Прописка

Из четверых обитателей камеры выделялись двое: невысокий жилистый пацан по кличке Якут и крепкий широкоплечий с мощным торсом парень, которого все звали Прохор.

Ближе к вечеру в камеру привели Сашу. Невысокого роста, стройный, чуть в теле, Саша сразу обратил на себя внимание зеков. На нём были розовые спортивные брючки, туго обтягивающие округлые ягодицы, красная маечка, белые носочки и тапочки. То, что Саша гей, все поняли сразу.

Сашка и не скрывал этого, но так как в тюрьме он оказался впервые, ему необходимо было пройти прописку и игры. Узнав, в чём заключается прописка, Сашка попытался отказаться от неё, пообещав подарить всем свою любовь, но парни были непреклонны. Тогда Саша стал упрашивать Прохора провести только морковку. Без жестоких игр. Парни снова ответили отказом. В отчаянии Сашка пообещал сделать из прописки целый эротический спектакль и повторять его каждую субботу. Посовещавшись, пацаны согласились.

После долгих рассуждений они сошлись на том, что Сашке отсыпят сорок морковок - тридцать холодных и десять горячих. Поровну на каждого обитателя камеры. Перед каждым подходом Саша пообещал целовать пацанам руки и морковку, а после каждого десятка делать очередному палачу самый сладкий минет в жизни. Саша честно сказал, что очень боится боли, поэтому во время экзекуции его необходимо крепко привязать к чему-нибудь и заткнуть рот, иначе он не выдержит...

Ухмыляясь, парни начали готовиться. Из-под стола они достали длинную лавку и поставили её посередине камеры, затем приготовили полотенца для связывания, одну из старых тряпок приспособили для кляпа, после чего стали вить морковку. Вили они её втроём: два пацана закручивали с концов, а один держал посередине. Полотенце было больше стандартного размера, и морковка получилась грозная.

Неуверенными движениями Саша спустил с себя розовые штанишки и остался в высоких белых носочках, больше похожих на гольфы, узеньких трусиках и длинной красной маечке, доходившей ему до середины бёдер. Затем, грациозно нагнувшись, он стянул с аппетитных ягодиц трусики и положил их вместе с брючками на указанную пацанами шконку. Волос ни на руках, ни на ногах у Сашки не было. Пухлые алые губки дрожали от страха, синие глаза молили о снисхождении. Но пора было начинать...

Первый пацан взял морковку и подошёл к лавке. Сашка медленно приблизился к нему, встал на колени и стал нежно целовать морковку и руки пацана. Подняв глаза, он тихо произнёс:

- Прошу высечь меня, как следует, чтобы научился я уму-разуму, чтобы слушал старших, чтобы был покорным да ласковым.

Услышав это, парни дружно заржали - им это начинало нравиться.

Неуклюже, по-бабьи, Саша лёг на скамью. Один из парней крепко перетянул полотенцем его запястья, другой, сильно потянув Сашу за лодыжки, прочно привязал к скамье его ноги. Маечку Саше задрали до пояса, полностью обнажив его ягодицы, и перетянули полотенцем и спину. Открыв рот, Сашка принял в него кляп.

- Держись, - сказал первый пацан и, широко взмахнув морковкой, с силой опустил её на белоснежную попку.

Саша замычал, ноги его судорожно задёргались на скамье, пышный зад со вспыхнувшей красной полосой завилял из стороны в сторону, силясь спрятаться от обжигающей боли.

- Раз, - начал отсчёт один из пацанов.

- Два, - следующий удар пришёлся чуть ниже первого, и Саша замычал ещё громче, ягодицы его судорожно сжались от нестерпимого жжения.

- Три, четыре...

Наконец, послышалось "пять", и палач не спеша перешёл на другую сторону.

После десяти горячих Сашка громко рыдал, и, чтобы этого не услышала охрана, ему дали отдохнуть несколько минут перед тем, как развязать и вытащить кляп. Встав на колени, Сашенька стал осыпать поцелуями морковку и руку палача, затем поднял заплаканные глаза и произнёс:

- Спасибо за науку, всё запомнил, ума прибавилось, всё пошло впрок...

Высвободив член пацана, он принялся старательно облизывать этот агрегат, затем взял его в рот и начал сосать. Вскоре пацан сладострастно кончил. Сашка покорно сглотнул всё, после чего тщательно облизал член и яйца своего палача и снова благодарно поцеловал ему руку.

Следующий десяток сыпал высокий худой парень, севший за хулиганку. Попа у Саши была уже ярко-красного цвета. И снова всё повторилось: унизительные слова благодарности, целование рук, вылизывание яиц и восхитительный минет.

Настала очередь Якута. Тщательно подкрутив и вытянув морковку, Якут приготовился пороть свою жертву. Сашу вновь растянули на скамье и крепко зажали ему голову: все знали, как порет Якут. Сделав первый сильный удар, Якут вдруг резко, с оттягом, стегнул вдругорядь. Сашка задёргался от страшного жжения, слёзы брызнули из его глаз. Пацаны загоготали. Якут пороть не торопился, растягивал своё удовольствие. Следующие два удара были нанесены им точно концом морковки - такой удар гораздо больнее. Затем, зайдя с головы, Якут крепко, с большой оттяжкой стегнул Сашку сначала по левой, а затем по правой ягодице. Подождав с полминуты, Якут зашёл сбоку и хлестнул свою жертву чуть наискось по трепетавшему заду. Сашка надрывно скулил - такую порку мог выдержать не каждый...

После тридцатого удара ему уже помогали подняться.

- Да ты посиди, передохни, - ласково сказал Прохор.

Пацаны засмеялись, прекрасно понимая, что сесть после такой порки невозможно.

Саша стоял перед Якутом на коленях, одной рукой придерживая обсасываемый член, а другой обмахивая истерзанную попку, тщетно пытаясь остудить таким образом свои пылающие ягодицы. Коснуться их было просто невозможно.

Наконец, морковку взял Прохор. Тридцать холодных поставили - оставалось десять горячих. Полностью намочив водой полотенце, Прохор велел пацанам как можно сильнее закрутить его концы. Сашенька с ужасом смотрел на все эти приготовления, отчётливо понимая, что предыдущие удары были просто цветочками. Сашка подполз на коленях к Прохору и стал страстно целовать туго скрученное полотенце и руки палача, сквозь слёзы прося пороть его не жалея, стараясь таким унижением хоть немного ослабить последнюю, самую болезненную часть своей прописки...

Трудно даже вообразить, что пережил Сашка за время нанесения этих десяти горячих! Вспухшие его ягодицы сжимались уже непрерывно, а звуки, вырывающиеся из-под кляпа, напоминали поросячий визг. Сашке казалось, что с каждым ударом на его попку плещут кипятком, а последний, самый сильный удар заставил его судорожно вилять задом ещё несколько минут уже после окончания экзекуции.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Сашу стали развязывать. Ему позволили полежать на лавке какое-то время - подняться сам он уже не мог. Его пышные ягодицы были пунцового цвета и непрерывно сжимались, слёзы ручьями стекали по пухлым щекам. Он тихонечко поскуливал от боли. Наконец, Сашку подняли, подвели к шконке и положили грудью на нары. Один из зеков сразу сел ему на шею и придавил его голову к шконке. Пышущая жаром задница притягивала взор каждого из находящихся в камере.

Неспешно смазав вазелином большой толстый член, Прохор подошёл к шконке, приставил свой агрегат к иссечённому заду и начал сильно, мощно, жестоко трахать Сашкину задницу под трогательные стоны жертвы. Боль Саше причиняла не любовь, а резкие удары бёдер по нещадно отпоротой попе.

Вскоре Прохор обильно кончил, после чего медленно вытащил член из Сашки и звонко шлёпнул свою жертву по натруженному заду, вызвав тем самым у лежащего очередной стон. Затем Сашка медленно опустился на колени и сквозь слёзы снова стал благодарить пацанов за заботу, за тёплый и радушный приём, за наставления старших товарищей, обещая утром всех отблагодарить. Пацаны, довольные результатом, разошлись по своим шконкам.

Всю ночь Сашка лежал на животе, иногда всхлипывая во сне и нежно поглаживая свои распухшие ягодицы. Надеть на них узкие трусики было невозможно...

В таком "спектакле" Сашеньке предстояло играть каждую субботу...