Кодировщик

В соответствии с порядком, установленным начальником штаба, он сам предварительно знакомился с принятыми и расшифрованными кодограммами. Только после этого ознакомления я нес весь ворох кодограмм командиру части, который уже обстоятельно их изучал и затем писал на них резолюции и решения.

В тот воскресный день, как назло, в части были они оба. Я долго не решался идти к начштаба, так как сильно возбудился во время расшифровки некоторых кодограмм. И от чего бы вы думали? - от деталей происшествий в некоторых воинских частях, связанных с гибелью и избиением личного состава на почве неуставных взаимоотношений. В воображении мне ярко представились некоторые детали этих чрезвычайных происшествий, отчего под моими ушитыми "афганскими" брюками заметно стал бугриться проснувшийся маятник.

Я решил немного подождать, чтобы мой жезл чуть успокоился, но он, как назло, и не думал опадать. А ждать было нельзя, так как начштаба и командир прибыли в часть ненадолго - через несколько минут они собирались с семьями выехать на машине отдыхать в заповедное Урочище. Мне пришлось тянуть время в кодоточке в надежде, что эрекция спадет. Но тут раздался телефонный звонок, и начштаба поторопил меня с кодограммами. Мне ничего не оставалось, как идти на показ кодограмм со взбунтовавшимся под брюками членом.

Хорошо, что в выходной день в штабе никого нет, кроме часового поста №1, охраняющего Боевое Знамя части. Пост оборудован в конце коридора на втором этаже, как раз рядом с дверью начальника штаба. Пришлось не обращать внимания на часового у знамени - такого же парня, как и я. Ранним утром, направляясь в туалет, я смотрю на часовых, мимо которых мне приходилось проходить, и вижу, что у большинства под парадно-выходными брюками - сильный торчок. С таким же необычным внешним видом я направился по коридору штаба к двери начальника штаба с кодограммами. Подойдя к его двери, я отработанным до автоматизма приемом постучал в дверь, открыл ее и раскрыл было рот, чтобы спросить разрешения войти в кабинет, как увидел в его кабинете командира части, сидящего за приставным столом.

Наш командир - симпатичный мужик, майор, ему не более тридцати двух лет. У него атлетическое телосложение, на котором хорошо сидит военная форма - будь то форма для строя или вне строя. Он этакий военный щеголь в хорошем смысле этого слова. В части его все уважают - от солдат до офицеров - за рассудительность, за заботу о личном составе, он не кричит на провинившихся, не материт их перед строем и уверенно командует частью. Все разносы устраивает в своем кабинете, но не сразу, а на второй-третий день после проступка, ну то есть после того, как лично разберется в деталях проступка. За это нарушители воинской дисциплины и порядка его побаиваются. Кто побывал на разборках в его кабинете, уже заказывал другим избегать такой воспитательной аудиенции.

Так вот, войдя в кабинет начштаба, я увидел, что командир части сидит за столом и о чем-то с ним толкует. При моем появлении они прервали разговор. Я обратился к командиру за разрешением войти, а он цепким взглядом смерил меня с головы до ног и потом уже не отводил от меня глаз на всем протяжении моего пребывания в кабинете. Почувствовав задержку этого пронзительного взгляда ниже моего пояса, я покраснел, горя от стыда, понимая, что он рассматривает мой член, явно выпирающий под натянутыми и плотно облегающими бедра брюками "афган", штанины которых внизу были аккуратно заправлены в армейские ботинки - кирзачи с высокими берцами. Он, ухмыляясь, разрешил мне войти и обратиться к начальнику штаба.

Начальник штаба с моим появлением зарылся в изучение лежащих на столе бумаг и, не отрывая от них головы, пригласил меня подойти поближе. Я подошел к столу и стал у края, да так, что мой переполненный "апельсин" с яичками несколько вдавился в угол стола. Я протянул красную папку с кипой кодограмм. Тот быстро просмотрел их и тут же передал командиру. Командир взял из рук начальника штаба кодограммы и пробежался глазами по их тексту, но тут же отложил две как наиболее важные. На остальных, не требующих продумывания решений, он тут же наложил резолюции и возвратил начальнику штаба. Две важные кодограммы командир положил в карманчик, что был приклеен внутри красной папки, и велел мне зайти с ними к нему в кабинет минут через десять. Начальник штаба при этом распоряжении удивленно посмотрел на командира. Но тот кивком головы дал понять, что это необходимо. Начальник штаба расписался на кодограммах с резолюциями командира части и отдал их мне. Я положил их в папку и спросил у командира разрешения идти.

Выйдя из кабинета, я направился другой конец коридора, в кодоточку. Там же через одну дверь был кабинет командира части. Про себя я подумал: кажется, пронесло, командир просто забыл о своей поездке в Урочище, а посему ошибочно назначил мне эту аудиенцию. Ведь через десять минут они все будут отдыхать. А эти две кодограммы он, возможно, прочтет поздним вечером, когда возвратится с Урочища.

Прошло десять минут. Я вышел из кодоточки и для порядка направился к кабинету командира. Подойдя к двери, я легко толкнул ее. Она была закрыта. Я подошел к кабинету начальника штаба, попробовал ее открыть, но она также была закрыта.

"Ага, значит, все-таки они поехали отдыхать", - пронеслось у меня в голове.

Я вернулся на свое рабочее место. Минут через десять зазвонил звонок над входной дверью. Я посмотрел в глазок и увидел стоявшего командира. Мне пришлось ему открыть. Он вошел в помещение и тут же принялся заглядывать во все углы комнаты. Нашел пустые бутылки из-под пива, мой дембельский альбом на стадии завершения с приклеенными фотографиями. Затем заглянул за простенок из фанерных листов, где было оборудовано место для отдыха. Я уже почти полгода был на кодоточке в единственном лице. Командир заглянул под подушку, под заправленный матрац. Он убедился, что я сплю на чистой постели, и что она в комплекте. Потом открыл прикроватную тумбочку, а там, конечно, беспорядок. Чайник, куски белого хлеба, завернутые в газету, спортивное трико. Тут он начал заводиться. Последней каплей было то, что он обнаружил в простенке мою парадно-выходную форму, которую я готовил к дембелю. Он взял красную папку с кодограммами, забрал мою парадку и при выходе из помещения зло бросил:

- Радик, наведи немедленно порядок, а после придешь ко мне и доложишь.

Мне пришлось приступить к уборке помещения, которое я прилично запустил, так как из-за своей лени давно не брал в руки ни веника, ни тряпки. Наведение порядка отняло у меня около часа. Было около семи вечера, когда я отправился к командиру докладывать о наведении порядка. Он выслушал меня и тут же начал читать мне нотацию. И мне все казалось, что сейчас он меня отпустит. Я уже подумал, что, если это произойдет, то я о парадно-выходной форме и заикаться не буду. Потом скажу при случае начальнику штаба, что мою парадку забрал командир. И он заберет ее. Но оказывается, после нотации у командира следовало спецвоспитание провинившегося, о котором никто из побывавших в его кабинете не распространялся...

Командир велел мне пройти в смежную с его кабинетом комнату отдыха. В ней стояли диван, два кресла, холодильник, низкий журнальный столик, два стула, одежный шкаф, цветной телевизор с видеомагнитофоном и две тумбочки, одна из них под телевизор. Окно было плотно завешено черной плотной тканью, которая просматривалась через не полностью задернутые шторы. В комнате было темно, в нее проникал только свет, падавший из кабинета через стеклянную верхнюю половину двери. Я вошел в комнату отдыха и остановился посередине.

- Вот, Радик, тебе парадка, надень ее, - сказал командир, сильно меня озадачив.

Мне ничего не оставалось, как переодеться в парадку. Он вышел из комнаты и дал мне возможность одеться без посторонних глаз. Когда я снял с себя армейские ботинки, брюки х/б и куртку и стал надевать парадно-выходные брюки, то моя свисающая дугой сарделька стала непроизвольно пробуждаться. Большой, покрытый волосами, наполненный мешок с двумя крупными яичками-сливами висел у основания моей сардельки. От недельного воздержания - я воздерживался от дрочки - он слегка побаливал... Ведь это очень трудно - не поддаться искушению мастурбации, когда днями сидишь и лежишь один в этом небольшом помещении. В армии я заметил, что при надевании парадно-выходных шерстяных брюк у меня начинает возбуждаться член. Шерстяная ткань брюк, плотно облегающая мои ягодицы, приятно и нежно покалывает оголенные бедра, и вот это покалывание, которое я ощущаю на ягодицах и через короткие синие трусы, возбуждает меня. Вот и сейчас оно нахлынуло на меня, вызвав сильную эрекцию члена.

Я успел лишь натянуть брюки на ягодицы и еще даже не застегнул на них пуговиц, как командир вернулся в комнату. Через незастегнутые брюки он увидел колом торчащий вертикально член, который сильно топорщил сатин трусов. Я попытался прикрыть рукой свою дубину, но из этого ничего не получилось. Майор с интересом посмотрел на меня, еще полураздетого и с колом, выглядывающим из-под расстегнутых брюк.

- Радик, ты что так долго копошишься? - спросил он меня.

- Товарищ майор, еще две минуты, - смущаясь его, промолвил я и тут же спросил, - брюки мне заправлять в ботинки или надеть навыпуск?

- На тебе, парень, ботинки с высокими берцами, поэтому форма одежды для тебя парадно-выходная для строя. Ясно?

- Так точно!

Он опять вышел из комнаты и я, отбросив ложный стыд, тут же быстро оделся по полной парадно-выходной форме для строя.

Когда я застегивал широкий кожаный поясной ремень поверх кителя, снова вошел командир. Он осмотрел меня с головы до ног, и было ясно, что он удовлетворен моим внешним видом. Он спросил меня:

- Твоя парадно-выходная форма?

- Да, моя, - ответил я.

- Подойди ко мне ближе и стань к свету. - Я стал у светового пятна, что падало из кабинета. И тут майор лично принялся меня раздевать. Он снял поясной ремень и отбросил его в кресло. Потом я ощутил, как его ладонь коснулась моих ягодиц и стала их гладить все более настойчиво. Вскоре его рука пробралась между моих ног, расставленных на ширину плеч, к промежности и долго гладила мой переполненный мешочек с яичками-сливами. Мне было как-то не по себе, что меня собственной персоной лапает командир части. В мыслях я спрашивал себя: "Он что, педик?!" И ответа на свой вопрос не находил, но чувствовал, что то, что он делал со мной, было очень приятно.

Я стоял по стойке "смирно" и ждал, когда его рука коснется ствола моего эрегированного члена. Прикосновение к моему жезлу все-таки было внезапным. Его широкая ладонь поверх брюк нежно накрыла мой вертикально вздыбленный банан, легко надавила на него, а затем съехала вниз к мошонке. При этом головка моего члена оголилась и, когда его ладонь снова потянулась вверх по стволу жезла, то подвижная кожица натянулась на головку. Все это происходило у меня под брюками и трусами. Щекотливое движение кожицы на головке моего члена привело к мгновенному взрывному семяизвержению. Я сначала задрожал как осиновый листок, а потом застыл в момент извержения лавы семени.

После семяизвержения я погрузился в туман и, видимо, стал оседать на пол. Но крепкие руки командира подхватили меня и уложили на диван. Он медленно стал меня раздевать и одновременно с этим легкими, воздушными поцелуями покрывал мои шею, грудь, живот по мере освобождения их от одежды. Его пальцы колдовали над моим телом, они совершали чудо. Их касания пьянили меня и возбуждали. Мой банан продолжал торчать, упираясь головкой в резинку трусов. И вот он окунулся головой в мой пах. Он вдыхал через брюки запах ткани с примесью запаха промежности. Я лежал на спине, вытянувшись, заложив согнутые в локтях руки за голову. Его теплые ладони едва касались сегментных мышц моей оголенной груди. Они совершали касательные круговые движения над взбухшими сосками, а рот майора обильно увлажнял через брюки и трусы обхватываемый ствол моего жезла. Вскоре я ощутил у себя под трусами влажность и прохладу. Мой жезл рвался на свободу. И она ему была вскоре предоставлена. Майор расстегнул мне пуговицы на брюках, раскрыл ширинку как можно шире. Он долго смотрел на мое лежащее тело и пальцами через трусы водил по периодически пульсирующей головке. Снова наклонился и обхватил через сатин напряженный ствол члена. Такой пытки я выдержать не смог и вторично излился в трусы. Казалось, мой банан должен был бы стать вялым, но не тут-то было.

Руки майора приспустили мои ушитые шерстяные форменные брюки к коленям. Прохлада коснулась бедер и паха. Я стал ощущать колдовство его рук в своей промежности под короткими трусами, низ которых был сильно примят, отчего доступ к несколько освободившемуся мешочку со сливами-яичками, поросшему шелковистыми темными волосами, стал для него беспрепятственным. Прохлада коснулась мошонки, которая до этого времени теснилась и парилась под шерстяной тканью тесноватых в бедрах брюк. Пальцы командира нежно забрались снизу под трусы и слегка обжали мой член, похожий после двух семяизвержений на банан. И вот легкое сжатие банана по всей длине его тела превратило его снова в трепещущий жезл, который тут же был высвобожден из-под трусов, стянутых к приспущенным брюкам. И вот мой ровный толстоватый напряженный член с красивой головкой погрузился в рот майора.

Это было что-то неописуемое! Мне, впервые за мои двадцать лет делали минет! Губы командира колдовали у основания головки члена. Особое ощущение у меня возникало, когда член погружался к нему глубоко в рот. Одной рукой он держал мой волосяной мешочек с яичками, а другой, точнее, ладонью этой руки, положенной на мой лобок, подстраховывался от непредвиденного возможного моего движения тазом вперед. Впоследствии мне так и хотелось ввести свой жезл как можно глубже ему в рот да так, чтобы головка оказалась в гортани.

Но майор, видимо, был профессионалом. Через некоторое время я уже разряжался ему в рот третьим оргазмом. Он испил все до конца и снова принялся играть моим членом...

В два часа ночи я покинул его кабинет опустошенным. Остаток ночи я спал как убитый, никакой речи не могло быть о приеме кодограмм. На утро мне казалось, что все произошедшее со мной было сном. И только обильные белесые разводы и пятна на трусах, а местами и на парадно-выходных брюках, доказывали, что это был не сон...

В понедельник я с командиром не встречался, сидел в кодоточке. Только во вторник я зашел к нему с новыми кодограммами. Он приветливо смотрел на меня широко открытыми глазами, как будто ничего у меня с ним и не было. А я... я нисколько не дулся на своего командира, так как он впервые ввел меня в сказочный мир орального секса и глубокого петтинга.

Сейчас мне уже тридцать лет, но я с приятной истомой вспоминаю ту встречу.

Слушать / скачать озвученный рассказ:

Читает Борислав (2.15 Мб)