Happy Nation. Часть 2

Зашёл в тихую квартиру. Прошёл на кухню не разуваясь. Взял бутылку из холодильника. За дверью ждал Чапа.

— О, ништяк, холодное! Ну давай,  — он махнул мне бутылкой и поднялся наверх.

Закрыл дверь, стянул ботинки. Прошёл на балкон. Поставил в угол ножку от табуретки. Вернулся в комнату к девушке. Маша сидела в прежней позе. Испуганные глаза смотрели в открытую дверь на балкон.

Маш. Маша, это я,  — позвал тихо девушку.

Присел на диван, положил руку на её колено. Маша сверху накрыла её своей ладонью.

— Пойдём покурим?  — спросил я.

— Маша молча встала.

Мы вышли на балкон.

— Дай твою, нормальную,  — попросила она сигарету.

Закурили, смотрели в даль. Я обнял девушку за напряжённые плечи.

— Что он рассказал?  — тихо спросила Маша.

— Что ты Манька-облигация. Что ебут тебя толпой уже со школы. Даже насиловать не надо, Слон умеет уговаривать. Что он в рот тебе хотел дать, да ты почему-то отворачивалась.

Плечи девушки вздрагивали от каждой моей фразы.

— И что теперь?  — она в упор посмотрела на меня.

— Мы будем их наказывать. Всех. Не спеша. Каждого по-своему.

— Ты ему не поверил?

— Поверил.

— И что?

— Ты жила в аду Маша. Пряталась от них несколько лет. Боялась дружить с парнями. Они насиловали тебя. Да ты не сопротивлялась, но ты цепенела от страха. Как ты ещё женщиной осталась и с ума не сошла.

— А я сошла. Вышла точнее. Один халат на вешалке, а внутри никого.

— Почему Манька-облигация?

— Со школы, я, когда перевелась в эту грёбанную шарашку,  — она махнула головой,  — у меня с тренировки синяк был, булаву лицом поймала, ну и Маша ещё имя. И фамилия.

— Колыванова?  — спросил я, припоминая фильм.

— Копылова,  — ответила она.  — Но как учитель сказал «ребята знакомьтесь, наша новая ученица, Мария Копылова», так кто-то с задней парты сказал «Манька-облигация», весь класс заржал, даже учитель усмехнулся. Потом ещё папа умер, и вообще чернота. Вот один халат и гулял. Без меня.

— Маша, Маша! Нет слов,  — я обнял девушку за плечи.

— Я как проклятая Дим. Черти эти. Что ты хотел им сделать?

— Не знаю. Но что-то надо.

— Может уедем из города?

— Уедем. Но не сразу. Надо всё решить.

— А то, что про меня говорят?

— Мне всё равно Маша. Это они друг перед другом «ссут». Ты красивая, весёлая и умная. И будешь ещё красивее и веселее.

— А то, что было? С ними.

— «К красивой женщине грязь не пристаёт», Антоха так говорит. Ты Сержанта знаешь?

— Нет, кто это?

— Тогда хорошо.

— Почему?

— Про друга плохое думал.

— Он с ними что ли?

— Чапа ушёл?

— Нет, ждёт, пиво пьёт в подъезде.

Маша отшатнулась от меня.

— Дим, что ты задумал? С балкона его выкинуть?

— Неплохой вариант, но тогда меня посадят, а я там, как Чапа говорит «никого не знаю».

— Тогда что?

— Я не знаю согласишься ли ты?

— Говори.

— Чапа ждёт что я тебя на секс разведу, втроём. Я в рот, он в пизду.

Маша молча опустилась вниз, села 

на колени. Глубоко затянулась сигаретным дымом. Выдохнула синее облачко и подняла на меня глаза. Я присел на корточки рядом с ней.

— Давай так Маша, выпьем с ним пива, расслабимся,  — сказал я.

— Ну ну,  — ответила девушка.  — Дима блин, может мне с балкона спрыгнуть?

— Маш, сегодня всё закончится с этими... Чертями.

— Ладно, говори,  — ответила Маша и вновь глубоко затянулась.

— Пива выпьем, поболтаем, ты будь, легче что ли, веселей,  — продолжил я.  — Пусть он ну не знаю, захочет тебе понравится. Вот, не бойся его в общем, я же рядом.

— Ну и что?

— Уговори его полизать тебе.

— Дима!

— Ну а что Маш? Я выйду покурить, а вы пока начнёте, потом зайду.

— И что? Будете вдвоём меня?

— Думаю не дойдет, скажем что он лижет после меня, ну, после того как я кончил в тебя.

— Пиздец Дим, он не простит.

— И что, дружкам расскажет? Будет молчать в тряпочку. И к тебе дорогу забудет.

Я поднялся чтобы затушить сигарету. Мария встала в след за мной.

— Ну что Маш, сможешь?

— Когда это всё придумал?  — спросила девушка.

— Только что, на ходу, не драку же устраивать, ещё неизвестно чья возьмёт, да и он метнётся к своим, что тогда делать. Я не знаю.

— А если, не знаю, если ему пофиг. И продолжить захочет? Хотя нет,  — сама себе ответила Мария.  — Что делать?  — спросила она у меня.

— Пойду, поговорю с ним, чтобы ласковей сегодня был.

— А мне что делать?

— Отдыхай вон на диванчике. Настраивайся.

— Дима! Хотя что уже, ладно, настроюсь, пусть попробует. Иди,  — обратилась она ко мне.

— Ну что, согласна?  — Чапа вскочил со ступенек с почти пустой бутылкой в руке.

— Вроде да,  — ответил я, прикрывая, но не закрывая дверь в квартиру.  — Только давай без напора, по-человечески, поласковей с ней.

— Не вопрос, так-то девка смачная, и пизда и сиськи, всё на месте. Заходим?

— Ещё курнём?  — спросил я, так как чувствовал, что мне нужна передышка.

— Угощай,  — ответил Чапа, вновь садясь на ступеньки.

Молча закурили, Чапа допил пиво, поставил к стене пустую бутылку,  — бля, не терпится!  — сказал он и просунул окурок в горлышко пустой бутылки.

Чинарик, упав на дно, шикнул и потух в остатках пива. Я поднялся и тоже кинул окурок в импровизированную пепельницу. Открыл дверь в квартиру и пропустил Чапу внутрь помещения.

— Машенька это мы! Где ты солнышко?  — дурашливо поинтересовался Чапа.

— Я тут мальчики,  — ответила Маша из большой комнаты.

Чапа широко улыбнулся мне и подмигнул.

— Иди, я пива возьму в холодильнике,  — сказал я.

— О ништяк!  — Чапа вновь блеснул мокрыми зубами и вошёл в комнату к девушке.

Из кухни я услышал, как Чапа мерзко захихикал и сказал что-то. Я достал три бутылки из холодильника, открыл их, и пошёл в комнату. Маша, в коротком халате, полулежала на диване, напротив неё, в кресле устроился Чапа. Я подал запотевшую бутылку девушке, она потянулась и стало понятно, что на ней нет трусиков. Подал бутылку ухмыляющемуся парню.

— 

О! Вообще ништяк! Холодное!  — Чапа вновь сел и принялся за пиво.  — Аж зубы ломит!  — прокомментировал он.

Я присел на диван и тоже сделал пару глотков. Повисла пауза. Мария кокетливо поправила безнадёжно короткий подол халатика, потянулась ко мне бутылкой, и мы глухо стукнули полными бутылками.

— За что пьём?  — спросил Чапа.

— За встречу,  — ответил я.

— Грех не выпить,  — парень встал и подошёл к нам, под спортивными штанами был заметен его вставший член.

Парень не стеснялся, наоборот, после того как мы все вновь стукнулись бутылками, он сделал пару глотков и поправил своё хозяйство рукой. Посмотрел на Машу. Девушка перевела взгляд на его промежность, улыбнулась и немного раздвинула ноги. Халатик слегка распахнулся, стал виден холмик светлых, кудрявых волосиков на лобке девушки. Маша припала губами к бутылке и сделала длинный глоток. Чапа вновь сел в кресло, демонстративно раздвинул ноги, опять поправил член через штанину. Парень, забыв про пиво, не отводил глаз от длинных ног девушки. Маша, слегка подняла и раздвинула колени, подзадорив его. Она немного передвинулась и из-под халата показалась спелая, девичья грудь.

— Ну бля, нахуй пиво! Я не могу уже!  — Чапа встал, снял с себя олимпийку, бросил её на освободившееся кресло.

— Андрюша,  — тихо сказала Маша,  — а ты поласкаешь меня?

— Да я тебя всю заласкаю красавица!  — сказал Чапа, стягивая с себя штаны вместе с трусами и бросая их вслед за олимпийкой.

— Я хочу там,  — сказала девушка и медленно распахнула ножки.

Чапа посмотрел на меня, я в ответ на его немой вопрос пожал плечами и поднялся с дивана.

— Ребят, вы начинайте, я покурить на балкон выйду,  — я поднялся с дивана и прошёл между стоящим Чапой и Машей. Вышел на балкон.

— Андрюша, ну пожалуйста! Смотри как она ждёт тебя,  — услышал я Машин голос.

— Подвинься поближе,  — в ответ сказал Чапа.

— Вот так?  — спросила Маша и диван скрипнул.

— Ещё чутка,  — хриплым от напряжения голосом сказал Чапа.

Я прикурил сигарету и заглянул в проём балконной двери, Чапа сел на колени возле дивана и опустил голову между широко раздвинутых Машиных ног. Он придерживал её ляжки своими руками, затылок ритмично двигался вверх-вниз, иногда задерживаясь

ненадолго, затем вновь продолжал. Маша откинула голову и закрыла глаза. Видимо, не смотря на ситуацию, девушке нравилось то что Чапа делал своим языком в её щёлке. Одна его рука стала теребить свой торчащий член. Я докурил и зашёл в комнату. Разделся и положил вещи на край дивана. Вдруг Чапа дернулся, замычал между распахнутых ног Маши, белёсая сперма брызнула на пол, ещё и ещё. Мужчина оторвал свои мокрые и раскрасневшиеся губы от Маши, облизнул их языком, его член продолжал дёргаться и выстреливать из себя струйки спермы. Чапа повернул голову на меня, уставился на мой почти вставший и болтающийся член.

— Андрюша! Ты такой ласковый! Такоой классный!  — протянула последние слова Маша и как кошка потянулась.  — Такой язычок горячий, ммм! Тебе тоже понравилось я вижу.  — Маша присела 

на край дивана и смотрела на подрагивающий член парня.  — Вкусная у меня писечка?  — спросила девушка и слегка подвинула таз к лицу сидящего парня.

— Ништяк,  — ответил он.

— Спасибо Андрюшечка! Ещё хочу хоть немножко,  — Маша толкнулась лобком в лицо парня.  — Ложись назад, да, да, вот так! Ммм.

Девушка полностью завладела инициативой и положила парня спиной на пол, села ему на лицо.

— Андрюшенька ммм, глубже язычок! Да! Ух! Я вкусненькая?

В ответ послышалось невразумительное мычание.

— Это Димочка постарался, так меня оттрахал, до сих пор вытекает. Ну Андрей что ты остановился?

Парень и правда повернул голову на бок и руками, упертыми в Машины ляжки, толкал девушку вверх. Маша привстала, по её ляжке стекала капля влаги.

Тебе же понравилось Андрей?  — спросила девушка.  — Слизнёшь?  — Предложила она, указывая глазами на стекавшую вниз мутную капельку.

— Устал,  — сказал посерьёзневший парень.

— Блин, ты здорово это делаешь Андрей, повезёт твоей супруге!  — сказала Маша и наконец поднялась окончательно.

Прилегла на диван уже абсолютно не стесняясь своего распахнутого халата, шумно плюхнулась на заскрипевший диван.

— Дай сигарету,  — обратился ко мне Чапа. Я нашарил пачку в лежавших на диване штанах, подал её вместе с зажигалкой поднявшемуся с пола парню.

— Дима, потрахай меня ещё,  — подала голос Маша.  — Вон у тебя как стоит.

Чапа невольно посмотрел на мой точащий член. Густо покраснел и вышел на балкон. Чиркнула зажигалка и запахло табачным дымом.

— Я тоже Маш покурю,  — сказал я и вышел вслед за Чапой.

Увидев меня, парень снова опустил глаза вниз, отвернулся в окно и не глядя на меня, протянул мне пачку сигарет. Я закурил, облокотился на перила балкона. Ездили машины, летали голуби, жара не спадала.

— Что покурим и продолжим?  — спросил я у Чапы.

— Я пас,  — ответил Чапа.  — Дай ещё сигу.

Я дал, парень вновь прикурил и тоже облокотился локтями об перила балкона.

— Ты ебал её до меня?  — тихо спросил Чапа, и опять его глаза мельком взглянули мне между ног.

— Блин Андрей, ну конечно. А как по др...

— Да понятно Дим,  — перебил меня Чапа.

— Слушай Андрей, давай по серьёзному, вот мне лично пофиг что ты её лизал после меня,  — сказал я.

— Ссука молчи лучше,  — прошипел Чапа.

— Да чего уж сейчас то дёргаться,  — продолжил я.

Чапа длинно затянулся, закашлялся, сплюнул на улицу.

— Андрей, я никому не скажу, думаю и Маша тоже,  — сказал я.

Чапа повернулся ко мне, он как-то резко стал будто ниже ростом, и взгляд его с наглого и быстрого стал просящим.

— И чё?  — спросил он, глядя мне в глаза.

— Да ничего Андрей. Блин, давай так, мы молчим, ты молчишь. Но к Маше больше не приходи.

— Это понятно,  — ответил Чапа.

— Хорошо.

— Вы это спецом с Машкой придумали?

— Да кого, спецом. Кто тебя заставлял языком в пизду лазить и вылизывать, как такое придумаешь Андрей?

— М суука! И всё? Забудем?

— Забудем конечно, только ты братанов своих убеди Машу не трогать.

— Не вариант Дим.

— Вариант Андрей, скажи, что у неё парень,  

и не надо ей жизнь портить.

— Им похер, наебнут тебя при встрече и всё.

— Скажи, что со мной знаком через Сержанта.

— Бля Сержант же! Тогда катит, скажу.

— Отстанут?

— Стопудово.

— Ну вот и хорошо. Договорились?

Лады,  — ответил Чапа.

Я протянул ему руку, он посомневался, но руку мне подал.

В дверном проёме показалась Маша, халат на ней был так же распахнут.

— Мальчики пойдёмте? Чего вы тут? Я жду,  — сказала девушка и вновь исчезла.

— И как с ней?  — спросил Чапа.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты это.

— Понял,  — ответил парень.

— Но я не против, если хочешь ещё полизать. Раз уж было.

— Хе. Пусть подмоется сначала,  — ответил Чапа.

— Пусть,  — согласился я.

— Не, Дим с меня сегодня хватит. Пиздолизом заделался бля.

— И что такого?

— Да нихуя, ладно, замяли. Я свалю сейчас чтобы вам не мешать.

— Ладно, без обид?

— Без обид. Ты не «волчок», ты «волчара», умеешь ты вопросы решать. Почему «волчок» то прозвали?

— Да просто от фамилии, Волоков я.

— Понятно, ну пошли?

— Пошли, Маша заждалась.

— Дальше без меня уж,  — за щеку то дашь?

— Андрей, если сама возьмёт.

— Расскажешь потом?

— Андрей.

Мы вошли в комнату, Маши не было, в ванной шумел душ. Чапа быстро оделся и прошёл в коридор.

— Забыли?  — спросил он уже выходя из квартиры.

— Забыли Андрей.

— Волчара! Маше привет.

— Пока Чапа.

Море вздуется бурливо,  — прошептала снизу Маша.

Что ты там говоришь?  — спросил я, вслушиваясь в шёпот девушки.

— Стихи ему читаю,  — сказала Маша, подняв голову.  — Могу и тебе прочитать.  — В волосах, как жар горя, два твоих богатыря, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор,  — Маша показала, как мой «Черномор» вразвалочку выходил из морской пучины.

— Пушкина то хоть не трогай,  — с улыбкой сказал я.

— Александр Сергеевич был бы не против, если бы я его потрогала. За его уставшее перо русской поэзии.

— Он наполовину африканцем был.

— За его большое и уставшее перо.

— А почему оно уставшее, перо то?

— «Потому что он памятник», какое же оно у него?

— Я так тоже стихи полюблю,  — что там дальше?

— «И орешки всё грызёт»,  — Маша хищно оскалила зубки.

— Вот орешки не надо,  — в притворном испуге я потянул руки к своему паху.

— Не ссыте Маша, я Дубровский,  — сказала девушка, отмахиваясь от моих рук.

— Ты не Дубровский Маша, ты Петросян.

— Так-с, «пациент скорее мёртв, чем жив, сказала сова»,  — Маша продолжала шутить.

— Маша, ты его смешишь.

— «Пациент скорее жив, чем мёртв, не согласилась жаба»,  — сказала Маша, и сжала мой член в ладошке.

— Машунь, ну что за литературные вечера?

— Это он со смеху так падает?  — Маша покачала поникшим членом.

— Да.

— Блин, я же не знала, что у него тонкая душевная организация. Вон слезу пустил.  — Сказала девушка наконец прикоснулась губами к члену.  — «Я драчистый изумруд». Всё молчу, а то разревётся совсем, а мне вытирать. Или сглотнуть слезки?

— Маша!

— Молчу, молчу. «Дело важное, ответственное»,  — сказала девушка, разглядывая 

«ответственное дело».

— Если бы я тебе в письку сказки рассказывал?

— «Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники»,  — сказала Маша и подняла палец вверх.  — Блин Дим, я правда остановиться не могу.

— Пошли покурим?

— Только нормальных покурим.

— Всё понятно с тобой,  — сказал я.

— Сейчас пройдёт. Надо выпить. Соку. С мякотью.

— Может в душ? Холодный?

— На балконе помёрзнем.

— Маша! Ты выбросила?

— Выбросила! Потом.

— Маша, Маша! ты маленькая хулиганка, пошли мёрзнуть,  — сказал я, поднимаясь с дивана.

— «Холод, на дворе, собачий холод,

а в моей писюльке благодать»,  — пропела Маша.  — Фуу, блин блинский. «Иду, иду»,  — сказала Маша, и поднялась с колен.

— Какая же ты всё-таки Маша!

— А ты так умный, как у Ленина ботинок.

— Я хотел сказать...

— Выходи, зажигалку сигареты взял?

— Ага, в кармане,  — сказал я и похлопал себя по голым бёдрам.

— Там всё лежит, вспомнила.

— Вот расскажу Антону про тебя, посадит на хлеб и воду,  — сказал я, когда мы вышли в ночную прохладу.

— Дай прикурить,  — сказала Маша. Затянулась глубоко. Выдохнула в звёздное небо.  — На хлебе и воде нормально, вы на воде попробуйте, золотые мальчики.

— Извини.

— Проехали.

Мы замолчали. Курили, облокотившись на старые, пластмассовые перила балкона.

— Не говори Антону.

— Конечно, я в шутку.

— А я серьёзно. И сигареты брошу. Извини за золотых мальчиков.

— Проехали, как ты говоришь.

— Главное, чтобы не приехали.

— Хоть стихами перестала говорить.

— Холодно, обнимешь?

— Конечно.

Я притянул девушку к себе. Прохладная попка упёрлась мне в пах.

— Только не говори ничего.

— Молчу.

Мой член предательски встал. Упёрся в сомкнутые бёдра девушки. Маша оглянулась. Посмотрела мокрыми глазами.

— Стихи он значит не любит, а на грустную девочку встаёт?  — Маша улыбнулась.

— Он сам Маш. Я не хотел.

— Он поумнее тебя будет. «В веселья час, и час разлуки». Блин, опять началось. Фуу,  — Маша отвернулась, затянулась сигаретой и выдохнула.

Я, свободной от сигареты рукой, обнял девушку за грудь. Девушка притянула мою руку к губам и поцеловала. Этой же рукой потянулась к моему заду и заставила прижаться ближе к себе. Снова затянулась.

— Давай и пиво больше пить не будем?  — сказала она не оборачиваясь.

— Губит людей не пиво...

— Ты то хоть не начинай.

— От тебя заразился.

— Выздоравливай, а то на балконе оставлю,  — сказала Маша, и сжала мою ягодицу.

— Дим.

— Да.

— Я никогда больше не позволю. Слышишь?

— Да.

— Ни-ко-гда. Не позволю им ко мне прикоснутся. Умру лучше или их убью. Никогда.

— Они не подойдут больше Маша.

— Мрази. Никогда больше.

Грудь девушки вздымалась, я убрал с неё руку.

— Не убирай.

Вернул свою руку обратно. Прижал крепче, согревая крупный, затвердевший сосок. Член так и упирался в сжатые Машины бёдра. Было стыдно, но я ничего не мог с ним поделать. Девушка перестала тяжело дышать. Наши прогоревшие сигареты искрящимися метеорами улетели в темноту ночи.

— Пошли?  — спросила Маша, не оборачиваясь.

— Да.

— Я в душ, согреюсь.

Я отпустил грудь девушки, и она вышла не оглядываясь. Зашёл следом за ней в свет и тепло комнаты. Маша 

уже щелкнула шпингалетом ванной. Я закрыл балкон и сел на остывший диван. В ночной тишине квартиры услышал голос из ванны,  — «блядь, блядь, что я творю! Сука блядь! »

Я подошел к двери в ванную комнату.

— Маш, всё нормально?

— Да Дима.

— Что ты там делаешь?

— Реву,  — ответила девушка и зашумел включенный душ.  — Иди отдыхай, всё нормально.

Вернулся в комнату, надел трусы. Лёг, накинул на себя плед. Лежал и слушал как плещется Маша. «Обломайся с минетом, и с сексом»,  — думалось мне. И тут же стало стыдно за свои мысли. Пристроил поудобнее так и стоящий член.  — «Машка плачет там, а он стоит, как так-то? ». Медленно, очень медленно эрекция уменьшалась. Немного подмочил трусы, пристроил утихший член между ног. «Теперь хоть не стыдно будет»,  — думалось мне. С тюрбаном полотенца на голове появилась голая Маша.

«Подняла большой палец,  — только вверх»,  — сказала она, и вымученно улыбнулась.

Я тоже поднял большой палец вверх.

— Пойдёшь?

— Схожу. Я быстро,  — сказал я вставая.

— А что трусы одел?

— Не знаю.

— Не спеши, я музыку послушаю.

— Хорошо,  — сказал я и закрыл дверь в ванную.

Посмотрел на себя в запотевшее зеркало. Стянул трусы и забрался в прогретую ванну. Из-за двери послышалась знакомая мелодия. В дверь постучали.

— Открыто, заходи.

Зашла Маша, села на унитаз.

— Ты мойся, я посижу. Шторку не закрывай.

— Намочу.

— Вытру.

Я вынул головку душа из крепления. Включил воду. Стал мыться.

— Я с папиных похорон не ревела. Ничего не говори, мойся. Я тогда сломалась. А сейчас. Сейчас починилась. Поэтому ревела. Я. Знаешь, как жить хочу. По нормальному. Не стесняясь и не боясь. Быть в нормальных отношениях. Гордится собой и своим... Своими отношениями. Носить нормальную одежду. Танцевать хочу и улыбаться танцуя. И всё это будет. Поэтому я ревела. Потому что прошло. Не знаю. Онемение души. Как ногу отсидишь и мурашки. Я давно на свою душу села. Поэтому мурашки со слона.  — сказала Маша, и наконец улыбнулась.  — С мохнатого, мать его, мамонта. Ты мой доктор. Шприц свой помой как следует, пригодится.

— У меня градусник,  — сказал я, помахав намыленным членом.

— Хуядусник. Градусник в попу вставляют.

— Или в рот,  — ответил я.

— Тогда градусник. На, вытирайся,  — Маша сдернула полотенце со своих мокрых волос. «Жду градусник»,  — сказала она и вышла из ванной, оставив дверь открытой.

Знакомая музыка зазвучала громче. Казалось, что это стук моего сердца включили на полную громкость, и басов прикрутили. На этот бит моего сердца, ложился проникновенный женский голос. В полутьме комнаты, натянув на себя новую, розовую кофту, танцевала Мария. Увидела меня, повернулась спиной, поймала ритм и продолжила двигаться в танце, не оглядываясь на меня. В моменты, когда музыка замедлялась, девушка почти опускалась до пола. Круговое движение голой попкой, и у меня, как в детстве на качелях, замирало дыхание. Я сел на диван. Маша, в танце повернулась лицом в мою сторону. Маша, сжав в притворном смущении ножки, прикрыв пах ладошкой, наслаждалась танцем своей груди под пуловером. Убрала 

руку от лобка, и в такт стихавшей мелодии стала снимать одежду.

— Как тебе?  — Маша вплотную подошла вплотную, её грудь вздымалась возле моего лица.

— Нет слов. Дух захватывает!

— Градусник твой температуру показывает?

— Повышенную,  — ответил я и потянул девушку на себя.

— Подожди, выключу,  — девушка мягко отстранилась и выскользнула в свою комнату. Музыка стихла. Вернулась Маша, подобрала свитер, бережно повесила на спинку кресла. Ладонью расправила складку. Присела рядом со мной.

— Ну что молодой человек, красиво я танцевать буду? От 1 до 10?

— 10 однозначно. Только без трусиков не танцуй не для кого.

— Не буду. Эта штучка для тебя,  — Маша слегка раздвинула ножки, показав розовеющую в полумраке щёлочку.

— Красивая у тебя штучка.

— Поближе познакомить вас?

— Знакомы уже. Приятное знакомство.

— А поближе? Лицом к лицу?

— С удовольствием!

— «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье»,  — сказала Маша.

— Я на ощупь.

— Я тоже хочу. На ощупь. Языка.

Мы сидели рядом друг с другом. Смотрели на наше отражение линзе чёрного телевизора.

— Давай валетом ляжем?  — предложил я.

— Давай,  — согласилась девушка и с ногами забралась на диван.

Я оторвался от телевизора. Повернулся к Марии. Лёг рядом с ней. Маша лежала на боку сжав ножки. На расстоянии ладони был пушок её лобка.

— Он уставился на меня. Твой. Дёргается.

— Тоже знакомится. Лицом к лицу,  — сказал я и сверху положил руку на Машино бедро. Погладил.

— А это у него глаз или ротик?

— По обстоятельствам,  — я провёл ладонью по её упругой попке.

— Сейчас какие обстоятельства?  — Машина рука легла на мою талию.

— Время взглянуть правде в лицо.

— А что прищурился чудик? Или правда глаза колет?  — игриво спросила Маша.

— Это он от предвкушения глаза зажмурил,  — сказал я.

— Глаз. Ну что готов чудик? Отвечай за него, он сейчас глаз же. Такие вот обстоятельства.

— Готов.

— А ты готов?  — Маша плотнее приблизила таз к моему лицу.

— Готов. Только я же не кот, чтобы шерсть вылизывать.

— М, вылизывать. У них языки шершавые. Будешь моим котиком?

— Буду.

Мария подняла ногу, согнула в колене, опёрлась на неё. Ножку, лежащую снизу передвинула ко мне.

— Вот тебе подушечка котик, ложись у мисочки,  — Маша перегнулась и посмотрела, как я устраиваю голову на её ляжке.

Я лёг на горячее и упругое. «Правда, лицом к лицу лица не увидать»,  — подумал я. Приблизившись вплотную к моим глазам Машино открытое влагалище расплывалось. Головку члена ласкало дыхание девушки. Её рука снова легла мне на талию.

— Обещаю не пукать.

— Маша.

— Нуу, лаадно, пукну если хочешь. Каак пе...

— Маша!

— Я же медали тебе не показала. Со шпагатом. Хочешь?

— Маша блин.

— Я стесняюсь.

Взял её за попу, потянулся губами к розовому. Упёрся в мягкое и тёплое. Поцеловал. Ещё и ещё. Во внутренние поверхности Машиных бёдер. В белые полушария попки.

— Уф Дима. Так здорово. Писька дёргается. Вот потрогай,  — Маша положила мою ладонь на свою мокрую и распахнутую киску.  — Чувствуешь? Вот.

— Немного.

— Потому что внутри. Не как твой же она 

должна. М, да, помни её.

— Так?

— Да! Ну всё, всё, хватит.

— Почему?

— Ещё захочу.

— Я согласен, давай как сначала, валетом?

— Понравилось в ротик?

— Очень.

— В попу не дам, и не проси,  — Маша навалилась грудью на меня, заглянула в глаза.

— Я и не прошу,  — я погладил девушку по распущенным волосам.

— Если только через три года,  — сказала и щелкнула меня пальцем по носу.

— Почему через три?

— С какого времени считать?

— Ха! Хочешь в мою маленькую попку?

— Просто спросил.

— Ладно. Через годик дам. А считай со дня знакомства,  — девушка поцеловала меня в нос.  — Так хоть годовщину не забудешь. Придумала! На годовщину нашего знакомства буду давать. И месячные не помешают отмечать. Умно я придумала?

— Можно почаще.

— Ага, каждую пятницу?

— Нет, ну будут же ещё совместные праздники.

— Когда будут, тогда и подумаю.

— Ты шантажистка маленькая,  — притянул пухлые губы девушки к своим губам.

— Я такая,  — Маша ответила на мой поцелуй.  — Ты ещё не знаешь какая я.

— Уже догадываюсь, с пулей в голове.

— Точно, это я в папку, как раздурюсь, ууу, слышал?  — обратилась она к моему уставшему члену.  — Помню, как он за мамой носился, а мамка кричала,  — «Отстань придурошный! ». А сама смеётся.

Маша замолчала. Положила голову мне на грудь. Её волосы щекотали мне ноздри.

— Бух. Бух-бух. Сердце у тебя,  — сказала девушка через пару минут. Если я залетела, то у нас девочка будет.

— Почему это?  — я рукой сдвинул её волосы со своего лица.

— Потому что ты меня сначала там приласкал. Ласковая девочка получится.

— А чтобы мальчик был, как надо.

— Раком, сильно. И шлёпать по попе.

— Мы же потом раком.

— Не имеет значения. Первое слово дороже второго.

— Не знал.

— Всему учить надо. Бестолочь,  — Маша дотянулась до члена, стала сжимать его в ладони.

— Согласен на девочку. Как назовём?

— Не думала. У тебя как фамилия?

— Волков.

— Тут любое имя подойдёт.

— Давай Мариной? Буду звать вас Марьками. Будет у меня две Марьки.

— Идея! Тогда надо закрепить результат. Продолжим. Чудик вон уже нахохлился.

— Не надо его чудиком называть.

— Писец он у тебя обидчивый, стихи не любит. Клички тоже. Ему только горячий ротик и сладенькие булочки подавай. Что насчет ласки для девочки?

— Там же сперма.

— Дилемма.

— Ты как профессор заговорила, «дилемма, закрепить результат».

— Дети, это серьёзно, нужно подходить к этому с научной точки зрения. Лизать или не лизать, вот в чём вопрос.

— Точно Петросян.

— Дядя Женя щенок по сравнению со мной. Посмотрела бы я как он шутит, когда из писи сперма вытекает на мамину простыню.

— Так иди подмойся, и покурим потом.

— А Марина Волкова. Её смыть?  — Маша резко поднялась с моей груди, и в дурашливом недоумении повернула голову.

— Никуда же я не денусь.

— Такие ласки пропадут зазря.

— Не пропадут. Я же не умею ещё. Потом как приласкаю там, девочка вообще золотце родится.

— Когда научишься я вообще с ума сойду. Ну для доченьки можно и потерпеть 

да ведь?

— Маша, Маша. Терпит она из-за дочери как её киску лижут. Ага.

— Но ты тоже в плюсе, между прочим,  — Маша поднялась на локтях.

— В каком?

— Вот смотри, день нашего знакомства, это раз. День рождения Марины Волковой, это два. День свадьбы, это три. Ну и можно на твой день рождения, тоже же Волков, как и Марина, это четыре.

— Что четыре?  — я в недоумении смотрел на её загнутые пальцы.

— В попочку четыре раза в год. Забыл?

— Тогда может и на твой день рождения тоже?  — я потянулся и прижал её большой палец к остальным пальцам, собрав её ладонь в кулак.

— Трахать меня в попочку на мой день рождения, это не символично,  — её большой палец отогнулся обратно.  — Только вверх! Понял?

— Понял.

— Ну что, я в душ?

— Давай.

— А ты может чаю сделаешь? И мы на балконе, с чаем и вкусной сигаретой. Голые. Ммм.

— Сам захотел, угостишь своей тонкой, с ментолом?

— Сказала же вредно для мужчин.

— Так и скажи жалко.

— И жалко. Там четыре штучки осталось.

— Иди жадина.

— Тебе жалко, что я жадина?  — Маша поднялась с дивана.  — Смотри какие у меня тити. Ой побежало.  — Маша сжала коленки и скрючившись пошла в ванну.  — Дим полотенце принеси,  — крикнула она из коридора.

Взял полотенце, зашёл в открытую ванную. Маша сидела, направив струю душа себе между ног.

— Я вот сижу и думаю, как же твоего дружочка называть если не чудиком,  — Пф, холодная пошла.

Маша опустила струю пониже. Изогнулась и покрутила вентиль.

— Ты как его называешь, когда теребонькаешь?  — спросила девушка и снова направила поток на свою розовую щёлку.

— Я с ним мало разговариваю,  — сказал я, впервые в жизни наблюдая как девушка подмывается.

Маша засунула себе пальчик, вынула и снов погрузила,  — вот он и нелюдимый у тебя. Бука. Давай его будем бубукой звать? Уважительно и весомо.

— Да хоть чудиком, я шутил.

— Чудик, когда маленький, а сейчас он бубука! Вон чё.  — указала глазами Маша на стоявший член. Идите со своей бубукой чайник грейте. Я кое чего захотела.

Я вышел из ванной комнаты, вода зажурчала сильнее. Не включая света зажёг плиту под чайником. Голым задом сел на прохладную табуретку. Слушал шум воды, смотрел на синий цветок газовой горелки. И думал, что — «хорошо вот так, хотя бы раз в неделю оставаться с Машей один на один, и всю эту ночь не спать, трахаться, пить чай, курить на балконе. Слушать её болтовню. И чтобы за сутки ни разу не одеть трусов. Смотреть как качаются её большие груди, как мелькает между ножек её маленькая, узенькая писька. А потом раздвинуть эти длинные ноги и целовать в мягкое и тёплое. Ощущать языком как она увлажняется. Как входит в неё мой член, как её влагалище обжимает меня, держит, не отпускает. Как закрываются её большие глаза и открываются мягкие губы».

— Ты заснул?  — сказала Маша, войдя на кухоньку.  — Ого-го! Что это ты тут думал 

такое? Точно бубука. Как я раньше не замечала.

— Маш, ты такая классная,  — я встал и обнял за прохладную, после душа попку.

— Дим ты почаще мне это говори, будет и пять раз в год.

— Мне хоть ни разу.

— А обо мне ты не подумал. Может, ну его на фиг этот чай?

— Чай тоже хорошо, «голые, чай, вкусная сигарета», сама же говорила.

— Иди тогда, освежи бубуку, я сама тут, идите,  — девушка потянула меня за стоячий член на выход из кухни.

Быстро помылся и вытерся. Зашёл в кухню. Маша так же как, я сидела в темноте. На столе стояли две кружки с чаем. Пахло ежевикой и малиной.

— Я знаю о чём ты думал,  — она обернулась ко мне.

— О чём?

— Что сейчас очень хорошо. Что надо так делать, когда только мы вдвоём. Сигареты, чай и никакой одежды. На всё ночь. Это счастье.

Я подошёл к девушке, член толкнулся в её голове плечо.

— Дим,  — она подняла на меня глаза.

— Да Маша,  — я обнял её за плечи.

— У нас столько всего впереди. Я сейчас зареву,  — Маша уткнулась лицом мне в живот.  — Бубука этот, как увидит мои слёзы, сразу встаёт. Как пёсик утешитель со своим мокрым носиком,  — девушка притянула «пёсика» и поцеловала в «носик» — Знает что хозяйке надо,  — сказала она и поднялась, опершись на мои руки.

— Пошли помёрзнем,  — сказала девушка и мы взяли по кружке исходящего паром напитка.

— Фотография, это память о том, что было однажды, но никогда не будет снова молодые люди!  — сказал назойливый фотограф.

— А если мы хотим, чтобы было не однажды, а дважды?  — спросила Маша улыбаясь.

— Тогда приходите ко мне снова. Я тут каждое воскресение.

— Сколько стоит?  — для вас моя хорошая, это сущие пустяки, а вашему молодому человек память на всю жизнь.

— Зачем ему на всю жизнь?

— Время, увы, оставляет следы, а фото запомнит какими были мы,  — в стих сказал фотограф.

— Люблю стихи, давайте меня сфоткайте. Да Дима? Тебе в дорогу, чтобы быстрее приехал.

— Так, вставайте, вот, да. Чтобы дорогу видно. Дорогу на дорогу дорогому другу. Чик и всё. Жаль без улыбки, давайте ещё с улыбочкой?  — захлопотал фотограф.  — Ещё с цветочками можно.

— Они не настоящие,  — сказала Маша, принимая тёмный квадратик снимка.

— На фото же не пахнут. Вот розы шикарные.

— Нет, хватит, хорошая фотография,  — сказала Маша, рассматривая появившееся изображение.

— Можно фломастером подписать, вот тут на полях. Возьми моя хорошая.

— Сколько с нас?  — я подошёл к фотографу.

— Сущие пустяки молодой человек,  — фотограф цапнул купюру у меня из рук.

— Дим смотри, это тебе. В машине приколешь?

— Конечно. Будешь путеводной звездой для меня.

— Путеводной пиздой,  — прошептала мне на ухо Маша.

Но фотограф наверняка расслышал, так как он уставился на Машкин зад и заулыбался.

— Пойдём уже хулиганка.

— На фото я строгая, не шали там у меня.

— Не буду, с тобой интересней шалить.

— Мам привет,  — сказал я, забегая в квартиру.

— Привет сынок,  — что 

так долго, я переживала.

— Я же звонил что машина сломалась, новая, представляешь? Вернулись, поменяли. Документы там, всё такое.

— Ну хорошо, что поменяли, хорошая машина то?

— Хорошая мам. Я быстро сбегаю? Переоденусь только.

— Куда это?

— К девушке мам.

— Душ хоть прими, что за девушка то?

— Машей зовут, я вас познакомлю, может даже сегодня.

— Хорошо. Ой твои друзья заходили. Антон и как его, Сержант вроде, который в форме долго ходил. Антон какой-то грустный.

— Ему моя девушка понравилась, вот и грустит.

— Ну беги тогда, во сколько вас ждать?

— Не знаю мам. Она простая, не готовь тут ничего.

— Как это не готовь, позвони от неё.

— У них нет телефона мам.

— Из автомата позвони.

— Всё я убежал.

Возле подъезда стояла синяя шестёрка Сержанта.

Вышел он сам.

— Привет, садись подвезу.

— Привет, выпустили,  — спросил я, пожимая руку приятелю.

— Выпустили, садись.

— Да ты не знаешь куда.

— Знаю. Садись.

— Я сел на переднее сидение.

Сержант тоже сел, но машину не заводил. Крепко держался за руль.

— Что стоим?

— Машу убили. Убил. Слон. В подъезде забил. По голове. Её похоронили уже. Слона в этот же день закрыли. Сидит. Мне Чапа рассказал, что ты с ней. Что они её. Ну ты понял. Мой косяк, я не знал. Видимо не дала Слону. Чапа Слону не говорил, что ты с ней. Всё.

— Поехали,  — сказал я через десять минут молчания.

— На кладбище. Потом к ней.

Сержант завёл машину. Тронулись.

— Нет, сначала домой.

Я пешком поднялся по обшарпанному и расписанному подъезду до девятого этажа. Постучал в фанерную дверь. Она сразу открылась.

— Здравствуйте. Я Дима, может Маша говорила вам?

— Здравствуй Дима. Говорила. Не разувайся проходи к Маше.

Я сел на диван. На подоконнике стоял чёрный магнитофон.

— Я задержался, машина сломалась.

— Приходил твой друг, Антон. Он говорил. Ты домой звонил. Маме.

— Он умрёт. Слон.

— Как?

— Я поговорю с кем надо.

— Пусть его выебут ещё перед этим.

— Ладно.

— Но не хуем, а то ему понравиться. Черенком от лопаты. Новым черенком.

— Ладно.

— Она была такая красивая. Во всём новом. Что вы купили. Только синяк.

— Я люблю её. Любил.

— Иди. Когда он сдохнет, заходи.

Я вышел из подъезда. Сержант ждал. Тронулись.

— Надо чтобы он умер, и выебать черенком от лопаты.

Сержант посмотрел на меня.  — Сложно. В СИЗО не выйдет.

— А где выйдет?

— На зоне.

— Подождём.

— Денег надо будет много.

— Соберу.

— Сделаем Дима.

— Я уеду. В центр. Через маму связь держим. Позвонишь ей, когда цену узнаешь. Ничего не говори, скажи, чтобы я перезвонил тебе.

— Не маленький.

— Тогда тут останови, я сам. У тебя дела. Сержант, я не знаю, как, но надо.

— Сделаем.

— А в СИЗО?

— Без вариантов.

— Ладно, подождём.

— Найдёшь её?

— Найду. Город маленький.

— Город маленький, а кладбище большое.

— Дима. Она не мучилась. Затылком об ступень,  — сказал Сержант.

— Мучилась. Это со школы...  — я посмотрел на Сержанта.

— Да. Черенок нужен. А с остальными что?  — руки мужчины сжались на руле.

— Ничего. Скажи,  

чтобы защищали красивых девочек. Так бы Маша хотела.

Мы молча пожали руки. Аккуратно прижал дверь авто. Замок щёлкнул, и я пошёл к Маше.

Через три часа я нашёл её могилку. Присел на четвереньки и достал её фото. Поднял большой палец вверх.

— Каких три длиннющих дня у нас с тобой было!  — сказал я её фотографии.  — Теперь и на моей душе сидит огромный, мохнатый, мать его, мамонт.

На снимок упала слеза. Смахнул её пальцем. Остался след.

— Завтра цветы тебе подарю. Настоящие,  — сказал я, глядя сквозь слёзы на снимок.

Уже ночью зашёл домой. Мама ждала на кухне.

— Дима, Антон звонил. Всё рассказал. Мне очень жаль!  — смотрела на меня красными глазами от слёз глазами.

— Это Маша,  — я подал ей фотографию девушки.

— Господи! Какая красавица!

Мы помолчали, каждый думая о своём.

— Антон просил перезвонить как ты дома будешь. Даже ночью,  — мама нарушила тишину кухни.

Ушёл в зал. Набрал номер Антона.

— Алло. Это Дима.

— Привет, вернулся?  — в красной трубке раздался трескучий, обезличенный голос друга.  — Как ты?

— Хуёво.

— Понимаю. Мария приходила на работу. Её взяли. Взяли бы. К нам в спортзал хотела записаться. На танцы. Такая щебетунья. Бате понравилась. Учится ей предлагал. Хотела пойти на высшее. Ты убедил?

— Нет. Сама,  — ответил я сдавленным голосом.

— Похороны нормально прошли. Те деньги, что мы за Сержанта давали, он вернул. Я их Наталье Андреевне на похороны предложил. Она взяла. Сержант ещё сверху дал. Его пацаны могилу копали. И Марию несли. Ты как к тому, что я деньги отдал?

— Правильно сделал. Я там Сержанта напряг по поводу Слона. С Михаилом ещё поговорю...

— Дим, не по телефону. Что думаешь дальше?  — перебил меня Антон.

— В центр уеду.

— Нормально. Жить есть где?

— Найду. Газель на это и брали. Там хотели развить то, что тут работает.

— Тема бодрая, пойдёт. Когда хочешь?

— Завтра, на кладбище зайду и уеду. Цветы обещал.

— Эх, бля Димка. Как так?

— Да пиздец Антоха. Всё не могу...

Я положил трубку.

Через два года я заехал в знакомый двор. «Как бы Машка радовалась новой машине»,  — подумалось мне. С трудом нашёл место для парковки. Автомобилей в городе явно прибавилось. Поднялся пешком по свежевыкрашенному подъезду до девятого этажа. Постучал в фанерную дверь. Замок сразу же щелкнул, открываясь. Женщина молча впустила меня внутрь. Вытерла полотенцем руки.

— Не разувайся, проходи к Маше.

На подоконнике стоял большой и черный магнитофон.

— Слон умер. Неделю назад. И выебали. Не было черенка. Ножкой от табуретки.

— Кто это сделал?

Я пожал плечами,  — такие же как он,  — ответил я женщине.

— Хорошо.

— Я посижу?

— Сиди,  — женщина вышла из Машиной комнаты.

Подошёл к магнитофону, воткнул вилку в розетку. Нажал кнопку воспроизведения. Глухим басом бьющегося сердца зазвучала мелодия «Happy Nation».

Мелодия затихала, удалялась. Я подошёл к магнитофону, нажал стоп. Выдернул шнур из розетки.

Зашла Машина мама. Встала в дверном проёме.

— У меня Машино фото есть, в последнее воскресение сделали,  — я подал женщине снимок.

— А себе?  — спросила она, разглядывая фото.

— Копию 

сделал. Можно я через год зайду?

— Заходи,  — сказала она, пропуская меня из девичьей комнаты.

Через год я не зашёл.