В сортире (фрагмент романа) (Читать онлайн бесплатно короткие любовные романы)

Сочетание запаха новых, некрашеных сосновых досок с легким амбре садового сортира, которым пользуются лишь изредка, действовало на Игоря возбуждающе. Даже признаться самому себе в этом было стыдно, и это тоже возбуждало. Как стыдно фантазировать на запретные сексуальные темы, опасаясь того, что кто-то из сверстников или из взрослых может об этих фантазиях догадаться! Но в данный момент ничего такого и не фантазировалось. Зачем? Прямо перед Игорем, чуть наклонившись вперёд и упёршись двумя руками в тыльную стену сортира, в одних вьетнамках стоял Элька. Вся элькина одежда, состоявшая из старых джинсовых шорт, висела на гвозде, вбитом изнутри в дверь символа деревенских удобств. "Вот, Эльке не стыдно, - думал отрешённо Игорь, - потому что Элька бесстыжий".

Игорь брал Эльку сзади, неспешно, растягивая удовольствие, и сам при этом был при полном параде: в джинсах и рубашке. Он только ширинку расстегнул, как будто забежал сюда на минутку, по малой нужде. Голый Элька, изогнувшийся и покорно подставляющий ему свою оттопыренную попочку, своей развратностью затмевал все самые развратные игорьковы фантазии. Парню было приятно - до спазма в груди - ощущать нереальную, почти немыслимую власть над сверстником, чувствовать себя настоящим крутым пацаном, который может вот так загнуть в сортире другого пацана и выебать его в жопу. И плевать крутому пацану на то, что там думает на этот счёт выебанный в жопу пацан! Пусть ему, выебанному, будет стыдно, пусть над ним издевается вся школа из-за того, что вот он, Игорь Маслов, его опустил и выебал. Да и какой Элька пацан? Так, недоразумение. Ошибка природы.

"Ошибка природы" между тем, в отличие от Игоря, дышала ровно, явно не осознавая момент триумфа крутого пацана над ним, ёбанным недоразумением по имени Лёнька Есипов. Гораздо больше, чем происходящее сзади, Эльку интересовало то, что он видел впереди, прямо на стене сортира, в которую упирался для сохранения равновесия. А там, на светлых шпунтованных досках, было его имя, жирно написанное чёрным карандашом. Надпись гласила: "Я, Лёня Есипов, люблю сосать хуй, даю в попку. "Голубой Дунай", 4-я палата". Ниже надписи была изображена фигурка человечка в коленно-локтевой позе в профиль. Над приподнятой попой человечка расходились в разные стороны короткие штрихи, обозначавшие лучи. "Сияние из жопы, значит, - подумал Элька. - Вот дура-то!"

Элька в сердцах ударил по позорной надписи ладонью. А что толку? Не будешь же круглосуточно закрывать эту стенку своим телом. Есть ещё две стены и дверь. И хотя сортир был новый, они уже начали покрываться образцами народного эротического фольклора, которые постоянные посетители сельской архитектурной достопримечательности знали наизусть. Теперь вот и Элька - личность легендарная, увековеченная. Вон, про него даже на стенах сортира пишут! И стирать или закрашивать эту надпись бесполезно. Появятся и другие надписи, в других сортирах, в подъездах, на школьных партах, остановках транспорта, на спинках сидений трамваев... Везде! Скоро и на двери лёнькиной квартиры что-нибудь такое напишут: "Лёнька - пидарас! Сто хуёв ему в жопу, чтоб сильнее сияло!"

- Ты чего? - Игорь не сразу понял, что источником неожиданного шума является Элька, и сначала подумал, что не иначе как кто-то снаружи в сортир ломится.

- Ничего. Давай быстрее, блядь! - грубо ответил Элька.

- Где блядь? - шум сбил выходившего на финишную прямую Игоря с ритма.

Перестав на время качать бёдрами, он со всей силы больно вцепился пальцами в самое широкое место на элькиных бедрах и потянул их на себя, словно не Эльку на хуй натягивал, а сапог на ногу.

- Это ты у нас блядь!

Элька застонал сквозь сжатые зубы.

- Ты не стесняйся, ори, если больно. Пусть пацаны слышат и видят, как сортир ходуном ходит, когда я тебя долблю во все дыры.

"Во-во - долблю... Долбоёб..." - пробивались сквозь боль отрывки элькиных мыслей.

Мысли Игоря, напротив, вместо отрывков представляли собой грузовой состав, несущийся в определённом направлении логичной и непрерывной цепью железнодорожной логики. Да, плевать, что думает выебанный в жопу пацан до того, как его выебут. В том смысле, что это и так понятно: "Ой, какой ужас! Меня сейчас отдерут в попку! И, наверное, не один раз!" И что он думает после, это тоже очевидно: "Мамочки! Меня сделали легкодоступной девочкой! Теперь любой настоящий пацан может загнуть меня раком в сортире и спустить в меня, если узнает, кто я на самом деле!" Но когда его ещё ебут, он же тоже о чём-то думает. Интересно, о чём? Что он чувствует?

Стальной состав игорьковых рассуждений упёрся в красный светофор, за которым дальнейший рельсовый путь отсутствовал. Выразить в словах и образах то, что чувствует другая сторона, Игорь не смог. Потому что, по понятиям Игоря, это не просто другая или противоположная сторона секса, это вообще другая сторона Луны! Но знать, что происходит там, на другой стороне, оказалось для Игоря жизненно важным делом. Причём именно сейчас. Так как существует только один достоверный источник информации, способный фактически и однозначно подтвердить, что да, Игорь Маслов - невъебенно крутой самец! И источник этот - болтающийся на его хуе несчастный Элька. Ни "Элька до", ни "Элька после", а именно "Элька на хуе". И тут ещё особый кайф для Игоря в том, чтобы окончательно расставить всё по полкам, в соответствии с его понятиями. Чтобы бесстыжий Элька, который светится несмываемым клеймом пацанячьей молофьи так, что весь посёлок можно освещать, почувствовал себя униженным, опущенным, зачморённым. Чтобы он вспыхнул от выжигающего его изнутри потока кипящей игорьковой спущенки и сгорел бы от стыда, превратившись в кучку ничтожного праха, которую Игорь может разметать носком ботинка, а может плюнуть в неё и оставить так.

Игорь увеличил темп, выдавая серии ударов, от которых, как просчитал сам Игорь, Элька запросто мог бы улететь в зияющую под ним дырку толчка. Там ему и место - прах к праху.

Выкладываясь до предела, Игорь больно шлёпнул Эльку по лоснящейся от пота заднице и спросил:

- Что ты чувствуешь... Скажи! Что ты чувствуешь когда... я ебу... тебя... в жопу?!

- Ага, чувствую... Как будто у меня в очке кто-то спичкой ковыряется, - невозмутимо ответил Элька.

Игорь выбил задом дверь сортира, сорвав запиравший её крючок. Первым его порывом было уебать Эльку ногой по яйцам, но дверь помешала осуществлению этого желания, больно ударив парня по копчику. Морщась от боли в копчике, Игорь выскочил наружу, торопливо запихивая причиндалы в штаны. Распахнувшаяся дверь сыграла на петлях, уронила элькины шорты на землю и медленно, с басовитым скрипом, закрылась.

- Чуть мудя мне не откусил, - оправдался Игорь перед пацанами, которые, прервав свою рабочую возню, наблюдали за его ужимками, - присосалась, шалава...

- Влюбился, наверное, - флегматично прокомментировал Пашка эти слова и переложил поливочный шланг на другую грядку.

Игорь изо всех сил изображал невозмутимость, но железнодорожный состав непоправимо слетел с пути, и вагончики со скрежетом громоздились один на другой. "Сука! Шлюха пидорская! Как он посмел?!" - его распирало от возмущения.

Но ничего этого вслух Игорь не произнёс. Осознание невозможности разрешения ситуации пришло внезапно и потрясло его своей очевидностью. Покорёженные вагончики сгрудились в кювете, а на штанах Игорька стремительно расплывалось стыдное пятно из молофьи, предназначавшейся для элькиной жопы. Зажав промежность рукой, Игорь потрусил к корпусу, стараясь держаться в тени. Пацаны проводили его взглядом, полным сдержанного сочувствия.

Весь путь до палаты Игорь интенсивно занимался ликвидацией железнодорожной аварии. Уж сколько раз Элька нарывался из-за своего несдержанного язычка! А толку? Можно, конечно, отпиздить Эльку, оказавшись с ним один на один... И тем самым подтвердить, что кулаки у тебя крепче хуя? Дело-то не в том, чтобы заставить Эльку бояться, а в том, как заработать у Эльки уважение? Вот в чём неразрешимость ситуёвины! Как к нему подобраться, как не заблудиться в потёмках его пидорской души? Что нужно сделать, чтобы он стремился именно к нему, к Игорю, и не от безысходности, а ради удовлетворения своей злоебучей похоти, чтобы раз за разом кончать под ним, под Игорьком, даже не помогая себе руками?

И тут вагончики сами собой повыпрыгивали из кювета и крепко встали на рельсы. Локомотив утробно взревел, и, лязгнув сцепками, состав тронулся, набирая ход. Вслед за составом чуть не тронулся и сам Игорёк. Всё, оказывается, так просто! И, несмотря на простоту, всё это совершенно не вяжется со всеми пацанячьими понятиями, по которым Игорь жил всю жизнь. Это же так просто, что он даже начал сомневаться: "А в своём ли ты уме, Игорёша? Может, всё-таки, в чьём-нибудь чужом?"

Прислонившись с внутренней стороны к двери палаты, Игорь расстегнул штаны и всей пятернёй влез прямо в эту противную мокрущую слизкость у себя между ног. Извазюкав в ней пальцы, достал их, понюхал. Сначала осторожно, а потом ещё раз, вдумчиво, каждый палец по отдельности. Молофья была жидкая, прозрачная и стекала с пальцев на ладонь. Запах показался Игорю неприятным, но притягательным, терпким и колюче-наглым. Игорь зажмурился и лизнул ладонь. Затем взял в рот указательный палец и пососал его. Потом открыл рот пошире, обхватил губами сразу четыре пальца и стал яростно ебать себя в рот рукой...

Ненадолго оставшийся в одиночестве Элька душевных терзаний не испытывал. Соскочивший с игорьковой "спички" презерватив был благополучно извлечён им из очка и теперь болтался в луче света, проникавшем сквозь щель над дверью. Элька держал его двумя пальцами и презрительно разглядывал рой обречённых микроскопических игорьков, оттянувших резинку мутной каплей. Конечно, он понимал, что правду бывает необходимо скрывать, и умел это делать. Но иногда так хочется быть честным! Зачем переламывать себя, если, сказав правду, можно получить такое садистское удовольствие?! И мама говорила: никогда не ври! Элька сначала хотел выкинуть презик в толчок, но затем передумал и повесил его болтаться на гвоздь, вбитый в дверь сортира изнутри. Так честнее! А вы что, думали, что Элька - положительный персонаж? После всего тут рассказанного?! Да он просто чудовище!

- Яйца чешутся, терпежу нет! - навязчивым сквозняком ворвавшийся в сортир Олег уже вывалил из ширинки своё пацанячье хозяйство и теперь нервно почёсывал яйца. - Эля, почеши! Язычком почеши, а?