Новости (глава 3)

Часть 1

Получается, что меньше чем через месяц после первого "инцидента" настало утро, когда мы проснулись вместе. Июньское солнце, обещавшее распаренный и жаркий летний день, обливало баню лучами с восточной стороны, из-за чего я пришёл в себя в нестерпимой и почти удушающей духоте.

Серёжина рука лежала у меня на груди, а его нога на моей ноге, поэтому выбираться пришлось осторожно. Я помню, что проснулся легко из-за гудящей в сердце радости по поводу того, что "шалость удалась", из-за закрывшейся сессии, после которой остался за спиной весь первый курс, и из-за того, что впереди было лето, где все его привычные удовольствия и наслаждения обещались быть умноженными на Серёжу.

Не разбудить его не получилось; Серёжа недовольно замычал, когда я заскрипел стенками шкафа и дверью холодильника в бесперспективном поиске питьевой воды.

- Что ищешь? - спросил он, пряча лицо в подушку.

- Пить, - прохрипел я.

- Игорь, блядь, мы же в деревне. Тут скважина. Пей из-под крана. И пошли спать, а?

Он ударил рукой по пустому месту на диване, приглашая меня, как зовут иногда кошку, из-за чего у меня от радости, наверное, задрожали руки.

- Время восьмой час. Мы же в деревне? - передразнил его я. - Пора вставать.

- Я тебя прижучу. Тебе конец, - пообещал сонный, невыспавшийся Серёжа и отвернулся к стене.

Делать было нечего, и я набрал воду из-под крана в стакан, предназначавшийся для зубных щёток. Едва я успел проверить умиравший без зарядки телефон, в котором уже было несколько пропущенных и сообщений от мамы, которая угрожала отобрать у меня документы и карточку для стипендии за то, что я не позвонил ей вчера, как в дверь постучали.

Мы с Серёжей стали в спешке искать трусы и ключи, которые он швырнул куда- то, когда запирал ночью дверь, а когда заметили их на полу, то чуть не ударились лбами, как в дурацкой романтической комедии (или в цирковом номере).

На пороге стоял Саша, хозяин вечеринки, не такой заспанный, но тоже помятый, а за его спиной радостно вилял хвостом Каштан в ошейнике.

- Проснулись уже. Ну и здорово, - сказал он, зайдя в баню, чтобы осмотреться, что мы не разрушили её и что вечеринка не перетекла в неё из дома после предостережения возмущённого соседа. - Господи. Ну и запах. Вы зачем окно закрыли?  

- Комары съели, - оправдался Серёжа. - Бы.

- Отравились. Бы, - хихикнул Саша. - Идём купаться? Пока прохладно? Как договаривались?

- Идём, - кивнул Серёжа, который понял, что выспаться ему все равно не дадут.

- Мелюзгу возьмёшь?

Я с недоумением посмотрел на Сашу и громко икнул. Каштан начала облизывать мне ногу.

- Он вообще просыхает?

- Я почти не пил, - оправдывался я.

- Я вижу. Собирайтесь тогда. Пятнадцать минут.

- Куда он тебя позвал? - спросил я, когда Саша закрыл за собой дверь.

- Да на речку, окунуться. Мы ещё позавчера договорились.

- Там разве можно купаться?

- А кто нас там ловить будет? Береговая охрана Малибу, что ли?

Я не брал плавки, потому что ни про какую речку ничего не знал, и начал копаться в рюкзаке в поисках чистой пары трусов. По пути в душевую Серёга схватил меня за локоть.

- Ты куда?

- В душ?

- Игорь, ты тупой, что ли? Мы купаться идём.

- Сам ты тупой, - огрызнулся я. - Может, я не хочу купаться в вашей говнотечке, а просто на берегу полежать хочу?

Серёжа подножкой уложил меня на пол, придавил весом и принялся щёлкать пальцем по носу, пока я не начал его кусать. Он остановился, видимо, когда почувствовал, что я возбуждаюсь в ответ. Он нравился мне даже таким: не выспавшимся, с нечищеными зубами, немытым и раздражённым спросонья.

- Иди стащи чего-нибудь с кухни, пока все спят, - попросил он.

- А мы же сегодня ещё ночуем? - невинно спросил я.

- Ну да.

- А может, мы днём?.. Ну это?

- Пиздец, - Серёжа закатил глаза. - Во что я вляпался? Иди уже.

***

Беспорядок в доме провоцировал чувство искренней жалости к Саше, которому предстояло потом всё это убирать. Пробираясь по липкому полу, на котором как в боулинге были разбросаны бутылки из-под пива, выкатившиеся из какого-то порвавшегося мусорного пакета, я старался издавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить тех, кто ночевал на полу на первом этаже.

На кухне я наткнулся на самого Сашу, который вытирал металлический термос, пока на газовой плите дымилась турка с кофе. Пахло специями, которыми накануне припудривали шашлыки, выдохшимся пивом и дымно-горелыми кофейными зёрнами. Каштан обнюхивал пол, время от времени облизываясь.

- Я на всех сварю, - пообещал Саша, подёргивая турку.

- Каштан с нами пойдёт? - спросил я, прикидывая, что можно стащить из холодильника.

- Да, он любит купаться. Тебе Серёга рассказывал про баню?

- Что никого пускать нельзя?

- Это ты и сам слышал, я надеюсь, - Саша принялся хрустеть сухими кукурузными хлопьями. - На месте бани, в которой вы ночевали, раньше была обычная баня, и старый дом там стоял. Мы с Серёгой сюда ездили ещё до школы, к моим бабушке и дедушке.

- Не рассказывал.

- На речку эту тоже ходили, когда мелкими были. В первый раз, когда ушли без спроса, поругались.

- По-настоящему поругались?

- Ага, - Саша улыбнулся. - Мы никому не сказали, ну и взрослые здорово перепугались. Серёгу как нашли, сразу домой увезли, и ему ничего не было, а мне родители всыпали так, что пару дней сидеть больно было.

- А поругались из-за чего?

- А он соврал, что это я его подговорил на речку уйти. Изображал обманутого и невинного.

Саша вылил кофе в термос, а я, завернув несколько бутербродов с ветчиной и сыром  в фольгу, спрятал в рюкзак полупустой тетрапак сока и несколько яблок. Мы убрали всё, что ещё можно было спасти, в холодильник, и выбросили, несмотря на протестное поскуливание Каштана, остатки шашлыка, простоявшего всю ночь на столе. Серёжа ждал нас на лужайке, докуривая первую сигарету с видом блаженства на лице.

- Пиздец вы долгие, - пожаловался он. - Я уже загорел.

В группе все, кроме меня, знали, куда идти, и даже Каштан радостно бежал впереди без поводка. Выйдя за ограду, Саша быстро свернул с главной улицы, как будто он боялся, что соседи увидят его и решат поколотить за вчерашний шум. Мы пересекли какой-то пустырь, где на земле оставались ещё каменные следы от стоявшего там когда-то дома, и зашагали по истоптанной тропинке, которая убегала куда-то в лесополосу. Далеко справа на горизонте виднелось полуразрушенное тускло-белое здание конезавода.

Лесные полосы вокруг деревни были искусственными, их сажали, кажется, после войны, чтобы уменьшить воздействие пыли из степей, но даже в негустой полосе запахло душистыми, высушенными на солнце травами; в тех местах, где тени не было, вяли лопухи и другие сорняки, а забившийся местами тополиный пух был похож на бутафорную паутину.

Через минут десять лесополоса кончилась, и мы вышли на луг, где рядом с тропинкой вскоре появились следы от автомобильных колёс. Зеленевший под ярким солнцем, с редкими крапинками жёлтых полевых цветов, луг тянулся вперёд, спускаясь к речной низости, упираясь по пути в новую лесополосу. Высокая трава стала щекотать ноги; я смеялся над Каштаном, который носился вокруг нас, играя с Сашей, который швырялся его обручем.

- А Каштан взрослый? - спросил я.

- Щенок почти. Полтора года.

Часть 2

В следующем лесу были какие-то самодельные скамейки, несколько кормушек для птиц, вырезанных из тетрапаков и пятилитровых канистр для воды, мусор и ещё какие-то следы, свидетельствующие о том, что в лесу часто бывали люди. Сирень почти отцвела, зато в июньском зное стояло благоухание розового и белого шиповника, редкие кусты которого в лесу служили ориентирами.

Я время от времени поглядывал на Серёжу, думая о том, правильно ли я поступил, что пошёл с ними, хоть меня и не предупреждали, но его взгляд терялся за чёрными очками. Когда лес стал густым, а корни деревьев стали опасно проступать из земли, я увидел промеж зелени слабую игру солнечного света на мутно-синей речной полоске.

Саша попытался удержать Каштана, но пёс рванулся в реку быстрее всех. Серёжа, стоило нам выйти на покатый пляж, разделся догола и тоже с шумом и плеском кинулся в воду, заходя всё дальше от илистого берега. Я в первый раз увидел его голым при постороннем человеке, при свете дня, на воздухе, а не в помещении, и я не сразу понял, что я загляделся на него так, как обычно не смотрят друзья. Я отвёл взгляд и принялся рыскать в поисках места на пляже, где можно было бы постелить плед, думая про то, заметил ли Саша, как я пялюсь на Серёжу.

Саше, кажется, вообще не было никакого дела: он переоделся в купальные плавки и начал заходить в воду, поёживаясь от контраста температур. Каштан поплыл к нему, а точнее, его довольная улыбка по глади тихой реки..

Шерстистый, колючий плед неприятно жалил спину под уже жарким солнцем. Я зажмурился и поддался искушению подремать, слушая, как ребята плескаются в воде, что-то кричат Каштану, шутят, обсуждают вчерашнюю вечеринку. Саша, который ночевал в доме, рассказывал, как застукал в ванной девушку и парня, которые встречались с другими, и как все почему-то про это знают, хотя он никому не говорил, как кто-то ночью чуть не уронил мангал с ещё не остывшими углями, как какой-то придурок с третьего курса предлагал натравить Каштана на соседа, который ночью пришёл жаловаться на громкую музыку.

Я улыбался, понимая, что в моей голове воспоминания о вчерашней вечеринке уже превратились в какую-то светозвуковую головоломку, приятную, но запутанную и требующую приложить усилия, чтобы разгадать все те случаи, про которые рассказывал Саша.

Когда я был близок к тому, чтобы взаправду задремать, меня обрызгали холодной речной водой. Серёжа отбросил на меня тень, и, даже зажмурившись, я заметил его ехидную улыбку.

- Чего валяешься?

- Купайся сам в своей бацилльной воде, - буркнул я, подвинувшись, насколько мог.

- Блядь, городская вода в сто раз вреднее, чем эта, - сказал Саша, который тоже вылез на берег, стараясь убраться подальше от пытавшегося отряхнуть воду Каштана. - Тут чистая вода, тут постоянно рыбачат местные.

Серёжа, натянув трусы, лёг рядом со мной. Вдвоём мы едва умещались на пледе; солнце быстро высушило его кожу, и мы касались друг друга. От напряжения из-за желания погладить его и прикоснуться к нему сонливость исчезла, но Сашка был слишком близко. Когда он всё-таки отвернулся, я почувствовал прикосновение Серёжи, от внезапности которого вздрогнул: он провёл рукой по моим волосам и тут же приложил палец к губам, призывая помалкивать. Я сразу вскочил и решил попробовать воду, чтобы хоть немного успокоиться. Это сработало: вода показалась холодной, а илистое дно скользким и грязным.

Скоро ребята на берегу начали завтракать, и Серёжа поманил меня на ещё не остывший кофе, который мы по очереди пили из железной синей кружки. Серёжа, разрывая фольгу, объедался бутербродом. Когда Саша отошёл в туалет, я вспомнил его рассказ про дачные поездки в детстве.

- Я не знал, что вы с Сашей прям семьями дружите, - сказал я.

- Ну как "дружите", - хмыкнул Серёжа. - Я не уверен, что папа с кем-то дружит. Дядя Вова это его крупный клиент, он арендует складскую базу.

- А твой папа сюда не ездит?

Серёжа расхохотался.

- Сюда? Он тут, наверное, лет пятнадцать не был. Не уверен, что он вообще вот так может шататься по лесу, или где угодно, где нет телефонного сигнала. Он же почти всегда говорит по телефону. Пошли вместе искупаемся, - предложил он, зачем-то треснув меня по плечу.

- Я плохо плаваю.

- Со мной не утонешь.

Когда Сашка вернулся, мы уже бесились в воде. Я хотел попросить Серёжу, чтобы мы остались подольше, но не знал, как это сформулировать, как объяснить Саше, почему ему надо уйти пораньше. Я помню, как мы старались хватать друг друга под водой так, чтобы ничего не было видно с берега, как Серёжа пытался ставить мне подножки, как он плевался в меня речной водой, как лаял на нас Каштан, который потом стащил недоеденный Сашин бутерброд. Это второй образ Серёжи в моей памяти: с мокрыми волосами, жмурящийся от солнца, жадно хватающий ртом воздух из-за смеха, и с каким-то новым блеском в его зелёных глазах.

Мы вернулись в дом до полудня, когда не проснулась ещё и половина всех гостей вечеринки. Аня, ответственная староста с курса Серёжи, пыталась собрать все чеки, чтобы потом свести расходы, а Андрей, собиравшийся в местный магазин за сигаретами, полушутя ругался на Сашу за то, что он выбросил шашлык.

Мы сразу ушли к себе, якобы помыться после речки. В бане за закрытой дверью между нами на секунду установилось молчание, в котором, может быть, и теплились ещё какие-то сомнения, но они исчезли, когда Серёга отодвинул занавеску и встал под струи прохладной воды со мной в душе. Мы, кажется, в первый раз поглядели друг на друга голыми и трезвыми при ярком свете. До того дня я не представлял, что два человека способны на такие прикосновения, когда объятия были похожи на стремления впечататься друг в друга, когда он держал меня за волосы так, что я боялся, что к вечеру облысею, когда из-за прохладной воды мы искали теплоты друг у друга.

***

Суриковские ожидания утра стрелецкой казни преобладали в сообщениях рабочих переписок на следующее утро; настроение испортилось и в тех чатах, где собирали деньги на торжество, приуроченное к 8 Марта - за ночь даже там появились слухи о том, что корпоратива не будет, потому что мы влипли в какую-то серьёзную передрягу.

В обстановке, в которой у меня при других обстоятельствах начался бы нервный тик и задёргался глаз, я сохранял удивительное спокойствие, не думая ни о чем, кроме того, как бы поскорее утром зайти в контакт и посмотреть, прочитал Серёжа моё сообщение или нет. И хотя я понимал, что он, наверное, тоже не проверяет эту забытую соцсеть регулярно, я всё равно расстроился, когда увидел, что сообщение не прочитано.

То утро я запомнил как первое ясное утро весны, когда вчерашняя серая хмурь сменилась на холодный голубой ещё до того, как я собрался на работу. От солнечного света завозились и защебетали попугаи, которых я решил выпустить на день из клетки, свалив в шкаф все, что они могли бы обгадить. Я к тому моменту уже успел что-то выучить о питерском климате и знал, что это фальстарт, и что зима не кончится до конца марта, что ясные дни будут сменяться угрюмыми, когда небо похоже на какой-то искусственный фон, нарисованный из оттенков промокших и замызганных фасадов.

По пути на работу слушал классический рок, стараясь забыть, как накануне было тяжело. Отдельной тяжестью давило на голову и плечи чувство досады, что я вроде как и не был виноват, ведь я уже давно жил как-то своей жизнью, которая не строилась на фундаменте страданий из-за Серёжи, и жил бы преспокойно без него, но он объявился сам. Не то чтобы я перестал о нем думать, но я давно перестал фантазировать о том, как он однажды найдёт меня, вернётся в Россию, скажет, что жить без меня не может и будет читать мне любовный рэп под окнами дома.

В очереди у кофейного автомата в офисе я поздоровался с Полиной, которая, судя по её виду, там ночевала.

- Все плохо? - спросил я.

- Ага, - кивнула она. - Пришло требование из налоговой о предоставлении пояснений.

- Ну, не вызов в налоговой орган, и уже хорошо, да? Напиши им, что любопытной Варваре на базаре...

- Игорь.

- Ладно, я понял. Шутки в сторону. Что пишут-то?

- Спрашивают про наш исходящий ндс.

Я вздохнул и, завернув горячий картонный стакан в шубу из салфеток, зашагал к своему компьютеру, а Полина потащилась за мной.

- А давай поговорим про это так, как говорили бы собственники, - предложил я.

- А давай.

- Получается, что мы обменялись с заказчиком всеми первичными документами о поставке товаров и актами о выполненных работах, причём все это трижды удостоверено, как в сказке.

- Как в страшной сказке, я бы сказала. В которой людей едят.

- Не нагнетай? В общем, обменялись мы документами и отразили всё это в отчётности налоговой. И должны мы с проданных товаров и выполненных работ заплатить ндс могучий.

- Игорь, я убью тебя.

- Давно пора, - принялся поскуливать Парфён, который тоже приехал пораньше и уже сидел за компьютером.

Часть 3 (последняя)

В офисе, кажется, мыли окна, и кисло-въедливый запах моющего средства мешался с ароматизированным кофе. Солнце под углом, от которого за зиму я успел отвыкнуть, чертило незрело-желтый параллелограмм на сером рабочем столе, который был похож на полку в бюро находок, где были свалены переходник, настольная лампа, несколько ремешков от часов, проводов от зарядки, бутылка с водой, ежедневник и несколько папок. Наученный, я поставил кофе подальше от клавиатуры и плюхнулся в кресло.

- Но при этом в действительности заказчик не оплатил наш товар и работы, то есть не перевёл денег на наш счёт в банке, - продолжил я. - А НДС с задекларированных поставок и работ мы уже обязаны платить, хотя деньги от заказчика фактически не получили.

- Ну, примерно так. Мы уже фактически нарушили сроки уплаты налога, - кивнула Полина.

- При этом схема взаимодействий же была такой всегда? - уточнил я. - То есть мы всегда обменивались первичными документами и отражали налоговые обязательства чуть раньше, чем заказчик фактически совершит оплату, просто раньше он никогда сроки оплаты не нарушал.

Полина молча кивнула.

- И теперь мы, не получив оплаты, тоже задерживаем оплату уже своим поставщикам, дальше по цепочке, и кто-то из них уже собирается в суд.

- Ага. Волкову-то что напишешь? - спросил Парфён, разминая кисти. - Чем мы помочь можем?

- Да я вообще чего-то не понимаю, - задумался я вслух. - Раз все первичные документы, которыми мы обменялись, удостоверены, то взыскать с заказчика деньги через суд не составит нам никакого труда.

- Труда, может быть, и не составит, а времени уйдёт много, - прикинул Парфён. - Чемпионат на носу, объект надо сдавать. Нас до этого взыскания могут разом выебать поставщики, налоговая и Смольный. Мы можем не выдержать.

- Ну, мы же не должны за всё правление думать? - я на самом деле хотел предложить не лучшее, а самое быстрое решение, чтобы поскорее вернуться к обновлению чата с неответившим Серёжей. - Если нас неизбежно, как ты говоришь, выебут, но мы всех разом не выдержим, то надо начинать ебаться по-одному. Предлагаем Волкову скорректировать налоговую отчётность.

- Корректировка на такую сумму? - ахнула Полина. - Ты с ума сошёл. Налоговая инспекция станет жить в нашем офисе.

- Надеюсь, его хотя бы по такому случаю отремонтируют, - отмахнулся я.

***

Волков не появлялся в тот день в офисе, не уведомлял ни о каких совещаниях и встречах, хотя должен был уже мне шею свернуть за то, что я так и не прислал ему письмо. Я до обеда составил служебную записку на его имя, поставил в копию главу налогового отдела и на всякий случай члена правления, просидел на работе до семи, хотя в пятницу день всегда был короткий, и с чистой совестью последним попрощался с охранником, когда на этаж уже поднялись уборщицы.

Я оставил машину у работы, чтобы провести пятницу как обычно - я ужинал где-нибудь в районе "Авроры" и шёл на вечерний сеанс. Обычно к концу недели накапливался недосып и усталость, и я любил побыть один. Улицы к вечеру снова стали тёмными и полупустыми; по пешеходной части была размазана скользкая каша из наледи, реагентов и остатков снежного порошка, некоторые водосточные трубы, державшиеся на одной только силе веры, пугали иногда прохожих, когда по ним с грохотом и снарядным свистом неслись вниз глыбы размякшего льда. Невский проспект посветлел после круговорота машин у площади Восстания, был тихим без экскурсионных зазывал и даже наполнился какими-то зеваками после Аничкова моста.

В кафе я спланировал выходные так, чтобы времени переживать о Серёже было как можно меньше. В субботу утром в бассейн, днём - в гости к друзьям, вечером в клуб с дурацким названием "Клуб", куда меня пытались затащить уже пару месяцев. На воскресенье для соблюдения идиотской гармонии названий запланировал завтрак в "Клубе "завтрак" на Васильевском острове, поиск новых кроссовок на весенний беговой сезон и книжный магазин.

Серёжа, впрочем, не стал сверяться с моими планами и ждать выходных, а написал в Телеграме прямо во время киносеанса, когда ребята в "Мечтателях" во время забега по музею побили рекорд на семнадцать секунд. Это был вопрос "Игорь?" с незнакомого номера, начинающегося на "+1".  

От волнения я вышел из зала, забыв про рюкзак с документами и ключами в кинозале, и уселся в кресло напротив старого пустого советского прилавка, где на меня со стен глядели актёры, из которых я узнал многих, но по имени вспомнил только Миронова.

"Как звали собаку, которая стащила твой бутерброд, когда мы ходили на речку?" - мгновенно и по протоколу ответил я.

"Каштан... Ну ты и даёшь, блядь. Вспомнил!"

Я хотел сжать от восторга, волнения и страха мой старый пятый айфон вдребезги, но ограничился сухим "привет, Серёжа", будто и не было между нами семи безмолвных лет.

"Наконец-то, блядь. Нашёлся".

Я, почти не спавший вчера из-за его сообщения, старался переписываться так, чтобы не показать ему своего трепета и радости.

"Да я и не терялся. А ты не забыл матерки ещё?"

"Забудешь тут. Дай хоть на тебя посмотреть".

"Лол, зачем?"

"Ну я-то откуда знаю, что это ты?"

"Ну, спроси меня тоже о чем-то, что знаю только я".

"Какая у меня была машина?" - придумал он после недолгой паузы.

Я закатил глаза, и глухое эхо отскакивало от стен и занавесок.

"Серёга, серьёзно? У тебя до сих пор на старой странице фотографии с этой машиной!"

"Ладно! Что я тебе подарил на день рождения?"

"Часы c надписью IS. Ты приезжаешь?"

"Ага. В Москву на чемпионат. Туда и обратно. Ща скину даты. Получится приехать? Ты где вообще живёшь?"

"В Питере. Думаю, устрою".

"Только я не один буду".

От страха расшифровать это сообщение я, наверное, онемел, но пальцы быстро спросили: "А с кем?"

"С друзьями, - написал он. - Они не русские все. Хотят типа посмотреть".

"Все? Сколько их?"

"Трое".

Я оглянулся по сторонам, будто спрашивая совета у актёров на стене, а потом понял, что обманывать себя бессмысленно. С друзьями, с женой, с двумя жёнами, с коллегами ли с работы - я всё равно хотел его увидеть.

"Я буду рад повидаться", - я постарался напечатать сдержанный ответ, чтобы он не подумал, что я семь лет сидел у телефона и ждал его сообщений.

"Я тоже", - ответил он.

"Я тебе напишу тогда, как подтверждение по отпуску получу", - пообещал я.

"Хорошо. Сюда напиши только. Не в контакт".

Я вернулся в зал, когда ребята уже пили вино, играли в киновикторину и смотрели на раздевавшуюся Еву Грин. Сеанс закончился поздно, и зрителей выпустили через запасной выход из Авроры на Караванную. Ноги от чувства застенчивого счастья были такими лёгкими, что домой хотелось бежать, и казалось, что даже телефон в кармане перегрелся не потому, что он был старый, а потому, что там теперь был чат с Серёжей. Я шёл домой окрылённый, мимо заваленной ещё снегом Манежной площади, мимо отреставрированного Цирка, перешёл на Пестеля по Пантелеймоновскому мосту мимо чернеющего пятна голого Летнего сада, обошёл ограду Преображенского собора со зловещими орлами, спустился к Некрасова и зазвенел ключами на Советской улице, когда пальцы ног уже стал ныть от холода.

страницы [1] [2] [3]