Лошадки! О нежданных встречах и житейской мудрости Пролог. О надеждах на будущее и первых шагах. Глава В первый раз в попу смотреть

Улыбка госпожи удачи сверкала всеми тридцатью двумя золотыми зубами.

Сверкала с крыш златоверхого храма Света и многоцветно блестела в его витражах. Призывно играла лучиками в окнах витрин, зазывая зайти и полюбоваться стекавшимися со всего Азерота товарами. Она отблёскивала в полированном металле вывески дворфа-кузнеца — огромном топоре, огру по руке. И даже поигрывала бликами на зелёном стекле бутылки вина.

Сверкала она небольшой компании молодых ребят. Тех, что в робах выпускников магической школы чуть ли не вприпрыжку шли по улице, стремительно приговаривая сладкий напиток. А ещё вернее, она сверкала ему.

Молодому волшебнику по имени Калеб, что шёл по центру шумной компании. До женственности изящный лицом и телом, он двигался легко и быстро, будто не одолевали его лишние земные заботы. Озорной взгляд его карих глаз придавал юноше нагловатое очарование, а ухоженный вид — налёт щеголеватости, притом тщательно выверенной. Из аккуратного пробора коротких каштановых волос специально выбивалась пара прядок, а роба синих и золотых цветов — в цвет львиноголового герба королевства! — была с нарочитой небрежностью чуть расстёгнута. Маленькие штришки, что развеивали лишнюю серьёзность, настраивая встречных на более приятный, дружеский лад.

Ну вот как удаче такому не улыбаться?

Действительно, данного юнца можно было по заслугам назвать удачливым. Антерп — город не самый большой. Ещё полтораста лет назад — деревня в полста домов. Четыре раза с тех пор разрушенная до основания — дважды то были вторгшиеся орды зеленокожих, и ещё два — демонский Легион, будь он неладен да к ночи непомянут!

Но затем? Стараниями великих героев Азерота да ценой величайших жертв его обителей, Легион превратился сначала в воспоминания, затем в легенды, а после и дельцы подтянулись. Это ведь какое дело прибыльное — зевак к Ране Мира водить! Дельцы и Антерп подняли — чай не впервой, благо рудный тракт меж Штормградом и Кхаз-Моданом был местом для купца нажористым. И отстроенный заново Антерп отпраздновал день пятого рождения — как шутили с тех пор его жители: «Кто хочет, тот пять раз просит».

Давно то было — больше полувека прошло. Уже мало вокруг было живых свидетелей старых потрясений — да что там, даже от Альянса с Ордой одни названия остались! Хоть казалось когда-то, что война их будет вечной, уже и она ушла в прошлое. Эпоха великих битв и не менее великих героев осталась в прошлом, уступив место эпохе коммерции да дельцов-хватов. Они-то и переотгрохали былую деревню на новый, городской лад — вон, два десятилетия назад даже школа волшебная приросла, филиал штормградской. В общем, был с тех пор добрый коммерсант среди антерпцев в почёте.

Вот из них-то юнец и вышел. Вот уж свезло так свезло — хоть был его отец по местным меркам богатством невелик, но купец есть купец — нужда была для молодого Калеба такой же страшной сказкой, как легионовы вторжения седой старины. А уж когда ему стукнуло десять лет от роду, и наставники школы магии заприметили в нём скрытый талант — удача уже не улыбалась, расцеловала!

Маг — это голубая кровь по призванию. Creme de la creme, как с важным любили говорить напыщенные гости из столицы, что одним едва заметным движением бровей умудрялись донести до собеседника всю глубину своего к нему презрения. И хоть учёба не была простой, Калеб быстро оценил преимущества своей новой стези.

Именно в компании этих преимуществ он и шествовал по улице родного города.

—.. . А затем я всё-таки уломал отца. — Сказал Калеб, картинно проведя рукой по вороту рубахи, выступавшем из-под школьной робы. — Настоящий нерубийский шёлк, девчонки! В здешних краях такой ещё попробуй найди. Столичная вещица!

Вот они — его «преимущества»! Давят на руки приятной мягкостью, стараясь разглядеть драгоценную ткань поближе, «Ууу! »-кают восторженно, да глазищами сверкают!

Он соврал бы, сказав, что волшебство не нравилось ему. Напротив — оно раскрывало перед ним не только горизонты жизненных перспектив, но и наполняло повседневность удобствами, о которых «простаки» могли только мечтать. Вот и сейчас он усилием мысли чуть охладил содержимое бутылки, прежде чем приложится к горлышку. Хорошая штука — магия: и почёт, и удобство.

Но всё же именно в славной женской компании он находил настоящее преимущество своего жизненного пути. Ибо как говорили его сокурсники умишком попроще: «Магам все девки дают». Он, конечно, предпочитал более выверенные выражения, но правоту их приземлённой мудрости не оспаривал.

Вот и сейчас его рука, гулявшая по спине шедшей слева простоволосой брюнетки, Милы — по-деревенски широкой, в теле — скользнула ниже. А сама она покраснела и захихикала — ей, принятой в школу из какой-то окрестной деревни, название которой Калеб не удосужился, да и не пожелал запомнить, внимание купечьего сына было за благословение. Кажется, эта простушка по-прежнему лелеяла наивные надежды утащить его под венец — ну что ж, он не торопился их разрушать. Ему и так было хорошо и удобно, с большой круглой задницей под рукой.

— Красивое... — Робко заметила Мила. — Интересно, а на мне оно будет хорошо смотреться?

Калеб внутренне вздохнул, как вздыхают при виде любимого, но несносного питомца. Сколько лет учились вместе, обретались в компаниях, можно сказать, высоких — а она ни застенчивость побороть не сумела, ни прятать свои намерения хоть самую малость не научилась. Деревенская, что с неё взять?

Он слегка сжал руку. Ну и ладно — с такой попкой он был готов простить ей хоть площадную брань. Да и в постели она была донельзя податливой — ну как такую не ценить?

— А это правда, что ты собираешься уехать? — Раздался голосок справа — вкрадчивый, да настойчивый.

Юноша повернулся к его источнику. Изящная блондинка с ухоженным лицом смотрела на него игриво, а на её накрашенных губах играла улыбка. Он знал эти губы — а они знали его: так, как большая часть мужчин и не мечтала. И Калеб охотно улыбнулся в ответ.

Валерия была дочерью купца посостоятельнее его отца. Настолько посостоятельнее, что патронат её семьи позволял школе с лёгкостью закрывать глаза и на посредственную успеваемость, и на периодические не слишком пристойные выходки с её стороны. Да что уж там — говоря прямо, именно этот патронат превращал заштатную иначе школу с посредственным государственным финансированием в место, куда стекались все видные магические умы округи.

Да, вот уж с Валерией Калеб и сам бы не прочь был пойти под венец — хоть женихом, хоть невестой! Но куда там! В отличии от Милы-простушки, эта кокетка себе цену хорошо знала — и потому не позволила бы чужим руками гулять у себя по спине. А ещё не забывала напоминать окружающим об этой самой цене себя любимой, делая это не в пример деликатнее Милы. Острый у ней был язычок — во всех смыслах.

Вот и сейчас слова блондинки попали точно в цель. Калебу даже смотреть не надо было в сторону простушки — он прекрасно чувствовал, как та нервозно завозилась в его объятиях.

— Это п-правда? — Сказала она, потупив взгляд и раскрасневшись.

Валерия, сладкогубая ты зараза! Возись теперь, объясняй!

— Не волнуйся, моя милая! — Сказал он сладко, чуть прижав девушку к себе, дабы та чувствовала в нём опору. Хороший трюк, который часто выручал его в непростых амурных ситуациях. — Согласно древним традициям моей семьи, завершивший обучение юноша должен отправиться в путешествие, дабы показать, чего он стоит. Я вернусь — всенепременно!

Сказав это, он повернулся к Миле, и крепко взяв её ладонь в свою, одарил пунцовую от смущения девушку поцелуем. Та задышала, затрепетала, а её напряжение улетучилось. Руку она, впрочем, убирать не торопилась — ну точно по простоте своей решила, что сделай это, разобьёт какую-то иллюзию.

Руку в итоге выпростал сам Калеб. Хватит с Милы милости, чай он не жрец какой — вон, и так почти что благотворительностью занимается! Ну, если не считать эту прелестную задницу оплатой, конечно.

— Ох, ну ладненько... — Пробормотала девушка. — Ты правда вернёшься?

— Всенепременно. — Улыбнулся он, снова прижав её к себе. — Ты только подожди, милая моя Мила.

Она снова захихикала. Ну вот и правда ладненько.

Ей ведь совсем не обязательно знать, что отец попросту организовал ему каникулы в честь успешного завершения учёбы. И что его вместо некоего «доказательства силы» или ещё какого дикарского бреда ждали несколько месяцев путешествия по достопримечательностям континента.

Да и о каких «древних традициях» могла идти речь? Его прадед воевал за Альянс и Штормград мелким командиром, и поднялся на перекупке трофеев, которое победоносные воинства успели «экспроприировать» на Аргусе. Вон, и Калебу в наследство достался какой-то кристаллический эредарский медальон с простенькими защитными чарами. И только деду, упокой Свет его добрую душу, удалось наладить бизнес как следует — настолько, что Калеб мог теперь позволить себе полноценный отпуск.

Интересно, с чего бы ему начать? Пожалуй, сперва он навестит коллег в возрождённой столице волшебства — блистательном Даларане. Хотя, учитывая потраченное на одежду и прочие вещи, а также щедрые подарки учителям, едва ли отец раскошелится на воздушный транспорт или телепорт. Ему, наверное, придётся плыть до Южнобережья, а оттуда брать экипаж на север. Значит, надо будет...

Его размышления прервались, когда из подворотни вывалилось чудище, направившееся прямо к ним! Под визг девчонок, он храбро сделал шаг вперёд, создавая лёд в ладонях.

Считанные шаги теперь разделяли монстра и компанию. А существо уже распахивало свою вонючую пасть, обнажая ряды гнилых зубов.

— Подайте... Ай!

Ком льда, ударив в грудь бездомного гоблина, отбросил того обратно в темноту подворотни.

— И смотри не поднимайся там, тварь! — Бросил ему Калеб.

В подворотне завозились, охая от боли.

— Хлебушка, добрый господин... — Прохрипел зеленокожий коротышка, выбравшись из-под горы хлама. — Иль монетку мелкую... Света ради, господин.

Вид у него был абсолютно жалкий. Рваньё на ногах было то ли измочаленными наполовину штанами, то ли заношенными шортами. Вместо рубахи — драное полотенце, стараниям Калеба вывалянное теперь в помоях. А обуви коротышка не имел вовсе, и ноги его были стоптаны до крови.

Калеб поморщился — ну и скотина! Ещё и клянчить вздумал, с таким-то видом! Поделом хмырёнышь льдиной получил!

— Ну хорошо, раз Света ради! — Кривясь, отвечал маг. — На вот, держи монету.

В протянутую руку обрадовавшегося гоблина упала монета. Но радость того была краткой, как солнечный блик, сменившись обиженным недоумением — монета оказалась ледяной.

Памятуя о манерах, Калеб как мог сдерживал смех, но в итоге сдался. Его тут же поддержали — сначала Валерия своими сдержанными смешками, затем, преодолев порог нерешительности, неловко засмеялась Мила. Смеясь, они направились дальше, оставив мелюзгу ругаться и пускать сопли за спиной.

Тиская Милу, парень откровенно ухмылялся. Создание ледяных копий предметов было его маленькой гордостью, немало поспособствовавшей успешному выпуску из школы. Идеальная копия золотой монеты, вплоть до мельчайших деталей, вроде горбинки носа Его Величества, немало порадовала наставников во время экзаменов. Смеясь, они сказали ему тогда, чтоб с такими талантами он и не думал работать з золотом, не то стать ему фальшивомонетчиком.

Ерунду сказали — старые дураки, даром что наставники. Ну зачем ему, сыну купца, монеты подделывать? Он их собирался зарабатывать, вообще-то, своим магическим трудом.

Но труд мог и подождать — для начала, его ждали несколько месяцев весёлых путешествий. А до того, он собирался вовсю воспользоваться своими... «преимуществами». И получив на прощание от заторопившейся по делам Валерии понимающее подмигивание, Калеб повёл краснеющую Милу к знакомой гостинице.

Улыбка госпожи удачи сверкала ему прямо с вывески — позолоченного морлока. И когда спустя час Калеб помогал поднабравшейся вина Миле покинуть шумный обеденный зал, блеснула напоследок зубом со стекла винных бутылок на полках за спиной бармена. А уже под утро, когда парень проснулся с чужим сопящим теплом на груди, она вновь одарила его своей улыбкой — играющими на оконном стекле рассветными лучами.

Эредар его раздери — ему нравилась эта жизнь!

— ---------------------------------------------------------------------------------

Сборы не заняли много времени. Распрощавшись с однокурсниками и подругами, получив от отца достаточную сумму на путешествие и собрав вещи, Калеб сел в карету до ближайшего порта и был таков. Сколько бы отец не настаивал, слуг он с собой брать отказался — деньги же на достаточно верную наёмную охрану ушли на шелка да пирушки, а нанимать кого попало было себе дороже.

— Ну и ладно! — Воскликнул Калеб пустой карете, провожая за окном знакомые места. — Подумаешь, причина для волнения...

Всё же беспокойство в его душе было. Порой его навещали редкие мысли о том, что всё в его жизни было каким-то слишком гладким. Иногда ему казалось, что его удачливость — нечто вроде кредита, по которому придётся в итоге заплатить. Обычно он гнал такие мысли взашей, но сейчас, удаляясь от дома, он нервно крутил в руке выпростанный из-под рубахи медальон, а душа его никак не могла найти покоя.

Уж не задумала ли госпожа удача над ним подшутить? А, ну что за ерунда! Как суеверная деревенщина какая-то!

Калеб глянул на медальон, а затем создал в руке небольшую льдинку — в лучах утреннего солнца они заиграли бликами. Ну вот же она, госпожа удача, улыбкой сверкает! Незачем волноваться — он ведь волшебник, а не лодырь-крестьянин, что только в соломе дрыхнуть горазд! Да и времена нынче спокойные, бандитов на крупных трактах днём с огнём не сыскать.

С этой тёплой мыслью, он позволил карете укачать себя. Так, в полудрёме, он и провёл весь день и всю ночь до порта, где поутру нанятый грузчик быстро похватал его скарб и понёс на корабль.

Увы, времени на город толком не хватало — только и делай, что верти головой в попытках урвать вид понеобычнее. Антерп был городом торговым, но континентальным — а ведь даже деревенский дурень знал, что настоящие диковинки можно найти только в порту!

Чего и кого тут только не было! Орки-наёмники с одноглазым верзилой во главе, страшнее чумы и злее псины. Дворфы-кузнецы с целым арсеналом смертоносной стали и эльфы-волшебники с полными витринами талисманов и блестящих кристаллов. Бойко соревнующиеся друг с другом гномьи и гоблинские мастера пара и пороха. Повелевающие духами минотавры-шаманы из далёкого Мулгора. Даже мрачноватая компания отверженных, предоставлявшая услуги некромантов всякому, кого беспокоили их более безмозглые собратья по неупокоенности.

Пёстрая паутина портовых улиц была настоящим калейдоскоп торговли, ремёсел и услуг. Разных услуг — срезая дорогу, перегороженную выясняющими отношения ограми, грузчик нырнул куда-то в сторону. На соседнюю улицу, улицу красных фонарей, где перед сыном купца раскрылся другой калейдоскоп — куда более понятный и приятный.

Как и прочие товары, в порт стекались женщины всех населявших Азерот народов. И даже больше — уж не крылья суккубы ли махнули на балконе? Здесь были и красули-крохотули гномьего племени и массивные самки орков да минотавров. Страшноватые лицом, но бесподобно гибкие троллихи и сонмища людских шлюх для клиентов, любивших чего-то попроще. И целые косяки самых разных эльфиек — из ночных можно было радугу собрать всех оттенков синего, розового и фиолетового.

А также кое-кто поинтереснее.

Вот уж точно — удача не покинула его! Сверкающая колдовскими огнями вывеска заведения перед ним гласила просто: «Рога и копыта». Даже не гласила — провозглашала свою суть, ведь единственная порода работниц в этом заведении была под стать названию. Хвостатые, рогатые, копытные, с цветами кожи ещё более яркими и разнообразными, чем даже у ночных эльфов, призывно сгрудились у входа дочери народа древнего, лишь несколько десятков лет называющего Азерот своим домом.

Дренейки! О, это была его давняя мечта — распробовать одну из таких рогато-хвостатых красоток! Редкими они были гостями в Антерпе, слишком редкими и слишком недоступными, чтобы ему удалось поухаживать хоть за одной. Даже с гордыми эльфийками получалось — а с этими никак! И ведь какие красавицы, какие экзотические! С такими не опыт будет — сокровище, хоть на кристалл памяти записывай да на полку трофеем ставь!

Но увы, будет этот опыт не сегодня — расписание корабля будь неладно! Билет был уже забронирован, а несколько дней ждать — отнимать у самого себя время. Даже если оно обещало быть таким сладким.

Ну ничего, на обратной дороге заглянет! Надо только несколько золотых отложить...

Поэтому юноша в расстроенных чувствах последовал за грузчиком, что уже увлекал его прочь, в более скучные части порта. Скоро под его ногами проскрипел трап корабля, и не успело солнце достичь зенита, как он уже провожал взглядом исчезающий берег. Пока, родные места, до встречи через пару месяцев!

Дорога до Южнобережья заняла три крайне скучных, лишённых событий дня. Корабль был велик и стар, как матёрый кит — построенный до нынешней гоблинско-гномьей моды на металлические корпуса, он был целиком сделан из крепкой калимдорской древесины. Потому все его многочисленные палубы и помещения имели едва уловимый лиловый оттенок, что становился особенно заметен в лунном свете.

И это, увы, было единственным, что заслуживало в внимания на данном корабле. Первый класс, в котором ехал Калеб, был полон редкостным снобьём из портового купечества и мелкой знати, которым выходец из торгового городка в глубине страны казался скорее конкурентом, чем собратом по статусу. Все попытки мага завести разговор встречали вежливый, но настойчивый отпор, а когда он решил козырнуть волшебным талантом и добавил льда в напиток одной знатной красавице, сидевший рядом седой маститый купец как бы невзначай раскурил магией трубку. Не будь дураком, парень намёк понял, и после дежурных вежливостей убрался восвояси.

Остальные же пассажиры представляли из себя сброд такой же пёстрый, как и порт, сплюнувший их на борт. Знакомая уже банда орков, от которой Калеб старался держаться подальше, куча портовой работни, вечно замотавшиеся коммивояжёры и совсем мелкие зажилистые торгаши, которым скаредно было лишний грош потратить на каюту классом повыше. Даже чёртова мелкая труппа уличных актеров, чьи импровизации юноша находил безвкусными, но неизбежными — другого развлечения он себе так и на нашёл. Женщины же на борту либо знать его не желали, либо были столь низкого пошиба, что он скорее сам лёг бы под кого-то в поисках компании на ночь.

Выступая в дорогу, Калеб и думать не мог, что морское путешествие — для него полная новинка, даже экзотика — окажется таким унылым времяпрепровождением. «Ну что за невезение? » — думал он, лениво разглядывая кривляющихся лицедеев за чашкой вина.

Если бы только это невезение было последним! Вновь засомневаться в расположении госпожи удачи ему пришлось сразу же по возвращении на сушу.

Началось всё с цен на билеты до Даларана. Местные возницы из полудюжины контор заламывали просто сумасшедшие и подозрительно одинаковые цены. Чутьём купеческого сына Калеб мигом почуял картельный сговор, в то же время прекрасно понимая, что поделать он с этим не сможет ровным счётом ничего. Конторы местные были крепкие, денежные, и каждая имела маленькую армию мордоворотов — таким жаловаться бесполезно, а скандалить с ними опасно.

В итоге он всё же ухитрился найти выход из положения. В переулке менее презентабельной части города нашлась конторка с подозрительно приветливым названием: «Лёгкая дорога», бравшая за свои услуги втрое меньше. И хоть взятый всего за три золотых экипаж до Даларана был весьма неказист — на таких обычно мотались по Азероту небогатые коммивояжёры — а кремезный кучер походил скорее на остепенившегося разбойника, Калеб радовался экономии. Заранее раздобыв альманах с кирин-торскими достопримечательностями, он уже предвкушал, на что именно уйдут сэкономленные деньги.

Полдня пути спустя предвкушение сменилось унынием. Его экипаж наткнулся на затор из сотен таких же, уходящих куда-то за поворот дороги. Как вскоре выяснилось, мост за версту был на ремонте, и за него отдувалась паромная переправа. Паромы были старыми да небольшими, экипажи пропускали в час по чайной ложке, а те, что были потяжелее, приходилось переправлять отдельно от грузов. Один из паромов и вовсе притоп, что превратило чайную ложку в напёрсток, а час в полдня. Обещали прислать новые, но те, как выяснилось, слишком долго простояли у причала в городке неподалёку и пребывали в состоянии весьма относительной плавучести. Как прикидывали стоявшие по соседству купцы, затор такими темпами рассосётся не раньше, чем через день — и это если им всем сильно повезёт и кирин-торские пришлют помощь, не желая оставлять свой город без портовых товаров.

Калеб ругался что есть мочи. Если это было улыбкой удачи, то ей к дантисту пора! День, может два или даже три из поездки вырвать — на пустом-то месте!

К его великой радости, кучер-громила предложил, вдруг, отправиться кружным путём — за доплату, вестимо. Так сильно его не прельщала перспектива застрять, что парень, поскрипев зубами да малость поругавшись с мужиком, всё же согласился выложить ещё несколько монет. Хоть и стращал его возница: края там, говорил мужик, недобрые, забытые богами — но не демонами. Развалины Альтерака рядом, мол, лезет оттуда всякое, потому путники пропадают, да народ там от такой жизни стал лихой да суровый — не забалуешь лишний раз.

Маг на это лишь рукой махнул. Ну да, конечно, нечисть с демонами за каждым кустом — старые байки деревенских баб! Вечно навыдумывает деревенщина бабаек, а потом трясётся от каждого шороха! Носителя волшебного дара чертовщиной напугать вздумали — тьфу!

Усомниться в своём мнении — и, снова, в расположении госпожи удачи — ему довелось совсем скоро. Мужик не соврал — край по сторонам всё более неровной дороги и правда становился мрачнее. Уходивший на север путь узмеился в холмы, и возделанные поля постепенно редели, уступая место всё более косматым и древним, едва ли тронутым людьми лесам.

В таких местах, казалось, нельзя было не встретить уроженцев Калимдора — дриаду, древня ли, ночного эльфа, какие во множестве разбрелись по лесам Азерота после окончания войн. Но мрак меж необъятных стволов глядел недоброй чернотой, и трясущийся в карете волшебник нет-нет да ловил себя на том, что мурашки облюбовали его спину, как блохи спину пса. Да, в таких местах эльфы селиться не любили — здесь явно было что-то не так.

Вечер укрыл зловещий лес покровом темноты. Свет дня сменился узким кругом света фонаря, в котором мелькали тени и силуэты. Уж не развалины ли мелькнули на прогалине? А вон чуть дальше чёрные лозы из чащи торчат, как руки шипастые — того и гляди сграбастают! А он ведь читал, что такие часто вырастали в местах, тронутых Скверной — дурнейший знак!

Вот так он и трясся в стылой темноте, кутаясь в шелка в не по-летнему прохладную ночь. Пока очередной поворот дороги не вынес экипаж на каменистое — или то были куски стен? — взлобье холма.

Вид оттуда днём, должно быть, открывался потрясающий. Ныне же едва можно было разглядеть украдкой выглядывавшие из-за облаков луну и звёзды. Но и кроме них был свет — жиденькая и едва заметная россыпь огней где-то внизу.

Наконец-то цивилизация! А он было перестал в удачу верить!

Прорвавшись через начавшийся ливень, его экипаж достиг ворот и после короткого разговора со стражей, въехал внутрь, в местечко под названием Переярье. К темноте добавилась стена воды, так что разглядеть что-то за окном было проблематично. Кажется, это был небольшой городок, а массивные, похожие на бараки дома в его центре молчаливо намекали на его происхождение от военного лагеря. Но, по крайней мере, постоялый двор в нём имелся, вывеску которого, гласившую: «Дорожный романтик», украшали щит с шипом по центру и тяжёлый топор.

Заведение оказалось простоватым — впрочем, чего ещё стоило ждать в такой-то глуши? — но тёплым и просторным. В полумраке лучин гудели голоса и стучали деревянные кружки, двигались разномастные силуэты — компания собралась самая пёстрая, отнюдь не только люди. В этих силуэтах угадывались крепкие тела и ножны с оружием наготове — словом, то ещё местечко для постоя.

Впрочем, Калебу было не до мордоворотов, едва удостоивших его шелковую одежду взглядами. Всё внимание мага было сосредоточено на очаге в центре зала, над которым на вертеле крутилась свинка. И после трясучки в стылом мраке лесной дороги вид и запах будущего ужина были слаще самых изысканных яств лучших антерпских заведений.

За стойкой его встретил хозяин — сажень в плечах и страхолюдина каких поискать. Вместо лица под огненно-рыжей гривой была настоящая сетка оставленных непонятно какой тварью шрамов, сожравших часть носа и разделивших губы на отдельные лепестки плоти, меж которыми торчали частью битые зубы, а оба зелёных глаза, уцелевших вопреки всему, смотрели с холодной свирепостью. Калеб даже подавил желание удрать, когда этот громила подошёл поближе.

— Шшиво шшелаете? — Поинтересовался трактирщик прохладно, с большим усилием забарывая шепелявость. Зубов ему сильно недоставало. — Ношшлег? Ушшин? Вино? Компанию на ношшь?

Он кивнул на сновавших по залу разносчиц — сплошь крепкие деревенские бабы, что годились гостю минимум в старшие сёстры. Потрёпанные суровым бытом из тяжёлой работы и частых родов, они изрядно подрастеряли в свежести, а тела их поднабрали лишнего. Они напомнили Калебу Милу, если бы та постарела лет на десять, которые провела не в школе магии, а в родной деревенской глуши.

Ах, милая Мила! Вот уж не думал он, что будет скучать по этой простачке! Да, как бы ему не хотелось компании на ночь, а с этими свиноматками пусть местные любятся! Он скорее сам ляжет под кого-то, ха-ха! Но вот бы всё-таки...

Юный волшебник не сумел закончить мысль. Ибо со второго этажа таверны, шлёпая широкими босыми ногами, спускался ангел.

Даже простецкое платье не могло затмить ярчайшую природную красоту этой девушки. Под стать этим суровым краям, она не была обижена телесной крепостью — настоящая дочь деревни! — и тяжёлое ведро несла без видимых усилий. Но в отличии от столь многих деревенских девчонок, не была излишне крупнотелой, а полнящее прикосновение времени и вовсе не успело её тронуть. Была она молода, не старше Калеба, юна и свежа — показалось ему, или и вправду мелиссой повеяло? — а миловидная веснушчатая круглолицесть и большие изумрудные глаза делали её неотразимой. И расшитому платку на её голове было не по силам сдержать рвущуюся во все стороны гриву рыжих, как пламя, волос.

От увиденного у мага отнялся дар речи, а про ужин он и вовсе забыл. Здесь? В этой дыре всех дыр, трижды промокшей и проклятой, куда нормальный человек вовек не сунется? Красотка, каких он и в Антерпе не видал?!

Да, удача-госпожа не оставила даже в глухомани!

Девушка тоже заметила нового гостя — и его внимание к своей особе. Заметила — и смутилась, зависнув на полушаге меж ступенями, аппетитно изогнув крепкую ступню. Лицо её, и без того красное от частой работы на солнце, зарделось зарёй, с созвездиями веснушек на красном космосе кожи.

— Эй! Лиля! Шшего вшштала?! — Гаркнул хозяин. — Помои шшами шшебя не вынешшут!

— Ой! Иду, иду! — Спохватилась девчонка и забарабанила босиком по полу, уносясь куда-то в подсобные помещения.

Калеб было хотел поинтересоваться, входит ли эта красавица в «компанию на ночь». Но наткнувшись на ледяной взгляд трактирщика мигом стушевался — понял маг, что только что на дочь его пялился. Вот так досада — с ней если забалуешь, отец на фасад заместо вывески приколотит!

Но когда заказанный затем ужин принесли, юнец позабыл о печали. Хорошее вино и молочный поросёнок в яблоках вообще обладают удивительным свойством заставлять едока забывать обо всём на свете. А уж после такой муторной дороги и подавно — тут бы и каши хватило, абы горячей.

Кучеру, к слову, досталась именно она, с дешёвым пивом вприпивку. Потому он периодически косился в сторону Калеба весьма сердито и завистливо. Ну да и демон с этим мужиком — так ему и надо, скареде! Нечего было за доплату торговаться, глядишь отслюнявил бы ему вина да ножку свиную! Теперь пусть сидит и косится, жадная завистливая морда!

После ужина, хорошенько поднабравшийся парень направился в снятую комнату с остатками вина. Самую большую и чистую, какую можно было найти в этой дыре — и всю ему! Потому мысли его были наполнены образами мягких перин и сладкого сна, когда он переступал порог.

На пороге он и завис статуей. Она была здесь, сметала пыль с полок встав на цыпочки своих крепких ножек. Пламенногривая ангелица в простом платьице, что так призывно обтягивало упругую круглую попу.

Сын купца сглотнул, стараясь ничем себя не выдавать. Вот она — девица-мечта, протяни руку к аппетитным ягодицам да стисни как следует. Всё равно девка крестьянская да край разбойный, худой во всех смыслах. Небось пара фокусов да монета блестящая — сама всё задерёт да на него прыгнет.

Но её отец! Этот огромный страшный мужик, от которого веяло холодом! Наверняка ведь душегуб какой в прошлом — страшно подумать, что такой сотворит с юнцом, решившим задрать подол его сокровищу!

Секунды шли, пыль сметалась, ножки пританцовывали, попа крутилась. В шёлковых штанах стало как-то тесно и жарко. Выпитое давило на мозги, кричало плюнуть на всё и предаться страсти, во всех красках расписывая то, что они сделают с девчонкой. Остатки осторожности протестовали, отчаянно рисуя перед волшебником картины того, что с ним сделает уже хозяин двора и местное население.

Стоил ли риск того? Стоил или нет?.. Стоил?..

Даже под магическим допросом Калеб не смог бы указать на тот миг, когда всё решилось как-то само собой. Его руки вдруг сжали мягкую грудь пискнувшей девчонки и сграбастали её в объятия, не давая брыкаться, а губы накрыли её губы, подавив протесты: «Прошу! Отец не велел! ».

Красное вино догнало его любвеобильную голову и порвало восприятие на лоскуты. Он то проваливался в черноту забытья, то выплывал на волнах экстаза и чужой тёплой плоти. Кажется, он всё-таки показал ей свои любимые фокусы с ледяной монеткой. Кажется, даже дал ей настоящую — золотую, для неё состояние! Пусть радуется, девчонка, что ей попался такой щедрый гость!

Восприятие рвалось на всё более мелкие кусочки. Исчезли остатки одежды, менялись позы, допивалось вино, летели на пол подушки и одеяла. Ойканье и протесты сменились стонами и жаркими, влажными словами страсти над ухом. Доносился приглушённый шум обеденного зала и дробь дождя за окном.

И показалось ли ему, или рядом процокали чьи-то копытца?

Последним, что он запомнил перед провалом в сон без сновидений, было тепло на его груди. И приятный летний запах её волос, гривой распластавшихся по его телу. Ему было хорошо — нет, лучше, чем было когда-либо, в том он был готов поклясться даже своим волшебством! И он был уверен, что не только ему.

Удача действительно улыбалась ему. В этом он больше не сомневался...

... ровно до того момента, когда вместо «доброго утра» его разбудил удар под дых. От шока он даже простенькое заклинение создать не сумел, а когда вслед за первым ударом ему прилетело по голове, так и вовсе забыл, где, кто он и зачем он вообще!

В ушах загудело, в глазах потемнело. Он вдруг понял, что уже не в своей комнате — вокруг гудел настоящий улей злых голосов, пробиваясь сквозь вату в ушах — и что темнота в глазах была вовсе не от удара, а от накинутого на голову мешка. Попытка снять его закончилась ничем — чужие руки сжимали его плечи, а его собственные оказались крепко связаны за спиной каким-то грубым вервием, точно он был лиходеем, которого волокли стражники.

Или палачи. С неприятными ощущениями вернулись воспоминания о вечере — и о ночи. А с ними за компанию пришло осознание, а следом — лютый, пробирающий до костей страх. Он переспал с дочкой страхолюда-трактирщика! Да его же щас...

— Эй, недоносок! — Окликнул его кто-то.

За окликом последовал острый, крадущий дыхание удар в рёбра. В тот же миг мешок рванул вверх, обдирая кончик носа.

Увиденное заставило кровь стыть в жилах мага. Он висел на руках местных мордоворотов у барной стойки, и хозяин стоял прямо перед ним. К боку громилы, хныча и причитая что-то о «коварном маге» и «подлом торгаше», прижималась его растрёпанная дочурка.

Было раннее утро, и сквозь открытые окна вместе с прохладным воздухом холмов рвался рассвет. И в его лучах пара десятков громил из местных и посетителей, среди которых и нелюди нашлись, больше не выглядели силуэтами, как прошлым вечером. Теперь Калеб хорошо мог рассмотреть и кривые грубые рожи, и щедрую коллекцию самых разных инструментов человекоубийства на их поясах. Добротных ножей и кинжалов, топоров и булав, мечей коротких да гномьих пистолей, все с любовно сделанной резьбой на клинках и ножнах, и на обрамлявшем стволы дереве.

И с потёртыми рукоятками, за которые явно хватались не одну сотню раз. Звук, с которым сглотнул парень, был до комичности громким.

— Хули молчишь, сучара? Ты Лилю обидел? — Из толпы выпростался худой мужичок в жёлтом кафтане, со злым лицом и бородой, похожей на перевёрнутый язык пламени. — Давно на колу не сидел? Так нам это как нужду справить!

По спине Калеба пробежало целой стадо жирных, как кодои, мурашек. В этот момент он чувствовал себя уязвимым, как жук в руках мальчишки-садиста. И чувство это, вдобавок ко всему остальному, усилило внезапное осознание своей наготы — одеть его, конечно же, никто не озаботился. И, что было куда страшнее, в этой наготе он совсем не чувствовал медальон.

— Про-про-произошла чу-чудовищная ошибка! — Залопотал перепуганный юнец. — Я не хо... не хотел её обидеть! Ой-ой-ой!

В его спину упёрся нож. От него как от брошенного в воду камня разошлась такая дрожь по телу юнца, что не будь владелец по опыту аккуратен, маг сам бы насадился на острие. Нож загулял по спине аки игривая дворовая псина, что исследовала незнакомое место

Юноша понял — если он не соберёт остатки самообладания в кулак, стать ему кормом для свиней. Но собраться у купеческого сына не получалось, ведь он даже вдохнуть боялся. Его взгляд испуганно заметался, надеясь встретить хоть что-то обнадёживающее — если не сочувствие, то хотя бы какой-то признак, что с ним собираются говорить. Но находил только крепкие руки на рукоятках, кривые рожи и злые глаза.

Совсем отчаявшись, он глянул на Лилю. Увиденное привело его в шок — «пострадавшая» глядела из-под мышки отца с явным ехидством в зелёных глазках. Слёзки на её щеках уже почти высохли и единственным, что поблёскивало на ней в рассветных лучах, был кристаллический медальон.

Осознание — ушат ледяной воды за шиворот, прочищающий голову и возвращающий память. О руках, которые тянули его к себе и раздевали, пока рот шептал протесты. И о том, как он удивился, обнаружив пушистые «ворота» девчонки распахнутыми настежь до такой степени, будто там каждый день бывала дюжина мужчин. Удивление, которое тут же потонуло в подозрительно своевременном сладком поцелуе.

Его обманули, как последнего идиота.

— Мы тебе кров и пишщу, ты нам обиду. Нехорошшо, правда? Ну и шшё нам шш тобой делать, паря? — Прохладно, с явным намёком в голосе поинтересовался трактирщик.

— Пусть жопой поработает! — Раздался голос из толпы, одной из местных бабищ. — Вон смазливый какой!

Под дружный хохот собравшихся, Калеб задрожал осиной — издалека заметишь. Жопой? В голову с проворством злобных морлоков полезли дурные образы: то как его орущего прямо тут раскладывают на столах, то как выводят на улицу и привязанного к столбу отдают на потеху всем мужикам в округе.

Ноги юнца подкосились, и он повис на руках мордоворотов.

— НИНАДА, ДЯДЯ!!! — Запаниковал пока ещё парень. — У меня папка из купцов, сам я маг! Деньгами не обделён, волшебством могу помочь! Я вообще полезный очень!

Хозяин смерил его оценивающим взглядом.

— Толку от тебя. Был бы ты хорошшим волшшебником, не дал бы шшебя взять. — Справедливо подметил верзила. — Говоришшь, деньгами не обделён?

Юнец активно закивал.

— В кошеле золотых немало, и ещё в багаже, бер-УХ!

Сзади снова двинули по рёбрам, чуть не выбив дух, толпа снова захохотала. Послышались нестройные голоса, частью злые, частью насмешливые. Они кричали наперебой, перебивали и перекрывали друг друга, сливались в единый злой гомон.

Но две фразы он различил с той же чёткостью, с которой ощущал упёртый в спину нож.

— Слинял твой кучер! И вещички твои прихватил! Достал небось мужика, морда жадобная!

— А кошеля при те не было, нехер пиздеть! Терь жопой бушь работать, пнятьненько?

Трактирщик бросил поверх парня суровый взгляд — молчаливый вопрос. В ответ, сзади полетели оправдания с сильным оттенком страха.

— Да не было ничё, старшой! В натуре не было! Голяк у мажора по бабкам — медь одна на карманах.

Зелёные глаза хозяина переместились на Калеба, взгляд потяжелел. К магу под лысину забралось чёткое понимание, заглушившее и злость за украденные вещи с деньгами, и обиду на предателя-возницу. Если он не предложит что-то прямо сейчас, его прикончат — и это в лучшем случае.

— Я... Это... Я могу... — Начал он неуверенно. Взгляд трактирщика стал ещё тяжелее, заставив парня заторопиться. — Это не проблема, вот! Напишу отцу письмо в Антерп! Он пришлёт денег сколько скажите! Честно-честно!

Страхолюд нахмурился — насколько это читалось в его изуродованном лице — взвешивая все «за» и «против». Гомон вокруг затих, переродившись оживлёнными разговорами: вполголоса, многоликая, страшноликая толпа обсуждала, тоже взвешивала. По спине Калеба ползи капли холодного пота, сползали на холодную сталь ножа — взвешивалась, прекрасно понимал он, сама его доля.

Но чашу весов в итоге качнули не его слова и не недобрые желания сборища. Скрипнула дверь в трактир — подул ветер, густой от лесных запахов, погладил нагую кожу купечьего отпрыска прохладной рукой. Будто удача-госпожа коснулась его, улыбнувшись краем губ.

Толпа повернулась к дверям. За их плотными рядами раздался женский голос — сильный, уверенный в себе, но в то же время удивительно мелодичный, елейный, очаровывающий. Так похожий на людской, но в то же время чем-то неуловимо инаковый.

— Господа! Позвольте мне поинтересоваться о том, что же здесь всё-таки происходит?

И разом, всё напряжение и злость будто выдуло из трактира прочь.