Важней всего погода в доме

Мы с соседом Серёгой в одной бригаде хлебушек зарабатываем. То в ночь работаем, то в день. Вот и в этот раз в ночь смена досталась. Приехали, а мастер, так его и перетак, ещё переэдак и оглоблей через забор и в сраку по самый корешок, говорит, что можем домой валить. То ли партнёры, то ли поставщики, то ли просто на небе кто-то плюнул в нашу сторону, только комплектующие не поставили и работе хана. А также амба, трындец и полный капец. И тут нас прорвало.

— Да как же так? Мы ехали, ехали. Ехали за свои кровные, промежду прочим. А нам — Бац!  — и мимо. Это что, неоплачиваемый отгул? А деньги где? Тут кажинную копеечку... Детишки дома спросят: Папа, ты хлебушка принёс? И что мы им ответим? Кто упряжку поставит? Пушкин? А кто? Аааа.

Мастер успокоил, сказав, что денежку за простой не по нашей вине нам заплатят, а если кто не согласен домой, то работу он мигом найдёт. Не по профилю, грязную и тяжёлую, но найдёт. Давно уже надо генеральную уборку сделать.

Тут каждый из нас вспомнил, что дома дел невпроворот. И мы дружно, как школьники после финального звонка, рванули на проходную. Предлагаю Серому:

— Слыш, сосед, у меня моя в командировку смоталась. Так может ко мне? В круглосуточном чего прихватим да посидим, за жизнь потрещим.

Серёга раздумывал долго. Секунд, наверное, пять, пока досасывал сигарету до фильтра.

— Пошли.  — Махнул рукой.  — Только берём две.

Две, так две. Я согласен. А согласие, по классику, есть продукт непротивления двух сторон. Лучше не скажешь.

Дома быстро собрали на стол чего закусить. Мы не привередливые. Главное не закуска. Но и без неё нельзя, иначе застолье превращается в банальную пьянку. А мы же не алкаши, мы нормальные выпивохи. Когда есть время, есть чего и есть на что. Последнее наиболее существенно. Быстренько разлили по первой. А там и покатилось. Ведь оно как: выпил стопку и стал другим человеком. А ему тоже хочется, он тоже пьющий. Сидим. Хорошо сидим. Уже за работу речь повели. Это показатель того, что скоро хватит. А скоро и не останется. И тут сверху кровать затарабанила. Да с такой частотой, с какой у нас в кузнечном цеху пневмомолот не бьёт. А там и баба заблажала. Серёга прислушался, головой покачал:

— Ебут же кого-то. Ишь как орёт, заливается. Просто соловушка.

И тут его взгляд застыл на потолке. Серёга вспомнил, что как раз надо мной находится его квартира. И орёт его молодая жена Катька. И это значит, что ебут как раз её, суку поганую. Мужик, значит, на работу, ей на сладкую жизнь денежку заколачивать, а она...

Не обуваясь, не до того, когда твою бабу ебут и про трусы позабудешь, рванул Серёга на свой этаж. Я следом. Это же сейчас смертоубийство будет самое натуральное. Серёга парень крепкий, металлист. Не тот, что пальцы веером и козу показывают, навешав на себя всякие 

железные погремушки, а настоящий, из тех, кто с железом работает. Бегу следом и кричу:

— Серый! Серый! Стой! Не дури! На хуя тебе статья?- От волнения в рифму заговорил. А тот не слышит, прёт, как пьяный на буфет с пивом.  — Серёга, тормози!

Куда там. Тогда уже перед самой его дверью успел забежать вперёд и встал, как Матросов перед амбразурой.

— Стоять! Смирно!

Служившего видно сразу. Эти команды в подкорку вбиты. Замер Серый. Начинаю объяснять.

— Серый, мы сейчас тихонечко входим, без особого рукоприкладства бьём морду фраеру, ты пару раз прикладываешься — Смотри, без синяков!  — к морде лица благоверной, потом требуем с мужика компенсацию, собираем шмутки твоей крали, если захочешь с ней расстаться, и на этом всё. Усёк?

Вроде вкурил чувак. Открыл двери своим ключом. А в доме просто идиллия. Катька в накинутом на плечи халатике сидит за столом и чокается бокалом с чем-то явно спиртным с мужичком. У Серого из гловы мигом вылетели все мои инструкции и наставления. Он с правой въехал Катьке. Блямц! И Катюха вместе со стулом улетела в угол и там затихла. Однако, она даже удивиться и понять ничего не успела. Только что сидела, жизни радовалась и вдруг уже в углу с побитой рожей. Благо врезал открытой ладонью и к тому же смазал. Месяц бы через соломинку молочко сосала. Мужик успел со стула встать и проявить себя жильменом. Защитник хренов. Он не позволит женщину беззащитную бить. Ты себя защити, страдалец. Мужик пытался трепыхаться, но в четыре руки и четыре ноги быстро вышибли его на лестничную площадку, выведя из игры. Пока Серый осматривался в поисках гипотетических соперников, вбив себе в башку, что один не мог довести его Катьку до такого оргазму, ебли, как минимум, трое-четверо, обрал шмутки того мужика и вышвырнул на лестничную площадку, где пролётом ниже бедолага прятался за мусоропроводом. Статус кво установлен.

Серый шагнул к жене. Та сжалась, прикрывая голову руками. Я скорее вслед за Серёгой. Пришибёт же, потом жалеть будет.

— Тыыы, сссука!

Я отвлёк его.

— Серёга, смотри, трофеи. Что с боя взято, то свято. Мы мужика победили, так что это всё по праву принадлежит нам. Давай выпьем, а разборки оставим на потом. Садись за стол. Да садись ты, неугомонный.

Серьга взял бутылку, посмотрел:

— Ооо, коньяк! Белый аист. Молдова. И откуда такая роскошь? Мужику, значит, водки не купит, а ёбарю коньяк?

Катька из угла пискнула:

— Он с собой принёс.

— Серый, видишь, точно боевой трофей. Наливай.

Выпили. Серёга рот рукой утёр:

— А ничо коньяк, нормальный. Слышь, ты, профурсетка...

Я перебил Серёгу, не дав ему завестись.

— Катюха, муж к столу зовёт. Метнулась мигом.  — Та не стала искушать судьбу, решила меня послушать, увидев защитника-миротворца падшей женщины. Ну так Христос же говорил чего-то там про камень, который надо куда-то кинуть. Или он про что-то другое говорил? Неважно.  — Да сначала закуси принести и посуду чистую.

Пока за чашками-вилками ходит, Серый и остынет.

Катька всё на столе 

расставила, сама стоит сиротиночкой. Я её за руку дёрнул:

— Садись, не стой, как статуй в горсаду.

Она на мужа посмотрела. Тот буркнул.

— Прибил бы, суку. Кольке спасибо скажи. Ноги ему целовать должна. Ты меня знаешь.

Это точно. В горячке Серый соображать перестаёт. Помню он как-то бригадира гонял с двухметровым отрезком швеллера-восьмёрки. Потому Катька серой мышкой робко присела на краешек. Серёга сам себя заводить начинает.

— Наеблась, курва? Пизда, поди, мокрая. Полная. Пойди, подмойся.

Катька тихим голоском, прямо ангел во плоти, прошептала

— Мы с презервативом.

Вот оно, Катькино спасение. Ну, Никола, крути соседа, пока мало что соображает.

— Серый, ты слышал?

— Что?  — Серёга наклонил бутылку, разливая по стаканчикам коньяк. Пусть знатоки этикета плюнут в нас и бросят камень, вопя, что коньяк пьют из специальных коньячных бокалов. Тьфу на них! Мы из горла можем и закусить солёным огурцом.  — Ты о чём, брат?

— Серый, они же с гандоном еблись.

— И что?

— Ничего. Серый, с гандоном же не в счёт.

— Почему это?

— Потому. Братка, смотри. Если ты, к примеру, мороженко через бумажку лизнёшь, это в счёт?

— Нет. Какой дурак через бумагу мороженку лижет?

— Вооот!  — Я значительно поднял вверх указательный палец.  — Вот это именно то, что самое важное. Теперь слушайте оба, не перебивать и отвечать на вопросы. Катка, если бы Серёга выебал, ну, например Касаткину. С гандоном, конечно. Ты бы ревновала? Или это не в счёт?

Катька вкурила сразу. По еблищу получать не захочешь, так враз соображать начнёшь, умным станешь. Раньше бы тебе, дуре, ума чуток. И правда, если у меня всё получится, должна будешь.

— Нееет,  — Катька затрясла головой,  — с гандоном какая же измена. Это считай так, как высморкаться.

— Понял, Серый? Хочешь, я тебе сейчас пару гандонов дам и иди, еби Касаткину. Не хочешь? Ну и не надо. Так, дальше. А раз с гандоном не в счёт, о и измены со стороны твоей жены как бы и не было.

— То исть как?  — Серёга мутным взором посмотрел на меня, на жену.  — Как не было. Они же...

— Стоп, братка! Мужику, чтобы на чужое не зарился и чужих жён не соблазнял, ебло начистили? Начистили. Честь Катерины соблюли? Соблюли. Она и не шибко-то виновата. Это же тот гад, искуситель-сатана. Мало мы ему дали. Может добавить?  — Увидев, что Серёга встаёт из-за стола, поспешил успокоить.  — Жаль, что он свалил. Ты бы видел, как он по ступенькам катился. Умора, уссыкон. Так что, брат, давай выпьем на посошок и я пойду, а ты твщи жену в постель и продери её, как следует. Докажи, что простил. И она пусть старается, покажет тебе свою любовь. Она ведь одного тебя любит. А что это, так с кем не бывает. Тут бывает на ровном месте споткнёшься и наебнёшься так, что мало не покажется. Помнишь, как Егорыч ласту сломал? Вот то-то и оно. Ладно. Пошёл я. Совет вам да любовь.

Пьяно покачиваясь, чтобы Сергей поверил в 

мой бред, что я нёс, пошёл. Известно ведь, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. У двери повернулся, подмигнул Катьке, которая пошла меня провожать, и повторил Серому

— Братка, продери её, лярву, как следует. Чтобы знала, какой у неё мужик. И поняла, кто в доме голова. А я пойду, слушать вас буду. Смотри, брат, будет слабо кричать, приду, проверю.

Дома разделся, чаю запарил колымского. Чифир настоящий, не чай. Я ведь и квартиру не запер, так спешили. Обошлось. Разделся. Дома никого, могу в трусах ходить. Могу и без трусов. Сижу, чай пью, а сверху крики и вопли. Вот завтра нашим прокуроршам с лавочки у подъезда тем для базара хватит. Прекратились. И что это? Наеблись уже? Тут звонок в дверь. Отпираю — Катька стоит. Полы халатика руками придерживает.

— Ты чего, Кать? А Серый что?

— Спит твой Серый. Войти можно?

Я посторонился.

— Да входи ты, входи.

Вошла, в комнату прошла, на диван села.

— Коль, я чего пришла? Поблагодарить тебя пришла. Кабы не ты, так либо прибил бы либо выгнал. Спасибо тебе, коль. Век благодарить буду. Коля, осуждаешь?

— А надо?

— Не знаю. Коль, ты не побрезгуй, расплатиться с тобой хочу. По-нашему, по бабьи.

И халат распахнула. А под халатом ничего. Вру. Сиськи и писька. Я оторопел:

— Кать, ты чего, Кать? Не надо, запахнись.

А она совсем халат скинула.

— Коль, не побрезгуй. Коля, кончить хочу.

— Так ты что? Не того? Ты же так кричала.

— Пиздюлей получить не захочешь, так и свиньёй захрюкаешь, и сословьём запоёшь.  — Подошла вплотную, сунула руку под резинку трусов. А чего её туда совать, и так всё видно. Нашарила чего нужно и потянула за эту штуковину за собой, сама к ивану пятится.  — Продери меня, Коля. Я теперь тебе век давать буду. У тебя Ритка часто уезжает, так я за неё буду. Делай, что захочешь.

— А Серый?

— Серый сказал, что ты его сегодня от тюрьмы спас. Он теперь себя должником считать будет. Да ещё,  — она хихикнула,  — сказал, что к тебе бы не приревновал ни капельки. Не стой, Коля, ложись.

Переступил через упавшие с задницы трусы и навалился на раскинувшую ноги в ожидании Катьку. Та ухватилась за твёрдый кол:

— Коль, я заправлю. Аххх! Ещё, Коль!

•  •  •

... Всё остальное суета

Напяливаю я свою временную жену Танюшку, стоящую раком у чужого забора. Что поделаешь, если женщине так захотелось, что до дома дойти не вмочь. Насмотрелась, как старший Шевчук натягивал свою жену и мою маманю, сама возбудилась, вот и не смогли дотерпеть до дома. Танюшка вообще женщина ебливая. Нимфоманкой себя обзывает. Это которая всё время хочет. В анекдоте врач назвал такую женщину странной, вот она и потребовала от него справку о том, что она именно странная, а то все про неё говорят: блядь да блядь. А тут законная, пусть и временная, на срок службы кореша, жена. И обязан я, хоть и временный муж, выполнять свои 

семейные обязанности, удовлетворять хотелки жены. Вот и пристроился сзади Танюшки у чужого забора. Хе, вспомнилось, как говорят, что у чужого забора и своя жена слаще, за чужую канает.

Напяливаю Танюху. Её манда чавкает, выпуская из себя малыша наружу, и звучит, вроде пукая, когда принимает его в себя. А поскольку скорость туда-сюда довольно приличная, то это всё сливается в одну какофонию, оглашая окрестности непонятными чмок-пукальными звуками, разбавленными Танюхиными стонами и комментариями.

Сладкая у моей временной жены манда. И на вкус сладкая, и когда дрючишь её, тоже вкусно — за уши не оттянешь. Да ещё при Танькином умении возбудить мужчину и так подставить ему, что он ещё не раз и не два захочет тебя, привязался я к моей молодайке, как у нас молоденьких жён зовут, теперь вот уже и мысли в голове по поводу того, как буду возвращать женщину брату. Повалий взяла взаймы у подруги мужа на неделю и влюбилась в него, возвращать не хочет. За неделю влюбилась. А мы с Таней уже намного больше недели вместе. И впереди ещё сколько времени. Ладно, чего гадать о том, что будет. Придёт время — разберемся.

Танюшка замерла, сжалась. И мычит. Знать кончила, а мычит, так просто губу прикусила, чтобы не заорать во всю мочь и не напугать деревню своими воплями. Скажут, что оборотни по деревне шастают ночами, вона как орут. Мужики ещё серебро скупать начнут, патроны снаряжать серебряными пулями. При охоте не нежить первое дело. Правда ту нежить уже сколь времени никто не видел, но на всякий случай в хозяйстве пригодится.

Танюха расслабилась, попой крутнула, освобождаясь.

— Вов, потерпи до дома, дома кончишь. И я с тобой ещё разочек тоже кончу.  — Поцеловала.  — Любимый ты мой! И как я с тобой расставаться буду? Нет, точно с Борькой разведусь. Возьмёшь в жёны разведёнку?

И смеётся.

— Возьму. Уже взял.

Если Танька нимфоманка, то кто такой стал я, если я тоже всё время хочу. И не просто хочу, а ещё и могу. Стоит почти постоянно. Не успеешь кончить, вроде успокоился, а тут Танька вроде случайно то титьку покажет, то попу, то вообще свою йони, в смысле пизду. И у меня мигом зашевелится, надуется, встанет и снова готов к подвигам. Танька ржёт, что мне, как султану, не помешало бы гарем завести, хотя трёх жен иметь. Одной, мол, многовато, даже при её неуёмной страсти и любви к поебушкам.

Танюха трусики подтянула, предварительно пописав. И почему после секса всегда писать тянет? Я, кстати, тоже пописал на чужой забор, словно кобель, помечающий территорию или передающий при помощи своеобразных SМS вести другим собакам. Взяв меня под руку, Таня потянула меня по направлению к дому. Издевается

— Пошли уже домой. А то захочешь ещё разок у чужого забора молодую жену раком поставить.

Едва не задохнулся от возмущения:

— Это я захотел? Не ты?

— Ты. Ты. Конечно ты. А я, слабая женщина, уступила твоим притязаниям и терпела, стоя 

раком, как какая бездомная марамойка, пока ты меня драл. И вообще не спорь со мной. Лучше послушай, что я скажу. Только отвечай честно, не возмущайся и не говори ничего, хорошенько не обдумав. Идёт?

— А о чём говорить будем?

— О нас с тобой. О твоей маме Тоне. Обо всём.

— А что там говорить, когда...

Таня приложила пальчик к моим губам, заставляя замолчать:

— Тише, тише, тссс! Ишь, возбудился. На жену бы так реагировал, когда она хочет. Обещал же не отвечать, не обдумав. И вообще, послушай мудрую женщину.

— Кто это здесь мудрая?

— Я, кто же ещё. Женщина всегда мудрее мужчины, потому что живёт умом.

— А мужчины?

— А мужчины сердцем. И вообще, не мешай мне и не уходи от темы.

— Буду молчать и не открою рот, пока не позволишь. Так годится?

Танька засмеялась:

— Идеальный муж. Слушает жену молча, не перечит.  — Быстро чмокнула в щёку.  — Нет, точно с Бориской разведусь. Если сам не найдёт себе пассию во время службы. Он может.

Молча согласился с Таней. Не с тем, что Борька что-то может, а с тем, что ей лучше бы развестись. Таня же продолжает:

— Теперь слушай внимательно и не перебивай. Ты же сегодня,  — как бы это правильнее сказать?  — расстроился, что твою маму Тоню драл какой-то Шевчук. Не говори ничего, помолчи. А ты не спросил себя: С какого перепуга мама Тоня дала ему, да ещё на пару с его женой? Тут у меня есть несколько вариантов и по всем этим вариантам получается, что наша мама ни в чём не виновата.

Тихонечко охреневаю. Мама Тоня уже стала НАШЕЙ мамой. То есть нашлась защитница в лице Танюхи. Она же продолжает:

— Первый вариант состоит в том, что маму элементарно споили и по пьяной лавочке склонили к этому. Шевчуки такие, на любую подлость готовы. Ты знаешь, что мой свёкор ко мне подкатывался? Нет? Правильно, я же ничего не говорила. И жена его та ещё стерва. При нужде она бы меня подержала, пока её муж меня бы сношал. Суки! Да, про второй вариант. Тут сыграли против мамы мы с тобой.  — Рот у меня раскрылся от удивления. Глаза из орбит вылезли. Охренел, одним словом.  — И не спорь. Мы с тобой в любое время долбимся, я ору, как дура. А мать же живая женщина и ещё в достаточно молодом возрасте, чтобы иметь потребность в мужчине. Так что наша вина тоже присутствует. Не было мочи терпеть, вот и сорвалась. Так что, муж мой, ни слова упрёка или просто намёков по поводу произошедшего маме не высказывать.

Танька замолчала, некоторое время шли молча, лишь под ногами шуршала трава. Я положил руку на Танюшкин лобок и при каждом шаге тот толкался в мою ладонь. Танюха поправила мою руку, чтобы лобок и ладонь соприкасались плотнее. Помолчали, потом она говорит:

— И что ты молчишь, как партизан?

— Ты же сказала молчать, вот и молчу.

Танюха засмеялась, снова 

поцеловала меня в щёку.

— Идеальный муж. Так вот, мой идеальный муж, я думаю, что тебе надо выебать маму.

Затормозил так, что подошвы заскрипели. Рот открыл, а слов нет. Танюха тоже остановилась, на меня смотрит.

— Что? Офигел, да? А отчего? Что такого необычного я сказала?

— Да ты... Она же... Это же мама! И как я её...

Таня взяла меня за руку, в лицо смотрит:

— Как ты её сношать будешь? Так же, как меня. И лёжа, и раком, и стоя, и вообще в любых позах. Когда? В любое время, когда захочется ей, или тебе покажется, что она хочет.  — Да это гениальная мысль! Мне показалось, что кто-то хочет, вот и выеб.  — Что из того, что мама. Мама тоже человек, женщина. Одинокая женщина. Причём женщина, живущая с таким придурком сыном. Давно бы уже начал сношать маму, так и сегодняшнего случая не было бы.

Я всё в себя прийти не могу. Вроде хочу, а там закрыто. Вроде весь расклад Танюхи верен, но вот по отношению к матери не совсем то. Что-то не вяжется. Только Танюха умеет убеждать. Женщина же, а они от природы те ещё дипломатки. Когда им это надо, конечно. Так что, подходя к дому, я уже был готов склониться на Танюхину сторону. Готов был принять её правоту. Добил меня последний аргумент.

— Слушай, муж мой. Есть ещё одна причина, чтобы ты стал мужчиной мамы Тони. И она, на мой взгляд, самая главная. Став для мамы любовником, почти что мужем, или сожителем, неважно как называть, мы все трое становимся одной семьёй не только по родству крови, но и по постели. Я становлюсь не просто снохой, пусть и временной, я становлюсь для мамы Тони молочной сестрой.

— Ке-е-м?

— Сестрой молочной. С одного же конца кормиться будем, вот и сёстры. Молочко твоё спущённое будем потреблять. Вот и молочные. И ты становишься не просто сыном, ты уже любимый мужчина. А на что готова женщина ради защиты своей семьи? Прикинул свой писун к носику? Так что думай что хочешь, но выебать маму ты должен.

У меня возник естественный вопрос:

— А она мне даст?

Танька от возмущения едва не задохнулась:

— Да кто же её спрашивать будет? Конечно же она тебе не даст. Помолчи! Ты же не думаешь, что мама просто так раздвинет перед тобой ноги? Мало того, что она взрослая женщина, она ещё и твоя мама. А какая мама легко даст сыну? Хотя бы из чувства стеснительности. Потому будет играть. Она сама хочет, но не даст. Потому есть много вариантов, как это сделать. Может она прикинется пьяной. Может спящей. Да мало ли как женщина сумеет дать мужчине, не теряя при этом лицо. Не сама дала, моментом воспользовались.

— И что, мне всегда ждать, пока мама не выпьет или не заснёт?

— Конечно же нет. Это первый раз проблема. А второй раз уже будет проще. А в третий раз 

сама под тебя ляжет. Так что будем дерзать. И самое главное: сегодня никаких разговоров с мамой Тоней. Ей сегодня будет не до того. Чувство вины, чувство стыда. В неприятной ситуации всё же нам попалась. И вообще тебе лучше всего спать лечь. А я с ней поговорю. Две женщины быстрее найдут общий язык.

Так я и сделал. Домой пришли, я сразу в свою комнату и в кровать. А Танюха осталась ждать маму. Нашу маму. И пока ждали маминого возвращения, да ещё думали, что она исполнит своё обещание и притащит с собой Шевчуков, не заметил, как заснул. И поэтому не слышал, о чём говорили две женщины — молодая и взрослая. Судя по всему разговор был нелёгкий, но до чего-то они договориться сумели.

Сплю, ничего не чую, никаких глупостей не творю. Но чую сквозь крепкий сон, что что-то не так. По-моему, толи я кого-то сношаю, толи кто-то меня. А кто может это сделать, не опасаясь последствий? Танька, конечно же.

Проснулся. Пришлось. Открыл глаза и вижу, что на мне Танюха сидит. Точнее скачет. Не просто скачет, насаживается на твёрдую колбасину, издавая разные звуки, сопутствующие половому акту. Танькиному, конечно. Она же молчать не может. И ей плевать на окружающих, на всех. Главное чтобы было ей хорошо. Комфорт Тани превыше всего. Танькина ватрушка раскрылась и насадилась на колбасину, скользила по ней, насаживаясь до упора. Потом то медленно, то быстро, в зависимости от настроения в данный момент её хозяйки, скользила вверх, замирала и снова то медленно, то быстро насаживалась на кол. Наклонялась, стараясь сунуть мне в рот сосок своей сиськи. Заметив, что я проснулся, ещё и укорять взялась. Она вот старается, а некоторые изображают из себя мумию фараона. Правда она не совсем уверена в том, что у фараонов хуй может стоять. Значит, если и фараон, то в самой начальной стадии фараонства. Ну а раз я не сплю, то не мог бы я начать хотя бы шевелить жопой, стараясь помочь своей жене получить оргазм. А все расспросы о разговоре с мамой Тоней оставить на потом, мне лишь стоит знать, что две женщины сумели договориться. И основное, что ещё мне стоит знать, мама точно не будет в восторге, если ей придётся самой проявлять инициативу. Как и предполагалось, в первый раз мама сделает вид, что она в бессознательном состоянии. А там будет видно. И ещё одно мамино требование состоит в том, что как бы не сложились наши с ней отношения, отношения мама-сын останется в силе. О том, что всё, что происходит и будет происходить в доме, никто не должен знать. Живёт себе семья, состоящая из мамы, сына и невестки. На этом всё. А сейчас мне лучше всего помолчать, постараться активно подмахивать, не всё же Тане стараться, заткнуть свой рот Таткиной сиськой, можно ещё попу потискать и легонько пошлёпать.

Танька кончила, вволю наоравшись. Интересно, что обычно 

Танька так не орёт. Поинтересовался, что сегодня такого случилось, что мою женульку на такие вопли пробило. Ответ поразил. Она, оказывается, маму разогревает, готовит к встрече с сыном. Нет, не сегодня. А вот за-а-втра...

•  •  •

Завтра у нас ничего не получилось. Завтра к нам завалились Шевчуки всей своей кодлой. Танькин свёкор с женой и ещё какие-то их родственники. Чтобы не сорваться на скандал, Танюха предупредила, что не потерпит никаких разговоров про неё, про меня и про наши отношения. Эта тема запретная. Если им так захочется посудачить на эту тему, то вон там дверь, открывается наружу. Если хотят просто посидеть и поговорить по-родственному, то милости просим.

Посидели, попили, поели. Сама свекруха пыталась пару раз что-то провякать, но мама Тоня осекала её, не давая развить тему. А к моменту, когда пришла пора провожать гостей, оказалось, что мама прилично набралась. Я-то, грешным делом, подумал, что вот он — мой шанс. Оказалось, что ни фига. Танька быстро объяснила, что в таком состоянии мама Тоня либо не почувствует ничего, либо почувствует самую малость. А оно нам надо? Так что было предложено оставить свои эротические фантази на потом. В качестве утешительного приза Таня расщедрилась на анальчик. Не часто она балует своего муженька попой. А сегодня расщедрилась.

Начиталась же всякой литературы. Где-то вычитала, что вылизывать попу вполне себе нормальное действие. У него есть даже название — анилингус. Причём делают это как мужчины, так и женщины мужчинам. Только вот у нас в семье навряд ли будет второе. А вот первое будет приветствоваться. Почему? Потому что это мне нужна Танина попа, это мне нравится анал. А раз уж кому что нравится, тот и должен предпринимать все действия, чтобы получить это. Самой Тане подставлять свою попу не то, чтобы нравится, но она не будет против хотя бы изредка баловать мужа попой.

Танька стонала, ворчала, иногда даже что-то выкрикивала, но терпела. Сама же согласилась. Можно сказать прикрыла маму Тоню своей попой.

А с мамой у нас получилось через пару дней.