Санечка

Часть 1

По жизни меня вели хуй и трусость. Отсутствуй одна из этих двух составляющих, я либо отколбасился бы в юности, либо, дроча в туалете, без особых потерь превратился в пивного папика; оба варианта социально приемлемы. Однако сложилось как сложилось: я - тайный выродок своего окружения, лазутчик в стане взрослых.

В юности меня инициировал дворовой хулиган Мишка; среди прочей шпаны он выделялся очками в тяжёлой пластмассовой оправе, за которые его не дразнили, ибо он бил тут же и не разбирая. Я с Мишкой вёл путаный рассказ о том, откуда берутся дети (популярная в среде скромников версия состояла в том, что ебутся лишь хулиганы). Мишка же популярно разъяснил про молофью, сказав:

- Хочешь посмотреть?

Я испуганно завертел головой:

- Не надо.

Мишка жёстко сказал:

- Да ладно! - и рывком стянул себя треники с трусами.

Его хуй резиново подпрыгнул, мои колени стали ватными. Мы были одни в его квартире. Я бросился к окнам, привычно опуская шторы. Он подошёл сзади и положил руку мне на ремень, а затем, даже не расстёгивая, засунул руку внутрь брюк, проведя ей от пробивающихся жёстких волос к яичкам. Мой пока ещё не троганный никем хуй рвался на свободу. Мишка дал ему её, отведя узкое колечко плоти назад до боли, и отдрочил мне одновременно с собой. Кончив, я бежал. Мишка не удерживал. Потом он несколько раз зазывал меня к себе, но я старался всё забыть. Перед сном я грезил о фантастическом счастье единения с девушкой в любви - и, боясь самому себе признаться в этом, думал о единении с солдатиками, сбрасывающими в банный день свои потные хэбчики.

До окончания школы я смог соблазнить, наверное, с полдюжины пацанов и девочек. Я доводил их намёками, разговорами до учащённого дыхания - и уходил в сторону. Наотрез отказывался носить трико: хуй стоял с утра до вечера. Дрочил я по три раза в день, клялся прекратить и нарушал клятву. Мечтал о Мишке. Как-то, не в силах оставаться дома, выбежал на улицу в надежде хоть кого-то зацепить; никого не зацепил.

В выпускном классе привёл домой девочку из параллели. Я обнимал её, но мой обычно горячий хуй почему-то висел. Я зашёл в ванную, дернул рукой: он нехотя приподнялся. Я вернулся, сказал хрипло:

- Давай. Девочка (не такая уж девочка, впрочем) рассмеялась:

- Я не соблазняю юношей, которые ещё не умеют целоваться.

Я выгнал её, миф о сказочном мире с девушками рушился; она ушла, хлопнув дверью. Я был кругом гадом.

Через неделю случайно встретил вдрабадан пьяного Мишку, тащившего непочатую бутылку портвейна.

- А хочешь... опять? - спросил я, вновь ощущая вату в ногах.

Он мотнул головой:

- Да ладно, это всё в прошлом... У меня подруга... Девочка ещё, но давай мы отдерём её с тобой на пару?

Мы выпили портвешок в глухих зарослях парковой бузины, и он вопросительно посмотрел на меня. Я начал врать про своих девчонок, и он ушёл, а я вернулся в кусты подрочить.

В институте одна из девочек добивалась меня, как Железный Дровосек. От первого поцелуя меня чуть не стошнило, но вскоре стало нравиться. Я целовался напропалую со всеми девочками мира. Железный Дровосек затащила меня в койку. Я просунул руку ей в трусы - там было мокро. Хуй взмок от ужаса, и только рука не давала ему сбежать. Я кончил, лишь пытаясь войти в неё, а затем опять же бежал. Беги, кролик! Если б мы легли вместе и в следующую ночь, я бы вошёл во вкус, как с поцелуями. Но я снова испугался.

Я дрочил и представлял невинных солдатиков, девушек, деревенских парней, Мишку, снова девушек - и спускал по два раза на дню. Так проявлялась сила воли. Без неё я спускал бы пять раз...

Сколько ещё остаётся до Санечки? Опаньки, много.

Да, я смертельно влюблялся в друзей. Точнее, оба из тех парней, в кого я влюблялся, стали моими друзьями. Ни один из них не знал о бушевавшем во мне пламени: я боялся, что моё признание сожжёт нашу дружбу. Оба были чистые, светлые, спортивные ребята. Я был счастлив, когда находил повод уснуть с ними в одной постели, и обнимал их рукой во сне - другая рука прикрывала штык, как щит.

На третьем курсе я нарвался на запавшую на меня блядь, которой всё было по хую, она просто хотела - и всё. На день третий совместной жизни я вошёл во вкус и ебался мёртво. Мой рекорд - 7 раз за ночь, её (в ту же ночь) - 12. За полтора года жизни с ней я ни разу не подрочил: всё уходило в неё. Потом, испугавшись того, что в приличной компании с ней не покажешься, я сказал ей, что мы расстаёмся. Придумал, что уезжаю. Она рыдала. Я не звонил.

Она исчезла, тема вернулась.

Во время преддипломной практики в колхозе меня пытались изнасиловать пьяные мужики. На берегу мы пили самогонку. Среди ночи я пришёл в себя. По моему рту водил хуем не то комбайнёр, не то тракторист. Ещё парочка таких же, мутно покачиваясь, пыталась стянуть с меня штаны. Я бежал от них чуть не до Москвы и чистил потом зубы два дня без перерыва...

Я всё ближе подвожу рассказ к Санечке...

В 23 я женился - на смешливой прикольной девчонке с короткой стрижкой. Мы трахнулись на даче у общих знакомых - потому что нельзя было не трахнуться, а затем она пригласила меня к себе, и там я взлетел. А приземлившись, понял, что попал. Мы не вылезали из койки год. Она, смеясь, рассказывала о пацанах, парнях, мужчинах, женщинах и девочках, которые у неё были до меня. Она говорила:

- Ты из тех, кто западает не только на кошечек, но и на котят.

Я ей взахлёб рассказывал о себе всё, кроме того, что хочу котяток. Я очень хотел начать жизнь стопроцентного straight... Когда мы вылезли из койки, чтобы пойти в ЗАГС, кругом бушевало ельцинское время.

Это была наша эпоха. Мы купили квартиру, дачу, объездили мир и родили дочку, которая росла в памперсах, а не в пелёнках. Я делал то, чего требовал от меня мой круг: посещал рестораны, сиживал в piano bar (из-за негромкой музыки), покупал костюмы от Kiton.

Дочка росла стремительно. Я ворчал на мелькавшие у её подруг словечки типа "оттопыриться" и превращался в полное чмо, потому что не переставал пялиться на парнишек.

Я не хотел Kiton, я хотел Diesel. Я презирал наш "Пассат", провожая взглядом Audi TT. Я хотел узким лезвием проходить в тёмные клубные подворотни, а на самом деле боялся зайти даже в клуб "B2". Я дрочил тайком по ночам в инете, но боялся выйти в открытый чат. Когда мне предложили курировать работу питерского филиала, я понял, что либо решусь на что-то, либо похороню себя таким-какой-я-есть навсегда.

В Питере мне полагалась служебная квартира. Я купил ноутбук - и отправился в инспекционную поездку. В первый же вечер, отделавшись от коллег ссылками на усталость, я, как ошалевший от валерьянки кот, влез в Рунет.

Я отослал штук двадцать писем, тупо предлагая деньги в обмен на секс. Я посылал предложения, находя адреса на BBS, на сайтах знакомств, где только мог. Я скачивал фотографии парнишек, парнишек, парнишек... К утру я не получил ни одного ответа.

На следующий день ответы пришли. Треть парней сообщали, что они не по теме и ищут, на самом деле, женщину, треть вяло уточняли цену, остальные объясняли, что за деньги не продаются. Вот так. По нулям.

Поездка кончалась. Я шёл по Невскому мимо Катиного садика, но не решился заглянуть туда. Навстречу по проспекту плыли парнишки, парнишки. Отражённое витриной лицо кого-то мне напоминало. Я вздрогнул, поняв, что это я сам - какой-то посторонний мужик. В городе, где тебя никто не знает, я мог пойти в гей-клуб, но проще было напиваться, рассылать письма и дрочить.

Примерно таким же обернулся и второй, и третий мой Петербург.

На четвёртый я решился выйти в чат. Ничего особенного, но случился первый мой выход в приват. Чужая история, моя история, я рассказывал всё без утайки. На какой-то объяве наткнулся на ICQ паренька, искавшего собеседника. Я никогда не "стучался в асю" - но тут рискнул.

"Мне не нужны деньги, - был первый ответ от Санечки, - мне не нужен секс. Мне просто хочется поговорить, я скучаю днём".

Мы проболтали по аське часа два. Он рассказывал про своего старшего друга, с которым жил уже год, и про свой городишко под Омском, откуда он родом. Со смущением я написал ему, что мне уже за тридцать. Он ответил, что ему вообще всегда нравились парни старше себя. "Поболтаем в реале?" - написал я, вспоминая словечки дочки и её подружек. "Кинь фотку", - предложил он. Я послал свой снимок - берег моря, я в чёрных очках, не слишком узнать, но похоже. А он в ответ: "А ты прикольный", - и штуки три своих: в одних трусиках в зарослях папоротников в лесу. Я всё никак не мог понять, кого он мне напоминает. Симпатичный малый...

Очередная поездка заканчивалась, но я выбил дополнительный день, прикрываясь на этот раз Эрмитажем и культурным наследием. В пять я ждал его в "Патио Пицца". Когда он появился, я обомлел. Передо мной стоял вымытый, ухоженный, хорошо одетый юный Мишка, только красивее и без очков.

- Ты сказал, что тебе 22, - промямлил я.

- Мне и правда 22, - сказал он. - Я так выгляжу. Не веришь? Вот паспорт.

Всё, что я знал о таких вот парнишках и знакомствах с ними, летело сейчас в тартарары. Он показывал паспорт. Он не скрывал фамилию и имя. Он не нуждался в деньгах, у него был недешёвый сотовый телефон с прямым номером. Он действительно искал собеседника, чтобы поболтать о жизни. Он не искал секс. У него была точёная фигурка пловца. В нём не было манерности, при этом - я заметил - у него были отполированные ногти.

Мне казалось, все глаза мира таращатся на нас, тем более мы сидели в бойком месте. Официант попросил паспорт, когда Санечка заказал выпить.

- Wow, - присвистнул он, - старичок. Ты на три года меня старше. Никогда б не подумал! - и побежал за текилой.

К третьей текиле я понял, что нахожусь в блаженной безопасности - мы можем просто болтать, не заморачиваясь на койку, на измену, и можем просто рассказывать о том, чего хотим от жизни и чего в ней боимся.

Он рассказал, как несколько лет назад написал письмо по объявлению в омской газете, как встретился с 20-летним парнем и потерял невинность, как первый раз прилетел в Москву и, испугавшись её, уехал в Питер, где задержался на неделю; как тренер по его возвращении намекал на то, что больших результатов в плавании он не добьётся, но что в стриптизе много платят.

- Тренер что-то знал?

- Наверное, но он меня побаивался. Я не скрывал, что мне нравятся парни, но если б он начал ко мне приставать, пошёл бы к директору.

- А другие ребята как?

- Нормально. Они знали, что у меня есть парень, я знал, что у них есть девчонки. Ещё двое были такие же, как я, просто мне они не очень нравились.

- Почему?

- Они же мои ровесники.

- Мама знает?

- Да, всё. Но она меня очень любит. Я такой, какой есть...

Часть 2 (последняя)

Я выходил на Невский так, как в коммунальной квартире под обоями находят заклеенную дверь и выходят сквозь неё. Всё было хорошо. У меня была любимая жена и был знакомый парнишка, с которым можно потрепаться о том, о чем я боялся потрепаться с женой. У меня была работа, уважающие меня коллеги, завершенный этап проекта, который мы отправились отмечать в клуб. Впереди было ещё много поездок в Питер и много разговоров. Всё так хорошо совпадало и было так безопасно. Я был рад тому, что мы шли в клуб с танцами и громкой музыкой, и питерские коллеги, все младше меня, радовались тому, что я не возражаю против такого отдыха.

В Гостином дворе я купил двусмысленный свитерок-стретч от Iceberg, и все девушки в нашей компании говорили, что мне нужно носить не костюмы, а именно свитера, что у меня отличная фигура. Я, в общем, действительно был худой на фоне своих младших коллег, которые налегали на пиво, но до этого гордился своим телом лишь втайне. Было весело. Девчонки тянули меня на танцпол, парни надувались пивом. Я не знал до того, что этот музыкальный бум-бум-бум называется progressive house и что под него можно колбаситься, плющиться и растопыриваться. Я танцевал после перерыва лет в пятнадцать, но не испытывал при этом ни смущения, ни робости. А когда я подошёл к барной стойке, бросив:

- Извини, парень, - какому-то сидящему на табурете пареньку, то осёкся на полуфразе.

Этого никак не могло быть, но это был Санечка. Карие глаза с маленькими мешочками под ними. Льняные волосы. Мятая рубаха в полоску "марракеш". Это был он. Санечка был невероятно грустен и ещё больше пьян.

- Ты что, следил за мной?

- Нет, просто я здесь часто бываю, когда мне грустно.

- А твой друг?

- Устал после работы. Он знает, что иногда я так ухожу, по клубам, но всегда возвращаюсь до утра.

- А почему сегодня?

- Договорился встретиться со своими приятелями из Омска, но они не пришли... Прикольный свитер. Что ты носишь эти костюмы?

- Если хочешь, можно уехать. Если ты хочешь.

- Давай.

Я объяснил коллегам, что могу исчезнуть, они понимающе - а на самом деле ничего не понимая - кивнули. Санечка ждал меня у выхода.

- Давай туда, где можно никого не бояться, - сказал я.

Мы поехали к Гостинке в клуб за железной дверью, где его многие знали, а меня не знал никто. Я был первый раз в жизни в гей-клубе, но не замечал ничего и никого, кроме Санечки. Он рассказывал всё: и что с его другом уже не так, как прежде, и как вытаскивают одного за другим в большие города провинциальных парнишек-геев, и как за миску супа снимаются в "Катином садике" бездомные пацаны или те пацаны, которым никто не помогает, и как все они - от циничных до падших - ищут любви.

- Если хочешь, я могу попросить кого-нибудь пойти с тобой, - сказал он.

- Поцелуй меня, - сказал я неожиданно сам для себя.

***

Есть вещи, которые нужно делать по любви или по искреннему чувству, потому что только оно приносит счастье.

- Зачем я тебе нужен? - повторял он снова и снова в моей служебной квартире.

Он сидел в одних трусиках на краю кровати, но трусики не скрывали его стоящий мёртво член.

- Не фига себе у тебя стоит! - сказал я.

- По-моему, у всех так, когда тебя ласкают и к тебе пристают.

Я повалил его, срывая трусы - и с него и с себя. Я захлёбывался от почти забытого чувства, что можно всё, и это всё доставляет радость.

- Просто обними меня... Так полежим... Зачем я тебе нужен? - говорил он, а я перецеловывал его лопатки, попку, пупок.

- Мне очень хорошо с тобой, Санька, - честно ответил я.

Зачем все слова хоть раз, да употреблены?

Я делал то, что хотел.

Я надел презерватив на его член и взял в рот (мысль о предохранительной технологии всё же мелькнула в голове). Он взял мой член в рот без всякого презерватива. Он мочил свой палец слюнкой и медленно-медленно, нежно-нежно водил им по краям уретры, забирался внутрь неё и чуть задевал самым кончиком языка края головки, и я изгибался, как изгибается прижатая палкой к земле змея, потому что такое острого, такого бесконечного наслаждения не ожидал.

- Я хочу тебя в попу, - сказал, наконец, хрипло я - и был потрясён тем, что он, приложив палец к губам, покачал головой, откинув меня на спину и забросив мои ноги себе на плечи.

Он водил пальчиком возле моей дырочки так, что я был готов отдать всё, только чтобы он её заполнил - и это при том, что пять минут назад и представить не мог себя под кем-то, в мыслях отводя своему телу иную роль.

Я стал пододвигаться под его палец, под его тельце, под его губы.

- Давай... Возьми меня... - умолял я.

Он качал головой:

- Зачем... я... тебе... нужен?

Один его палец играл с одним моим отверстием, другой - с другим. Папоротники покрывали землю. Я боялся кончить, лопнуть прямо сейчас, я боялся падения лепестков.

- Санька, - выдохнул я ему в ухо, ещё не зная, что скажу вслед за тем, - Санечка, Санёк, Сашка, Сашуля, Санечка... Господи, Санечка! Санечка, милый мой, самый лучший, да, я люблю тебя! Я... люблю... тебя.

Он отвёл палец, снова вернул, полный крема, который он непонятно откуда достал, размазал его.

- Люблю тебя. Хочу. Возьми. Выеби.

И он медленно, так медленно, что я изнемогал от ожидания, стал вводить хуй.

Боли не было: я не помню. Я вообще ничего не помню, кроме того, что это был тот парнишка, с которым мне было лучше всего в мире. И что наслаждение, которое длится обычно секунду, растянулось на вечность, и стало пугающе ясно, что вечность не кончается никогда.

Не знаю, понимал ли он это, но он даже не прикасался к моему хую рукой. И только тогда, когда я, изогнувшись чуть ли не под острым углом, сжав его ногами до удушения, впившись в его рот до горла, понял, что больше не могу, он сделал какое-то движение по моему члену, и я взорвался, как взрывается молчавший тысячи лет вулкан, погребая под своей лавой всё.

- Зачем... я... тебе... нужен? - Санечка плакал. - Зачем?

- Санька, Санёк, Сашулька, ты самый лучший! - бормотал я. - Ты самый... Ты даже не представляешь, какой ты самый... Сашечка!

- Сотри мой телефон. Сотри аську. Ладно? Если Андрей узнает, это его убьёт. Понимаешь? Он любит меня, я люблю Андрея, но мне всегда нужны другие парни. Я не могу без других парней. До тебя я держался год... Зачем я тебе нужен, ты сам-то хоть знаешь? Зачем ты появился? Зачем?

- Останься.

- Забудь про меня! Пообещай мне это, пожалуйста. Если ты хочешь, чтобы всё было хорошо, пообещай. Если ты любил меня хотя бы секунду, дай слово.

- Да.

Он заказал такси. Я вышел за ним в одних джинсах, надетых на голое тело. Вернувшись, я стёр его телефоны, но оставил в компьютере его фотографии.

По возвращении в Москву я получил повышение, закрывшее мой питерский проект...

С женой у меня всё хорошо. Я другими глазами стал смотреть на дочку и её друзей. Мне забавно с ними. Да и на работу я теперь хожу в свитерах - мне на новой должности это позволено. Я тусуюсь в куче клубов, а дочку с подружками однажды вытащил в ночь в старый добрый "Джао Да", и они были в восторге.

Жене нравится, что я так изменился, хотя иногда она чуть внимательнее обычного смотрит на меня, роняя:

- Ну, седина в бороду...

Может быть, она чувствует, что мир взрослых - всего лишь декорация для меня, лишенная всякой жизни, хотя иногда я увлекаюсь и забываю про это. Поэтому я смеюсь и целую её; она и вправду лучшая жена на свете.

Она не знает, что, помимо работы, у меня есть гонорары от консультаций, которые идут на оплату маленькой съёмной квартирки через сквер от моего офиса, поэтому 900-мегагерцевая трубка с рабочим номером легко переносится туда: я всегда на работе. И когда случается так, что тоска сжимает горло так, что хоть вой, и я вою прямо в рыжее московское небо, потому что совсем скоро мне будет 40, а затем - 50, а затем - 60, а затем я умру, хотя последнее как раз совсем меня не пугает, - вот тогда-то я и отправляюсь в эту квартирку.

Я не люблю любовь за деньги и готов просто поболтать с парнишками и помочь им. Хотя порой привожу их сюда...

Санечку я больше не встречал, да и в Питере не был давно. Я честно стёр его телефоны и никогда больше не искал на сайте его объявление. Я не готов врать, что полюбил его навсегда. Но Санечка...

страницы [1] [2]