Лето в деревне. Серия: Порно рассказы в деревне Часть 1

Этому рассказу посвящается всем, кто ценит пожилых женщин! Все персонажи являются совершеннолетними.

Из двух бабушек, что у меня были, я особенно любил бабу Лизу — мать моего отца. Она была доброй и никогда не ругала меня, даже когда я шалил в детстве. От бабушки Лизы всегда исходил аромат свежих пирогов с капустой, которые она готовила в большой русской печи, побеленной известью. Я с удовольствием наслаждался ими во время визитов к ней в деревне. А вот бабушка Зоя, мать моей мамы, не вызывала у меня такой любви из-за своей жадности и злобы.

Когда баба Лиза приезжала к нам в райцентр, она никогда не приходила с пустыми руками. Всегда приносила сладости: печенье, пряники и даже шоколадные конфеты. В отличие от неё, бабушка Зоя редко радовала нас угощениями — лишь изредка давала мне горсть леденцов, которые годами хранились у неё дома и уже успели засохнуть.

Несмотря на доброту, баба Лиза была полноватой и не самой привлекательной женщиной. Она всегда носила длинные сарафаны до пят и как женщина меня совершенно не интересовала — ни о каких фантазиях с её участием речи быть не могло. В то время как баба Зоя могла возбуждать моё воображение: она была красивой и злой пожилой дамой, которая очень походила на свою дочь — мою маму.

Бабушка по отцу никогда не пользовалась косметикой и избегала духов; предпочитала ходить в калошах и носить мешковатую одежду, которая скрывала её полноту и делала её менее привлекательной. Она жила одна в деревне без мужа, ухаживая за коровой и поросятами с курами. До выхода на пенсию работала дояркой в колхозе, а после этого занялась домашним хозяйством и продажей молока, мяса и творога на рынке.

В отличие от бабушки Лизы, которая рано состарилась из-за тяжелой физической работы на ферме, таская тяжёлые бидоны с молоком, бабка по линии матери выглядела значительно моложе благодаря тому, что не поднимала ничего тяжелого. Баба Зоя была представителем сельской интеллигенции и трудилась председателем сельсовета, поднимая только папки с документами, поэтому сохранила здоровье и привлекательность в пожилом возрасте.

Летом я чаще всего проводил каникулы у бабушки Лизы, матери моего отца. Её деревня находилась всего в семи километрах от нашего города, так что я добирался до неё на автобусе или иногда ловил попутки, а порой даже ходил пешком. А вот село, где жила мама моей матери — строгая и сварливая баба Зоя — находилось далеко в соседней области. Поэтому я посещал её не так часто. Кроме того, сама бабушка не стремилась к моим визитам из-за своей жадности: ей приходилось бы тратить деньги на еду и питьё для меня.

Ситуация изменилась, когда я перешел в старшие классы. К тому времени добрая бабушка Лиза ушла из жизни, за ней последовал и отец — он много пил на работе суррогатную водку. Мы с матерью остались вдвоём. Вскоре начались летние каникулы, и она решила отправить меня в деревню к своей матери — злой бабе Зое. Мама устроилась работать проводницей на железной дороге, а эта работа требовала частых командировок. Она боялась оставлять меня одного.

— Мам, я уже взрослый и могу позаботиться о себе сам! Ничего со мной не случится во время твоего отсутствия,— уверял я её вечером перед тем как узнал о том решении отправить меня к бабушке на всё лето до осени.

— Нет, Костя, даже не надейся. Там тебя накормят и присмотрят, а здесь, когда меня не будет, ты свяжешься с плохой компанией и ещё квартиру мне подожжёшь. Лучше поезжай на лето к моей матери, она позаботится о тебе, так я буду спокойнее. Завтра мне нужно на работу, и я по пути отвезу тебя на вокзал, а там посажу на электричку. Даже не думай сбегать обратно — я закрою квартиру и заберу ключи. Вернусь только через две недели, мой поезд «Москва — Владивосток» долго в пути. Так что собирай вещи в рюкзак, сынок — завтра у нас не будет времени. Мы выйдем рано утром, я купила билет на первую электричку, мне нужно быть на работе пораньше.

Моя мать говорила это стоя у открытого окна и куря сигарету, при этом ставя ногу на низкий табурет и стряхивая пепел вниз на цветочные клумбы с пятого этажа нашего дома. Заметив мой взгляд на её бедре под халатом, она потушила сигарету в пепельнице, закрыла окно, поправила халат и повернувшись ко мне спиной ушла в свою комнату, дав понять, что разговор завершён.

Я больше не стал ей возражать — зная её упрямый характер, понимал: если она решила что-то сделать, переубедить её было невозможно. Причина её решения отправить меня к бабушке была очевидна — пока меня не будет рядом мама Лена хотела устроить свою личную жизнь, а я мешал ей в этом.

Она ещё довольно молода — всего тридцать семь лет — и желает отношений с мужчинами. Поэтому она устроилась работать проводницей на железной дороге; в нашем городе нормальных мужчин было немного — одни алкоголики. А в поезде мама могла встретить достойного партнёра или хотя бы временного спутника.

Отец уже долгое время не спал с матерью, постоянно возвращаясь домой пьяным после работы. Естественно, матери, как женщине, хотелось тепла и заботы. После смерти мужа она решила начать новую жизнь, а я стал для неё лишним бременем.

Приняв тот факт, что летние каникулы мне придётся провести в деревне у бабушки, которую я не любил, я зашёл в свою комнату, расположенную рядом со спальней матери. Открыв бельевой шкаф, я начал собирать вещи в рюкзак.

— Я купила тебе сигареты на первое время, Костя. Потом Зоя будет приносить их — я перевела ей деньги на твои нужды,— сказала мать примерно через час, когда я уже закончил сборы и лег в постель. В комнату вошла мама и включила свет. Я прищурился от яркого света, а она положила на прикроватную тумбочку два блока «Честера».

Мать курила именно эту марку и покупала их для меня. Хотя ей нравились лёгкие сигареты в светлой упаковке, мне она брала крепкие — в красной. Несмотря на то что «Честер» были довольно дорогими для нашей провинции, мать утверждала: если уж курить, то качественным табаком.

Правда, она покупала мне всего одну пачку на два дня. Саму её нечасто видели с сигаретой — так она меня к этому и приучила.

Я начал курить при родителях ещё в восьмом классе во времена жизни отца. Инициатором этого стала мама: она предложила отцу не прятаться по углам с сигаретами и просто курить при нас — мол, не хватало ещё пожара из-за его потайных увлечений. Отец сперва возражал: он говорил, что сам в его возрасте не позволял себе такого поведения перед родителями. Но быстро смирился — он боялся маму и всегда подчинялся ей. С тех пор я стал курить открыто при них; мать продолжала снабжать меня сигаретами той марки, которую предпочитала сама. Отец же выбирал дешёвые варианты вроде «Явы» или «Святого Георгия», но от них у меня начинался кашель.

— Спасибо, мама, я пойду работать и верну тебе все деньги за сигареты, — сказал я, благодарно глядя на нее и невольно фокусируя взгляд на её животе.

Мама переоделась перед сном в ночную рубашку, которая была длинной и широкой, как балахон. В ней она вошла ко мне в комнату с сигаретами. Хотя сама рубашка скрывала все части тела и выглядела достаточно скромно, материал из которого она была сделана позволял заглянуть в запретные уголки женского тела.

Она стояла в метре от меня, и я не мог отвести взгляд от густых черных волос на её лобке. Ткань ночнушки оказалась тонким нейлоном и прекрасно просвечивалась при свете.

«Что за дела? Она действительно не понимает, что её рубашка прозрачная? Или это всё было намеренно? Зачем приходить ко мне с сигаретами сейчас, если можно было сделать это утром?» — думал я в шоке, рассматривая тот самый черный треугольник волосатого лобка матери, который так неприлично проступал сквозь ткань.

Это был первый раз в жизни, когда я так близко увидел женский лобок — и эта женщина оказалась моей матерью. У меня мгновенно возникло возбуждение.

— Не переживай за отдачу, сынок. Лучше подумай о будущем. Ты уже взрослый; пора создавать свою семью. Не будешь же ты постоянно жить со мной,— сказала мама, положив сигареты на тумбочку. Она присела на край кровати и сначала погладила меня по голове, а затем провела ладонью по груди с особым взглядом в глазах.

— Я не планирую жить с тобой, мама. Но и жениться мне пока рано, скоро в армию, отслужу два года — тогда и подумаю о свадьбе, — ответил я, лёжа перед ней с поднятым членом под одеялом и вглядываясь в её глаза, наслаждаясь её нежностью.

Мама Лена действительно ласкала меня, проводя ладонью по моей груди. Эти прикосновения были не материнскими, а скорее проявлением женщины, которая долгое время живёт без мужчины.

» Она пришла ко мне нетрезвой и сидит на моей кровати под ночнушкой без одежды,» — промелькнуло у меня в голове при запахе алкоголя из её рта. Он был едва заметен, но я его ощущал наряду с ароматом лёгких цветочных духов от её волнистых чёрных волос и запахом табака от губ.

Мама пила на ночь бокал сухого вина, утверждая, что это полезно для сердца и помогает быстрее уснуть. Однако сегодня она явно переборщила с алкоголем и пришла ко мне в таком виде.

А почему ей стесняться? Мы остались одни, и бояться ей было некого. Раньше при муже она как-то смущалась ходить передо мной в нижнем белье, но после смерти отца я часто видел её в лифчике и трусах, когда она выходила из туалета или ванной.

— Некоторые молодые люди успевают жениться до армии и создают семьи. Я тебя никуда не гоню из дома, но стоит задуматься о будущем уже сейчас — пора найти себе девушку, сынок. Если ты сам не можешь этого сделать, я помогу тебе с поисками,— почти открытым текстом сказала мама, намекая на то, что пришло время освободить квартиру и позволить себе жить так, как ей хочется; ведь при мне она не могла никого приводить домой. Без меня ей было бы гораздо легче развлекаться с мужчинами на широкой деревянной кровати в своей спальне.

Я невольно заметил, что под тонкой тканью ночной рубашки мамы Лены просматривается очертание ее больших грудей. Ее груди, напоминающие крупные дыни с темными сосками на концах, притягивали мой взгляд, словно магнит. Так и хотелось обнять мать за шею и ощутить ее волшебные груди сквозь рубашку.

Передо мной сидела привлекательная брюнетка лет тридцати семи в прозрачной ночной рубашке, ласкающая мою грудь и вызывающая у меня безумную страсть. Я жаждал броситься на нее и начать заниматься сексом, раздвинув ее рубашку. Но только одно обстоятельство останавливало меня – мать могла отказать или даже обратиться в полицию с обвинением в изнасиловании. Если бы она была пьяна, то дела стояли бы иначе, но сейчас я опасался последствий.

- У меня уже есть девушка, - неправдиво сообщил я матери, чтобы задержать ее в своей комнате и насладиться видом ее прекрасных грудей, которые явно выделялись сквозь рубашку.

Хотя я только наполовину солгал матери. Эта Таня проявляла ко мне определенный интерес, и пару раз я даже провожал ее до дома после школы. Она мне не нравилась, но, кажется, она была влюблена в меня. Если бы я захотел, то мог бы начать отношения с ней и даже жениться на ней до армии.

— Вот это замечательно, сынок. Таня – очень привлекательная девушка, да еще и с хорошим приданым. Тебе стоит проявить настойчивость, возможно, ее родители подарят вам квартиру на свадьбу. Ладно, пора спать, я тоже пойду. Завтра нужно рано вставать. — мать отстранилась от меня нехотя и встала с кровати, направляясь к двери комнаты. Прежде чем выключить свет, она повернулась и я успел заметить ее прекрасные формы через ночную сорочку.

У матери были упругие и аппетитные ягодицы цвета молока, которые просвечивали через ткань ночной рубашки. На миг перед тем как свет погас, я заметил, как белые «булки» ее задницы легонько прижимались друг к другу при каждом шаге матери к выключателю.

Несколько минут я лежал в темноте с возбуждением после увиденного, а потом осторожно прошел на цыпочках в ванную комнату. В корзине с грязным бельем лежали трусы и лифчики моей матери, Лены.

Раньше, когда отец был жив, мать всегда стирала свое нижнее белье отдельно и хранила его в своей комнате, не помещая в общую корзину для стирки. Но после смерти мужа у матери произошли изменения в ее поведении, и ее трусы, лифчики, ночные рубашки и чулки свободно лежали в корзине с грязным бельем в ванной. Правда, она складывала свое белье на самое дно корзины, чтобы избежать привлечения внимания сына к ее испачканным трусам. Но мать не предполагала, что ее сын – заядлый мастурбатор и фетишист. Я быстро находил шелковые трусики мамы под грязной одеждой и удовлетворялся на них, наслаждаясь ароматом ее выделений и запахом из ее промежности, которыми были пропитаны эти трусики.

В настоящий момент, под кучей одежды – моих рубашек, спортивных штанов и халатов мамы – я обнаружил несколько трусиков и бюстгальтеров, аккуратно сложенных заботливой женской рукой в пакет из целлофана. Моя мать всегда складывала свое нижнее белье аккуратно в большой пакет и клала его на самое дно корзины. Возможно, она делала это из стеснения передо мной, чтобы я не видел ее трусы, но мало ли что она думала – от своего сына онаниста она ничего не скроет.

Началось все год назад, когда я был в гостях у своего одноклассника Санька. В тот день у нас была контрольная по математике – наш общий нелюбимый предмет. Мы решили прогулять школу и провести время у Санька дома. Родители друга были на работе весь день: его мать работала в магазине, а отец был шофером автобуса. Нам никто не помешал забить уроки и провести время в школе. Мы сидели в комнате Санька, играли в карты и смотрели телевизор. А когда нам это надоело, Санькой зашел в ванную и принес оттуда большие белые трусы своей матери – тети Вали, продавщицы с большой задницей.

Саньек вывернул их наизнанку и показал мне пятно на трусиках, которое ранее касалось письки и задницы его матери. Оно было желтым от выделений. По очереди мы нюхали эти трусы тети Вали и дрочили на запах этого мокрого места. И после этого я решил попробовать нюхать и дрочить на трусы своей матери – и мне это очень понравилось.

Так что сейчас я аккуратно достал из пакета шелковые кружевные трусики мамы Лены, вывернул их наизнанку, притянул к носу желтоватую поверхность, пропитанную мочой и выделениями из ее влагалища за время использования. Я начал нюхать и дрочить, вспоминая черный треугольник внизу живота моей матери, который я видел через ее ночную рубашку.

Я давно подозревал, что у моей мамы в интимной зоне растут густые черные волосы, ведь я не раз находил их в складках ее нижнего белья, когда тайком их обнюхивал. Однако сегодня мои предположения наконец-то подтвердились. Лобковая часть у мамы Лены была покрыта черными волосками почти до пупка, и это зрелище сразу же вызывало у меня эрекцию.

Кроме того, у мамы были волосатые ноги, которые она постоянно брила, из-за чего между ней и папой часто возникали ссоры. Папа частенько брал её бритвенный станок для своей недельной щетины после затянувшихся пьянок, а мама приходила в ярость оттого, что лезвие потом приходилось выкидывать.

Раньше я не придавал значения тому, что мать регулярно удаляет волосы на ногах, но теперь стало очевидно – если у женщины волосатые ноги, то и интимная зона у нее тоже будет густо заросшей. Огромный черный треугольник на животе мамы Лены говорил об этом без лишних слов.

Перед тем как заняться самоудовлетворением, я запер дверь ванной комнаты на защелку, чтобы избежать неожиданного визита матери. В процессе приятного времяпрепровождения с её трусиками я вдруг представил себе голую Зою – она лежит на кровати с задранными ногами и точно так же как дочка имеет черную заросшую пизду почти до пупка.

С этими мыслями я достиг оргазма прямо на желтую промежность материнских трусов. После этого я аккуратно вернул им первоначальный вид и убрал обратно в сумку. Я не опасался того, что мать заметит сперму – стирать она их будет лишь через неделю по возвращении из командировки, к этому времени следы засохнут и станут незаметными.

— Я дам тебе немного денег на первое время, но больше не могу, у самой тоже нет. Хотя, Костя, они тебе и не понадобятся — ты будешь жить у моей мамы на всем готовом. Главное — слушай её и помогай по хозяйству. — Утром на вокзале мать перед тем как посадить меня в электричку вложила мне в руку несколько купюр и поцеловала в щеку на прощание.

Сев в вагон, я помахал ей рукой из окна. Она стояла на перроне и с облегчением вздохнула, когда электричка тронулась, увозя меня из города. Вынув пачку сигарет из сумочки, она закурила. Я смотрел на свою молодую брюнетку-маму Лену в красивой черной форме проводницы и вдруг почувствовал сильную ревность. С такой внешностью ей будет легко найти мужчину в поезде — возможно даже нескольких. Иные мужики будут наслаждаться её прелестями, а мне останется только мечтать об этом.

Но я ничего не мог сделать: кроме вчерашнего случая мать не давала поводов для соблазна, а действовать напрямую было страшно. Прежде чем что-то предпринимать, надо было напоить её, но это казалось невозможным — она пила только сухое вино и никогда не была сильно пьяной.

Путь до села бабушки Зои занял совсем немного времени; уже через час я вышел на маленьком полустанке. Мне предстояло пройти около километра по проселочной дороге вниз к реке, где располагалась деревня, где я должен был провести лето с противной и злой бабушкой Лены.

День выдался ясный и солнечный. Накинув рюкзак с вещами на плечи, в котором помимо одежды находились несколько удочек для рыбалки в реке возле деревни бабушки, я закурил сигарету и отправился вниз по склону, мысленно возвращаясь к событиям прошлой ночи. Вспоминал, как сквозь откровенную ночную рубашку мамы Лены увидел огромный чёрный треугольник на её животе.

Я был всё ещё под впечатлением от случившегося, и это сказалось на моём теле. Ситуация требовала немедленного решения, поэтому я свернул в лесополосу вдоль дороги и решил быстро избавиться от напряжения в тени деревьев. Мне не хотелось приходить к бабушке с такой проблемой.

Оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что никто меня не видит, я вспоминал все детали увиденного: тёмные волосы на животе матери Лены, её большие груди с тёмными сосками и пухлые бёдра. Но почему-то вместо неё мне вдруг представилась обнажённая Зоя Витальевна с таким же лобком, и я вообразил себя соблазняющим её.

— Здравствуйте, Зоя Витальевна. Мама отправила меня к вам на лето — поприветствовал я бабушку при встрече во дворе. Она шла из сарая с небольшим белым пластиковым ведром в руках — вероятно кормила кур.

Яркие, многоцветные курицы выбежали за своей хозяйкой и начали клевать траву во дворе, одновременно выискивая червяков в земле.

— Ты рано приехал, Костя. Я только что встала, а завтрак ещё не готовила. Заходи в дом, не стой как столб и не пугай кур — я одна живу, они к незнакомым людям не привыкли. — Бабушка помахала рукой, указывая на крыльцо террасы зелёного цвета, как и сам дом. Поставив ведро на порог, она первая вошла внутрь, а я последовал за ней.

«У неё попа даже больше, чем у дочери, и она совсем не старая», — подумал я, оценивающе глядя на бабушку и её округлую фигуру под халатом.

Зоя Витальевна вышла покормить кур в старом потёртом спецовочном халате, который так плотно облегал её тело от частых стирок, что явно подчеркивал её формы. Видимо, бабушка из-за жадности продолжала носить свои старые вещи и не замечала, как это привлекает внимание своего внука — увлечённого онанизмом и нюханием белья геронтофила.

Мне всегда нравились пожилые женщины с характером; молодые ровесницы абсолютно меня не интересовали. Поэтому я часто мастурбировал с мыслями о пожилой матери Лены вместо того чтобы думать о самой Лене.

— Удочки оставь в углу террасы; нечего хлам тащить в дом. И зря ты их взял: тебе некогда будет заниматься ерундой. У меня дел хватает — как в огороде, так и во дворе. Ты что думал — приехал ко мне отдыхать? А я тебя бесплатно кормить не собираюсь; будешь работать! — Бабушка дождалась пока я вытащу удочки из рюкзака и поставлю их рядом с ведрами и другим инвентарём прежде чем проводить меня в дом с террасой и двумя частями кухни и зала.

В доме бабушки не было традиционной русской печи, как и какой-либо другой печи. На кухне располагался стол для летних обедов, умывальник с водопроводом в углу, газовая плита и вешалка для одежды. Зимой кухня оставалась холодной и не отапливалась. Однако печь все же имелась в доме, большая её часть находилась в зале, который по размерам превышал кухню в два раза. Топка этой необычной печи была встроена прямо на стене кухни напротив обеденного стола.

Зимой из кухни разжигали огонь, закладывали дрова, и она обогревала зал, который выполнял также функции спальни. В зале стоял второй стол, диван у стены с гобеленом изображающим оленей у водопада, телевизор на тумбочке в углу был застелен белым тюлем. Одна сторона просторного зала была отделена деревянными перегородками от печки; за ними размещались кровати, которые служили своеобразными спальнями.

Самую большую комнату с большим старинным комодом и железной кроватью занимала баба Зоя; меньшая комната рядом с печкой предназначалась для гостей. Когда мы приезжали к бабушке Зое, мать укладывалась спать с отцом на диване, а меня маленького клали на кровать за печкой. Зимой там было тепло; под полом скреблись мыши, а воздух наполнялся запахами затхлости и нафталина.

— Вот твоя комната, сынок. Не включай свет без необходимости, раздевайся при свете и выключай его перед сном. Я не хочу платить больше за электроэнергию из-за тебя,— сказала бабушка и проводила меня в другую половину дома. Она открыла дверь комнаты за печью — именно там я ночевал во время предыдущих визитов и теперь это будет моё убежище на лето.

— Да мне свет не нужен, бабушка Зоя, я не любитель книг, а магнитофон могу слушать даже в темноте. Он работает на батарейках, так что электричество не требуется,— поспешил я успокоить бабушку, которая сразу же оживилась, услышав о магнитофоне.

Когда мы раньше у нее останавливались, она редко включала телевизор, все время экономила электроэнергию.

— Слушай, внучек, пока я готовлю завтрак, чтобы время не терять, сходи на огород и вскопай для меня полоску под лук. Вчера пыталась сама копать, но бросила — давление поднялось. Лопата будет в сарае, он открыт; грабли тоже там же. А где я копала — увидишь: это возле забора напротив крыжовника,— хитрая бабушка тут же нашла мне занятие и не дала отдохнуть после дороги.

Наверняка другой на моем месте послал бы ее подальше, но баба Зоя мне очень нравилась, и я не стал возражать ей — тем более помня материнский наказ помогать по хозяйству.

— Без проблем, бабушка Зоя. Я только сниму джинсы и надену спортивные штаны — в них удобнее работать,— ответил я с согласием пожилой родственнице. Она с удовлетворением кивнула и вышла из комнаты, не мешая мне переодеться.

Снимая брюки, я оглядел комнату и убедился, что с тех пор здесь ничего не изменилось. Все те же желтоватые обои в ромбик на стенах и узкая солдатская кровать у окна с пестрым покрывалом из лоскутков. Пол трескался от времени, старый деревянный стул и небольшой шкаф для белья еще со времен СССР — вот и вся обстановка в комнате за печкой.

Бабушка была очень скупой на деньги, и поэтому в доме не было ремонта. Несмотря на это, в помещениях поддерживалась чистота: полы были подметены, а домотканые коврики, разбросанные по полу, явно недавно постираны и выглядели свежими.

На улице стояла жаркая погода — начало июня. Я вышел во двор в одних спортивных штанах и без рубашки и сделал небольшую зарядку у крыльца. Краем глаза заметил, как шевельнулась занавеска на окне — бабушка наблюдала за мной из дома. В животе заурчало от голода: мы с матерью толком не позавтракали утром, ограничившись только чаем с бутербродами перед поездкой на вокзал. Поэтому я решил быстрее покопать огород, чтобы поскорее присесть за стол.

— Молодец! Мне бы хватило этой работы на целую неделю! Как только нагнусь, так сразу темнеет в глазах — давление подскакивает! Оставь лопату и заходи в дом — я приготовила завтрак. Поешь, а потом займёшься другими делами. В огород выйдешь вечером, когда солнце начнет садиться; в такую жару работать нельзя,— раздался голос бабушки Зои позади меня. Она вышла из дома и похвалила меня за труд — что-то необычное для неё, обычно ей никогда ничего не нравилось.

— Да мне это семечки, бабушка Зоя! Я люблю копать землю и за пару дней весь ваш огород вскопаю,— ответил я ей, очищая лопату от земли и внимательно рассматривая её лицо.

Пока я занимался работой, она успела не только приготовить завтрак, но и переодеться. Вместо старого, потертого халата, в котором я её увидел по приезде, на пожилой женщине было светлое ситцевое платье, напоминающее сарафан с глубоким вырезом на груди. Это платье казалось лёгким и воздушным, открывая загорелые ноги почти до колен. Под платьем у бабушки Зои проглядывал чёрный бюстгальтер.

«Ничего себе, бабушка носит чёрное бельё! Возможно, и трусы у неё тоже чёрные? И ноги такие же волосатые... Интересно...», — подумал я, рассматривая её преобразившийся вид. Она не только сменила одежду, но и накрасила губы и даже использовала духи; аромат дешёвых цветочных духов витал вокруг её седовласой головы.

— Автолавка должна приехать к полудню. Нас теперь двое, нужно будет сходить за продуктами. Ладно, пошли в дом завтракать, а потом я пойду к клубу — туда машина приедет,— сказала бабушка Зоя. Она посмотрела на маленькие женские часы на запястье и повернулась ко мне спиной направляясь в дом. Я последовал за ней с неотступной мыслью о том чёрном бюстгальтере.

Вид чёрного нижнего белья на бабушке Зое настолько меня взволновал — именно такой цвет всегда меня сильно возбуждал. У матери были вещи разных цветов, но иногда попадались чёрные комплекты — тогда я не мог устоять перед соблазном поддаться фантазиям. И вот теперь бабушка Зоя вызвала во мне ту же реакцию своими неожиданными предпочтениями в нижнем белье.

На самом деле, бабушка и мама сильно напоминали друг друга: они были одного роста, худощавые, но с пышной грудью и округлыми формами. У обеих женщин волосы на голове были черными, как и на ногах. Мама говорила мне, что в детстве незнакомцы часто принимали её и бабушку Зою за родных сестер из-за их схожести. Бабушке уже почти шестьдесят, но выглядела она значительно моложе.

— У меня нет такого разнообразия блюд, как у вас в городе, мы питаемся проще в деревне. Поэтому прости меня, внучок, но ешь то, что я приготовила,— сказала бабушка, поставив на стол сковородку с жареной картошкой на сале рядом с миской соленых огурцов. Рядом лежали вареные яйца и тарелка нарезанного черного хлеба большими кусками. С моей стороны стола стояла кружка горячего чая, заваренного на зверобое.

Видя это угощение — картошку на сале с невероятно аппетитным ароматом — я не смог удержаться от слюны; ведь дома мы редко ели картошку, дачи у нас не было, а на рынке она стоила дорого вместе с салом. А тут передо мной была целая сковорода еще шипящей от жира картошки с румяной корочкой и жирными кусочками сала вместе с кольцами лука.

— Я не привередлив в еде, бабушка Зоя; картошка мне нравится в любом виде,— ответил я ей с полным ртом еды — было просто невозможно отвлечься от такой вкуснятины.

На столе у бабушки не оказалось отдельных тарелок для еды; в деревнях обычно едят из одной посуды. Я поднимал вилкой хрустящие ломтики картошки и жареного сала прямо из сковороды и отправлял их себе в рот, запивая горячим чаем из зверобоя и липового цвета. Параллельно я разглядывал сидящую напротив меня бабушку и уделял особое внимание её ногам, покрытым мелкими черными волосками.

Сама старушка картошку на сале не ела, а пояснила мне, что она не может есть жирное из-за проблем с давлением.

— У меня высокое давление, сынок. Врачи строго запретили мне есть жирное. Я съела кашу на молоке утром и пожарила картошку для тебя. Ты ешь и набирай силы. После завтрака можешь пойти колоть дрова в сарай - там прохладно и не так жарко, а вечером можешь пойти на огород. А я пойду в клуб, чтобы автолавка не уехала — бабушка поднялась со стула, взяла сумку и начала надевать туфли.

То, что бабушка Зоя предпочла туфли вместо обычных для деревенских бабушек калош, говорило о том, что она хотела сохранять молодость и энергичность.

— Как скажешь, бабушка Зоя. Я умею работать топором и колуном, так что я поколю дрова для вас. Но после этого я пойду на реку искупаться — ответил я бабушке, одновременно выставив условие: я не откажусь от работы, но также пойду на реку.

— Река тебе не нужна, Костя. В саду есть летний душ. Натаскай в бак воды, и к вечеру она прогреется. Ты можешь помыться там, а я тоже ополоснусь. На реке делать нечего. Я обещала твоей матери присматривать за тобой, и она мне голову оторвет, если что-то случится — бабушка выпрямилась и взяла большую хозяйственную сумку перед тем как выйти из дома на улицу. Она строго посмотрела на меня перед уходом, словно говоря своим взглядом, что её слово закон и нет смысла спорить.

Я не собирался спорить; когда она нагнулась, чтобы надеть туфли, я заметил через светлое платье очертания чёрных трусов на её пухлой заднице. И единственное, что мне хотелось сделать сейчас - это остаться один и осмотреть дом бабушки в её отсутствие. Мне были нужны её трусы, чтобы мастурбировать на запах бабушкиной киски и кончить, так как я уже не выдерживал от возбуждения.

Я услышал, как захлопнулась калитка на улице, и в окне заметил, что бабу Зою с сумкой в руке уносит дорога. Без раздумий я моментально проник в ее открытую комнату. К моему большому облегчению пожилая родственница не беспокоилась о том, чтобы скрыть свое нижнее белье – трусы, лифчики, ночные рубашки и чулки разбросаны повсюду: на застеленной атласным покрывалом кровати, на спинке стула и на открытой дверце старого дубового шкафа.

Такой беспорядок объясняется тем, что баба Зоя живет одна уже долгое время и нет нужды скрывать свое нижнее белье. Однако меня интересовали не столько чистые трусы, хотя они также вызывали некоторое возбуждение. Я снял с кровати белые женские трусы и опустив штаны, прижал их к своему половому члену. Нежная шелковая ткань этих трусов приятно обволакивала мой член.

В доме у бабы Зои не было ни корзинки с грязным бельем, ни отдельной ванной комнаты. Видимо, летом она мылась в саду под душем или в просторной рубленой бане, построенной ее покойным мужем, а зимой проводила процедуры на кухне в большом оцинкованном корыте, которое было прикреплено к стене на террасе.

Тем не менее, после небольших поисков я обнаружил у бабушки под матрасом черные трусы, очень похожие на те, что она носила сегодня утром. Они лежали у нее под матрасом у ее ног. Из опыта я знал, что женщины часто складывают свои трусы под матрас, так делала и моя мать, и очевидно бабушка последовала ее примеру.

Черные эластичные женские трусики покоились под матрасом кровати, на которой спала баба Зоя. Дрожащими от волнения руками я достал их оттуда, потому что жаждал ощутить запах ее интимных мест и впервые в жизни довести себя до оргазма, дроча на трусы этой сексуальной и молодой родственницы.

Мои трусы вызывают во мне невероятную радость. Я носил их не менее трех дней, а возможно даже целую неделю. Когда я достал их и вывернул наизнанку, от них ударил терпкий аромат женской интимной гигиены и слегка кисловатый запах мочи. Эти запахи меня не отталкивали, а наоборот возбуждали.

Я стоял возле окна в спальне своей бабушки, из которого была видна часть улицы и калитка. С быстрым движением, отточенным годами онанизма, я опустил штаны вместе с трусами и прижал к носу пропитанный мочой ластик бабушкиных трусов. Один глаз я при этом удерживал на калитке за окном, а второй представлял себе обнаженную бабу Зою.

Долго мастурбировать мне не удалось из-за потрясающего запаха промежности в бабушкиных трусах. Этот запах был ошеломляющим, возбуждающим и окутывал сознание. Пизда у бабушки Зои все еще выделяла соки, и пожилая женщина не стала холодной после выхода на пенсию. Об этом свидетельствовал запах, который пропитал черные эластичные трусы, больше похожие на плавки.

После обильного окончания я кончил на пол комнаты, не отходя от окна, чтобы видеть часть улицы и калитку. Я спустил свою сперму на деревянные половые доски, предварительно сдвинув цветастый половик из лоскутков, которыми были застелены все полы в доме. Ногой я быстро растер мою сперму по полу и прикрыл мокрое пятно половиком, чтобы скрыть "преступление". Мне не хотелось, чтобы бабушка заметила мою сперму. Ведь если она это узнает, то поймет, что я был в ее комнате и занимался онанизмом. Это может иметь серьезные последствия – бабушка Зоя может выгнать меня из своего дома, не желая жить под одной крышей с извращенцем. А у меня не было куда идти, ведь моя собственная квартира была закрыта, а мать находилась в двухнедельной командировке на Дальнем Востоке.

Я вытер пол, случайно размазав по нему сперму ногой в носке, и прикрыл мокрое пятно половиком. Затем я привёл бабкины трусы в порядок, положил их обратно под матрас кровати, где спала пожилая мать моей мамы Лены. Выйдя из её комнаты, я направился во двор, где меня ждали разбросанные берёзовые чурбаки у сарая. Однако вспомнив, что бабушка просила набрать воды для летнего душа, я вернулся в дом и на террасе взял два оцинкованных ведра, наполнил их водой из кухонного крана до краёв и понёс в сад.

Бак для летнего душа оказался старым заправочным баком от грузовика. Чтобы наполнить его полностью, мне пришлось пять раз сходить из дома в сад с ведрами, каждый раз неся по двадцать литров воды. В баке было около ста литров, так что процесс занял немало времени: мне приходилось залезать по деревянной лестнице на крышу душевой кабинки, где бак был установлен на металлических уголках.

После небольшого перерыва в тени яблони я немного отвлёкся от пережитого и приступил к колке дров. Я нашёл топор и колун у двери сарая рядом с верстаком, заваленным различным инструментом плотника. Муж бабушки Зои был мастером своего дела — все постройки во дворе выглядели надёжными и прочными благодаря его рукам. Сарай, дровник и маленькая баня в саду смотрелись крепко и эстетично.

Древесина кололась легко — она была целиком берёзовой и без сучков. Мне удавалось справляться только с топором без необходимости использовать колун. Но тут возникла небольшая проблема: у меня возникло возбуждение от мыслей о бабушкиных трусах, которые я ещё недавно видел. Их запах продолжал преследовать меня; эта ситуация оказалась довольно провокационной для моего состояния. Мысли о нижнем белье родной бабушки оставляли следы возбуждения — это могло сильно повлиять на любого парня с подобными наклонностями к пожилым женщинам, к которым я также мог себя относить.

Костя отправил сообщение.