У моей жены родился ребенок. Из сборника Порно рассказы измена жены

Некоторые командировки бывают веселыми и интересными. Но эта была не такой. Это были 30 дней почти круглосуточной напряженной работы.

Каждый год армия США участвует в учениях "Быстрое развертывание". Для участия в них отбираются несколько подразделений из всей армии, которые вместе со всем своим снаряжением перебрасываются по воздуху в Германию, где они вместе со своими коллегами по НАТО участвуют в месячных учениях.

Меня зовут Фред Сэдлер. В то время я был относительно новым капитаном в армии США и служил в оперативном отделе, расквартированном в Форт-Худе, штат Техас. Эта командировка пришлась на самое неподходящее для меня время, чтобы оказаться где-либо, кроме дома с женой, потому что она была беременна, и ребенок должен был родиться где-то во время этой командировки. Я пытался уклониться, но армия не дала мне этого сделать.

Мы с Лидией были женаты почти шесть лет. В основном, это были хорошие годы. Плохие наступали, когда мне приходилось уезжать в командировку, а она оставалась дома.

Мы с Лидией не были возлюбленными или друзьями по всей жизни. Однажды мы встретились в DМV (Департамент транспортных средств), когда я регистрировал свою машину. Ей продлевали права.

Мы сидели рядом и ждали, пока назовут наши номера, и начали болтать. Одно за другим, и очень скоро мы обменялись номерами телефонов. Через неделю у нас было первое свидание, а через месяц после этого мы провели вместе первую ночь.

Лидия не была ослепительной красавицей, но у нее была классическая внешность, которая заставляла мои внутренности превращаться в кашу. Она могла просто посмотреть на меня, и моё сердце таяло. Её тело тоже было классическим. Большинство мужчин заглядываются на любую женщину с прекрасным телом, и я наблюдал, как мужчины и женщины пялились на нее, когда она проходила мимо. Поначалу я испытывал гордость, наблюдая за тем, как они смотрят на нее, но со временем это надоело. Я начал считать их пиявками, думая о ней только как о сексуальном объекте. Я понял, что с этим придется смириться.

Лидия, напротив, принимала все как должное.

— Пусть смотрят, милый,  — сказала она.  — Ничего страшного. Как говорится, "смотреть можно, но лучше не трогать".

"Еще бы, им лучше не трогать",  — думал я каждый раз, когда она это говорила.

Она очень старалась, чтобы её тело выглядело так, как сейчас. Я помогал ей. Мы проводили три вечера в неделю в спортзале, бегали в парке, ходили в походы — мы даже следили за своим питанием. Я уже и забыл, когда в последний раз ел красное мясо.

Наблюдать за тем, как она одевается, а ещё лучше — раздевается, всегда было для меня захватывающе интересно. Каждый раз, когда она беззаботно сбрасывала с себя одежду, обнажая часть своей обнаженной кожи, моё сердце учащенно билось, и я никогда не уставал от этого.

Когда началась командировка, я услышал от своего командира:

— Я даю тебе личную гарантию, что сделаю все возможное, чтобы ты вернулся домой до рождения ребенка.

И он сделал это. Он договорился, что 

по окончании учений я первым же самолетом вернусь в Штаты.

Собрав своё снаряжение, я уже шел к самолету. Я позвонил Лидии, которая сказала мне, что думает лечь в больницу в ближайшие пару дней.

— Тогда время должно быть идеальным, потому что я как раз еду домой,  — сказал я ей.

Мы закончили разговор словами "Я люблю тебя".

Наступили сумерки, я ехал в аэропорт, и тут на дорогу перед нами выбежал олень. Мой водитель свернул, чтобы объехать его, и в следующее мгновение я очнулся в военном госпитале во Франкфурте. У меня были сломаны правая рука, правая нога, три ребра на боку, а правое легкое пробито. Я был настолько одурманен, что не понимал, кто и где находится.

Когда я начал немного приходить в себя, то начал задавать вопросы.

— Как долго я здесь нахожусь?  — спросил я свою медсестру.

— Пять дней.

— Моя жена здесь?

— Нет, сэр.

— А где она?

— Её здесь не было, сэр, но ваш командир уведомил её сразу после вашего поступления, так что она знает, что произошло.

— Где мой телефон?

Она нашла его среди моих личных вещей, и я позвонил Лидии.

— Ты в порядке?  — были её первые слова.

— Не обращай внимания. Как ты и ребенок?

Она начала плакать.

— Мы потеряли ребенка, Фред. Мне так жаль.

Я был слишком ошеломлен, чтобы говорить. Наконец, я спросил:

— С тобой все порядке?

— Думаю, да. Я дома, но они не хотят, чтобы я путешествовала, иначе я была бы с тобой.

— Что случилось?  — спросил я.

— Никто точно не знает. Казалось, все было хорошо, пока я не услышала, как одна из медсестер сказала "о-о-ох", после чего все заволновались. Я до сих пор ничего не понимаю, но они пытались объяснить, что это что-то с пуповиной.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?  — спросил я.

Наступило долгое молчание, пока мы оба боролись со своими мыслями и эмоциями.

— Физически я в порядке, но эмоционально я в полном расстройстве. Когда ты вернешься домой?

— Я не знаю. Они мне ничего не сказали.

— Хочешь, я попробую приехать?

— Нет-нет. Оставайся там и позаботься о себе.

Через две недели меня доставили домой на самолете медэвакуации. Лидия встретила меня и отправилась со мной в госпиталь Форт-Худа. Она все ещё была эмоционально разбита, но наше пребывание вместе, похоже, помогло нам обоим. Я спросил её, дала ли она имя ребенку?

— Да. Я назвала её Хоуп.  — При этих словах мы оба расплакались.

Я пробыл в больнице ещё две недели, прежде чем меня выписали на службу ограниченно годным. Ограниченно годный режим обычно означал, что вам не нужно выезжать в поле и тренироваться. Это было бы очень сложно, потому что мои рука и нога все ещё были в гипсах. Прошло ещё несколько недель, прежде чем их сняли.

Время шло, и все шло гладко как в нашем браке, так и в моей карьере. Через два года после того, как мы потеряли ребенка, нас перевели в Гейдельберг,  

Германия. Мы провели там три года, передвигаясь по всей Европе. Там меня повысили до майора. По истечении этих трех лет нас перевели в Форт-Льюис, штат Вашингтон. Будучи майором, мы получили офицерскую квартиру Полевого класса. Она была намного лучше, чем Ротного класса, и в ней был гараж, а не просто навес для машины (ротный класс означал второго лейтенанта, первого лейтенанта и капитана. Полевой класс — от майора и выше)

Когда мы переезжали в Льюис, все вещи, которые мы взяли с собой в Германию, были возвращены обратно. Мы распаковывали эти коробки, а также те, которые мы сохраняли здесь и не брали с собой. Коробки были сложены в каждой комнате.

Лидия отправилась в офицерский клуб на собрание "новичков". Там она могла познакомиться с другими женами и завязать новые дружеские отношения.

Пока её не было, я оставался в нашей квартире, занимаясь распаковкой и расстановкой вещей. С помощью ножа для разрезания коробок я вскрыл одну из многочисленных коробок и начал вынимать из нее вещи. Это была коробка, которую мы хранили, пока были в Германии. Примерно, на полпути вниз оказалась небольшая деревянная шкатулка, которую я не помнил, чтобы видел раньше. Я положил её на стопку коробок и открыл. Моя жизнь изменилась навсегда.

В ней лежала небольшая пачка конвертов, перевязанная розовой ленточкой. Отодвинув ленту, я взял в руки верхний конверт. Он был не запечатан, и я открыл его. Внутри лежал официальный документ с надписью "Свидетельство о рождении". Когда я взглянул на документ, мой разум начал туманиться. В нем говорилось, что девочка 3 кг и 48 см родилась живой, и была указана дата. Это была та самая дата, когда Лидия сказала мне, что наш ребенок был мертворожденным. Девочку назвали Хоуп. Далее говорилось, что мать звали Лидия Джейн Сэдлер, урожденная Джонстон. Там, где указывалось имя отца, стояла запись "Неизвестно". Внизу свидетельства были два маленьких чернильных отпечатка ножек.

Я попятился назад, буквально упал на диван и долго смотрел на документ. Оставив его на диване, я встал и подошел к стопке конвертов. Поднял следующий конверт. Он тоже был не запечатан. Я достал из него многостраничный документ. Это было свидетельство об удочерении. Я прочитал его несколько раз. Суть его сводилась к тому, что девочка по имени Хоуп, рожденная Лидией Сэдлер, была отдана на удочерение и лишена всех родительских прав. Далее говорилось, что "поскольку личность биологического отца неизвестна, его разрешение не требуется".

Далее говорилось, что имя и местонахождение приемной семьи должны оставаться в тайне и не допускается абсолютно никаких контактов между приемной семьей и миссис Сэдлер.

Я просмотрел оставшуюся пачку, и, в основном, это были письма от меня.

Я был в полном шоке. Это должна была быть самая большая ложь в истории лжи. В голове не переставали возникать вопросы. Такое не делается в одночасье — это требует планирования... или так я думал. Если она знала, что я приеду на роды, значит, она уже планировала удочерение?  

Отец "неизвестен" Если я не был отцом, то кто им был? Судя по всему, даже она не знала. Мы были женаты шесть лет. Со сколькими мужчинами она спала за это время? Знала ли она их?

Мне стало не по себе.

Мне удалось вернуть самообладание, чтобы положить все на свои места. Я даже перепаковал и заклеил коробку, в которой все находилось. Именно в тот момент, когда я заклеивал коробку, то увидел "Бумаги и детские воспоминания Лидии", написанные маркером с четырех сторон. Если бы я увидел это, то точно не стал бы её открывать. Она должна была это знать. Даже в браке нам нужно личное пространство и мысли. Переставив несколько других коробок, я положил коробку среди них, стараясь сделать вид, что не заметил её.

Я вышел на улицу, чтобы посидеть на задней площадке и подышать свежим воздухом, потому что внутри я задыхался.

Что мне теперь делать? Как вообще об этом говорить? Я был растерян. В голове не было ни одной мысли о том, куда идти и как туда добраться. Мне нужен был совет. Если бы я пошел к родителям, они бы взорвались и попытались убить Лидию. Я был их единственным ребенком, а значит, и единственной надеждой — я понял иронию — надеждой на внука.

Я мог бы обратиться к её родителям, но такая перспектива не внушала мне доверия. Близких друзей у нас не было. В армии так много переездов и встреч с разными людьми — это тяжело и для семьи, и для дружбы.

Я все ещё был там, когда она вернулась домой. Она нашла меня на улице.

— Привет, милый.  — Она поцеловала меня в щеку.  — Сколько ты успел сделать?

— Достаточно,  — ответил я довольно уклончиво.

Я редко бывал краток или отрывист, когда говорил с ней, поэтому чувствовал, как она смотрит на меня сверху-вниз. Она оставалась там ещё несколько минут, прежде чем уйти в дом.

Прошел, наверное, ещё час, прежде чем я вошел внутрь. Коробки с "Бумагами и детскими воспоминаниями Лидии" уже не было.

— Нас пригласили в субботу на встречу в "Приветственный вагон" (маркетинговый бизнес в США, который связывается с новыми домовладельцами после переезда, предоставляя им купоны и рекламу от местных предприятий).

— Хорошо.

— Приехали Симпсоны из Гейдельберга. Ты их помнишь?

— Не очень.

— Он был майором в G-2, а с ней я играла в бридж. Их зовут Джим и Фрэн.

— О, да, я помню.

Она подошла ко мне.

— Ты в порядке? Что-то не так?

"Что-то не так?  — подумал я.  — Можешь не сомневаться, что-то не так, и я намерен выяснить, что именно".

— Нет, наверное, я просто сегодня немного не в себе.

— Хорошо. Что бы ты хотел на ужин? Или ты предпочитаешь пойти в "О" (офицерский) клуб?

— Я не голоден. Пожалуй, я прилягу.

Я так и сделал, полностью одетый, на нашей кровати.

Незадолго до того, как она присоединилась ко мне, я заснул.

Я проспал до девяти, что случалось со мной крайне редко. Приняв душ,  

я спустился вниз. Как обычно, она приготовила кофе.

— Завтрак?  — спросила она.

— Нет, спасибо. Только кофе.

Еще одна редкость. Обычно я завтракал полноценно.

Она села напротив меня.

— Ладно. Что-то не так. Расскажи мне, и, возможно, я смогу помочь.

— Мне просто нужно о многом подумать,  — сказал я, встал, отнес кофе в раковину, вылил его и направился в гараж.

— Ты знаешь, что я здесь, если я тебе понадоблюсь,  — сказала она, когда я уходил.

Подъехав к полю для гольфа, я припарковал машину и пошел к 19-й лунке, где в конце поля для гольфа находились бар, закусочная и ресторан. Я заказал два яйца средней прожарки и хаш из солонины. Я даже выпил чашку редкого кофе без кофеина. Раньше это был мой любимый завтрак, пока Лидия не изменила мои пищевые привычки. Говядина в любом виде и под любым названием была для нее абсолютным "нет-нет", но я все равно заказал её.

Мне удалось съесть почти всю порцию, и я сидел на террасе, пока игроки в гольф заканчивали 18-ю лунку и заходили в зал.

Когда я вернулся домой, была уже середина дня. Она добилась немалых успехов в разборе коробок и обустройстве дома. Оглядевшись, я подумал, каково это — когда вокруг бегает пятилетняя дочь. Я едва успел добежать до ванной, прежде чем лишился яичницы с хашем.

Я все ещё опускал голову в унитаз, когда почувствовал её руку на своей спине. Внезапно я возненавидел её.

— Отстань от меня,  — почти крикнул я, прежде чем вернуть голову на место и потерять ещё больше завтрака.

Меня не тошнило уже много лет. С тех пор, как напился на выпускном балу в школе.

Когда я закончил, то поднялся наверх, прополоскал рот и почистил зубы. Она сидела в гостиной с салфеткой в руке. Похоже, она плакала. Она смотрела, как я прохожу мимо нее и снова направляюсь в гараж. Я сдавал назад, когда она появилась в зеркале заднего вида.

— Я не могу тебе помочь, если не знаю, в чем дело,  — сказала она, когда я продолжал сдавать назад.

Она увидела, что я не собираюсь останавливаться, и отпрыгнула.

Я подъехал к своему отделу и зашел в кабинет. Там никого не было, кроме дежурного офицера. Сев за свой стол, я попытался работать, но сердце не лежало к этому.

Когда я вернулся домой, было уже за полночь. Она лежала в постели и читала. Раздевшись, я пошел в душ.

— Я буду спать внизу,  — объявил я, выходя и закрывая дверь.

Как раз включил телевизор и устроился на диване, когда она вошла, взяла пульт, выключила телевизор и уставилась на меня.

— Хватит нести чушь. Скажи мне, в чем дело, и я либо помогу тебе, либо уйду. Что именно? Я не сделала ничего плохого, поэтому я не потерплю, чтобы ты кричал на меня, когда я пытаюсь помочь, или чтобы мне приходилось отпрыгивать с твоего пути, когда ты пытаешься меня сбить.

Я подошел к ней, взял пульт из её рук и 

включил телевизор.

— Счастливого пути,  — сказал я.

Она ушла меньше чем через час. Никогда ещё мы так не разговаривали друг с другом, и никогда она не угрожала уйти, а тем более не делала этого.

Встав, я начал искать коробку. Я нашел её в подвале под несколькими другими коробками. Открыв её, я нашел маленькую деревянную шкатулочку, достал свидетельство о рождении и документы об удочерении, сделал с них копии и вернул все на место. Поскольку её не было, я спал в нашей кровати.

В понедельник утром я поговорил со своим командиром и рассказал ему свою историю. Я даже показал ему документы. Он был ошарашен не меньше меня. Я пробыл в его подчинении меньше месяца, так что ещё не успел толком освоиться. Возможно, он беспокоился, что у него на руках неудачник.

— Что ты планируешь делать?  — спросил он меня.

— Я не знаю.

— Она сказала, куда собирается, когда уходила?

— Нет, сэр. Но она забрала не все свои вещи, особенно коробку.  — Наступила пауза, прежде чем я заговорил снова.  — Я думал попытаться найти свою дочь, если она моя дочь, и действовать дальше.

— Это было бы почти невозможно, вы знаете. В делах об удочерении конфиденциальность очень важна для обеих сторон,  — сказал он.

— Я понимаю, но мне нужно что-то делать, нужно с чего-то начинать, и я больше не верю, что она скажет мне правду.  — И тут я буквально подскочил.  — Боже мой, у меня есть идея. Можно мне взять выходной?

— Конечно.

Я отдал честь и выбежал из его кабинета и здания на парковку, где прыгнул в свою машину и поехал домой. Открыв коробку, я достал деревянную шкатулку и высыпал её содержимое на пол. Там была пустышка. Пустышка. Должно быть, Хоуп воспользовалась ею, прежде чем её забрали. Собрав коробку обратно, я положил пустышку в прозрачный пластиковый пакет и запечатал его.

Я полез в Интернет, пытаясь найти где-нибудь поблизости лабораторию ДНК. Одна была в центре Сиэтла. Я пошел в ванную, но все вещи Лидии исчезли. Порывшись в шкафчике под раковиной, я нашел её старую щетку для волос, положил её в другой пластиковый пакет вместе с пакетом, в котором лежала пустышка, и потащился в Сиэтл.

Я отдал соску технику, которую звали Марджи, и она оглядела её.

— Прошло много времени, поэтому на ней может не остаться ДНК, но мы можем попробовать.

Она посмотрела на расческу, выдернула из нее несколько волосков и сказала, что с этим проблем не будет. Затем она попросила меня плюнуть в бутылку.

— Мы позвоним вам, примерно, через три недели,  — сказала она.

Я вернулся в Форт-Льюис и домой.

От Лидии не было вестей ещё один день.

— Алло,  — сказал я.

— Тебе лучше?

— Лучше чем что?

— Лучше, чем тот засранец, которым ты был пару дней назад.

— Нет, все тот же прежний засранец.

— Значит, мне все ещё небезопасно возвращаться домой?

— Нет, не безопасно. Попробуй ещё раз через три недели.

— Почему через три недели?

— К тому 

времени я буду знать, убью я тебя или просто разведусь.

Я закончил разговор. Телефон тут же зазвонил, и я проигнорировал его.

На следующий день, когда я вернулся домой, Лидия уже была там. Она встретила мою машину, когда я подъезжал к дому. Она была в ярости.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что либо убьешь меня, либо разведешься?

— Именно это я и сказал.

— Думаю, я заслуживаю объяснений,  — сказала она.

— Я тоже.

— По поводу чего?  — спросила она.

Мы все ещё стояли на подъездной дорожке. Мы ещё не кричали, но уже точно не вели себя так, как полагается вести себя офицеру армии и его жене.

— Ты хочешь сказать, что тебе ничего не нужно объяснять?  — спросил я.

— Именно это я и хочу сказать.

— Тогда для нас нет никакой НАДЕЖДЫ,  — сказал я, сделав как можно больший акцент на слове НАДЕЖДА (игра слов "НОРЕ — ХОУП — НАДЕЖДА").

— Что значит "для нас нет надежды"? Что я сделала?  — И тут её осенило.  — О, Боже мой. Нет. Пожалуйста. Нет.

— Я вернусь через час, и тебе лучше не быть здесь. Я уйду на работу утром в 6:30. Вернусь в пять. К этому времени все твои вещи должны быть вывезены из этого дома.

Я уехал.

Ровно через час я вернулся, а её уже не было. Так же как и коробки и части её одежды.

В тот вечер она пыталась позвонить, но после первого же звонка я заблокировал её номер. Остаток ночи прошел спокойно.

На следующее утро ровно в 6:30 я уже сидел в машине и открывал дверь гаража. В зеркале заднего вида снова стояла Лидия. Я медленно начал сдавать назад. Сбить её было очень заманчиво, но я устоял.

— Может, мы хотя бы поговорим?  — спросила она, когда я продолжил движение задним ходом.  — Пожалуйста?

Ее руки лежали на крышке багажника, и она двигалась назад вместе с машиной. Я ничего не ответил. На улице был припаркован фургон, в кабине которого сидели трое мужчин. Я был уже на полпути к дороге и все ещё двигался.

Я увидел, как мужчины вышли из грузовика, подбежали к ней и вытащили её из-за моей машины. Я не знал, радоваться мне или огорчаться тому, что они это сделали.

Когда я вернулся домой вечером, дом был почти пуст. Она выбирала почти всю мебель, поэтому забрала её. Правда, она оставила моё любимое кресло и спальный гарнитур для гостей. Она также оставила "повседневную" посуду и несколько кастрюль и сковородок. Она забрала хорошее серебро и фарфор, а также прочую ерунду, до которой мне не было дела.

На следующее утро я позвонил в свой офис и предупредил, что задержусь. Затем я позвонил в "Post Housing" (Жилищный отдел базы) и договорился о том, чтобы в мою квартиру временно привезли государственную мебель. Я также позвонил в кредитный союз, нашему биржевому брокеру, страховой компании и всем остальным, о ком мог подумать, и занялся теми обыденными "бытовыми" делами, которые обычно ассоциируются 

с разводом. Затем я договорился о встрече с JAG (армейские юристы). Я знал, что они не имеют права представлять меня в гражданском суде, но они могли меня проконсультировать. Они подтвердили то, что я подозревал. Она получит половину. Мы жили в государственном жилье, поэтому у нас не было дома, но у нас было достаточно акций, чтобы купить его, если бы мы захотели. Обе наши машины были оплачены. Мы купили их в Германии гораздо дешевле, чем заплатили бы в Штатах за те же машины.

Я отправился в свой отдел. Мой командир побеседовал со мной некоторое время и сказал, чтобы я взял любое разумное время, необходимое мне для "приведения себя в порядок", и держал его в курсе моих успехов или их отсутствия.

Моя жизнь продолжалась ещё пару недель. Я ходил на работу, выполнял свои обязанности, подстригал газон, мыл и чистил машину.

А однажды утром раздался звонок.

— Алло,  — ответил я.

— Это майор Фред Сэдлер?

— Да.

— Майор Сэдлер, это Марджи из центра анализа ДНК. Несколько недель назад вы передали нам несколько образцов, чтобы мы провели для вас тест.

— Да, это так.

— Ну, результаты уже готовы, и вы можете зайти и посмотреть на них.

— А вы не можете просто сказать мне об этом сейчас?

— Нет, сэр, не могу. Мы можем либо отправить их по почте на адрес, который вы нам дали, либо показать вам лично. У нас нет возможности проверить по телефону, что вы тот, за кого себя выдаете. Мы должны увидеть удостоверение личности. Мы можем отправить результаты по почте, потому что, как вы помните, мы попросили вас предъявить удостоверение личности, когда вы были здесь, и нам удалось проверить ваш адрес.

— Я приеду, как только смогу.

Войдя в их дверь, я представился и попросил позвать Марджи. Она вышла, и мы пожали друг другу руки. Она попросила показать моё удостоверение личности.

— Пройдемте со мной, пожалуйста,  — сказала она.

Я последовал за ней в маленькую комнату. Она попросила меня подождать. Она ушла и вернулась через пару минут. Она вручила мне соску, а затем сказала:

— Образец "А" — ваш. Образец "В" — из волос, которые вы нам дали. А образец "С" — с соски. Мы смогли определить, что образцы В и С положительно связаны между собой. Образец А не связан ни с В, ни с С.

— Спасибо,  — сказал я, взял соску, положил её в карман, забрал бумаги и ушел.

Я сел в свою машину. По крайней мере, у меня не было дочери, называющей папой какого-то другого мужчину — но у кого-то она была.

JAG не имел права рекомендовать конкретные юридические фирмы или адвокатов, но офицер JAG, с которым я разговаривал, смог предоставить мне список "одобренных" адвокатов и фирм.

На следующий день я начал обзванивать их. Я назначил шесть встреч. На третьей встрече я нашел своего человека. Он был отставным офицером JAG и ненавидел измены супругов, как жен, так и мужей. Я потратил больше часа, рассказывая 

ему свою историю.

— Я сорок пять лет занимаюсь юридической практикой, и это самый дьявольски беспринципный случай эгоизма, который я когда-либо видел. У нее в жилах, должно быть, ледяная вода там, где должна быть кровь. Очень жаль, что суды здесь, практически, всегда встают на сторону жены, независимо от обстоятельств развода. Я могу почти гарантировать, что и в этом случае они встанут на сторону вашей жены. Как будто они считают своим долгом завалить мужа, независимо от того, насколько он невиновен.

Когда я вернулся домой, было уже поздно. В почтовом ящике лежало письмо. Оно было от Лидии:

Фред, три недели истекли. Лидия

Коротко и по существу. Обратный адрес был адресом её родителей в Механиксбурге, штат Пенсильвания. Я позвонил ей.

— Привет, Фред,  — сказала она.

— Я не буду говорить об этом по телефону и уж точно не полечу в Пенсильванию, так что, похоже, тебе придется приехать сюда.

— Если ты имеешь в виду Сиэтл, то я уже здесь. Я отправила письмо на прошлой неделе, когда была там.

— Я буду у дома в 6:30. Приходи в это время,  — сказал я ей.

Она повесила трубку.

Я не делал никаких особых приготовлений: ни напитков, ни сыра, ни крекеров, ничего. Это должна была быть деловая встреча. Я положил документы ДНК и свои копии свидетельства о рождении и документов об усыновлении на кофейный столик с государственными штампами.

Она подъехала к дому в 6:20, но ждала ровно до 6:30, чтобы позвонить в звонок. Я не спешил отвечать. Открыв дверь, я пригласил её войти, а затем указал, куда ей сесть. Я сидел на диване. Она сядет на неудобный стул с прямой спинкой напротив меня.

Я полез в карман, достал соску и протянул ей. Она схватила её и прижала к груди.

— Спасибо,  — сказала она так, словно я подарил ей миллион долларов.

Затем я протянул ей копию результатов анализа ДНК.

— Ты уже знаешь, что я не отец, но это подтвердит это.

Она потянулась за результатами и взяла их левой рукой. Пустышка осталась в правой.

— Я так понимаю, ты — "Образец А"?  — спросила она.

— Да.

Затем я, ничего не говоря, протянул ей остальные бумаги. Она наклонилась вперед, прочитала заголовок на верхнем листе, и в её глазах появились слезы. Она отложила результаты анализа ДНК и взяла в руки заявление о расторжении брака. Она начала читать его, но слезы уже свободно текли и падали на бланк, поэтому она отложила его. Она порылась в карманах в поисках платка, но не нашла.

— Можно мне салфетку?  — спросила она.

— У меня их нет.

Это была ложь, потому что на тумбочке у дивана, где я сидел, стояла коробка. Она увидела их и просто уставилась на меня. Я не двинулся с места.

— Ты не облегчаешь мне задачу, да?  — спросила она.

— Ты изменила,  — сказал я.

Она кивнула.

— Сколько раз?  — спросил я.

— Это важно?

— Нет. Я просто хочу знать.

— Один уик-энд.

— Разные мужчины?

— Только один.

— Кто он?

— Опять же,  

разве это важно?

— Опять же, я просто хочу знать. Думаю, я этого заслуживаю.

— Я не собираюсь тебе говорить.

— А я его знаю?

— Я не собираюсь тебе говорить.

— Значит, ты предпочитаешь защищать его, а не пытаться спасти свой брак?

Она взяла в руки заявление о разводе.

— Нашему браку все равно конец. Зачем разрушать его?

— Хорошо, но ты расскажешь мне, почему ты солгала о том, что твоя дочь была мертворожденной.

Это было утверждение, а не вопрос.

— Да. Я в долгу перед тобой.

Она встала, достала коробку с салфетками и положила её перед собой. Она взяла одну и вытерла все ещё влажные глаза. Она все ещё сжимала соску.

— Когда я узнала, что беременна, я не была уверена, твой это ребенок или его. Я думала о том, чтобы сделать аборт, но не смогла. Со временем я смогла рассудить, что ты не сможешь знать наверняка, твой это ребенок или нет. Когда мы узнали, что это будет девочка, я ещё более уверилась в том, что ты не узнаешь, потому что между папой и дочерью существует особая связь, и я была убеждена, что у тебя с ней все будет именно так.

— По мере приближения к её рождению я начала нервничать. Может быть, ты бы понял, что она не твоя. Потом ты уехал в командировку, и мои нервы немного успокоились. Я была рада, что тебя не будет рядом, когда она родится. Потом ты сказал мне, что летишь домой, и я снова начала нервничать.

— Мои эмоции были на американских горках. Может, ты поймешь, а может, и нет. Может, ты будешь там, когда она родится, а может, и нет. Я нервничала как сумасшедшая.

— А потом она появилась. Живая и совершенная. Её положили мне на грудь, я посмотрела на нее и влюбилась. Она была прекрасна, у нее были светлые волосы и голубые глаза. Светлые волосы и голубые глаза,  — она сделала паузу.  — Прямо как у её отца. У тебя каштановые волосы и карие глаза. Ни у кого в наших семьях нет светлых волос и голубых глаз. Я знала, что она не твоя.

— Она была моей дочерью, а ты — моим мужем. Я любила вас обоих, но я знала, что должна выбрать между вами. Я выбрала тебя. Сотрудники больницы помогли мне, когда я сказала им, что хочу отдать её на усыновление. Через 24 часа документы были у меня на руках. Они спросили, кто отец ребенка, и я ответила, что не знаю. Они сказали, что так будет проще, потому что, если я буду знать, кто отец, им придется получить его разрешение. Я только что покормила её грудью и держала на руках. Она сосала пустышку, когда мне принесли бумаги на подпись.  — В этот момент она снова начала плакать.  — Они забрали её у меня, чтобы я могла поставить подпись. Я подписала и потянулась, чтобы взять её обратно.

— Медсестра сказала: "Вы 

не можете её забрать. Она больше не ваша". Я все равно потянулась за ней, но успела схватить только соску, прежде чем они ушли с ней. Больше я её не видела. Две фотографии, которые я смогла сделать телефоном, эта пустышка и её свидетельство о рождении — вот и все, что у меня есть о ней.

Теперь она рыдала.

— Господи, прости меня, я хочу вернуть свою дочь.

Я долго сидел и смотрел на её слезы, прежде чем принести ей стакан воды.

— Спасибо,  — сказала она. Я сел обратно. Прошло немало времени, прежде чем она смогла прийти в себя.  — Я знала, что мне придется тебе что-то рассказать, поэтому я придумала ложь о том, что она была мертворожденной и её останки кремировали. Когда ты вернулся домой, я не могла поверить, что ты не попросил предъявить свидетельство о рождении, свидетельство о смерти или что-нибудь ещё. Я до сих пор не могу в это поверить.

— Я доверял тебе,  — сказал я.  — У меня не было причин не доверять. Кроме того, это было так травматично, что я не видел причин усугублять наши страдания, глядя на эти бумажки.

Она продолжила.

— Со временем мы с тобой вернулись к нормальной жизни, и я была почти счастлива, но часть меня пропала. Её до сих пор не хватает, и с каждым годом в день её рождения это становится все хуже. Я всегда находила время, чтобы достать её свидетельство о рождении, потрогать отпечатки её маленьких ножек и подержать соску. Бывали моменты, когда я хотела положить её в рот, чтобы почувствовать себя ближе к ней, но на ней было немного моего засохшего грудного молока, и я хотела сохранить его, поэтому не стала этого делать.

В этот момент она хотела показать его мне, но его уже не было. Наверное, соскоблили в лаборатории ДНК.

— О, Боже мой. Оно пропало.  — Она застонала, потом посмотрела на меня.  — Его нет. Её молоко пропало. Ты ублюдок. Ты забрал её молоко.

Она упала на колени и буквально свернулась клубочком на полу. Она не переставала рыдать.

Подняв её, я положил её на диван. Я не мог позволить ей уйти в таком состоянии, поэтому накрыл её одеялом и пошел в свою спальню, но не в постель. Она оставалась там несколько часов. В полночь я услышал, как спускается унитаз. Я спустился вниз. Она сидела на диване.

— Хочешь кофе?  — спросил я.

— Да, пожалуйста.  — Она села за стойку, и я сварил по чашке. Она сделала глоток.  — Похоже, я немного свихнулась, да?

— Вроде того.

Мы сидели в тишине и пили кофе.

— Еще?  — спросил я.

— Да, пожалуйста,  — ответила она.

— Где ты остановилась?  — спросил я, заваривая ещё две чашки.

— В мотеле.

— Ты там уже больше трех недель?

— Нет. Большую часть времени я была с родителями.

— А они знают правду?

— Нет. Я им тоже лгала. Сказала им, что у нас с тобой сейчас трудные времена и мне нужно на время 

уехать от тебя. Они заплатили за мой визит к ним. Они думают, что я вернулась, чтобы помочь разобраться с нашими трудностями.

— Где находится твой мотель?

— Недалеко от базы. На самом деле, я уже должна быть там.

Она огляделась, подошла к кофейному столику, достала из сумочки ручку, села, подписала бумаги о разводе, не читая их, и ушла.

Убрав кофейные чашки, я отправился наверх спать.

Когда я проснулся, была середина утра в воскресенье. Остаток дня я провел в раздумьях.

В понедельник я отнес документы на развод своему адвокату, и он их оформил. Я отправился в жилищное управление базы и сообщил, что переезжаю из квартала в квартиру за пределами базы.

Через шесть месяцев я был разведен. Ни суд, ни я ничего не слышали о Лидии. В результате она не получила ничего, кроме своей машины и всего остального, что взяла. Копия окончательного решения суда была отправлена на адрес её родителей в штате Пенсильвания.

Я много думал о том, с кем Лидия изменила. Она так и не сказала мне, кто это был и как начался роман. Меня бесило не только то, что она изменила и забеременела, но и то, что она защищала этого ублюдка и не сказала мне, кто он такой. Единственное, что она мне сказала, это то, что это длилось всего один уик-энд.

К счастью, я был так занят на работе, что у меня не было времени думать о чем-то ещё. У меня также не было времени на социальную жизнь. Со мной работал один офицер, с которым я подружился и проводил, как минимум, один вечер в неделю, ужиная с ним и его семьей. В моем воображении они были идеальной военной семьей. Муж, жена, двое детей, две машины и прекрасный дом. У них было все. Конечно, будучи военной семьей, им приходилось периодически переезжать, забирать детей из одной школы и отдавать в другую, а также сталкиваться со всеми остальными трудностями военной жизни. Гражданские семьи, как правило, растут в одном районе с одними и теми же друзьями в течение долгого времени. Но бывают и исключения. Семьи в некоторых отраслях, например, в нефтяной, переезжают так же часто или даже чаще, чем военные. Как бы то ни было, майор Джордж и Мэриан Джонсон казались идеальными, и мне нравилось проводить с ними время и играть с их детьми. Сыну было десять лет, а дочери — восемь. Я не знаю, что такое "типичные" дети, но эти двое казались мне довольно уравновешенными, поэтому я решил, что они типичные.

Однажды вечером после ужина мы с Джорджем разговорились. Зашла речь о командировках, и мы обсудили их плюсы и минусы. Конечно, они были необходимы, и мы это знали, но большинство командировок отрывали нас от семей (тех из нас, у кого они были), и мы чувствовали, что проводим достаточно времени вдали от них, без учета командировок. Эта тема возникла потому, что его выбрали для участия 

в двухнедельном семинаре по безопасности в Форт-Худе. Он должен был уехать через две недели.

На следующий день я пошел к нашему командиру.

— Сэр, есть ли какая-нибудь причина, по которой я не могу поехать на семинар вместо майора Джонсона?

— Не совсем. Генерал просто решил, что у него немного больше опыта в этой области, чем у вас, но будет хорошо, если вы поедете.

— Хорошо. Они с женой будут отмечать 12-ю годовщину свадьбы, и было бы неплохо, если бы они отпраздновали её вместе.

— Что ж, майор Сэдлер. Я и не знал, что вы романтик,  — сказал он, смеясь.

Через две недели я снова оказался в Форт-Худе, где мы с Лидией жили, когда родилась её дочь.

Обычно военные семинары проходили довольно напряженно, но на этом семинаре царила непринужденная атмосфера. Нас разделили на группы по три человека для работы над проектом. Получилось так, что было шесть групп по три человека, и ещё двое остались. Это были майор с Аляски и я. У нас почти сразу завязалась тесная дружба. Казалось, мы знали друг друга всю жизнь. Его звали Кит Франклин, и, как я уже говорил, он служил на Аляске в Форт-Уэйнрайт, самой холодной базе в армии США, но ему там нравилось.

Он был компьютерным гением, и мы так сильно опередили всех остальных, что нам пришлось притормозить и подождать, пока они догонят нас.

В пятницу первой недели мы обедали в клубе "О". Он рассказал мне о своей личной жизни. Он изменил своей жене, и она развелась с ним. Теперь она жила с каким-то гражданским, а двое его детей называли другого мужчину папой. Из всех плохих вещей, которые приносит развод, я всегда думал, что это самое сложное для восприятия: когда твои дети называют другого мужчину папой.

К концу обеда я тоже выложил свою историю. Когда я закончил, он как-то странно посмотрел на меня.

— И ты не знаешь, кто тот мужчина, с которым у нее был роман?

— Нет. Она не сказала мне.

— И это было здесь, в Худе?

— Да.

— Пять лет назад?

— Уже почти шесть.

— Светлые волосы и голубые глаза?

— Так она сказала.

— Пошли со мной.

Мы отправились в кадровый центр. Все, кто был приписан к Форт-Худу, должны были проходить через него. Мы зашли прямо в кабинет директора по персоналу. Она увидела нас, встала и обошла свой стол, чтобы обнять Кита. На вид ей было около шестидесяти лет, и в её глазах светилась искорка. Она мне понравилась, а ведь, по сути, мы с ней ещё даже не разговаривали.

— Тетя Люси. Это Фред Сэдлер.

— Привет, Фред,  — сказала она, пожимая мне руку.

— Здравствуйте, э-э-э...  — На табличке с именем на её столе было написано "Миссис Хили".  — Миссис Хили,  — начал я.

— Зовите меня тетя Люси. Все так делают.

— Тетя Люси,  — начал Кит,  — помните ли вы светловолосого голубоглазого офицера, который, возможно, был здесь лет шесть назад?

Она задумалась на несколько секунд.

— Нет, но 

я не всегда вижу всех, кто здесь бывает. Они все должны быть здесь, но это не значит, что я их вижу.  — Она подумала ещё немного.  — Фред Сэдлер? Вы, кажется, были здесь тогда? Я помню это имя.

— Да, мы с женой были здесь,  — сказал я.

Я посмотрел на Кита, как бы спрашивая, откуда она это помнит?

Кит посмотрел на меня.

— У тети Люси HSAM, и она может вспомнить, практически, все, что она читала, видела или с чем была связана. Это касается и людей. Она может вспомнить всех, кого когда-либо встречала.

— HSAM?  — спросил я.

— Да, Особо Высокая Автобиографическая Память (Highly Superior Autobiographical Memory). Это состояние.

— Или проклятие,  — перебила тетя Люси.

— Или проклятие,  — продолжил Кит.  — Очень немногие люди ею обладают. Тетя Люси — это институциональная память Форт-Худа, особенно когда речь идет о кадровых вопросах. Не так ли, тетя Люси?

— К сожалению.

Я посмотрел на нее, потом на Кита, потом снова на нее.

— Вы все помните?

— Все, что происходит со мной лично.

— Господи,  — сказал я.  — Как у вас хватает места для всего этого?

— Мы не знаем. Просто оно всегда там.

— А у этого есть обратная сторона?  — спросил я.

— О, боже, да. Я помню не только хорошее, но и плохое. Это может вызвать депрессию, если вы позволите себе это.

— Могу себе представить,  — сказал я ей.

— Тетя Люси,  — снова перебил Кит.  — Фред,  — указал он на меня.  — Он ищет кого-то, кто был здесь в то же время. Единственное, что он о нем знает, это то, что он был блондином с голубыми глазами.

Она рассмеялась.

— И это все? Ни роста, ни веса, ни звания, ни назначения? Даже его инициалов?

— Нет, мэм,  — сказал я.

— Называть меня мэм — пустая трата хорошего кислорода, Фред. Я тетя Люси. Дайте мне время подумать и, возможно, поспрашивать. Это важно?

Кит посмотрел на меня, и я ответил:

— Да, тетя Люси. Это важно. О, ему было, примерно, столько же лет, сколько мне, когда я был здесь, если это поможет.

— И он служил в армии. Офицер или рядовой?

— Полагаю, он был офицером, если служил в армии.

— Значит, вы даже не знаете, служил ли он.

— Нет, не знаю.

— Или гражданским служащим?

— Нет, простите. Я знаю, что это не так много, чтобы продолжать.

Она рассмеялась.

— Как раз ничего особенного. Не может быть больше двух тысяч светловолосых, голубоглазых мужчин, с которыми я сталкивалась за последние несколько лет, но я попробую сузить временные рамки.  — Она взяла номера наших мобильных телефонов.

Через два дня она позвонила Киту.

— Я думала о человеке, о котором вы спрашивали. Не помню ни одного светловолосого и голубоглазого солдата — ни офицера, ни рядового — который был бы, примерно, такого возраста, но я знаю двух гражданских, которые работают в Управлении инженерной службы базы. Один работает там около 30 лет, так что он, вероятно, слишком стар. Другой работает там около десяти лет. Сейчас он отвечает за новое строительство, но 

раньше был начальником сантехнического отдела. Его зовут Курт Вебер. На базе есть ещё около 15 голубоглазых блондинов, но возраст не совпадает, и я не стала пытаться вспомнить гражданских, живущих за пределами базы, потому что предположила, что, когда майор Сэдлер был здесь, у него не было времени заводить много гражданских друзей.

Кит рассказал мне об этом, и я тут же начал планировать, как встретиться с Вебером, выяснить, тот ли он человек, и, возможно, немного отомстить. Мужчины, которые охотятся за женами наших военных — это вторая низшая форма жизни на планете. Самыми низкими, конечно, являются те, кто охотится на жен, когда военнослужащий находится за границей. Эти ублюдки заслуживают самой худшей участи, какую только можно придумать.

Как я уже говорил, Кит почти читал мои мысли.

— Давай посмотрим на этого парня,  — сказал он. Первым делом он позвонил тете Люси.  — Есть ли какой-нибудь законный способ узнать адрес и телефон Вебера?

— Конечно, есть,  — ответила она.  — У меня в столе есть гражданский справочник.

Через тридцать секунд мы получили обе информации.

— Я люблю тебя, тетя Люси,  — сказал ей Кит.

Мы сели в его арендованную машину и в 15:45 ждали у главного офиса Управления инженеров. Мы сразу узнали его, когда он вышел из здания. Он был симпатичным парнем, и я возненавидел его с первого взгляда. Он направился к своей машине, и мы последовали за ним, чтобы убедиться, что он едет домой. Он так и сделал. Мы просидели в пределах видимости его дома пару часов. Он так и не вышел, но кто-то, кого мы приняли за его жену, возилась с клумбами во дворе, в то время как трое детей, все со светлыми волосами, играли вокруг нее.

— Тебе не обязательно оставаться здесь и делать это,  — сказал я Киту.

— Черт, это весело. Я сижу здесь и думаю, что мы можем сделать с этим ублюдком.

— У меня у самого есть несколько идей.  — Мы обменялись мнениями.

На следующее утро я сидел на соседней улице от дома Вебера в своей арендованной машине. Я надеялся, что он играет в гольф или занимается самоделками, так что, возможно, он едет в местный магазин скобяных изделий или пиломатериалов. Я просидел там почти два часа, когда увидел, как его машина выехала из гаража и понеслась по улице. «Слава Богу»,  — подумал я. Мне не хотелось сидеть здесь весь день, чтобы узнать, не уехал ли он куда-нибудь, но я был готов сделать это, если потребуется. Я поехал за ним в "Хоум Депо". Мы припарковались, и я последовал за ним в магазин. Его там явно знали, потому что он заговорил с несколькими сотрудниками. Сразу за дверью было место, где стоял кофейник. Я достаточно знал о "Хоум Депо", чтобы понять, что их постоянные клиенты могут сами налить себе кофе.

Вебер угостился и стоял, попивая кофе, пока болтал с одним из клерков за прилавком. Наблюдая за мистером Вебером, я понял одну вещь. Он 

не только трахнул мою жену и сделал её беременной, но и жевал жвачку с открытым ртом. Если не считать плевка на тротуар, я не мог придумать ничего более отвратительного.

Клерк, с которым болтал Вебер, должен был пойти помочь покупателю, поэтому Вебер выпил последний глоток кофе, сплюнул жвачку в бумажный стаканчик и ушел, разворачивая ещё одну жвачку. Я подошел к мусорному баку, заглянул в него и увидел прямо на вершине бумажный кофейный стаканчик с комочком жевательной резинки в нем. Я огляделся по сторонам, никого не увидел и забрал стаканчик.

Сев в машину, я позвонил Киту. Я рассказал ему, что у меня есть. Он рассмеялся и сказал, чтобы я поскорее возвращался, что к тому времени, как я приеду, у него может быть что-то большее.

Когда я приехал, он буквально прыгал от радости и размахивал какими-то бумагами.

— Ты не поверишь,  — сказал он.  — Ты, блядь, не поверишь.

Он схватил меня за руку.

— Посмотри на это. Нет, лучше сядь.  — Я так и сделал. Он сел рядом со мной и положил передо мной бумаги.  — Теперь смотри.

Там было несколько имен и адрес.

— И что?  — спросил я.

— И что? И что? Это имя Хоуп, адрес и имя её семьи. Теперь её зовут Сара. Сара Рэндольф. Я взломал гребаные файлы гребаного агентства по усыновлению. Эти файлы зашифрованы лучше, чем коды запуска ядерных ракет, которые носит с собой гребаный президент гребаных Соединенных Штатов.  — Затем он остановился и успокоился.  — Ну, я не лично взламывал их файлы, это сделал мой брат, но это одно и то же.

Я начал смеяться.

— Это здорово, Кит, но что именно мне с этим делать?

— Понятия не имею, но они у тебя. Может, мы сможем кого-нибудь шантажировать?

— О, это здорово. Я уже вижу заголовки. "Два армейских офицера пытаются шантажировать шестилетнего приемного ребенка". Отличный вариант.

Он бросил бумаги на журнальный столик и откинулся на спинку стула.

— Да. Я понял, к чему ты клонишь.  — Он снова немного разволновался.  — Но мы взломали их защиту. Это уже кое-что.

— Да, это что-то,  — сказал я, смеясь.

Я отнес бумаги и чашку с кофе обратно в свой BOQ (Bachelor Officers Quarters — офицерское общежитие холостяков) и положил их на стол.

Понятия не имею, зачем я это сделал, но я посмотрел на адрес, где жила Хоуп, и рано утром в воскресенье поехал туда. До Корсиканы было почти двести миль. Дом был типичным пригородным домом. Я просидел на улице около часа, наблюдая за американским пригородом в типичное воскресенье: шум нескольких газонокосилок, крики детей и болтовня соседей. Почти до полудня из дома Хоуп не доносилось никакой активности. К подъезду подъехала машина. В машине было три человека. Мужчина был за рулем, женщина — на переднем пассажирском сиденье, а ребенок — на правом заднем. Женщина вышла из машины, закрыла свою дверь и потянулась к правой задней двери. Я был наготове с телефоном. Женщина вынула ребенка из автокресла и поставила её на 

землю. Затем опустилась на колени, чтобы расправить платье ребенка. У меня было достаточно времени, чтобы сделать несколько снимков.

Я услышал шум рядом с машиной, и мимо меня прошли женщина с ребенком.

— Сара,  — пискнул ребенок рядом с моей машиной, и она побежала к другому ребенку, который, как я понял, была Хоуп, которая побежала ей навстречу.

Они были всего в нескольких футах от моей машины, и я сделал ещё несколько быстрых снимков. Заведя машину, я уехал, пока ни одна из этих двух женщин не заинтересовалась странной машиной и мужчиной, припаркованными на их улице.

Отъехав на небольшое расстояние, я остановился, чтобы посмотреть на фотографии. Четыре из них были абсолютно идеальными. Я даже смог разглядеть её голубые глаза.

Я поехал обратно в Форт-Худ.

На следующей неделе мы с Китом с легкостью закончили занятия. В пятницу мы завершили программу, а затем поужинали и выпили вместе. В субботу утром мы отправились в аэропорт и полетели домой. Кит — на Аляску, а я — в Сиэтл.

В следующий понедельник был учебный отпуск, поэтому у меня был выходной. Я отнес отчеты по ДНК Лидии и Хоуп Марджи в Центр тестирования ДНК. Она не помнила меня, пока я не напомнил ей о соске. Я отдал ей результаты ДНК Лидии и Хоуп и вручил кофейную чашку с жевательной резинкой.

— Увидимся через три недели,  — сказал я, уходя.

На самом деле прошло всего две. На этот раз она сообщила мне результаты по телефону.

— Это, без сомнения, семья,  — сказала она.  — Мать, отец и ребенок.

Официальные результаты она вышлет мне по почте.

Ладно. У меня была вся необходимая информация, но для чего она была нужна? И что я собирался с ней делать? Все, что было нужно — это подтвердить, что Вебер на самом деле был тем парнем, с которым Лидия изменяла.

Прошла неделя, прежде чем я сделал первый шаг. Отправившись в ТЦ, я купил бумагу и конверты. Я также сделал копии двух фотографий Хоуп и отчетов ДНК, принадлежащих Веберу, Лидии и Хоуп. На отчетах ДНК я отрезал все, по чему можно было определить, откуда взялся отчет. Я положил все это в конверт. С того момента, как я открыл пакет с бумагой и коробку с конвертами, сделал копии фотографий и отчетов ДНК, я убедился, что на мне были перчатки. И даже использовал самоклеящиеся марки и воду, а не слюну, чтобы запечатать конверт. Я приложил все усилия, чтобы его не отследили. Я адресовал его миссис Курт Вебер по их домашнему адресу. Также указал имя Лидии и адрес её родителей, потому что понятия не имел, где она находится. Затем я поехал на главный почтамт Сиэтла и опустил письмо в почтовый ящик.

Что произойдет в Киллине, штат Техас, где находится Форт-Худ и семья Веберов, когда посылка придет, я не представлял. Я, конечно, надеялся, что посылка достанется миссис Вебер, а не мистеру Веберу. Однако я знал, чего хочу. Я хотел, чтобы миссис Вебер кастрировала этого 

ублюдка, а потом засунула его яйца ему в глотку.

Мне было жаль троих детей, которых я видел, предполагая, что они его, и, конечно, миссис Вебер, но для самого Вебера не было ничего слишком плохого. Он должен гнить в аду.

Новости из Киллина шли чуть больше месяца. Мне позвонила тетя Люси.

— Я собираюсь задать вам один вопрос и хочу получить честный ответ,  — сказала она.

— Я приложу все мои усилия.

— Ваших усилий будет недостаточно. Мне нужна полная честность. Это вы с Китом так подстроили с Вебером?

— Тетя Люси, я не собираюсь прикидываться умной задницей, но что мы с ним сделали?

— Подставили его, чтобы его жена подала на развод.

— Хорошо. Это сделал я. Кит не имеет к этому никакого отношения.

Я рассказал ей правду. Большую часть, во всяком случае. Я опустил роль Кита. Решил, что если у кого-то и будут неприятности, то это буду я.

— Вы, конечно, разворошили осиное гнездо. Очевидно, когда его жена получила вашу посылку, она не знала, была ли у вас его ДНК или же чья-то другая, поэтому она сделала это сама. Она взяла немного его ДНК и отправила её на обработку. Она также отправила профили той женщины и ребенка. Они совпали, и тут-то все и пошло кувырком. Кто была та женщина, с которой он "заигрывал"?

— Это была моя жена, тетя Люси.

— О, Господи. Мне пришло в голову, что это может быть что-то вроде этого. Ну, вчера его обслужили в его офисе, и он не был счастлив. Он разглагольствовал и бушевал по всей базе.

— Хорошо. Слышать от вас, что с его браком покончено — лучшая новость за последнее время. Мне просто жаль его семью.

Для меня все было кончено. Мы с Лидией развелись, а Вебер был на пути к разводу. Я сложил все бумаги, которые дал мне Кит, в папку и положил её в коробку с другими вещами, в которых больше не было необходимости, но которые я все равно хранил. Моя жизнь шла своим чередом.

В течение следующих месяцев я сходил на пару свиданий, но ничего особенного не произошло. Я по-прежнему проводил много времени с Джорджем и Мэриан Джонсон. Я жил в квартире и, время от времени, приглашал их на ужин, но часто ужинал у них дома и не раз проводил ночь на их диване. Мне оставался ещё год службы в Форт-Льюисе, и я подумывал о покупке дома, но у армии были другие идеи. Они отправили меня в Командный и Генеральный штабной колледж (С&GS) в Форт-Ливенуорт, штат Канзас.

Я пробыл там почти год. Там было много возможностей для общения... если вы были женаты... или если у вас была вторая половинка — в противном случае выбор был довольно скудным. Это был долгий, но интересный год. После окончания колледжа я вернулся в Форт-Худ. Я был удивлен, так как ожидал, что меня отправят за границу, как и 90 % моих однокурсников.

Когда 

я оформлялся в Худе, то оказался в офисе тети Люси.

— Как вы сумели сюда вернуться?  — спросила она.

— Понятия не имею.

— А я имею,  — раздался голос из прошлого. Это был недавно получивший повышение подполковник (LТС — Liеutеnаnt Соlоnеl) Кит Франклин. Он вошел в кабинет, закрыл дверь, и мы пожали друг другу руки.  — Оказалось, что мне нужен помощник, а майор, только что окончивший С&GS, как раз то, что нужно, и я попросил его.

Мы с Китом общались несколько раз с тех пор, как съездили на семинар, но не виделись. Я был рад увидеть своего друга.

После регистрации я взял двухнедельный отпуск. Первым делом я занялся поиском дома. Мы с Лидией копили деньги, чтобы купить его. Я предполагал, что при разводе она получит половину, но поскольку она не явилась в суд, то все досталось мне.

Я пошел в отделение Первого национального банка Техаса в Форт-Худе и открыл счет. А также договорился, чтобы мои деньги переводили в этот банк. Я сказал человеку, который мне помогал, что мне также нужно найти дом. Как раз в тот момент, когда я это сказал, мимо проходил управляющий филиалом. Он представился как Дуайт Рэндольф.

— Мы переехали сюда около шести месяцев назад и поселились в совершенно новом районе. Дома очень красивые и недорогие. Вы получаете большую выгоду за свои деньги.  — Сказав об этом, он отправился в свой офис и вернулся с визитной карточкой агента, услугами которой он пользовался.

Я решил, что если она достаточно хороша для управляющего отделением банка, то и для меня она подойдет. Позвонив ей, я нашел то, что хотел, всего за три дня. Заплатил больше половины аванса, а банк с радостью профинансировал оставшуюся часть.

Я приступил к новой работе, присоединившись к Киту, и переехал в свой совершенно новый дом. Первыми вещами, которые я купил, были кровать, кресло и большой телевизор. О, и газонокосилка.

Я проводил свой первый вечер в новом доме. На улице уже стемнело, а у меня не было ни штор, ни занавесок. У меня не было даже простыней, чтобы прикрыть большое переднее окно. Только я открыл пиво и взял в руки кусок пиццы пепперони, как раздался звонок в дверь. Я уже давно слез с диеты без красного мяса, на которую меня посадила Лидия. Открыл дверь, и там стояла женщина.

— Привет, сосед,  — сказала она.  — Меня зовут Саманта Рэндольф, но все зовут меня Сэмми. Мы живем по соседству. Мы сами здесь живем не так давно, и я просто хотела поздороваться, представиться и сказать, что если вам что-то понадобится, просто спросите. Ваша жена здесь?

Я улыбнулся.

— Фред Сэдлер. Жены нет. Разведен.  — Я увидел, как она нахмурилась.  — Но не волнуйтесь, я не устраиваю громких, диких вечеринок, или даже тихих, диких вечеринок.

Она улыбнулась.

Мы поболтали ещё несколько минут, прежде чем она ушла.

Первая неделя в моем новом доме пролетела незаметно. В субботу утром в дверь позвонили три женщины и принесли 

еду. Они также принесли идеи по декорированию. Они видели мой пустой дом, в котором по вечерам горел свет, а я находился в нем только с креслом, телевизором, пивом и пиццей. Они решили, что настало время помочь мне. Лидером была Сэмми Рэндольф. Через пару часов у меня был немного потертый, но приятный кожаный диван, обеденный стол и стулья, а также маленький кофейный столик, чтобы пицца не лежала на полу. Дамы уже собирались уходить, когда в дом вбежали трое маленьких детей, гоняясь друг за другом.

Одна из дам, Рут, поймала двоих, а Сэмми схватила третьего.

— Успокойся, Сара.  — Она опустилась на колени рядом с ребенком и убрала светлые волосы с её голубых глаз.  — Это наш новый сосед, майор Сэдлер.

— Здравствуйте,  — уверенно сказала она.  — Меня зовут Сара.

Я наклонился.

— Привет, Сара,  — сказал я, глядя в её пронзительные голубые глаза. Светлые волосы и голубые глаза. Я покачал головой.  — Сколько тебе лет, Сара?

— Скоро мне будет семь.

Я встал, и мы все распрощались.

Как только они ушли, я отправился в комнату, которая должна была стать моим кабинетом, нашел коробку, которую искал, открыл её и достал папку. В ней были сделанные мной фотографии. Это был тот же самый ребенок. Раньше я не обращал внимания на имена приемных родителей, но теперь обратил.

В документах на удочерение, Дуайт и Саманта Рэндольф значились как приемные родители Хоуп. Я буквально упал на задницу и просто сидел.

Каковы были шансы? До повышения в должности и перевода в Киллин и Форт-Худ, он был помощником управляющего другого отделения банка в Корсикане, штат Техас.

Это было чертовски странно. Ни один компьютер не мог просчитать вероятность такого развития событий.

Сэмми и её подруга, практически, полностью украсили мой дом. На это ушло несколько недель, и когда все было готово, мы устроили соседский день открытых дверей. Сэмми пригласила свою золовку, Джоани Пейн, которая, как оказалось, была разведена.

У меня уже давно не было женского общества. Мы с Джоани сразу же нашли общий язык. Она ушла с вечеринки последней, и я не мог дождаться, когда позвоню ей на следующий день. Мы встретились за обедом и поужинали с Дуайтом, Сэмми и Сарой. Сара была недолго, потому что хотела пойти поиграть со своими друзьями.

В течение следующих двух месяцев мы старались быть вместе как можно чаще.

Первая ночь, которую мы провели вместе, была очень хорошей. Она, как и я, долгое время соблюдала обет безбрачия. Наша совместная попытка покончить с безбрачием началась в моей машине на парковке ресторана. Мы только что закончили ужин и сидели в машине. Она придвинулась ко мне вплотную и положила руку на мою ногу. Сначала мы целовались медленно и легко. Мы целовались и раньше, но никто из нас не делал попыток зайти дальше. Как я уже сказал, первый поцелуй был медленным и легким, но следующий был диким, как у пещерного человека. Мы чуть не разрушили переднюю часть моей машины,  

борясь и ощупывая друг друга. Наконец, мы успокоились, и она сказала:

— Твой дом ближе. Давай доберемся до него и разденемся, пока нас не арестовали за непристойное поведение в общественном месте.

Она снимала свою одежду и стягивала мою, пока мы въезжали на подъездную дорожку и заезжали в гараж. Мы вышли из машины и вошли в дом. Она была обнажена ниже пояса, а у меня одна нога была высунута из штанов, а другая вставлена, когда я передвигался прыжками по полу. Мы добрались до дивана. Она опустилась на пол и закончила снимать с меня брюки и трусы. Затем она улеглась на диван. Я начал расстегивать пуговицы на её блузке, чтобы добраться до сисек.

— Забудь об этом. Трахни меня.

Мы были как два подростка, которые занимаются этим в первый раз — просто возились, долбились, хрюкали и скакали. Нам обоим не потребовалось много времени, чтобы взорваться. После того первого раза, который можно назвать лишь сеансом траха, мы отправились в мою спальню. Там мы закончили раздеваться и вместе приняли душ.

Мало что может быть более чувственным, чем душ с женщиной. Моя душевая была огромной. Вообще, вся ванная была огромной.

После душа мы рука об руку подошли к моей кровати, где она сняла покрывало с вопросом:

— Это для тебя выбрала Сэмми?

— Она.

— Понятно. Придется купить другое.

Остаток ночи прошел в медленном и легком сексе. Никакой спешки. Никакой лихорадки. Просто любовь. Собачья поза была её любимой, поэтому мы занимались ею не один раз. Миссионерская поза — моя любимая, потому что мы можем смотреть друг на друга, пока трахаемся. Мы тоже занимались этим не раз.

Нам обоим нравился оральный секс. Ей нравилось стоять на коленях и сосать меня, не сводя глаз друг с друга. Обычно я закрывал глаза, когда кончал, но с ней, когда бы я ни закрывал их, она переставала сосать и щипала меня за задницу или дергала за яйца, пока я не открывал их и не смотрел на нее.

Мне нравится думать, что все женщины любят, и я имею в виду, действительно любят секс, и Джоани не была исключением. Была середина дня, и мы снова приняли душ. Мы спустились вниз, чтобы найти что-нибудь поесть. Мы оба были в халатах. Её халат был распахнут, и, когда она двигалась, я мог видеть её спереди. Мне нравился этот вид.

Мы сидели у кухонного острова, когда раздался звонок в дверь. Я запахнул халат и пошел открывать. Это была Сэмми.

— Добрый день, Фред,  — сказала она, входя.

— Мы хотели спросить...  — она увидела Джоани.  — Тэ-эк, что тут у нас?  — спросила она, направляясь к золовке.

Джоани сидела на табурете и ела сэндвич с ветчиной и сыром. Когда Сэмми подошла к ней, она отложила сэндвич и повернулась лицом к золовке. Её халат был распахнут, и Сэмми потянулась, чтобы закрыть его.

Джоани рассмеялась.

— Слишком поздно для скромности, сестричка (sis), он уже все видел. На самом деле он...

— Неважно,  — сказала 

Сэмми.  — Избавь меня от подробностей. В общем, мы подумали, не хочешь ли ты, Фред, и, раз уж ты здесь, ты, Джоани, съездить в торговый центр. Фред, я знаю, что тебе ещё нужны кое-какие вещи для дома.

— Да, например, заменить это ужасное покрывало,  — добавила Джоани.

— Что не так с покрывалом? Я сама его выбрала.

— Вот это с ним и не так,  — сказала Джоани, вставая и целуя Сэмми в щеку.

Я вышел из комнаты и пошел наверх одеваться. Когда я вернулся, они все ещё обсуждали моё покрывало. Увидев, что я одет, они замолчали.

— Мы бы с удовольствием съездили в торговый центр,  — сказал я.  — Если мы сможем уговорить Джоани одеться.

Через несколько минут она спустилась в одежде, которую одевала на ужин вчера вечером.

— Если так пойдет и дальше, мне придется кое-какую одежду оставить здесь. Я не могу ходить по магазинам в таком виде.

— Сегодня сможешь,  — сказал я, выталкивая её из дома.

Дуайт был удивлен не меньше Сэмми, увидев, как его сестра выходит из моего дома.

— Не спрашивай,  — сказала Сэмми.

Мы с Дуайтом сели впереди, а две женщины и Сара — сзади. Джоани читала книгу Саре, которая уже заснула к тому времени, как мы добрались до торгового центра.

Когда мы вернулись вечером, я отвез Джоани домой. Она пригласила меня "на стаканчик и кусок задницы". Я принял её предложение.

В следующие выходные Дуайт и Сэмми попросили Джоани присмотреть за Сарой, пока они сходят куда-нибудь пообедать, просто вдвоем.

Мы были на заднем дворе и наблюдали за Сарой в её песочнице. Не глядя на Джоани, я сказал:

— Она прекрасный ребенок, не так ли?

— Да. Ты знаешь, что её удочерили?

— Правда?

— Да. Она у них с самого рождения. Как рассказали в агентстве по удочерению, биологическая мать была замужем, у нее был роман с мужчиной, которого она даже не знала, и она забеременела. Её муж служил в армии. Она не хотела, чтобы он узнал о её романе, поэтому отдала Сару на удочерение. Дуайт и Сэмми были рядом, чтобы забрать её домой.

— Сара — это имя, которое дала ей биологическая мать?

— Нет. Её звали Хоуп. Оно записано в свидетельстве о рождении, но Сэмми и Дуайт изменили его. Сара подходит ей больше.

— Что случилось с биологической матерью и её мужем?

— Понятия не имею. Агентство по удочерению очень плотно закрывает их файлы. Они не дают биологической матери доступа к информации о приемной семье, и наоборот.

В этот момент Сара подошла и захотела сесть к Джоани на колени. Она прислонила голову к Джоани и почти сразу же уснула. Через несколько минут Джоани попросила меня отнести Сару в спальню и уложить её спать. Это был первый раз, когда я прикасался к ней, и я чувствовал себя очень неловко. Я был рад её уложить.

Семь месяцев спустя Джоани переехала ко мне. Через год после этого мы поженились. Мы прожили очень счастливый год, пока в дело не 

вмешалась армия. Нам сказали, что нас отправляют в Германию на трехлетний тур. У нас было 60 дней, чтобы добраться туда.

Одна из вещей, которую правительство делает хорошо — это перемещение людей, и мы были "в стране" со всем нашим имуществом, включая мою машину, вполне уложившись в отведенное нам время.

Германия — прекрасная страна, а окрестности Гейдельберга впечатляют. Джоани никогда не выезжала за пределы США, поэтому она наслаждалась приключениями и поездками по Европе. Одним из первых дел, которые мы сделали, была покупка новой машины. Она была на седьмом небе от счастья, гоняя по автострадам так быстро, как ей хотелось, в машине, созданной для высоких скоростей.

Мы дважды возвращались в Штаты: один раз, когда умер отец её и Дуайта. Другая — на встречу выпускников. Оба раза, конечно, мы виделись с Дуайтом и Сэмми. Сару мы видели на похоронах, но когда мы вернулись на встречу выпускников, она была в лагере. Я вздохнул с облегчением. Мы с Сарой никогда особо не ладили. Наверное, какой-то внутренний механизм подсказывал нам обоим, что мы не будем друзьями. Меня это вполне устраивало.

Я понимал, что она не имела права голоса при рождении и не знала, кто её родители, но в моем понимании она все равно была любимым ребенком моей бывшей жены и её любовника.

Мы с Джоани пытались завести детей, но все так и осталось в планах. Мы также говорили об усыновлении, но дело так и не продвинулось дальше.

Мы с Китом оставались друзьями и изредка общались. Он снова женился, и пока мы с Джоани были в Германии, он служил в Бельгии, и мы навещали друг друга. Мы с ним не раз обсуждали фантастические повороты событий, которые привели нас туда, где мы оказались, и он винил во всем себя. Если бы он не заставил своего брата взломать агентство по усыновлению, мы бы не узнали, кто Хоуп и где находится.

Когда истекли три года службы, мы получили приказ отправиться в Форт-Брэгг, штат Северная Каролина. Я отправлялся в качестве новоиспеченного подполковника, назначенного в штаб базы в качестве исполнительного офицера при командире базы. Обычно это была полковничья должность, а не для младшего по званию подполковника, но я не стал возражать. В военном мире дареному коню в зубы не смотрят.

На время службы мы с Джоани решили жить в служебном квартале. Наш дом в Киллине сдавался в аренду, и мы решили продолжать это делать.

Чтобы я освоился на новом месте, сотрудники организовали серию встреч с представителями различных отделов, обеспечивающих работу базы. Одну из них должен был провести инженер базы. Представители этого отдела, а также сам главный инженер уже находились в конференц-зале, когда я пришел. Я сел на отведенное мне место за столом и наблюдал, как голубоглазый штатский встал, чтобы начать свою речь. Его волосы были светлыми, но с примесью седины. Он представился как Курт Вебер. Я просто уставился на него. Он говорил целый час,  

а я не слышал ни слова, и мой взгляд не отрывался от его лица. Было очевидно, что ему неприятно, что я на него смотрю. В конце своего выступления он спросил, есть ли у меня вопросы.

— Скажите, мистер Вебер. Вы когда-нибудь были в Форт-Худе?

— Да, сэр. Я служил там в инженерном управлении.

— Вам там понравилось?

— Да, сэр.

— Почему вы уехали?

— Это довольно личное, сэр.

— Вы правы. Я снимаю вопрос. Мне просто нравится знать о людях, с которыми я работаю. Кажется, я припоминаю какой-то скандал в инженерном управлении Форт-Худа несколько лет назад. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Э-э. Я смутно припоминаю что-то об этом.

— Там кто-то жульничал, если я правильно помню. Ну, я просто кое-что вспомнил. Спасибо за доклад. Если вам что-то понадобится в штаб-квартире, обращайтесь ко мне без колебаний. На всякий случай, если вы забыли,  — я указал на бейджик на своей форме,  — моя фамилия Сэдлер. С-э-д-л-е-р. Фред Сэдлер. Я бы не хотел, чтобы вы её забыли.

Я все ещё смотрел ему прямо в глаза и видел, как загорелась лампочка и глаза его стали огромными. Курт Вебер окрасился в разные цвета, начиная с красного и заканчивая бледно-серым. Я встал и ушел.

Во второй половине дня я узнал, что мистер Курт Вебер попросил о переводе. К несчастью для него, этот запрос должен был пройти через меня. Получив его на следующий день, я написал большими буквами "ОТКАЗАНО" и добавил приписку от руки: "У меня есть планы, в которых задействованы знания и опыт мистера Вебера. Он будет играть ключевую роль в реализации этих планов".

На следующий день, к удивлению почти всех, мистер Курт Вебер подал заявление о немедленной отставке. Я подписал его.

С каждым днем я все больше влюблялся в Джоани. Я наблюдал за тем, как она становится все красивее и сексуальнее. Каждое утро я смотрелся в зеркало и видел лишь стареющего мужчину средних лет, и мне было интересно, что она во мне нашла, но что бы это ни было, я был благодарен ей за это.

Мы наслаждались временем, проведенным вместе, и время, в виде лет, пролетело быстро. Гораздо быстрее, чем я хотел.

Мы служили на Аляске и отправились в Киллин, чтобы навестить Сэмми и Дуайта. В первый же вечер они вовлекли нас в решение, принятое ими вместе с Сарой, которой сейчас было почти 18 лет. Она с самого начала знала, что её удочерили, но теперь ей стало интересно попытаться найти своих биологических родителей. И Дуайт, и Сэмми поддержали её решение, но агентство по удочерению не оказало им никакой помощи, заявив, что они вынуждены соблюдать законы. Все, что мы услышали в тот первый день — это то, насколько архаичны законы и что их необходимо реформировать, особенно с учетом того, насколько важно для усыновленного ребенка знать о любой истории болезни, которая могла быть у биологических родителей.

Они решили зайти на сайт, посвященный ДНК и 

происхождению, отправить ДНК Сары и посмотреть, что из этого выйдет.

Сара подумала, что было бы неплохо, если бы её биологическая мать пришла на её школьный выпускной, но, поскольку до него оставалась всего пара недель, это было маловероятно.

В тот вечер мы с Джоани уже лежали в постели, когда она спросила:

— Что ты собираешься делать?

— В смысле?

— С Сарой.

— А что с ней?

— Да ладно, Фред. У супружеских пар нет секретов... или не должно быть. Я нашла твою папку через полгода после нашей свадьбы. Она сможет избежать экспертизы ДНК, если ты расскажешь им все, что знаешь.

— О, дерьмо,  — сказал я.

— Да, точно дерьмо.

— Почему ты молчала все эти годы?

— Не знаю. Наверное, я знала, что ты болезненно отнесешься к этому, а Дуайту и Сэмми не нужно было знать, поэтому я молчала.

— А сейчас?

— Но теперь это стало важным, и тебе нужно с этим разобраться.

— Есть предложения, как мне это сделать?

— Полагаю, просто расскажи историю.

— Как, по-твоему, они это воспримут?

— Дуайт — мой брат и такой же, как я, так что он воспримет это нормально. Сэмми — темная лошадка.

— Хорошо. Завтра мы заберем Сару из дома и расскажем им.

Она наклонилась и нежно поцеловала меня.

— Я тебе когда-нибудь надоедаю?  — спросила она.

— Какой глупый вопрос,  — сказал я.  — Конечно, нет. Почему ты вообще спросила?

— Потому что ты не прикасался ко мне весь день.

Я усмехнулся и потянулся к пуговицам на её пижаме.

— Я могу исправить это прямо сейчас.

На следующее утро было воскресенье. За Сарой заехала её лучшая подруга, и они отправились в торговый центр.

Собравшись вчетвером за столом, я глубоко вздохнул и начал. Я начал с того, что сказал им, что мы с Джоани собрали свои вещи, прежде чем спуститься вниз, так что мы были готовы, если они захотят нас выгнать. Они посмотрели на нас, и Джоани пожала плечами.

— Саре необязательно сдавать анализ ДНК, чтобы найти своих биологических родителей. Я знаю, кто они,  — сказал я.

Взгляды, которые я получил от них обоих, подсказали мне, что мне лучше объясниться, и я рассказал им всю историю.

Закончив, я глубоко вздохнул и оглядел стол. Дуайт просто смотрел на меня, а у Сэмми в глазах стояли слезы. Через пару секунд она встала, подошла ко мне, взяла меня за руки, потянула к себе и обняла.

— О, ты бедняга. Жить с этим все эти годы и не иметь возможности говорить об этом. Никто этого не заслуживает.  — Она снова обняла меня.  — Что ты думаешь, Дуайт?  — спросила она мужа.

— Я пытаюсь просчитать шансы на то, как мы все оказались вместе. Не думаю, что число будет достаточно большим.

— Так что же нам теперь делать?  — спросила Сэмми, возвращаясь в своё кресло.

— Думаю, Фреду стоит связаться со своей бывшей женой и пригласить её на выпускной, раз уж Сара хочет, чтобы она там была,  — сказала Джоани.

— Я? Почему я?  — запротестовал я.

— Потому что ты это 

начал,  — ухмыльнулся Дуайт.  — Но кто свяжется с Вебером?

— Не я,  — сказал я и рассказал им о том, когда я видел его в последний раз.

— Ты никогда не говорил мне об этом,  — сказала Джоани.

— Я не подозревал, что ты знаешь всю историю, не так ли?

Она наклонилась и поцеловала меня. «Я люблю эту женщину»,  — подумал я.

Позже в тот же день, когда Сара вернулась, Дуайт и Сэмми рассказали ей. Она была одновременно нервной и взволнованной и хотела, чтобы мы продолжили.

Единственный известный мне способ связаться с Лидией — через её родителей... если они ещё живы... и если они все ещё живут в Механиксбурге... и если у них все ещё есть городской телефон.

Дождавшись утра понедельника, я поговорил с частным детективом. Я попросил его помочь найти родителей Лидии и Курта Вебера. Ему потребовалось два часа, чтобы узнать номер телефона родителей. Для Вебера потребовалось чуть больше времени.

Я позвонил родителям Лидии, напомнил им, кто я такой, и сказал, что мне нужно поговорить с Лидией. Я дал им свой номер, чтобы они передали его ей.

Менее чем через час, мой телефон зазвонил.

— Алло?

— Это Лидия Боуман. Мне дали этот номер...

— Привет, Лидия.

— Фред?

— Да. Как дела?  — спросил я, пытаясь придумать что-нибудь умное, но не смог.

— Вообще-то, я в порядке. А ты как?

— Очень хорошо. Лидия, мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном.

— Хорошо, давай.

— Только не по телефону. Скажи мне, где мы можем встретиться, и мы поговорим лично.

— Позволь мне прояснить ситуацию. Мы не общались несколько лет, и вдруг ни с того ни с сего у тебя появилось что-то настолько важное, что это нужно обсудить лично?

— Именно так.

— Прости, Фред. Я на это не куплюсь.

— Ладно, но помни, что я давал тебе шанс.

— Шанс на что? Ну же, Фред, в чем дело?

— Только лично, Лидия. Позвони мне, если передумаешь.

— Подожди. Подожди. Ладно, черт возьми. Мы живем в Вегасе.

— Так-то лучше. Я вылетаю туда завтра и позвоню тебе, когда приземлюсь. Ты сама решишь, где нам встретиться.

Следующим днем мы встретились в холле отеля "Белладжио". Видимо, ей нужно было много свидетелей.

— Привет, Лидия.

— Привет, Фред. Это мой муж, Роланд. Роланд Боуман.

— Привет, Роланд.  — Я переключил своё внимание на Лидию.  — Мне нужно 10 секунд, чтобы поговорить с тобой наедине.

— Все, что ты хочешь сказать, ты можешь сказать при Роланде.

— Как скажешь, но речь пойдет о НАДЕЖДЕ, что у тебя была.  — Она побледнела.  — Можно ли ещё говорить?

— Да. Он знает о ней.

— Хорошо. Давайте присядем.

Мы нашли настолько тихий уголок, насколько это было возможно, учитывая место, где мы находились.

— Я рекомендую что-нибудь выпить. Вино подойдет?  — Мы согласились на красное, и я заказал его.  — Давайте подождем, пока нам нальют немного в бокалы.

Я заплатил за вино, и мы все сделали по глотку.

— Её зовут Сара, она через две недели заканчивает школу и хотела бы, чтобы ты была 

там.

Мы с Роландом смотрели, как она отключилась, держа в руке бокал с вином, и не пролив ни капли. Роланд забрал у нее бокал, поставил его на место и похлопывал её по щекам, пока она не пришла в себя.

— Что ты сказал?

Я повторил. Затем достал фотографию Сары и показал её Лидии. Она начала плакать, прикасаясь к фотографии так нежно, как только могла.

— Она прекрасна. Где ты её взял?

— Я сделал это вчера в её гостиной.

— Ты сделал? Как? Почему?

Я рассказал ей всю историю от начала до конца. Сказал даже, что мы пытались найти Курта Вебера, чтобы пригласить его, но он, похоже, исчез. Она не знала, что я знаю его имя, и была потрясена во второй раз.

Сначала она была ошеломлена, но потом разозлилась. По-настоящему разозлилась.

— Почему ты никогда не говорил мне? Почему ты скрывал её от меня все эти годы?

Ее голос стал очень громким. Роланд вскочил.

— Успокойся. Успокойся. Ты отказалась от всех прав на нее. Фред нарушает закон, делая то, что он делает сейчас, так что остынь.

Она успокоилась.

— Когда я смогу её увидеть?

— На выпускном, если ты захочешь приехать.

— Конечно, я приеду. А раньше я не могу её увидеть?

— Вам обоим нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Не торопись. Как насчет того, чтобы приехать накануне?

Она улыбнулась.

— Это было бы замечательно.

— А теперь, может, я тебя сфотографирую, чтобы она увидела, как ты выглядишь?

— Хорошо.

Мы нашли место на улице, чтобы она могла позировать. Когда я начал уходить, она бросилась ко мне, обняла и начала целовать все моё лицо и голову.

— Не слишком демонстративно, правда?  — спросил Роланд, смеясь.

Я решил, что он мне нравится.

Тем же днем я прилетел обратно, чтобы подготовить Сару. Я показал ей фотографию Лидии.

— Она прекрасна,  — сказала Сара. Она очень нервничала, но в то же время была взволнована. Впервые за то время, что я её знаю, она обняла меня.  — Спасибо, дядя Фред.

— Теперь мы знаем, где ты почерпнула свою красоту,  — сказала Сэмми, крепко прижимаясь к Саре.

— А ты знаешь, как выглядит мой родной отец?  — робко спросила Сара.

Трое взрослых смотрели на меня широко раскрытыми глазами, ожидая, что я скажу.

Я на секунду задумался, прежде чем заговорить.

— Позволь мне просто сказать, что светлые волосы и голубые глаза достались тебе от него.

Трое взрослых вздохнули с облегчением.

У нас была всего неделя отпуска, поэтому мне нужно было возвращаться на Аляску, но Джоани осталась, чтобы помочь всем подготовиться к знаменательному дню. Я улетел на Аляску, пообещав вернуться за два дня до выпускного.

За день до того, как я должен был вернуться в Киллин, мне позвонил частный детектив. Самое большее, что он смог выяснить о Вебере — это то, что после увольнения с государственной службы он устроился консультантом в правительство одной из стран Среднего Востока. Как и несколько других американских консультантов, он исчез вскоре после прибытия "в страну", и с тех пор его никто 

не видел.

Встретив Лидию и Роланда в аэропорту, я отвез их прямо к дому Сары. Когда мы вошли, она стояла посреди гостиной. Я пропустил Лидию вперед.

Они долго смотрели друг на друга, потом Лидия заговорила.

— Я принесла тебе её,  — сказала она, доставая соску,  — она принадлежит тебе, и я подумала, что ты захочешь её вернуть.