Тридцатилетка (глава 1)

Часть 1

Весной 1619 года Лувр гулял. Веселились все: беднота на первых этажах в своих мастерских нажиралась пивом, а вельможи в роскошных залах этажами выше - дорогим вином. Причина внепланового всенародного банкета была хоть и неформальная, но очень веская.

Прошло четыре года от свадьбы короля Людовика XIII с Анной Австрийской. Но сексуального контакта между ними все ещё не было.

Сначала это было нормально: Луи женили очень юным, но время шло и уже король становился мужчиной, а ничего не менялось. Об этом судачил не только парижский двор, но уже вся страна и даже иностранные столицы - в первую очередь Мадрид. Ведь дело королей - не их частное, а государственное, и даже их постель - большая политика.

И вот свершилось. Первой проигравшей стала оппозиция - гугеноты во главе с принцем Конде, которые уже несколько лет активно распускали и подогревали слухи, что их молодой король любит не женщин, а мужчин.

Сначала это воспринимали с насмешкой, но чем дольше король игнорировал спальню испанской принцессы, тем сильнее всех точил червь сомнения. И не только знать, но даже уже парижское дно. Уже даже самые ярые и немного сумасшедшие католические священники грозились проклясть короля, что уж там говорить о пуританах-гугенотах, которые только и ждали повод, чтобы поднять очередной мятеж. Некоторые знатные роды уже оставили Лувр и начали готовиться к гражданской войне.

Сам же король, самоуверенный и ещё без политического нюха, вместо того, чтобы развеять сомнения, все эти годы только подливал масла в огонь. Два года назад, получив по закону всю власть, он удалил в ссылку свою мать Марию Медичи вместе с очень умным и оттого ненавистным епископом Люссонским Ришелье в Блуа. И окружил себя фаворитами.

Все как на подбор - молоденькие, с красивыми лицами и крепкими фигурами. Даже его воспитатель - герцог Люини, который был на 23 года старше короля, не был старым - всего-то 42 года. И кто там знает, чему он учил короля помимо премудростей управления государством.

Зависимость Людовика от фаворитов мужского пола будет преследовать его всю жизнь - значимых в его жизни было около десятка, и только две женщины окажутся важными для него. А любовь к маркизу де Сен-Мару, уже в зрелом возрасте, которую видел весь двор, чуть не стоила короны Луи. Для самого маркиза, который был замешан в заговоре против короля, она закончилась отрубленной головой.

Но сейчас, на заре правления, для Луи XIII всё складывалось наилучшим образом. Оппозиция разбита и посрамлена, народ ликует, его популярность на пике.

Вина и пива в погребах было достаточно, чтобы превратить Лувр, который днём натягивал на себя маску добропорядочности, в гнездо разврата. Сегодня ночью дворец больше напоминал не резиденцию христианнейшего короля, а античные термы. Из углов Большого дворца доносились похабные стоны и визги. Все вперемешку: женские и мужские. Праздник подходил к своей кульминации. Трахались все: дворяне с ремесленниками, вельможи с солдатами, торговки с буржуа. Никто сегодня не обращал внимания на титулы и чины. Развратники залезли даже в королевский кабинет!

На королевском столе, облокотившись на него и подогнув под себя ноги, искусительно оттопырил задницу какой-то парень. Его лица не было видно - только красивая попка и широкая спина, которая уже блестела от пота. Юноша глухо стонал и жадно хватал воздух. Уже минут двадцать его очко терзал просто гигантский - 23 сантиметра - член друга. Парни приближались к своему апогею.

Стоны пассива становились всё громче, и наконец он орал уже так, что, если бы не всеобщей шум оргии и вакханалии, его непременно бы услышали в коридоре. Но при этом хуй юноши был твёрд, как камень, что могло означать только одно: ему нравится его роль. Он уже несколько раз был готов излиться, но его друг, всякий раз видя это, останавливался, вытягивал своё уникальное достояние из попы любовника, давал им остынуть и принимался за дело снова.

У двадцатипятилетнего шевалье Этьена д`Альбре было много интересных приёмчиков, как подарить партнёрам кусочек счастья. Суть его успеха - не просто всадить уникальный хуй. На самом деле других обладателей такого достоинства многие, особенно мужчины, побаивались. Нужно было иметь хорошую и постоянную практику, чтобы принять такое орудие.

Главное, и этому его научил ещё первый любовник д`Альбре, повидавший мир, - научиться работать им так, чтобы партнёр кончил без рук. Для этого нужно было входить в грот желания под небольшим углом к поверхности живота мужчины. Таким образом головка попадает точно в центр наслаждения, где собраны все нервные окончания, - в простату. А уже её методичный проёб, который заканчивался одновременным фантастическим оргазмом двух партнёров, делал зависимым от д`Альбера где-то половину мужского населения Лувра. За этим к нему бегали, от этого зависели.

Таким образом, молодой дворянин из бедной католической семьи, которая была вынуждена бежать из осиного гнезда гугенотов - Ла-Рошели, делал карьеру при дворе. И совсем этого не стыдился, так как, кроме особенного члена, сильных рук и красивого лица, обладал глубоким умом. Свой поршень он воспринимал как дополнение к главному: разуму и знаниям.

- Этьен, вдуй мне по самые яйца, глубже, давай... - уже не просил и даже не стонал, а просто хрипел очередной вельможный любитель хуя Этьена.

Чулки, которые не выдержали бешеного темпа ебли и давно сползли до ступней юноши, были из самого дорогого шелка, который можно было купить в Париже, а белая рубашка, которую порвали в порывах страсти ещё в начале сношения, из такой же эксклюзивной тафты и ещё украшена богатым жабо и крупным бриллиантом. Такие роскошные вещи даже не каждый дворянин мог себе позволить, только обеспеченные вельможи.

Этьен участил темп. Хорошая физическая подготовка: плавание каждый день, от ранней весны до морозов, езда верхом, фехтование до седьмого пота - сделали его выносливым. И, конечно, красивым. Он прекрасно понимал, что его фигура - в дополнение к члену и технике трахания - это капиталовложение, которое поможет со временем получить графский титул.

Без лишний скоромности можно было сказать, что молоденький шевалье уже слепил из себя эталон мужской красоты, силы и страсти. Но его сила, хотя она вызывающе проявлялась в накаченных бицепсах, сильной груди и ногах, не была грубой и брутальной. Даже сейчас парень двигался хоть и уверенно, но мягко.

Но даже самый сильный имеет свой предел. Полчаса страстного секса делали своё дело: со лба шевалье лился пот, мокрыми были не только спина и шея, но и руки, и ноги. Мощные мышцы вздулись так, что, казалось, вот-вот и они лопнут.

В какой-то момент всё закончилось: жертва жёсткой ебли на королевском столе, как и планировалось его любовником, кончил без рук. И это было даже не громко, а истошно. С проклятиями небесам и аду. Тело юноши безвольно распласталось на столе. Но своей крепкой рукой Этьен резко подхватил парня, подтянул к себе и снова насадил на свой хуй. Он ещё не закончил. Ещё полторы минуты он долбил дырочку. Её хозяин не сопротивлялся и даже не подавал знаков жизни. И вот наконец до кульминации дошёл и шевалье д`Альбре. Он прохрипел своему партнёру:

- Сир, ваше лицо, пожалуйста.

И только сейчас, когда юноша поднялся с огромного дубового стола и впервые за вечер обернулся к своему любовнику и входной двери, только теперь, если бы кто-то подглядывал за ними, мог бы ахнуть: своё лицо для кончи подставил сам Луи XIII. Слухи всё же оказались правдой.

У Этьена набралось столько много спермы для своего короля, что он никак не мог закончить изливаться. Шевалье бился в конвульсиях, но его спермопад все не истощался. Король послушно стоял на коленях с закрытыми глазами и широко открытым ртом. Его лицо было полностью белым, сперма склеила даже густые и длинные волосы Луи. Он старался не пропустить ни одной капли своего любимого фаворита и жадно ловил каждую следующую подачу. Когда Этьен закончил и отдышался, то наклонился к Луи, слизал свою сперму с его лица, поцеловал в губы короля и прошептал:

- Спасибо, ваше величество.

- Настоящее величество - здесь, - засмеялся Луи и, одновременно сжав рукой яйца Этьена, наклонился и захватил губами его хуй.

Полуопалый орган дворянина моментально принял боевое положение. Этьен любил своего короля, любил его тело. Его нельзя было назвать красавцем, но симпатичным - вполне. Да и его внешний вид возбуждал стройностью - Луи был великолепным наездником и охотником, потому и держал хорошую форму.

А ещё Людовик был очень искусным миньетчиком. Что он только не вытворял с горячим хуем Этьена! Вылизывал по стволу и брал за щеки, проникал язычком в дырочку и целовал головку, покусывал крайнюю плоть и вновь спускался до шаров шевалье. И только когда тот уже начал сходить с ума от удовольствия, утратил контроль над ситуацией и даже отпустил волосы короля - Луи заглотил целиком член своего любовника. Немного покашляв, он быстро привык к этому огромному органу в своём горле - все же не первый год практики. Когда весь хуй Этьена, под самый корень, обволокло тепло, тот в голос застонал.

- Сир, возьмите меня, моя попка уже горит, пожалуйста!

Часть 2

Луи оторвался от сосания хуя Этьена, поднялся на весь рост так, что их горячие члены теперь соприкасались, ещё больше возбуждая парней, и проник в его рот своим языком. При этом его руки не забывали ласкать член и каштаны Этьена, и так - step by step, как сказали бы ненавистные англичане - королевские пальчики добрались до уже мокрой дырочки шевалье. Тот дёрнулся, чтобы развернуться и подставить своему хозяину попку, но король остановил его:

- Нет, не в этот раз. Сегодня я хочу насладиться тобой по полной, я отсылаю тебя с очень важным поручением. И не знаю, когда мы увидимся снова. Я хочу оставить себе много воспоминаний, которых хватит до твоего возвращения.

После этих слов король нажал на плечи шевалье и положил его на мягкий ковёр - подарок персидского шаха. Сам же сел на бедра парня, руками упёрся в его великолепную грудь и начал дразнить его: елозил своими половинками по его неимоверной палице.

- Сир, не мучьте меня, лучше трахните, я сейчас кончу.

- Ну, нет, рановато будет.

Второй раз - уже выбросив огромную порцию спермы и гормонов, молодой король хотел спокойного траха. Продолжая смотреть в глаза дворянина, он нащупал за своей спиной его пенис и направил в свою растраханную дырочку. Она легко - как болото, засосала эту сваю, и Луи уже полностью сидел на Этьене. В этот раз он решил сам задать темп.

Мало кто знал, что Луи XIII был прекрасным наездником не только на лошадях, но и на молодых парнях. Он настолько контролировал процесс, что мог даже во время такой неспешной ебли обговаривать со своими фаворитами государственные дела. Вот и сейчас, прыгая на мощной палке, король приказал шевалье ехать с дипломатической миссией к архиепископу и курфюрсту Майнца Иогану Швайкарду фон Кронбернгу.

Молодой шевалье расстроился из-за того, что на несколько месяцев оставит Париж - дипломатические миссии в то время были очень длинные. Но, вколачивая свой хуй в задницу короля, он и представить не мог, что больше никогда не увидит ни славную столицу, ни развратного Лувра, ни любимого короля.

Луи XIII кончил во второй раз - теперь уже он залил лицо своего фаворита, после чего тот благодарно улыбнулся и поцеловал короля. Ещё несколько движений, и сам шевалье излился в королевскую пещерку. В последний раз.

***

В тот момент, когда Этьен д`Альбре въезжал в городские ворота Майнца, в кафедральном соборе, одном из так называемых императорских, где Фридрих Барбаросса посвящал в рыцари своих сыновей, ебали ангела.

На алтаре, закинув ноги на плечи сорокалетнему мужику, лежал вдвое младше его Франц фон Шенброн. На старшего умоляюще смотрели голубые большие глаза белокурого юноши, а его нежные ярко-красные губы шептали:

- Ещё, ещё. Не жалей меня. Умоляю, сильнее. Глубже.

И хотя партнёр вгонял свою двадцатку по самый корень, Францу этого было мало: он пытался сам насаживаться на член, подтягивался к нему, схватившись за здоровенные руки ебаря. Он был в том состоянии предварительного оргазма, когда жидкость из члена ещё не была готова выплеснуться, но мозги так затуманило и тело так дрожало, как будто он уже кончил.

Но мужик пытался делать всё аккуратно - без жёсткости, которой он был знаменит в курфюрстве. Он хотел сделать приятно, а не больно этому удивительному парнишке. Это сельских парней да солдатиков можно иметь до потери ими сознания, но Франц, молоденький помощник архиепископа, был слишком деликатным.

Не хрупким - нет! Это был высокий парень, даже слишком - метр восемьдесят пять, с увесистым членом - не столько длинным, сколько толстым: 17 на 6 сантиметров. Но фигура Франца была худощавая - она, кстати диссонировала с мощным пенисом.

Хотя остальные классические формы были соблюдены - на руках и ногах отчётливо проступали мышцы. Грудь тоже была хорошо очерчена. Самым привлекательным был животик - твёрдый и ровный как доска, с кубиками.

Тело Франца было ещё слишком хрупким для мужчины, но уже безупречным.

Он не знал, что такое тяжёлая физическая работа, хотя и не брезговал спортом - именно утренние занятия с рапирой и по раритетному сборнику упражнений римской гимнастики выточили из него такого вкусного юношу.

Хотя ему и было ещё далеко до сверстников из деревни, тела которых мало чем отличались от мужских, одно из которых сейчас старательно долбило самую узкую и мягкую шахту в Майнце, а может, и всей Священной Римской империи.

Но именно такие - античные формы и привлекали этого сорокалетнего хищника, который уже не первый раз терзал плоть юного немца. Франц любил его не только за некоторую жёсткость в сексе, но и за густые волосы на большой и красивой груди, что убегали вниз - к хую, который поджимали два большущих шара. Он выглядел как самый настоящий черт, что терзает ангела, который по ошибке залетел в ад.

Но кто он? Повадки и фигура указывали, что причащать своей спермой Франца сегодня будет солдат, или моряк, или на худой конец трактирщик или разбойник.

И только посмотрев на кучу одежды, что в порыве страсти полетела под алтарь, можно было понять, кто это на самом деле.

Пурпурный берет и плащ указывали на то, что свой жезл в парня вколачивает епископ. А в Майнце уже любой бы подсказал: парней у них любит только один владыка - племянник курфюрста Иоганна фон Кронбернга, Дамиан фон Эльтц.

Именно такими родственными связями объяснялось терпение Ватикана к прилюдному греху епископа. Речь шла именно о публичном попрании законов церкви, потому что Дамиан не скрывал своих утех с мужчинами. Если бы он остепенился и делал это тайком, никто бы и слова не сказал, ведь практически вся верхушка католической церкви практиковала содомский грех. Но гвардия Дамиана похищала - и потом они уже вместе насиловали - не только деревенских и мещанских сыновей, но даже путников, иногда очень знатных, у которых был прямой выход на Ватикан.

Франца никто не похищал и не насиловал. Он сам давно искал способа отдаться Дамиану. Но тот, боясь гнева дяди больше, чем Папы, сдерживал себя больше трёх лет, когда впервые заметил, что тот начал превращаться в мужчину. Хотя и очень хотел попробовать этого юношу. Хрупкого на вид, сильного физически, до умопомрачения красивого и очень умного.

Франц фон Шенборн не был женственным, и это очень заводило Дамиана фон Эльтца. Очень редкое сочетания нежной красоты и мужских повадок.

Но вот год назад Франц всё же искусил Дамиана.

Он тогда как раз принял сан - никакой тяги к священничеству у него не было, он с малых лет видел ложь, двойную мораль, разложение этих самозванцев, что прикрывались именем Господа, но парень был достаточно умён, чтобы понимать: не каждому даётся такой шанс вырваться из безнадёги.

В тот вечер курфюрст - престарелый архиепископ Майнца - устроил банкет в честь Франца. Редкое и даже неимоверное событие. Но один из самых авторитетных князей церкви мог себе это позволить. Он души не чаял в юноше и сожалел, что тот не может стать его преемником - это был бы точно лучший вариант, чем сумасбродный Дамиан.

Франц был начитанным юношей и не по годах умным. Он увлекался античной классикой - философией, историей и даже медициной. Прекрасно разбирался и в Возрождении. "Государя" Макиавелли он мог цитировать по памяти. Франц мечтал когда-нибудь поехать в Рим и Афины. На год или даже больше. Учиться, наслаждаться искусством. Ну и чего греха таить: молодой человек был в курсе весёлых нравов античной эпохи, и они ему очень нравились. "Возможно, какие-то традиции дошли до наших дней?" - озорно спрашивал он одного итальянского вельможу, который приехал к курфюрсту, но застрял в постели Франца. Но итальянский дворянин был мужланом, который умел только всунуть и высунуть. А вот кто действительно открыл ему кладезь наслаждения и познания запретных тем, недоступный большинству таких, как он, мужчин ещё средневековой ограниченной Северной Европы, так это глава посольства Османской империи Кара Давут-паша или раджи Бахмани из Индии. С разницей в полгода они приезжали к архиепископу, и Франц получил от них не только ценный опыт, но и щедрые подарки. Они бережно сохранялись в сундуке с двойным дном. Там было всякое: и одежда, которая после надевания вызывала прилив силы к члену, и специальные инструменты, что помогали Францу, когда его кровать надолго остывала.

Но больше всего на свете - уже два года - он хотел живого, горячего, мощного члена Дамиана. Он представлял себе его перед сном: как он возьмёт его в рот, как подставит свою попку. И вот в вечер его рукоположения Франц решил сделать шаг первым.

Дамиан тогда хорошо набрался вина. Францу не стоило труда выманить его в коридор, где было совсем пусто и лишь факелы тускло освещали стены. Франц стал под колонной, которая была получше освещена, обернулся спиной к Дамиану и просто поднял до пояса свою сутану.

Он уже знал, что именно его белоснежный афедрон - главная его сила. Красивее член, чем у него, можно найти, мощнее торс - тоже без проблем, а вот таких ягодиц - невозможно. Ниже его спины было действительно совершенство. Два настолько упругих полушария, что если хлопнуть по них, то они отдадут чётким звуком, как барабан на плацу. Сами же половинки были небольшие - Дамиан своей рукой мог накрыть сразу две. И этим они привлекали любовников Франца - взрослый юноша, а попа как у маленького. А дополняло это совершенство тонкая талия, которая разрасталась в широкую спину, что делало эти томаты ещё более миниатюрными. Ни один трахальщик ещё не приступал к сверлению без основательной обработки дырочки Франца. Иногда ему казалось, что его булочки хотят съесть.

Часть 3

Не устоял и Дамиан. У него была слабость именно к красивым попам, и он первый, кто не устоял и покусал задницу Франца, так что тот потом ходил с синяками. Парень двадцать минут терпел вылизывание его дырочки - "терпел" не потому, что неприятно, нет: он просто не мог дождаться основного блюда. Даже хмельной Дамиан понял, что мучает парня, и решил оставить на будущее игру пальцами в его пещерке. В тот вечер он очень резко вдул Францу - так, что у того потемнело в глазах и полетели искры. Пьяный Дамиан ебал тогда парнишку сорок минут - никак кончить не мог, а Франц за это время слил два раза - просто на колонну.

Сейчас же, на алтаре, Франц хотел именно так жёстко, как тогда у колонны. Но Дамиан был трезв и контролировал себя: он боялся причинить боль этому херувимчику. Франц снова, как и тогда, пошёл ва-банк:

- Дам, ты что, ебать разучился? Не можешь вдуть мне по-настоящему? Стареешь, может?

Это было уже слишком для властного и вспыльчивого епископа. Он резко вытянул свой хуй, схватил Франца за волосы, потянул голову назад и прошептал ему на ухо:

- Если дьявол хочет притвориться ангелом, то лучшего образа, чем твой, ему не найти. А теперь попробуй осиновый кол по-настоящему.

Пересиливая боль, Франц тихонько, чтобы не видел Дамиан, усмехнулся. И в тот же момент крепкие руки подняли парня с алтаря, повернули на 180 градусов и закинули его ноги на плечи Дамиана. Франц схватился за его шею и сделал это очень вовремя. Как и тогда, возле колонны епископ, с разгону влетел в задние ворота Франца. Хотя тот и ждал этого, и хотел так - заорал, а на глазах появились слезы боли. Епископ всё видел, но не собирался останавливаться - он только наклонился и впился в губы парня, чтобы заглушить крик.

Началась двадцатиминутная ебля.

Дамиан рвал очко Франца, и в какой-то момент казалось, что сильнейшие толчки епископа просто разобьют парня напополам. Франц рычал от боли и кайфа, хлопки о его ягодицы громко поднимались к куполам храма и отдавались эхом. Хуй Франца сочился и заляпал живот Дамиана. Парень уже словил такт епископа и при каждом толчке издавал глухой звук, поднимая глаза на купола, с которых осуждающе на него смотрели святые. "Надо будет после этого сходить на исповедь. К Дамиану", - ухмыльнулся чертёнок в ангельском обличье.

Но всё же помощь святых была бы не лишней сейчас этим двоим.

Дамиан и Франц, соскучившись по хуями/задницам друг друга, забыли закрыть дверь церкви. А стоны и чваканье епископского хуища в очке молоденького отца заглушили скрип двери, которую открыл Этьен д`Альбери. Он просто зашёл спросить у кого-то, как найти резиденцию курфюрста.

Француз, и сам повидав немало, просто остолбенел. Наверное, так должна свершаться содомитская месса! А это что - их молитва?

- Тебе хорошо, малыш?

- Только ты можешь поднять меня на небеса. Не останавливайся, разъеби меня так, чтобы я не мог ходить.

Связная речь юноши очень быстро закончилась. Епископский хуй полировал простату, движения ебаря становились все более остервенелыми, и парень на несколько секунд потерял сознание.

Этьен воспользовался тем, что мужикам было не до него, подкрался максимально близко и спрятался за колонной слева от алтаря. До ебарей было метров пять, и всё представление посол видел в мельчайших деталях.

Он наслаждался прекрасной задницей Дамиана - накачанной, которая двигалась с бешеной, невиданной до сих пор Этьеном скоростью. Уж какой он был отменный ебарь, но тут должен был сознаться себе, что с радостью бы лёг под этот епископский жезл.

Пока Этьен представлял, что это его ноги прыгают над головой Дамиана, тот в последний раз загнал своё сверло в анус Франца. Кончив, он выплеснул кружку спермы в парня. И снова парень улетел на небеса: горячая жидкость заполнила его всего. Места больше не было - сок Дамиана начал вытекать из колечка.

Франц потянулся рукой, чтобы помочь себе кончить, но Дамиан остановил его руку и сказал:

- Извини, что я кончил первым, я должен был сделать так, чтобы ты выплеснулся сам, без помощи. Теперь это моё дело.

Епископ встал на колени и взял в рот горячий и толстый член молодого священника. Облизав несколько раз головку, он начал вводить член себе в горло, но Франц кончил быстрее - прямой наводкой разрядился прямо в пищевод Дамиана.

И только после этого они услышали сдавленный крик - кто-то старался справиться с ним, но ему это никак не удавалось, и через секунду он уже орал.

Повернув в испуге голову, Дамиан увидел иностранца, видимо, француза, так как только они одеваются, как павлины, нацепив на себя летом и кафтан, и камзол, украсив все это светлой фетровой шляпой с перьями настоящих павлинов.

Но нелепый вид не смог исказить красу незнакомца. Епископ сразу оценил его потрясающую фигуру. Узенькие штаны, кюлоты, обтягивали француза так, что при виде его на улице у епископа мгновенно бы встал. Можно сказать, что он был голым, просто обтянутым тончайшем шёлком.

И когда взгляд епископа дошёл до руки француза, которая шарила ниже пупка, свою голову поднял и Франц. Увидев, какой инструмент держит незнакомец в руках, они выругались от удивления.

Этьен убрал руку от обкончанного хуя, а Дамиан наконец пришёл в себя. Быстро сообразив, чем может закончиться представление перед иностранцем для него и Франца, он голым подскочил к Этьену и завалил его. Его любовник тоже все понял и подал кляп и верёвки.

***

Пока епископ Дамиан фон Эльтц и его юный помощник Франц фон Шенборн тянули в подвал церкви любовника и посла короля Людовика XIII и даже не подозревали, чем все это чревато для них, в Богемии, возле Салабати, к решающему бою готовились две армии.

Ближе к реке стояла католическая армия, куда входили и отряды курфюрста Майнца, а под горой протестантская.

Первый этап Тридцатилетний войны подходил к концу. И хотя впереди была ещё четверть века войн, интриг, убийств, которые заберут жизнь 30% населения Европы, этот, промежуточный, этап уже через несколько дней должен был закончиться разгромом протестантов.

Но об этом ещё не знал ни командующий католиками Карл Бонавентура, ни командир протестантов Эрнест фон Мансфельд. Каждый занимался своими делами - когда уже всё сделано, остаётся только уповать на небеса.

Близился вечер, и два лагеря гудели: возле костров рекой лилось пиво, жарились целые туши быков. По линии леса, который объединял два враждующих лагеря, было слышно женские, а иногда и мужские стоны. Солдаты расслаблялись. Кто знает, не в последний ли раз в этой жизни. И хотя времена, когда командующие бьются со своей армией на равных, показывая пример мужества, давно минули (теперь их роль наблюдать и отдавать правильные приказы), генералы тоже не застрахованы от смерти на поле боя, потому они и не отставали от своих солдат в развлечениях.

Карлу Бонавентура из ближайших сел доставили сразу трёх девушек. Весь лагерь католиков слышал стоны генеральских утех. Но кто его осудит за такую любовь к жизни?

Его визави - генерал Эрнест фон Мансфельд - поставил палатку командующего вдалеке от основного лагеря. На высоте. Никто такому решению не удивился, оно было логичным: оттуда открывался лучший обзор, да и лазутчикам врага не так просто добраться до него через двойное кольцо верных солдат - личной гвардии генерала, который стоят оцеплением за 100 и 500 метров от палатки.

Кроме того, все знали, какой богобоязненный фон Мансфельд, и никто не сомневался, что перед решающим боем он всегда молится.

Вот и сейчас, если кому-то и удалось бы проникнуть через верных гвардейцев генерала, то он даже услышал бы слова этой молитвы.

- Господи, помилуй...

Но почему таким странным голосом?

Просто тридцатидевятилетний Эрнест фон Мансфельд умолял небеса, чтобы его тыл не треснул под напором хуя восемнадцатилетнего Богуслава Садовски.

Они не виделись неделю - Богуслав ездил с посланием и словами поддержки к пражским бюргерам, которые готовились поднять восстание против католической императорской власти. Он так изголодался по Эрнесту, что за ним ещё колыхалась шторка палатки, но его руки уже оторвали пуговицу на панталонах его хозяина и рывком стянули их до колен.

После длительной разлуки не до телячьих нежностей. Юноша развернул мужчину к себе задом, наклонил и положил грудью на стол. Его двадцатидвухсантиметровый член торчал с самой Праги - лосины уже были мокрые от спермы, не было ни времени, ни охоты расшнуровывать их. Богуслав своей сильной рукой просто вырвал кусок ткани из них, и его дубина вывалилась наружу, громко хлюпнув мокрой головкой об накачанный живот парня. Адъютант взял свой хуй в руку и уверенно ввёл его в узенькую дырочку генерала. Тот никого не впускал туда, кроме этого черноволосого, как ворон, красавца. Именно в тот момент, когда сверхмощный юношеский хуй начал проходить генеральское очко своим самым толстым местом, Эрнест фон Мансфельд и заорал о помощи.

- Господи, помилуй...

Но уже очень быстро мягкая щель Эрнеста вспомнила своего тёплого и мокрого постояльца и широко открылась Богуславу.

Парень не скрывал, что наслаждается своим доминированием. Он всегда беспрекословно исполнял все приказы генерала. Был готов за него жизнь отдать. Но ещё ничто не сумело доставить ему столько наслаждения, как осознание того, что ему отдаётся крепкий мужик. Его одна рука - как две у Богуслава, его ягодица - как вся задница Богуслава, его яйца - как кулак Богуслава. И только плечи и грудь были одинаково широкими, а члены - приблизительно одинаковыми.

Где-то на минуте десятой ебли Эрнест перестал просить пощады с небес и начал благодарственную молитву. При каждом толчке.

- Мой хороший...

- Мой милый...

- Ещё...

- Глубже...

- Я хочу тебя всего...

Часть 4

Прошло уже полчаса, как Богуслав Садовски методично раскурочивал дырочку Эрнеста Мансфельда. Дубовый стол неожиданно заскрипел. Любовники остановились: оказывается, задница воина крепче, чем дуб, который вот-вот треснет.

Богуслав снова повернул Эрнеста - в этот раз к себе лицом, провёл рукой по волосатой груди и схватил мужика за мокрёхонький болт. Опустился на колени, притянул его к себе, закрыл глаза и с наслаждением вдохнул мужской запах.

Генерал смотрел на это сверху, и его накрывало блаженство от того, что парень, который ещё минуту назад жарил его, как портовую шлюху, преклоняется перед его хуем. У Богуслава было одно из красивейших лиц, которые видел в своей жизни Эрнест. Юноша открыл свои огненные губы и приготовился проглотить могучий пенис генерала. Но тот приложил к его губам палец, как будто прося подождать. Богуслав всё понял и снова закрыл глаза.

Парень застонал, когда первая капля упала ему на щёку. В предчувствии он широко открыл рот и начал ловить им золотую струю Эрнеста. Она обжигала его лицо, стекала по шеи и груди. Его камзол, который он не успел снять в порыве страсти, уже полностью промок. Наконец Эрнест остановился. Богуслав открыл глаза и понял, что теперь его черед: он взял в рот полуопалый член генерала и начал активно сосать его, пока хозяин под первобытные крики не слил в него теперь и белую жидкость.

Сам же Богуслав не разрядился. Он знал, что это только первая часть и после десяти минут отдыха будет продолжение. Тогда молодой дворянин снова отыграется на заднице генерала. Богуслав никогда, никому, ни при каких условиях не давал и не даст выебать себя - даже Эрнесту. Он даже никому не сосал. Если бы кто-то дотронулся до его пещерки или вставил ему в рот член, Богуслав бы его на месте убил. Почему же он тогда позволяет поливать себя Эрнесту и сосёт у него? Откуда такая выборочность?

Одно дело, если бы Эрнест и Богуслав были просто старшим офицером и его адъютантом. Этим в XVII веке никого не удивишь. И в католической, и протестантской армиях не только высшие офицеры, но и младшие, из бедных дворян, имели возле себя услужливых адъютантов или, на крайний случай, солдатиков посимпатичней. Полевая жизнь - другая; вдали от жены и отпрысков, от зорких глаз и сплетен мещан можно было попробовать запрещённое. Такова уж людская натура. Готовы были закопать пол-Европы из-за догматов, но как только появлялись деньги или страсть, да если ещё по-ханжески закрыть парадную дверь своей жизни, то сами первыми нарушали то, за что так остервенело боролись.

Богуслав попробовал Эрнеста два года назад, когда только начал созревать как мужчина, - в одном из первых походов, когда нестарый ещё генерал напился в честь победы и чёртики ему нашептали, что безупречная смуглая попка, которая нечаянно показалась из-под одеяла на походной кровати, ничем не хуже, чем у его жены.

Парень мирно спал на животе в позе лягушонка. Полусогнутые руки были приподняты к голове, а ноги немного раскинуты врозь. Его оголённая спина имела вид красивой трапеции с накачанными мышцами. Выпуклые красивые ягодицы, которые, как будто издеваясь, парень ещё более непроизвольно оттопырил. Через промежность выглядывали крупные яйца и даже кончик члена.

Шатаясь, фон Мансфельд подошёл к кровати и шумно сел возле неё по-турецки. Его лицо очутилось чётко напротив двух очаровательных половинок. Но Богуслав ничего не слышал и дальше спал как убитый. Он сегодня впервые попробовал вина.

Эрнест провёл пальцем по бархатному изгибу ягодицы. Не сдержался и понюхал молодую кожу. Его пробила дрожь возбуждения, в паху разлилась нега. Раздвинув пальцами две половинки, он наклонился и лизнул лазейку в мир бога Эроса. Юноша все так же мирно сопел. Тогда генерал уже засунул свой язык в пещерку. Посапывание прекратилось. Но пьяного мужчину было уже не остановить. Сначала зажатая дырочка совсем немножко приоткрыла своё жерло, но настойчивый, хотя и мягкий язычок убедил хозяина открыть свой вулканчик. Тогда Эрнест смочил свой палец и пробил им устье, он вошёл туда без проблем. Тогда нападающий вставил и второй палец. Стало тесновато. Колечко плотно обхватило две фаланги, и генерал чувствовал, как оно пульсирует.

Богуслав тяжело задышал. Эрнест решил, что время настало. Он поднялся и прилёг на край кровати, высунул свой мокрый хуй и приставил к очку Богуслава. Даже успел ввести головку, которую обожгла горячая скважина. И тут как гром среди ясного неба раздалось:

- Ты можешь это сделать. Ты имеешь право. Если бы не ты, меня бы не было. Но ты должен знать, что мне будет обидно и я должен буду уйти от тебя.

Когда Эрнесту был 21 год, он взял на воспитание младенца - Богуслава, отца и мать которого убили католики во время уличной стычки в Праге. И хотя парень не был кровным сыном генералу, он воспитывал его как своего. Возможно, даже более трепетно относился к нему, чем к своим. Сирота рано узнал историю своих родителей. Он рос злым, с ненавистью в сердце - он поклялся отомстить. Горечь отравляла от природы доброе сердце Богуслава. Юноша надевал на себя маску брутального, вульгарного, эгоцентричного юнца. И только Эрнеста он уважал и любил.

- Но ты так много мне уже позволил сделать. Почему останавливаешь? В чем проблема?

- Делай что хочешь - хоть нассы на меня, но только не трахай живым хуем. Это унизительно. Все остальное можно стерпеть. Я не женщина.

В ту ночь Эрнесту хватило самообладания отстать от парня. Он решил дожидаться того времени, когда "сын" перерастёт предрассудки.

Но все же отстал не совсем.

После долгой паузы, которая уже пугала Богуслава, так как он ожидал реакции пьяного, раздраконенного его плотью мужика и, боясь встретиться с ним глазами, продолжал лежать спиной к нему, тот наконец сказал:

- Будь по-твоему. Я никогда не прикоснусь к тому, что ты непонятно по какой причине так охраняешь. Это твоё дело. И твоё право. Я не могу и не хочу тебя насиловать, но могу и хочу попросить. Только повернись. Я хочу показать, а не сказать, что я хочу.

Когда Богуслав развернулся, Эрнест впервые увидел его торчащий хуй и даже охнул. К своему, такому же в длину, он уже привык и не думал, что со стороны это так страшно выглядит.

Эрнест посмотрел Богуславу просто в глаза. Юноша не отвёл их. Тогда тот снял из себя камзол и рубашку и оголил поразительный торс. Дальше на пол полетели панталоны - чулки он решил не снимать. Обернувшись к Богуславу тылом, Эрнест встал на корточки и выдвинул поближе к кровати свою упругую попу.

Момент истины. Теперь в тревожной паузе застыл отец. Что сделает сын? То, чего он желал? Подорвётся и убежит? Обернётся назад к стене? Будет истерить? Возненавидит?

Это было очень лёгкое и невинное прикосновение двух тёплых и мягких ладоней к его ягодицам, но Эрнест почувствовал, что через его тело прошла молния. Его бросило в мелкую дрожь, а колени начали подкашиваться.

Он получил то, чего так страстно хотел.

Понимая состояние отца, Богуслав со всей силы шлёпнул его по попе, оставив на ней красный след. Мужик быстро собрался и ещё выше приподнял талию. Настолько высоко, что почувствовал на своём очке горячие дыхание Богуслава. Неопытный парнишка решил просто скопировать действия генерала.

Сначала он до блеска вылизал очко отца, а потом запихнул туда палец. Это удалось ему очень легко. Для двух места уже стало меньше - пришлось растянуть анус. Сфинктер Эрнеста не поддавался - у него, конечно, был опыт сношения с мужчинами, но не на регулярной основе, практика все же хромала. Но парень всегда славился своим упрямством: он продолжал растягивать дырочку, пробивать её до основания пальцев. Генерал начал постанывать. Стало понятно, что удовлетворить только костяшками его не удастся. Богуслав уже морально был готов выебать своего хоть и приёмного, но отца.

Сильные для юнца руки обхватили талию мужика. Нажав на генерала, он опустил его роскошную оттопыренную задницу как можно ниже.

Фон Мансфельд понимал, что сочетание неопытности и большого хуя сделает вторжение дьявольской пыткой. Но он недооценивал любовь своего приёмного сына и много ночей, который тот провёл за подсматриванием за солдатскими пьяными утехами. Хоть и теоретический, но опыт все же у него был.

Парень приставил свой горячий и склизкий инструмент к пещерке мужика и начал лёгонькими толчками вводить его. Эрнест понял, что Богуслав старается сделать всё аккуратно. Когда головка парня полностью вошла в анус, мужчина сам подался назад. Дырочка все больше разжималась и уступала дорогу хую.

Когда сын ввёл свой хуй по корень, отец вздохнул от облегчения и дёрнулся. Его очко намертво схватило палку парнишки. Тот остановился, чтобы дать отцу возможность полностью привыкнуть к его размеру, а потом начал ритмично и мягко двигаться. Он уже так освоился в доминантной роли, что взял инициативу в свои руки.

Богуслав перевернул отца на спину, задрал его стройные и сильные ноги себе не плечи и в этот раз уже резко вошёл в него. Именно этот момент стал поворотным в их отношениях.

Фон Мансфельд понял, что когда его имеют грубо, то это не страшно, а наоборот - приятно. А Садовски стало ясно, что никаких женщин ему не нужно, - только вот такие горячие и узенькие попки.

Богуслав драл Эрнеста минут пятнадцать. Тот перестал себя контролировать. И хотя он всегда общался в парнем по-чешски, чтобы тот не забывал язык отца и матери, сейчас он орал по-немецки.

И Богуслав послушно трахал его - глубже и сильнее. Ор по-немецки - на языке, который в принципе жёсткий, ещё больше заводил парня.

- В ту ночь ты меня выебал три раза подряд, - с улыбкой напомнил сыну-адъютанту отец- генерал.

Его голова лежала у парня на коленях, а хуй после таких воспоминаний снова упирался в небо.

- Отец, а можно я тебе отсосу? - проигнорировал ностальгию отца Богуслав, который не мог оторвать глаз от его члена.

Но это был риторический вопрос, ответа никто и не собирался дожидаться.

Часть 5

Богуслав встал на колени, к нему подошёл Эрнест, парень тёплым ртом схватил его орудие и засосал так, что генерал аж прогнулся и застонал от удовольствия. Но, придя в себя, он схватил чеха за голову и начал насаживать его горло на свой хуй.

- Хоть так тебя выебу, сучёныш, - прошептал генерал.

Богуслав не обиделся. Пока отец ебал его в рот, он стал массировать ему яйца. Другую руку при этом он просунул между ног и стал нащупывать его маленького и узкое отверстие. Когда ему это удалось и он начал тереть его пальцем, Эрнест уже был на взводе и громко дал парню на клык. Потом спустился и взял в рот его стержень. Несколько движений язычком - и прекрасный юноша тоже слил.

- Спасибо, малыш. А теперь одевайся, пора приступать к неприятным делам. Времени у нас нет.

- Что случилось, отец?

- Теперь не отец и не любовник, а твой командир. Сегодня ночью ты уезжаешь.

- Как? Почему? Скоро битва! Что ты делаешь, зачем ты меня отсылаешь, куда?!

- Помолчи, я сказал. На твой век битв хватит, а для такого задания, которое тебе предстоит выполнить, у меня другого человека нет. Чтобы и умный, и хитрый, и сильный. Но именно от тебя зависит, сколько протестантских жизней нам удастся спасти от смерти.

Эрнест фон Мансфельд отсылал своего сына на убийство. Тот должен был устранить посла Людовика XIII, который приехал к архиепископу Майнца. У посла были особенные полномочия: заключить союз католического короля и епископа. Так передавали шпионы из Лувра. И этот альянс нужно было сорвать любой ценой - курфюрст был одним из самых сильных среди германских князей, но в то же время не фанатик и в религиозной войне участвовал без особого рвения. А Людовик XIII собирался предложить ему свою армию и поддержать любые территориальные претензии, если тот признает его, а не испанского короля реальным лидером католической коалиции и склонит к этому Папу. Если посулы не сработают, то посланник из Лувра должен был пригрозить, что Луи поддержит протестантскую Англию и Голландию против Испании.

- Ты понимаешь, что нам конец, если Людовик открыто выступит на стороне католиков? И если ещё Майнц не формально, а реально вступит в войну? Мы должны сделать все возможное, чтобы Париж поссорился с Ватиканом, объявил войну Мадриду и вступил в союз с Англией. Если ты убьёшь посла Луи, то подаришь нам отстрочку от казни.

- Но это не по-дворянски - убивать исподтишка!

- Это вопрос жизни или смерти десятков тысяч твоих соотечественников.

Такие душевные муки Богуслав из древнего рода Садовски последний раз испытывал на кровати в генеральской палатке, когда решал: дать генералу выебать себя или нет.

И снова моральная развилка. Парень упал в большое кресло, обхватил голову руками и склонил её на грудь. Его красивое тело застыло. Казалось, что он даже не дышит.

- Зачем ты меня так воспитывал, чтобы сейчас делать из меня подлого убийцу? - наконец спросил молодой дворянин.

- У тебя очень превратное представление о чести и подлости, о долге и верности. Но это поправимо. Сама жизнь покажет, что правильно, а что нет.

- Хорошо. Я сделаю это. Но даже не потому, что поклялся убивать каждого католика. И не для того, чтобы спасти людей, хотя это важно. А только потому, что несколько лет назад ты даже пьяным сумел умерить свой эгоизм и не тронул меня. Ты не перешагнул через мои - возможно и надуманные, но мои принципы. Ты тогда показал мне пример и держишь своё слово до сих пор. Теперь моя очередь поступиться принципами. Ради тебя.

У боевого генерала при этих словах выступили слезы. Он подошёл к парню, опустился на колени и начал целовать его лицо, руки, шею. Сначала Богуслав не отвечал, но вот его красивые губы поймали губы генерала. Они начали с жаром целоваться, их руки обоюдно срывали рубашки, которые уже успели одеть.

- Стой, - сказал Эрнест и остановил Богуслава, - ты взрослый и должен понимать: идёт война, наша профессия солдатская, скоро битва, а ты тоже не на прогулку едешь - возможно, я говорю, что возможно, - мы больше не увидимся.

- Отец, - вся спесь и жёсткость, присущая лицу Богуслава, мгновенно слетела, из его глаз брызнули слезы.

- Перестань, ты же не маленький. Так вот. Сколько бы ни осталось - я хочу, чтобы ты меня выебал, как тогда, в первый раз, как только ты умеешь - жёстко и страстно. Я хочу запомнить тебя сильным.

После этих слов генерал снял с себя панталоны и остался только в длинных чулках - как и тогда, в первый раз. И так же встал на четвереньки, открыв сыну свою изумительную задницу. Богуслав плюнул на свой хуй и вошёл так резко и глубоко, что отец не сдержался и закричал. Парень не обращал внимания на это и наращивал обороты. Минуты через две Эрнест начал постанывать и даже подмахивать, стараясь использовать каждый сантиметр этого восхитительного и родного инструмента. Задница воина уже горела, а парень продолжал драть её. И тут произошло то, чего Богуслав не мог добиться несколько лет. Он ещё прилежно ебал генерала, как тот вдруг заорал и, не касаясь члена руками, кончил. Пока он бился в конвульсиях, в него слил и его адъютант.

- Вот теперь точно все, как я хотел, - утомлённо сказал фон Мансфельд.

Осталась одна небольшая формальность, которая на самом дела круто поменяет жизнь Богуслава Садовски и ещё нескольких людей. Уже перед самим отъездом генерал вручил ему запечатанный сургучом пакет и взял с парня клятву, что он откроет конверт только в том случае, если на 100% будет уверен, что фон Мансфельд умер.

***

В подвале Майнцкого собора в верёвках и с кляпом во рту дёргался посол Людовика XIII. Он посылал проклятия уже одетым епископу Дамиану фон Эльтцу и помощнику курфюрста Францу фон Шенборну. Они не могли разобрать, каких именно кар небесных желал им этот взбесившийся молодой красавец, но догадывались, что им их не избежать.

Дамиан и Франц уже обыскали Этьена и нашли письмо к архиепископу и курфюрсту Майнца. Это была катастрофа. Такого никто им не простит. Ни князь, ни король, ни папа.

- Может, вынуть кляп? - сказал третий присутствующий, личный бодигард Дамиана.

Сына своего домоуправителя Ульриха епископ выбрал не только из-за узкой дырочки, массивного члена и великолепной фигуры. Он был ещё умён. Вот и сейчас - он единственный, кто предложил хоть какое-то вразумительное действие.

Дамиан коротко кивнул. Ульрих подошёл и вынул кляп. И тут проклятия мгновенно прекратились. Тогда, уже никого не спрашивая, он развязал руки французу. Простой солдат первым смекнул, что свободный человек всегда охотнее пойдёт на контакт, чем узник.

- Давайте так. За то, что вы сделали с посланником Христианнейшего короля, вам не сносить головы - невзирая на ваши титулы. Но я должен признать, что и моя вина тут есть: мне не надо было видеть то, что я увидел, а тем более поступать так, как я поступил. Мне просто надо было закрыть за собой дверь.

Этьен остановился, чтобы оценить, какое впечатление произвёл его поистине королевский жест. Он остался довольным.

Франц улыбнулся так широко, как только могут улыбаться херувимы, сразив наповал д`Альбре. На лице Дамиана проскочило что-то похожее на благодарность.

- Чем мы можем тебя отблагодарить, путник, за такую щедрость души? - снова выручил всех Ульрих.

- Мы все забудем, что видели здесь. И то, что вы - так же, как и то, что я. Мне же тоже надо предстать перед курфюрстом без всяких сплетен и домыслов. А вы поможете мне подыскать нормальное жилище.

Размещением француза занялся Ульрих, а Дамиан и Франц быстро ретировались. Бодигард знал хороший трактир: "Под вепрем", недалеко от Железной башни, практически на берегу Рейна. Там хорошо готовили, было чисто, его хозяева - дружелюбные сорокалетний Вильгельм и его тридцатипятилетняя жена Урсула, а также двое сыновей - Хорст и Рупрехт.

Но вот незадача: когда Ульрих и Этьен пришли, то Урсула, приятная и симпатичная женщина, развела руками: мест нет совсем. И так не только у них - во всех трактирах и гостиных дворах.

Майнц готовился к ярмарке.

Этьен заметно нервничал. Что же ему делать? Если бы он в первый день был представлен ко двору, то там ему точно нашли бы место. Но курфюрст поехал на неделю в Регенсбург - поближе к месту предстоящей битвы между католической и протестантской армией.

Хозяйка тоже расстроилась: такие гости, из самого Парижа, бывали не часто, это хороший рекламный ход. Но и выселить кого-то не могли. Она даже позвала мужа на совет.

- Слушайте, а ваши парни живут в той огромной боковой комнате? - вдруг спросил Ульрих.

- Но это неудобно... - поняв, о чем говорит Ульрих, ответила Урсула.

Этьен тоже догадался:

- Мне всё равно, я не привередлив, хотя и из Лувра. Не обращайте на это внимания. Я родился в бедной семье. В любом случае - лучше с кем-то делить комнату, чем улицу.

Все остались довольны. Урсула не взяла денег с Этьена - об этом её предупредил Ульрих и заплатил от имени Дамиана. Этьен поднялся наверх с вещами и оглядел комнату. Она действительно была большой - под тридцать квадратных метров. Её отдали сыновьям потому, что среди постояльцев она не пользовалась спросом - это была мансарда, где летом жарко, зимой - холодно. Но сейчас была только весна, и д`Альбре был этому рад.

В комнате стояло две кровати возле одной внешней стены - там спали парни, и одна побольше, двуспальная, возле внутренней - видимо, тут спали родители, пока ребята были маленькими. Около окна стоял большой стол и кресла. При входе - камин. Вот и все. Неприхотливо, но чисто и уютно.

Часть 6

Пока хозяева помогали раскладывать гостю вещи, забежали сыновья. Этьен непроизвольно оценил их уже мужские фигуры. Оба были симпатичными блондинами, можно даже сказать, красивыми юношами.

Младший, как и полагается - более шумный, словоохотливый и прямолинейный. Он тоже с интересом, не смущаясь, оценил Этьена. Особенно его узенькие панталоны - в Майнце так не одевались, тут не было вельмож, а простые люди носили обычные широкие штаны. Хорст даже засмеялся, представив, что француз голый. Он же снял камзол, и теперь его попка была тесно обтянута шёлком, а спереди выпирал внушительный, даже огромный бугорок - да так, что Урсула и не знала, куда прятать взгляд.

А вот старший - Рупрехт, был посерьёзнее и даже угрюмее. Он не прятал взгляд и не хихикал - ему действительно был интересен иностранец. Как он выглядит, как ведёт себя и как одет конечно. Он долго изучал его. Этьену даже показалось, что в штанах у него что-то зашевелилось, но не придал этому значения: в таком возрасте и на столб встаёт.

Закончив с поселением, Ульрих и Этьен спустились выпить. Француз отдал должное мясу, но кривился от вина. Разве это вино? Но даже не заметил, как набрался до икоты. Ульрих же от него не отлучался - такой был приказ Дамиана. Все его прихоти должны были выполняться беспрекословно, а ещё лучше было угадывать их.

И одна вещь, даже в таком полускотском состоянии, все же беспокоила Этьена. Даже больше, чем в трезвом.

Две недели он был без секса. После Луи в Париже он мчался, как бешеный, в Майнц. Лёгкое самоудовлетворение под представление Дамиана и Франца не в счёт. Он понимал, что красивого жеребца тут ему не найти - парочка из кафедрального собора испарилась, а чтобы кого-то найти в этой католической дыре, нужно время. Возможно, хотя бы женщина? Вот этот амбал Ульрих точно куда-то ходит.

Этьен доверительно спросил Ульриха, куда ему податься, и тот сказал:

- У нас их не так уж много, а сейчас горячий сезон. Я тебе сегодня закажу на завтра, хорошо?

- Ну, хоть так, - без энтузиазма ответил Этьен.

Увидев, что француз остался недоволен, а значит и Дамиан будет недоволен, Ульрих сказал:

- Впрочем, есть один вариант. Вставай, пошли.

Этьен еле встал, но на свежем воздухе ему стало легче. Они прошли всего двадцать метров - до трактирной конюшни. Там было тепло, сухо и светло от яркой луны. Ульрих зашёл за стожок сена, спустил на пол широкие штаны и высоко поднял дешёвую рубашку. Шевалье аж присвистнул и моментально отрезвел. Он любовался телом этого сельского красавца: крепкие ноги, поджарые ягодицы, в меру волосатые, широкие плечи.

- Если не побрезгуешь... - прошептал Ульрих.

- Дурачок, да таким телом и король бы не побрезговал - я-то точно знаю, - ответил Этьен.

- Давай по-быстрому, сюда в любой момент могут зайти - куча лошадей.

Шевалье не надо было повторять два раза. Он подошёл к Ульриху, одной рукой обнял за каменный пресс, а второй сильно нажал на плечи. Парень согнулся в половину и, чтобы не упасть, оперся на деревянную стенку. Француз коснулся горячим членом узенькой дырочки, которая уже пульсировала и дышала в ожидании праздника.

- Извини, милый, в другой раз по-людски будет, а сейчас нет мочи терпеть.

С этими словами Этьен сплюнул на свой член и вхуярил его со всей дури в селянскую ущелину. Мужик хотел заорать от боли, но понимал, где они, и его сдавленный крик от этого получился ещё жалостней, чем если он бы закричал во всю мочь.

- Потерпи, потерпи, дорогой. Сейчас полегчает.

Этьен, вогнав хуй по самый корень, остановился, он одновременно наслаждался теплотой и давал привыкнуть к своему горячему инструменту. Ульрих сам дал понять, что боль минула, - через несколько минут он начал вертеть попкой.

- Поимей меня, - простонал Ульрих после того, как во время своих фрикций наткнулся простатой на хуй.

Этьен начал двигаться. Ему нравилось ощущать пульсирующую дырочку Ульриха, видеть, как он изгибается, будто кот, стонет под натиском его проникновений. Немец подмахивал своей попкой и стонал все громче. Так прошло минут двадцать.

- А теперь побудь королём, - прошептал Этьен.

Он выбрал правильный угол и под ним начал яростно проёбывать простату немца. У того аж дыхание перехватило. Он хватал воздух, как рыба на берегу, пока не выплеснул кружку спермы на стенку.

Этьен вытянул свой хуй и довёл себя до оргазма, бурно кончив на спину ещё согнутого Ульриха, он хлопнул его по заднице и сказал:

- Спасибо, что выручил.

Ульрих наконец отошёл, обернулся лицом к Этьену и удивлённо спросил:

- Как ты это сделал? Ни ты, ни я даже не прикоснулись к нему. Выходит, я кончил, как баба?

- Это королевский секрет, - засмеялся француз, - пошли пить вино. Нет, лучше пиво - ваше рейнское вино дрянь.

Удовлетворённый и благодарный Ульриху француз был готов продолжать кутить. Немец с увлечением слушал парижские истории иностранца. Благо, у того хватало запаса немецких слов, чтобы связно говорить. Но чем дальше, тем более ясность речи пропадала. Около трёх часов ночи Этьен уже был настолько пьян, что не мог даже говорить. Новый друг взвалил его на плечи и затащил в комнату. Он не знал, как отходят ко сну парижские вельможи, во что одеваются, но понимал, что спать в дорожной одежде нельзя. Немец стянул с француза всю одежду, укутал голого по самый подбородок и пошёл спать к городским друзьям.

Этьен спал плохо. Тяжёлый и нервный день, страстный и короткий секс, слишком много алкоголя. Голова шумела, что-то мерещилось. Какие-то битвы, погоня, бал, даже боль почувствовал. Только почему она не проходит, это же сон?

Шевалье заставил себя приоткрыть глаза. Чьё-то горячее и учащённое дыхание опаляло его шею. А очко ныло от боли.

"Сантиметров 19-20", - ещё подумал Этьен.

Его ноги были заброшены на чьи-то широкие и мускулистые плечи. Но кто это? В комнате было темно, как в погребе. Кто бы это ни был, Этьену понравилась такая наглость, тем более что мужчина был явно профессионалом с большой практикой. Поэтому шевалье решил не выдавать себя и просто получить наслаждение.

Через некоторое время боль сменилась на приятную истому. Мощный поршень трахал "в затяжку": быстро входил и медленно выходил. Каждое такое движение француз чувствовал всеми своими клетками. Он еле сдерживался, чтобы не застонать. Это было практически невыносимо. Но он не хотел сбивать загадочность и наслаждение от того, что какой то незнакомец трахает его, как девчонку. Мощный ствол легко разрезал стенки парижской задницы, "целовал" простату, пуская дрожь по телу, и выходил наполовину. А потом снова и снова - теперь уже как по маслу.

Незнакомец кончил, не вынимая хуя. Он не орал, но и не молчал: тяжело сопел и дышал. Этьен оставался лежать с закрытыми глазами, мощным стояком, а из его дырочки текла сперма.

Ёбарь наконец встал с Этьена. Тайна открылась, когда он подошёл к кровати возле стены. И хотя лица не было видно, шевалье был уверен, что это старший. Но откуда у него столько техники и опыта?

Удивлённый, со стояком, чтобы не выдать себя, он уснул, решив отложить решение этой задачи до утра.

Сон пьяного, как известно, неспокоен. Около восьми Этьен проснулся от характерного чваканья. Он открыл глаза и увидел красивую юношескую спину с аппетитной попкой и стройными ногами. В то же время руки этого парня лежали на чьей-то голове. Тот, второй, был скрыт от шевалье. Но сомнений в роде его занятий не возникало.

На коленах стоял Хорст и жадно сосал член Рупрехта. По движениям и звукам парней было все понятно: вот Хорст вылизывает член брата снизу к самому кончику, а теперь обрабатывает головку, сейчас он вылизывает яйца. А вот нетерпеливый старший брат схватил младшего за голову и начал насаживать свой хуй на его клык.

Этьен подумал: "Даже вдребезги пьян я не ошибаюсь - вот что значит опыт! Старший явно доминант, и этот он засранец выебал меня ночью, а младшего, видимо, он совратил".

Но тут хуй Рупрехта вырвался из горла Хорста, и тот попросил младшего повернуться к нему попкой. <"Классика: теперь очко надо обслужить; жаль малого, раба из него сделал", - подумал шевалье, и только он успел закрыть глаза, как Рупрехт обернулся к нему с торчащим хуем, подтянул стул и оперся на него.

Теперь Этьен не мог видеть, чем занимаются парни. И догадаться тоже было тяжело. Какой-то шум, но слишком невнятный. И вот через минут семь- девять Рупрехт застонал. Видимо, младший хорошо орудовал язычком в его пещерке. Но тут произошло что-то странное, так что шевалье забыл про осторожность и открыл глаза. Старший брат начал просить:

- Давай, глубже. Да что ты как маленький. Сильнее трахай. Полностью вводи. Давай, давай.

Немая сцена: Хорст закрыл глаза, схватил за бедра Рупрехта и что мочи стал долбить его дырочку; Рупрехт перехватил удивлённый взгляд Этьена, дроча свой хуй; Этьен полез рукой под одеяло и нащупал там свой огромный хуй.

- Что смотришь, хочешь, чтобы он и тебя продул? - вызывающе спросил Этьена старший брат.

- Ты много говоришь, - ответил француз, встал с кровати, подошёл к немцу и, взяв в руку свои 23 сантиметра, начал со всей силы лупить ими по лицу старшего брата, которого продолжал яростно ебать младший.

- Прости, прости меня. Я всё понял, - начал извиняться Рупрехт, при этом пытаясь схватить губами это чудо света.

Такого он никогда не видел и даже не знал, что такие существуют.

Часть 7 (последняя)

Посол Луи дразнил сына трактирщика. Он уже испачкал ему всё лицо, но так и не дал ни разу взять в рот. Зато схватил за волосы, резко поднял голову, что тот аж вскрикнул, наклонился и прошептал:

- Ты сегодня плохо меня поприветствовал. Ты получишь его, но когда исправишься. А пока я тебя накажу.

Шевалье попросил Хорста отойти от кругленькой задницы старшего брата. Она была идеально разъёбанная. Очко было вывернуто, как будто вулкан взорвался. Тяжёлые и большие яйца висели без дела, громко хлопая при каждом толчке. Но даже при всем этом, когда француз влетел в сопло парня, тот застонал:

- Ма... ма... мааамочка...

Буквально несколько фирменных уколов шевалье, и парень упал в конвульсиях на пол. Кажется, даже сознание потерял. В любом случае ему точно было не до того, что Этьен подошёл к кровати младшего, встал на четвереньки, раскрыл руками свои половинки, выпятил попку и сказал Хорсту:

- Это награда. Теперь я знаю, что это ты был ночью. И это было даже великолепнее, чем великолепно.

Хорст засмущался, но вдул Этьену. Малый ебал парня так долго, что тот весь покрылся потом.

- Теперь ты будешь ебать меня каждое утро - вместо завтрака, - сказал Этьен Хорсту, после того как, испачканные спермой, они упали друг на друга.

***

Прошло две недели.

Архиепископ ещё не вернулся, но прислал гонца с письмом к Францу: пусть собираются в дорогу, через неделю они едут в Ватикан.

Дела самого могущественного курфюрста шли плохо. Мелкие католические князья, у которых не было могущественной армии и которые всерьёз боялись разрушений и грабежей своих протестантских соседей, жаловались Святому престолу на пассивное участие князя в религиозной войне. Этим воспользовался и Карл, который стремился не допустить союза Майнца и Франции, - он пригрозил Ватикану убрать свой протекторат, если Папа не поставит на место слишком самостоятельного курфюрста.

Иоган Швайкард фон Кронбернг ехал на аудиенцию. Опыта, денег, хитрости ему должно хватить, чтобы склонить Ватикан на свою сторону. Как минимум, оставить всё как есть.

Понимая, что до разговора с Папой он не может давать никаких обещаний Людовику XIII, и зная, что уже два месяца его ожидает посол из Парижа, отдельное письмо он написал шевалье Этьену д`Альбре с просьбой присоединиться к его "паломнической миссии к святым местом во славу Бога и Христианнейшего короля Франции Людовика XIII".

"Про Людовика, наверное, было лишним, - подумал фон Кронбернг, - но французы, как никто, любят лесть".

И всё бы пошло своим путём - самым лучшим для шевалье Этьена д`Альбре, ведь тогда чешский дворянин Богуслав Садовски просто бы не успел в Майнц, чтобы убить его. Но вмешался рок. И страсть, которая иногда так внезапно меняет историю.

Письма из Регенсбурга в Майнц повёз молодой гонец - Вильгельм, ему было всего восемнадцать лет, но его старший напарник заболел оспой и сейчас валялся в импровизированном лазарете. Дорога была хоть и не длинная, но не самая безопасная. Германия была исполосована крохотными княжествами, курфюрствами, маркграфствами. Границы и разбойники утомляли. Надо было постоянно быть начеку. Но хотя Вильгельм и был смышлёным малым, ему ничто бы не помогло - протестантские шпионы вели постоянную слежку за курфюрстом. И, понятное дело, увидев, как от него вышел гонец, пустились по его следу.

Убивать его было нельзя. Письма должны были быть доставлены. Их просто нужно было прочитать и составить план действий. Запечатать снова не было проблемой: в специальной группе имелась копия печатки фон Кронбернга. Но как их незаметно достать?

По расчётам преследователей Вильгельм до темноты не успевал доехать в..., а они уже поняли, что осторожный юнец пытается всегда ехать только по светлому времени. Выезжал он с самого утра - в пять часов, но после восьми, особенно через лес, не ехал.

По их расчётам гонец должен был остановиться в трактире "Золотой сокол". Его хозяин состоял на тайной службе у протестантов. Потому, когда Вильгельм привязал во дворе коня, к нему вышел радушный хозяин, сразу провёл парня в комнату, накрыл внизу стол, который ломился от мяса и хлеба, и стал подливать вина. Молодой организм быстро начал терять контроль. "Значит, самое время брать его под свой контроль", - решил хозяин трактира.

Возле Вильгельма присели две миловидные, но самое главное - полногрудые девушки. Их прелести были нарочно выставлены на обозрение. Захмелевшими глазами юноша скользнул по грудям... но, к их удивлению и разочарованию, особого интереса к ним не проявил.

Его пьяный взгляд остановился на сильной спине, мускулы которой не могла скрыть даже свободная рубашка. Опустив взгляд ниже, парень увидел два упругих полушария, которые обтягивали суконные штаны. Это сидела компания его преследователей. Двое других - щуплых и довольно непривлекательных - мужиков не привлекли внимание парня, который уже месяц воздерживался даже от самоудовлетворения. И если бы не вино, то и сейчас бы он взял себя под контроль.

Мужики перехватили его блуждающий взгляд. И всё поняли. Один из них подсел к сидящему спиной и начал что-то активно объяснять. Тот не соглашался. Но тут на столе звякнул кошелёк с монетами, и спор прекратился.

Ганс был парнем лет тридцати, мощной комплекции - сильные ноги и руки, накачанная грудь. Настоящий воин. Что он делал в компании этих шпиков, было непонятно.

Через несколько минут, уловив скрытый жест хозяина, девушки убрались. Возле парня с кружкой пива нарисовался Ганс. И хотя Вильгельму было уже явно достаточно, он с радостью, хотя и с трудом, поднял литровую кружку и, крикнув Prost, залпом выпил пол-литра.

А ещё спустя мгновение лицо Вильгельма растянулось в блаженной улыбке. И не потому, что новая порция хмеля ударила в голову. Скорее другая жидкость прокачалась от головки до головы, потому что Ганс положил свою медвежью лапу сначала на колено, а потом и член юноши.

Через полчаса уже лежал на спине на кровати в комнате Вильгельма, а малый резво прыгал на его большом хуе. Куда-то улетучился алкоголь из головы юнца: Ганс думал, что своё золото он заработает без особых стараний, но чёртов гонец требовал внимания. Мужику пришлось взять его за бедра и регулировать угол и глубину проникновения.

Сначала он делал это нехотя - всё же ему нравятся девушки, да и мысль о невесте, которой он, получается, сейчас изменяет, не выходила из головы. Но через минут пять он почувствовал, как его члену становится всё приятнее, а он сам все горячее. Ещё через пять минут уже и Ганс постанывал в дополнение к Вильгельму.

И хотя Ганс не хотел себе сознаваться, что ему нравится делать это с мужчинами, но всё же некоторый опыт у него был. Он и сам однажды узнал, как это - получать удовольствие через задницу, потому попросил Вильгельма подняться и опереться об дверной косяк. Малой ещё и попку правильно оттопырил. Вот теперь дело пойдёт ещё лучше - хуй Ганса идеально входил в парня, он использовал каждый миллиметр, чтобы тот получил свою порцию удовольствия. И очень быстро Вильгельм залил дверь своей спермой, а Ганс обкончал ягодицы и поясницу парня.

В свите курфюрста не до особых наслаждений, иногда даже подрочить спокойно нельзя, все следят и доносят. Полмесяца без разрядки и секса для такого молодого и буйного организма, как у Вильгельма - это вечность.

Потому Ганс этой ночью выебал парня ещё три раза. Тот уснул только под утро, когда его очко было так разъёбано, что можно было конём проехать.

Только после того, как шум утих, предупредительно не закрытая Гансом дверь распахнулась и вошли двое его напарников. Их глаза выдавали высшую степень удивления тем, свидетелями чего они были всю ночь. Ганс не пошевелился - Вильгельм уснул у него на плече, и этот кабан бережно обнял парня. Только глазами показал, где сумка гонца.

Копию - точнее две, с двух писем - очень быстро сняли в подвале трактира и тут же бережно запечатали фальшивой печаткой курфюрста.

Пока на следующий день Ганс учился сосать мужской хуй (раньше такого он не делал, но Вильгельм на его же члене показал, что это очень просто и главное - приятно), два шпика мчались в ставку Эрнеста фон Мансфельда, который уже проиграл свою битву под Салабати.

Теперь уже без всяких вариантов - только убийство посла Луи могло спасти протестантов, которые просто не выдержат даже небольшого подкрепления католиками из Франции. Пока они тоже выдохлись и для решающего удара им нужно время, до осени - не позже.

Ганс тем временем успокаивал себя мыслью, что всё, что он вытворял днём с хуем Вильгельма, это просто для того, чтобы задержать его и дать выиграть время своим. Но это была иллюзия. Этот мужик просто влюбился в парня. Кто знает, может, они ещё встретятся.

А пока их бешеный секс стал причиной того, что судьба многих людей резко поменялась.

Уже через неделю Франц фон Шенборн наконец собрал обоз для курфюрста, который уже на следующий день был готов выехать в Рим. Приказ архиепископа был очень чёткий: без заездов в большие места, встреча в Вадуце. Оттуда двинуться на Ватикан уже вместе.

Тем временем Этьен д`Альбре, чтобы скоротать время перед отъездом - ведь он тоже получил приглашение- приказание от курфюрста, драл на конюшне попу Вильгельма - отца Рупрехта и Хорста. Тот в голос матерился по-немецки и просил выебать его так, чтобы он не мог сесть.

"Я-то выебу, но ты б к своему младшенькому присмотрелся - не обидит же папу отказом", - издевался мысленно над ним Этьен.

После того, как сразу за первой палкой ненасытный француз кинул вторую (кто же знает, когда будет возможность, едут же по глухим лесам, а Франц от него шарахается чего-то), немец и француз, испачканные спермой, валялись на сене.

- Жаль, что я только под конец понял, что ты любишь такое, - сказал немец, - здесь же все про всех знают, я, только если еду за провиантом в другие города, и то далёкие, позволяю себе так расслабиться.

- А ты посмотри у себя под носом, - всё же решился Этьен, - зачем далеко ехать?

Немец удивлённо поднял глаза.

- Рупрехт. Хорст.

Вильгельм тяжело вздохнул.

- У меня были подозрения, всякие же звуки доносились из их комнаты, но я отгонял от себя эти мысли. Думал, что послышалось.

На следующий день, когда через ворота Железной башни обоз выехал в долгий путь, Этьен поднял глаза на окна мансарды трактира. Рельефная фигура, в которой Этьен узнал Вильгельма, облокотилась на стол. А глубже, за ней, был виден хрупкий силуэт, который ритмически двигался, схватившись за поясницу Вильгельма.

страницы [1] . . . [5] [6] [7]