Неверсинк-Маунтин

Это было похоже на пробуждение от дурного сна, только немного хуже. Несмотря на то, что на моих глазах не было повязки, я ничего не видел. Я был весь скрючен и лежал на боку. Мои руки были связаны перед мной чем-то, что врезалось в запястья. Это было острее и не так громоздко, как веревка. Мои ноги тоже были связаны, но больше я ничего не мог сказать, так как на мне все ещё были рабочие ботинки. Не нужно было быть гением, чтобы сообразить, что я нахожусь в багажнике машины. Мой мозг работал сверхурочно, но безрезультатно. У меня разболелась голова и адски болел затылок.

От борьбы мне стало не по себе. Я ничего не мог поделать. Во рту у меня не было кляпа, но, похоже, не было никаких веских причин кричать. Машина с грохотом проехала по нескольким железнодорожным путям, отчего меня слегка подбросило, и я ударился головой и локтем обо что-то твердое. Черт возьми, я был в багажнике машины, так что это могло быть что угодно. После второго переезда железнодорожных путей я почувствовал, как машина свернула на гравийную дорогу.

Там было грубее, чем на асфальте, и гораздо шумнее. Я отодвинулся к задней части багажника, когда машина начала подниматься по склону. Мой мозг заработал. Где в этом районе есть грунтовые дороги, ведущие в гору? Ничего не щелкало, и я не находил ответов. Прошло всего несколько минут, прежде чем дорога из гравийной превратилась в совершенно неровную. Это была уже не дорога, а тропа.

Теперь болело все. Каждый камешек на дороге оставлял ещё один синяк, когда я наезжал на него. А потом все стихло. Машина остановилась, и двигатель был выключен. Моё тело было прижато к задней стенке багажника. Я больше не пытался понять, где нахожусь. Теперь я просто думал о том, что будет дальше.

Мой мозг работал на полную мощность, но мне казалось неразумным сообщать об этом. Я молча ждал, пока не услышал, как щелкнул замок багажника. Открылась и закрылась водительская дверь. За этим последовала ещё одна дверь. Их было две? Я приоткрыл глаза настолько, чтобы увидеть тусклый свет, проникающий сквозь треснувшую крышку багажника. Это был не электрический свет, а что-то более естественное.

Крышка багажника внезапно открылась, и свет фонарика ударил мне прямо в лицо. Я прищурился, реагируя на яркий свет, так что больше не мог притворяться, что не реагирую. Я попытался отвернуться от света, пока мои глаза привыкали к нему. Ничего не вышло.

— Ладно, придурок. Вылезай из багажника.

Я сразу понял, что, кем бы ни был этот парень, он мне не друг. Я немного поборолся, но не смог приподняться настолько, чтобы выбраться из своей мини-тюрьмы.

— Ты шутишь, да? Я никак не смогу выбраться отсюда в таком виде.

Мои глаза все ещё не привыкли к окружающей обстановке из-за постоянного света, бьющего мне в лицо. Я услышал, как мой пленитель издал несколько ворчаний, смешанных 

с негромкими ругательствами, и перерезал пластиковые ремни, стягивающие мои ноги. Бесцеремонным движением он перекинул мои ноги через заднюю часть машины почти до земли. Он немного отступил назад и посветил фонариком мне под ноги.

Когда я вышел из машины, то заметил, что там был только один парень. К борту машины была прислонена лопата. Я быстро предположил, что она лежала на заднем сиденье машины. Это был крупный мужчина ростом более 180 см и весом не менее 115 кг. Я видел его раньше, но не мог вспомнить, где именно. В левой руке у него был фонарик, а в правой — револьвер. Он был похож на специальный полицейский пистолет 38-го калибра. Недостаточно увесистый, чтобы быть 357-м.

Большой зверь направил луч фонарика вверх по склону, где поперек проселочной дороги была натянута цепь. Я узнал её. Это была пожарная тропа, которая вела на вершину горы Неверсинк к станции рейнджеров. Я оглянулся через плечо и увидел городские огни. Отсюда был виден весь город, и ночью он был прекрасен. Пожарная тропа, ведущая на вершину, была закрыта для посещения.

Я стоял на горной дороге со связанными впереди руками и пистолетом, направленным мне в спину. Я пытался понять, что я такого сделал, чтобы разозлить этого парня, но безуспешно. Он выключил фонарик, и теперь у нас был только лунный свет. Это и было то теплое свечение, которое я видел сквозь щель в крышке багажника.

Здоровяк сунул фонарик в карман куртки и взял лопату. Он махнул пистолетом в мою сторону и буркнул одно слово:  — Шевелись.

Лунный свет был достаточно ярким, чтобы легко идти по огненной тропе. Время от времени из-за облаков или деревьев становилось темнее, но никогда не настолько, чтобы помешать нам идти. Путь шел в гору, и было трудно. Я отвлекся от своего затруднительного положения и поймал себя на том, что пытаюсь понять, как работники парка передвигаются на своих машинах по этой проклятой дороге. Здоровяк постоянно спотыкался о камни на тропинке, и каждый раз это сопровождалось ругательствами. Интересно, что он был большим, но неуклюжим. В некоторых местах опавшие листья сделали поверхность тропы скользкой, что, казалось, раздражало моего похитителя ещё больше.

— Стой!  — За этой внезапной командой последовала другая.  — Двигайся!  — Фонарик снова включился и посветил вправо. Прямо перед нами было что-то вроде ровного участка. Настолько ровного, насколько можно было ожидать, учитывая горный рельеф. До отверстия в земле оставалось всего несколько метров.

Теперь все стало немного яснее. Я примерно представлял, что меня ждет, но все ещё не понимал почему. Это была ужасная дыра. Она не была квадратной и имела глубину всего около полтора метра с одного конца и, может быть, чуть меньше метра с другого. В середине ямы лежал большой камень. Какой идиот решится вырыть могилу на самом каменистом холме во всем чертовом округе? Это был не только камень, но и гранит. В этом районе были сотни угольных пластов, в которых было бы очень легко 

копать.

Здоровяк держал фонарик и лопату в левой руке, а пистолет — в правой. Он жестом велел мне подойти поближе к дыре, и я решил, что это не очень хорошая идея. Должна была быть альтернатива. Он был прямо за моей спиной, когда я медленно продвигался вперед. Как раз в тот момент, когда у меня возникло ощущение, что меня вот-вот толкнут, я наклонился, повернулся и бросился на него. Я пытался встать немного позади него, чтобы можно было оттолкнуть.

Мои планы были разрушены чрезвычайно громким выстрелом и жгучей болью в правой части груди. Этот сукин сын выстрелил в меня, когда бы я падал в яму. Я не упал. Я просто довольно сильно сел на задницу. Я заметил, что пытаться дышать было не очень хорошей идеей. А какая, к черту, была альтернатива? Пока я сокрушался о своем невезении, я заметил, что здоровяк ругается и стонет одновременно. Похоже, мне удалось скинуть его в яму вместо себя. Испытывая сильную боль, я наклонился и осмотрел дно того места, где собирался сдохнуть.

Мой противник, очевидно, сломал лодыжку, когда упал в мою могилу. Он держался за правую ногу и как бы раскачивался взад-вперед. Рядом с ним на земле лежал фонарик, который освещал яму изнутри жутковатым светом.

Это была возможность, но возможность сделать что? Я никак не мог убежать с дырой в груди. Я едва мог дышать, не говоря уже о том, чтобы идти. С другой стороны, он никак не мог преследовать меня с больной лодыжкой. Я предположил, что она была сломана. Возможно, это было просто растяжение связок. Пистолет все ещё был у него где-то внизу. Это было нехорошо.

Поскольку теперь пистолет стал моей самой большой проблемой, я почувствовал, что должен что-то с этим сделать. Из-за попыток подняться на ноги я откашлялся огромным количеством крови. Она наполнила мой рот и потекла по подбородку. Я дышал прерывисто. Ни за что на свете я не мог даже подумать о том, чтобы сделать глубокий вдох. Я на мгновение замешкался на краю отверстия, а затем прыгнул вперед, ногами прямо ему в голову. Я был рад, что на мне все ещё были рабочие ботинки. Моя левая нога попала прямо в голову здоровяка, но правый ботинок приземлился ему на шею. Я услышал громкий треск и оказался лежащим на нем.

Это было чертовски больно. Мне было больно, когда я двигался, и было больно, когда я кашлял, а кашлял я часто. Фонарик был рядом, и это было первое, что я схватил. Здоровяк вел себя тихо. Он больше не ругался и не стонал. Я посветил фонариком ему в лицо. Никакой реакции не последовало. Я не проверял пульс, но предположил, что либо убил его, либо лишил сознания. В любом случае, это было хорошо.

На свету также отчетливо была видна ярко-красная кровь, которой я залил себя и большого зверя. Я знал, что означает этот яркий цвет: у меня 

была дыра в легком. Если мне в ближайшее время не окажут помощь, я захлебнусь собственной кровью.

Я схватил пистолет, который лежал рядом с фонариком, а затем порылся в карманах здоровяка, пока не нашел свой сотовый и ещё один одноразовый сотовый телефон. Выбраться из ямы оказалось проще, чем я думал. Я просто перешагнул через его тело к большому камню на краю, а затем на твердую землю.

До тропы оставалось всего несколько метров. Я сел, прислонившись спиной к одному из деревьев, росших на холме, и достал сотовый телефон.

— 911, что у вас случилось?

— Здравствуйте. Я на пожарной тропе на горе Неверсинк, и мне нужна помощь.

— Сэр. Эта территория закрыта для посещения. Доступ только для персонала парка.  — Голос у нее был молодой, и казалось, что она изо всех сил старается быть профессиональной.

— Я знаю это, тупица. В меня стреляли, и рядом со мной на земле лежит мертвый мужчина. Мне нужна скорая помощь и полиция. Я не нуждаюсь в лекции о правилах личной собственности.

На другом конце провода повисла короткая пауза.

— Сэр. К вам направлена бригада скорой помощи. Я также уведомляю местную полицию и полицию округа. Пожалуйста, не выключайте свой мобильный телефон. Это поможет нам найти вас. Сэр? Сэр? Вы там? С вами все в порядке?

— Нет, черт возьми. Я не в порядке. В меня стреляли. Я сейчас положу трубку.

Что ж, этот небольшой эпизод закончился очередным приступом кашля. Большая часть жидкости, вытекшей у меня изо рта, потекла на куртку. У меня не было сомнений, что это была ярко-красная кровь. Я приложил сознательное усилие, чтобы попытаться дышать ровно, что было непростой задачей, учитывая боль. У меня перед глазами все плыло, и я также мог сказать, что вспотел как сумасшедший. Прохладный ночной воздух казался холодным, когда касался влажной кожи.

У меня был выбор: погрязнуть в своей боли и страданиях или попытаться понять, что, черт возьми, происходит. Этот парень приложил немало усилий. Для того, что он сделал, должна была быть веская причина. Это не было случайным. Это было спланировано. Почему у него был одноразовый сотовый телефон? Я достал его телефон из кармана и долго смотрел на него. Это должно было дать ответы на все вопросы. В этом был замешан кто-то ещё, и журнал регистрации звонков подскажет мне, кто именно. Сейчас было не лучшее время доставать телефон. Я был слишком слаб и не в себе. Я осторожно положил его обратно в карман куртки.

Я как раз начал думать о других людях, которые, возможно, были заинтересованы в моей кончине, когда услышал вдалеке вой сирен. У кого был зуб или кому могло быть выгодно моё исчезновение? Если бы это было сделано в целях страховки, большой зверь не пытался бы спрятать мой труп. Им нужен был бы труп, чтобы получить пособие в связи со смертью. Это должно было быть что-то другое, но что? Сирены завыли громче.  

Я не знал, сколько времени прошло на самом деле, но, похоже, они реагировали лучше, чем я ожидал.

Проблесковые маячки то появлялись, то гасли между деревьями, пока машина поднималась на холм. Я надеялся, что первыми появятся медики. Я посветил фонариком вниз по тропе и увидел машину большого зверя примерно в 100 метрах от себя. Если бы я мог видеть машину, то полиция и медики могли бы видеть меня. Через две минуты показалась машина скорой помощи. Последнее, что я помнил, это как уронил фонарик.

Я проснулся с головной болью. Мои глаза все ещё были закрыты, но голова ужасно болела. Я пытался отогнать все мысли и понять, где нахожусь, когда решил, что будет быстрее, если я осмотрюсь. Как только я немного прищурился, я понял ответ и мысленно вздохнул с облегчением. Первым, что я заметил, были мятно-зеленые стены, но за ними последовал больничный запах. При вдохе у меня заболела правая сторона груди. Это очень быстро вернуло меня к реальности.

Я вспомнил стрельбу, гору и поездку в багажнике машины. Это был не сон. Все это было наяву, но от этого не становилось лучше. Мне ужасно хотелось пить, но во рту было отвратительно. Когда я попытался поднести руку ко рту, то понял, что к ней присоединена капельница или какая-то трубка. Я все равно не смог бы дотронуться до своего рта, потому что на моем лице была пластиковая маска. Это дышало за меня, или, по крайней мере, помогало мне дышать.

— Папа! Ты очнулся. С возвращением. Добро пожаловать в реальный мир.

Повернув голову на голос, я прищурился и увидел своего сына Брайана.  — Какого черта ты здесь делаешь? Почему ты не в школе?  — Брайан учился в выпускном классе Пенсильванского университета, и я не хотел, чтобы он пропускал занятия, особенно учитывая, что я платил за его обучение.

— Все в порядке. Мне нужен был перерыв. Я взял неделю отпуска. Расслабься.

Я быстро осмотрела комнату. Она была маленькой, и не похоже было, что я делю её с кем-то ещё. Цветов, слава Богу, не было, но в одном углу под потолком плавали три майларовых шарика. Я закончил осмотр и снова посмотрел на воздушные шарики.  — Откуда они взялись?

Брайан усмехнулся и улыбнулся.  — Их привезла Умпа-Лумпа. Она заходит сюда дважды в день и каждый раз приносит по шарику.

Я попытался рассмеяться, но мне пришлось прервать смех.  — Кто, черт возьми, такая Умпа-Лумпа?

— Не знаю, папа. Я никогда не видел её раньше. Она около полутора метров ростом и столько же в ширину. Носит синюю форму. Сначала я подумал, что она какая-то мятная девочка, или как там их ещё называют.

— Ты имеешь в виду конфетку-стриптизершу?

— Да. Я так думаю.

Вот и вся вежливая беседа. Я снова начал размышлять о своей ситуации. Были вопросы, на которые мне нужно было получить ответы. Я заметил, что Брайан подал какой-то знак одной из проходивших мимо медсестер. Я предположил, что они с 

нетерпением ждали моего воскрешения.

— Брайан. Ты, случайно, не знаешь, что со мной не так?

— Папа. В тебя стреляли. У тебя... сейчас посмотрим.  — Мой сын пытался найти что-то на планшете в изножье кровати.  — А, вот и оно. У тебя пневмоторакс.

— По-английски, пожалуйста?

— У тебя дырка в правом легком, там, где какой-то парень выстрелил в тебя.

— Да. Теперь, когда ты упомянул об этом, я, кажется, вспомнил.

Несколько мгновений мы оба сидели молча. Я собралась с мыслями и предположил, что мой сын терпеливо ждет прихода врача.

— Как долго я здесь нахожусь?

— Больше двух дней.  — Черт. Должно быть, все было гораздо хуже, чем я думал.

— Где твоя мама? Почему её здесь нет?

Его молчание было оглушительным. Я собирался повторить вопрос, но решил не делать этого. Я просто посмотрел на него.

Я наблюдал, как мой сын несколько мгновений ерзал на стуле, прежде чем ответить.

— Она в тюрьме, папа. Дедушка Симмонс пытается внести за нее залог, но ему не очень везет.

— Это не имеет смысла. Почему твоя мама в тюрьме?

— Папа, её обвиняют в заговоре с целью совершения убийства, а также в полудюжине других преступлений. Её также обвиняют в смерти того парня, которого ты затоптал в той дыре.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Кого она пыталась убить? Парня, который похитил меня?

— Нет. Ты убил этого парня, но её обвиняют в его смерти, потому что она наняла его убить тебя.

Один из аппаратов позади меня запищал, и сестра Рэтчет, или её сестра, вбежала в палату. Новость о том, что мой сын вывалил на меня, чудесным образом повлияла на моё кровяное давление. Она жестом велела Брайану уйти, а затем сделала мне какой-то укол. До того, как укол подействовал, я кашлял в маску, которая была у меня на лице. Из-за этого возник ужасный беспорядок. Я решил немного расслабиться, и укол, который она мне сделала, очень помог. Примерно в это время в палату вошел врач и бегло осмотрел меня. Он проверял все так быстро, как только мог, но мне было уже все равно. Я просто хотел вздремнуть, совсем немного.

Я не уверен, сколько времени прошло, пока я снова не открыл глаза. Было темнее, и в больничных коридорах, казалось, стало тише. Я оглядел палату. В углу теперь лежали четыре майларовых шарика. На стуле, где раньше сидел Брайан, сидел незнакомый мужчина в темном костюме. Он читал журнал, но при этом выглядел скучающим.

Я воспользовался затишьем, чтобы осмотреть своё тело. В дополнение к капельнице в руке, у меня в груди была какая-то трубка, которая, похоже, что-то откачивала. Очень больное место в середине моего горла, чуть ниже кадыка, было прикрыто повязкой. Все моё туловище было обмотано бинтами или марлей. Вместо маски на моем лице была пластиковая трубка, вставленная в нос. Казалось, это помогало мне дышать. Аппараты не издавали звуковых сигналов, только что-то жужжали.

— Привет. Меня зовут Стэн Трамбл. Как 

тебя зовут?

Мистер костюм, казалось, обрадовался, увидев, что я очнулся. У меня возникло ощущение, что он был здесь уже некоторое время.

— Я детектив Дэниел Грин. Я слышал, что ты проснулся, и я надеялся уделить тебе несколько минут.

— Хорошо, но не говори ничего, что могло бы меня разозлить, иначе мне сделают ещё один укол Ла-Ла-Лэнд.

Он подвинул свой стул поближе к больничной койке.

— Можно мне чего-нибудь выпить?

— Нет.

Черт возьми, это было выразительно.

— Вот.  — Детектив Грин развернул таблетку, которая лежала на столике рядом с кроватью, и положил мне в рот.

— Они специально сказали, что никаких жидкостей.

Во рту у меня был приятный сладкий вкус, но холодное пиво было бы ещё вкуснее.

— Мистер Трамбл, ты знал человека, который возил тебя на гору Неверсинк три дня назад?

— Нет. Он показался мне знакомым, но я не помню, чтобы когда-нибудь встречал его раньше. Мой сын сказал, что я убил его.

— Да. Это точно. Сломанная шея.

— Я не хотел его убивать. Я просто хотел сбежать отсюда.

— Не беспокойся об этом. Никто не считает тебя ответственным за его смерть.

— Мой сын также сказал, что вы обвиняете мою жену в его смерти. Это верно?

— Да, но мы можем обсудить все это позже.  — Ответ меня не обрадовал, но я поверил, что он не просто так это сформулировал.

— Так кто, черт возьми, был этот парень и почему я там оказался?

— Его звали Кармайн Нунизо. Он был шурином Ричарда Херринга. Ты знаешь Дика Херринга?

— Конечно. Все знают Дика Херринга, короля матрасов. Моя жена Дарлин работает на него.  — Как только эти слова слетели с моих губ, на меня снизошло озарение.

Дарлин проработала в Herring Bedding почти десять лет. Первые несколько лет она постоянно жаловалась на Ричарда. Он был плохим менеджером, никудышным начальником и распутником. В течение последнего года или около того она вообще ничего о нем не говорила. Это должно было стать первой подсказкой. Она начала работать сверхурочно в магазине, потому что они были вынуждены сократить штат сотрудников. Кроме того, она начала посещать несколько семинаров и бизнес-выставок, которые проводились неподалеку. Некоторые из них проводились ночью. До сих пор я ни о чем таком не задумывался. Я полностью доверял ей.

— Мистер Трамбл. Ты понимаешь, к чему я клоню, или мне нужно быть более конкретным?

— Нет, к сожалению, я думаю, что понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.

Я указал на прикроватную тумбочку, и детектив Грин развернул для меня ещё один леденец.

— Детектив, я понимаю, где, когда и кто, но не мог бы ты объяснить мне, почему?

— "Herring Bedding" разваливается. Ричард Херринг разорен. Твоя жизнь застрахована более чем на два миллиона долларов. Мистер Херринг и твоя жена планировали сохранить компанию за счет страховки, которую она получила бы после твоей смерти.

— Но как они собирались забрать деньги, если они закопали бы моё тело?

— Твою могилу должна была обнаружить группа орнитологов 

где-то на следующей неделе. Дважды в год через этот район проходят два перелета, и группам любителей понаблюдать за птицами разрешается подниматься на гору в это время.

— Как ты узнал обо всем этом? Они пришли и признались?

— Не совсем. В мобильном телефоне, который ты снял с тела Кармайна, был записан список звонков, которые он сделал своему шурину и твоей жене. Мы проверили звонки с телефона Дика Херринга, а также с телефонов твоей жены. Это оказалось довольно интересным.

— Ты хочешь сказать, что у тебя достаточно информации с этих мобильных телефонов, чтобы обвинить мою жену в убийстве?

— Нет. Все это мы узнали от мистера Херринга. Когда он узнал, что ему предъявят обвинение в убийстве его шурина, а также в покушении на твое убийство, он не мог начать говорить достаточно быстро. У него был адвокат, и он заключил сделку до того, как твоя жена поняла, что происходит. Как только она узнала, что Херринг отвернулся от нее, она призналась во всем и попыталась обвинить его. Она решила признать себя виновной, чтобы избежать суда, но, вероятно, её ждет более суровое наказание, чем Херринга.

— Ну, для нее это полный отстой. Это была его идея или это была её идея — убить меня?

— Мы не знаем. Возможно, мы никогда этого не узнаем. С другой стороны, ты все ещё жив.

— Тебе действительно что-нибудь нужно от меня, детектив Грин?

— Нет, не совсем. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, а также проинформировать тебя о том, что произошло. Я бы предпочел, чтобы ты узнал об этом от меня, а не из газет. У тебя есть ещё какие-нибудь вопросы?

Я на несколько мгновений задумался.  — Да. Кто, черт возьми, приносит мне эти шарики?

Мужчина в костюме тихо рассмеялся.  — Её зовут Донна, и она сказала, что, если ты проснешься, я должен тебе сказать, и что её фамилия Тупица.

Я вопросительно посмотрел на него, и он улыбнулся.  — Это оператор службы 911, которая приняла твой звонок. Она сказала, что ты назвал её дурочкой, и она поняла, что в тот момент вела себя соответственно. Она была новенькой на этой работе и чувствовала себя очень неловко из-за того, что сказала какую-то глупость.

Должно быть, он вышел из комнаты сразу после этого, потому что следующее, что я помню, это как рассвело. Брайан снова был там и помог мне с моим первым подносом с едой. Дарлин было отказано в освобождении под залог, и в конце месяца должно было состояться вынесение приговора. Дик Херринг был освобожден под залог и исчез. Его бизнес катился коту под хвост, а семьи у него не было.

В тот день я наконец-то познакомилась с Донной Тупицей. Она была невысокой, коренастой и полной жизни. Хотя она была дипломированной медсестрой, у нее были проблемы с получением работы из-за её веса. Она не могла работать в бригаде скорой помощи из-за требований к физической ловкости.  

Лучше всего было позвонить по телефону 911. Через три дня меня выписали из больницы, но мне требовался уход на дому ещё в течение двух недель. Донна числилась в списке приходящих медсестер, и я смог договориться с ней о том, чтобы она позаботилась обо мне.

Дарлин приговорили к десяти годам, но Брайан сказал, что она, вероятно, выйдет через восемь. Я так и не смог увидеться с ней до того, как её отправили в Манси. Она никогда не пыталась связаться со мной, а я не собирался ей звонить. Бедный Брайан оказался в центре событий, и я пообещал ни в чем его не винить.

Две недели спустя я подал на развод. Донна приготовила на ужин макароны с сыром.