Новости (глава 1)

Часть 1

Где-то на перепутье февраля и марта, когда небо в городе было того же оттенка, серого с белым, что и тающая реагентная масса на асфальте, с нами не рассчитался заказчик.

Недолго думая, мы, по цепочке, тоже не заплатили нашему подрядчику. Эта незапутанная в общем-то история разворачивалась у меня на глазах, у меня в ушах, у меня в голове и, кажется, даже в моих снах, которых стало на порядок меньше.

Наш подрядчик стал собирать документы для оформления искового заявления; винить его было не в чем. Мы у него заказывали только один участок работ, и он не так сильно от нас зависел.

Наш же заказчик, нарушивший все контрактные сроки оплаты, был для нас крупнейшим клиентом на годы вперёд, и судебные споры с ним были de facto приглашением расторгнуть контракт, на что мы решиться не могли.

Однако суетливые поползновения в соседних отделах говорили о том, что мы, судя по всему, всё-таки готовились судиться и ругаться с нашим крупнейшим клиентом.

В самом начале марта глава управления назначил совещание на полдевятого утра: ходили слухи, что он собирался разносить в щепки отдел, из-за которого часть документации для оформления иска не была готова.

Я проснулся в тот день в начале седьмого в ещё по- зимнему кромешной предрассветной темноте и, не придя ещё в себя, засыпал кофе в машину и смотрел, как в якобы прямом эфире какие-то люди ругаются на президентских дебатах, на которых ожидаемо не было главного кандидата, а модератором работал человек, похожий на бандита из документальных фильмов про девяностые.

Я успел сделать зарядку, позавтракать, проверить документы к совещанию, покормить попугаев и выйти из дома почти без опоздания - уже сам этот факт был дурным предзнаменованием. Если солнце и думало подниматься, то сквозь эту казавшуюся почти лабораторной смесь дыма, мглы и какой-то снежной пыли его все равно нельзя было увидеть. Воздух утром был холодным, почти студёным, каким бывает он обычно после сильных ночных заморозков; сугробы во дворе и не думали таять.

Я поздоровался с дворником, обжёг пальцы об холодную решётку ворот, выгнал машину из арки и принялся блуждать по ещё пустым улицам, прежде чем выкатиться на Суворовский проспект.  

По радио обсуждали утренние дебаты, будто бы кто-то, кроме команды телеканала, стал бы смотреть их в такую рань, даже если бы там участвовала Пугачёва. Я успел заправить машину, купить на заправке кофе и, невыспавшийся и уставший, ехал в офис.

На долгом светофоре проверил телефон: в телеге написала одноклассница, сказала, что в контакте создали группу про встречу школьного выпуска. Я давным-давно удалил приложение контакта, но сохранил на всякий случай страницу, хоть и не заходил туда пару лет. Обыскав заметки, я раздобыл пароль; с боями и дополнительными кодами авторизации я всё-таки попал на свою заброшенную страницу.

Личные сообщения напоминали забытый почтовый ящик, где я увидел большой чат одноклассников, которые уже пару дней обсуждали возможность приехать на юбилей выпуска весной. Пролистав сообщения, я думал выйти, но решил сначала удалить все непрочитанные. Там-то я и наткнулся на его имя и фамилию.

Это была новая страница на английском языке, но на ней точно была его фотография. Я опешил настолько, что, не доехав до офиса, включил аварийку и остановился на автобусной остановке, где стал читать сообщение. Он здоровался, говорил, что давно ничего про меня не слышал, и сообщал, что приезжает в Москву летом на чемпионат и что было бы здорово встретиться.

Мне стало нехорошо: я несколько раз заблокировал и разблокировал телефон, обновлял страницу, чтобы убедиться, что мне не мерещится сообщение. Потом я вспомнил, что стою на остановке, и попытался продолжить движение. На парковке у офиса я открыл его страницу и пролистал три фотографии: это точно был он. Может, если я ему отвечу, он попросит денег на билет, и это просто окажутся мошенники?

У пользователя страницы было немного друзей, но те, что были мне видны, были вроде бы нашими старыми общими знакомыми. Неужели правда он? Полетит из Техаса в Москву на футбол? Ему же никогда не нравился футбол?

Когда я свернул браузер, я увидел, что почти опоздал на совещание, выскочил из машины и бросился на проходную.

Чтобы не опоздать, пришлось бежать по пожарной лестнице на шестой этаж. Сбросив верхнюю одежду рядом с кулером, взъерошенный, вспотевший и запыхавшийся, я проскочил в комнату для совещаний и едва успел занять своё место, прежде чем все встали, чтобы поприветствовать главу управления.

Высокий мужчина в темно-сером костюме, хмурый, безрадостный, с трёхдневной щетиной на высохшем от сигарет лице, он кивнул, не поздоровавшись, и попросил помощника настроить связь: на два больших монитора на стене вывели представителей московского офиса.

Пока раздавали документы к совещанию, я взглядом поздоровался с начальниками отделов, которых знал; сам я представлял свой отдел, потому что начальник был в отпуске.

Сердце не переставало колотиться сильнее обычного не из-за забега по лестничным пролётам, не из-за дурного настроения главы управления, а из-за прочитанного в контакте сообщения. Я вдруг представил, что Серёга бы подумал, увидь он меня таким: в костюме, в галстуке, целиком погруженным в какие-то цифры и графики. Я попытался вспомнить, видел ли он меня когда-нибудь в костюме? Я точно помню, как я видел его в костюме на свадьбе его одноклассника: он в нем был похож не то на похоронного агента, не то на охранника парковки торгового центра. Вспомнив его в тот вечер, я улыбнулся и хмыкнул.

Опомнившись, я заметил, что глава управления замолк, а на меня уставился весь стол.

- Ничего смешного в этом нет, - пожал плечами глава управления. - Да, выбирать надо между плохо и хуже, и не в последнюю очередь из-за работы вашего отдела. Есть что сказать?

Я замялся. Возражать раздражённому главе управления на чрезвычайном совещании - топить свою карьерную лодку.

- Извините, это нервное. Не сдержался. Мы действовали в рамках общей стратегии, мы полагали, что служба безопасности участвовала в её согласовании.

- Стратегию надо уметь вовремя пересматривать. Останетесь после совещания. Продолжаем.

Обсуждение возобновилось. Программа действий была, мягко говоря, ужасающей. Чтобы избежать ареста части запасов по иску подрядчика, требовалось отдать поручения в отдел логистики и в отдел капитального строительства, нужно было вывозить всё, что можно было вывозить, а это в любом случае означало остановку работ по контракту.

Исковое заявление к просрочившему оплату заказчику надо было оформить как можно скорее, чтобы не дать ему никакой возможности использовать остановку работ на объекте против нас. Работы будут возобновлены в случае расчётов, все дополнительные издержки всё равно будут с него взысканы по нашему иску - такой был ультиматум.

Я вспомнил, как Серёжа говорил, что его отец, сколотивший состояние на рынке аренды коммерческой недвижимости, никогда на пушечный выстрел не подходил к чему угодно, что было связано со строительством, как раз из-за таких историй.

Интересно, как у него дела? Я перестал следить за его отцом после того, как он всё-таки стал депутатом, но, на свою голову, бедолага попал в тот созыв, который заведовал Думой в 2014-м и, следовательно, попал под всякие санкции из-за Крыма. От этих воспоминаний зашевелились волосы на затылке: сначала Серёжа, потом его отец. Часовая стрелка как будто завертелась вспять, а такого не бывает.

Обрисовав риски и поставив задачи перед всеми присутствующими, глава управления предупредил о кадровых решениях, которые последуют за концом этой истории, и на этой зловещей ноте отпустил всех, кроме меня. Оставив меня на месте, глава управления стал кружить вокруг стола, засунув руки в карманы, словно пряча от меня взгляд.

- Игорь, вас на совещание сегодня направили от своего отдела, потому что начальник в отпуске, так?  

- Так точно, - кивнул я.

- Без жаргонизмов, пожалуйста. Ну что, как вы оцениваете происходящее?

- Как источник больших рисков для развития и устойчивости компании?  

- Это вопрос?

Я пытался разглядеть отражение его лица в погасших мониторах, ожидая подсказки, как на каком-нибудь телешоу.

- Это ответ.

- Вы понимаете, что не последнюю роль в формировании этих рисков сыграл ваш отдел?

- Если и так, то это неумышленное действие.

- Вот как! - он наконец остановился и измерил меня отстранённым, разочарованным взглядом. - А если, предположим, начальник вашего отдела не вернётся из отпуска? А напишет заявление об увольнении по собственному и покинет компанию, подарив ей такое "наследство"? Можно ли будет говорить об умысле тогда?

Я не сразу понял, на что он намекал. Мой начальник устроил всю эту заварушку специально, уволился и не собирался возвращаться?  Телешоу превращалось в плохой детективный сюжет.

- Я...

- Можете не отвечать, это риторический вопрос. На самом деле, это же всем понятно. Проверка ждёт весь отдел, если это случится. Если думаете, что займёте кресло сбежавшего начальника, то подумайте ещё раз. С таким отношением, как сегодня - точно не займёте. Жду от вас письма с предложениями, как ваш отдел может поучаствовать в выполнении поставленных сегодня задач. Всего доброго.

Если бы такой разговор случился накануне, я бы спятил, наверное. Но когда я вышел из комнаты для совещаний, я почти не думал о том, что мне сказал глава управления. Забрал верхнюю одежду у кулера, оставил вещи за столом и закрылся в кабинке в туалете, где достал телефон и зашёл в контакт. Ладони вспотели, пока я набирал, редактировал, удалял, снова набирал и, наконец, отправил ему сообщение:

"Серёга, привет. Рад тебя слышать. Напиши, пожалуйста, в какие числа собираешься в Москву; надеюсь, смогу взять отпуск. Если что, вот мой телефон, по которому можешь найти меня в Телеграме или WhatsApp, я теперь там общаюсь".

Это все могло быть ошибкой, но мне кажется, что в тот неспокойный день в офисе только я был сбитым с толку, но радостным и довольным.

Часть 2 (последняя)

После той сессии, подготовка к которой закончилась тем, что мы переступили черту, наступило полное надежд лето. Обновляя страницу Серёги в контакте, который тогда был только на компьютере, я с каким-то новым чувством смотрел на собственное отражение в зеркале: не без какого-то горделивого трепета из-за того, что старшекурсник с таким количеством "друзей" переспал со мной. Я был настолько ослеплён и азартно увлечён им, что я даже не находил времени на то, чтобы мучиться из-за свалившегося на меня опыта секса с человеком моего же пола; неудобные размышления и откровения настигали меня, только когда в моем присутствии речь заходила о сексе, и я понимал, что я среди друзей был, возможно, единственным, кто пробовал другой секс.

О той ночи я думал постоянно, а о Серёже - ещё чаще, но я все не решался начать разговор на эту тему. Сначала потому, что наши расписания экзаменов не очень совпадали и я не хотел мешать ему готовиться, а потом, когда зачёты и экзамены были закрыты или оставлены на пересдачу, наступило время праздновать.

Он почти никогда не приезжал на вечеринки моего курса, но всегда забирал меня с них. На свои вечеринки он брал меня постоянно, держал близко и знакомил со своим потоком. Но если не считать того, что мы перестали пожимать руки на прощание, а стали непременно обниматься, то ничего после той ночи в нашем общении не изменилось. Он брал меня кататься на машине, играть в пейнтбол и боулинг с его друзьями, купаться на озере в закрытом дачном посёлке, куда мы пробирались через дыру в заборе, танцевать в полузаконном клубе на заброшенной швейной фабрике, но мы вели себя как обычные друзья.

В те несколько недель я всегда надеялся, что перед моим очередным возвращением домой что-то изменится, но все оставалось прежним, а я не мог расстраиваться, потому что он только что привёз меня домой, только что обнял на прощание, и я пытался поскорее уснуть, пока ещё чувствовал его запах.

Мысли о каком-то серьёзном "обсуждении" случившегося пугали меня больше, чем возможная "смена" ориентации. Вдруг он не воспринимал это так серьёзно? Ведь мы же общались несколько месяцев после пьяного поцелуя, как будто ничего не произошло? Вдруг он не только со мной себе такое позволяет? Вдруг у него есть ещё такие "друзья"?  

За то время, что он брал меня на пьянки, мне несколько раз написали девочки с моего курса, которые спрашивали, могу ли я их с Серёжей познакомить, но у него были только одни серьёзные отношения, которые продлились полтора года. Вообще про него все шутили, что у него в машине можно заразиться хламидиозом. Он занимался плаванием и выступал на всяких соревнованиях в команде университета; его отец был одним из самых богатых людей в городе, и у него с первого курса была машина; у их семьи были родственники в Америке, и, наверное, легко понять, почему женщин к нему тянуло.

Одна из тех летних пьянок случилась в баре, где люди, чтобы попросить бармена о напитке, должны были перекричать настольный футбол, вскрики фанатов дартс, шумящую курящую толпу, сигналы таксистов, которые настойчиво приглашали пьяных пассажиров. Возвращаясь из туалета, я увидел, как он сидит за барной стойкой с ней в обнимку: её рука была на его ремне, а её шёпот - в его ушах.

Я помню, как я отошёл к стенке и захотел расплакаться: я, который не плакал, когда меня укусила медянка, или когда я сломал руку, свалившись с велосипеда, или когда у меня украли новый велосипед! Я очень быстро вышел из всей этой толкотни в душную, липкую ночь и позвонил в такси. Машину подали минут за десять, и я был таков.

В такси я не удержался: вставил наушники и начал реветь под музыку, пока за окном проносились фонарные шары. Песня прервалась, когда он позвонил, но я не стал отвечать: я не смог бы нормально говорить, у меня весь нос был в соплях, а в голове - беспорядок. Пришлось в тишине через окно смотреть на очертания улиц, которые становились все тише и темнее. Когда мы съехали с главной дороги в ухабистый, погруженный в ночь лабиринт домов, где изредка блуждали такие же такси, а на некоторых лавочках, озираясь по сторонам, распивали весёлые компании, я достал ключи, пересчитал купюры и вручил водителю, поблагодарив его и попросив оставить сдачу.

Из-за шума уезжающей машины я не услышал, как на лавочке у моего дома кто-то закашлял и выбросил в урну сигарету. Сердце забилось быстрее, но успокоилось, когда я узнал его.

- Пиздец, - выдохнул я. - Ты меня напугал.

- Ты тоже, - недовольно буркнул Серёжа, поднявшись во весь рост.

- В смысле?

- Куда подевался? Я тебе звонил.

- Я не слышал. Ты как сюда попал вообще?

- Я тебя обогнал ещё на Ленина, - похвастался он.

- Ого!

- Ого, - передразнил меня он, подойдя ближе и взяв за плечо. - Пошли в машину.

- Зачем?

- Игорь.

- Серёжа, - передразнил его я.

- Ты обиделся, что ли? - спросил он, пристально посмотрев мне в глаза.

Я обрадовался тому, что мы стояли в темноте, потому что не был уверен, что слезы высохли.

- Я... нет, в общем. Хотя... Блядь, да, я обиделся! - вдруг неожиданно для самого себя выпалил я. - Или нет! Я не знаю! Я чуть не взвыл, когда увидел тебя с ней, понимаешь?!

Серёжа поднял руки вверх и кивнул в сторону дома, призывая быть потише.

- Родители спят, - отмахнулся я. - Все уже спят.

Он всё равно поманил меня рукой в сторону машины, но я стоял как вкопанный.

- Да подожди ты, дай договорить! Мы ведём себя как придурки, не находишь? Мы живём, как будто ты тогда не помогал... мне к экзамену готовиться, - смутившись, закончил я.

- А ты чего хотел? - как будто с усмешкой спросил он. - Чтобы мы поженились?

Этого хватило. То, что недавно было обидой, стало оскорблением, насмешкой над надеждой моего чувства. Я быстро открыл дверь домофонным ключом и зашёл в подъезд, поняв, что не хочу ничего про него думать до утра, но Серёжа, как терминатор какой-то, ударился рукой об ручку двери за мгновение до того, как она захлопнулась.

- Блядь, сказал же, пошли в машину, - прошипел он, зайдя в плохо освещённый подъезд.

- Чего в твоей машине делать-то? - с раздражением в шёпоте ответил я. - Жениться?

- Хочу поговорить.

- Ну пошли наверх, - я пожал плечами и взбежал по ступенькам на площадку, где нажал кнопку лифта.

- Ты сказал, твои родители спят.

- Наверх - в смысле на крышу, - объяснил я.

- Она открыта, что ли? - удивился Серёжа.

- Нет, но через решётку можно пролезть.

- Ну веди.

В лифте я почти ослеп от новых ламп, установленных под потолком и отражающихся в большом зеркале на стене. При свете мы выглядели помятыми, пьяными, уставшими и раздражёнными, а тишина дрожала от напряжения. Я чувствовал, что он смотрит мне прямо в глаза; сам я старался обшаривать взглядом лифт, читать инструкцию безопасного пассажира или смотреть себе на руки.

На последнем этаже кто-то обставил площадку таким количеством горшков с растениями, что она была похожа на оранжерею, а лестница вела как будто в чёрное никуда. После ещё одного пролёта, впрочем, лестница заканчивалась решёткой с диспропорционально широким разлётом с краю, у стены. Я быстро протиснулся через прутья и поманил Серёжу за собой, но тот вдруг запыхтел, завертелся и покраснел, когда понял, что не пролезает в щель. Почему-то вид его красного и злого лица в свете фонарика моего телефона вдруг вызвал у меня настоящий припадок смеха, такой, от которого мне пришлось опуститься на корточки.  

- Не смешно, - сквозь зубы процедил он.

- Да подожди ты, лосище, - не переставал смеяться я. - Я забыл, какие у тебя плечи. Давай ещё сильнее решётку раздвинем. Нам по силам. Ты же видишь, её так шатали сначала.

Уперевшись одной ногой в стену, я принялся тянуть прут в обратную сторону; Серёжа занимался тем же самым с другим прутом с другой стороны. Минут через пять мы всё-таки доломали её до нужной ширины.

- Сука, я весь в пыли, - пожаловался Серёжа, стряхивая пыль со своей любимой куртки.

- Прости, - прошептал я, пока подсветкой с телефона освещал путь среди каких-то строительных материалов.  

На крыше нас обдало прохладой и свежим неспокойным ветром. Небо было потемневшим, но не чёрным, каким часто бывает в начале лета, когда солнце почти не заходит. Сама крыша была зачем-то усыпана мелкой галькой; мы обошли какие-то будки, которые были не то шахтами лифтов, не то электростанциями, и вышли к прочной каменной ограде. С крыши открывался непривычный вид на знакомый город; в темноте редкие огни в высотных домах то вспыхивали, то угасали, как угли в потухшем костре.

- Ну? - с нетерпением спросил я.

- Игорь, м...

- Серёжа, короче, можно я сначала? - перебил я его. - Я подружился с тобой, не чтобы... ну, ты понял... чтобы тогда с тобой утром проснуться без трусов. Не для этого все было. Но когда это случилось, я как бы это... ну, не разочаровался.

- Да я тоже не жаловался, - отведя взгляд в сторону, сказал он. - Ты тот ещё...

- Я думал, что... Я не хотел вот так все менять, ну, в смысле, что если оно идёт как идёт...

Серёжа засмеялся.

- Я в первый раз вижу, как ты не можешь говорить.

- Ой, помолчи, а? - улыбнулся я и подошёл к нему ближе. - Я хочу попробовать. Ещё. Я думаю, что ты мне понравился.

- А что ты молчишь тогда? - наградив меня щелбаном, раздражённо спросил он. - Ходишь, как воды в рот набрал, ни разу не заговорил об этом?

- Потому что я боялся тебе сказать.

- Я страшный, что ли?

- Да, блядь! Я боялся, что тебе это не так сильно понравилось, как мне.

Мы замолчали. Он смерил меня взглядом и покачал головой.

- Ну ты и придурок, конечно.

Он взял меня за руку и подвёл к ограждению, похлопав по нему рукой, предлагая усесться.

- Не бойся, - прошептал он. - Я тебя держу.

Я не то чтобы боялся, потому что спиной не видел высоты и потому что его руки сцепились в замок где-то у меня за спиной. Он начал целовать меня, но не так, как тогда, а по-другому, как будто я был ему давно должен этот поцелуй, как будто бы он был рассержен на то, что скучал по мне, хотя я все это время был рядом.

- Ну не могу видеть тебя с другими, - набрав в рот воздуха, прошептал я.

- Что мне, за ручку с тобой ходить по корпусу теперь?

Но он не дал мне ответить, а снова увлёк в поцелуй.

Я думал, что если бы он не держал меня, то я бы, наверное, точно растёкся и свалился с крыши: у меня кружилась голова от его запаха.

- Чего лыбишься? - спросил он, когда настала пауза. - Отвечай.

- Я не знаю. Я что, по- твоему, думал про это? Может, пойдём в машину?

- Ты охуел? - заулыбался он. - Я зачем, по-твоему, испачкал куртку и ломал решётку? Не рыпайся. Не бойся. Я тебя держу. Я же трезвый.

- Я тоже.

- Ага, конечно.

Его поцелуй как будто требовал от меня покорности, но я не давал ему навязать темп, сопротивляясь просто так, потому что завёлся.

- Понравилось ему, значит? Ай, - улыбнулся он. - Чего кусаешься? Ну-ка, - он прижал меня ещё сильнее. - Пиздец...

- Пиздец, конечно, - кивнул я и залез под его футболку руками.

- Мы, получается, пидоры? - хихикнул он.

- Получается? Я не знаю, Серёга.

Я задрал его футболку и юркнул под неё, позволив себе целовать его тело. Швы разошлись, а Серёжа издал протяжный вздох.

- Блядь, Игорь, хватит, а? Я же не железный.

- Я тоже. Я хочу тебя.

- Ну не здесь же! Карлсона разбудим, нахуй. Поехали тогда ко мне.  

- А можно ещё немного посидеть с тобой на крыше? - спросил я, вынырнув из-под его футболки.

- О... - он провёл пальцем по моей губе. - Ну всё, блядь. Началось.

И до того утра я верил, что закончилось.

страницы [1] [2]