Расплата за упрямство

Часть 1

Из цикла "Сказки 1001 койки"

- Ух, котёнок, ну ты меня и отделал... по самую шляпку, аж ноги не держат... Да не от попперса это! Попперс - это, знаешь, как форсаж для самолёта, просто охуенное короткое ускорение... а ты и без того как самолёт... который меня таранит, как "Боинг" небоскрёб... Ну, хорошо, пусть будет от попперса... любишь ты спорить. Я, кстати, когда-то первый раз задницу подставил, потому что тоже любил поспорить... Я тебе разве не рассказывал? А в душ ты не пойдёшь? Ну, ладно, давай тогда салфетки - и слушай.

Мне было восемнадцать, я заканчивал первый курс универа. Весна, птички, какое небо голубое - а у меня сессия на носу, и мы готовимся к экзамену вдвоём с моим приятелем Мишкой. А ты себе не представляешь, что такое первый курс в Москве для провинциального паренька, воспитанного в провинциальной же упёртой, то есть дико примитивной, строгости. Если в школе понятно было, что учить и как задания делать, то в универе непонятно ничего. Преподы сыплют именами, каких я никогда не слыхал. Где брать эти неслыханные книги - вообще загадка. В библиотеке они все на руках, в книжных цены дикие, вообще все дорого, а за тобой никто не следит и никто о тебе не заботится - живи как знаешь. В общаге четверо в комнате. Один просыпается, другой только спать ложится, и все курят. На транспорте до универа добираться полтора часа с тремя пересадками. Я от всего этого был в каком-то тихом отчаянии, и то лишь потому, что понимал: прокричи я во все горло, как мне хреново - Москва на помощь не придёт. А если и подойдёт, то лишь чтобы щёлкнуть по носу. И ещё от одной вещи я был в шоке - я понял, что жизнь, о которой для меня мечтала моя мамочка, провожая меня в Москву - а мечтала она, что я встречу хорошую девушку, влюблюсь и женюсь, - так вот, я понял, что эта жизнь не для меня.

То есть именно в Москве я понял, что парни мне нравятся куда больше девочек. Просто раньше, до Москвы, я это скрывал от самого себя, надеясь, что вот вырвусь из родительской строгости на свободу, и если не влюблюсь, то взлечу в койке с какой-нибудь девчонкой, и забуду про голых парней, что мне снились, ну, оставлю эти сны как бы там, за поворотом, в пубертате. А в Москве понял, что не взлечу. Потому что девочку под меня в общаге подложили уже под Новый год, и я с ней не почувствовал ничего, как не чувствовал ничего с другими девочками из общаги до этого, когда их обнимал и целовал. Ну, с той, первой, у меня просто поначалу не встал, но она взяла в рот, и всё было более или менее, я кончил, и она кончила, но кайфа не было. И потом мы с ней трахались, и у меня даже вставал, потому что молодой же, трахаться хотелось, - да только я от её тела не обмирал, как обмирал порой от мордашек или от тел пацанов.

И вот уже после зимней сессии я как-то потихоньку сблизился с одним москвичом из нашего потока, Мишкой. Мы вместе ходили на физкультуру, занимались лёгкой атлетикой. Я его, когда первый раз в раздевалке увидел, аж в пот бросило. Знаешь, такой крепко сбитый красавчик - но не смазливый, не малашечка, а такой, что называется, парень- парень. И я не то что влюбился в него, хотя несколько раз мне снилось, как я с ним голым целовался, ну, я же в душе видел его голым, охуеть было зрелище! - но почувствовал симпатию. И он, видимо, тоже, хотя мне сразу было понятно, что он и близко не гей, потому что ему девки нравились сильно. Но девки девками, а мы стали друзьями-приятелями. Он приглашал домой, родители усаживали ужинать, один раз предложили остаться на ночь, достали раскладушку - в общем, у него я стал оттаивать, примиряться с Москвой понемножку, мы в кино ходили, на выставки, в клуб он меня вытаскивал, даже рубашки какие-то свои отдал, из которых вырос, а это как раз мой размер был. Мы с ним болтали обо всем, порой жёстко спорили, но было нам обоим хорошо. Я с ним отдыхал от общаги, а он говорил, что со мной отдыхал "от своих баб и скотского траха". А трахал он каждый раз новую девку, и однажды мне признался, что первый раз он переспал с женщиной давно, а ей было двадцать, и всего девчонок у него было около тридцати.

Ну и, вот весной, перед сессией, он предложил вообще на недельку перебраться к нему - родаки у него укатили на Кипр, хата пустая, готовиться вдвоём сподручнее, а без меня он сблядуется, к тому же я неплохо стряпаю, маменька научила, чтобы я в Москве голодным не ходил и деньги на столовые не тратил: вот и пригодилось. Собрал сумку, переехал к нему. Натушил голубцов. А день на второй, что ли, мы с ним заспорили. Причём, будешь смеяться, по идиотскому поводу. Начали с теории игр и теории вероятности - ну, типа, что вероятность выпадения красного или чёрного в казино каждый раз остаётся неизменной, какой бы длины серия красного или чёрного не предшествовала, но ведь если серия, скажем, длится десять игр подряд, то это противоречит равенству шансов, и значит, с каждым новым выпадением красного увеличивается шанс, что следующий раз выпадет чёрное, - а закончили тем, что я упёрся рогом, настаивая, что пасьянс "Паук" в Windows нельзя проиграть три раза подряд, если пользоваться отменой хода и перебирать все возможные варианты. А Мишка сказал, что очень даже возможно. А я, забыл тебе сказать, хоть знал за собой этот грех - упираться рогом в самом идиотском споре - но ничего поделать не мог. И Мишка, заводясь, сказал, что, о’кей, раскладываем пасьянс, и что если я не проиграю ни разу из трёх - то он моет до конца недели посуду. А если я проиграю все три - то я становлюсь до конца недели его рабом. И хотя условия были неравные, мы хлопнули по рукам. Я любил раскладывать пасьянс и ни разу ещё три раза подряд не проигрывал. Но тут карта пошла какая-то просто невообразимо кислая. Можешь себе представить, первая же раздача - и ни одного варианта сноса! Типа, одни десятки, восьмёрки и двойки. Проигрываю. Второй раз проигрываю точно так же, хотя отменяю ход за ходом и пытаюсь найти выигрышный вариант. Третий раз игра идёт самая сложная, я даже записываю все варианты, лоб морщу над каждым ходом чуть не по полчаса - и все же признаю, что партия обречена. И Мишка ехидно смотрит на меня. "Ну, - говорит, - раб, давай дуй в магазин за продуктами. Ипивчинского прихвати. Обмоем твой проигрыш".

В общем, я сгонял, разогрел голубцы, мы позанимались, попивая пивко, и стали ложиться спать. Я было собрался в гостиную на диван, как в первый день, но тут Мишка говорит, что я, типа, буду сегодня ему постельничим, буду ему перину греть, как Алексашка Меньшиков грел Петру. Ну, я же его раб.

Ну, у меня как огненное яблоко в башке взорвалось, но виду я не подал - потому как, повторяю, Мишка явно был не по той теме, что меня мучила. Я принял душ, и пока Мишка после меня плескался в ванной, в одних трусиках лёг в его постель, то есть на расстеленный диван в его комнате. Мишка вернулся, сбросил халат, натянул пижамные штаны (у меня при виде его голого тела с тёмным пышным кустом в паху сразу все поднялось), лёг под одеяло, сказал: "Молодец! И правда согрел! Теперь будем спать вместе!" - и у меня от этих его слов снова все в голове взорвалось. И не только в голове.

Ну, пожелали мы друг другу спокойной ночи (я дрожащим голосом, моля богов, он Мишка это постыдное дрожание не услышал), он бра выключил, я от Мишки отвернулся (моля богов ещё больше, чтобы он моего стояка не заметил). И тут Мишка через пару минут говорит: "А ты ебаться хочешь?"

Я ему: "Спи, черт. Какое ебаться? Завтра бабу найдёшь - и поебешься". Он: "А если я сейчас хочу?" Я, как бы искренне изумляясь: "А с кем?" Мишка: "А давай друг с другом!"

И прибавляет, что вообще-то хочет попробовать с парнем. Ну да, с девками он сто раз, а здесь просто попробовать, - правда ли, что это совсем другое, и что это тоже кайф?

Я ему отвечаю, что если он хочет, то пусть в интернете себе парня найдёт, я же с девочками трахаюсь, а Мишка говорит, что он не хочет с незнакомыми. И что он не слепой, он видит, как я таращусь на парней, и на него как поглядываю, то есть он верит, что с девочками я тоже спал, но понимает, что всё-таки парни мне больше нравятся, так что этим предложением он меня не обидит. Ведь я сейчас дышу так жарко и ведь наверняка у меня стояк. Стояк ведь? Или снова буду спорить?

Часть 2 (последняя)

И с этими словами он обнимает меня и проводит ладонью у меня по груди вниз и засовывает руку в трусы. И я - всё, готов к труду, но не готов к обороне... Я поворачиваюсь к Мишке и бешено начинаю его целовать. Рот целую, нос, глаза, уши, шею, снова рот. И чувствую, как его штука, его болт, упирается мне в живот, и, чуть не теряя сознание, языком веду Мишке по груди, все ниже, и сдёргиваю ему руками его эти пижамные штаны, и, дурея от запаха его тела, от такой, знаешь, смеси запахов самца и шампуня, то есть похоти и свежести, беру его хуй в рот. И, понимая, что надо убрать зубы, неумело, но начинаю со всей силы сосать. Почти взрываясь от одного сознания, что я теперь точно пидор, вафлер, соска, гей - сосу Мишкин болт. Кстати, чуть кривой, приподнятый вверх, длинный и острый с конца. Яйца Мишкины мацаю, жопу его охуенную тугую-налитую сжимаю, бедра глажу. А потом он так же точно мне. Мишка мой хуй сосёт! Причём я кладу, почти швыряю его затылком на подушку, насаживаюсь ему хуем на рот сверху, и ебу, ебу! Вообще пиздец!

Но самый кайф начинается, когда Мишка, насосавшись меня и закашлявшись от подступающей рвоты, хватает меня и ложится на меня сверху, распластывая. Он же крепкий парень был. Крупные бедра. При этом почти безволосые ноги. Крупная безволосая грудь. Крепкие, в лёгком пушке, руки. И он меня распяливает, распинает, разводит мне ноги своими ножищами, руки прижимает своими лапищами и шепчет жарко в ухо: "Бляяя, хочу тя отодрать в попку, а потом, если хочешь, ты меня... тебя так или раком?" - "Та-а-ак..."

Ну, и - возня, шебуршание, вот Мишка, понимаю, достаёт презик и надевает, вот его шёпот невнятный, что-то вроде, "у, бля, вазелин нужен или крем", вот он куда-то исчезает в темноте, возвращается, и вот своим тараном начинает водить по подмазанным створкам ворот, начинающим приоткрываться, - своим жезлом, стволом, долотом, зубилом, болтом, и он так водит без проникновения ещё, но самого нежного во мне уже касаясь, а я чувствую вдруг, как дико начинаю хотеть, чтобы мы слились, соединились, чтобы я тоже вдруг стал Мишкой и как бы оттрахал себя самого... Я реально хочу себя всего отдать Мишке со всеми своими фишками, про которых никто, никакая мама не знает, - целиком. Пропеть ему про все твои-мои трещинки. Ну, старик Фрейд нашёл бы что сказать по этому поводу, - но я был нем, я даже не шептал, а только стонал, и начинал понемножку подмахивать, типа, ну Мишка, ну кончай мучить, ну да, ну мы уже начали, давай, давай, давай!.. И он давал, но не конца, и я в темноте чувствовал его улыбку, улыбку наслаждающегося мучителя, намеренно промахивающегося от попадания туда, где наслаждение и избавление... а потом он стал как бы приостанавливаться у моей дырочки, запинаться, замедляться, и я начал все больше раскрываться... Я чувствовал себя, как новый цветок, который за эту ночь предъявил миру свой бутон, - прости мне эту пошлую высокопарность! Ну, я никогда раньше не экспериментировал со своею попкой (в отличие, как потом выяснилось, от Мишки), ничего туда не вставлял (а Мишка потом признался, что вставлял себе съёмную ручку от сковородки, убедившись при своих мастурбациях, что толк от вхождения в эту дырку для обладающего ею парня и правда есть)... И гетеросексуальный Мишка, получается, давал мне ускоренный курс гомосексуального обучения.

"Ты ведь хочешь теперь, как с-с-сучка... - шипел он, пропевал он мне в ухо, покусывая его, облизывая языком. - Хочешь ведь, чтобы я тебя разъебал?.."

Я плыл, я тек, причём уже и буквально, и действительно, как с-с- сучка, попкой вилял, - и вот тогда он в меня вошёл. Наверное, на сантиметр или два, не больше, - но я завыл не от боли и не от кайфа, а от предвкушения кайфа. А потом Мишка из меня вышел, и снова стал мучить - рядом, мимо, остановка, мимо, и снова вошёл, и вышел, и снова, но уже поглубже, пассажиры, проходите в центр автобуса, простите, вы на следующей выходите, нет, не выхожу...

Я лежал с закрытыми глазами, мыча от наслаждения отдаваться, а когда глаза открыл, они уже к темноте привыкли - увидел, что Мишка смотрит на меня с такою улыбкой, которая как бы немного и усмешка. Ему кайф был не просто попробовать парня, а увидеть, что чувствует при этом парень.

И этот первый вход в меня продолжался так невыносимо, невыносимо, невыносимо долго именно по этой причине. Мишка доводил до кипения и меня, и себя. Но только если я хотел: Взрыв! Бум! Разорви! Хиросима! Меня не жалей! - и никак не мог себя контролировать, - то он хотел того же, но себя контролируя. Он доводил меня до края. То есть подводил меня к краю. А сам чётко стоял на краю, не давая в бездну свалиться. The catcher in the rye, называется. Я не выдерживал, начинал подмахивать, он меня останавливал. Я шептал тихо, сдавленно, даже не шептал, какой-то придушенно шипел: "Дава-а-ай!", он в ответ: "Тогда смотри мне в глаза и по- нормальному попроси".

И вот представь. Тебя первый раз в жизни собирает отдрючить в задницу дико нравящийся тебе пацан, который к тому же твой верный товарищ и друг. И он уже на пару сантиметров входит в тебя. И ты уже, преодолев первую боль, подсаживаешься на невероятный кайф. И ты возбуждён так, что нужны всего лишь пара секунд, чтобы разрядиться и кончить. Ну, лишь пара толчков его члена тебе в задницу - и пара движений собственной рукой по своему члену. Но пацан-товарищ говорит: "Не-е-ет..." и отводит, заламывает твои руки: "Попроси-и-и хорошо-о-о..." И я даже уже не прошу, я умоляю: выеби! Меня! Отъеби! До упора! Не могу! Больше!

А он шепчет мне в ухо, лежа на мне, раздвинув и прижав мои бедра своими бёдрами, прижав меня к дивану всем своим телом: "Попроси-и-и... по- настоящему..." - и глаз у него и смеющийся, и бешеный такой.

И тогда я даже уже не шепчу, а и отчаянно внушаю ему: "Мишка! Я хочу, чтобы именно ты, ты, Мишка, Мишенька, именно ты, мой лучший дружок, выебал меня сейчас до самого дна! Чтобы твоя залупа пробила насквозь мою жопу! Мишка, я хочу кончить именно под тобой! Выеби меня наотмашь!"

И тогда он целует меня в губы так страстно и нежно, как, прости малыш, даже ты не умеешь целовать. И вынимает свой член из меня, а потом вводит в меня. И кладёт руку на мой член, и оттягивает крайнюю плоть тоже страстно и нежно, и шепчет мне: "Это не ты с парнем ебешься, это именно я ебусь сейчас именно с тобой".

Ну, и дальше - финальный аккорд. Я даже не ору, я свирищу горлом что-то вроде "ябудуэтопомнитьименнотыподтвойхуй", и помню его лицо в моей сперме.

И потом, когда мы уже отлежались и отдохнули:

- Мишк, ну ты же по бабам, вроде?

- Я по ним. Я же сейчас спал не с парнями, а именно с тобой. Просто ты интереснее тех баб, с которыми я спал...

Ну вот. А все остальное было, в общем, несущественно после того, что я понял: что с тобой могут спать не потому, что ты парень, а потому, что ты - это ты. И тут причина, почему, будучи геем, ты можешь переспать с девчонкой, и почему, не будучи геем, ты можешь переспать с парнем.

Но есть на следующий день я трахнул Мишку, как мы и договаривались, поставив его раком, заставив прогнуться, и ему было больно, и он даже кричал - но это уже не было так ярко и сильно, как в ту первую ночь. То есть это было очень классно, конечно, но уже без яркости первоначального смысла: я преодолеваю себя ради персонально тебя... То есть там тоже было преодоление, но как бы уже опробованное, то есть не запретное, а вполне возможное... И ещё потом ещё у нас каждую ночь был секс, когда отдавался ему я. Но всё-таки мы оба чувствовали, что это уже не то. То есть не то, что в первый раз именно мы друг другу дали, а кроме нас не мог нам дать никто. И в итоге после этой недели в квартире без родителей мы остались просто друзьями, товарищами, доверяющими друг другу переживания или опыт, который не доверишь больше никому. Но уже не спали друг с другом. То есть я этого, конечно, хотел, но понимал, что Мишке этого уже совершенно не нужно.

А потом, через год где-то, Мишка первый раз несчастно влюбился, и я знал об этой несчастной любви все, до мельчайших деталей, и тогда и мы разок снова переспали с Мишкой, целуясь, лапаясь, обнимаясь, облизывая друг друга - просто потому, что ради этой предельной откровенности следовало переспать, - это был, если говорить честно, не столько секс, сколько мастурбация, потому что я был не собою, а как бы Мишкиным двойником, который знает про него совершенно всё. А ещё через год я несчастно влюбился, и тогда уже он знал о моем возлюбленном всё, но тут мы с Мишкой уже не спали, и просто я, рассказывая о своём страстном несчастье, плакал, а Мишка, обнимая меня, целовал и утешал. Но целовал, да, в губы...

А урок остался уроком. Бывают такие истории, когда важно, что ты трахаешь не парня, а человека, у которого есть конкретное имя и конкретная история. То есть ты трахаешь не столько тело, со всеми его родинками, волосками, шершавостями, - а конкретную историю этого тела. И тебя трахает не парень, а тот, у которого есть конкретное имя и история этого имени.

Иногда это сильнее того, что ты гей.

Иногда - нет.

Ну что, котёнок, у тебя снова стоит? И стоит на меня?.. Ну иди сюда! Неважно всё то, что я сейчас наговорил тебе - просто иди! Давай! У!... М-м-м...

страницы [1] [2]