Практикант. Часть 18

Оксана встала рано. Вопреки ожиданиям вечером она заснула сразу же, как только голова коснулась подушки.

Она встала, толкнула мужа.

— Вставай!

Владимир сел на кровати, протёр глаза, зевнул, посмотрел на часы, висевшие на стене:

— Ксюха! Ты что? Только семь часов! Можно ещё часок-другой поваляться!

— Вставай!  — Оксана надела спортивный костюм.  — Поднимайся потихоньку. Поговорить надо, пока дети ещё спят...

Владимир поморщился. Он вспомнил вчерашние события. Вздохнул, стал одеваться. На кухне он залез в холодильник, вытащил бутылку кефира, залпом выдул, гася похмельную сухость. Оксана иронично скривила губы, хмыкнула:

— Пьянь!

Владимир в ответ скорчил рожу и показал язык. Встряхнул бутылку, перевернул её опять горлышком в рот, и, убедившись, что там всё, пусто, кончился кефир, поставил в раковину.

Оксана сидела за столом и мрачно на него смотрела.

— Ну, как понравилось вчера наебениться, да?

Владимир выдохнул, пожал плечами:

— Давно так не пил. Наверно, со студенческой скамьи. Точнее, с выпускного.

Он вытянул руку, взглянул на кисть. Пальцы подрагивали.

— Надо обсудить...  — начала Оксана.

— Ну, не здесь же!  — оборвал её Владимир.  — Вдруг эти наши спиногрызы проснутся?

— А где?

— А пошли в гараж!  — предложил он. Они тихо обулись, вышли.

Гараж в гаражном кооперативе находился от их дома метрах в 200. 10 минут неспешной ходьбы. Гараж был, а вот машины нет. Владимир стоял в очереди на неё в своей «Рембыттехнике». В очереди на машину стояла и Оксана — у себя на заводе. Увы, но перспектива была весьма и весьма туманная, конца-края этим очередям видно не было. Зато гараж в кооперативе «Техник» удалось построить.

На улице было пустынно — всё-таки выходной, лето да ещё всего лишь полвосьмого утра.

Владимир отомкнул замок, открыл дверь, включил свет:

— Проходи!

Гараж не просто представлял себе кирпичную коробку. Владимир отделал стены деревом, отлакировал. На пол постелил два длинных резиновых полотна от транспортерной ленты с карьера, чтобы будущая машина не оставляла грязь на полу. Машины, увы, пока не было. Зато в глубине гаража был старый диван, древний кухонный стол, пара шкафов — вся мебель, когда-то вытащенная из квартиры, но не дотащенная до свалки. А также школьный стол-верстак.

На древнем кухонном столе стояли остатки вчерашней трапезы — пустая бутылка из-под «Русской», 2 пустых бутылки из-под «Жигулевского», два стакана, открытая жестяная банка «Бычки в томате», остатки буханки черного хлеба.

Оксана с интересом окинула всё взглядом:

— Здесь вчера, значит, пировал? С кем?

Она показала на второй стакан.

— Это я пиво туда наливал,  — отмахнулся Владимир.  — Садись!

Он показал рукой на диван.

— Хочешь пива?  — он залез под стол, вытащил оттуда 2 бутылки «Жигулёвского», ловко открыл их об край стола, налил в два стакана. Стакан из-под водки протянул жене — он выглядел чище. Оксана хмыкнула, приняла, сделала глоток. Владимир жадно высосал весь стакан.

— Продолжаем разговор!  — заявил он с видимым облегчением. Оксана покачала головой.

— Что будем делать?  — риторически спросила она.  — В армию Антону идти нет резона. Ему ещё год доучиваться — это раз. Второе — он пролетит с институтом, если пойдет в армию. Понимаешь?

Владимир кивнул.

— После армии у него, конечно,  

льготы будут при поступлении. Но не факт, что он захочет учиться вообще. А если мы его из дома выставим, то следом за ним из чувства солидарности и Надежда уйдет. Ты понимаешь, к чему это приведёт?

— Да понимаю я!  — в отчаянье воскликнул Владимир.  — Если Надюха уйдет, то через год жди её с сюрпризом в подоле! Она ж по рукам пойдет, благо уже опыт есть. И будешь ты внука нянчить. Или внучку. И хорошо, если отец найдется. А ещё хуже аборт сделает. И вообще тогда...

Оксана допила пиво, взяла бутылку, налила себе ещё, выдохнула:

— И трахаться они между собой не перестанут, как ты им не запрещай. Уйдут из дома и будут встречаться по подворотням да по общагам.

— И что ты предлагаешь?  — язвительно спросил Владимир.

— Не знаю,  — печально пожала плечами Оксана.  — Я не знаю! Честно. Вариантов совсем никаких. Разве что...

Она замялась.

— Ну, говори, говори!  — поторопил её Владимир.

— Оставить всё, как есть,  — тихо сказала она.

— Ага,  — иронично ответил он.  — Антон будет к тебе приставать...

— А ты — к Надежде под юбку лазить!  — в ответ почти выкрикнула Оксана.  — Или за щеку ей заправлять? Как ты только...

— Она сама,  — ответил Владимир тихо.  — Веришь, нет? Сама... Стянула с меня штаны. У меня колом стоит. Она в таком наряде по квартире щеголяет... Ну и... Представляешь, сама опустилась на колени и заглотила. А я и растерялся нафиг!

— А мне как по мозгам шибануло, что ты с ней трахнулся,  — сообщила Оксана.  — Вообще ничего не соображала. Даже не сопротивлялась, когда Антошка с меня трусы стащил, вставил мне...

— Кончила?  — иронично поинтересовался Владимир.

— Представь себе, да!  — съязвила Оксана.  — Еле сдержалась, чтоб не показать, как мне здорово...

— Уж получше, чем с твоим этим колхозником Анатолием!  — добавила она.  — От него козлом за километр несет!

— От настоящего мужчины должно пахнуть козлом!  — пошутил Владимир.

— Вот и сам с ним трахайся!  — отрезала Оксана.  — Весь зарос, как обезьяна, зубы не чистит совсем.

— Зато трахает по часу без перерыва.

— Это точно,  — согласилась она.  — А ты чего в его жене нашел, а? Ну, кроме длинных ног и сисек? Она в жопу не даёт, за щеку не берет. Насколько я знаю, только и норовит, чтоб своей пиздой на лицо сесть.

— Это тебе Толик рассказал?  — усмехнулся он.  — Соврал он. Мы её в два смычка пару раз хорошо отодрали. Она потом даже ходила как кавалеристка.

— Это под утро в предпоследний день, что ли?

Владимир кивнул.

— А всем говорила, ногу подвернула,  — засмеялась Оксана.  — Даже коленку замотала эластичным бинтом. Кстати, наши детки в курсе, что мы твоим Анатолием и Еленой того... трахаемся...

— Ну, нифига себе!  — удивился Владимир.  — Разведчики, мать их!

— Их мать я,  — снова усмехнулась Оксана.

— Вот я тебя сейчас и...

Владимир встал, сходил, закрыл дверь на внутренний засов. Вернулся. Оксана сидела на диване, улыбаясь. Пиво чуть ударило в голову, настроение поднялось.

Он рывком поднял её, одним движением спустил с неё 

штаны вместе с трусами. Штаны были на резинке, а не на завязках, поэтому слетели легко. Владимир развернул Оксану к себе спиной, нагнул и воткнул. Сразу. На всю длину. До самых яиц, уткнувшись лобком в ягодицы.

Он рассчитывал, что там будет сухо и тесно, как это бывает без предварительных игрищ, поглаживаний и поцелуев. Ему нравилось вот так втыкать член, чтоб во влагалище было сухо. Создавалось ощущение, что он трахается с девственницей. Ну, некоторое время...

Он ошибся. Оксана текла. От всех этих разговоров у неё уже всё «там чесалось и хотелось». Поэтому порыв мужа её только обрадовал.

Владимир ухватил её за бедра, рывками, с силой стал насаживать, а потом отпускать. Оксана охнула, присела. Первый тычок всё-таки оказался слишком болезненным. Член упёрся ей в самую матку. Потом боль прошла, уступая место кайфу. Оргазм наступил быстро. Ноги подогнулись, она присела. Владимир не смог её удержать. Член выскочил. Оксана развернулась, села на диван, откинулась на спину:

— Ой, божечки мой! Володечка! Как классно. Как здорово!  — повторяла она снова и снова.

Однако член требовал разрядки. Владимир поднёс его к рту Оксаны:

— Пососи!

Увы, у неё не было сил даже привстать, оторваться от спинки дивана.

— Мля!  — выругался он. Он рванул её на себя, уложил животом вниз на диван, раздвинул ягодицы, направил член в анус.

— На, сучка! Получи!

Головка продавила сфинктер. Оксана застонала. Владимир вытащил член, сплюнул, стараясь попасть на коричневое колечко — другой смазки не было. Не лезть же для смазывания членом во влагалище после ануса...

Снова задвинул член в анус. Так трахать жену оказалось неудобно. Член входил максимум на 1/3, не больше — задница мешалась. А она у Оксаны была хоть и не крупной, но круглой, выдающейся.

Да и Оксане такой секс удовольствия не доставлял — в порывах засунуть член поглубже Владимир наваливался на неё всем телом, буквально вдавливая в диван.

От экзекуции её спас громкий стук, или, точнее сказать, долбёжка в ворота и горластый мужской голос:

— Вовка! Открывай! Что закрылся? Мы знаем, что ты тут!

Владимир недовольно вздохнул, встал, натянул штаны, заправив стоящий член вертикально, сказал жене:

— Прикройся!

Сам подошел к двери, отодвинул засов и чуть приоткрыл, закрывая телом щель, чтобы гостям не видно было, что там внутри гаража.

Оксана встала, натянула брюки, села на диван.

— Что надо?  — поинтересовался Владимир в дверь

— Володь!  — пузатый мужик в красной майке-алкоголичке и трико с пузырями на коленях попытался заглянуть вовнутрь.  — У тебя есть что-нибудь? Ну...

Он щелкнул пальцем по горлу.

— Нет!  — Владимир подвинулся, мешая мужику.  — Нету ничего! Вали нафиг, Степаныч! Достал ты уже!

— Врешь, Вовка!  — обиделся мужик.  — От тебя вон, пивом пахнет.

Он жалобно посмотрел на него:

— Дай опохмелиться, а?

Потом неожиданно оттолкнул Владимира в сторону, глянул внутрь гаража и заорал:

— Да ты никак, Вовка, блядину привёл? Молодец! Поделишься?

Владимир, недолго думая, оттолкнул мужика от себя руками в грудь, а потом резко врезал ему в челюсть боковым. Мужик упал на спину и заверещал:

— Наших бьют!

Из соседнего гаража выскочили 

ещё двое. Один кинулся поднимать упавшего, второй бросился с кулаками на Владимира. Владимир встал в некое подобие боксерской стойки.

— Ты за что, сука, Степаныча ударил?  — взревел нападавший.

— Пусть ротик свой говенный на замке держит, а то вообще язык вырву!  — ответил Владимир. Он уклонился от одного удара, отбил другой, вмазал, в свою очередь, прямым мужику прямо в подбородок, добавил боковым в челюсть. Нападавший упал. Но тут встал другой, который ранее пытался помочь встать Степанычу. Он громко выругался и с размаху зарядил Владимиру своим кулачищем под глаз. Владимир отшатнулся, приложился о ворота затылком, покачнулся, «поплыл», тут же получил ещё удар вдогонку и сполз по воротам спиной на землю.

Дверь гаража открылась. На улицу с воинственным криком выскочила Оксана с черенком от лопаты в руках. Первый удар палкой по темечку получил второй нападавший, который нокаутировал её мужа. Удар оказался достаточно сильным. Мужик упал, получил ещё удар вдогонку, закрыл голову руками и скорчился в позе эмбриона. Потом получил свою порцию первый нападавший. Ему хватило одного удара, чтоб понять и осознать необходимость срочной ретирады. Оксана догонять его не стала. Она отыгралась на Степаныче, пройдясь импровизированной дубинкой сначала по голове, потом по ребрам, рукам, в общем, куда придется.

Остановили разгневанную женщину трое мужиков, выскочивших посмотреть на шум. Выждав момент, один обхватил её руками, сковывая движения. Второй вырвал дубинку из рук. Третий помог первому удержать её, пока она не успокоилась.

— Что случилось-то?  — поинтересовался один из них.

— Меня вот этот пьяный пидор блядищей обозвал!  — рявкнула Оксана.  — А когда мой муж ему врезал, то он дружков своих на помощь позвал!

— Я ж не знал,  — плакался Степаныч, сидя в кустах, куда его загнала Оксана.

— Милицию вызывайте!  — потребовала Оксана.

— А мне скорую,  — простонал Степаныч, ощупывая ребра.

— Слышите, нет?  — повторила Оксана.  — Вызывайте! Сходите кто-нибудь к сторожу на пост, у него телефон есть!

— Мля, Степаныч, тебе конкретно, пиздец!  — на ноги, шатаясь, поднялся второй нападавший, подходя к нему.  — Ты в какой блудняк нас втравил, урод ты конченный?

— А я знал?  — заорал Степаныч, отодвигаясь в гущу бурьяна...

•  •  •

Антон проспал. Всю ночь после такой заявы отца — его в армию! Надюху в общагу!  — он часов до трех проворочался в кровати, пытаясь уснуть. Бесполезно. Даже глоток живительного «Аиста» оказался бессилен. Только под утро, когда за окном начало светать, он вроде задремал.

В принципе проспать в воскресенье почти до полудня сам бог велел. Но тут другое — его никто не потревожил, не позвал на завтрак. Раньше бы за опоздание к завтраку батя с матерью весь мозг бы вынесли, да ещё «лещей» отсыпали. А тут — тишина в доме.

Он выглянул из комнаты. Никого. Сходил в туалет, ванную, заглянул на кухню. Пусто. И тихо. Подошел к двери Надькиной комнаты, постучал. Открыл.

Надька сидела в кровати, обняв руками колени. Увидев Антона, только кивнула ему.

— Где предки?

— А кто знает?  — отозвалась сестра.  — Я встала, нет их. В доме тишина.

— Какие 

мысли?

— Пойдем завтракать, какие ещё мысли?

Кухня пустовала. Во всех смыслах. Холодный чайник. Чистый стол. Антон залез в холодильник, вытащил 4 яйца, поставил варить. Поставил на газ чайник.

— Интересно, где они?  — спросила Надька.

— А кто их знает,  — отозвался Антон.  — Может, и к лучшему, что их сейчас нет. Я бы с батей сейчас не рискнул пообщаться.

— Я тоже,  — буркнула Надька.  — Как-то фиговенько вышло всё.

— Фиговенько!  — передразнил брат.  — Офигенно фиговенько!

— Что думаешь делать?  — поинтересовалась Надька, запивая яйцо чаем.

— Завтра с утра в «фазанку» пойду,  — пожал плечами Антон.  — Попрошу в АХЧ койку в общаге. Деваться некуда. Вчера батя чётко дал команду — мне в армию, тебе в общагу. До осени, до призыва ещё далеко. Может, удастся, я думаю, доучиться?

О возможности получения койко-места в общаге на предприятии он умолчал. А ведь это был вполне реальный вариант. Мария Исааковна похлопотала бы вполне.

— Я тоже тогда пойду общагу выпрашивать,  — заявила Надька.

— Куда тебе?!  — возмутился Антон.  — Сиди на месте! Ещё чего не хватало? Я — мужик, я проживу. А ты...

— А что?  — взвилась Надька.  — Это из-за меня нас выставляют! И я не хочу тогда с ними жить! Пусть сами, как хотят, так живут. И с кем хотят, с теми и трахаются!

— Эк тебя понесло,  — лениво отозвался Антон. Он убрал со стола, стал мыть посуду. Надька отдала ему свой бокал. Она сидела за столом и не уходила.

— Может, потрахаемся?  — вдруг предложила она.

— Не хочется,  — ответил он.  — Настроения нет.

— Хочешь, я тебе отсосу?  — опять предложила Надька.

— А вдруг наши заявятся?  — хмыкнул Антон.  — После вчерашнего это будет как-то уж совсем цинично!

Надька тоже хохотнула:

— Прикинула. Я тебе сосу, а тут они — здрасьте вам!..

Она криво улыбнулась:

— Хотя вчера папахену очень даже понравилось. Я у него даже всё проглотила! Один раз меня продрал раком, второй раз я у него отсосала...

— Хреново, значит, отсосала,  — усмехнулся Антон, вытирая руки.  — Я пойду, прошвырнусь что ли?

— Куда?  — поинтересовалась Надька.  — А я? Я здесь что ли останусь? Если родаки придут, пусть меня одну воспитывают что ли? Так?

— Тоже сходи куда-нибудь,  — предложил Антон.  — К подружкам.

Надька сморщилась.

— Ладно,  — сжалился Антон.  — Пошли вместе. Только у меня денег маловато.

— Пошли!  — Надька радостно вскочила.  — У меня твой червонец остался. Живём!

•  •  •

Антон и Надька вернулись домой под вечер, когда на улице уже стало темнеть. В квартире царила непривычная тишина. Только на кухне были слышны приглушенные голоса.

Брат с сестрой быстро переобулись, скинув уличную обувь и сунув ноги в домашние шлепанцы. Каждый нырнул в свою комнату. Однако отсидеться им не удалось.

— Пришли?  — крикнула с кухни мать.  — Давайте сюда идите, на семейный совет!

Последние слова — «семейный совет» — она произнесла с некоторым ехидством. Ну, так, во всяком случае, показалось Антону.

Антон подождал Надьку. На кухню они зашли вместе, причем Надька вызывающе осталась в том же наряде, в каком и ходила по квартире последнее время: короткая футболка, трусики.

Однако картина на кухне их неприятно поразила. Отец,  

Владимир, сидел с опухшим лицом, с синяками под обоими глазами и перевязанной головой. У Оксаны были разбиты губы и чернел синяк на скуле.

— Что стряслось?  — чуть ли не в один голос спросили Антон и Надька.

— Хулиганы напали,  — отмахнулась мать.  — Отца приложили, он головой об стену ударился. Вроде не так страшно, как нам в травмпункте сказали.

— Ничего, пройдет,  — согласился Владимир.  — Надо решать, как нам дальше жить. Вот это главное...

— Если Антон уйдет из дома,  — тут же заявила Надька.  — Я тоже уйду! Сразу же.

— А если в армию?  — усмехнулся Владимир.

— Всё равно!  — отрезала дочь.

Отец с матерью переглянулись.

— Ладно,  — махнул рукой отец.  — Живите, как хотите. Но только, когда нас с матерью нет дома! Ясно?

— А если я тебя хочу?  — Надька встала, подошла к Владимиру, осторожно, едва касаясь, кончиками пальцев провела рукой по лицу.  — Сильно-сильно. До дрожи в коленках. Тогда как?

Оксана открыла рот, повернулась за поддержкой к сыну. Антон смолчал.

— Нет, Надюшка,  — отец отодвинул её от себя.  — У меня есть твоя мама. И мне никто, кроме неё, не нужен. Разумеется, в сексуальном плане,  — уточнил он.  — Мы так решили.

Надька скривилась, села на своё место.

— И лучше будет,  — добавила Оксана.  — Если вы с братом заведете себе кого-нибудь на стороне, а не будете друг с другом... Чпокаться.

Подбирая последнее слово, она замялась, смутилась и даже немного покраснела.

— А мы с мамой,  — согласился отец.  — Тоже теперь будем только друг с другом. Всё. Закончили курортные приключения.

— А как же я?  — Надька всхлипнула.  — Ведь я тебя люблю!

— Меня?  — усмехнулся отец.

— И тебя! И Антона!  — Надька встала, заплакала и вышла из кухни. Вслед за ней поднялась Оксана.

Когда женщины ушли, Антон поднялся, поплотнее закрыл дверь, сел рядом с отцом:

— Что случилось?

— Да в гаражах столкнулись со Степанычем,  — отмахнулся Владимир.  — А он с похмелья Оксану обосрал, что называется от души. Я ему врезал, чтоб язычок придерживал. А за него его дружки полезли заступаться. Мать в драку влезла. Ей чуть-чуть прилетело. Приехала милиция, стали разбираться. Степаныч успел слинять. А у одного из его приятелей условный срок за грабеж висит. Ну, его тут же в клетку и оформили. А нас на скорой, как потерпевших, в травмпункт отвезли. У меня сотрясение, синяки... Ерунда, в общем. У Оксаны вон, губы, синяки...

•  •  •

На следующий день на работу пошел один Антон. Владимир с Оксаной срулили в поликлинику за больничным. Надька завтракать не стала, выпила за компанию кружку чаю и заперлась в своей комнате.

На работу он пришел часам к одиннадцати. Операторская была открыта.

— Да сегодня же 15-е!  — обрадовался Антон.  — Людмила Михайловна вышла!

Он зашел, прикрыл дверь и громко поздоровался:

— Добрый день, Людмила Михайловна! С выходом!

Дверь студии распахнулась.

— Антон! Здравствуй!

Антон шагнул навстречу с намерением обнять, поцеловать, потискать. Но Людмила Михайловна упёрлась ему руками в грудь:

— Антон! Нам надо поговорить.

Парень в недоумении замер, остановился.

— Давай сначала чаю попьем?  — предложила Людмила Михайловна.  — У меня замечательный индийский 

чай. Настоящий. Из-за границы презент привезли!

Людмила Михайловна заварила чай, разлила по чашкам. Антон сыпанул себе две ложки сахару. Он пил чай сладким даже с конфетами. Она села напротив него, закинула ногу на ногу. Он обратил внимание, что Людмила Михайловна одела под халат широкие брюки, совершенно скрывающие контур ног.

— Понимаешь, Антон,  — начала она, отхлебывая чай мелкими глотками,  — нам надо остановиться. Я замужем, старше тебя. Намного старше. Я долго думала...

— Развод и девичья фамилия что ли?  — грубовато перебил её Антон.

— Я не хочу больше обманывать мужа!  — терпеливо продолжила Людмила Михайловна.  — Давай прекратим наш роман, а? Пожалуйста...

Антон пожал плечами. В принципе, он прекрасно понимал её. Просто как-то неожиданно вдруг это всё произошло. Хотя рано или поздно отношения между ними должны были закончиться.

Антон вздохнул.

— Прости меня, пожалуйста,  — сказала Людмила Михайловна.  — Но это должно было закончиться.

Она вдруг всхлипнула, быстро вытерла глаза рукой и выскочила из операторской — к себе, в студию. С силой захлопнула дверь.

Зазвонил телефон. Антон взял трубку.

— Да?

— Зайцев? Зайдите в партком!  — он узнал по голосу секретаря Шмыгловской — Валентину.  — Для вас документы есть!

Антон встал, вышел. В конце концов у него была другая женщина — роскошная, шикарная, страстная... Мария Исааковна. По сравнению с ней Людмила Михайловна была так... серенькой мышкой. Он саркастически хмыкнул. Что ни делается, всё к лучшему!

В приемной за столом сидела секретарь Валентина.

«Из отпуска вышла! » — догадался он. Антон поздоровался и поинтересовался:

— Мария Исааковна на месте?

— Мария Исааковна в отпуске!  — отрезала Валентина.  — Она поручила передать тебе этот пакет.

Секретарь кивнула на большой пакет размером со стандартный лист А4 из серой оберточной бумаги. Пакет не был заклеен. Антон снова пожал плечами.

— А... Надолго она в отпуск ушла?

— На месяц!

Антон кивнул. Взял пакет в руки, открыл. Там лежала почетная грамота на его имя, благодарственное письмо в адрес ПТУ.

— Почетную грамоту заберешь себе,  — сообщила Валентина.  — Благодарственное письмо отнесешь директору ПТУ. Понял? Можешь ехать прямо сейчас.

— Понял,  — Антон вздохнул. Мария Исааковна насчет отпуска ничего не сказала. Парню стало немного обидно. Честно говоря, он рассчитывал сегодня... продолжить роман с Марией Исааковной. Почему-то даже сердечко защемило.

— Хорошо,  — повторил он.  — Отвезу.

Попрощаться с Людмилой Михайловной не удалось — та заперлась у себя в студии. Антон снял халат, сунул пакет в портфель, громко объявил:

— Я в ПТУ документы повез! До завтра.

И потихоньку ушел.

В ПТУ практически никого не было — лето, каникулы. Преподавательский состав в отпусках. В актовом зале сидели две третьекурсницы, изображая приёмную комиссию, и принимали документы от абитуриентов. Впрочем, таковых уже практически не было — всё-таки вторая половина августа. Но вступительных экзаменов в ПТУ сроду никто никогда не сдавал, поэтому документы принимали вплоть до сентября. А иногда и позже.

Антон зашел в приемную. На месте секретарши Иван Стаканыча сидела пожилая преподаватель истории Зоя Федоровна.

— Чего тебе, Зайцев?  — мрачно поинтересовалась она, откладывая в сторону книгу. Антон молча положил ей на стол конверт.

— С завода, где я практику проходил,  — буркнул 

он.

— Оставляй,  — кивнула та.  — У тебя всё?

— Всё.

Возвращаться на работу не имело смысла, и Антон направился домой.

Дома было пусто. Даже Надька и та куда-то слиняла. А парень был бы совсем не прочь сейчас «сбросить пар». Он переоделся, взял книжку, растянулся на диване.

— Ты Надьку не видел?

Антон вскочил, глянул на часы: ого, было уже 21.30, половина десятого вечера. Вот это он прилёг»!

— Не, не видел!  — ответил он отцу, заглянувшему в комнату.  — Я с работы пришел, прилёг вот...

— Странно,  — пробурчал отец.  — Ладно, пошли чай пить.

На кухне стол был уже накрыт для вечернего чаепития. За столом сидела мать. Она повернулась к сыну:

— Надежда не говорила, куда может пойти?

Её слова прервал звонок в дверь.

— Пришла наконец!  — отец встал, открыл дверь и недоуменно замер. В дверях стоял вертлявый подросток чуть младше Антона по возрасту.

— Привет, папашка!  — сказал он.  — Тебе письмо.

— От кого?  — спросил заторможенно отец.

— От кого надо!  — отрезал подросток.  — Читай! И думай!

Он сбежал вниз по лестнице. Отец зашел на кухню, вертя в руках запечатанный конверт.

— Что там?  — поинтересовалась мать.

— Письмо какое-то...

— Читай!

Отец распечатал конверт, вытащил тетрадный лист бумаги, на котором печатными буквами было написано:

«Ваша дочь находится у нас. Пока она цела и невредима. Папаше надо завтра сходить в милицию и написать отказное заявление. Либо ещё заявление, что в драке виноват он сам и взять вину за драку на себя. Как только Кирюху выпустят, ваша дочь вернется домой. Если Кирюху не выпустят до выходных из клетки, вашу дочку вы не увидите. Поставим её на хор, а потом она сама сдохнет от такого счастья. Если в ментовке кому-нибудь скажете, вашу дочурку сразу на ленточки порежем. Дохнуть будет долго и тяжко. За домом мы смотрим».

Мать схватилась за голову и завыла...

— Да подожди ты,  — сказал Владимир.  — Это розыгрыш какой-то тупой!

Он вскочил, бросился к двери, выскочил на лестничную площадку, побежал вниз на улицу. Следом за ним рванулся Антон. На детской площадке под фонарем на лавочке сидели три подростка, в числе которых был тот, который передал письмо. Владимир подскочил к нему, ухватил за грудки, поднял его...

— Ты... Ты!

— Слышь, папаша, ты дочурке своей смерти желаешь?  — ухмыльнулся ему в лицо парнишка.  — Ну, попробуй, попробуй... стукни меня...

Он захихикал. Антон выскочил из подъезда, бросился на помощь отцу, но был отсановлен двумя остальными подростками. Один из них неуловимым движением вытащил нож-выкидушку и ткнул парню острием в живот. Несильно, только чтобы чуть поцарапать кожу. Антон замер.

Тем временем, тот, первый стоял ухмыляясь Владимиру в глаза:

— Глянь назад... Ща твоему отпрыску ливер проткнут!

Владимир отпустил его, оттолкнул:

— Если с Надькой что-нибудь... Я вас на ленточки сам порежу...

— Иди, иди!  — глумливо хмыкнул подросток.  — Резатель. И насчет ментовки — имей ввиду. Понял?

Отец поднялся в квартиру. Следом вошел Антон.

— Ну, что?  — Оксана подняла на него заплаканные глаза.

— Стоят, смотрят,  — буркнул Владимир.  — Трое сидят у нас во дворе в песочнице.

— Что делать-то?

— Ничего!  — 

зло ответил Владимир.  — До выходных у нас четыре дня.

Он вздохнул.

— Надо Толику звонить, он подскажет...

— Какому Толику?  — удивилась Оксана.  — Причем здесь Толик?

— Брату моему!  — взорвался Владимир.  — Надьке так и так кранты. Не выпустят её. Это ж уголовники! Ты ж сама видела!

— А Толик поможет, да?!  — съязвила она.  — Приедет и спасет?!

— Поможет,  — кивнул Владимир.  — Если кто и поможет, то только он с друзьями...

Оксана махнула рукой и снова зарыдала. Владимир осторожно открыл дверь в подъезд. Телефон в подъезде был только у ветерана войны пенсионера дяди Феди, мужика вредного и склочного, который жил этажом выше.

Владимир, тихо ступая, поднялся к нему, позвонил. Как только дверь открылась, он ворвался в квартиру, оттолкнув дядю Федю назад и захлопывая за собой дверь.

— Ты не охуел, сосед?  — возмутился старик.

— Дядя Федя, нужно позвонить!  — попросил Владимир.  — Очень нужно. Срочно.

— В скорую что ли?  — сразу «сбавил обороты» старик.

— Нет, но тоже важно!

Старик пожал плечами:

— Проходи! Телефон вон, на тумбочке...

Анатолий поднял трубку сразу. Владимир минут пять ему рассказывал и объяснял обо всём, вплоть до группы подростков во дворе.

— Жди, через пару часов буду!  — отрезал Анатолий.  — как приеду, надо будет отвлечь этих...  — он замолчал, подбирая слово,  — наблюдателей. Номер телефона скажи, с которого звонишь.

Владимир продиктовал.

— Всё, жди. Хозяев предупреди. Я, как подъеду, позвоню!

Владимир повернулся к деду.

— Спасибо, дядя Федь! Только просьба...

— Да понял я, понял!  — замахал руками старик.  — Не дурак, чай. Иди домой. Как твой товарищ позвонит, я тебе сообщу! И это...

Дед сунул в руки Владимиру бутылку водки.

— Зачем?

— На всякий случай! Вдруг эти смотрят... А так скажешь, за водкой ходил. Понял?

Дед как в воду глядел. В подъезде стояла давешняя группа с вертлявым вместе.

— Куда ходил, дядя?  — с подозрением поинтересовался вертлявый.

Владимир показал бутылку водки и ответил:

— Иди на хер, убогий! Завтра напишу отказняк в ментовку. Но если что с дочкой... Вам не жить!

Подростки заржали.

Дед стукнул в дверь часа через два. Владимир открыл.

— Приехали они...  — буркнул старик.  — Я на улицу, сейчас шпану разгоню!

Он воинственно потряс клюкой и стал спускаться вниз, к выходу на улицу. Вскоре с улицы разнеслись громкие вопли. Сначала деда:

— Вам что здесь, ночлежка?! Шпана! Я сейчас милицию вызову! Весь двор изгадили! А ну, пошли вон отсюдова!

Потом подростков:

— Дед, ты чего? Мы тебя не трогали! Мы здесь не мусорим! Мы просто сидим! Ой! Дед, уйди! Больно!

Под эти крики в подъезд прошмыгнули трое: Анатолий с женой Ленкой и тощий жилистый мужик со спортивной сумкой в руке. Они быстро поднялись вверх по лестнице и заскочили в квартиру.

Обстановка дома не изменилась совершенно. На кухне зак столом сидела зарёванная Оксана, в углу на табурете молчаливо отсвечивал Антон, Владимир встретил гостей и повел сначала на кухню, но потом передумал и усадил в зал, на диван. Предварительно, конечно, задернул плотные шторы и только после этого включил свет.

— Смотрите!  — он протянул письмо Анатолию. Тот быстро проглядел его, протянул мужику.

— 

Кстати,  — встрепенулся Анатолий и представил своего спутника.  — Это Ян. А это,  — он показал на Владимира, Оксану, Антона,  — Владимир, Оксана, Антон...

— Ян?  — удивился Владимир.

— Это позывной,  — с легкой улыбкой пояснил тот.  — Прозвище...

— Понятно...

Владимир рассказал про драку в гаражах, про её продолжение в РОВД, когда Степаныча и второго участника выпустили, а Кирюху с условным сроком за грабеж отвезли в КПЗ.

— Протокол у вас есть?  — поинтересовался Ян.  — Копию должны были дать...

— Сейчас!  — Оксана вскочила, стала выдвигать ящики тумбочки, вытащила несколько листов бумаги с машинописным текстом.  — Вот!

— Отлично!  — кивнул Ян. Он просмотрел протоколы. Их оказалось два. А также две копии объяснений — Владимира и Оксаны.

— Очень хорошо!  — он поднял глаза и пояснил.  — Даже с учетом написания отказного заявления Кириллу Буханкину срок светит по любому. У него «условка». А значит, даже «административка», которую ему уже вкатили — 15 суток дали — железное основание для замены условного срока реальным. Всё.

— И что делать?  — прошептала Оксана.

— Дочь вашу искать!  — отрезал Ян.  — И я, кажется, догадываюсь, где её могут прятать!

Ян снова взял в руки письмо, повертел в руках, криво усмехнулся:

— Ну, чисто дети, млиат... Песец просто!

— Так!  — он снова оглядел собравшихся.  — Слушаем меня. Слушаем очень внимательно. Я вытащу вашу дочь. Вытащу живой и по возможности целой...

Оксана всхлипнула.

— Они наверняка её трахнут,  — жестко продолжил Ян.  — Это уголовники. У них психология другая. Им верить нельзя. Если она жива, я её вытащу. Но для этого вы меня слушаетесь как господа бога. Чтобы никаких возражений, никакой самодеятельности. В первую очередь это касается тебя,  — он ткнул пальцем в Оксану.  — Ясно?

Она поспешно кивнула.

— Если в чем-то не согласны, работайте сами! Понятно?

И Оксана, и Владимир, и Антон поспешно закивали головами как китайские болванчики.

— Ладно, работаем...

•  •  •

Надька с утра, как Антон ушел на работу, пошла в магазин — обнаружилось, что дома вообще нет хлеба. Она взяла пару рогаликов, буханку черного и возвращалась домой. Уже на подходе к дому её остановили трое парней возраста примерно одного с Антоном, может, младше, но не намного. Один из них поинтересовался:

— Ты — Надя, дочь Владимира?

— Да,  — недоуменно ответила она.  — А что?

Сзади её кто-то ухватил за корпус, к лицу прижали резко пахнущую тряпку. Очнулась она, когда её вытаскивали из багажника машины и, словно, мешок, сбросили на землю. Она больно ударилась ребрами и ногой о камни, вскрикнула. Слезы сами собой хлынули из глаз.

— Вставай, кобыла!  — скомандовал грубый мужской голос.  — Поднимайся! А то ещё получишь.

Она встала, огляделась. Её привезли на зеленом «Москвиче» в какую-то деревушку. Рядом стояли два мужика и крепкая ещё бабка около 60-и лет. Одного из мужиков она, кажется, узнала. Он всё время тусовался в гаражах.

— Пошла, пошла!  — второй мужик ухватил её за руку и поволок к приземистому строению, напоминавшему собой шалаш. Открыл дверцу. Внутри показались ступени вниз.

«Погреб! » — догадалась Надька.

— Лезь вниз!  — мужик толкнул её в спину.

— Там темно, не видно ничего!  — отозвалась Надька.

Мужик щелкнул выключателем, который 

был прибит внутри резиновой галоши снаружи рядом с дверью. Внутри загорелась тусклая лампочка.

— Давай!

Надька спустилась вниз. Погреб оказался не очень глубоким и небольшим. Внутри лежал грязный ватный матрас, стояло оцинкованное ведро. Следом спустился мужик.

— Слухай сюды, красотка!  — сказал он.  — Сидишь тихо, как мышка. И тогда всё будет нормально. Никто тебя не обидит. Будешь орать, брыкаться, получишь пизды и три хуя в жопу. Причём сразу. Понятно? В общем, тебе не понравится.

— Почему вы меня похитили?  — тихо спросила она.

— За твоим папашей должок один,  — пояснил мужик.  — Отдаст, мы тебя вернем. Нет, ну, тогда извини... Сама понимаешь...

— Какой должок?

— Всё!  — отрезал мужик.  — Заглохни!

Он стал подниматься наверх. У самого выхода обернулся и сообщил:

— Ссать, срать будешь в ведро. Потом вынесешь.

Он захлопнул дверь. Свет погас. Надька осталась в полной темноте. Ей стало страшно. Она тихонько заскулила.

Мужик закрыл за собой дверь, повесил замок, повернулся к подельнику.

— Хороша кобылка!  — заметил тот.  — Свежатинка...

— Степаныч!  — мужик показал ему кулак.  — И думать забудь. Иначе с корнем вырву... Понял?

— Да ты что, Петруха...

— Какой я тебе Петруха?  — мужик подшагнул к Степанычу, ударил его кулаков в грудину.  — Для тебя я Петр Иванович! В крайнем случае, просто Петр! А не Петруха! Понял, фраер?

Он размахнулся, Степаныч поспешно испуганно пригнулся:

— Да понял я, понял!

Петр повернулся к бабке:

— Мать, ты тоже присматривай за ней! Если с ней что-то случится, Кирюхе свободы не видать. Да и нам тоже тогда кирдык.

— Да чё с ней станется?  — хмыкнула бабка.

Сколько Надька просидела в темноте, сказать было трудно. Два раза она пописала в ведро, оттащив его подальше от матраса. Вдруг включился свет. Надька сразу зажмурилась, глазам стало больно. Опять потекли слёзы. Сверху открылась дверь.

— Эй, кобылка!  — раздался голос того мужика, который ей показался знакомым.  — Ты не соскучилась еще?

Мужик спустился вниз. В руках он держал кусок белого хлеба и эмалированную кружку.

— На, пожри!  — сказал он. В кружке оказался едва сладкий почти остывший чай. Внезапно Надька почувствовала, что проголодалась. До этого она как-то не задумывалась об этом. А тут. В животе предательски заурчало.

Она взяла хлеб, кружку. Пока ела, Степаныч (а это был он) стоял рядом. Он дождался, пока Надька поела, забрал кружку, пошел наверх. Потом вдруг обернулся и спросил:

— Конфетку хочешь?

Степаныч сунул руку в карман, вытащил шоколадную «Ласточку», протянул ей. Надька отшатнулась.

— Ну, как хочешь!

Он ушел. Свет снова погас. Надька прилегла на матрас, задремала.

Её разбудил яркий слепящий свет. Она вскочила на ноги, растирая слезящиеся глаза. Кто-то спустился вниз по лестнице.

— Эх, хороша кобылка!  — услышала она голос Степаныча.  — Ты не дёргайся. Не дёргайся!

Он повалил её на матрас, задирая платье.

— Тише, девочка!

Надька попыталась закричать. Степаныч отвесил ей оплеуху, потом ещё одну. Надькина голова мотнулась в одну сторону, потом в другую. Сознание помутилось. Дальше всё происходило словно во сне.

Степаныч навалился на неё всей тушей, залез под подол платья, то ли сорвал, то ли разорвал трусы, раздвинул 

коленями ноги пошире. Потом ухватил свой отросток рукой, направил ей между ног и рывком всадил.

Надька от боли чуть ли не взвилась, заорала во всё горло. Член «со скрипом», «насухую», совершенно без смазки, казалось, ободрал всё влагалище внутри до крови.

Это Степаныча не остановило. Он закрыл ей рот ладонью, прохрипев «Заорешь, придушу, сучка! ». И начал прыгать на ней, давя её всем своим немаленьким весом.

У Надьки мелькнула мысль, мол, хорошо, член у этого урода небольшой, могло быть хуже. Влагалище невыносимо жгло. Член тёрся всё сильнее и сильнее — Степаныч втыкал всё резче и резче.

Наконец он застонал, приподнялся, вытащил член и сбрызнул весь заряд спермы Надьке на живот, не забывая поддрачивать. Как только сперма кончилась, Степаныч поднялся на колени, вздохнул, хохотнул:

— Эх, сучка, а сиськи-то твои я так и не помацал! Ладно, завтра помацаю. И за щеку дам. Любишь за щеку брать?

Он встал и, пошатываясь, поднялся наверх. Хлопнул дверью. Свет погас. Надька подтянула колени к подбородку и заревела. Было и больно, и обидно. Влагалище жгло огнем. Вода, чтобы подмыться, увы, не было. Надька бессильно завыла...

От забытья её снова поднял яркий свет. Она села на матрасе. В погреб по лестнице спускался Степаныч, держа в руках кусок хлеба и кружку. Надька поднялась навстречу. Степаныч глумливо улыбнулся:

— Доброе утречко, красотка! Как спала?

Надька шагнула ближе, подхватила ведро и с размаху быстро одела ему на голову, стараясь, чтобы ещё и оно пристукнуло по макушке. От неожиданности Степаныч осел. Ему по плечам потекла вонючая моча. Надька бегом выскочила из погреба и столкнулась у входа с Петром. Тот недоуменно оглядел её, оттолкнул в сторону двери и поинтересовался:

— Ты куда это намылилась, а?

— Вода дайте, суки!  — заявила сходу Надька.  — Этот старый пидор ночью накинулся, всё разодрал... Подмыться дай, скотина...

Она села на землю и заревела. Запал кончился.

— Так, бля...  — протянул Петр. Из погреба вылез перепачканный Степаныч. Как только он подошел поближе, Петр с размаху врезал ему ногой по яйцам. Степаныч охнул, ухватился обеими руками за промежность, завалился на бок и завизжал.

— Пойдем!  — Петр цепко ухватил Надьку за плечо, повел в сад. Довел до крана с сезонной водой:

— Мойся!

— Отвернись,  — потребовала Надька.

— Не хочешь, не мойся,  — пожал плечами Петр.  — Пошли назад!

Надька скинула платье, стала поспешно подмываться. Жжение стало вроде бы поменьше, да и она уже притерпелась.

Потом она кое-как замыла грязные пятна на подоле. Натянула его на себя. Подставила ладошки, набрала воды. Сделала несколько глотков, утоляя жажду.

— Пошли. Пошли!  — поторопил её Петр.

У входа в погреб она потянула носом.

— Там воняет,  — она обернулась к нему.

— Сама виновата!  — ответил он и толкнул её в спину.  — Пошла!

Она влетела в погреб, споткнулась, чуть не упала, но смогла обернуться и сквозь зубы бросила:

— Мой отец вас всех передушит, как курят!

Петр хлопнул дверью, щелкнул выключателем. Надька вниз спускаться не стала, села на ступени возле входа, облокотившись на дверь. Вверху возле входа зловоние 

было не таким сильным.

Время тянулось медленно. Почему-то она не сомневалась, что её обязательно найдут, выручат. Только вот сколько придется ещё вытерпеть от этих уголовников?

Петр подошел к Степанычу. Тот уже встал, отдышался. Завидев Петра, Степаныч попытался уйти.

— Стой, сволочь!  — обманчиво спокойно ласковым голосом сказал Петр. Степаныч остановился. Петр подошел к нему, взял двумя пальцами за рубашку на груди, потянул к себе:

— Ты понял, что наделал, козёл?

— Что я? Чего?  — Степаныч хотел отодвинуться, но Петр пресек это, ухватив рубашку уже в кулак.

— Ты нас под «вышак» всех подвел! И себя, и меня, и мамку нашу, и Кирюху, и даже Ваську... Ну, Ваську, может, по малолетке, от вышки отмажут. А вот нам точно всем лоб зеленкой намажут! Ты головой думал? Или на поводу у хуя своего бегаешь?

Петр отпустил его и без размаха врезал прямым в пузо. Степаныч охнул, согнулся.

— Мы её теперь как возвращать будем, а? Родители с ней прямым ходом в ментовку рванут! И навесят нам всем и похищение, и взлом мохнатого сейфа... А на зоне взломщики лохматых сейфов знаешь, как живут?

Он врезал Степанычу ещё раз, с левой по морде. Степаныч отшатнулся, упал.

— Мы и так по твоей глупости в блудняк влетели. Кирюха по твоей милости статью с пола поднял!

— Ну, я ж вам свою тачку отдал!  — завопил Степаныч.  — Нормальный «москвич», почти новый!

— Накой хрен он нам будет нужен на кладбище, урод?  — Петр глубоко вздохнул, успокаиваясь.  — Теперь придется её валить! И её, и её родителей! Понял?

— Да понял я, понял,  — плаксиво отозвался Степаныч.

— Вот и пойдешь её валить — ты!

Степаныч испуганно отодвинулся.

— Никуда не денешься. В сторонке не отсидишься. Твой косяк, тебе и исправлять!

Степаныч только испуганно кивал головой.

— Сидишь здесь и смотришь за ней!  — Петр нагнулся, несильно хлопнул того по щеке ладонью.  — И не дай бог, ты к ней опять полезешь!..

После полудня из города на рейсовом автобусе приехал Васятка, младший из братьев — тот самый вертлявый подросток, который передал письмо. Он сразу же направился к Петру, протянул ему лист бумаги:

— Смотри, Петь! Сходил её папашка к следаку, отнес заяву-отказ. А это копия...

Петр посмотрел рукописный лист. Сверху красовалась печатными буквами надпись «копия». Ниже был текст:

«Следователю... от Зайцева Владимира... заявление. Официально заявляю, что инициатором драки в гаражах являюсь я. Другие лица, в том числе Буханкин Кирилл, на которых я дал заведомо ложные показания, защищались от моих действий в рамках необходимой обороны. Ложные показания о виновности Кирилла Буханкина являются поклепом на них и других даны мною с целью себя обелить и избежать уголовного наказания. Готов понести заслуженное наказание за заведомо ложный донос. Дата, подпись».

Ниже было приписано: «Заявление получено старший следователь СО РОВД ст. лейтенант юстиции Попов В. О. дата, подпись».

— Хорошо,  — кивнул Петр.  — А почему печати нет?

— Откуда у следователя печать?  — удивился Васятка.  — Папашка мне тоже сказал, что у следователя печати не бывает. Только у дежурного, но дежурный на 

такие заявления ставить печать не будет.

— В конце концов собственноручное признание,  — задумчиво проговорил Петр.  — Давай рассказывай дальше.

— Ну, вечером я им письмо передал,  — начал Васятка.  — Я с пацанами был, подстраховался. Вдруг чего? Он сначала дергаться начал, меня за грудки потрепать хотел. А пацаны ему в бок перо сунули, ну так, напугали. Он и успокоился. И утром сразу в ментовку. Я следом за ним пошел. Он провел там с час, наверное, может меньше. Вышел, сунул мне вот эту копию отказной заявы. Говорит: «Везите, мол, Надьку домой! » Я ему: «Как брательник выйдет, так и привезем! » Я ведь правильно сказал, Петро?

— Вообще-то правильно,  — согласился Петр.  — Только вот зря насчет брательника... Ладно! А он что?

— А он ничего. Снова ухватил меня за грудки, мол, не дай бог с дочкой что случится, всех к ногтю прижму! Потом отпустил и ушел... А я на автостанцию и прямым ходом сюда.

— За тобой следили? Смотрел?  — спросил на всякий случай Петр. Вряд ли пацан заметил бы профессиональную слежку. Но людей в форме увидел бы точно.

— Не, никого не было,  — замотал головой Васятка.  — До автовокзала вообще один шел. Никого. И автобус почти пустой был. Только бабки какие-то. А вместе со мной с автобуса в деревне только Максимовна вышла. Она молоком в городе торгует.

Петр удовлетворенно кивнул.

— Пошли обедать!

Ближе к вечеру Васятка вызвался покормить пленницу. Петр с подозрением посмотрел на него, но младшенький отмахнулся. Посмотрю, мол, как она и больше ничего.

Надька сидела вверху лестницы. Поэтому, как только открылась дверь, она вывалилась спиной наружу. Васятка хихикнул. Надька встала, подслеповато осмотрелась.

— На, пожри!  — парень попытался сунуть ей в руки кусок хлеба и кружку с чаем.

— А можно помыться?  — вдруг попросилась Надька.  — Меня утром уже водили к крану. Можно еще? Хоть руки сполосну.

У неё вдруг мелькнула мысль, что если этого пацана посильнее толкнуть, он упадет. А она успеет убежать. Пока он будет подниматься. А здесь недалеко другие дома. Там люди живут, там ей обязательно помогут. И милицию вызовут.

К сожалению, её идея воплощения не нашла. Парень встал от неё слишком далеко, чтобы она смогла до него дотянуться. Более того, когда она подошла поближе, и глаза более-менее привыкли к свету, оказалось, что этот Васятка, хоть и на вид вроде бы вертлявый и худой, но жилистый, достаточно высокий и гораздо сильнее её.

Она нагнулась, совершенно не подозревая, что её коротенькое платьице задралось, обнажая упругие ягодицы, не прикрытые трусиками (рваные трусы остались там, в погребе в луже мочи), а сзади стоит этот самый озабоченный Васятка. Надька об этом даже не задумалась. Она открыла кран, потянулась к воде ладошками.

Васятка, увидев обнаженную попку, щель со складочками, сразу возбудился. До этого он трахался всего три раза. Первый раз с пьяной бабой лет под 40, которую он с приятелем «сняли» на танцах в соседней деревне. Баба была страшная, сильно пьяная, да ещё из приезжих,  

поэтому «местные» пацаны на конкурентов в их лице не отреагировали. Они довели её еле-еле до ближайших кустов, стянули трусы, задрав юбку и по очереди оттрахали её в миссионерской позе. Васятка был, разумеется, вторым — тогда у него никакого опыта совсем не было. Разве что только опыт подглядывания, да и то небогатый.

А вот второй и третий раз он провел с девчонкой-старшекурсницей ненамного старше себя в общежитии профтехучилища, куда он поступил после школы. Девчонка, узнав, что Васятка практически не имеет никакого опыта, заинтересовалась им сама и на протяжении двух ночей подряд толи глумилась над неопытным юношей, толи обучала его премудростям секса... Васятка тогда узнал многое. Но и потратился тоже: девчонка потребовала и шампанское, и конфеты, и шашлык, и поход в кафе между ночами любви.

После этого Васятка стал считать опытным мужиком и свысока относился к сверстникам-девственникам.

Увидев, как платье обнажило надькину задницу, да ещё и без трусов, Васятка сразу забыл всё, что говорил ему брат. Он спустил штаны, подскочил к девушке, ухватил её за бедра и попытался воткнуть член сзади. Благо Надька стояла в самой что ни на есть привлекательной для Васятки позе — раком.

Надька взвыла, выпрямилась. Член Васятки попал во влагалище. Только вот влагалище было совсем сухим. Мало того, потёртости внутри ещё побаливали. А тут...

Она развернулась. Член, разумеется, выскочил. Совершенно непроизвольно Надька отвесила оплеуху Васятке, затем с другой руки — вторую. Парнишка такого не ожидал. Он отшатнулся, споткнулся, упал на спину. Вскочил и с воплем «Ну, держись, сука! » врезал Надьке ногой прямо в живот. Надька сложилась пополам, упала на колени. Васятка ухватил её за волосы, выпрямил и попытался прижать к своему паху — член всё ещё торчал, а сам парень был без штанов.

— Соси, млядища!  — заорал он, тыкая членом ей в рот. Надька попыталась увернуться, не получилось. Васятка рванул её снова за волосы вверх. Рот непроизвольно открылся и Васятка этим воспользовался.

Однако Надька толи нечаянно, толи умышленно сжала зубы...

Васька заорал во весь голос. Надька тут же открыла рот, выпуская член, сама напуганная случившимся. Васька скорчился, ухватившись руками за пах, завизжал. На его крики прибежала бабка. Бросив взгляд на младшего сына, она повалила Надьку на землю и принялась лупить её ногами, стараясь при этом попасть по лицу. Надька заорала. Из дома выскочили Петр и Степаныч. Петр подбежал к бабке, ухватил её за поясницу, попытался оттащить. Бабка рычала, ругалась, вырывалась. Петр отбросил её. Нагнулся к Надьке, цепко ухватил её за плечо, поднял на ноги и потащил к погребу. Она швырнул её в открытую дверь, замкнул замок, а ключ сунул в карман.

Потом подошел к младшему брату:

— Ну?

— Она мне хуй укусила!  — пожаловался тот.

— Ах ты тварь!  — возмутился Петр.  — Я тебе сказал к ней не лезть? Какого хрена ты тогда...

— А что она без трусов?..

— Дай ключ сюда!  — потребовала бабка.  — Я её убью!

— Ну, что за уроды?  — вздохнул Петр.  — Нам Кирюху вытаскивать 

надо... А вы... Идиоты!

•  •  •

— Лежи! Лежи, падла!  — прорычал Ян, прижимая к земле Владимира.  — Подведешь свою дочку под монастырь. И не спасёшь, ни хрена!

Он с силой приложил его ладонью по затылку так, что Владимир воткнулся носом в землю и застонал.

Впрочем, застонал он больше от бессилья. На их глазах малолетний уголовник сначала пытался изнасиловать его дочь, а потом вместе с бабкой принялись избивать её. Надька скорчилась на земле в позе эмбриона.

— Если мы сейчас полезем,  — гневно добавил Ян.  — Он черканет ей ножом по горлу и песец! Понял?

— Мля...  — устало пробормотал он.  — Ну на хрена ж я его с собой потащил, а?

Они лежали на пригорке, метрах в ста от дома, стоявшего на краю деревни. Именно сюда приехал этот самый малолетка. После того как Владимир отдал ему копию своего отказного заявления. Разумеется, эта копия была откровенной туфтой, сработанной в расчете на недалекость ума уголовников. И вроде бы прокатила.

За пацанчиком они проследили на неприметной зеленой «буханке» Толика. Да это было и нетрудно. Пацан рванул на автовокзал, сел в рейсовый автобус, а уж там... И название деревни совпало с местом рождения уголовников.

— Ну, чисто дети...  — хмыкнул Ян, когда пацан вышел на остановке.

Далее проследить, где находится дом, где прячут Надьку, оказалось проще простого. Они загнали «буханку» в ложбину, выбрали место, чтобы дом, куда зашел мелкий уголовник, просматривался как на ладони. Ян достал бинокль...

— Как стемнеет, пойдем,  — сообщил он.  — Переодевайтесь пока.

Толик приволок с собой черные рабочие комбинезоны из спецодежды трактористов. Сам он остался в машине. На холме, избранном в качестве наблюдательного пункта, остались Ян, Владимир и Антон. Ян достал баночку из-под вазелина, открутил крышечку, сунул палец внутрь. Вытащил, мазнул по лицу. Размазал. Потом протянул Владимиру и Антону. Они последовали его примеру.

— Первым пойду я,  — сказал Ян.  — Вы у меня на подхвате. Как только я кого-нибудь валю, в смысле, оглушаю, вы сразу его или её,  — он намекнул на бабку,  — вяжете и заклеиваете рот.

Он передал Владимиру рулон прозрачного канцелярского скотча и связку капроновых веревочек.

— Как только мы всех нейтрализуем, тогда идём за Надеждой,  — продолжил Ян инструктаж.  — Не раньше. Понятно?

Он посмотрел на Владимира.

— Нельзя за спиной оставлять противника,  — пояснил Ян.  — А то та же бабка вилы воткнет в почку и хана!

Когда сумерки сгустились окончательно, Ян поднялся на ноги, махнул рукой, приглашая идти за собой. Он взял в руки короткую самодельную дубинку — кусок плотного каркасного резинового шланга со свинцовой заливкой внутри.

— Тихо!

Полутораметровый дощатый забор он перемахнул, словно играючи. Владимиру с Антоном пришлось попыхтеть. Причем, Владимиру больше.

Они подошли к крыльцу, замерли. Внезапно входная дверь распахнулась. На крыльцо шагнула грузная пузатая фигура — Степаныч. Он и стал первой жертвой. Стоило ему спуститься вниз, во двор, как Ян подшагнул к нему со спины, ухватил за щиколотки и потянул рывком резко вверх на себя. Степаныч со всего размаху приложился лицом об землю. Стоило ему рухнуть, как Ян 

оказался у него на спине и ударил дубинкой по затылку. Степаныч замер.

— Готов!  — одними губами еле слышно прошептал Ян.  — Вяжите, рот ему заклейте.

Он тихо поднялся на крыльцо. Не скрипнула ни одна ступенька. Хотя под Степанычем доски кряхтели как ревматичные.

Ян прислушался, потом тихо потянул дверь на себя. Та даже не скрипнула.

— За мной,  — махнул он рукой.

Деревенский дом был обычной бревенчатой избой-пятистенком. За дверью тянулся длинный коридор-пристройка. Ян на цыпочках дошел до входа в сам дом. Сжал в правой руке дубинку.

— Ждите здесь!  — коротко бросил он, рывком открыл дверь и прыгнул внутрь. Сразу что-то загромыхало. Кто-то коротко вскрикнул, кто-то заорал и тут же замолчал. Опять что-то упало.

— Заходите!  — прозвучала команда. За дверью оказалась кухня. В ней на полу мордами вниз лежали оглушенные бабка и Васятка. Поодаль лежал лицом вверх Петр. На нем сидел Ян, зажав ему шею согнутой ногой. Достаточно было чуть присесть, потерять равновесие, и шея Петра была бы сломана.

— Готово!  — сообщил он.  — Вяжите их всех. Сначала этого,  — он указал на Петра, чуть присел, сдавливая ему шею. Тот захрипел, выдавил:

— Не надо, я всё понял...

Владимир подскочил к нему:

— Руки!

Тот протянул руки. Владимир их связал куском нейлонового шнура, затянул. Петр даже взвыл:

— Больно!

— Потерпишь!

Затем связали ему ноги, заклеили рот скотчем. Позже ту же процедуру провели с бесчувственными Васяткой и бабкой.

— Тащите сюда толстого!  — снова подал команду Ян.

Владимир кивнул. Степаныч уже очухался и извивался, напоминая толстого червяка. Отец и сын подняли его наго, потащили, впрочем, скорее повели в избу, бросили на пол.

— Давай за Надькой!  — опять скомандовал Ян.  — Помнишь где она? Держи ключ.

Ян передал ключ, который вытащил у Петра.

Спустя пару минут Владимир привел в избу плачущую дочь. Вид её был страшен. Изгвазданное белое платье — хрен с ним! Но лицо... Лицо выглядело страшной маской — опухшее, в кровоподтеках, разбитые губы, глаза превратились в узенькие щелочки...

Владимир подошел к бабке, от души врезал ей ногой по морде. Бабка попыталась заорать — помешал скотч. Очухавшийся Васятка попытался отползти — не вышло. Владимир приложил его между ног. Тот замычал, скрючился.

Надька вдруг перестала реветь, огляделась, рванулась к углу. Там стоял толстый деревянный кол, заостренный снизу. Она ухватила его, подскочила к бабке и с размаху всадила ей прямо в лицо, целясь в рот. Бабка попыталась увернуться. Деревянное острие прорвало щеку, раздробило челюсть. Надька вытащила кол. Хлынула кровь, в ране показались осколки костей. Бабка утробно заорала, завыла. Надька снова воткнула кол. Бабка судорожно дёрнулась и замерла, закатив глаза. Надька снова вытащила и с силой воткнула кол обратно. На этот раз глубоко и точно в рот. Бабка снова дернулась.

После первого тычка Владимир попытался удержать дочь, но Ян схватил его за руку:

— Не надо! Всё по заслугам.

Надька бросила кол, обмякла, подошла к отцу и заревела:

— Она меня шлюхой, сукой обзывала... По лицу ногами била... А её сынок уголовник изнасиловал...

Она всхлипнула и заревела снова.

— Уводи её,  — сказал 

Ян.  — И посиди с ней. А ты,  — он повернулся к Антону,  — тащи из машины белый пластмассовый ящик. Понял?

Антон кивнул.

Ян остался один. Васятка с ужасом глядя на мать, попытался отползти подальше. Степаныч лежал, закатил глаза, в обмороке. Петр лежал, мычал, пытаясь что-то сказать. Ян подошел к нему, сорвал скотч со рта:

— Ну, говори, что хотел!

— За что?  — выдохнул Петр.  — Мы бы её отпустили...

— Ты идиот?  — усмехнулся Ян.  — Вы уже её изнасиловали. И выпустили бы живой? Или ты меня за идиота считаешь?

Петр отполз подальше:

— Я не насиловал...

— Знаю,  — хищно улыбнулся Ян.  — Поэтому умрёшь легко.

— За что?  — завыл уголовник.

— За всё хорошее!  — Ян наклонился к нему и добавил.  — К твоему братику я тоже зайду в гости... Если это тебя перед смертью утешит.

Он вытащил нож с пояса и полоснул Петра по горлу. Уголовник выпучил глаза, попытался что-то сказать... Но кровь толчками хлынула из горла. Вышло какое-то бульканье.

В это время хлопнула дверь. На кухню ввалился Антон с небольшим пластиковым чемоданчиком. Он ошалело посмотрел на труп Петра.

— Иди в машину!  — приказал Ян. Антон выскочил наружу и побежал к буханке. Ян пришел минут через пятнадцать.

— Поехали!  — он запрыгнул на переднее пассажирское сиденье. Выехав на дорогу, Антон, обернувшись, увидел зарево сзади.

— Самогонный аппарат, наверное, взорвался,  — спокойно пояснил Ян.  — Опасная это штука — гнать самогон дома...

•  •  •

— Не слишком ли сурово вот так?  — поинтересовался Владимир у Яна.

Они — Владимир, Ян, Анатолий и Антон — сидели на кухне и пили водку. Вчерашние события казались уже чем-то нереальным.

Женщины — Оксана, Елена и Надька — отсутствовали. Уехали к знакомому врачу, показать Надьку после всех этих «приключений».

— Считаешь что слишком?  — усмехнулся Ян.  — Во-первых, твоя дочь подверглась групповому насилию. И пока неизвестно, как для неё это всё закончилось. Во-вторых, твою дочь зверски избили. Хорошо ещё, если ничего не поломали. Хватит? А в-третьих, наконец, её собирались убить. А отнюдь не возвращать!

Владимир вздохнул.

— Не согласен?  — опять пьяно осклабился Ян.  — Ты вспомни, как её на твоих глазах...

— Да правильно всё,  — сказал Анатолий.  — Таких давить надо без всякой жалости! Иначе они тебя сожрут. Тут либо ты их, либо они тебя!

— Да я понимаю,  — Владимир кивнул.  — Всё понимаю... Я тебе по гроб жизни благодарен!

Он приподнялся обнял Яна, повернулся к Анатолию:

— И тебе тоже, братуха...

Он попытался встать, чуть не упал. Ян повернулся к Антону:

— Помоги отцу. Видишь, устал человек... Отведи его в кроватку.

Антон потащил отца спать.

— Там после пожара ничего не это?..  — спросил Анатолий.

— Нет!  — Ян махнул головой.  — Я там всё термической смесью засыпал. От души навалил. Она броню прожигает. После неё только пепел остается. А к этому... старшему братику я завтра в ИВС наведаюсь, поговорю с ним по душам.

Антон вернулся на кухню. Анатолий взял бутылку, снова плеснул всем по стаканам — водку пили почему-то из граненых стаканов.

— Давай, за то что все хорошо кончается!

Они чокнулись, выпили.

— У девчонки стресс,  — буркнул Анатолий.

— Ещё какой!  — согласился Ян.  — Был 

бы мужик, налили бы ему стакан, а потом к блядям. Вот и весь стресс бы кончился. А тут... Бабы, они существа нежные...

•  •  •

— Что хотел, начальник?  — усмехаясь, поинтересовался Кирилл.

Напротив него сидел Ян. Встреча проходила в камере изолятора временного содержания, где Кирилл отбывал свои 15 суток, назначенных ему по «административке».

— Да вот, хотел сообщить тебе...  — Ян тоже улыбнулся в ответ.  — Твои дружки-подельники-братья племянницу мою похитили, чтоб, значит, отец её на себя всё взял, а тебя выпустили...

— Ну, а я причем?  — деланно удивился уголовник.  — Я знать не знаю, ведать не ведаю...

— Изнасиловали её... Избили сильно...

Кирилл только пожал плечами. Дескать, а я причем здесь.

— А ты не причём?  — уточнил Ян. Кирилл отрицательно качнул головой и улыбнулся. Улыбнулся!

— Знаешь,  — с лица Яна улыбка сошла.  — Когда я был командиром группы товарищей в одном городишке. Уамбо называется... Это Ангола. Знаешь такую страну?

Кирилл перестал улыбаться. Медленно кивнул.

— Рядом с Уамбо, ну, там у них в джунглях, рядом три племени было... Кажется, гереро, квесли... Уже не помню. Так вот, пропали две наших медсестрички. Русские. Искали их неделю. Нашли. С отрезанными головами и вспоротыми животами. А головы им в животы засунули.

— Ну, и зачем ты мне это всё рассказываешь?  — перебил Яна Кирилл.

— Что б ты понял,  — кивнул Ян.  — Врубился. Дошло до твоего убогого умишка. Слушай дальше! После этого я с бойцами сходил в джунгли, и двух племен не стало. Совсем. Остались на месте их селений только колья и головы на них. Третье вот племя успело откочевать. Так я к чему? После этого у нас 4 года до самого нашего отъезда оттуда ни один белый человек, гражданский, военный или медик, там не пропал.

— И что?  — напрягся Кирилл.

— А то!  — Ян вытащил из нагрудного кармана несколько фотографий, бросил их на стол.  — Я понял, что кровная месть — самый убедительный аргумент в противостоянии с такими как вы.

Кирилл осторожно протянул руку, взял фотографии. Замер, бросил их, застонал, ухватившись за лицо руками.

Перед тем как покинуть дом, Ян сфотографировал на простенькую «Смену-8М», которую он захватил с собой, обстановку: труп бабки с разбитым черепом, вывернутой нижней челюстью, труп Петра с перерезанным горлом, трупы Васятки и Степаныча, у которых он, не побрезговал, отрезал члены и засунул им каждому в рот.

Ян подобрал фотографии, сунул им в карман.

— Сгорели они все в доме. Самогонный аппарат взорвался.

— А тебя я буду ждать,  — сообщил он уголовнику.  — Как только ты откинешься, выйдешь из ИТК, сразу увидишь меня сразу у входа. Мне подскажут, когда у тебя срок кончится.

Он встал, направился к двери. Кирилл вскочил, бросился ему вслед. Ян обернулся, отшагнул в сторону, подставив ногу. Кирилл споткнулся и воткнулся головой прямо в железную дверь.

— Дурачок,  — усмехнулся Ян.

•  •  •

— Кто это приходил?  — поинтересовался у дежурного по изолятору его помощник.

— Кто, кто... Подполковник! Заместитель командира части 13110,  — ухмыльнулся дежурный.  — Понял?

— Нет,  — пожал плечами его помощник.

— Мля...  — заржал дежурный.  — Это ж 

десантно-штурмовая бригада из Квасовки, спецназ ГРУ! За него вон начальнику УВД аж сам военный комендант гарнизона звонил, просил помочь...

•  •  •

На следующий день.

Из дежурной сводки:

«Ночью с 19 на 20 августа в камере изолятора временного содержания покончил жизнь самоубийством путем повешения административно арестованный на 15 суток Буханкин К. И.

Проводится проверка».