Мой шофёр, друг моего сына или Мать заставила сына лизать пизду

Часть 1

Я женился в 20 лет, потому что моя подруга забеременела и не хотела делать аборт. Мама кричала, что я дурак, но я так не считал - со Светкой было куда лучше, чем с другими девчонками, причем не только в постели. Любви, положим, не было, но мы не ругались и понимали друг друга в главном: что нужно выкарабкиваться из нашей общежитской нищеты. Тут время перемен оказалось кстати. Спустя двадцать лет нам было чем гордиться: из нуля и ничтожества мы стали респектабельными up middle, дома у нас бывали и депутаты, и министры; при этом мы не связывались с криминалом и, не считая оффшорных финансовых схем, жили в гармонии с законом. И если я позволял себе Audi A6, то не потому, что не мог Audi A8. Просто в моем кругу A8 считалась служебной машиной.

Единственным, что выбивалось из этой схемы, был наш сын Кирилл.

Кирилл оказался, если отбросить приличия (и детали), пустоцветом, ничтожеством, манерным уродом, - бессмысленным и бесполезным. Всякое отцовское чувство я утратил к нему, когда выяснилось, что он не хочет заниматься ни спортом, ни выпиливанием лобзиком, ни иностранными языками, ни учебой. Что он хочет смотреть по спутнику MTV и танцевать. Но всерьез заниматься танцами он тоже не хочет.

- Wow, черепа меня перетирают, - так примерно он общался по телефону. - Прикол. А она? Cool. Wow! Не катай вату! Obst.

- Папуль, ты мне хотя бы сто баксов не дашь, очень нужно на одну вечеринку? - это в ранней юности.

И когда я однажды взорвался: "Да в тебе хоть что-нибудь полезное или умное есть?!" - он спокойно ответил: "Да, папуль. Ты знаешь, я почти не ем. И тем самым экономлю твои деньги".

Он действительно не ел ничего, кроме салатика раз в день. В 18 лет при росте 180 сантиметров весил 58 килограммов. Носил серёжки, линзы со смайликами, маечки-алкоголички и целый сундук цепочек, браслетиков, колец (даже на мизинце - кольцо). Всё, как в его кругу говорят, актуальное, а потому ненавидимое мной.

- А она? Пиздец! Wow, там полный отстой, не пойду, типа, а где же прикол?..

Он ничуть не смущался меня и вообще никого.

Из книг в руки брал лишь японские комиксы.

Раз в месяц перекрашивал волосы. Был рыжим, зелёным, белым, чёрным с золотым.

Однажды его от подъезда забрал голубой перламутровый "Геленгваген".

- Это Тааанечкин, - объяснил он позже. - Ей папочка... или папик... Ну, кто-то ей подарил. На совершеннолетие. Прикольно, прикинь?..

Я стукнул кулаком по столу и заорал, что он похож на блядь и ведет себя, как блядь. Я ненавидел его друзей и подружек, всю эту свору таких же манерных ничтожеств.

- Какой есть, - он не стал даже спорить. - Если тебя это компрометирует, сними мне отдельную квартиру.

Когда бы я знал, каким получится сынок, то настоял бы на аборте. Я поступил его в институт, где учились дети питерских чекистов и внуки ельцинской знати. Я презирал всё его поколение в целом - знать не знавшее дерьма и крови, в которые нас макало время, и даже не презиравшее, а обтекавшее нас стороной. В моей фирме его ровесников не было даже среди курьеров, а моей секретарше Аделаиде Яковлевне шел шестой десяток. Исключением был лишь новый шофер Алёша, и то потому, что прежний свалился с подозрением на инфаркт. У Алёши очень уж привлекал бэкграунд: участник авторалли, с иностранными языками, и согласен на временную работу. В резюме для кадрового агентства в качестве идеальной компании указана моя. И просил для удивления немного, хотя в его 22 года...

Правда, в первый раз с досады, что нет привычного почтительного Сергея Ивановича, я, садясь в машину с Алёшей, хлопнул дверцей так, что E-class чуть не усох до С. Больше хлопать не пришлось: Алёша умудрялся выскакивать из машины первым, открывая и закрывая дверь. К тому же он оказался гениальным водилой, как-то щегольски и быстро протискивающимся сквозь пробки. При этом он умудрялся помнить о моём расписании лучше Аделаиды. И я даже не удивился, когда он помог мне перевести с английского пару фраз: оказывается, он болтал свободно (в отличие от моего никчемного Кирилла).

Словом, я назначил Алешу на место исключения из поколения. Меня чуть смущало его явное несоответствие должности, но он сказал, что ему для познания себя нужна сейчас именно такая работа - и я успокоился. А вскоре увеличил ему вдвое оклад: с Алешей рассасывалась обычная рутина, и я начинал все успевал. Алёша забирал жену от косметолога, забрасывал тёщу на дачу, ждал меня у ресторана, и даже мой сынок, презиравший служебных шоферов, для Алёши делал исключение: я видел их болтавших друг с другом!

- Алеша - действительно прикольный молодой человек, прибегая к твоему плебейскому жаргону. Кульный и прикольный, - сказал я сыну в педагогических целях.

Кирюша звякнул брастетиками, глянул на меня из-под мелированных, пирсингованных бровей и сказал тихо:

- Это правда, - чем меня удивил.

Алёша вообще был компенсацией за Кирилла, таким нечаянным подарком судьбы. Я решил, что буду готовить его к бизнес-карьере: для начала переведу в офис, а затем заставлю получить MBA. Может быть, он со временем заменит меня. Однако переходить в офис Алёша отказался наотрез - и тогда я стал переносить дела в машину. Что, учитывая пробки, было результативно.

Через месяц я понял, что поступил правильно по причине, о которой даже не задумывался.

Это был в тот день, когда Алёша забирал меня из "Шамбалы", которую я ненавидел, как любой ночной блядский клуб, но где у меня была встреча с шоубизом, которому моя фирма была обязана сделкой. Шоубиз пришёл, при его сединах, с серьгой и в пидормотском свитерке. Извиняло его разве то, что он был умен и циничен. Когда мы выходили из клуба и Алёша распахнул передо мной дверцу, он негромко заметил:

- Завидую я вам, Эдуард. С женой со школьной скамьи; сын в хорошем институте, и друга сердечного взять шофёром - это знаете, ход тонкий... И деньги получает не абы за что, и под наблюдением... Не злитесь на меня за святое, потому как надо быть дураком, чтоб такого красавца использовать лишь как шофера, а я вас дураком не считаю...

Если бы не бизнес, я бы ударил, но тут ограничился сухим:

- Мы с вами по разным темам, хотя вас дураком я не считаю тоже.

От замечания, тем не менее, остался осадок, - к удивлению, приятно саднящий. Значит, можно взглянуть на нас с Алёшей и так... И правда: чтобы избежать ненужного внимания в офисе - пусть числится в шоферах, являясь, по сути, личным секретарём.

Общение с Алёшей приносило мне еще одно удовольствие, в котором я не решался признаться: Алёша был красив смешанной русско-азиатской красотой, что-то затрагивавшей в моей глубине. Дело не в том, на что намекал шоубиз. Мы трахались с женой в студентах, как кролики; в зрелости повторяли это нечасто, но повторяли; я даже радовался, что либидо сублимируется в карьеру, и полагал это признаком мудрости. Но вот при взгляде на Алёшу что-то меня задевало, сжимало сердце. Поразмышляв, я пришел к выводу, что Алёша двусмысленно красив. В своей красоте он был не мужчиной, а, скорее, юношей, со всей неустойчивостью этого состояния. И эта неустойчивость, неоднозначность тайно нравилась мне. Может быть, потому, что в остальной моей жизни неоднозначности не было места. Я добился всего сам - и добился, будучи ещё не старым. И для меня молодой прикольный шофер, красивый парень - если разобраться, слабость того же порядка, что и яркий галстук. Имею я, черт возьми, на это право?!

Конечно, если доводить мысль до конца, следует признать любую слабость угрозой стабильности, но я-то был непотопляемый дредноут! Всё хорошо. Жена, которую знаешь насквозь, как письмо Татьяны Онегину. Отлаженный бизнес: не маленький, чтобы легко входить в будущее, но и не большой, чтобы на него положил глаз какой-нибудь силовик. Вот только сын...

В сентябре я должен был лететь в Амстердам договариваться о продаже одного бизнеса, который мы контролировали, но который был совершенно нам ни к чему. Бизнес-suit для нас с женой и номер для переводчика были заказаны. А накануне всё пошло кувырком. У Светы умерла в Семипалатинске бабушка. Переводчик сломал ногу, и Аделаида, чуть не рыдая, объясняла, что бюро переводчиков в лучшем случае сможет подобрать замену завтра.

- К черту бюро. Разыщите Алёшу. Он такие вещи решает на раз-два!

Алеша действительно решил.

- Эдуард Григорьевич, вы, возможно, забыли, но я, вообще-то, практически билингва. Кроме того, вам шофер в Москве на эти дни будет не нужен. Давайте, я с вами.

- Загранпаспорт, Алеша! И виза!

- У меня открытый Шенген.

- Алеш, я тебя усыновлю. Ты гений!

Я позвонил в Голландию, попросил suit перебронировать на обычный номер. Без жены я мог чуточку сэкономить.

Я жалел, что плоховато учил английский, и опять подумал об Алеше. Его умение делать абсолютно всё в который раз поражало меня. Я действительно думал о нём, как о сыне. Алёша становился важен по какой-то ещё, уже не имеющей отношения к бизнесу причине, которую я пока сам не решался определить для себя, боясь измены привычному укладу.

В амстердамском Hilton выяснилось, что меня то ли не поняли, то ли не понял я, да только номер был забронирован лишь один: все тот же suit. В гостинице проходил конгресс кардиохирургов, свободных мест не было.

- Эдуард Григорьевич, вы не беспокойтесь, к вечеру утрясем. В крайнем случае, найдем в другой гостинице.

Переговоры с покупателями-голландцами (мелированными, как мой сын - ну и мода... Я опять с неприязнью подумал о Кирилле) затянулись, в гостиницу мы вернулись за полночь. На reception выяснилось, что мест по-прежнему нет, но Алёша может поселиться в хостеле рядом, это недорого.

Недорого? В моей голове впервые за последние лет десять мелькнули мысли о том, ради чего человеку нужны деньги. Послать Алёшу, моего (скажу высокопарно) духовного сына в общагу? Бред.

- Переночуем у меня. Разложим диван, - мы уже поднимались наверх.

- Эдуард Григорьевич, подождите, надо заказать extra bed!

Я махнул рукой.

- Алеш, я устал. Допкровати ждать ещё полчаса. Спать.

И я нырнул на секунду в душ, а затем - под одеяло, каким-то фантастическим усилием задержав зрение на раздевающемся Алёше. Слова шоубиза на секунду всплыли, но тут же погасли. Другой растворяющейся мыслью была, что дело не сыне... И я заснул.

Часть 2 (последняя)

А проснувшись, обнаружил сидящего рядом, укутанного в белый банный халат Алешу, легонько толкавшего меня в плечо. Рядом на постели стоял поднос с чашкой кофе.

- Восемь. Как Вы просили. Доброе утро...

Я подпрыгнул чуть не до потолка. Две мысли, с которыми я засыпал, не исчезли, но к ним прибавились новые. Первая: у Алешки красивая фигура, а у меня, хотя я вовсе не стар, уже рыхловатое тело. Вторая: про себя я уже зову его "Алёшкой". Третья: я своего тела смущаюсь. Четвертая: а ну на хуй бизнес! Пятая: я чувствую себя моложе обычного.

- Алёшка, откуда кофе?! Ты уже был в ресторане? Доброе утро! Я тебя своим храпом не достал?

Алёша улыбнулся.

- Сливки и один кусок сахара, как Вы любите. А ночью я мало сплю...

Утро начиналось столь фантастически, что я даже не обратил внимания: а откуда, собственно, он может знать о моих кофейных утренних привычках?

- Алёшк, нас ждут напряжённые три дня.

- Один напряжённый день, Эдуард Григорьевич.

- Не понял?

- Нет, просто сегодня, думаю, мы переговоры завершим.

- Почему?! Эти голландцы упёртые, как не знаю кто!

- Потому что у них серебряные кольца на мизинцах.

Я ошалело посмотрел на Алешу. Десятая и двадцатые мысли сводились к тому, что он маньяк, подосланный меня убить. Мысли от одиннадцатой до девятнадцатой сводились к тому, что я не буду даже сопротивляться. Ему.

- Алёш, называй меня на "ты", - выпалил я неожиданно.

- Хорошо, - отозвался он.

- И дуй в душ. Про кольца за обедом объяснишь.

- Я уже был ванной.

- Алёш...

Двадцать первая мысль: мне что-то подсыпали в кофе. Неважны переговоры. Всё неважно. Важно... Бред.

- Алёш, если переговоры завершатся сегодня победой, ты получишь премию.

- Ты же не это хотел сказать, правда?

И я прикусил язык. И даже покраснел при мысли о том, что именно я хотел ляпнуть...

Переговоры и вправду завершились стремительно. Голландцы приняли все условия.

- We all have a mission, and the mission is always much more important than money, - сказал Крис, ставя подпись под договором, но высокопарность фразы, от которой меня недавно передернуло бы, заставила на этот раз посмотреть Крису прямо в глаза. Он перевел взгляд с меня на Алёшу, на которого он и так смотрел, не отрываясь, и я еле отвертелся от предложения поужинать вместе, так как уже начинал понимать, что значит кольцо на мизинце.

В итоге мы с Алёшкой сидели вдвоём в ресторане на Кайзер-канале, у самой воды.

- Алёшк, деньги, премия, любой институт - проси, что хочешь.

- Я хочу, чтобы ты говорил то, что думаешь.

- Я всегда говорю, что думаю. Если это, конечно, не бизнес.

- Не всегда. Сейчас, например, ты боишься сказать, что ищешь повод, чтобы объяснить мне, почему мы не должны поменять рейс и улететь в Москву завтра, хотя сделка завершена.

- Алеша, это ж элементарно... есть два свободных дня, у меня их не так много. Я хочу сходить в Музей Ван-Гога, посмотреть Вермеера в Рийксмьюзеум... Москва обойдется пока без меня.

- А ещё ты боишься сказать, почему не хочешь, чтобы в нашем номере ставили допкровать...

- О, хорошо, что напомнил! Надо будет её заказать...

- А на самом деле ты хочешь, чтобы я был с тобой рядом...

О господи. Вот оно что. Воздух голландской сексуальной свободы ударил парню в голову, и он решил, что я добиваюсь его. Колечко Криса. Я вспотел. Ну и ну! Мои сексуальные желания умерли в юности, я много работаю, я сплю только со своей женой, а те сладкие видения мужских тел, что меня иногда посещают и о которых я не говорю никому, умрут со мной навсегда... Нужно жестко, по-мужски, ответить этому красивому, умному, но все же странному... взять его странное появление... откуда у него привычка к одеколону Hermes? Про айфон уж молчу - сегодня у каждого бомжа айфон... И Алёшка ведь отлично - я только сейчас заметил! - одет, взять его рубашки от Ральфа Лорена...

- Алексей, ты... ты нафантазировал что-то странное. Ты прав, завтра надо будет вылететь в Москву.

- То есть я больше не работаю твоим шофёром?

- Думаю, что размер компенсации тебя удовлетворит (о господи, никогда не позволяй шоферу переходить с тобой на "ты"! банный халат... голая смуглая крепкая грудь... это тоже должно умереть со мной...)

- Ты думаешь сейчас не про это.

Мне не нужно смотреть не него. У меня бизнес, ответственность за поступки, сотня сотрудников, жена, проблемы с сыном, я 40- летний мужчина, ощущающий тяжести жизни на все 60. Хотя... не желающий ощущать.

- Алешка, я тебя люблю. Я, кажется, сошел с ума, но я тебя люблю.

Больше всего меня испугало не то, что после "я люблю" не возникло никакой неловкости, глупости, фальши, а нежность, разлитая во мне, только увеличилась. Больше всего меня... даже не испугало, а ударило то, что в эту же секунду очевидным стало, что Алешка понял мою любовь раньше, чем я осознал ее. И повел себя со мной так, как ведут любящие с влюбленным. Это было понятно.

- Пошли, - сказал я.

- А куда ты хочешь?

- Куда скажешь ты. В район красных фонарей. В гей-клубы. Или поехали в Гаагу. Куда угодно. Я люблю тебя. Я люблю тебя до последнего глотка. Если ты этого хочешь.

- Тогда в гостиницу.

Официант, забравший чаевые, невозмутимо сказал:

- Have a lovely night!

... Мы не выходили из номера два следующих дня. Мы не давали менять перепачканную простыню. Единственное, что Алешка не разрешал - секс без презерватива. Я первый раз в жизни трахался по любви.

- Алешка, я никогда не любил никого.

- Ты просто боялся полюбить, боялся, что помешает, что над тобой будут смеяться, что жизнь сложится не так, как складывается у других. А надо было просто жить.

Мы почти не спали ночью, я изучал его тело: от пяток и кожицы между пальцами ног до шрамиков на макушке. Я выпивал его, и он выпивал меня. Я понял, что все термины - вроде активных и пассивных ролей - глупы, и что глупо само понятие "гомосексуализм", отдающее резиной, клизмой, регистратурой. Я просто полюбил. Я просто спал со своею любовью, потому что не мог расставаться с ней ни на минуту. То, что такая любовь не вписывалась в бизнес-план респектабельного бизнесмена и семьянина, не имело никакого значения.

За два часа до выезда из отеля, когда мы, голые, валялись на кровати, он сказал:

- Ты понимаешь, что прежней твоя жизнь больше не будет?

- Да.

- И что я больше не смогу работать у тебя?

(после паузы)

- Да.

- И что у тебя сейчас осталось право только на один вопрос?

- Да. Ты ведь не из-за работы пришел ко мне? Не ради денег устроился шофером? Зачем? Тебе ведь не нужно содержать бедных маму и папу?

- Мой папа уже в школе давал мне столько денег, сколько зарабатываешь ты. Я ношу фамилию матери. Моя фамилия по отцу... - и он назвал имя человека, которое взорвалось в моем мозгу, как граната. Мультимиллионер. И, кстати, мой давний по бизнесу враг. Известный на всю страну. (Я мысленно прокрутил background: точно, он разведен, его сыну от 21 до 23, жену я видел раз на приеме, Алеша... точно, это ее черты).

Я наотмашь ударил Алешу по лицу.

- Ты сделал это для него? Или против него?

Он не ответил на удар, хотя мог. Просто отвернулся.

- Алешк, прости, я действительно сошел с ума, но я полюбил тебя, прости, ответ не важен, прости... - и я, заплакав навзрыд, вдруг понял не только то, откуда у него дорогая одежда или свободный английский, но и то, почему он уходит от меня: ведь он меня не любит. Господибожешьтымой, он не за тем приходил!

Алеша повернулся ко мне.

- Ты так ничего и не понял. Ты задал дурацкий вопрос, получи дурацкий ответ. Я люблю Кирюху. Я люблю твоего сына. Я люблю его больше жизни. А он не любит вообще никого. Я уже год с ним. Ты хоть знаешь, что он спит и с девочками, и с мальчиками? Что в него влюбляются и от него теряют голову все подряд, все, кроме тебя?! Но что он не любит никого, что он не любит даже трахаться, что он не чувствует в сексе ничего, и всё, что он любит - тусовка, танцы, движняк?! Но что в него можно влюбиться так, что будешь счастлив кончать в его носок, спать с его отцом!! Я спал с тобой, чтобы понять его, чтобы хоть как-то его разбудить! Я разбудил тебя, но его не разбудит никто...

Он еще кричал и кричал в истерике, но я уже не слышал ничего, я просто сгреб его в охапку, и ласкал и ласкал его, пока он - и я - еще раз не кончили вместе, перемазавшись слезами и спермой.

Потом я выгреб на пол все спиртное из мини- бара.

- Вот. Нам необходимо обоим напиться.

И мы выпили все, что там было, и пили в самолете в бизнес-классе до самой Москвы. Я пил, как напиваются слетевшие с катушек школьницы, а он пил, потому что я пил.

Кирилл был дома, когда я вернулся. Покачнувшись, я оперся рукой о стену.

- Wow, папуль, ты принимал жидкости из стеклянных бутылочек?

- Да, Кирюх. В качестве лекарства. И вероятно, больше тебя не буду лечить.

- Wow!

- Возьми денег, если хочешь.

- Опс!

- Я завтра начну ходить в спортзал. Кирка, живи, как живешь. Классно, что ты не такой, как все.

- А ты пьяный продвинутый такой... динозавр...

У меня прочный, спокойный, нерасстрельный бизнес; правда, не все сотрудники еще привыкли к апельсинового цвета стенам и фисташковому потолку. Заседание совета директоров я однажды провел в гавайке, бусах и сандалетах на босу ногу (правда, жара была такая, что не справлялся кондёр). Крис - мой постоянный бизнес-партнер и почти что интимный друг: с кем еще в Амстердаме я могу завалиться в April или It? Правда, кольца на мизинце я не ношу: не люблю навязчивую символику. Да и мальчишек-любовников у меня нет, и мой новый шофер - пожилой, положительный семьянин. У меня есть жена, которая, как выяснилось, не прочь поклубиться и рассечь, и сын, который, правда, теперь живет на съемной квартире.

У меня все по приколу и хорошо.

Один врач сказал мне, что и правда, существует редчайшая аномалия: один из пяти миллионов мужчин ничего не чувствует в сексе, будучи совершенно фригиден.

Но умеющих влюблять в себя всех - один на миллиард.

страницы [1] [2]