но не до конца – всего лишь наполовину и продолжаю свою разминку. Тряпочка отлично помогает мне возбудиться; в принципе, я даже могла бы кончить, но сегодня меня ждет  экзотическое блюдо и я не хочу перебивать себе аппетит.

Я уже прилично проголодалась, но для порядка я решаю принять еще парочку возбуждающих асан. Я скидываю теперь уже ненужные трусики и щедро намазываю кремом пятки. Затем я сажусь на простынку, левую ногу вытягиваю вперед, а правую сгибаю, подтянув голень вплотную к бедру, так что моя гладенькая розовая пяточка очень даже мило прижимается к промежности. Я глубоко вдыхаю и, взявшись рукой за большой палец левой ноги, наклоняюсь вперед. Не позволяя своей коленке сгибаться, я достаю до нее губами и запечатлеваю на ней влажный поцелуй, тем более прекрасный, что достается он мне немалым трудом! Столь глубокий наклон заставляет двигаться как мое лоно, так и прильнувшую к нему пяточку, и до чего же сладко она его массирует! Я с восторгом повторяю это упражнение, время от времени меняя ноги. Но вот моя поясница начинает бунтовать и я перехожу к следующей позе.

Я ложусь на спину и поднимаю ноги над головой. Поначалу я делаю некую разминку: то встаю в напряженную «березку», то расслабляюсь, отклоняясь от вертикали градусов так на сорок. Потом забрасываю ноги за голову, упираюсь носками в пол и выпрямляю колени. Кажется, эта поза называется «Плугом», точно не помню. Позу эту я обожаю, она приносит моей душе удивительный мир и покой. С другой стороны, этот так называемый «Плуг» дает мне великолепную возможность попахать мои бедра и попку. И в самом деле, нету другой такой позиции, в которой эти местечки были бы столь же легко доступными и настолько же притягательными для моих ласковых рук. Я не знаю, сколько я нахожусь в этой позе, – счастливые, как известно, часов не наблюдают. Но в какой-то момент меня охватывает сильнейший приступ голода (обыкновенного голода) и я начинаю понимать, что мой сексйоговский сеанс непомерно затянулся. Я возвращаю ноги на поролон и даю своей голове небольшую передышку – перед решающей атакой. Затем я беру крем и обильно смазываю всю промежность. Я забрасываю ноги обратно за голову, однако на этот раз я сгибаю колени, подтягиваю их к голове и прижимаю к ушам. Такая чудненькая и весьма компактная позочка! Хотя, прямо скажем, не слишком удобная. Ну да ничего, мы люди привыкшие. Не помню, как называется, ну да пес с ним, с названием! Я бы, к примеру, назвала ее «Товар лицом» или «Женское откровение» или что-нибудь в этом роде. Очень уж пикантный получается натюрморт: бедра и спина образуют некий шалашик, а венчают это сооружение, естественно, женские прелести, выставленные напоказ с самым невероятным бесстыдством.

Мои руки могут двигаться совершенно свободно и, надо сказать, на вожделенной вершинке они чувствуют себя ну просто как дома. Я раздвигаю пальчиком большие губки, и в тот же миг в мое влагалище со свистом врывается воздух. Ну конечно! Матка же опустилась, и в моем нутре образовался почти что вакуум. Теперь мое влагалище, небось, раздулось, как воздушный шар. Я просовываю туда свой палец – так и есть! Да это не влагалище, а целое трамвайное депо! То стенки были сморщенные, рыхлые, а теперь вон как натянулись, складочки все разгладились, да какие упругие, так и играют под пальчиком. Ну что ж, тем лучше – легче будет раскачаться. Значит, нынче у нас процедура трехпальцевая – по случаю необъятной ширины моего влагалища. Итак, правой руке я вверяю свой бесценный клитор, а два пальца левой руки – средний и безымянный – осторожно ввожу в то самое «трамвайное депо». Между нами говоря, в такой позиции мужской член был бы обречен на полный провал. Он ведь прямой, как свечка. И как же ему прикажете добираться до стенок? Другое дело палец. Палец-то ведь гнется! Выходит, палец опять оставил члена в дураках!

Итак, я сгибаю свои пальчики и начинаю гладить, массировать и пожимать чуткие прелестные стеночки. А в это время моя правая со всем возможным тщанием перепахивает мое лоно, не без оснований выказывая клитору особую благосклонность. Я, конечно, не прочь наслаждаться делом рук своих часика этак два-три, но боюсь, что занимаемая мною позиция не слишком этому благоприятствует. В данном конкретном случае процедуру как раз лучше не затягивать. Поэтому я выбираю средний темп – но это, так сказать, для разгона. Впрочем, я, как всегда, осторожна. Я терпеливо жду, когда рожденное под моими пальчиками наслаждение окрепнет и пустит корни. Только тогда я ускоряю темп и в два с половиной счета довожу это дело до самого восхитительного конца. За сим я немедленно выхожу из несказанно утомившей меня позы и вытягиваюсь на своем ложе с ощущением двойного блаженства. Однако сдается мне, что я кончила одним клитором, а я так хочу кончить влагалищем! И именно сейчас к этому имеются все предпосылки – от недавней процедурки мое «трамвайное депо» порядком распалилось. Ну что же, будем ковать, пока горячо. Я сажусь на пяточки и слегка раздвигаю ноги. Я обмакиваю пальчик в маслице и забираюсь им как можно глубже в пещерку. Мой палец действует совсем не так, как это делал бы мужской член, – он ходит кругами, прижимаясь вплотную к нежным стеночкам. Да, опять приходится признать, что у пальчика возможностей куда больше, чем у примитивного, как поршень, члена.

Да, так вот. Движение по кругу. Что-то это мне напомнило. Что-то из физики. Ах, да. Движение пальца по окружности рождает центростремительное наслаждение, так, кажется? Нет, Вы напрасно смеетесь. Оно действительно концентрируется где-то в одной точке, постепенно сгущаясь и разбухая, и вдруг, как будто не выдержав пространственных ограничений, прорывается всплеском непереносимого сладострастия.

– Ну, ты наконец кончила? – Мое второе «я» прорывается всплеском непереносимого негодования.

– Даже два раза! – Я не могу не поделиться своей бурной радостью.

– Любой нормальный человек за это время кончил бы десять раз.

– О, ты ничего не понимаешь! Йога придает процессу изысканность, утонченность, своего рода экзотический колорит.

– О, да! Нет ничего более изысканного, чем задрать к небу задницу! Как красиво!

– В сексе изысканность не имеет ничего общего с красотой. В любви изысканным можно назвать то, что кардинально отличается от обычных поз, обычных приемов и обычных ощущений.

– О, в этом смысле ты, бесспорно, превзошла всех развратников. Это же надо додуматься – мастурбировать пяткой!

– Да я ей особо и не мастурбировала. Просто это поза такая – пятка прижимается к промежности, хочешь ты этого или нет.

– Ну вот, теперь она будет строить из себя монашку, невинную жертву порочного йоговского учения. Да ты любое человеческое изобретение сумеешь поставить на службу своей извращенной похотливости!

Я тяжело вздыхаю. На этот последний упрек мне абсолютно нечего возразить, я признаю себя виновной во всех мыслимых и немыслимых грехах, и на этом между нами восстанавливается зыбкий и весьма относительный мир.

Однако прежде чем я закрою эту главу, я хочу предостеречь Вас, моя милая читательница: ни в коем случае не пытайтесь повторить мой аттракцион с натягиванием трусиков, разве что Вы владеете Йогой в совершенстве. Стойка на голове вообще очень трудная поза, а если Вы при этом еще дрыгаете в воздухе ногами – она превращается в самый что ни на есть смертельный номер.

6

Любите ли Вы Природу? Я – так просто обожаю. Разумеется, любоваться природой и радоваться хорошей погоде может каждый. А как насчет того чтобы получать от природы еще и физическое наслаждение? Что, не можете? Я могу! Хотите, я покажу Вам, как я это делаю? Да? В таком случае я приглашаю Вас прогуляться вместе со мной по одному из московских парков. Минуточку, сейчас я только оденусь.

Я выглядываю в окошко: ну и жарища! Впрочем, в мае месяце такие деньки не редкость.   Я надеваю шортики и маечку, снаряжаю небольшой рюкзачок и выползаю из своей берлоги на свет Божий.

Очутившись на воле, я немедленно отдаюсь в ласковые руки матушки-Природы. Солнце и ветер! Эта прекраснейшая комбинация, в которой солнце обеспечивает тепло, а ветер – движение, – так вот, этот тандем дает самый изумительный эффект; никакие руки, даже самые искусные, не приласкают Ваше лицо с такой нежностью и любовью!   Вы легко почувствуете эту ласку, стоит Вам только внимательно прислушаться к своим ощущениям и всецело им отдаться.

Я бодро шагаю по улице и, совершенно не стесняясь, ловлю кайф. Я улыбаюсь такой сумасшедшей улыбкой, что прохожие останавливаются и смотрят на меня, разинув от удивления рты. Но любопытные взгляды ничуть не мешают мне на ходу предаваться еще кое-каким скромным забавам. Я нежно облизываю губы и тихонько обшариваю язычком все свое оральное хозяйство. Затем я легонько прихватываю зубками краешек нижней губы и подвергаю ее изысканнейшей из ласк. Я наползаю на нее верхней губой, я поскребываю ее зубами, наконец, я вылизываю ее и мну ее язычком, и это все – одновременно!   Ощущения просто изумительные!

Но вот я вхожу в лес. Боже! Народу больше, чем деревьев. И откуда они все повылазили? А, сегодня же воскресенье! Ну да ничего. Никто и ничто не помешает мне насладиться, будьте уверены. В ударном темпе я миную самые оживленные просеки и нахожу более или менее пустынное пространство. Разумеется, мое уединение очень относительно – и с той, и с другой стороны в двадцати метрах от меня проходят торные тропы, по которым время от времени шастают какие-то фигуры. И тем не менее это лучшее, на что Вы можете здесь рассчитывать в выходной день.  

Итак, я достаю из рюкзака подстилку и, выбрав местечко поровнее, стелю ее на землю. Я скидываю обувь и снимаю носки. Мои ноги благодарно вздыхают, расправляя помятую, затертую, задохнувшуюся в ботинках кожу. Мои бедные ножки истомились, и они получат утешение в первую очередь. Я оглядываюсь вокруг в поисках подходящего предмета. Я замечаю на своей подстилке целую кучу незнамо откуда насыпавшихся сережек. Нет, эти не пойдут – они совсем не стоят, все время норовят завалиться. В этом плане букетик полевых цветов куда как лучше. Однако полевые цветочки не дают искомой нежности. Хорошо, но чем же я сегодня себя порадую? Ага, вон, вижу хвощ. Это как раз то, что нужно, – хвощиные усики необыкновенно нежны и деликатны и в то же время хвощ хорошо держится, не падает. Я срываю штук шесть хвощинок, ровненько их складываю и перевязываю травинкой. Получается такой, знаете ли, веничек. Я беру этот веничек в руку и со всей возможной любовью принимаюсь подметать свои пяточки, пальчики и подошвочки. Боже! Какая нега! Какой восторг! Что там руки? Что душик? Ничто, ничто не сравнится с этой мягкой метелочкой в нежности и сладости прикосновений. Утопив свои пятки в пучине восхитительной щекотки, я переключаюсь на лицо и шею. От удовольствия моя кожа еле заметно подрагивает; кажется, что каждая ее клеточка тихонько прыгает от восторга. Я в очередной раз убеждаюсь, что самые чувствительные мои места – это веки и губы. О, этот чудесный букетик – непревзойденный мастер нежных ласк! По всему моему лицу разливается такое невыразимое блаженство, что я просто не в силах остановить этот процесс, а ведь меня ждут еще руки и ноги! Ну и что? Разве я куда-нибудь спешу? Буду сидеть тут хоть до вечера, если понадобится.

Однако вскоре моя спина затекает и я откидываюсь на одеяло, впрочем ни на минуту не останавливая сладостного движения нежной метелки.

«Но где же справедливость? » – быть может, упрекнет меня излишне строгая читательница. Хорошо, хорошо, сейчас. Не без сожаления я покидаю лицо и с достойным похвалы старанием одариваю вниманием каждую из четырех своих конечностей. Как славно возбудило меня мое волшебное помело! Эх, стащить бы с себя шорты и майку да приласкать самые заветные свои местечки! Но, к сожалению, обстановка обязывает меня соблюдать приличия и я ограничиваюсь тем, что сдвигаю штанины поближе к промежности, тем самым слегка увеличив рабочую поверхность.

Но как же я распалилась от хвощиного веника! Мой низ отчаянно взывает к моим рукам, требуя более серьезных ласк. Неужто я не воспользуюсь моментом? Неужто я позволю огню страсти тихо угаснуть? Никогда!

«Как? – восклицает потрясенная читательница. – Прямо здесь? На глазах у изумленной публики? » О, не беспокойтесь, моя дорогая, я сделаю это очень искусно, ни единым движением не осквернив внешней благопристойности воскресного пейзажа. Комар носу не подточит, будьте уверены! Итак, приступим.

Первым делом я достаю из рюкзака книгу, раскрываю ее и кладу перед собой на одеяло. О нет, она совсем не эротическая, эта книга. Это всего лишь Зощенко. Я люблю почитывать его рассказы, многие из которых уже знаю наизусть. Зощенко – моя крыша, иначе говоря – ширма, прикрытие. Я сажусь на левую пятку, а правую ногу ставлю вертикально и подтягиваю вплотную к бедру. Я бросаю внимательный взгляд направо и налево – все спокойно. Тогда моя правая рука, незаметно проскользнув в штанину за бедром, производит разведку и подготавливает поле боя. Трусики и шортики слегка оттягиваются вниз, чтобы не слишком стеснять движения моего импровизированного орудия любви. За сим моя рука ретируется, но лишь затем, чтобы, запасшись слюной, вернуться обратно. Итак, мой взгляд рассеяно бежит по строчкам, а между тем главное действо, сокрытое от посторонних глаз, происходит в моих шортиках. Надо Вам сказать, шортики эти просто идеальны для того акта, что в данный момент совершается под их покровом. Штанинки достаточно короткие и не слишком узкие, да и ткань совсем не жесткая – так что моей руке там хорошо и покойно. С другой стороны, моя лапочка сидит там так плотненько, что двигаться ей совершенно невозможно. И это прекрасно – по двум причинам сразу. Во-первых, рука должна быть неподвижна, чтобы случайные прохожие не смогли разгадать истинный смысл происходящего. А во-вторых, фиксировав кисть, я избавляю свой клитор от чрезмерного давления, к которому в обычной ситуации я проявляю неоправданную склонность. Таким образом, свобода движения предоставлена только лишь моему пальцу, и то в очень ограниченных пределах. В силу этого, а также из соображений конспирации, он трется о клитор медленно и нежно, почти не двигаясь, едва прикасаясь. На самом деле я обожаю эту технику. Но в постели я иной раз проявляю нетерпение, и в домашних условиях дело, бывает, кончается тем, что я впадаю в неистовство и, грубо говоря, начинаю насиловать этот нежнейший орган. Ну а сейчас, когда моя рука прочно сидит в смирительной рубашке, точнее –  в смирительных штанишках, я могу вздохнуть свободно и ни о чем не беспокоиться.

Итак, мой пальчик тихой сапой трудится на любовной ниве, а я тем временем изо всех сил пытаюсь удержать перед глазами разбегающиеся во все стороны буквы и знаки. Изредка я оглядываю окрестности с видом великого комбинатора, извлекаю свое ласковое орудие на свет Божий и, подзарядив его необходимой смазкой, возвращаю на любовное ристалище. Проходящие мимо граждане по большей части на меня даже не смотрят. А если кто и одарит меня рассеянным взглядом, тут же равнодушно отводит глаза. Да и на что глядеть – подумаешь, стриженая баба сидит в обнимку со своей коленкой и читает книжку. И главное, тихо так сидит, по всему видно – увлеклась повествованием. А между тем эти снующие мимо мужчины и женщины возбуждают меня безмерно. Согласитесь, милая читательница, ситуация действительно пикантная: получить полноценный оргазм на глазах у публики, мирно прогуливающейся по соседству!

Так проходит минут десять – в блаженном восхождении к вершине сладострастия. Неожиданно мой взгляд начинает буксовать. Я уже в десятый раз читаю одну и ту же фразу, однако мой мозг наотрез отказывается ее понимать. И фраза-то не сказать чтобы сложная: подлежащее, сказуемое, дополнение – всего и делов. Но мои мозги прочно завязли в этой простейшей грамматической конструкции. «Затопили мы печку... Затопили мы печку... Затопили мы печку... » Затопили... Затопили... Затопили... Затопило... Затопило... Затопило... Что затопило? Наслаждение, что же еще!   Затопило... меня... наслаждение... Затопило... меня... наслаждение... О-о!

Я вовсе не уверена, что мне удалось сдержать кульминационный стон, но, к счастью, в тот момент добропорядочные зрители не побаловали меня своим вниманием.

– Скажи спасибо, бесстыдница, что никого не было поблизости! – Это мое второе «я». Кажется, назревает разборка.

– А что, я так громко стонала?

– Да уж!

– Ну и что? В конце концов, человек может стонать по самым разным причинам – от боли, от обиды, от тоски, от неприятных воспоминаний. А могу и просто так постонать. Вот, смотри.

Я начинаю громко стонать, и бредущий по тропинке мужчина бросает на меня удивленный взгляд. Я отвечаю ему милой улыбкой и он, пожав плечами, не спеша удаляется в лесную чащу.

– Что, видела? – Я торжествую победу.

– Подумаешь, какое геройство! Я всегда говорила, что ты самая бесстыжая и самая бессовестная девка из всех живущих.

– Девка?   – Я начинаю сердиться. – Да ты знаешь, кто такая девка? Это та, что ложится под каждого встречного, подставляя свое тело под грязные, похотливые лапы и оскверняя себя чужой плотью. Какая же я девка? Да я постороннему пальчику не позволю к себе прикоснуться, не говоря уже о других органах! Да я – сама добродетель!

– Добродетельные женщины не мастурбируют!

– Да ты просто нашпигована предрассудками! Кто тебе сказал, что мастурбация – это порок? Господь создал нас таким образом, что мы можем испытывать наслаждения, причем самые разные. Человек может получать не только чувственные, но также зрительные, слуховые, обонятельные и вкусовые удовольствия. Когда я балдею от музыки, упиваюсь красотами природы, слабею разумом от сладчайших ароматов, смакую языком какую-нибудь вкуснятину – я ведь тоже наслаждаюсь. Почему-то это никого не возмущает. Но как только речь заходит об удовольствиях чувственных, так сразу поднимается буча: ах, какой разврат, какая испорченность! Да в чем же разврат? Где же испорченность? Если Господь Бог дал мне такое местечко, лаская которое, я могу испытать наивысшее наслаждение, – почему бы мне этим не воспользоваться? Почему уху, глазу, носу и языку можно угождать, а лону нельзя? Почему я не могу прикасаться к своему собственному телу? В конце концов, это мое тело и я вправе делать с ним все, что мне заблагорассудится! И я буду целовать свои коленки, буду ласкать языком свои губы, буду услаждать руками свои заветные прелести. Никто не может мне этого запретить. А если кто-то полагает мое поведение порочным, то причина как раз не во мне, а в его собственной закоренелой испорченности. И, кстати, я была бы весьма признательна всем этим ханжам, если бы они объяснили мне, почему Господь прилепил женский клитор в такое место, где мужской член борозды не пашет? И чем же его в таком случае прикажете ласкать, как не пальцем? А если так, то какая, в конце концов, разница – свой это палец или чужой? И почему я должна позволять всяким гадам к себе прикасаться?

– Ладно, ладно, не кипятись. Я только хотела сказать, что надо ведь соблюдать этикет. Зачем же заниматься этим на людях?

– Во-первых, твои люди ничего даже не заподозрили. А во-вторых, своим присутствием они создают совершенно неповторимый возбуждающий фон. К тому же заниматься любовью на природе, да еще с применением натуральных возбудителей – это самый настоящий эротический шик.

Кажется, своей гневной тирадой я совсем смутила свое бедное второе «я», во всяком случае, оно сидит себе тихо и молчит в тряпочку. А я валяюсь на подстилке и просто купаюсь в блаженстве. Кругом такая красотища – вся эта зелень, цветочки, молодые березки и прочее. А какой дух идет от свежей листвы и цветущих трав! А как замечательно птички поют! И в этом раю еще и кончить! Представляете, какой кайф! Почти все пять удовольствий в одном флаконе – уху, глазу, носу и лону! Один только язык остался неудовлетворенным. Вы не поверите – я чувствую себя Евой в момент грехопадения, то есть, я имею в виду, когда она отдается Адаму еще будучи в Эдеме. Сколько же во мне энергии, сколько радости, я бы даже сказала – ликования, сколько упоения жизнью!

Но что-то становится зябко. Ба, да ведь уже вечер! Вот так гульнули! Пора домой. Я обуваюсь, кидаю в рюкзак свои скромные пожитки и бодро шагаю к выходу.

7

Какой кошмарный сегодня день. Просто чудовищный. С самого утра сплошные неудачи. За завтраком сломался зуб. Это само по себе уже плохо. Да тут еще язык все время задевает за острые, как скалы, останки. От этого царапанья вся его правая сторона покрылась мелкими волдыриками. И неприятно саднящие волдырики, и дурацкие обломки несчастного зуба – все это ужасно мешает мне наслаждаться моими любимыми оральными забавами.

Но, как говорят англичане, «если дождь, так уж льет». И действительно. На службе меня поджидает еще более гнусный сюрприз. Начальник забраковал мою работу, плод многомесячного труда. Причем, придрался, собака, к самым что ни на есть несущественным деталям. Можно, конечно, сделать, как он хочет. Но идея нисколько не проигрывает от той формы, в которую облекла ее я. Тем более что разработка деталей была полностью отдана на мое усмотрение. А теперь из-за его капризов мне придется переделывать абсолютно все, от начала и до конца.

Да, в последнее время мои отношения с Алексеем сильно осложнились. С некоторых пор он домогается меня самым гнусным образом, я же, как Вы понимаете, отказываю ему со всей суровостью, которая только возможна в моем подчиненном положении. Вот он и мстит. Точнее, не мстит, а просто проводит санкции. Этакая демонстрация силы: дескать, если ты не уступишь, тебя ждут большие тяготы на служебном фронте.

Знаете, эти мужики – мягко говоря, странноватый народ. Уж кажется, я делаю все возможное, чтобы не привлекать их внимания к собственной персоне. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что если я отращу свои волосы, как следует приоденусь и слегка накрашусь – мужчины будут валяться у моих ног штабелями. Но к чему мне эти штабеля, скажите на милость? Я терпеть не могу мужиков, их приставания и похотливые взгляды мне вовсе не льстят, наоборот – только раздражают и приводят в бешенство. Ну что может быть несноснее и гаже по уши влюбленного мужчины? Куда девается его шарм, его самоуверенность, его мужественность? На Ваших глазах он превращается в самое жалкое, побитое, робкое и стыдливое создание. Он готов сделаться тряпкой, о которую Вы будете вытирать подошвы Ваших ботинок. Он липнет к Вам как банный лист. Забыв свою гордость, он ползает перед Вами на коленях и орошает слезами Ваши ноги. О, он уже не покушается на Ваше сердце, он безмерно счастлив лишь целовать края Вашей одежды. Он становится Вашей тенью, он проводит ночи в страстном томлении под Вашими окнами. Вы выходите из дома – он тут как тут, провожает Вас взглядом, полным безумия, преданности и самоотречения. Иногда меня разбирает любопытство: эти влюбленные, они вообще когда-нибудь спят? Что-нибудь едят? Или это святое чувство заменяет им все необходимые жизненные отправления?

Одним словом, эта так называемая самоотверженная неразделенная любовь – штука крайне противная, у меня, во всяком случае, она не вызывает ничего, кроме брезгливости и желания оказаться как можно дальше от моего воздыхателя. Я в принципе стараюсь не создавать людям проблем и просто ненавижу, когда их создают мне.

Надеюсь, теперь Вы понимаете, моя дорогая читательница, почему я прикладываю все возможные усилия к тому, чтобы упростить свой облик и приуменьшить свое женское обаяние: я стригусь под короткий ежик, я совсем не прибегаю к помощи косметики, наконец, я одеваюсь хотя и со вкусом, но предельно скромно. Разумеется, я не ставлю своей целью сделать из себя страшилу – ведь, прежде всего, я должна нравиться самой себе. Поэтому моя одежда отнюдь не скрывает достоинств моей фигуры, а на моем свеженьком розовом личике всегда играет счастливая улыбка.

Я теряюсь в догадках, что такого этот Леша сумел во мне разглядеть, но факт остается фактом –  он упорно добивается моей любви. Не знаю, не знаю, может, кому-нибудь когда-нибудь и удастся меня окрутить, но уж во всяком случае не теми методами, к которым прибегает по праву сильного мой жестокий и самонадеянный начальник.

Вопиющая несправедливость со стороны Алексея повергает меня в глубокое уныние и домой я приволакиваюсь в самом паршивом настроении. От всех сегодняшних неурядиц душа моя поникла и сочится болью. Ничто меня не радует, еда не лезет в глотку, глаза не видят, уши не слышат, руки опускаются.

– Вот видишь, а был бы у тебя муж, он бы тебя утешил и приласкал! – Мое второе «я» злорадствует совершенно открыто.

– Щас! Приласкал бы, держи карман! Пока мужик за тобой ухаживает – да, он весь такой ласковый и нежный, куда деваться! А как женится – так будто его подменили! Не знаю ни одной семьи, где между мужем и женой были бы нормальные отношения.

Вот ведь язва! Всегда-то оно надавит на самое больное место! Ну ничего, сейчас я тебе покажу, как эголюбы справляются со своей хандрой.

Я иду в ванную и наполняю ванну теплой водой. Я добавляю в воду всяких ароматов, раздеваюсь и погружаюсь в самые нежные объятия, которые только существуют на этом свете. Я кладу голову на надувную подушечку, которая специально для этой цели прикреплена к бортику. Вода обволакивает мое тело, как будто укутывая его в легкий пух. Я расслабляюсь, млею и трепещу от сладкой неги. Я легонько пошевеливаю всеми своими членами, поднимая небольшую прелестную бурьку. Водичка ласково скользит по моей коже, и от волнения мои нательные волоски колышутся, как самые настоящие водоросли. Я кладу на себя сетку, сплетенную из тончайших пластмассовых волокон, и начинаю возить этим нежнейшим неводом по плечам и груди, по бедрам и животу, по ягодицам и промежности, и от удовольствия мои нервные окончания просто сходят с ума. Излишне говорить, что чудеснейшие ароматы, наполняющие атмосферу ванной комнаты, несказанно усиливают мое наслаждение.

Я разговариваю с собой ласково и убедительно. Я говорю себе, что мне плевать на работу, плевать на начальство, плевать на все. Ничто в целом мире не имеет для меня никакого значения, ничто, кроме любви. А моя любовь была, есть и всегда будет со мной. Я смотрю на свое тело и отпускаю себе массу весьма изысканных и цветистых комплиментов. Я шумно восхищаюсь как своими прелестями, так и умом и душевными качествами. Я привожу себе кучу примеров, которые характеризуют меня с самой лучшей стороны. Я вспоминаю также огромное количество лестных о себе отзывов, произнесенных другими людьми. Я говорю так: «Машуня, ты самая лучшая, самая прекрасная женщина на свете. Скажи, ну найдется ли в мире хоть одна женщина, которая, подобно тебе, стеснялась бы носить красивую одежду из боязни испортить настроение другим, менее удачливым бабам? Ну какая женщина обеспокоится тем, что своей красотой вызывает в других дамочках зависть и злобу? А ведь именно из-за этого ты стараешься выглядеть как можно скромнее, не так ли? Чтобы бабы не завидовали, а мужики не приставали, правильно? Ну разве ты не ангел? Ты совершенно изумительная женщина – скромная, искренняя, бесхитростная, бескорыстная. Ты достойна самой чистой, самой светлой, самой преданной любви. И ты ее имеешь. Скажи, неужто ты несчастлива? »

От этих проникновенных слов и от водяного блаженства моя душа потихоньку оживает и наполняется теплом и светом. Я уже вовсю улыбаюсь, я истово ласкаю языком свой рот, я страстно покусываю и целую свои ладошки и коленки, я осыпаю потоком сладостных прикосновений свою чудесную белую грудь.

Потом я спускаю воду и встаю под душ. Почти в полном объеме я проделываю свои душевые ласки. После этого я вытираюсь и, свежая и душистая, иду в постель.

Как бы мне сегодня извратиться? Что бы такое придумать пооригинальнее? Можно, конечно, пяточкой, но от пятки сильно утомляешься. А сегодня мне требуется поза легкая, ненапряженная. Ага, придумала!

Я сажусь на пятки и развожу ноги. Обильно смазав промежность кремом, я просовываю руки под бедра и ложусь на ноги грудью, а голову опускаю на простыню. «Йога мудра» очень располагает к отдыху – в теле нет ни малейшего напряжения, голове удобно, рукам и ногам – тоже. В то же время эта поза – ласковая. Я вся сложилась гармошкой: пятки ласкают попку, голени ласкают бедра, бедра ласкают грудь – словом, моему телу нежно, тепло и уютно. Мое лоно широко распахнулось навстречу чутким пальчикам, для каждого найдется местечко – между губок, на входе, на клиторе. Так что нынче работаем как минимум по шестипальцевой системе.

Но, сдается мне, сегодня я нуждаюсь в дополнительной стимуляции – хорошо бы  слегка подогреть свои чувства сексуальными фантазиями. Вообще-то я редко прибегаю к этому средству. Возможно, именно поэтому оно дает хороший эффект. Итак, пока мои пальчики осваиваются и отрабатывают каждый свою партию, я вкратце поясню, что же я собираюсь делать. Я, знаете ли, буду разыгрывать в своем воображении один очень эротичный спектакль. Между прочим, это истинное происшествие и случилось оно в одном студенческом общежитии города Москвы. А дело было так. Парень знакомится с симпатичной девушкой и приводит ее на ночь в свою комнату, где вместе с ним проживают еще четверо молодых людей. Совокупившись на скорую руку со своей случайной подругой, сей вероломный дон Жуан выходит «на минутку» в коридор – покурить. Вы, конечно, уже догадались, что за сим воспоследовало. Девчонка, разумеется, была недовольна, всячески сопротивлялась и артачилась и тем самым упустила массу удовольствия. Случись такое со мной, я, вне всякого сомнения, повела бы себя точно так же. Но в своем импровизированном представлении – а главную роль буду играть в нем, конечно же, я сама – я позволю себе чуточку сместить акценты.

Итак, мой кавалер – назовем его Сережей – пошел покурить. Я лежу в Сережиной койке ни капельки не удовлетворенная его скоропалительной атакой и втайне надеюсь на то, что под воздействием никотина к мальчику вернется дееспособность. Я прикрываю глаза и терпеливо жду его возвращения. Вскоре, услыхав тихие шаги и думая, что это пришел мой Сережа, я открываю глаза, и тут... моему изумленному взгляду предстают четыре обнаженные мужские фигуры, тесно обступившие мою кровать! С моих губ срывается возглас удивления, и немедленно чья-то нервная рука накрывает мой рот и до моего слуха доносятся произносимые шепотом угрозы. Оправившись от шока, я начинаю всем своим видом демонстрировать исключительную покорность судьбе. И когда мой рот вновь обретает свободу, я говорю:

– Хорошо, мальчики, я не против. Только все будет так, как я скажу. Ладно?

Юноши согласно кивают и молча ждут моих указаний. Я инспектирую их экипировку внимательнейшим взглядом и показываю рукой на того, кого природа, в минутном порыве скаредности, одарила наименее щедро.

– Как тебя зовут?

– Толик.

– Ну что же, Толик, тебе начинать.

Толик укладывается на меня не мешкая и без помех проникает своей скромной шпагой в святая святых. Наши губы сливаются в жгучем поцелуе – чисто техническом, разумеется. Несмотря на то что мои ноги плотно сжаты, я едва ощущаю любовное трение. Однако мало-помалу я все же распаляюсь. Впрочем, Толик насыщается прежде, чем я успеваю как следует проголодаться. Мой любовник возвращается на исходные позиции, а я окидываю придирчивым оком ожидающих своей очереди самцов. Один из них поражает меня совершенно немыслимыми размерами своей головки, и я посылаю его в ванную. Я протягиваю руку и берусь за копье, которое будоражит мое воображение не столько толщиной, сколько своей непомерной протяженностью.

– Как тебя звать?

– Дима.

– Приятно познакомиться. Давай, Димуля, покажи, на что ты способен.

Дима, разгоряченный моим прикосновением, набрасывается на меня, словно коршун на добычу, и буквально вонзает в меня свое длинноствольное орудие. Наши влажные рты страстно мнутся друг о дружку, наши языки извиваются в какой-то неистовой пляске.

Вот это уже неплохо! Тепло. Еще теплее. Так. Хорошо. Совсем тепло. Еще немного. О-о! Уже горячо. О-очень горячо. Просто пекло. О, как чудно! О-о!.. А-а!.. Да-а-а!..

Разумеется, по времени мой виртуальный оргазм в точности совпадает с реальным. Я сжимаю свое лоно рукой и блаженно распластываюсь на постели. Все, мальчики, отбой. Мне так хорошо, что, кажется, больше ничего и не нужно. Но по прошествии нескольких минут я вспоминаю про те два члена (лучшие два!), что были оставлены мною на десерт, весьма пикантный, между прочим! Не пропадать же им, в самом деле! Так что начинаем второй акт.

Я принимаю позу, максимально приближенную к той, в которой меня будут иметь оставшиеся двое – я встаю на колени и наклоняюсь вперед, опираясь на локоть левой руки.

Хорошо. Теперь добавим кое-какие декорации. Дело в том, что по ходу моего воображаемого спектакля мне придется усиленно работать ртом, поэтому для пущей реалистичности было бы неплохо в действительности заполнить его какой-нибудь мягкой плотью. Я чуть склоняю голову влево, и мои губы утыкаются аккурат в мой мясистый бицепс. Прекрасно, прекрасно. В этом месте кожа оттягивается идеально, и я без труда засасываю в рот никак не меньше пяти сантиметров этой нежнейшей субстанции. Я перекатываю ее во рту, мну губами, покусываю и облизываю языком. Я посасываю свою руку с величайшим удовольствием. Надо же! Как благотворно действует этот процесс на мою нервную систему – на меня нисходит почти что Божья благодать. Мне кажется, неврастеников надо лечить сосанием – женской груди, например.

Но где там мои мальчики? Небось, истомились, бедные, долгим ожиданием? Утешьтесь, юноши, вы будете вознаграждены в самом скором времени. Итак, я встаю на колени, пододвигаюсь к изножию койки и, наклонив вперед корпус и прогнув спину, выставляю свой аккуратненький задик. Я поддерживаю свое тело руками, которые опираются о самый краешек кровати. Саша, победитель конкурса «Мистер Фаллос», пристраивается ко мне сзади и заполняет несносную пустоту моего чрева прекраснейшим стержнем, который, мне это совершенно очевидно, был выточен не иначе как по моим меркам, так ладно он во мне сидит – ну просто как родной! Сашины ладони обхватывают мою пламенеющую грудь. Между тем Миша, тот, что был командирован мною в ванную, заходит спереди и подставляет мне свою феноменальную шишечку. Я с вожделением набрасываюсь на нежнейшую плоть и, сдвинув чехольчик, основательно вылизываю ее языком. Миша стенает и корчится, а мой язык так просто трепещет от наслаждения! Надо ли говорить, какой бурей блаженства отзываются мои оральные восторги на другом участке боевых действий!

С видом фокусника я заглатываю Мишину шляпку и со всем своим пылом принимаюсь ее посасывать. Как вкусно! Как мягко! Как нежно! Как ласково! Боже мой, а что творится на союзном фронте! Меня буквально захлестывают волны сладострастия. Мои ноги слабеют, и Саше приходится крепко держать меня за бедра. Мой рот цепенеет, и Миша, взяв меня за плечи, весьма охотно начинает мне подмахивать. Блаженство пронизывает меня с двух концов, соединившись где-то в районе солнечного сплетения, и тут, как по команде, в меня разом извергаются два живительных фонтана, и в изнеможении мы с Сашей падаем на кровать, а Миша оседает мешком на стоящий поблизости стул.

Да, картинка получилась не слишком скромная, что и говорить! Но как же она меня взвинтила! Второй оргазм всегда сильнее первого, но сегодня я, кажется, вышла за пределы возможного. Я уже давно кончила, а моя матка все еще сотрясается в конвульсиях, сковывая весь мой низ приятнейшей сладостью.

Пятью минутами позже я обретаю временно утраченный дар речи, и, воспользовавшись этим обстоятельством, мое второе «я» открывает традиционную словесную баталию.

– Так значит, мы ненавидим мужиков? Верно? Так чего же мы с ними трахаемся? Да еще с пятерыми сразу? Да еще лижем им самые такие местечки? Объясни-ка мне этот парадокс! Ну!

– Что ну? Баранки гну! Нету никакого парадокса. Все просто. Если бы в жизни я могла разыграть спектакль, подобный тому, который ты только что видела, я уверена, что испытала бы не один оргазм. Разумеется, при таком раскладе мне не за что было бы ненавидеть и упрекать мужиков. Но мои моральные принципы не позволяют мне опускаться до такого скотства. Что же мне в таком случае остается? Заниматься любовью с каким-нибудь придурком один на один? Слава Богу, это мы проходили. Не катит.

– Может, ты их и ненавидишь, но втайне ты о них мечтаешь – это совершенно ясно.

– Послушай, я ведь не спорю, что было бы неплохо, если бы нашелся такой мужик, который... ну и так далее.   Но ты сама отлично знаешь, что все это пустые мечтания и никому не нужная болтовня. Нету таких мужиков! Ну подумай сама: ты хочешь, чтобы один сумел заменить пятерых сразу! Так не бывает.

– И все-таки ты жутко развратная женщина, если позволяешь своему воображению разыгрывать такие скабрезные представления.

– Ты ошибаешься! Я же не мечтаю о таких игрищах и никогда в жизни не позволю себе ничего подобного. Это чисто технический прием, который ускоряет возбуждение и в несколько раз усиливает наслаждение, только и всего. И в этом смысле пристойные сцены как раз не дали бы нужного эффекта. Поэтому скабрезность сюжета объясняется вовсе не моей испорченностью, а тем, что иные образы просто не дают желаемого результата.

– Но зачем же целых пять мужиков? Почему не один, приличия ради?

– О, я человек реалистичный. Мужик не может удоволить меня в одиночку – даже в моем воображении! А впятером – получается как раз то, что надо!

8

Помните, моя дорогая читательница, как-то в мае месяце мы с Вами предавались утехам любви на лоне природы? Точнее, предавалась я одна, Вы всего лишь свидетельствовали. Ну так вот. Спору нет, это было восхитительно и отчасти даже шикарно. Но настоящий изыск я покажу Вам сегодня, если, конечно, Вы согласитесь проделать вместе со мной долгое путешествие в пригородный лес, где мы с Вами сможем надежно укрыться от посторонних глаз.

Тогда поспешим, моя милая! Чем раньше мы сядем на электричку, тем скорее окажемся под благодатной сенью величественных дерев, тем скорее вдохнем в себя пьянящие ароматы свежескошенного луга, зароемся лицом в мягкий душистый ковер из клевера, лютиков, васильков и гвоздик. Сколько тепла, ласки, нежности и восторгов дарит нам щедрая и великодушная Природа! Как малое дитя находит утешение в объятиях матери, так же и мы нежимся, утешаемся и расслабляемся в объятиях матушки-Природы. Безмолвная и бесстрастная, как же она умеет приголубить нас, приласкать и обнадежить!

Но довольно дифирамбов! Побережем свои силы – до моей заветной полянки нам еще идти и идти.

Однако жарко сегодня! Под рюкзаком вся спина взмокла. А пить как хочется – просто нет сил! И с чего бы это мешок такой тяжелый?   Ведь кроме еды, питья, одеяла, пары простыней, тента и еще нескольких мелочей там вроде бы ничего и нет. Да, видно, жара меня все же уморила. Ну ничего, еще минут десять, и придем на место.

Обливаясь потом, я бодро шагаю по едва заметной тропинке. Наконец могучие елки расступаются и я выскакиваю на свою потайную полянку. Здесь я могу без всяких опасений предаваться любым, самым нескромным своим забавам: я абсолютно уверена, что на эту полянку не ступала нога человека. Во всяком случае, сколько я ни бродила вокруг, ни одной хоженой тропки в радиусе ста метров мною обнаружено не было.  

Я скидываю рюкзак и бросаюсь на теплую ласковую травку, с восторгом вдыхая жгучие ароматы лета. Немного погодя я распаковываю свой мешок: достаю и расстилаю на земле одеяло, сверху покрываю его простынками; выкладываю на кусок клеенки еду и питье, рядом с ложем сваливаю всякую мелочевку, которая может мне понадобиться во время «акта».

Честно говоря, долгая дорога несколько утомила меня, и я решаю прежде немножко перекусить. Я съедаю пару бутербродов и запиваю их чаем из здоровенной двухлитровой бутыли.

Ну что ж, силы как будто бы вернулись ко мне. Пора начинать. Ах да, сначала киви. Я достаю из мешочка мягкий сочный плод и очищаю его от кожуры. Затем я снимаю с себя шорты и трусики. А, я вижу, Вы удивлены, моя дорогая! Да, мой лобок гладок, как щека младенца. Перед походом я удаляю с него всю растительность, до последнего волоска. Очень скоро Вы поймете, зачем я это делаю. А пока я беру репеллент и орошаю им все открытые участки моей кожи – кроме лобка и больших губ. За сим я устраиваюсь на своем ложе и подставляю комарам те места, которые еще совсем недавно покрывала густая шелковистая шерстка. Комарики с большим удовольствием покусывают мое нежное тело, ну  а я тоже времени даром не теряю. Я срываю два десятка цветущих травинок пырея или как он там называется – ну, знаете, еще дети любят собирать в щепоть эти пушистые ворсинки и с загадочным видом спрашивать: «Петушок или курочка? » Так вот, я делаю из этих травинок два густых мягких веника и, пока комарики обрабатывают мой лобок и губы, я ласкаю этими метелками все прочие части моего тела, начиная с лица и кончая пальчиками ног. Помнится, в мае я делала веник из хвоща. Но та метла просто ноль по сравнению с этими – нежными, ласковыми, пушистыми, воздушными метелочками. И почему эта прелестная травка носит такое гнусное, холодное и невыразительное название – «пырей»? По-хорошему, ей следовало бы дать какое-нибудь романтическое имя, например «Мечта влюбленных», или «Ласковый гребешок», или «Экстаз-трава» – что-то в этом роде. А то – пырей! Ну что такое пырей? Пырей, пыряй, пырнуть. Пыряют ножом, от этого человек страдает, плачет и даже умирает. Нет, я, конечно, тоже умираю – но только не от ран, а от безумной радости и наслаждения, вот до чего довела меня эта совершенно замечательная травка!

Между тем от комариных укусов мой лобок и губы покрываются волдырями и начинают страшно зудеть. Этого мне и нужно. Внешний зуд самым натуральным образом передается на слизистые, и мое лоно просто горит от вожделения и страсти. Вся моя промежность разбухла, местами затвердела и потекла.

Я откладываю веники в сторону, беру скользкое и мягкое киви и осторожно просовываю его во влагалище. Между нами, девочками, говоря, для фруктово-овощных извращений киви подходит лучше всего. Ни банан, ни огурец, даже очищенный, не идут ни в какое сравнение. Банан слишком тонкий и сухой, огурец – слишком жесткий и неровный. А вот киви просто прелесть – мягкое, нежное, сочное, ровное, податливое, к тому же быстро согревается.   И форма у него тоже подходящая – и толщина достаточная, и длина хорошая, не сравнить со сливой или там с персиком.

Слегка поигрывая бедрами, я перекатываю сочный и нежный фрукт по своему влагалищу, и эти скромные движения доставляют мне величайшее удовольствие. Между прочим, инородное тело во чреве всегда радует и интригует. Ну а такое тело радует во сто крат больше!

Ну вот, поле боя почти готово, осталось только смазать его кремом, что я и делаю без лишних проволочек. Теперь – орудие любви. А оно у нас нынче самое экзотическое – моя левая пятка, ни больше ни меньше. О, прошу Вас, не надо! Не надо оскорблять меня недоверием, которое так ясно читается в Ваших прекрасных глазах, милая моя читательница! Никакая она не жесткая, не затвердевшая и не треснутая! Разве Вы не видите, какие у меня мягкие, нежные и гладенькие пяточки? Даром что ли я постоянно мажу их кремами, отпариваю и очищаю всякими скрабами и пемзой? Уверяю Вас, по гладкости мои пятки нисколько не уступают мужскому члену. К тому же сейчас мы еще разочек их смажем и увлажним. Готово? Ну вот. Теперь в бой!

Я подгибаю левую ногу и аккуратно надеваю большие губы на свою розовую пяточку – между прочим, эта одежка ей в самую пору! Упершись левой рукой, я начинаю, медленно и ритмично, раскачивать таз, выделывая самые разнообразные движения: то круговые, то вверх-вниз, то из стороны в сторону. А то – да простит меня читательница, обремененная целомудрием – я ставлю свою правую ногу на подошву и, частично перенеся на нее свой вес, начинаю нанизываться на пятку совсем уже в другой плоскости, а именно – в вертикальной! Возможностей, прямо скажем, более чем достаточно – выбирай любую! Однако какая славная имитация! Ощущение такое, будто мужик толстым-претолстым членом нежно водит по моей промежности. А потом вдруг принимается тихонько толкаться своей здоровенной головкой в ворота моей вожделеющей пещерки. А в это время в самой пещерке другой мужик любовно обрабатывает мои стеночки! Да, это Вам не пальчики! Пальчики слишком тонки, чтобы создать такую изумительную иллюзию. Но до чего же хорошо! Какая сладость! Какой восторг! От неземного удовольствия я вся сочусь, и вытекающий из меня нектар в сотню раз усиливает мое наслаждение.

Нет, это совершенно прелестная техника! К сожалению, моя левая рука занята, но зато правая совершенно свободна. И, надо сказать, я не даю ей сачковать и расслабляться. Я беру венички и легонько охаживаю ими свое лицо. Медленно, шаг за шагом, мои метелки опускаются все ниже и ниже. Шея, плечи, грудь... О, эта грудь! Чуткая, отзывчивая, наэлектризованная! Это почти непереносимо! Но вот мои помелушечки соскакивают с трепетных грудок и по животику ласково съезжают вниз, к конечному пункту своего назначения. Я вздрагиваю всем телом и тут же отдергиваю «экстаз-траву» от вожделенных местечек. Нет, не сейчас! Эту сладость я оставлю на десерт, пока же займемся ногами и попкой, разумеется в той ее части, которая остается доступной для моих букетиков. Ягодицы и их прямое продолжение, до самой подколенки, всегда были одним из самых чувствительных моих мест, и от нежных веничковых прикосновений эти эрогенные зоны начинают сладко ныть и стонать от восторга.

Между тем моя пяточка трудится без устали и ко всеобщему удовольствию. Ее ласке безмерно рады большие и малые губы, и клитор, и вход с окрестностями, и даже нежнейшая расщелинка между половинками моей попки.

От множащегося и густеющего блаженства мое тело изнемогает. Все, пора переходить к решительным действиям. Я бросаю веники любви на свой зудящий лобок, и немедленно мое нутро пронзает вспышка самого восхитительного, самого чудесного, самого потрясающего оргазма. С восторженным криком я опрокидываюсь на одеяло и немедленно погружаюсь в благодатнейший сон.

Долго ли я спала или нет, я не знаю. Но вот я просыпаюсь и открываю глаза. И что же я вижу? В двух шагах от меня, на бревнышке, сидит молодой мужчина и смотрит на мое обнаженное тело с плохо скрываемым восхищением. Натурально, я вскрикиваю и натягиваю простынку до самого подбородка.

– Кто Вы такой? – спрашиваю я с возмущением и страхом. – И что Вы тут делаете?

Молодой человек, увидев испуг в моих глазах, отвечает с ласковой улыбкой:

– Простите, Бога ради, если я напугал Вас! Вам совершенно незачем меня бояться. Я пришел, так как услышал Ваши крики.

– Я кричала? – спрашиваю я и смущенно отворачиваю свой взгляд.

– О да! – Этот наглец улыбается почти насмешливо. Да как он смеет!

– Премного благодарна за сочувствие, – я обращаюсь к нему со всей возможной холодностью, – однако, как видите, я не нуждаюсь в Вашей помощи. Почему бы Вам не вернуться к Вашим делам, которым так некстати помешали мои крики?

– О, простите меня еще раз, – говорит он, прижимая руки к груди, – я просто не мог оторвать от Вас глаз, Вы такая красивая!

– Надеюсь, Вы ограничили Ваше внимание одними взглядами? – Я смотрю на него с подозрением.

– Что Вы, что Вы! Я не посмел бы прикоснуться к Вам даже этой метелкой! – Он поднял с земли мой веничек и с блаженной улыбкой  щекочет себе шею.

Я немного успокаиваюсь и пристально оглядываю моего незваного гостя. Кажется, роста он невысокого (не могу сказать наверняка, поскольку он сидит), но сложен прекрасно. Лицо интеллигентное, улыбающееся, слегка насмешливое. Волнистые, довольно длинные волосы очень гармонируют с шелковистыми бакенбардами, небольшой бородкой и аккуратными усами.   Лоб высокий, глаза мягкие и добрые. Красавчик, ничего не скажешь! Ну да мне-то что? Однако он сидит с таким видом, будто вовсе не собирается отсюда уходить! А что прикажете делать мне?

– Послушайте, – я стараюсь подавить нарастающее во мне раздражение, – и долго Вы собираетесь здесь сидеть?

– Мое присутствие Вас очень тяготит? – Он смотрит на меня таким покорным взглядом, что вся моя злость тут же улетучивается.

– Не так чтобы очень, – я улыбаюсь самой дурацкой улыбкой, – но, знаете, мне бы хотелось одеться.

– Да, конечно. – Он послушно отворачивается и для пущей надежности закрывает лицо руками.

Я выдавливаю из себя помятое и раскисшее киви и быстро натягиваю трусы, шорты и майку. Засим я сгребаю простыни и запихиваю их в рюкзак, чтобы избавиться от налета интимности, который мне совсем не нравится. Заслышав мою возню, мужчина поворачивается и одобрительно оглядывает мои стройные ноги. Тут его взгляд падает на раздавленный моим влагалищем плод. Он внимательно смотрит сначала на киви, потом на меня, и через мгновенье его лицо вытягивается от осенившей его догадки. Он берет плод и тщательно его обнюхивает.

– Это было... приятно? – Он смотрит на меня таким взглядом, в котором, кажется, есть все: удивление, понимание, одобрение, восторг, надежда и, разумеется, нежность.

– Необыкновенно. – Мне полагалось бы смутиться, но я почему-то смеюсь.

– Мне так хочется съесть его! Можно?

– Вам не будет противно – после того как...

– Напротив! После этого он покажется мне в тысячу раз вкуснее!

Надо же! Признание в любви не подействовало бы на меня так сильно, как действуют эти слова. Мужчина нежно облизывает оскверненный мною плод, после чего с видимым удовольствием поедает его.

– Ну вот, теперь мы не совсем посторонние, правда?

Я пожимаю плечами. Его, я бы сказала, утонченные ухаживания нравятся мне все больше и больше. Мое лицо освещается улыбкой, и в глазах появляется что-то вроде нежности.

– У Вас изумительно красивое лицо, – говорит он очень серьезным тоном.

– С такой-то прической? Да Вы просто подлизываетесь!

– Вашей прической Вы никого не обманете, уверяю Вас! Ваши черты замечательны своей правильностью и пропорциональностью. Ваши губы похожи на спелый персик, так и хочется откусить! У Вас удивительно нежная и гладкая кожа, щечки – как два наливных яблочка! А от Вашей улыбки я просто теряю голову. Я уж не говорю про глаза, в которых запросто можно утонуть, если не принять меры предосторожности.

Ах, как приятно выслушивать комплименты из посторонних уст! Гораздо приятнее, чем из своих собственных. Я так отвыкла от чужих нежностей, что получаю от них гипертрофированное удовольствие.

Однако одними комплиментами сыт не будешь. А ведь я страшно проголодалась от своих любовных игрищ. Я приглашаю своего гостя к столу, и мы с аппетитом доедаем все, что у меня еще осталось. Нам приходится пить из одной кружки, и он внимательно смотрит, как я держу ее, чтобы прикоснуться устами к тому же самому месту, где только что побывали мои губы. При всем при том он ведет себя просто безукоризненно – руками не хватается, за вырез майки не заглядывает и даже не ищет случайных прикосновений. За чаем мы болтаем о том, о сем. Оказывается, он тоже москвич, но, в отличие от меня, оказался здесь чисто случайно. По профессии он программист и занимается почти теми же проблемами, с которыми приходится иметь дело мне.

Мы знакомы не больше часа, однако я чувствую себя так, будто мы с ним давние и добрые друзья. Странным кажется лишь то, что я не знаю его имени. Не успеваю я об этом подумать, как он осведомляется, не без некоторого лукавства:

– Не будет ли это чрезмерной дерзостью с моей стороны полюбопытствовать, как Вас зовут? – Он что, читает мои мысли?

– Вероятно, Вы считаете это большей дерзостью, нежели та, которую Вы позволили себе в самом начале?

– О, нет-нет. Но я действительно преступил черту дозволенного и мне не хотелось бы усугублять свою вину. – Издевается, негодник! – И все-таки мне ужасно хочется узнать Ваше имя. Ну, не будьте злопамятной, окажите милость!

– Хорошо. – Я смеюсь. – Меня зовут Маша. А Вас?

– Маш, Вам это действительно интересно, или Вы просто демонстрируете хорошие манеры?

Я задумываюсь. Ну, давай, Машуня, только честно: интересует или нет? Трудно сказать.

– Если честно, то я не знаю. Но будет лучше, если Вы скажете.

– Женя. – Женя улыбается немного грустно. – Маш, я очень ценю Вашу искренность. Мне кажется, искренность – самое ценное человеческое качество.

– Согласна.

За разговорами время летит незаметно. Солнце давно уже скрылось за деревьями, и на полянке становится прохладно. Я собираю вещички и вскидываю на плечи рюкзак.

– Маш, а можно мне за Вами поухаживать?

– Каким образом?  

– Понести Ваш рюкзак. – Господи, до чего же он ненавязчив! Никакого насилия – даже во благо!

– Было бы чудесно!

– Правда? – Он так рад, что может оказать мне действительно полезную услугу!

– Женечка, спасибо! – Я до того растрогалась, что позволяю себе маленькую вольность. Вообще-то говоря, никакого особого смысла в этот ласкательный суффикс я не вкладываю. Но на Женю он производит просто потрясающее действие.

Он роняет рюкзак, падает вслед за ним на колени и припадает губами к моей руке.

– А я – могу я называть Вас Машенькой?

– На это требуется особое разрешение?

– Но я не вправе навязывать Вам свои нежности.

Нет, Вы слышали? Ну и ну! Я благосклонно киваю головой:

– Хорошо.

– Так могу?

– Сделайте одолжение.

Женя поднимается с колен, надевает рюкзак, и мы отправляемся в обратный путь. Через час мы уже сидим в электричке и весело дискутируем обо всем на свете.

Поезд мчится как бешеный. Станции и платформы так и мелькают за окном. Вот уже и Тимирязевская, мне выходить. Я поднимаюсь, и Женя провожает меня до выхода.

– Машенька, Вы дадите мне Ваш телефон?

Я открываю рот, но в этот момент со мной происходит метаморфоза: на меня вдруг накатывает приступ привычной ненависти и недоверия к мужикам – возможно, я просто устала от его общества, а возможно, душою я уже унеслась в свое холостяцкое гнездышко и мысль о том, что что-то или кто-то может нарушить привычное размеренное течение моей жизни, вызывает у меня сильнейший протест. Так или иначе, очарование и романтика нашей встречи рассеиваются как дым, я говорю твердое «нет» и решительным шагом выхожу на платформу.

Само собою, дома разражается буря.

– Ты думаешь задницей! – Мое второе «я» рвет и мечет. – Отшить такого мужика!

– Да что в нем такого особенного?

– Деликатный, порядочный, заботливый, душевный – сама отлично знаешь.

– Вот так порядочный – глазел на мое голое тело без всякого зазрения совести!

– Да, другой бы на его месте не глазел, а взял да поимел бы тебя, не отходя от кассы! А этот пальчиком к тебе не притронулся. Джентльмен! А глазел, потому что красивая ты. От такой разве оторвешься?

– Ну ладно, допустим, он хороший. Дальше-то что? У меня таких хороших было пруд пруди – Леша, Андрей, Петр, Гена. И где они все? В заднице – потому что не удовлетворяли они меня, понимаешь? Не удовлетворяли. Если мужик не может довести меня до оргазма, зачем он мне сдался, скажи на милость? Кормить, поить да обстирывать? Чего ради? Я уж лучше займусь чем-нибудь полезным.

– Онанизмом, например?

– Хотя бы. Или мастурбацией. Или самоудовлетворением. На выбор.

– Эх, дурная голова! Да неужто ты не можешь показать мужику, что он должен делать, чтобы доставить тебе все удовольствия, которых ты хочешь? Разве такой парень, как этот Женя, способен тебе в чем-нибудь отказать? Да все это туфта, не более чем отговорки. Просто ты боишься трудностей. Забилась в свою раковину и не желаешь оттуда вылезать. Естественно, муж, семья – это хлопоты, волнения и тяжкий труд. А ты втянулась в беззаботную жизнь и ничего другого уже не хочешь. А мужиками просто отводишь глаза своей собственной совести.

– Смотри-ка, ты верно мыслишь. Да, я не желаю усложнять себе жизнь, мне не нужна нервотрепка и каторжный труд. Хочу жить тихо и спокойно. Что в этом плохого?

– А ну тебя! Дурочка! – Мое второе «я» безнадежно махает рукой, и на этом наша дискуссия благополучно испускает дух.

9

Со дня нашего с Женей знакомства прошел месяц. Я уж и думать забыла про этого милого программиста, однако в один прекрасный воскресный день он снова напомнил о себе.

Строго говоря, мне следовало поменять место своей лесной дислокации, но я, грешным делом, решила, что за этот месяц Женечка выбросил меня из памяти точно так же, как это сделала я. Мне и в голову не могло прийти, что он станет за мной охотиться. Так что я отправилась на свою старую полянку, не испытывая абсолютно никаких опасений на его счет.

Я блестяще проделала все процедуры, которые Вам, моя дорогая читательница, уже знакомы по предыдущей главе. Впрочем, не скрою, конец августа привнес в мою любовную идиллию кое-какие нюансы: например, за отсутствием комаров мне пришлось попользовать свой голенький лобок крапивой. Кстати сказать, крапива дает даже лучший эффект, нежели комарики-кровососы. В общем, насытившись наслаждением и свежим воздухом, я упала на одеяло и заснула мирным сном.

Я проснулась оттого, что кто-то подметал мне спину моей волшебной метелкой! «Ну наконец-то старушка получит по полной программе! » – подумала я. Но через минуту мои мысли приняли совершенно иное направление: «Однако какой же наглец осмелился...? » Впрочем, ответ на этот вопрос был совершенно очевиден, не стоило даже поворачивать головы, с тем чтобы удостовериться. Посему я почла за лучшее расслабиться и оценить ту нежную услугу, которую мне оказывали Женины руки. И действительно, было чему порадоваться. Когда я подметаю себя сама, я не могу ни лечь, ни, тем более, полностью расслабить все мышцы. Теперь же я пребывала именно в этой выгодной позиции и мое тело буквально растворялось в сладострастных ощущениях.

– Машенька, я так рад!

– Не кажется ли Вам, Женечка, что Вы переходите уже всякие границы?

– Разве Вам неприятно?

– Отвечайте на вопрос!

– Вы правы, я опять провинился, – говорит Женя упавшим голосом. – Но мне так хотелось сделать Вам приятное.

В моей голове начинают ворочаться кое-какие мыслишки, от которых я прихожу почти что в ужас. С моих враз пересохших губ сам собою срывается вопрос:

– И давно Вы тут меня поджидаете?

– С семи утра.

– Так Вы все видели? – В бешенстве я вскакиваю на колени и поворачиваюсь к нему лицом, начисто забыв о том, что я совершенно нага.

Внезапно обнаружив мою грудь под самым своим носом, Женя в порыве страсти запечатлевает на ней нежнейший поцелуй, и в тот же миг моя рука, чисто рефлекторно, запечатлевает самую звонкую пощечину на его щеке. Опомнившись, в раскаянии, я отдергиваю руку и виновато смотрю на его жалкое, убитое лицо. Ну что мне с ним делать? Я ведь не хотела. Просто так получилось, вмазала по привычке, не подумавши.

– Женечка, простите, я... нечаянно, рефлекс сработал, понимаете?

Я подползаю к нему вплотную и начинаю гладить его горящую щеку. Он поднимает на меня свои просветлевшие глаза; он глядит на меня с таким обожанием, что мне становится совсем стыдно за свою недавнюю грубость. Я наклоняюсь и нежно целую ушибленное мною место. При этом моя грудь натыкается на его руку или на что-то там еще, и тут только до меня доходит, что я ведь совсем голая!

– Ах! – Я вскрикиваю и, схватив простыню, закутываюсь в нее по самые уши.

– Мне отвернуться? – спрашивает он виноватым голосом.

– Да, Женечка, пожалуйста.

Через минуту, одетая и остывшая, я продолжаю прерванный пощечиной допрос:

– Итак, Женя, Вы все видели?

– Да. – Он опускает глаза.

– И Вам не стыдно?

– Стыдно.

– Тогда почему...?

– Машенька, ну что же мне было делать? Я целый месяц просиживаю тут все выходные напролет, и вот, наконец-то, я Вас дождался. Вы пришли сюда с определенной целью, я не хотел Вам мешать. Но что же мне было делать – уйти? отвернуться? Ни того ни другого я сделать не мог, это было выше моих сил! И, знаете, Машенька, Вы так красиво это делали, так изящно! И у Вас было такое счастливое лицо! Я просто не мог оторвать глаз.

– Вы! Вы наплевали мне в душу, неужели это непонятно? – Я задыхаюсь от гнева и слез.

– Машенька! – Женя в безумном порыве бросается к моим ногам и начинает вылизывать мои ступни, пальчики, щиколотки. – Машенька, умоляю, не сердитесь! И простите меня, Бога ради! Ну почему, почему Вы воспринимаете это так болезненно? Честное слово, это было восхитительно, просто потрясающе красиво. Совершенно замечательный ритуальный любовный танец. Ни одного пошлого или неприличного движения.

Однако слова утешения никоим образом на меня не действуют, слезы сбегают по моим щекам и орошают мои шорты. Упиваясь собственным страданием, я совсем забываю следить за обстановкой и совершенно неожиданно для себя вдруг обнаруживаю Женю сидящим на моих бедрах, а свои губы – втянутыми в самый чудесный поцелуй! Силы небесные! Надо бы отстраниться, вырваться, убежать, да куда там! Поздно! Мой язык до такой степени увлекся страстным лобзанием Жениного рта, что никакие доводы рассудка уж не вернут его восвояси.

Но все на свете кончается, даже такие поцелуи. Мы размыкаем уста, и Женя говорит, глядя на меня с нежностью и восхищением:

– Сколько страсти и чувственности в Вашем языке, Машенька!

– Ну еще бы! Он уже лет десять как в спячке.

– Вы десять лет не целовались?

– С мужчиной? Да, десять, даже одиннадцать лет.

– А с женщиной? – Женя удивлен и заинтригован.

– Женщина как раз и была последним существом, с которым я целовалась. Десять лет назад.

– Машенька, Вы лесбиянка?! – Мальчик, кажется, потрясен до глубины своей нежной души.

– Женечка, последние десять лет я вообще ни с кем не общаюсь – в интимном плане, разумеется.

– Но раньше-то у Вас были мужики?

– О, да! Целый десяток. И ни одного оргазма, представьте себе! За шесть лет! От отчаяния я и упала в Валечкины объятия.

– И Валечка сумела доставить Вам удовольствие? – Женя улыбается самой простодушной улыбкой.

– Удовольствие? Это мягко сказано. Такого блаженства, как с ней, я больше никогда не испытывала!

– Даже сегодня? – Ах, наглец, да он еще смеет надо мной смеяться?!

– И Вам не стыдно? – Я изо всех сил стараюсь придать своему голосу оттенок суровости.

Вместо ответа Женя вновь припадает к моим губам, и вопрос снимается сам собой.

– И все-таки, Машенька, мне так интересно, каким же образом Ваша подруга делала Вам приятное?

– Женечка, Вам не кажется, что Вы проявляете чрезмерный интерес к моей личной жизни?

– О, простите! Я не хотел Вас уязвить. Но, согласитесь, это действительно любопытно, как одной женщине удалось обставить десятерых мужиков?

– Праздный интерес, Женечка!

– О, нет, Машенька, далеко не праздный!

Он смотрит на меня такими глазами, что моя душа наполняется радостью до самых краев. Он говорит эдак вкрадчиво и не слишком уверенно:

– Ну что же, раз Вы отказываетесь посвятить меня в прелестные подробности Вашей любви, тогда, пожалуй, я попробую угадать сам. Можно?

– Валяйте! – Я небрежно взмахиваю ручкой, не подозревая никакого подвоха.

Женя осторожно заваливает меня на одеяло и поцелуем прижимает мою голову к земле. В это же самое время его руки с невероятной ловкостью освобождают меня от шортов и трусиков. Разумеется, я пытаюсь помешать ему по мере своих слабых сил, но Женечкин ласковый язычок слишком умело отвлекает мое внимание. С быстротой молнии завершив процесс раздевания, Женя припадает устами к моему жаркому лону.

Как только я получаю возможность изъясняться словами, я немедленно начинаю выражать недовольство:

– Женя! Что Вы делаете? Ну как Вам не... О-о! Как хорошо! О-о! Но это же... нечестно!

– Но Вы же мне разрешили!

– Я? Что я разрешила?

– Поугадывать!

– Это Вы так угадываете?

– А как же еще?

Женя медленно и нежно ходит кругами по моей промежности. Трижды обойдя сей оазис по периметру, он мало-помалу сужает круги и вскоре останавливается в самом центре. В сравнении с Жениным милейшим язычком, мои собственные пальцы и пятки кажутся мне самой отвратительной наждачной бумагой. Забыв про все на свете, я уношусь на седьмое небо. Сквозь толщу небес я едва улавливаю Женин мягкий голосок:

– А так она делала? – Женин язык на минуту исчезает в глубинах моего горячего колодца.

– Да!

– А так? – Женя посасывает и нежно мнет губами чехольчик моего клитора, одновременно лаская язычком его чувствительный кончик.

Я хочу сказать «да», но мой язык, парализованный наслаждением, наотрез отказывается мне повиноваться, звуки нипочем не вяжутся в слова, одни только стоны срываются с моих пересохших губ.

Ни на мгновенье не переставая орать (= пахать, см. словарь Даля) мой холмик любви, Женя берет мои половинки в свои необъятные ладони и принимается пожимать их и нежно массировать. Эта последняя капля окончательно добивает меня, и тут уже начинаю орать я, пронзенная миллионом стрел экстаза. Мое тело потрясает сладкая судорога, мое сознание меркнет, я умираю.

В самом скором времени жизнь начинает потихоньку возвращаться ко мне, сладострастный туман рассеивается, и я открываю глаза. Однако не успеваю я окончательно прийти в себя, как вдруг мое лоно вступает в соприкосновение с предметом, еще более нежным, нежели тот, что ублажал меня за пять минут до этого. И когда только он успел снять шорты?!

– Женя!!!

– Да, любимая!

– Как это понимать?!

– Не беспокойся, солнышко, я не буду делать ничего такого, если только ты сама меня об этом не попросишь!

Чуточку поломавшись – для виду – я покоряюсь. Да и кто бы не покорился, на моем-то месте?

И тут происходят совсем уж странные вещи. Женя делает именно то, о чем поутру я грезила наяву, ублажая себя собственной пяткой. То есть он гуляет по моему  оазису своей чудесной шляпкой и время от времени робко и невзначай забегает в устьице моей печечки, которая в недолгом времени от этих сладострастных упражнений разгорается самым жарким пламенем.

– Женечка! О-о!   Я не могу! Я сейчас умру!

Не обращая никакого внимания на мои жалобы, Женя продолжает меня распалять. О, я знаю, что он хочет от меня услышать! И, не в силах больше сдерживаться, я восклицаю:

– Любимый, войди! Скорее войди, я изнемогаю!

Не теряя ни секунды, Женя выполняет мою просьбу. То, что происходит вслед за этим, не поддается адекватному художественному описанию. То есть я могу, конечно, дать Вам представление о том, как это все выглядело, но то что я при этом чувствовала – нет, в русском языке не найдется подходящих к случаю слов, а когда я пытаюсь слепить что-нибудь из подручных средств, получается совсем уж полная ерунда, вроде: шквал сладострастия, буря экстаза, валы любовной неги, смерч оргазма, потоки животворной лавы, громы страстей и молнии блаженства и так далее в том же духе.

Одним словом, мы с Женей побывали в раю.

– Женечка, это было – !

– Ты очень правильно сказала, любовь моя! Я чувствовал ровно то же самое.

– Я люблю тебя!

– За это?

– Нет, вообще. Хотя и за это тоже.

– Надеюсь, теперь ты дашь мне свой телефон?

– О!

Мы смеемся и снова сливаемся в объятиях и поцелуях. Женя спускается к моим бедрам и целует мой окрапивленный лобок.

– Машенька, скажи, зачем ты так жестоко обошлась с этим прелестным мысочком? Ты что, помимо всего прочего, еще и мазохистка?

Я смеюсь:

– О, в своих сексуальных извращениях я многогранна и многолика!

– Это я понял. Ну, а если серьезно?

– Видишь ли, Женечка, получить полноценный оргазм в одиночку гораздо сложнее, чем, скажем, на пару. Поэтому и приходится использовать все возможные средства, помогающие обострять ощущения и усиливать наслаждение. Когда есть комарики, я привлекаю к работе их. Ну, а если их нет, тогда секу себя крапивой.

– Но она же жжет!

– Сначала – да. Но это быстро проходит. И остается только легкий зуд, а  ровно это мне и нужно.

Женя смотрит на меня восхищенно и недоверчиво.

– Знаешь, Машенька, ты самая настоящая жрица самолюбви!

– Ну что ты, милый! Ты видел лишь малую часть моей системы.

– Так у тебя целая система?

– А как же! Только я называю ее немножко иначе – эголюбием.

– Хотел бы я посмотреть на все остальное!

– Ну уж нет! Ты и так подглядел лишнее.

Моя душа отзывается легкой болью на мои же собственные слова, и я спешу поменять тему:

– Скажи, любимый, кто же научил тебя так лихо управляться с женщинами?

– Ты! – Женя заливается смехом.

– Я? Каким образом?

– Видишь ли, детка, я очень внимательно наблюдал за тобой сегодня утром и просто повторил все твои приемы.

Невероятно! Оказывается, ко всем своим достоинствам мой Женечка еще и начисто лишен эгоизма! Ну кто бы мог подумать, что мужчина может быть до такой степени альтруистом? Тем более – в постели! Я так растрогалась, что уже почти рыдаю.

– Женечка! Какой ты замечательный! И как же здорово это у тебя получилось! Ты обставил меня на все сто! Выходит, зря я на тебя сердилась. Так глупо!

– О, нет, Машенька, ты не понимаешь. В этом же была вся логика. Если бы ты не рассердилась, ты бы не вскочила – вся голая. И я бы не поцеловал твою прелестную грудь. – При этих словах Женя вновь одаривает ее нежным поцелуем. – Тогда бы ты меня не ударила, не поцеловала, не расплакалась – и ничего бы не было. Понимаешь? И опять мне пришлось бы сидеть тут в засаде дни напролет. Я и так за этот месяц истомился ожиданием. Нет, уж лучше разочек получить по морде, чем ждать всю оставшуюся жизнь.

– Но все-таки, любимый, должна же я как-то искупить свою вину, ты не находишь?

С этими словами я начинаю потихоньку сползать вниз. Догадавшись о моих намерениях, Женя подхватывает меня под руки и вытягивает обратно.

– Нет, Машенька, только не во искупление вины. – Он смотрит на меня с веселым лукавством.

– Хорошо, милый. Тогда позволь мне сделать это из признательности.

Женя на минуту задумывается, потом говорит, одарив меня самой нежной улыбкой:

– Нет, солнышко, из признательности тоже не пойдет. – Его руки держат меня крепко.

Да он меня дразнит, ей-богу! Как собачонку дразнят кусочком сахара.

– Жестокий! Из самого банального тщеславия ты лишаешь меня величайшего из удовольствий! – Я смотрю на него глазами, полными страдания и боли. Неожиданно мое лицо разглаживается и я меняю тон. – Женечка! Сердце мое! Ну хоть из любви ты позволишь мне его приласкать?

Женя стискивает меня в объятиях и страстно целует в губы. Потом он отпускает руки и я снова сползаю, на этот раз совершенно беспрепятственно. Я припадаю лицом к священному орудию нашей любви, я нежно трусь о него носом, глазами, щеками, ртом. Я благоговейно вылизываю его своим распутным языком, я посасываю его кончик и тихонько толкаюсь в маленькую дырочку, что притаилась на самой вершинке. Затем я беру его в плотное кольцо своих влажных губ и начинаю ездить по нему взад и вперед.

От удовольствия мой Женечка стонет и корчится на одеяле. Внезапно он ускользает из моих оральных объятий и набрасывается на меня с ласковым рычанием, осыпая поцелуями все мое тело. Засим, поставив меня в собачью позу, он пристраивается сзади, обхватывает ладонями мою грудь, и вновь нас подхватывает ураган сладострастия; он несет нас с колоссальной скоростью, он крутит и вертит нас в бешеном вихре ощущений. Но вот мы зависаем над пропастью, ураган отступает и мы падаем, даже не падаем, а скорее парим в бездне неизъяснимого, небесного, небывалого блаженства.

Однако как странно! Все происходит в точности так, как я воображаю в своих подогревалочках, только не параллельно, а строго последовательно. Но как же хороша реальность – по сравнению со всеми этими виртуальными фантазиями! Женечка, хоть и работал за двоих, а справился не в пример лучше!

– Женечка! Ты гений. Ты слышишь, даже твое имя созвучно этому слову: Женя, гений, джинеус – это по-английски. У вас, несомненно, один праиндоевропейский  корень.

– Какой-какой корень?

– Праиндоевропейский, солнышко. Знаешь, что это такое?

– Нет.

– Считается, что во время оно на огромнейшей территории, которая, в частности, включала современную Европу и Индию, был один общий язык – праиндоевропейский.

– К чему ты все это говоришь, Машенька?

– К тому, что ты гений, мальчик мой.

Женя смущенно улыбается и вознаграждает мою лесть приятнейшим из поцелуев.

Мы готовы держать друг друга в объятиях до бесконечности, однако прохлада августовского вечера вынуждает нас одеться и, наскоро перекусив, двигаться к дому. Взявшись за руки, мы быстро шагаем по лесной дороге. Мы молчим. Нас переполняют чувства, и этого достаточно. Слова нам просто не нужны. Так же молча, обнявшись, мы сидим на лавке в полупустой электричке.

Вот и Тимирязевская, мне выходить. Я встаю и подхватываю рюкзак. Женя поднимается вслед за мной.

– Машенька, не можем же мы вот так расстаться, – говорит он безнадежно печальным голосом. – Можно мне проводить тебя?

Я киваю, и Женя берет у меня рюкзак.

Через полчаса мы уже поднимаемся по загаженной лестнице моей старенькой пятиэтажки. Я достаю ключ и, отперев дверь, бормочу из чистой вежливости:

– Может, зайдешь на чашку чая?

Мое приглашение принимается с плохо скрываемым восторгом. Женя ходит по квартире и с интересом оглядывает мое запущенное хозяйство. Вот он заходит в ванную и открывает воду.

– Машенька, да у тебя же кран течет, разве так можно? Есть у тебя газовый ключ?

Я удивленно пожимаю плечами – что еще за газовый ключ? Я показываю Жене ящик с инструментом, и он живо находит то, что ему нужно. Через десять минут кран готов, течь ликвидирована.

– Женечка, да ты, оказывается, мастер на все... органы! Спасибо, родной!

Я одариваю своего возлюбленного поцелуем, но он от меня почти отмахивается – ему, видите ли, некогда! Он обнаружил в моей квартире целое море всяких неполадок, поломок и прочих неисправностей. Он прикручивает к дверям оторванные ручки, чинит подтекающий сортирный бачок, исправляет заглохший по неясной причине звонок, выравнивает перекошенные дверцы шкафа и наконец-то налаживает в прихожей свет, выкрутив застрявший в патроне цоколь. Впрочем, на этом я прерываю всю эту хозяйственную суету и увлекаю своего Женечку на кухню. Словно голодные волки, мы набрасываемся на ужин и уничтожаем его за считанные минуты.

Однако уже десять часов. Самое время залечь в койку, сказав «адье» припозднившимся гостям. Женя как будто читает мои мысли: он идет в прихожую и обувается.

– Ну, мне пора идти, – говорит он преувеличенно бодрым голосом, а сам  смотрит в мои глаза с такой тоской, будто ему предстоит идти как минимум на эшафот, но уж никак не домой.

– Тебе в самом деле надо спешить?

– Да нет, не очень.

– Тебя, наверное, ждет жена? – Я проявляю чудеса сообразительности.

– У меня нет жены. Она ушла. – Похоже, по этому поводу он совсем даже не грустит!

– Но, может, тебя ждет кто-то еще?

– Никто.

– Правда? – Я так безумно радуюсь этому печальному признанию, аж самой стыдно становится.

Мы умолкаем и смотрим друг на друга, как два идиота. Вне всякого сомнения, наши желания совпадают, его глаза убеждают меня в этом красноречивее всяких слов. Но кто-то из нас должен что-то сказать. Наверное, я? Но я не могу! Мне кажется, что это унизительно – просить его остаться.   Да тут еще мое второе «я», как всегда некстати, лезет со своими советами:

– Скажи ему, чтобы оставался. Ну, давай же, ты, дубина стоеросовая!

– Да что ты говоришь? Может, мне еще и предложение ему сделать?

Нет, это неслыханно! И когда оно только перестанет совать свой нос в мои дела! Да я теперь вообще рта не раскрою!

Между тем Женя тоже упорно молчит – не хочет напрашиваться.

А минуты бегут. Наше молчание становится тягостным. Напряжение нарастает, мы оба чувствуем необходимость разрядки. Внезапно Женя опускает взгляд и тихо роняет:

– Я пошел.

Он поворачивается и медленно идет к двери. Он уходит! Это ужасно! Я не хочу, чтобы он уходил! Но как мне его остановить? Я открываю рот, однако слова застревают у меня в глотке. Я протягиваю к нему руки – поздно! Дверь захлопнулась, он ушел!

В отчаянии я хватаюсь за голову и начинаю громко стонать, раскачиваясь из стороны в сторону. Вот дура! Ну почему я не сказала? Я ведь хозяйка, я должна была предложить! Не станет же он навязываться, в самом деле!

Я мечусь по комнате как угорелая. Господи, как же мне плохо! Мое сердце сжимается от тоски и боли, слезы душат меня, я задыхаюсь. Я подскакиваю к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но что это? Во дворе, на лавочке, сидит мой Женя и... да что это с ним? Боже мой! Он рыдает!

Ни минуты не медля, я хватаю ключи и ссыпаюсь с лестницы. В три прыжка я оказываюсь у него на коленях. Мои руки обвиваются вокруг его шеи, мой пересохший язык в один момент осушает его горькие слезы. Я шепчу:

– Женечка, любимый, прости. Опять я напортачила. Прости меня. Просто я совсем отвыкла от мужчин. Я не знаю, как с ними обращаться.

– Ну что ты, Машенька! – говорит он, глядя на меня с застенчивой улыбкой. – Ты совершенно чудесно с ними обращаешься! –  Господи, какие у него глаза! В них вся душа – как на ладони, в них сердце – как открытая книга. Да за один этот взгляд – ! Я законченная кретинка!

– Женечка, пошли домой. Спать давно пора. А мы с тобой еще даже не почистили зубы!

Я встаю, и Женя берет меня на руки. Он вносит меня в подъезд и поднимает на третий этаж. Я отпираю дверь, и меня прямиком доставляют в ванную. Мы чистим зубы моей щеткой и после долго плещемся под душем.

Тем же макаром Женечка транспортирует меня в кровать, и опять мы утопаем в любви и нежности, взаимными ласками растворяясь друг в друге, сливаясь потоками бурной страсти, проваливаясь в небытие и тут же воскресая – для новых объятий и неземных блаженств.

Эпилог

С того приснопамятного дня прошло пять лет. Мы с Женей любим друг друга так же нежно и трепетно, как и в первые дни нашей совместной жизни. Но что же с моим эголюбием? Разумеется, я оставила многие из прошлых своих забав, прежде всего потому, что теперь в них нет никакой необходимости. Ну зачем мне, к примеру, засовывать во влагалище бананы с огурцами? Когда у Женечки есть предмет, куда более приспособленный и в миллион раз более нежный и отзывчивый? Зачем мне, дрыгая в воздухе ногами, натягивать на себя трусики? Ладно бы снимать. А то – натягивать! Это было бы совсем уж странно. Я скажу Вам без всякого преувеличения: у моего Женечки такие деликатные руки, да и все остальное тоже, и он так мастерски умеет меня приласкать и так убедительно доказывает мне свою любовь, что все мои эголюбивые изыски просто меркнут в сравнении с нашими еженощными эротическими игрищами.

Однако, если Вы помните, моя теория эголюбия далеко не исчерпывается оргазмами и средствами их достижения. Она содержит и некую духовную надстройку, в соответствии с которой я, как и прежде, безмерно люблю свое тело и свою душу и прикладываю все возможные усилия к тому, чтобы и то и другое было достойным моей и Женечкиной любви. Между прочим, как я и говорила, Женины критерии оценки моих телесных и душевных качеств существенно ниже моих собственных. Поэтому, как видите, мое эголюбие ведет меня не к пустому самолюбованию, а к интенсивному самосовершенствованию: я безжалостно муштрую свое тело и в строгости воспитываю свой дух. И высшая награда для меня – непреходящее восхищение в Женечкиных глазах.  

Мои страстные самопоцелуи давно канули в прошлое, однако я и сейчас нередко балую себя нежным поцелуйчиком в ручку, в ножку или в плечико – просто как знак внимания и любви к себе самой. Не считаю зазорным время от времени приласкать язычком также и свой прелестный ротик – из самой элементарной вежливости. Из тех же побуждений я частенько любуюсь перед зеркалом своим все еще прекрасным телом и отдаю дань признательности каждой его клеточке.  

Я так же остро чувствую ласки, которыми одаривает меня Природа – солнце, ветер и вода мне по-прежнему милы и дороги.

Но вот что я хотела бы подчеркнуть особо. Пройденный мною десятилетний курс эголюбия оказал мне совершенно неоценимую услугу. Я научила свое тело радоваться каждой малости и испытывать наслаждение от самых ординарных прикосновений. А теперь представьте: если я впадала в экстаз от собственных рук, губ  и пяток – что же со мной происходит сейчас, когда меня нежит, ласкает и ублажает мой пылкий и страстный возлюбленный? Если мои эголюбивые игры ввергали меня в пучину блаженства – что же я чувствую ныне в объятиях своего нежного и искусного любовника? Я Вам отвечу: мои сладострастные ощущения обостряются настолько, что пароксизм наслаждения просто вырубает мой мозг – в момент оргазма я теряю сознание и Женечке всякий раз приходится оживлять меня ласками и поцелуями, если не нашатырной ваткой.

Что же касается мастурбации, то, как это ни покажется странным, мне иногда приходится прибегать к этому средству. О нет, это совсем не то, что Вы думаете. Просто не во всяком положении Женечке сподручно держать свой палец на моем клиторе, и иной раз я беру это дело на себя – зачем же утомлять его еще и неудобством позиции? Мне ведь это совсем нетрудно, а Женечка на любые мои извращения смотрит очень положительно. Кстати сказать, иногда мы извращаемся вместе – с душиком, с метелками и даже с фруктами. Но это, конечно, так, для пикантности, а вовсе не для дела.