Близкое знакомство

Часть 1

Марат, студент-третьекурсник одного из финансовых институтов, немерено расплодившихся в эпоху "купи-продай", стройный, изящно сложенный двадцатилетний парень, золотисто-бронзовый от ещё не смытого летнего загара, отбросил в сторону простыню, укрывавшую первокурсника Артёма, весело подмигнул опешившему от неожиданности парню и тут же, ничего не говоря, навалился на него, лежащего на спине, сверху, подмял его под себя, вдавился в него горячим телом, причем проделал он это всё так естественно, уверенно и лихо, как если б он это делал с Артёмом каждый день. Ногами раздвинув, разведя в стороны, ноги растерявшегося Артёма, Марат с силой вдавился пахом в пах парня, и лицо его, несмазливо красивое, с едва уловимыми восточными чертами, осветилось вполне доброжелательной, отчасти шутливой и вместе с тем какой-то непонятной Артёму, несущей в себе затаённый смысл улыбкой.

Настольную лампу, стоявшую на столе, Марат умышленно не погасил. Миниатюрная настольная лампа, по форме напоминавшая чуть увеличенный карманный фонарик, ярко освещала лишь небольшую часть стола, а дальше свет её рассеивался, размывался, превращаясь в мягкий полумрак, так что в комнате, с одной стороны, было достаточно темно, чтобы невольно возникало ощущение камерности и уюта, а с другой стороны, в комнате было достаточно света для того, чтобы отчётливо видеть выражения лиц.

- Ну, что, Артём, будем знакомиться по-настоящему - по-мужски? - проговорил Марат, вопросительно и вместе с тем уверенно глядя Артёму в глаза.

Всё это произошло так неожиданно и было так необычно, что Артём, оказавшись под навалившимся на него Маратом, в первые секунды просто-напросто растерялся. Не испугался, а именно растерялся. Он, Артём, ничего не понял; да и потом - что он, Артём, знал о Марате?

Они встретились - познакомились - утром, когда Артём, новоиспечённый студент финансового института, впервые переступил порог комнаты, в которой ему в обозримом будущем предстояло жить. Накануне они с матерью оформили все необходимые для вселения в общежитие документы, произвели оплату за проживание, мать убедилась в том, что Артём внесён во все необходимые списки, поздно вечером он проводил мать на поезд, ещё одну ночь переночевал на снимаемой квартире и утром налегке, пока ещё без вещей, заявился в общежитие - вселяться. Временный пропуск на него был оформлен накануне, но только утром он узнал номер своей комнаты. Собственно, это была не комната, а двухместная секция, состоящая из небольшой комнаты, небольшой кухни и разделённого санузла. Заселиться в обычную общежитскую комнату было почти втрое дешевле, но мать решила, что для учёбы будет лучше, если Артём поселится в двух- или трёхместной секции, что и было сделано.

С кем Артёму предстояло жить, ни он сам, ни мать накануне узнать не смогли, и лишь утром, узнав номер своей секции, Артём впервые увидел того, с кем ему предстояло жить. Парень, открыв Артёму дверь, каким-то образом тут же догадался, что Артём не ошибся дверью, а пришёл именно заселяться, хотя никаких вещей у него ещё не было, и, окинув Артёма быстрым внимательным взглядом, с улыбкой протянул ему руку:

- Первокурсник? На заселение?

- Да, - отозвался Артём и, пожимая протянутую руку, неизвестно зачем повторил за парнем, словно эхо. - Первокурсник. на заселение.

- Заходи! - весело проговорил парень, пропуская Артёма внутрь; так они, собственно, и познакомились.

Марат Артёму понравился: сразу было видно, что парень не нудный и вместе с тем не хамовитый - ну, то есть, нормальный парень. В душе Артём надеялся на то, что его поселят с таким же, как он, первокурсником, но и парень-третьекурсник, к которому Артёма подселили, оказался тоже вполне нечего. И он, Артём, Марату тоже понравился - это Артём почувствовал по тому неподдельному интересу, с каким Марат стал расспрашивать его о самом необходимом: откуда приехал, как поступал, чем занимаются отец с матерью, есть ли братья или сестры. Ну, а что? Вполне нормальный - объяснимый - интерес, если им предстояло какое-то время жить вместе. Может, год, а может, и больше. О себе Марат рассказал, что сам он живёт в Уфе, что увлекался восточными единоборствами, что отец его занимается бизнесом и что этим летом он вместе с отцом почти месяц был в Америке, а в прошлое лето отдыхал с друзьями - бывшими одноклассниками - на Байкале, а ещё он был в Турции и в Испании, но это было раньше, когда он учился в школе.

Они спустились вниз и позавтракали в кафе, потом Артём привёз в общагу свои вещи, упакованные в две огромные сумки, с какими до сих пор ещё по городам и весям скукожившейся родины разъезжают челночники, потом, пока Артём обустраивался в комнате, Марат ездил в институт, где брал какие-то справки, и только к вечеру они оба освободились от всех дел.

Несколько раз к ним в секцию заходили однокурсники Марата: с долговязым несимпатичным очкариком Марат говорил о каком-то профессоре Мишкине, который во время летней сессии спалился на взятке, и потому теперь им перво-наперво нужно будет искать себе нового научного куратора, а с приходившими девчонками Марат, белозубо смеясь, обменивался впечатлениями о прошедшем лете, и первокурсник Артём при этом не был в стороне - всем приходившим Марат шутливо представлял Артёма как "будущего финансового гения", дожившего до восемнадцати лет и ещё ни разу не державшего в руках ни доллары, ни евро, ни хотя бы юани. Впрочем, всё это говорилось легко и шутливо, а потому для Артёма совершенно необидно. Все смеялись, девчонки были милые, симпатичные. Да и действительно, у Артема никогда ещё не было ни долларов, ни евро, ни юаней.

Вечером, когда всё более-менее утряслось, Марат предложил Артёму отметить их знакомство.

- Можно пойти в кафе, но там сейчас будет море моих знакомых, и вряд ли тебе это будет интересно. А потому можно взять бутылку хорошего марочного вина и посидеть здесь, у нас в комнате. Ты как?

- Нормально, - легко отозвался Артём, не видя ничего предосудительного в том, чтобы отметить первый день начала новой жизни несколькими ни к чему не обязывающими глотками вина.

Они снова спустились вниз, Марат купил в небольшом уютном магазинчике изящную - тонкую и длинную - бутылку марочного вина, купил виноград... Разве зазорно двум студентам выпить за знакомство - за лёгкость совместного проживания в одной комнате?

Они совершенно нормально просидели почти час. Вино было чуточку кисловатое, но вкусное. Артём не опьянел, а лишь слегка, чуть-чуть захмелел, и даже, наверное, захмелел он не столько от вина, сколько от обилия новых впечатлений, от ощущения, что всё так удачно, так хорошо сложилось. Симпатичный внешне, Марат был симпатичен и чисто по-человечески, и от всего этого в душе у первокурсника Артёма возникло ощущение уюта и комфорта. Он уже отзвонился матери, подробно ответил на все её вопросы о своём вселении в общежитие, и теперь ему было приятно сидеть за столом и слушать рассказ Марата о жизни в Америке.

Правда, один раз Артём поймал на себе какой-то странный - чересчур внимательный, словно бы изучающий - взгляд Марата и даже спросил:

- Ты чего? - предположив, что он, Артём, быть может, сказал какую-то глупость.

- Что? - не понял Марат - или сделал вид, что не понял.

- Смотришь на меня... ну, как врач на больного. Что-то не так?

Марат, мгновенно потеплев взглядом, весело отозвался:

- Всё так, - и улыбнувшись и подмигнув Артёму, он пояснил-добавил: - Нравишься ты мне - вот я и смотрю. Всё классно, Артём!

Ну, а что? Чисто по-человечески это было понятно: он же, Марат, Артёму понравился. Вот. А Артём понравился Марату - парню, с которым ему, Артёму, предстояло жить в двухместной секции. Нормальная взаимная симпатия. Слышать это было приятно, и Артём, не зная, что сказать Марату в ответ, лишь смущённо улыбнулся, пожимая плечами.

Они допили вино. Артём сходил в душ, откуда вернулся спустя четверть часа уже в одних трусах, свободно обтекающих его отроческие узкие бёдра. Марат, в ожидании Артёма сидя в кресле, перекатывая между губ сочную янтарную виноградину, медленно скользнул по Артёму внешне безразличным, ничего не выражающим взглядом. Трусы не обтягивали тело парня, как это бывает, когда надеваешь плавки, и вместе с тем они не болтались на Артёме излишне свободно, тем самым затушёвывая, смазывая изящество юношеских форм, а ниспадали вниз; трусы именно обтекали тело Артёма, скользили по телу, повторяя плавные изгибы не только бёдер, но и сочно оттопыренной упругой попки. Марат, закрыв глаза и сделав вид, что он всецело сосредоточился на ощущении вкуса, медленно раздавил во рту виноградину. Тело у восемнадцатилетнего Артёма было стройное, пропорционально сложенное, гибкое...

Часть 2

Пока Марат принимал душ, Артём застелил свою кровать, и к тому моменту, как Марат вновь появился в комнате, Артём уже лежал под простынёй и ждал Марата, чтобы спросить у него, на сколько ставить на завтра побудку на телефоне. Ну, то есть, как они будут завтра просыпаться - как и во сколько.

А потом случилось то, что случилось: не отвечая на вопрос о побудке и бросив полотенце на свою кровать, Марат, тоже в трусах, подошёл к кровати Артёма, отбросил в сторону простыню, которой Артём укрылся, весело подмигнул опешившему парню, никак не ожидавшему такого поворота событий, и тут же, ничего не говоря, одномоментно навалился на него, лежащего на спине, сверху, вдавился в него горячим телом, подмял его под себя. Всё произошло в считанные секунды!

- Ну, что, Артём, будем знакомиться по-настоящему - по-мужски? - услышал Артем уверенный и вместе с тем чуть изменившийся голос Марата, одновременно с этим ощутив на своём лице горячее дыхание навалившегося сверху парня.

- Как - "по-мужски"? - Артём, ещё не понимая, что к чему, ещё не догадываясь о том, что всё это может значить, недоумённо хлопнул ресницами.

Артёму было восемнадцать лет, и он уже был не школьником, а был студентом-первокурсником, но чувство растерянности, отобразившееся на его лице, мгновенно сделало его похожим на пацана, впервые столкнувшегося с чем-то большим, неизведанным, непонятным.

- Как? Элементарно. Максимально близко! - возбуждённо выдохнул Марат, с силой вдавливаясь ощутимо твердеющим пахом в пах Артема.

И только тут до Артёма дошло, только тут его озарило, ч т о и м е н н о всё это может значить. да и то, мысль о том, что Марат с ним, с Артёмом, хочет заняться сексом, показалась Артёму настолько абсурдной, несуразной, невероятной, что он, подумав о том, что всё это м о ж е т значить, вслед за растерянностью почувствовал не просто удивление, а недоверие к собственному предположению - настолько всё это было невероятно, нереально! Ну, то есть...

Они были знакомы всего несколько часов, и за всё это время - за время их непосредственного общения - Марат ни словом, ни жестом не выказал своего пусть даже мизерного интереса к данной теме, то есть не дал Артёму никакого повода что-либо заподозрить. Это во-первых. Во-вторых, сам Артём никаким образом - априори! - не мог дать ни малейшего повода Марату думать о возможности чего-то подобного, потому как он, Артём, "по жизни" был в н е этой темы, то есть темой этой никогда не интересовался и уж тем более никогда не думал, никогда не помышлял о чём-либо подобном... И потом, им предстояло вместе - вдвоём в одной комнате! - жить не день и даже не неделю, а, как минимум, целый год. Ну, и как они могли бы жить дальше а одной комнате после т а к о г о? Потому-то Артём, чувствуя пахом твердеющий пах Марата и осознавая, ч т о и м е н н о может всё это означать, в первые секунды не поверил озарившей его догадке.

- Пусти... - выдохнул Артём, не веря собственному предположению и в то же время видя близко-близко потемневшие, странно заблестевшие зрачки парня. - Пусти меня. Ну?! Марат, пошутил - и хватит... Пусти!

- Какие шутки? Никаких шуток! - возбуждённо засмеялся Марат, обдавая лицо Артёма щекотливо горячим дыханием. - Мы с тобой будем... вдвоём будем жить - ты и я. Понимаешь, о чём я? Вместе, вдвоём - в одной комнате. А что делают в таких комфортных обстоятельствах нормальные парни? Симпатичные парни - как ты и я? Ну, Артём - что они делают?

- Что они делают? - словно эхо, повторил вконец растерявшийся Артём.

- Они не теряют время даром - вот что они делают! Понимаешь, о чём я говорю? Современные парни, как ты и я, нормальные современные парни не теряют время даром и потому не отказывают себе ни в чём... Чувствуешь?

Глядя Артёму в глаза, Марат с силой сдавил, судорожно стиснул свои ягодицы, вдавливаясь пахом в пах Артёма, и тот, лежащий на спине под парнем с невольно раздвинутыми, разведёнными в стороны ногами, совершенно отчётливо почувствовал через ткань трусов несгибаемую твёрдость напряжённого Маратова члена. Член у Марата был твёрд, как камень!

"Ну, ни фига себе... влип!" - словно остриём скальпеля, полоснула сознание Артёма мысль, ещё секунду назад казавшаяся ему нереальной, невероятной. Между тем, всё было реально: Марат говорил о сексе, о возможности секса между ними... ну, то есть, между ними - парнями... Охренеть! Эта мысль - мысль о сексе с Маратом - обожгла Артёма опять-таки своей невероятностью, дикостью, на мгновение парализовав его мозг и тело, но уже в следующую секунду недоумение в глазах Артёма сменилось страхом. Он молча дёрнулся, пытаясь вывернуться из-под Марата, сбросить его с себя, освободиться, однако сделать это оказалось не так-то просто: распластанный, вдавленный в матрас сильным горячим телом Марата, Артём не только не смог сбросить его с себя, отбросить его тело прочь, но даже сдвинуть Марата в сторону или хотя бы приподнять его оказалось для Артёма делом непосильным; Марат был сильнее, физически сильнее, и о каком-либо освобождении из его стальной хватки, казалось, не могло быть и речи.

- Чего ты... чего дёргаешься? Успокойся, - тихо - едва шевеля губами - прошептал Марат, без труда удерживая парня под собой, и от того, что Марат прошептал это едва слышно, и от того, что сделал он это одними губами, слова прозвучали доверительно, почти интимно.

- Пусти! - сдавленно выдохнул Артём, упираясь руками в плечи Марата.

- Зачем? - губы Марата сами собой растянулись в улыбке, и Артём помимо воли мимолётно отметил, что зубы у Марата ровные и белые, без единого изъяна. - Я хочу, тебя хочу, и ты это чувствуешь. Чувствуешь? - прошептал Марат, глядя Артёму в глаза и одновременно с этим сладострастно вдавливая пах в пах. - И ты тоже... ты тоже хочешь этого... хочешь так же, как и я.

- Пусти меня! Я не хочу! Пусти! - Артём задёргался, затрепыхался с новой силой, безуспешно пытаясь вывернуться из-под Марата, вырваться.

- Блин, ну чего ты... чего ты дёргаешься? Расслабься... Не ври ни себе, ни мне, что ты этого не хочешь... Ты ж нормальный парень, нормальный пацан! Расслабься - и нам ничто не помешает.

- Пусти! Не надо! Я не хочу! - торопливо выдохнул Артём, ещё не представляя, как - каким образом - это будет происходить, но уже со всей леденящей душу ясностью понимая, что сейчас - сейчас этот парень, студент-третьекурсник, будет его, Артёма, насиловать... ну, то есть, трахать - как женщину. - Пусти! Я не хочу!

- Сейчас захочешь. Элементарно! - прошептал Марат, упруго выдыхая в лицо Артёму горячие, как угли, слова. - Расслабься, на минуту расслабься - и ты почувствуешь, что хочешь. Ты уже хочешь, но ещё этого не осознаёшь... Расслабься.

- Я не такой. Пусти! - Артём, прилагая максимально возможные физические усилия - напрягая все мышцы тела, вновь задёргался, но навалившийся на него сверху Марат лишь усилил давление своего тела на тело Артёма, делая какие-либо попытки парня вывернуться, освободиться-вырваться совершенно бесполезными. - Пусти... пусти меня! Я не педик, не педик... Пусти! - повторил Артём, как будто этот аргумент мог остановить возбуждённого парня, подмявшего его, Артёма, своим горячим телом под себя.

- Ой, какие мы знаем слова! - Марат тихо засмеялся. - Он не педик - надо же!

В голосе Марата отчётливо прозвучала лёгкая и вместе с тем уверенная, не подлежащая сомнению насмешливость. - Не педик. Кто тебе сказал такую хрень? Или, может, ты уже пробовал, если так утверждаешь - так говоришь? - Марат снова засмеялся, с нескрываемым удовольствием шевеля бёдрами и с наслаждением вдавливая в пах Артёма свой камнем бугрящийся твёрдый член. - Пробовал? Ну, колись. Симпатичные парни, как правило, пробуют - попихивают друг друга. Ну, то есть, так, чтоб никто об этом не знал. А потом кричат: "Я не педик! Не педик!". Да? Было такое? Пробовал?

- Ничего я не пробовал! - выдохнул Артём, помимо воли чувствуя, как смутное, едва уловимое чувство приятности вопреки его желанию медленно зарождается между его разведённых, широко раздвинутых в стороны ног. - Пусти меня!

- Что - ни разу не трахался? Ни с кем не пробовал?! - Марат, выдыхая это и обдавая лицо Артёма горячим дыханием, скользнул рукой по его бедру, пытаясь подсунуть ладонь под Артёмовы ягодицы. - Не пробовал, да? Ни разу? Ни с кем - ни разу?

Артём вдруг подумал, что для Марата почему-то очень важно знать, пробовал Артём э т о или не пробовал, и если он сейчас убедит Марата в том, что он, Артём, действительно никогда т а к не делал, ни разу ни с кем н е п р о б о в а л, никогда об этом помышлял, то Марат его тут же отпустит, оставит его в покое, прекратит свои домогательства. Да-да, это явно какое-то недоразумение - то, что Марат решил, что он, Артём, голубой, и потому он, Артём, может так же, как голубые. Это ошибка Марата - глупая ошибка!

- Я правда... правда я не такой... не такой, как ты думаешь... - торопливо заговорил Артём, глядя Марату в глаза. - Я не трахаюсь, не делаю это, как голубые... и никогда, никогда я не делал так - ни разу! Пусти! - стараясь говорить как можно убедительнее, Артём одновременно с этим с новой силой задёргался под Маратом, тем самым стараясь наглядно подтвердить выдыхаемые слова.

- Правда?! - и тут Марат, изловчившись, втиснул ладонь между матрасом и вдавленной в матрас ягодицей Артёма, обхватил её растопыренными пальцами, через ткань трусов сладострастно вдавил пальцы в упруго-сочную мякоть.

- Правда! Клянусь тебе! - с жаром выдохнул Артём, одновременно с этим ощущая-чувствуя, как возникшее минуту назад чувство смутной приятности между ног, в районе промежности, совершенно непроизвольно, помимо его, Артёмовой, воли, стремительно нарастает, ширится, набухает знакомым зудом молодого возбуждения, отчего так же непроизвольно - невольно, совершенно автономно от его личного желания-нежелания - стремительно увеличивается, затвердевает в трусах, наполняясь сладостным зудом вожделения, нехилых размеров член.

Лёжа под Маратом, вдавившимся в него всем своим телом, Артём чувствовал, что возбуждается, возбуждается явно, совершенно конкретно, и с этим ничего нельзя было поделать, это происходило само по себе, помимо его воли, вопреки его желанию. Блин!

Часть 3

Возбуждение нарастало. Артём снова задёргался, испытывая смятение, не понимая, что с ним, с Артёмом, происходит и повторил:

- Клянусь.

- Ну, а не пробовал, так попробуй. Какие проблемы? Сейчас ты... сейчас мы попробуем... Делов-то! Вжик-вжик - и опять мужик. Элементарно! Любой нормальный парень может это попробовать - хотя бы раз!

Марат тоже почувствовал, что член Артёма возбуждённо затвердевает, ощутимо бугрится, и теперь, сладострастно вжимая пальцы в мякоть Артёмовой ягодицы, он с не меньшим сладострастием давил своим возбуждённым членом на стремительно твердеющий член Артёма и даже не просто давил, а бесстыдно двигал - через трусы - членом вдоль члена, отчего между ног Артёма, широко расставленных, раздвинутых под Маратом в стороны, промежность тут же стала наполняться ощутимым саднящим зудом.

- Давай. Не бойся! Ты же хочешь - я это чувствую. Хочешь! - проговорив "хочешь", Марат дёрнулся, качнулся на теле Артёма, с новой силой вдавливая пах в пах, и это давящее движение тут же отозвалось горячей ноющей сладостью в возбуждённо твёрдом члене Артёма, бугром упёршемся Марату в пах. - Давай.

- Говорю тебе, я не педик, - чуть истерично и оттого чересчур горячо, излишне торопливо проговорил-выдохнул Артём, с ужасом осознавая неуклонно растущее чувство сладостной приятности, жаром наполняющей всё его тело.

- Да? Точно не педик? - Максим, весело и вместе с тем чуть насмешливо глядя Артёму в глаза, с силой надавил членом на возбуждённо твёрдый, бугром выпирающий член Артёма. - Ты отвечаешь за свои слова?

- Да, блин, да! Отвечаю! Пусти! - Артём проговорил это снова торопливо и снова излишне горячо, словно желая тем самым отсечь саму возможность какой-либо паузы для малейшего размышления.

- Хм, какая уверенность! - иронично хмыкнул Максим, всё с той же напористо-наглой весёлостью глядя Артёму в глаза. - Значит, ты всё-таки трахался, да? Ты трахался, и тебе такой секс не понравился. Правильно я понял?

- Ни с кем я не трахался! Никогда! Чем хочешь поклянусь!

- Нах мне твои клятвы! - Марат рассмеялся. - Я другое не понимаю: если ты не трахался - если ни с кем никогда не пробовал, то откуда ты можешь знать, что тебе это не понравится, а? Может, тебе понравится, а ты вырываешься, как дурак... Никакой логики! - Марат, говоря это, снова сладострастно стиснул пальцами Артёмову ягодицу. - Тебе ведь приятно сейчас? Приятно. Ну, и чего ты ломаешься - чего трепыхаешься? Если тебе это приятно (а тебе сейчас это приятно, потому что ты, Артём, нормальный парень, а у нормальных парней по-другому и быть не может), то чего ты тогда вырываешься? Расслабься... - говоря это, Марат едва заметно скользил твёрдо вздыбившимся бугром своих трусов о такой же твёрдый, ничуть не меньший бугор трусов Артёма, отчего парень действительно чувствовал в напряжённом стволе своего невидимо залупившегося члена более чем приятный - знобяще сладостный - зуд неподдельного, помимо его воли нарастающего желания. - Глупо не попробовать это - хотя бы раз. Глупо... Ты ведь хочешь попробовать?

- Я не педик! - Артём, сам того не осознавая, ушёл от ответа на прозвучавший вопрос, подменив ответ на один вопрос ответом на вопрос совершенно другой.

Впрочем, даже если бы Артём осознал эту подмену, для него в данный момент это ровным счётом ничего бы не значило, потому что такие понятия как "быть педиком" и "трахнуться с парнем" для него, Артёма, были совершенно равнозначны, неотличимы друг от друга.

- Может быть, ты не педик, а может быть, и педик. Откуда ты знаешь, кто ты на самом деле? - проговорил Марат, насмешливо глядя Артёму в глаза.

- Как - "откуда"? Я же не трахался, никогда не трахался с пацанами! - горячо отозвался Артём, одновременно с выдыхаемыми словами ощущая не только не убывающее, а наоборот, ещё более возрастающее чувство томительно сладостного удовольствия, тысячами микроскопических иголок покалывающего и в напряженно твёрдом члене, и в повлажневшей от возбуждения полузалупившейся головке члена, и в промежности, и в мошонке, и в мышцах девственного, никогда и никем ещё не проткнутого входа, туго стиснутого, сжатого между двумя вдавленными в ладонь Марата полусферами сочно-упругих ягодиц; удовольствие бушевало во всём теле!

- Вот и я о том же, - Марат улыбнулся, глядя на Артёма потемневшими от вожделения глазами. - Ты ни разу не делал это, ни с кем не пробовал - и при этом ты утверждаешь, что ты не педик. Что-то здесь явно не стыкуется - одно другому противоречит!

- Что не стыкуется? Ты что, не веришь мне? Думаешь, что я вру? - в голосе Артёма прозвучало искреннее, неподдельное возмущение. - Я правда, правда не трахался с пацанами - я не педик!

- Глупо! - отозвался Марат, не прекращая двигать по Артёму горячим, сильным, практически голым телом.

Уверенно глядя Артёму в глаза, Марат сладострастно тёрся вздыбленным пахом о твёрдо бугрящийся пах лежащего на спине возбуждённого Артёма, через тонкую ткань трусов Марат тёрся членом о член, и у Артёма от этого трения испарялась куда-то, исчезала всякая воля к сопротивлению.

- Ты говоришь, что ты не педик. Так вот: глупо с такой уверенностью утверждать то, о чём знать ты не можешь - ну, то есть, знать не можешь наверняка, со всей определённостью! А не можешь ты это знать потому, что ты ни разу не пробовал, ни разу не трахался. Вот где явное противоречие! Ты говоришь о себе, что ты не педик, а между тем, ни разу это не испытав, ты не имеешь ни малейшего представления о том, о чём ты говоришь! Я имею в виду то, что нет у тебя своего представления об этом - л и ч н о г о. Именно это-то и не стыкуется: ты ни разу не трахался с парнем и в то же время ты полагаешь, что ты не педик. Как такое возможно? - Марат, вопрошающе глядя на Артёма, скептически хмыкнул. - А может, ты педик, может, тебе это понравится?

- Что понравится? - отозвался Артём, невольно думая о том, что это ему уже - у ж е нравится!

Ну, то есть, не то чтобы нравится, а... Было приятно лежать под Маратом, чувствовать на себе странно возбуждающую тяжесть его вдавившегося, жаром пышущего сильного тела, ощущать на своём лице горячее дыхание его шевелящихся губ. Да, всё это было приятно - очень приятно, и вместе с тем ощущение разлитого по телу удовольствия вкупе со сладко зудящей промежностью его, Артёма, пугало. И пугало, и вместе с тем рождало в его душе ещё невнятное, смутное, ещё явно не осознаваемое желание продолжения.

- С парнями понравится - вот что! - засмеялся Марат, глядя Артёму в глаза. - Так тоже бывает: парни, не испытав, пребывают в полной уверенности, что они не педики, а потом, случайно попробовав, вдруг узнают про себя, что они - стопудовые геи. Потому и говорю тебе, что глупо это - утверждать, что ты не педик, не проверив это опытным путём! Впрочем... - тут Марат сделал паузу, - даже попробовав с парнем и испытав совершенно естественное наслаждение, ты всё равно не сможешь сразу определиться с тем, голубой ты или нет, потому что можно трахаться с парнем и при этом не быть голубым.

- Как это можно - не стать голубым, если ты... если ты это сделаешь? - проговорил Артём, сам не заметив того, как он впервые с того момента, как оказался под Маратом, задал вопрос более-менее по существу, тем самым невольно входя в формат диалога.

- Элементарно! - с готовностью отозвался Марат, чутко уловив наметившийся перелом в отношении Артёма к происходящему. - Голубой - это ориентация; ну, то есть, не просто предпочитаемый, а единственно возможный вариант сексуальности. Можно вообще не трахаться и при этом быть голубым - хотеть этого, мечтать об этом, фантазировать на эту тему. Элементарно! Голубой - это ориентация по жизни... А можно трахаться, кайфовать - и при этом голубым не быть: однополый трах в таком случае может быть всего лишь вариантом сексуальной практики, когда парнем движет или желание сексуального разнообразия, или стремление к сексуальной универсальности, или простое банальное любопытство. Да, совершенно естественное любопытство! Причём однополо трахаться может любой. Ну, то есть, любой может получать от этого удовольствие - любой парень, а не только голубой... В чём ты сейчас убедишься сам... Да? - и Марат, глядя Артёму в глаза, тихо засмеялся. - Сам сейчас в этом убедишься... А вот педик ты или нет, ты не узнаешь даже после того, как мы с тобой трахнемся, потому как это не осознаётся в одночасье, потому что должно пройти какое-то время, прежде чем ты сам себе скажешь, что в сексе тебя интересуют исключительно парни... Но это может случиться, а может и не случиться: парней, голубых по жизни, статистически в десятки раз меньше, чем парней, практикующих однополый секс ради кайфа, ради удовольствия - так-то, Артём! Можно, конечно, двум симпатичным пацанам, как ты и я, жить в одной комнате и при этом не трахаться - не кайфовать друг с другом. Отчего ж нельзя? А можно из совместного проживания в одной комнате извлекать вполне естественное удовольствие. Мне больше нравится этот - второй - вариант, - Марат, глядя в глаза притихшего Артёма, вновь рассмеялся. - Мы же ведь трахнемся с тобой. Сейчас трахнемся. Сейчас, не откладывая наше близкое знакомство на потом, да?

- Нет. Не надо. Я не хочу. Не надо... - Артём проговорил это чуть растерянно, без предыдущей категоричности, отчего голос его прозвучал неуверенно, словно он, говоря "нет", "не надо", "я не хочу", уже сам до конца не верил этим словам.

Часть 4

- Ты какой-то... какой-то ты нелогичный, - хмыкнул Марат, предвкушающе сжимая, стискивая ягодицы парня и через ткань трусов сладострастно вдавливаясь членом в член. - У тебя стоит, а ты уверяешь меня в том, что ты не хочешь. Блин, как можно не хотеть со стояком? Не понимаю. Ты говоришь, что не пробовал с парнем, и при этом уверен в том, что ты не педик. Снова не понимаю. Как можно быть уверенным в том, о чём не имеешь ни малейшего представления?

- Но я правда... я правда не педик! - в голосе Артёма прозвучало отчаяние.

- Да не можешь ты этого знать, не можешь! - с лёгкой досадой проговорил Марат. - Был такой проповедник - Экклезиаст. Может быть, слышал?

- Нет, - Артём, лёжа под Маратом и снизу вверх глядя Марату в глаза, отрицательно качнул головой.

- Ну... Одним словом, Экклезиаст считается одним из самых мудрых людей, когда-либо живших на земле. Так вот, среди его мыслей-признаний есть такой пассаж: "и нашёл я, что горче смерти женщина", а дальше: "чего ещё искала душа моя, и я не нашел? - мужчину одного из тысячи я нашёл, а женщины между всеми ими не нашёл". То есть, смотри, что получается: он перепробовал и с женщинами, и с мужчинами - и лишь на исходе жизни смог окончательно определиться, кто он по жизни в плане секса, лишь к концу жизни пришёл он к выводу, что он, говоря языком современным, является геем - голубым, или педиком, как говоришь сейчас ты. Так вот, "искал" здесь - ключевое слово! Можно тупо застыть в своём невежестве, и это будет один сценарий жизни - будет одна жизнь. А можно жить в состоянии поиска, и это будет совсем другой сценарий - это будет другая жизнь. Причём, так во всём - не только в сексе: можно всю жизнь прожить в каком-нибудь городе или селе, никогда никуда не выезжая, а можно объездить весь мир. Ну, и что будет интересней? Экклезиаст познал сотни женщин, сотни мужчин - у него было море секса, а душа его искала родную душу, и нашёл Экклезиаст такую душу не в женском обличии, а в мужском... Человек всю жизнь искал! А ты? Не имея ни малейшего сексуального опыта в формате "парень-парень", ни разу не попробовав, не испытав никаких ощущений, ты при этом уверен в том, что ты не педик... Глупо! И потом: никогда не плюй в колодезь... Это очень хорошее правило! - Марат, выдернув ладонь из-под задницы Артёма, обеими ладонями тут же зафиксировал его голову таким образом, чтобы Артём не смог увернуться, не мог отвернуть лицо в сторону. - Может быть, ты и не педик - в смысле ориентации. Может быть! Но это вовсе не означает, что следует пренебрегать однополым сексом как вариантом получения сексуального удовольствия - даже если ты и не педик. Да?

- Блин, что ты хочешь от меня? - Артём, слегка сбитый с толку рассказом про какого-то там Экклезиаста, закрутил под Маратом задницей, то ли предпринимая вялую попытку освободиться из-под Марата, то ли, наоборот, желая улечься поудобнее.

Конечно, отчасти Марат был прав: говорить о чём-либо наверняка, а тем более утверждать что-либо можно лишь в том случае, если ты сам в этом убедился - тем более если это касается секса! Один скажет, к примеру, "гадость", а другой об этом же скажет - "кайф". И кому из них верить, кто из них прав? Наверное, никому не нужно верить - нужно верить себе. Но что значит - "верить себе"? Вот он, Артём, убежден - искренне в е р и т в то, что он не педик, ну, то есть, не гей, не голубой. Но сейчас он лежит под парнем, и член у него, у Артёма, стоит несгибаемым колом, и тело - всё тело - наполнено сладостным жаром возбуждения.

- Чего ты хочешь? - повторил Артём, думая о том, что, быть может - возможно! - Марат прав, говоря о том, что утверждать что-либо, не имея собственного опыта в этом деле, глупо.

- Чего я хочу? Секса хочу! Но, поверь, хочу я не только секса! Я хочу, Артём... хочу, чтобы стали мы друзьями - настоящими друзьями. Жить вместе, вдвоём в одной комнате, понимать друг друга с полуслова - это же кайф! Кайф - быть настоящими друзьями.

- А что, - Артём на мгновение запнулся, подбирая слова, - быть друзьями без траха - ну, то есть, просто, просто друзьями быть - нельзя?

- Почему нельзя? Можно. Прожить вдвоём в одной комнате можно и без секса, да только... Я лично не понимаю, зачем двум современным симпатичным парням отказывать себе в упоительном удовольствии, если удовольствие это в нашей ситуации нам вполне доступно. Было бы глупо профукать такую возможность!

- А какая у нас ситуация? - проговорил Артём, снова подумав о том, что Марат почему-то решил, что он, Артём, голубой, а решив так, тут же вообразил, что с ним, с Артёмом, можно э т о делать.

Навалился сверху, подмял под себя... Ситуация, блин! Но ведь это не так! Он, Артём, не педик, не голубой!

- Ситуация совместного проживания в одной комнате - вот какая у нас ситуация, - отозвался Марат, медленно, с наслаждением вжимаясь членом в член.

- А что, если жить вдвоём в общежитии, то обязательно при этом надо трахаться? А остальные, все остальные, которые тоже живут по двое в комнате, они что, обязательно трахаются?

- Нах мне остальные! Я про себя и про тебя - про нас - говорю. Какое мне дело до остальных! Обязательно, необязательно... В том-то и дело, что необязательно! Необязательно, Артём, - Марат проговорил всё это с видимым сожалением, и в глазах его сквозь поволоку страсти тоже засквозило сожаление.

- Ну вот... необязательно... - произнёс Артём, одновременно думая о том, что лежать под Маратом ему приятно.

И от того, что он об этом подумал, слова его прозвучали как-то вяло, без должной уверенности, как будто он говорил вопреки своему желанию - говорил, потому что т а к нужно было говорить. Но кому это было нужно?

Артём лежал под Маратом, раздвинув в стороны ноги, член у него, придавленный членом Марата, был сладостно напряжён, так что малейшее шевеление Марата доставляло Артёму сладчайшее удовольствие. А Марат шевелился практически постоянно: говоря, он сладострастно елозил по Артёму, тёрся членом о член. Да, всё это было, как ни крути, ему, Артёму, приятно - физически приятно. Так что, сказав "необязательно", Артём в тот же миг подумал, что слово это несёт в себе какую-то аморфность, то есть размытость, невнятность, неопределённость. Что значит "необязательно"? Можно не делать, а можно... В теле Артёма невидимо плавилась истома наслаждения, и всё было уже не так однозначно, как это казалось Артёму ещё пару минут назад, когда он, вырываясь из-под Марата, уверенно твердил "пусти".

Настрой у Артёма менялся - парень уже не дёргался, не вырывался, и Марат, видя это, с удовлетворением подумал о том, что дело идёт на лад. Да и как могло быть иначе? Может быть, всё развивалось не так быстро, как этого хотелось бы Марату, но никуда он не денется, этот сомлевший от кайфа пацан-первокурсник! И даст пососать, и сам возьмёт - у него, у Марата, и ноги раздвинет, поднимет их вверх, распахнёт свои сахарно белые, сочно упругие половинки, открывая желанный вход... Никуда он уже не денется! "Я не педик"... Ага, ещё не было ничего, а он уже млеет, уже приторчал. Да и как может быть иначе? Жить в одной комнате - день за днём, бок о бок - и не пользоваться такой возможностью?! "Я не педик!" Ну, не педик, не голубой, не гей - по жизни не гей, и что с того? Чтобы кайфовать в формате "парень-парень", вовсе не обязательно быть голубым по жизни, совсем не обязательно. Кайф этот доступен любому парню!

"Педик", "не педик"... Это важно скорее для жизни, а не для секса: в жизни нужно делать карьеру, нужно общаться с десятками, с сотнями самых разных людей, и вопрос "не той" сексуальной ориентации может породить массу проблем, потому как в мире - в сознании людей - всё ещё бытуют извращённые представления о тех, кого называют геями, голубыми. Словом, в жизни ты, если слаб в коленках, говоришь-утверждаешь "я не педик", даже если на самом деле всё обстоит наоборот, а в сексе... "педик", "не педик" - какая, нах, разница?

Марат, глядя на притихшего Артёма, явно выжидающего, что будет дальше, мысленно улыбнулся, вспомнив где-то прочитанную фразу: "Все мы немного педики - каждый из нас по-своему педик!". Ну, а что? Всё правильно: все мы - каждый по-своему... Истина эта универсальна, потому как способность получать полноценное удовольствие от однополого секса заложена в человеке самой природой, а это значит, что каждый является потенциальным педиком. Каждый - по-своему. Кто-то - по жизни, а кто-то... кто-то лишь практикует однополый секс, и не более того. Причём таких - практикующих - подавляющее большинство: кто-то бывает "педиком" только в юности, в пору взросления, когда желание сексуальной активности бьёт через край, а кто-то становится "педиком" лишь на период службы в армии - по причине отсутствия лиц пола другого, противоположного; одни это делают, будучи пьяными; другие пробуют из любопытства; кто-то кому-то подражает; кто-то даёт себя трахать за деньги; а у кого-то эта потенция не реализуется вовсе - ни в какой форме на практике не проявляется, но и это означает лишь то, что либо в жизни у такого человека ни разу не сложилась, не склеилась ситуация, располагающая к сексу в формате "парень-парень", либо ни разу не встретился в жизни человек, пожелавший увлечь за собой хотя бы однажды в этом возможном для всех направлении. Только и всего!

Часть 5

Марат, не стирая с лица выражение видимого сожаления и с сожалением глядя Артёму в глаза, вздохнул:

- Значит, что получается? Получается, что наше знакомство по-настоящему - по-мужски - не состоится, Отменяется наше знакомство, так?

Понимая, что Артём уже вполне конкретно приторчал и что никуда он от него уже не денется, Марат проговорил всё это с одной-единственной целью: вынудить Артёма хотя бы отчасти, хотя бы косвенно стать соучастником происходящего, вынудить его проявить хоть какую-то инициативу со своей стороны, чтобы ему, первокурснику Артёму, не казалось, что старшекурсник Марат захотел его использовать исключительно для собственного удовольствия.

В конце концов, секс на началах паритетных и секс с доминированием одного над другим - это вещи совершенно разные, и теперь Артёма мог пугать уже не сам однополый секс, а мысль о том, что в сексе этом ему, Артёму, отводится малоприятная роль подставляющего, дающего не по своей воле, а под давлением, по принуждению... Мало кто любит, когда его принуждают, вынуждают что-либо делать, и потому сопротивление у Артёма может разгореться с новой силой, причём сопротивляться он будет уже не сексу, а сопротивляться он будет чужой воле, вообразив, что секс этот ему не предлагается, а навязывается помимо его воли. Мысль о принуждении закономерно может трансформироваться в мысль об унижении, и тогда...

- Выходит, что друзьями - настоящими друзьями - мы не станем? - проговорил Марат, глядя Артёму в глаза.

Настроение Марата - в глазах Артёма - изменилось так неожиданно, а сами вопросы в контексте предшествующих Маратовых слов прозвучали настолько нелогично, что Артём чуть было не воскликнул "Почему?", но, вовремя спохватившись, прикусил язык. Артёма, возбуждённого, лежащего под Маратом с гудящим от напряжения членом, раздирали противоречивые, диаметрально противоположные чувства, и, как говорится, было от чего!

Ничего подобного не ждавший и потому ничего не понявший в первые мгновения, когда Марат неожиданно навалился на него сверху, подмял его под себя, всерьёз перепугавшийся в следующие минуты, когда, наконец-то, до него дошло, ч т о и м е н н о парень-третьекурсник от него хочет, с перепугу успевший подумать-вообразить, что он попал в логово маньяка, который его, восемнадцатилетнего парня, приехавшего сюда на учёбу из далекого зауральского города, изнасилует и даже, быть может, убьёт, Артём, безуспешно пытаясь вырваться, вывернуться из-под вдавившегося в него возбуждённого Марата, интенсивно дёргаясь и трепыхаясь, совершенно неожиданно почувствовал, как невесть почему возникшее возбуждение помимо его воли стало нарастать, ответно разгораться в нём самом; член Артёма, стремительно затвердевая, сам собой налился сладостным зудом, и таким же зудом заполыхало в промежности, в мышцах ануса, во всём теле.

В комнате был полумрак. Марат, обдавая лицо горячим дыханием, жарко вдавливаясь телом в тело, сладострастно тёрся своим напряжённым членом о напряжённый член Артёма, и Артёму было уже не страшно, а лишь необычно, что всё это с ним, с Артёмом, происходит: что, разведя ноги, он лежит под парнем, что тела их, отделённые друг от друга лишь тонкой тканью трусов, не просто соприкасаются, а жарко, горячо вжимаются одно в другое и что всё это, вместе взятое, странным образом доставляет ему, Артёму, приятное, и даже не просто приятное, а сладко ноющее во всём теле неизбывное удовольствие. Марат, подбивающий Артёма на секс, уже не казался Артёму насильником-маньяком, а казался ему обычным парнем... ну, то есть, обычным парнем-педиком, по ошибке вообразившим, что Артём - точно такой же педик, как и он сам. Конечно же, это не так, и Марат ошибся! Марат заблуждается, потому что Артём... он, Артём, совсем не такой... не такой, как Марат!

Не такой... А какой? Влажно залупившийся член в трусах у Артёма был твёрд, как камень, и сладость, переполнявшая член, была такой концентрации, что ему, Артёму, уже самому хотелось... хотелось какого-то продолжения... Ну, а что? Да, он не педик, ну, не педик - и что с того? Может, Марат тоже не педик - не настоящий педик, а лишь прикалывается... Ну, то есть, он хочет просто перепихнуться - просто покайфовать. "Вжик-вжик, и опять - мужик"... Может такое быть?

Ох, как всё это было неожиданно - совершенно неожидаемо! Ещё час назад, сидя с Маратом за столом и неспешно лакомясь виноградом, Артём ни о чём таком не мог даже помыслить, ничего подобного не мог предположить, а теперь он лежал под Маратом в постели, возбуждённый, растерянный, не зная, что ему делать, что говорить, что отвечать... Да, он не педик! Не педик. Но если никто не узнает об этом, никто об этом не будет знать, то в чём проблема? Можно ж побыть н е м н о ж к о педиком - типа того, что тоже приколоться.

Понятно, что он никогда не согласился бы на такой секс, если б Марат предложил ему потрахаться в то время, когда они вместе шли по улице или когда, говоря обо всём и ни о чём, сидели за столом и пили, заедая виноградом, марочное вино... Точно не согласился бы! А Марат, ни о чём не спрашивая, ничего не объясняя, навалился на него, лежащего в постели, подмял его под себя, возбуждённо вдавился в него горячим телом, стал бесстыдно тереться членом о член - и возникло, разгорелось помимо воли ответное возбуждение, сладким огнём переполнило тело, так что не было уже никакого желания сопротивляться ему. Да и надо ли, надо ли сопротивляться? Если, как только что говорил Марат, трахнуться однополом формате может каждый, то... может, не стоит противиться, может, надо поддаться на уговоры Марата, и будь что будет... Другие же пробуют, делают это, делают, и... Неужели потом им не стыдно?!

- Потом будет стыдно, - глухо проговорил Артём, уходя от прямого ответа на вопрос, быть или не быть им "настоящими друзьями".

Никогда он, Артём, не думал, что дружба между парнями должна подтверждаться или скрепляться сексом! Странные у Марата взгляды на дружбу. А может быть, ему кажется это странным потому, что у него, у Артёма, никогда не было такого - н а с т о я щ е г о - друга, а те пацаны, которых он называл друзьями, были друзьями н е н а с т о я щ и м и?

- Кому будет стыдно? - Марат, глядя Артёму в глаза, улыбнулся.

- Мне. И тебе. Нам будет стыдно, - отозвался Артём, но в интонации его голоса не было никакой уверенности, так что слова его про стыд прозвучали не утвердительно, а скорее вопросительно, словно он сам сомневался в том, о чём говорит.

- Ну, это будет зависеть от того, что и как ты про это думаешь, - хмыкнул Марат, мысленно удивляясь простодушию Артёма. - Если ты будешь думать, что однополый секс является чем-то постыдным, то, скорее всего, тебе будет стыдно. А если воспринимать этот секс адекватно, ну, то есть, нормально - без предрассудков, без всяких замшелых стереотипов, - то что в таком сексе постыдного? Ничего в таком сексе постыдного нет. Совершенно естественный, нормальный секс, практикуемый миллионами... Смотри!

Сказав так, Марат приблизил свои губы к губам Артёма, и Артём в тот же миг ощутил, как приоткрывшиеся губы Марата горячо и влажно накрыли его рот. Марат умело - мягко и вместе с тем уверенно, даже властно - вобрал губы Артёма в рот, обхватил их горячим кольцом своих губ, и Артём, не ожидавший такого, невольно подчинился напору, подался губами вперёд, одновременно с этим непроизвольно приоткрывая рот во рту Марата. Он действительно сделал это непроизвольно, по наитию, потому как в губы он, Артём, хотя и целовался - с девчонками, но всё это было как-то несерьёзно. И потом, до этого целовал он, а не его, и целование это не было таким мощным, как сейчас...

Артём приоткрыл рот, но этого движения, сделанного по наитию, оказалось достаточно для того, чтобы язык Марата в тот же миг проскользнул Артёму в рот, и в то же мгновение по всему телу Артёма словно пробежал электрический разряд, тут же усилив ощущение кайфа и в промежности, и в напряжённом, распираемом от кайфа члене, и в конвульсивно сжавшихся мышцах ануса.

Удерживая голову Артёма ладонями и не давая парню никакой возможности как-то вывернуться, Марат страстно сосал Артёма в губы. Не имея никакой возможности прервать это и не испытывая ни малейшего желания э т о прерывать, Артём безотчетно двинул руками вверх, обхватил Марата поперёк спины, и получилось, что он, сам того не желая, обнял Марата.

Часть 6

Комната, едва освещаемая миниатюрной настольной лампой, была погружена в мягкий уютный полумрак, и в эту камерность совершенно органично вписывались два лежащих на постели парня, так что если бы кто-то в эту минуту каким-то образом смог бы заглянуть в комнату, он бы наверняка не поверил в то, что всего каких-то полчаса тому назад один из парней, вырываясь и дёргаясь, твердил "я не педик", "я не хочу", "пусти меня", а другой, искушённый в этом деле, опытный, в ответ настойчиво предлагал ему не делать поспешных выводов. Это была обычная, ничем не примечательная комната в обычном студенческом общежитии, и парни, сладострастно сосущиеся в губы, тоже были самыми обычными парнями - студентами.

Наконец, оторвавшись от губ Артёма, Марат приподнял голову и упёрся маслянисто блестящими зрачками глаз в потемневшие от кайфа зрачки Артёма.

- Что, Артёмчик, приторчал?

Марат обжёг лицо Артёма горячим дыханием и тут же, не дожидаясь ответа, уверенно ответил за Артёма сам:

- Приторчал. Ещё как приторчал! И это естественно, совершенно естественно. По-другому и быть не может! Потому как это - кайф. Правильно я говорю?

Артём не отозвался: ну, а что он мог ответить? Что он не педик? Он произнёс это уже раз десять, если не больше. Ну, не педик он, и что с того? Сосаться в губы - это был кайф. И оттого, что лежал он в постели с парнем, а не с девчонкой, кайф был ничуть не меньшим, если не большим. С девчонками в губы Артём сосался несколько раз, провожая их после школьных дискотек, и каждый раз это происходило как-то бестолково, суетливо и неумело, так что весь свой юный пыл он потом, приходя домой, привычно вкладывал в кулак, закрываясь в своей комнате. А сейчас он лежал в постели, был в одних трусах, тело гудело от возбуждения... и что с того, что лежал он в постели с парнем, а не с девчонкой? Это было, конечно, и неожиданно, и необычно, но кайф-то был настоящий!

Тело гудело от возбуждения. Не отводя взгляд в сторону, чувствуя, как колотится сердце, Артём молча смотрел Марату в глаза, ожидая, что будет дальше. В комнате был полумрак, и Артём, в полумраке комнаты лёжа под Маратом, вдруг подумал, как всё это, в принципе, просто: они, два парня, в обычном студенческом общежитии, и если Марат проявил такую инициативу, то, может, не надо противиться?

Чуть подавшись в сторону, Марат молча скользнул рукой вниз и через ткань трусов сжал, стиснул пальцами возбуждённо твёрдый член лежащего на спине Артёма, и тут же, не давая Артёму что-либо сказать, снова впился жарко открывшимся ртом в горячие губы Артёма, одновременно с этим проскользнув рукой Артёму в трусы. На мгновение Артём замер, почувствовав, как чужая ладонь уверенно обхватила его напряжённый член - чужая, обжигающе горячая ладонь стиснула, несильно сдавила член, извлекая его из трусов.

- М-м-м! - замычал Артём, выворачивая голову набок и высвобождая свои губы из губ Марата. - Блин, что ты делаешь? Отпусти! - Артём, говоря "отпусти", одновременно вцепился пальцами в руку Марата, пытаясь оторвать его ладонь от своего члена.

Артему было восемнадцать лет, но ещё ни разу чужая рука - рука женская или, тем более, рука мужская - не прикасалась к его члену, и потому он, ощутив свой возбуждённый член в ладони Марата, в первое мгновение воспринял это как вторжение в заповедную, для посторонних закрытую, недоступную область, куда вторгаться было никак нельзя, невозможно, стыдно. Никто никогда не трогал Артёма за член, тем более за возбуждённый, бесстыдно торчащий, налитый горячим соком желания! Он самостоятельно, без чьей-либо подсказки, открыл для себя источник неистребимого удовольствия, получаемого от раздражения члена, и с тех пор это было для него делом сугубо личным, интимным, тщательно скрываемым, ни с кем никогда не обсуждаемым. Возбуждённый член был для Артёма прежде всего орудием его тайного рукоделия, и хотя в подсунутой матерью когда-то книге он среди прочего вычитал, что в занятиях мастурбацией ничего зазорного нет, тем не менее, отношение его к собственному члену было таким же, каким было его отношение к рукоделию: рукоделие ни с кем не обсуждалось, а член никому никогда не демонстрировался, и даже в школьном туалете, когда приходилось на перемене отливать в присутствии пацанов, Артём всегда старался повернуться так, чтобы член свой от чужих взглядов скрыть.

А тут - рука! Чужая, горячая, бесстыдно обхватившая его член рука!

- Пусти! - Артём дёрнулся, пытаясь высвободить свой член из ладони Марата.

- Артём... Ну, чего ты? Что ты как...? Тебе ж самому приятно... Чего ты дёргаешься? - горячо зашептал Марат, не выпуская из ладони напряжённо твёрдый член Артёма. - Расслабься - чего ты боишься? Расслабься - и будет кайф.

Собственно, кайф был у ж е. Марат, сместившись набок, вдавливаясь ощутимой твёрдостью своего члена Артёму в бедро, медленно двигал жарко обжимающим, обжигающим кулаком вдоль ствола Артёмова члена, смещая крайнюю плоть с липкой, багрово пламенеющей головки, и вырываться и дёргаться было уже и поздно, и бессмысленно, и глупо. Да и не хотелось ему, Артёму, вырываться. Закрыв глаза, чувствуя, как огнём пылает его лицо, Артём безвольно расслабился, ощущая одновременно и стыд, и сладость. Да, ему было и стыдно, и сладко одновременно, но сладость была сильнее стыда, и с этим Артём уже ничего поделать не мог.

Не прекращая двигать рукой, Марат какое-то время снова страстно, запойно сосал Артёма в губы.

"Педик"... - где-то в глубине сознания Артёма невнятно, размыто колупнулась мысль, но эта мысль была так далека от распирающей тело сладости, что Артём даже не успел понять, про кого он это подумал: про себя ли он это подумал, или подумал он так про Марата. В любом случае, мысль эта, едва возникнув, тут же сгорела в огне полыхающей сладости. "Педик", "не педик" - это были всего лишь слова, и они для Артёма сейчас не имели никакого значения.

Марат, выпустив из ладони член Артёма, завозился, продолжая сосать Артёма в губы, и Артём не сразу сообразил, что Марат снимает с себя трусы, но уже в следующую секунду Артём почувствовал, как по бедру его скользнул твердый горячий ствол. Сосать в губы и одновременно с этим стягивать с себя трусы было, видимо, не совсем удобно, и, приспустив трусы до половины, Марат, оторвавшись от губ Артёма, вновь обхватил ладонью вертикально торчащий Артёмов член.

- Артём.

- Что? - Артём шевельнул губами, и ему показалось, что губы у него сделались словно чужими - припухшими и непослушными.

- Трусы давай снимем. Чего мы трёмся через трусы?

Марат возбуждённо засмеялся, становясь на колени между разведёнными, широко раздвинутыми ногами Артёма. Трусы на Марате были приспущены, стянуты с бёдер вниз, напряженный член, длинный и толстый, чуть изогнутый вправо, маслянисто блестя залупившейся головкой, непроизвольно вздрагивал, и всё это было так близко, так о щ у т и м о близко, что у Артёма на какой-то миг перехватило дыхание. Артёму было восемнадцать лет, но он впервые видел чужой возбуждённый член "вживую", и что-то было в этом зрелище необъяснимо притягательное, странно волнующее. Огромный член, возбуждённо подрагивая, нетерпеливо дыбился бесстыдным желанием всего лишь в полуметре от Артёмова лица, от его горячей припухлостью налитых губ.

- Что, Артём, нравится? - глухо рассмеялся Марат, от которого не скрылся, не ускользнул устремленный на член взгляд парня. - У тебя не хуже.

Марат потянул с Артёма трусы, стягивая их с бёдер, но Артём неожиданно воспротивился этому. Слово "нравится" царапнуло его слух, и Артём, с силой вдавливаясь задом в матрас и не давая Марату стянуть с него трусы, одновременно с этим поспешно прикрыл ладонью собственный член, возбуждённо твёрдый, залупившийся, уже извлечённый Маратом из трусов во время сосания в губы и теперь бесстыдно торчавший у Марата на виду.

"Нравится"... Почему ему должен нравиться чей-то хуй? Чужой, налитый постыдным желанием... Никогда он об этом не думал - о том, что чей-то чужой член ему может нравиться или не нравиться, и вот теперь он смотрел на член Марата, и... Что вообще происходит?! Что за хрень?!

Дома у Артёма остался комп, и Артём... ну да, время от времени он находил в интернете порносайты и рассматривал фотографии, изображавшие трах, причём каждый раз такое рассматривание неизменно заканчивалось рукоделием, потому как иначе было никак нельзя: рука сама по себе лезла в трусы, где сразу же делалось тесно, и Артём, неотрывно глядя на монитор, тут же извлекал напряжённый член наружу, привычно обхватывал сладко напрягшийся ствол ладонью и начинал, скользя возбуждённым взглядом по фотографиям, сладострастно двигать вверх-вниз кулаком, большим пальцем другой руки придерживая внизу резинку трусов. Но никогда, никогда он при этом не всматривался в мужские члены, не акцентировал на них повышенное внимание. Он жадно смотрел на позы женщин, возбуждённо всматривался в их сочно бугрящиеся "пилотки", в их лица, не всегда симпатичные, но всегда излучающие удовольствие. Он возбуждённо рассматривал запечатлённый на фотках трах, мысленно представляя на месте чьих-то чужих возбуждённых членов свой собственный, такой же возбуждённый, сладостно ноющий в стиснутом кулаке, неутомимо снующем вверх-вниз, и какое дело ему было до чьих-то чужих хуёв?

Когда всё кончалось, Артём тщательно вытирал заранее приготовленными салфетками пальцы и сам член, каждый раз чуть опухший и потемневший, затем относил скомканные, пропитанные спермой салфетки в туалет и выбрасывал их в унитаз, тут же спуская воду. А теперь никаких "пилоток" не было, и всё было не на картинке, а в реале - напряжённый член Марата, маслянисто блестя в полумраке залупившейся сочной головкой, чуть подрагивал всего лишь в метре от глаз, так что Артём поневоле сконцентрировал внимание именно на нём. "Нравится"?

Часть 7

Артём, прикрывая свой член ладонью - укрывая его от глаз Марата, невольно вдавил ладонь в напряжённо гудящий ствол, и это мгновенно отозвалось всплеском остро кольнувшей сладости во всём теле и особенно - в мышцах ануса, так что Артём помимо воли вдавил ладонь себе между ног ещё сильнее, что со стороны могло выглядеть как желание укрыть, упрятать свой член ещё надёжней от Маратовых посягательств.

- Блин, ну чего ты. Артём! - в голосе Марата прозвучало едва уловимое недоумение. - Тебе что - не в кайф?

- Почему мне это должно быть в кайф? - глухо проговорил Артём, глядя Марату в глаза и прилагая усилия, чтобы его взгляд не скользнул, не опустился вниз.

- Блин! Да при чём здесь "должно", "не должно"? Что ты выдумываешь всё время какую-то хрень? Мы, бля, лежим в постели - со стояками! Оба хотим. Что ещё надо для того, чтобы ты расслабился?!

- Это ты, ты хочешь. Ты, а не я! - отозвался Артём, сам не понимая, зачем он это делает: зачем возражает, зачем противится, зачем говорит он то, что совсем не думает.

Да, было стыдно - стыдно и необычно было сознаваться себе в том, что ему, парню, т о ж е хочется, хочется притронуться к чужому члену - как к своему, хочется притянуть Марата к себе, стиснуть его, точно так же подмять его под себя, прижаться к нему, такому горячему, с силой вдавиться членом в его тело, и дальше, дальше... А что будет дальше? В рот? В жопу? Всё это было и стыдно, и необычно, и... Зачем он, Артём, противится, если всё это сейчас будет?

- Да, я хочу! - насмешливо глядя Артёму в глаза, Марат выдохнул слова легко, даже задиристо. - Я хочу! Я очень хочу! И я ни капли этого не стыжусь! А знаешь, почему я не стыжусь? Открыть тебе секрет?

- Ну, почему? - Артём, на какой-то миг утратив контроль над собственными глазами, невольно опустил взгляд вниз и тут же, спохватившись, словно испугавшись, торопливо прянул глазами вверх, успев машинально подумать о том, что Марат, наверное, уже трахал, уже кому-то вставлял в рот или в жопу, а он, Артём, целый день с Маратом общался, ходил с ним в кафе, пил вино - и ничего т а к о г о не заподозрил, ничего подозрительного он не заметил, и это за целый день!

- А потому, что глупо, глупо стыдиться того, что естественно! "Педик", "не педик"... Ты полагаешь, что это так важно - с парнем трахаться или с девчонкой? А я говорю, что важен кайф, а с парнем ты кайфуешь или с девчонкой - это всего лишь выбор объекта. Понятно, что что-то кому-то нравится больше, и потому кто-то по жизни предпочитает девчонок, а кто-то по жизни стремится к парням, но это вовсе не означает, что между этими предпочтениями лежит преграда, которую невозможно преодолеть. Ну, то есть, бывают, конечно, случаи, когда преграда эта действительно неодолима, и парни, предпочитающие парней, даже под страхом смерти не возбудятся на женщину, ну, то есть, у них банально не встанет и даже не шелохнётся - это и есть, собственно, "педики", как ты изволил здесь выражаться. А вот парни, предпочитающие девчонок, могут без особого труда всегда перепихнуться с парнями - и получить от этого полноценный кайф, причём перепих такой может быть обусловлен чем угодно, было бы желание! Чтобы кайфовать парню с парнем, вовсе не обязательно быть голубым, или геем, то есть иметь т а к у ю "ориентацию": парни делают это ради кайфа, и парней таких очень даже немало. это же, блин, элементарно! Кайф - он и в Африке кайф! Ты полагаешь, что для того, чтобы трахаться парню с парнем, обязательно нужно быть "педиком", а это не так: чтобы кайфовать парню с парнем, "педиками" им быть совсем необязательно! Ты, по незнанию своему, считаешь, что однополый секс - это что-то необычное или даже постыдное, а я скажу тебе, что мысли такие об однополом сексе - это умозрительная чушь, и чушь эта не стоит выеденного яйца, если подумать об этом непредвзято. Знал бы ты, сколько парней, не мороча себе голову, кайфуют в таком формате! Полазим с тобой в интернете - увидишь сам. Так что, Артём, никакого секрета тут нет! Да, я хочу, я хочу кайфовать - с тобой кайфовать, с парнем, и я ничуть этого не стыжусь! А не стыжусь я этого потому, что ничего постыдного в желании сексуального удовольствия я не вижу. Я ж тебя не насилую - не принуждаю! Ты сам хочешь этого - не меньше меня. Даже если ты думаешь, что ты не хочешь, то это не так. Это - самообман! Ты хочешь, Артём, хочешь не меньше, чем я! Ну, и чего нам тогда стыдиться, кого бояться? Давай...

Артём слушал Марата внимательно, и когда Марат, сказав "давай", вновь потянул с него трусы, стягивая их с бёдер, Артём то ли растерялся и не успел придавить трусы задом к матрасу, то ли желание, мощно бушевавшее в его теле, было сильнее стыда, слабо колупавшегося в сознании, но только трусы оказались в один миг приспущены на Артёме почти до колен; затем Марат, тут же выпустив из рук трусы и обхватив чуть ниже колен ноги Артёма, рывком поднял, задрал их вверх, сдёргивая трусы совсем. Всё произошло так быстро, что Артём осознал произошедшее, лишь оказавшись перед Маратом совершенно голым - с ногами, поднятыми вверх. И хотя трусы на Артёме были свободные и не обтягивали тело, Артём всё равно их чувствовал, а теперь тело было абсолютно свободным, и это ощущение телесной свободы странным образом перекрывало, выдавливало из головы и стыд, и неуверенность. Кроме того, нагое тело ощущалось им как совершенно не защищённое, всецело доступное другому, так что дёргаться, вырываться и прикрываться было уже бессмысленно.

Марат, опустив Артёмовы ноги на постель, быстро стянул трусы с себя, отбросил их в сторону и, ничего не говоря, вновь повалился на Артёма - голый на голого.

Голый - на голого... Ощущение было совсем иное, и Артём это тут же отметил - машинально подумал, что быть под Маратом голым лежать намного приятнее. Горячие губы Марата скользнули по шее Артёма, и это лёгкое, почти эфемерное касание жаром обжигающих губ мгновенно отозвалось во всём теле Артёма новой волной колыхнувшейся сладости, причём слаще всего было в мышцах ануса - в той самой области, которая у Артёма прочно ассоциировалась с понятием "педик".

Ассоциация такая была объяснима: хотя сам Артём о подобном сексе никогда не помышлял, хотя на картинках, загружаемых с порносайтов, он неоднократно видел, как парни в зад вставляют девчонкам, но и в школе, и во дворе пацаны, или просто прикалываясь, или друг на друга "наезжая", нередко говорили "в жопу", "в очко", "в попец", и всегда эти слова неизменно увязывались не с девчонками, а с парнями - всегда слова эти у пацанов подразумевали или однополый секс, или тех, кто сексу такому привержен. Вот поэтому-то область ануса применительно к сексу ассоциировалась у Артёма прежде всего с понятием "педик". Конечно, в мышцах ануса сладость была и тогда, когда Артём рукодельничал, но тогда он или смотрел на девчонок, или о них, о девчонках, думал, и потому в те моменты эта сладость, обжигавшая мышцы ануса, не имела никакого отношения к голубизне, а теперь Артём был с парнем, был обнажён, был возбуждён, и у него, у Артёма, именно в этой области, в туго стиснутых мышцах сфинктера, был эпицентр бушующей сладости! Как тут было не вспомнить - не подумать: "в жопу", "в очко", "в попец"...

Ассоциация возникла, и снова мелькнуло в голове слово "педик", причём мелькнуло оно в голове с похабной интонацией одноклассника Владика, смачно произносившего это слово где надо и где не надо. Но в теле Артёма сейчас бушевал огонь, желание сладости было тотальным, неодолимым, и потому слово это, ещё полчаса назад казавшееся Артёму едва ли не судьбоносным, на фоне полыхавшего в его теле огня Артёма совершенно не тронуло; наоборот, поддаваясь безотчётному и потому совершенно искреннему порыву, Артём вновь, как уже делал это, обхватил руками Маратову спину и медленно, с осознаваемым наслаждением скользнул по ней ладонями вниз. Ладони замерли на пояснице Марата, словно не зная, можно ли им продвигаться дальше.

- Артёмчик! - едва слышным выдохом прошептал Марат, сладострастно стискивая, сжимая ягодицы, с наслаждением вдавливаясь своим ничем не прикрытым членом в ничем не прикрытый член Артёма.

- Я никогда так не делал, - точно так же, шёпотом, отозвался Артём, и слова эти уже не прозвучали как аргумент, отрицающий саму возможность подобного.

В этой фразе, а точнее, в интонации, с какой эта фраза прозвучала, было то ли признание (как свидетельство полного, безоговорочного доверия к парню), то ли извинение за свои скользнувшие вниз руки (как отголосок ещё недавнего сопротивления). Он, Артём, сам не знал, зачем он это сказал, какой смысл в эти слова он хотел вложить.

- Я это понял, - Марат, приподняв голову, глядя Артёму в глаза, улыбнулся. - Ты просто расслабься, и всё. Ничего не бойся, и всё будет классно. Вот увидишь.

- Я не боюсь, - отозвался Артём, и это была правда.

Ну, то есть, почти правда: стыд и страх уже не доминировали ни в душе, ни в сознании Артёма, они были вытеснены ощущением удовольствия, наслаждения, бушующим в теле желанием, и только неуверенность, порождаемая незнанием, слабо тлела в душе, мешая всецело, с головой окунуться в состояние полного кайфа. Впрочем, неуверенность может присутствовать в любом начинании - в любом новом деле, и потому, говоря "я не боюсь", Артём не врал.

Часть 8

Была неуверенность. И ещё было удивление, что всё это происходит. Вот ведь как может всё повернуться!

Вчера, проводив мать на вокзал и вернувшись на съёмную квартиру, где, по договорённости с хозяином, новоявленному студенту предстояло переночевать последнюю ночь, он, Артём, стоял в ванной и, сжимая в кулаке член, под струями тёплой воды с наслаждением рукодельничал, воображая, как всегда, девчонок. Ещё вчера ни о чём подобном не могло быть и речи! Утром сегодня - и потом почти всю вторую половину дня - общаясь с Маратом, Артём несколько раз ловил себя на мысли, что с соседом по комнате ему, Артёму, явно повезло: парень по имени Марат хотя и оказался третьекурсником, но был весёлым, умным и в то же время ничуть не напряжным, никаким образом не подчёркивавшим своё старшинство ни по возрасту, ни по сроку учебы. Так вор, на протяжении всего дня у Артёма о чём-то подобном ни разу не возникла даже самая отдалённая мысль! И когда они пили вино, заедая его спелым вкусным виноградом, и когда Артём вышел из душевой, и когда он ложился в постель, он, Артём, ни о чём таком не думал, ничего такого не предвидел, совершенно не предполагал! А потом Марат навалился сверху... и вот теперь он лежал под Маратом голый, возбуждённый, практически готовый познать то, о чём он никогда не задумывался... Было чему удивляться!

Марат, приподнявшись над Артёмом и став на колени, подал своё тело назад, скользя губами по шее Артёма, по груди, по животу. Перемещаясь телом назад, Марат приблизил лицо к лобку Артёма, одновременно с этим пальцами обхватив Артёмов член у самого основания. Артём был младше Марата на три года, но член у Артёма был ничуть не меньше, ничуть не меньше! Возбуждённый, сладко ноющий ствол, вертикально вздымаясь сочной залупившейся головкой, находился в нескольких сантиметрах от губ Марата, и, приподняв голову, затаив дыхание, Артём возбуждённо ждал, что будет дальше. Какое-то время - секунду-другую - Марат неотрывно смотрел на крупную, сочную, влажно блестящую в полумраке головку Артёмова члена, как будто он видел такое впервые, затем лицо Марата медленно, плавно качнулось вниз, рот его приоткрылся, и Артём почувствовал, как головка его напряжённого, распираемого сладостью члена плавно въехала Марату в рот. Горячие губы Марата влажно обжали, плотно обхватили член там, где находился рубец крайней плоти, язык скользнул по уздечке, - и Артём, содрогнувшись от удовольствия, непроизвольно стиснув мышцы сфинктера, с силой сжав их, откинул голову на подушку. Это был кайф - охуительный кайф! Горячие губы Марата, влажно обжимая член, скользнули по стволу члена вниз, к основанию, и Артём, словно не веря своим ощущениям, словно сомневаясь, что всё это происходит в реале, происходит наяву, с ним, снова приподнял с подушки голову, чтобы не только чувствовать, но и видеть...

Марат, между ног Артёма склонившийся над Артёмовым пахом, плавно двигал головой вверх-вниз, насаживая свой округлившийся рот на вертикально торчащий ствол члена, и это был не сон. Парень, студент-третьекурсник, сосал у него, у первокурсника Артёма, сосал по-настоящему, делал это сам, без всякого принуждения, и это... это было наслаждение, о котором он, Артём, воображая секс с девчонками, даже не подозревал. То есть, он предполагал, что в рот - это приятно, но что это будет приятно с парнем, он никогда не думал.

Оторвав губы от члена и выпустив изо рта влажно блестящий ствол, Марат приподнял голову, и Артём увидел в глазах Марата искрящийся блеск ликования.

- Классный писюнчик! - Марат широко улыбнулся, совершенно не стесняясь, не стыдясь того, что он только что делал.

Артём, ничего не отвечая (не зная, что сказать), нерешительно улыбнулся. А может быть, так и надо - не стесняться и не стыдиться? Они здесь одни, их никто не видит... Может быть, брать в рот самому - это так же приятно, как приятно, когда кто-то берёт у тебя?

- Ты как, быстро кончаешь? - Марат, выпрямляясь, стал на колени.

- Ну, когда как. Не знаю. А что? - отозвался Артём, невольно глядя на член Марата.

- Бывает, что пацаны быстро кончают - никакого удовольствия, - Марат засмеялся. - Ты, если что, не торопись, не спеши кончать. Ага?

- Ага, - словно эхо, отозвался Артём, по опыту рукоделия зная, что можно кончить по-быстрому, за минуту или две, а можно, делая паузы, растянуть удовольствие и на десять минут, и на двадцать; бывало, что он, Артём, зависал на каком-нибудь порносайте по полчаса, рассматривая девчонок!

Член Артёма распирало от возбуждения. Сказав "ага", пообещав Марату не торопиться, Артём, тем не менее, хотел продолжения, то есть он был бы не против, и даже очень, очень не против, если бы Марат, опять наклонившись, снова вобрал бы его напряжённо торчащий член в свой горячий, жаром обжигающий рот - и сосал бы, сосал, сосал! Но вместо этого, перебирая коленями, Марат неожиданно подался вперёд, и не успел ещё Артём осмыслить это передвижение, как напряжённый, хищно залупившийся член возбуждённого парня оказался практически у его лица, у самых губ. Член был так близко, и близость была такой неожиданной, что Артём, жаждавший другого продолжения, невольно растерялся.

- Возьми... - донёсся до Артёма голос Марата.

Губы Артёма невольно шевельнулись. Легко, блин, сказать - "возьми"! А если... если ни разу этого не делал, никогда в рот не брал, и даже более того, никогда о таком не думал?!

Артём, дёрнувшись глазами вверх, упёрся взглядом во взгляд Марата. Парень смотрел на Артёма уверенно, ободряюще, и во взгляде его не было ни малейшего сомнения в том, что Артём это сделает - в рот возьмёт, то есть, и что он, Артём, сейчас будет сосать ему... Как педик... Ну да, как педик - и что с того? "Педик" - это всего лишь слово. Но ведь можно же взять просто - без всяких слов, просто взять, попробовать... Да, просто попробовать. Что, общага от этого провалится сквозь землю?

- Ну?! - настойчиво проговорил Марат, и член его сам собой конвульсивно вздрогнул, дёрнулся вверх-вниз. - Бери. Не бойся!

Ну, а чего тут бояться? Никто никуда не провалится. В теле Артёма бушевал пожар, тело распирало от наслаждения, и хотелось, хотелось секса! "Педик", "не педик"... хрень это всё, фигня! Можно, закрыв глаза, ласкать губами очищенный банан, мысленно представляя, что сосёшь чей-то желаемый член, а можно, закрыв глаза, в реале сосать член, думая при этом, что сосёшь банан, и ещё неизвестно, кто при таких раскладах будет педиком в большей степени.

Артём, опустив глаза, вновь посмотрел на член. Марат пальцами правой руки перехватил член у самого основания, чуть вдавив пальцы в живот, так что член показался Артёму ещё длиннее. Толстый, чуть изогнутый ствол сочной головкой был нацелен Артёму прямо в рот, так что Артёму оставалось рот лишь открыть, и... Обнажённая головка, налитая соком возбуждения, в полумраке комнаты маслянисто блестела - и оттого казалась словно отполированной... Ну! Артём, делая над собой усилие и вместе с тем подчиняясь необъяснимому, изнутри идущему желанию, открыл рот, непроизвольно вытянул округлившиеся губы, голова его качнулась вперёд, и губы Артёма прикоснулись к горячей нежной коже. Словно не веря в то, что он делает это, Артём на секунду замер, но уже в следующую секунду губы скользнули по головке дальше - и головка члена, словно большущая виноградина, оказалась полностью во рту. Он взял, взял член Марата в рот!

Секунду-другую Артём вообще ничего не делал, просто держал головку члена во рту, осознавая произошедшее... ну, то есть, произошедшее с ним, с Артёмом! На вкус головка была немного солоноватой, но именно немного - ровно настолько, чтобы вкус этот ощущался как специфический, ни с чем не сравнимый вкус члена, а не какого-то безымянного предмета, неизвестно для чего взятого в рот. Никакого отторжения у Артёма не возникло, не появилось, и Артём, шевельнув губами, осторожно двинул головой дальше, вперёд, без подсказки и принуждения насаживая свой округлившийся рот на колом торчащий член стоящего перед ним Марата. Губы медленно, влажно скользнули вдоль горячего ствола сантиметра на два или даже на три, Артём снова замер - и снова он не почувствовал, не услышал внутри себя хоть какого-то неприятия. Всё было ok! Ну, а что? Во рту у Артёма был жаром налитый член, а вещи с полок не падали, посуда не дребезжала, общага... общага была на месте! Разве всё это было не ok?

Машинально подняв, вскинув вверх руки и обхватив ладонями бёдра Марата, Артём неумело, но старательно, с чувством задвигал, заколыхал головой, скользя обжимающими губами по бархатисто-нежной коже члена и испытывая от этого необъяснимое, но вполне ощутимое удовольствие.

Хотя... что значит - необъяснимое? Если удовольствие и было необъяснимым, то необъяснимым оно было лишь для Артёма - по причине его персонального сексуального невежества. Удовольствие было ощутимым, а это было куда важнее.

Часть 9

Артём, двигая головой, сосал член, пока не устали скулы. Потом у Артёма снова сосал Марат, и Артём едва не стонал от удовольствия, конвульсивно вздрагивая всем телом. Потом Марат снова сосал Артёма в губы - и первокурсник Артём уже не лежал в постели бревном, как это было в самом начале пробуждения его сексуального желания, а, безоглядно отдавшись сложившимся обстоятельствам, в ответ сладострастно ласкал, обнимал и тискал Марата, изнемогая от неизбывного наслаждения. Впрочем, лаская Марата - делая это руками и губами, Артём испытывал удовольствие вовсе не потому, что Марат был парнем, а испытывал он удовольствие потому, что горячее, гибкое, возбуждающе подвижное тело Марата, пышущее жаром неудержимой страсти, было живым, реальным, ощущаемым и осязаемым, а не застывшим в формате статичной графики на мониторе компа. По сути, в сексуальном удовольствии Артёма не было ничего "голубого" - наслаждение Артёма не увязывалась с полом партнёра, а было шире, универсальнее, да только, всецело отдавшись накрывшей его страсти, Артём об этом уже не раздумывал, а от души кайфовал. А ведь прояви он в самом начале чуть больше глупости, окажись он решительнее в своём утверждении, что он не педик, и ничего этого не было б. Вот уж действительно иной раз не знаешь, где потеряешь, а где обретёшь! Можно, ни разу не испытав, с чужих слов рассуждать о том, что это нехорошо, что делать так стыдно, даже позорно, а можно попробовать это самому, что, собственно, и случилось с Артёмом. Он и Марат, два парня-студента, волею случая оказавшиеся вместе для проживания в одной комнате, снова сосали друг друга в губы, снова, изнемогая от наслаждения, брали один у другого в рот, одновременно сосали друг другу, ложась "валетом". Это был кайф!

Марат был старше Артёма, Марат имел сексуальный опыт, и потому в постели он был ведущим; а неофит Артём, весь предыдущий опыт которого сводился к рукоделию, был, соответственно, ведомым; это было логично. Но то ли потому, что разница в возрасте как-то естественно и незаметно сделалась малосущественной, то ли потому, что накал страсти у неофита Артёма оказался ничуть не меньше, чем у опытного Марата, но только, ломая стереотипы, изнемогая от нетерпения, не Марат, а именно Артём предложил знакомство углубить - "познакомиться" друг с другом ещё ближе.

- Давай... - возбуждённо, нетерпеливо выдохнул Артём, оторвав свои губы от члена Марата.

- Что тебе дать? - отозвался Марат, в свою очередь выпуская из губ член Артёма.

Марат понял, о чём Артём говорит, что стоит у Артёма за словом "давай", но Марату вдруг захотелось, чтобы Артём своё желание проговорил внятно... ну, то есть, чтобы он сказал о том, что он хочет, так же внятно, как внятно он говорил час назад "я не педик", "я не хочу".

- Ну, это... - Артём, вдруг растерявшись, не зная, как следует правильно сформулировать своё желание, на мгновение запнулся. - Сзади давай... ну, то есть, в зад.

На языке у Артёма вертелось "в жопу", но в самый последний момент, уже открыв рот, он, сам не зная почему, заменил грубоватую "жопу" на нейтральный и при этом вполне синонимичный "зад".

- В зад - не обязательно сзади, - улыбнулся Марат, наблюдая за невольно возникшей растерянностью Артёма. - Или ты хочешь, чтобы именно сзади?

- Ну, я не знаю, - снова запнувшись, проговорил Артём, и Марату показалось, что Артём растерялся ещё больше. - Я же не педик! - Артём произнёс это неожиданно, и было непонятно, то ли, сказав так, он тем самым исчерпывающе объяснил, почему он не знает, чем "в зад" отличается от "сзади", то ли, осознавая свою растерянность и на растерянность эту досадуя, он таким образом попытался в качестве моральной компенсации бросить камешек в огород Марата.

- Блин! А кто, кто, интересно, здесь педик? - тихо рассмеялся Марат, прижимая Артёма к себе. - Может быть, я?

- Не знаю, - буркнул Артём.

Говоря "давай", Артём предполагал дальнейшее продолжение - а точнее, углубление - знакомства, а вместо этого вдруг повеяло дискуссионным клубом. Нах им теперь все эти разговоры! Мышцы сфинктера у Артёма зудели так, что впору было гасить там огонь чем-то более существенным, чем разговор.

- Ты не знаешь, а я знаю, - рука Марата, скользнув по бедру Артёма, раскрытой ладонью легла на горячую, сочно-упругую ягодицу лежащего на боку парня. - Хочешь, скажу на ухо?

Марат явно дурачился, но дурачился он легко, ничуть не обидно:

- По секрету скажу, хочешь?

- Ну? - коротко отозвался Артём. - Скажи.

Лаская ладонью Артёму ягодицу, чуть потискивая, поглаживая её атласно-нежную кожу, Марат в самом деле приблизил губы к Артёмову уху, и его обдало горячим шёпотом:

- Все мы немного педики - каждый из нас по-своему педик. Из чего, как ты понимаешь, следует вывод: никогда не плюй в колодезь... это очень хорошее правило! Можешь запомнить.

Про то, что не надо плевать в колодезь и что это очень хорошее правило, Марат проговорил уже во второй раз, но теперь эти слова прозвучали не абстрактно и отвлечённо, а наполнились новым, совершенно конкретным смыслом: в ответ на слова Артёма "я же не педик", сказанные после всего, что у ж е было, слова про колодезь теперь можно было расценить как камешек в огород Артёма.

- Ладно, Артёмчик! - Марат, оставив в покое Артёмовы ягодицы, приподнялся и сел на постели, свесив ноги на пол. - Будем трахаться в зад. Думаешь, я не хочу этого? Хочу, Артём, ещё как хочу! И если б об этом не сказал ты, об этом сказал бы я. Элементарно! Потому как это - кайф! Впрочем... - Марат улыбнулся, - вначале будет немного больно. Ты не боишься боли?

- Ну, смотря что за боль! - Артём, глядя на Марата, непроизвольно стиснул мышцы сфинктера, и это невольное сжимание тут же отозвалось всплеском полыхнувшей сладости в ноющем члене, в промежности, в туго сомкнутом отверстии ануса.

- Нормальная боль, - отозвался Марат, вставая. - Сейчас я смазку возьму, и всё будет классно! - Марат возбуждённо засмеялся. - Вчера я прикупил тюбик вазелина - как чувствовал, что пригодится.

Лёгким рывком взметнув тело вверх и встав с кровати, Марат направился в сторону шкафа, где были его, Маратовы, вещи. В комнате был всё тот же полумрак, но глаза уже давно адаптировались, так что виделось всё без особого напряга. Артём, оставшись лежать на смятой простыне, проследил за Маратом взглядом, думая о том, что вчера, вчера они ещё не были знакомы, ещё друг друга не видели, ничего друг о друге не знали, а Марат купил вазелин. "Чувствовал, что пригодится"... Как он мог чувствовать?

- А почему будет больно? - проговорил Артём, скользя взглядом по телу Марата. - Если со смазкой, то что, всё равно будет больно?

Собственно, только теперь, когда отошедший в сторону Марат оказался от Артёма на расстоянии нескольких метров, Артём смог впервые увидеть обнажённого Марата полностью - с головы до ног. Всё предшествующее этому время они были в постели, были в непосредственной близости, или, как ещё говорят, нос к носу, их тела постоянно соприкасались, и только теперь Артём увидел Марата со стороны. Фигура у парня была идеальной - в том смысле, что всё в ней было пропорционально, всё было соразмерно, и Артём, рассматривая Марата, поймал себя на мысли, что он хотел бы, чтобы у него, у Артёма, была бы точно такая же фигура - фигура античного воина.

- Смазка лишь облегчает вход, но не делает норку шире, тем более, если ты ещё девственник - в смысле: анальный девственник, - Марат, говоря это, вновь оказался у постели Артёма. - Ты ведь ни разу ещё не трахался - попку ни разу никому не подставлял?

- Нет, - коротко, односложно, ответил Артём, глядя на вздёрнутый вверх, напряжённый член Марата.

Член, который он только что брал в рот и сладострастно сосал, ощущая во рту солоноватую, жаром налитую плоть обнажённой головки. Член, который сейчас, через минуту или две, окажется в его теле, в его, Артёмовой, жопе. Большой, напряжённо твёрдый, возбуждённо горячий, хищно залупившийся член парня, о котором он, восемнадцатилетний Артём, ещё вчера не имел никакого понятия. Где-то, далеко отсюда, были родители - отец и мать. Где-то были друзья - и школьные, и дворовые. А он, Артём, едва поселившись в студенческом общежитии, уже лежал, обнажённый и возбуждённый, в полумраке комнаты на постели, смотрел на чужой торчащий член и... хотел продолжения! И это при том, что он никогда о подобном не помышлял, не думал, не фантазировал. Всё это было похоже на сон - и в то же время это всё было реальностью, было явью!

Часть 10

- Так вот, Артём. В природе всё предусмотрено, - Марат, отвинтив колпачок на тюбике, приставил головку тюбика к головке члена, и Артём тут же уловил запах вазелина. - Смотри: у любого парня есть от природы данная - потенциально существующая - предрасположенность к сексу с парнем - ну, то есть, с представителем своего пола. Кто и как этой предрасположенностью распоряжается, кто её реализует, а кто нет - это уже другой вопрос. Но сама по себе такая предрасположенность есть у каждого - это, к слову сказать, научно доказанный факт. Ну, а поскольку такая предрасположенность предусмотрена самой природой, то, соответственно, этой же самой природой предусмотрен и механизм слияния парня с парнем, то есть анальный контакт, для чего мышцы ануса сформированы природой эластичными и растяжимыми - чтобы можно было в анус вставлять член. Эволюция, блин! Всё продумано, всё предусмотрено, - Марат, глядя на Артёма, рассмеялся. - Так что, Артём, не бойся! Если и будет больно, то эта боль не смертельная. Трахались так всегда и везде - во все времена и на всех континентах, то есть, не ты первый, не ты последний... Давай ноги вверх поднимай - я тебе норку смажу.

- Значит... Выходит, что т а к может каждый? - проговорил Артём, думая о чём-то.

- Блин! Ну, а я тебе в самом начале о чём говорил? - и Марат, не дожидаясь того, когда Артём поднимет ноги, сам обхватил Артёмовы ноги за лодыжки, сам, разводя послушные ноги Артёма в стороны, поднял их вверх, отчего ягодицы Артёма, вслед за ногами подавшиеся вперёд и вверх, разошлись, широко распахнулись в стороны. - Может каждый, и многие это делают, то есть кайфуют по полной программе, реализуя такую возможность, но не каждый при этом становится геем. Как говорит народная мудрость, много званых, да мало избранных.

Марат, говоря это, снова оказался на кровати - аккурат напротив ягодиц Артёма. В полумраке очко Артёма матово темнело небольшим кружочком, и Марат, выдавив из тюбика на палец вазелин, подушечкой пальца мягко прикоснулся к туго стиснутому отверстию, почувствовав, как мышцы сфинктера под пальцем конвульсивно дёрнулись, зашевелились.

- Что, приятно? - тихо засмеялся Марат, совершая пальцем плавные круговые движения, втирая вазелин Артёму в наружную область сомкнутого входа.

- Не знаю, - чуть слышно и потому невнятно отозвался Артём, думая о том, что это действительно... действительно приятно!

Но уже в следующее мгновение Артём непроизвольно дёрнулся всем телом, почувствовав, как палец Марата, преодолевая сопротивление, скользнул вглубь.

- Ой, блин! Ты чего?

- Тихо, тихо! - возбуждённо прошептал Марат, глядя Артёму в глаза и чувствуя, как указательный палец, на треть введённый в очко, плотно обжался, обтянулся-стиснулся тугим конвульсивным жаром. - Лежи спокойно.

Артём почувствовал, как палец плавно и тоже как бы по кругу зашевелился внутри него, не углубляясь дальше. В принципе, это было не больно, и Артём никак не отозвался на это. Артём лежал с запрокинутыми, полусогнутыми в коленях ногами, удерживая колени на уровне своего лица, в то время как Марат, на коленях стоя перед Артёмом, круговым движением пальца смазывал вход изнутри, медленно втирая вазелин во внутреннюю область входного отверстия. Ничего не говоря, они смотрели друг другу в глаза, и Артём, чутко вслушиваясь в новое ощущение, невольно думал о том, что сейчас... вот сейчас вместо пальца... Эта мысль - "вместо пальца... сейчас... туда..." - и возбуждала Артёма, и пугала: и боязно было, и вместе с тем хотелось, неистребимо хотелось!

Хотелось, и это было естественно и объяснимо: желание было сильнее боязни, неизмеримо сильнее. Боязнь была умозрительна, и если б Артёма спросить сейчас, чего он боится, он бы ответил, что сам не знает, чего он боится, и это было бы истинной правдой, поскольку в основе его боязни не было ничего личного: ни предыдущего опыта, ни предыдущего знания; а желание полыхало в теле огнём - оно было конкретно, весомо и зримо, оно ощущалось всем телом и прежде всего ощущалось т а м. Оно было сфокусировано, сконцентрировано там, откуда Марат только что извлёк палец. Запрокинув разведённые ноги, подставив очко, Артём с нетерпением ждал...

Но всё оказалось совсем не так просто, как представлялось это Артёму, когда он, толкаемый возбуждением, первым проговорил нетерпеливое "давай", имея в виду анальный секс. Всё оказалось не так гладко, не так легко.

Конечно, природа мудра, и потому она предусмотрительно распорядилась так, чтобы мышцы ануса были растяжимыми, способными пропускать в случае надобности напряжённые члены самых разных калибров, и смазка, несомненно, была призвана облегчать этот акт. Всё было так. Но когда Марат, приставив обнажённую головку к туго стиснутым мышцам входа, надавил, пытаясь проникнуть членом Артёму в зад, Артём ощутил мгновенно полыхнувшую в промежности боль, и эта боль была уже не умозрительно предполагаемой, а совершенно ощутимой, как ощутимо было до этого удовольствие.

Артём, округлив глаза, дёрнулся из-под Марата, судорожно рванулся, так что головка Маратова члена, лишь наполовину успевшая войти в очко, в тот же миг оказалась отторгнутой, с силой выдавленной обратно, что, впрочем, третьекурсника Марата нисколько не обескуражило.

- Я не смогу. Ничего не получится, - панически выдохнул Артём, одновременно с этим пытаясь опустить запрокинутые ноги, чтобы тем самым закрыть для Марата доступ к входному отверстию. - Не могу я.

- Можешь! И сможешь! Всё, блин, получится, - уверенно отозвался Марат, удерживая ноги Артёма в прежнем положении. - Лежи. Всем поначалу бывает больно, но от боли этой ещё никто не умер. Наоборот... Всё у нас получится... Лежи.

Марат, говоря это, потянулся за тюбиком с вазелином. И действительно - всё получилось! Марат ещё дважды вставлял Артёму в очко указательный палец, терпеливо разминая вход, и когда с пятой попытки Артём, сцепив зубы, напрягся, но не дёрнулся, всё получилось: головка Маратова члена плавно скользнула в отверстие зада, и вслед за головкой так же плавно заскользил, углубляясь, сам ствол. Марат, затаив дыхание, глядя на напряжённо застывшее, чуть искажённое гримасой страдания лицо Артёма, медленно вдавил член в парня полностью, до самого основания, ощущая при этом сказочный, ни с чем не сравнимый кайф. Всё, главное было сделано: болевой порог у Артёма был пройден, преодолён! Вдавившись лобком в промежность Артёма и чувствуя членом опаляющий жар Артёмова тела, Марат на какое-то время замер, давая возможность Артёму привыкнуть, приноровится к боли. На лбу Артёма выступила испарина - ему было, конечно же, больно. Ещё бы, член у Марата был немаленький, и он, этот член, был весь у Артёма внутри!

- Блин, зачем я согласился... Давай уж, еби! - выдохнул Артём, кусая губы. - Или нет, бля... вытаскивай! Я не могу, не могу я больше! Вытаскивай!

- Тихо, Артёмчик, тихо.

- Я не могу... Еби! - последнее слово Артём выдохнул с отчаянием в голосе, не столько сознавая, сколько чувствуя, что Марат свой член из него теперь всё равно не вытащит, пока в него, в Артёма, не кончит. - Еби.

Марат, нависая над Артёмом, медленно, с наслаждением заколыхал, задвигал задом. Боль была горячая и вместе с тем тупо раздирающая тело - наждачная. Кусая губы, Артём содрогался в такт Маратовым толчкам, думая лишь о том, что никогда он больше, никогда и ни за что не подставит свой зад ещё раз. Артёму казалось, что это не член, а огромный раскалённый поршень скользит в его теле, в то время как Марат, ритмично двигая задом, находился на седьмом небе от счастья. Сладострастно сопя, изнемогая от наслаждения, в полумраке комнаты студенческого общежития парень трахал парня - студент-третьекурсник шпилил в зад восемнадцатилетнего первокурсника, и было отчётливо слышно, как под тяжестью двух ритмично содрогавшихся тел ритмично скрипят пружины матраса: вжик, вжик... Пружины скрипели, словно шептали: "Вжик-вжик, и опять - мужик".

Вжик, вжик... Несколько минут обжигающей, толчками распирающей тело боли слились для Артёма в один сгусток скользящего огня, и потому Артём даже не сразу понял, почему Марат, содрогнувшись всем телом, неожиданно замер, глядя на него, на Артёма, невидящим, внутрь себя обращённым взглядом. Но уже в следующее мгновение Артём почувствовал, как у замершего, неподвижно застывшего Марата член сам собой конвульсивно вздрагивает, дёргается. "Кончил... Он в меня кончил... Всё, сейчас он вытащит"... - мелькнула у Артёма мысль-догадка.

- Писец! - прошептал Марат, с силой вжимаясь в промежность Артёма освобождённым, пусто звенящим лобком. - Артёмчик, это просто писец!

- Вынимай... Вытаскивай! - нетерпеливо шевельнулся Артём, желая лишь одного: быстрейшего освобождения.

Марат, колыхнув задом, рывком извлёк член из ануса - и боль, распиравшая Артёма изнутри, в тот же миг скукожилась, испарилась, исчезла, как если бы её не было вовсе. Опуская ноги, Артём почувствовал кайф от офигенного облегчения. От траха осталось лишь ощущение влажности внутри - там, в глубине, за мышцами вновь сомкнувшегося ануса. "Вжик-вжик, и опять - мужик", - как сказал Марат. Ну, а что, блин, разве не так?

- Нормально? - Марат, глядя на Артёма, улыбнулся.

Глаза у Марата искристо сияли, и взгляд был... странный у него был взгляд: так, как смотрел Марат, смотрят влюблённые на возлюбленных.

- Чего, блин, тут нормального? - отозвался Артём, но в его голосе не прозвучало ни возмущения, ни досады, ни недовольства. - Чуть задницу не порвал.

- Ну, не порвал же! - Марат, засмеявшись, встал с кровати. - Лежи, я сейчас.

Марат отошёл к столу, и Артём, проследив за ним взглядом, увидел, как Марат взял со стола салфетку, как, наклонив голову, стал вытирать салфеткой член.

Часть 11 (последняя)

Марат стоял к Артёму вполоборота, голый, стройный, и сейчас он, Артём, точно так же этого парня... точно так же - в зад... А ведь ещё час назад он не мог даже предположить, что он будет не просто об этом думать, а он будет этого хотеть!

Рука Артёма сама собой потянулась к чуть обмякшему, потерявшему твёрдость члену, и едва член оказался в ладони, как в тело тут же стремительно стала возвращаться сладостная истома нереализованного желания, оттеснённого, но не вытесненного чувством предыдущей боли.

Странное состояние было у Артёма! Он лежал на кровати голый, ему было восемнадцать лет, он был новоявленным студентом, был студентом-первокурсником, и его только что этот стройный парень, вытирающий член, натянул в зад, сделал педиком, а в душе у него, у Артёма, не было ни смятения, ни отчаяния, ни растерянности, ни стыда. Наоборот, в его трахнутом теле вновь разгорался огонь сладострастия! Он дал Марату, подставил Марату зад, и теперь Марат, теперь этот парень даст ему - точно так же ляжет на спину, разведёт, раздвинет свои ноги, поднимет их вверх, и Артём... "Педик" - мелькнула у Артёма короткая мысль, но теперь эта мысль его, Артёма, ничуть не смутила, ни капли не испугала, как будто то, что слово это означало, было одно, а то, что сейчас в этой комнате происходило, было совсем другое.

Странное у него, у Артёма, было состояние: ему нужно было бы сейчас испытывать стыд или смятение, или отчаяние, или ещё что-нибудь из этой же области, а он... он, глядя на Марата, испытывал совершенно внятное, конкретное, вполне осознаваемое желание. Болью прерванное, но никуда не девшееся, не исчезнувшее желание полыхало в теле Артёма сейчас с новой силой! "Педик", "не педик" - это были слова, всего лишь слова, и эти слова над нам, над Артёмом, сейчас не имели никакой власти...

На полу у стола осталось лежать несколько скомканных салфеток. Марат вновь подошёл к кровати, и Артём обратил внимание на то, что член у Марата хотя и опал, но не съёжился, не скукожился, а открытой головкой крупно, весомо и тяжело свисал вниз, напоминая большую сосиску. У него, у Артёма, член бывал точно таким же после затяжных, то и дело прерываемых, сладостно изнуряющих рукоделий у монитора компа.

- У меня стоит, - проговорил Артём, сжимая в кулаке свой напряжённый, вновь отвердевший, налившийся соком желания член.

- Ну, естественно! Ты же не кончил, - засмеялся Марат, опускаясь на край кровати.

Рука Марата протянулась к Артёмову члену, и Артём, тут же разжав свою ладонь, убрал с напряжённо торчащего члена свою руку, уступая место руке Марата. И снова Артём не почувствовал ни стыда, ни какого-либо смущения, как если бы всё это делалось уже в сотый раз или просто было самым обыденным делом!

- Классный писюнчик, - проговорил Марат, ещё сильнее смещая, сдвигая вниз по стволу крайнюю плоть. - Я, как увидел тебя, сразу подумал... - наклонившись, Марат провёл круговым движением языка по головке члена, и Артём от этого влажного, жаром опалившего его касания непроизвольно дёрнулся, изнемогая от сладости.

Сладость снова была везде: в самом члене, в промежности, в снова стиснутых, но теперь скользко-влажных от вазелина мышцах ануса.

- Что ты подумал? - глухо проговорил Артём, ощущая, как язык Марата медленно, невыносимо медленно скользит снизу вверх по натянутой, как струна, уздечке.

Марат, оторвав язык от члена, поднял голову и посмотрел в глаза Артёма тем "странным" взглядом, каким он уже на него смотрел.

- Подумал: а какой ты в трусах? Ну, то есть, какой ты т а м, под трусами.

- Ну, и какой я? - на секунду запнувшись, всё так же глухо проговорил Артём, невольно удивляясь тому, что такая мысль - т а к а я мысль! - могла у Марата возникнуть, едва они встретились.

Вот уж действительно: никогда не знаешь, что в голове у другого, о чём другой невидимо для тебя думает!

- Ты - обалденный! - выдохнул Марат, ни на секунду не задумываясь, произнося это так, как если б он знал Артёма тысячу лет.

Лицо Марата вновь опустилось к торчащему члену, и Артём почувствовал, как губы парня, обжимая горячий, распираемый кайфом ствол, плавно заскользили пылающим жаром вверх-вниз.

Член распирало от кайфа, и можно было б в два счёта кончить Марату в рот, но Артём хотел по-другому - хотел так, как Марат, как Марат его... И хотел он так вовсе не потому, что "долг платежом красен", а потому, что э т о странно манило Артёма, неодолимо притягивало, обещая ему новые, ещё не изведанные, ни разу не испытанные им ощущения.

- Марат, подожди... Хватит! - Артём, отстраняя руками Маратову голову, выгибая тело назад и вбок, нетерпеливо освободил от Маратовых губ свой мокро блестящий член. - Давай... в жопу давай... в зад - как ты меня.

Вытирая мокрые от сосания губы тыльной стороной ладони, Марат, разгибаясь, ехидно прищурился.

- Ты ж говорил, что ты не педик.

- Ну и что, что я говорил? "Педик", "не педик" - какая, нах, разница! Ты говорил, что все педики.

- Я говорил? Я не мог так сказать! - Марат, глядя на Артёма, сделал удивлённое лицо. - Ну, то есть, что все. Да такого и быть не может, чтобы все - поголовно. Нет, не все!

- Как, блин, не все? - на лице Артёма обозначилась досада.

Собственно, все или не все - это Артёма сейчас совершенно не волновало, потому как, сказав "все", он имел в виду, что он тоже... он тоже хочет Марата - как Марат его. - Ты говорил, что каждый может...

- Вот. Теперь правильно! - глядя на Артёма, Марат рассмеялся. - "Все мы немножко педики - каждый из нас по-своему педик", - я и сейчас это говорю! И даже не я это говорю, а так говорит наука: у каждого парня есть изначальная предрасположенность к этому виду секса, но кто-то трахается, а кто-то нет, потому как степень этой предрасположенности у каждого своя. Плюс предрассудки, обстоятельства, свойства характера, окружение - кто-то кайфует, а кто-то нет. То есть, "все" и "немножко все" - это, Артём, не одно и то же! Но в общем и целом всё именно так: каждый из нас - по-своему педик. Я не вводил тебя в заблуждение!

- Вот! Каждый - по-своему... Ты меня трахнул? Трахнул. И я тебя тоже, тоже хочу. Давай!

Артём проговорил всё это чуть напряжённо, напористо, нетерпеливо, но без какого-либо смущения на лице или в голосе, и Марат, слушая Артёма и глядя на него, вдруг подумал, что ему, Марату, в кайф это Артёмово нетерпение, в кайф то, что Артём его хочет!

- Давай! - повторил Артём.

- Давай! - словно эхо, отозвался Марат, ища глазами тюбик с вазелином.

Ну, а дальше... Дальше всё было точно так же, как было до этого, с той лишь разницей, что Марат, лёжа перед Артёмом, сам смазал вазелином и головку Артёмова члена, и своё предвкушающе зазудевшее очко, а предвкушать третьекурснику Марату было что - член у первокурсника Артёма был немаленький!

Ну, а дальше был кайф - обалденный, ни с чем не сравнимый кайф, о котором Артём, дожив до восемнадцати лет, не только не знал, не имел ни малейшего, хотя бы воображаемого понятия, но который он даже представить не мог! Член, обжимаемый мышцами сфинктера, скользил в обжигающей, опаляющей жаром норке, и это не шло ни в какое сравнение ни со своим кулаком, ни даже с Маратовыми губами. Нависая над запрокинувшим ноги Маратом, приоткрыв рот, Артём сладострастно двигал задом, и ему, Артёму, казалось, что не только скользящий в норке член, а всё его тело стало сплошной эрогенной зоной...

А потом был оргазм - фантастический, ничуть не похожий на те оргазмы, что Артём испытывал, рукодельничая! Всё скопившееся, спрессовавшееся возбуждение рвануло с такой небывалой силой, что у Артёма в буквальном смысле перехватило дыхание. Это была фантастика! Так несказанно, так упоительно сладко ему, Артёму, ещё ни разу не было - никогда так не было.

Потом, пока Артём приходил в себя, откинувшись на кровати, Марат быстро вытер Артёму член. Причём Артём, едва Марат прикоснулся к головке члена салфеткой, хотел было воспротивиться этой гигиенической процедуре, запоздало почувствовав в душе нечто, отдалённо напоминавшее стыд, но Марат произнёс короткое:

- Лежи! - и Артём не стал противиться, решив, что Марату виднее, что и как делать.

Меняя салфетки, Марат неспешно, спокойно говорил, глядя то в глаза Артёму, то на припухший, чуть потемневший Артёмов член, который, теряя твёрдость, становился похожим на толстую, эластично-упругую сосиску.

- Классно, Артёмчик, классно, что мы познакомились с тобой в первый же вечер - по-настоящему познакомились, по-мужски. Понятно, что делают так не все. Но ведь это же глупо - жить в одной комнате и не трахаться, не кайфовать. Мы с тобой оба не уроды, наоборот - мы с тобой парни симпатичные. Секс однополый - кайф. Ну, и с какой, блин, стати нам лишать себя этого удовольствия? Так ведь? Правильно я говорю?

- Я не знаю, - чуть помедлив, проговорил Артём, ещё не успевший от всего этого отстраниться, чтобы подумать о том, что только что было, со стороны - со стороны и с позиции приобретённого опыта.

- Но ведь ты сейчас кайфовал? Тебе было приятно? - улыбнулся Марат, глядя Артёму в глаза.

- Ну, кайфовал. Ну, было приятно, - как ученик, повторяющий за учителем, медленно проговорил Артём, понимая, что отрицать очевидное было бы бессмысленно; да и надо ли было это отрицать?

- Вот! Это и есть момент истины! Это, и только это! - с жаром воскликнул Марат, собирая в кучу салфетки. - Всё остальное - рассказы для бедных! "Педик", "не педик" - какая, нах, разница? Кайф - он и в Африке кайф!

- А если узнают? Ну, про э т о... про то, что мы здесь... что ты и я... Если узнают?! - произнёс Артём, которому только сейчас пришла в голову мысль о том, что кто-то может об этом - о т а к о м! - узнать; ведь если узнают...

- А если ты никому не расскажешь? - хмыкнул Марат.

- Я? Никому не скажу!

- И потому - никто не узнает. Аминь! - засмеялся Марат, вставая с кровати. - Я сейчас в душ на пару минут, ты - за мной, ага?

- Ага, - повторил Артём, думая о том, как это всё-таки могло случиться, как могло это с ним, с Артёмом, произойти.

Жил он и не знал, на что способен. "Я не педик"... А если педик?

После душа, погасив свет, они какое-то время ещё не спали - лежали каждый в своей постели, и Марат говорил Артёму про секс, про Америку, про институт... про то, что "можно с девчонками и с парнями", что многие так и делают, как делал древний Экклезиаст. Артёму хотелось узнать, был ли у Марата секс ещё с кем-то, с другими парнями или с девчонками, но сам Марат про это ничего не говорил, а Артём почему-то его, Марата, об этом не спрашивал. Ещё, слушая Марата, Артём думал о том, что вот они оба сходили в душ, Марат выбросил в унитаз все использованные салфетки, комната была проветрена, и запах взаимного мужеложства в ней уже не чувствовался, и получалось, что не осталось никаких улик, каким-либо образом свидетельствующих о том, что делалось-происходило в одной из комнат большого студенческого общежития, и завтра, при свете дня, уже трудно будет поверить в то, что всё это было в действительности, что всё это ему не приснилось...

Лампа была погашена, и к парням уже подступал, подбирался сон. Марат, по сопению Артёма почувствовав, что тот засыпает, тихо проговорил:

- Всё? Спим?

- Ага, - отозвался Артём, - спим.

Но провалиться в сон он не успел. Через минуту или, может быть, полторы он услышал, как Марат окликает его протяжным, тёплым, щекочущим уши шёпотом:

- Артём. Артёмчик!

- Что? - отозвался Артём, не открывая глаза.

- Имей в виду: у меня по утрам стоит. Понимаешь, о чём я?

- Ага, - засмеялся Артём в подушку.

Помолчав, он добавил:

- У меня по утрам тоже стоит... Спи!

Ну, а что? Два парня в студенческом общежитии, в комнате для двоих... И невозможное - возможно. Ничего невозможного в сексе нет!

2011-09-25

страницы [1] . . . [9] [10] [11]