Полина-5

Подземный переход приводит Полину на противоположную сторону кольцевой развязки, к станции метро. И только тут Полина понимает, что забыла про сумочку с телефоном и картой, так что прокатиться на метро - не вариант. Как и возвращаться назад. В голове у Полины пусто. Она идёт бесцельно, куда глаза глядят, но быстрым шагом и не вдоль дороги, постоянно озираясь, чтобы не нарваться на возможную погоню.

Спустя почти час она оказывается достаточно далеко, в большом и уже довольно многолюдным, как всегда по выходным, парке. Полина решает, что в такой толпе её трудно будет отыскать, а так же понимает, что устала, а на улице жарко, и садится на широкую старинную скамейку рядом с прудом, по которому плавают утки, а на берегу шастают голуби. Полина смотрит, как отдыхающие кормят птиц и понимает, что голодна. Ещё бы, она же не ела со вчерашнего вечера.

Полина ждёт на скамейке до вечера, и ей всё больше хочется есть. Она с завистью смотрит на проходящих иногда мимо смеющихся сытых людей. Потом она вспоминает, что читала где-то, будто от голода люди падают в обморок. Так что ей остаётся только сидеть и ждать этого. Она живо представляет себе, как мать и дядю вызывают в больницу и они видят там её, лежащую без сознания на койке, с бледным лицом, и, может быть, вообще уже мёртвую. Вот тогда они поймут, что наделали! Что Полина не кукла, а человек!...

Однако, сколько не ждёт Полина, обморок всё не наступает, а чувство голода становится мучительным. Но просить прохожих о помощи она не в силах, понимая отлично, что от неё что-то потребуется взамен. Например, расплатиться телом, взять чью-то вялую пожилую колбаску в рот...

От этой мысли дрожь пробегает по телу молодой красотки. Нет, только не это! Она больше не будет приносить себя в жертву. Теперь - только по любви!...

Полина встаёт и направляется к киоскам с газированной водой, выпечкой, сахарной ватой и мороженым, в надежде найти возле них потерянную кем-нибудь купюру или монетку. Полина часто раньше встречала такие монетки на земле, но никогда их не подбирала из брезгливости, а теперь она подумала, что если насобирать несколько, то можно купить на них беляш или шоколадный батончик. Но около киосков нет как назло ни одной монетки. Полина тщетно обходит их по кругу, искоса всматриваясь в грязь и пугая переваливающегося под ногами серого голубя, занятого поиском невидимых крошек и не желающего летать.

— Ты что-то потеряла? — спрашивает её чуть картавый голос незнакомой девушки с тёмно-рыжими волосами, одетой старомодно, в зеленоватую выцветшую и поношенную блузку без рукавов, старые, не по модному истёртые джинсы и белые, испачканные дорожной пылью кроссовки, такие же ветхие и старомодные, как и весь остальной гардероб. В руке она держит шоколадное мороженое на палочке, ещё наполовину завёрнутое в синеватую бумажку с проступившей на узоре изморосью морозильника.

— Ты что, телефон или кольцо уронила?

Полина глупо смотрит на девушку, примерно такого же возраста и почти такого же роста, разве чуть повыше и похудее, чем она сама. У девушки светло-голубые, прохладные, но добрые глаза и чуть загорелая кожа, за которой, может быть, следовало бы получше ухаживать, как и за волосами. Она напоминает Полине о хиппи, которых та никогда вживую не видела. Рыжеватая девушка сразу же нравится Полине. Есть в той что-то доброе, душевное, настоящее.

— Нет, — неуверенно говорит Полина, — просто мне показалось...

Но "хиппи" не даёт ей договорить:

— Хочешь мороженое?

— Спасибо, я не хочу, — отвечает Полина, инстинктивно не желая брать недоеденное мороженое от незнакомой девушки.

Отец Полины по профессии был врачом и всегда напоминал ей, что от чужих людей может быть зараза.

Но эта девушка такая особенная, а Полина - такая голодная...

— На, откуси, оно вкусное, — девушка уверенно протягивает Полине свою изящную голую руку с мороженым.

Полине неудобно отказаться и она кусает мороженое прямо из руки незнакомки. Мягкая шоколадная корочка ломается у неё на зубах и, покрытый её раскрошившимися осколками морозный, источающий чарующую сладость кусок переходит в рот Полины. Да, мороженое оказалось чудесным! Как и сама его хозяйка.

— А ты здесь живёшь? — спрашивает щедрая и слегка странная девушка.

Полина удивляется её простоте и непосредственности. Она даже думает, не дядя ли её послал, но тут же отбрасывает эту мысль, как глупую. Перед ней просто странная девушка без комплексов, возможно - неформалка, так решает для себя Полина.

— Нет, пять станций по кольцевой ветке, — Полина показывает рукой в сторону своего дома, — рядом с Павелецкой.

Она хочет возвратить мороженое назад, но странная незнакомка отказывается его забирать.

— Если хочешь, можешь доесть моё мороженное, я себе ещё куплю. Пойдём в другой парк, где народу поменьше, на лавочке посидим, пообщаемся, а то тут слишком шумно.

Полина, словно загипнотизированная своей новой нежданной подругой, молча кивает головой и следует за ней, с превеликим удовольствием и аппетитом поглощая великолепное холодное лакомство, дарованное ей таинственной и прекрасной незнакомкой в столь трудный час. Они направляются в сторону зеленеющих в поднятой машинами угарной пыли древесных крон на другой стороне проспекта.

— А ты где живёшь? — спрашивает Полина, немного коверкая слова из-за куска мороженого, который, несмотря на боль в зубах, она греет, перекатывая во рту.

— Здесь, недалеко. Мне было скучно, и я решила погулять. Я часто так делаю, просто сажусь в автобус или трамвай и еду, куда глаза глядят, потом сажусь в другой, потом — в третий. Тебя как зовут?

— Полина.

— А меня - Юля. А почему ты одна и как будто потерялась? Наверное, ты не кольцо и не трубку потеряла, а ключи от дома? Или с парнем поругалась?

Полина, опустив глаза, снова откусывает мороженое. Она не хочет сперва рассказывать Юле о своей судьбе, но когда представляет себе возвращение домой, ей становится так страшно и щемяще одиноко, что Полина уже готова показаться смешной, лишь бы хоть бы кто-нибудь узнал о её душевных страданиях.

— Я из дома ушла, — признаётся Полина, поднимая глаза и неловко улыбаясь. В её душе неожиданно рождается слово, которое, ещё не будучи произнесённым, уже захватывает Полину своей пугающей безграничностью, как ветер захватывает маленького полевого мотылька, — Насовсем.

— А почему? — лицо Юлии выглядит немного усталым и грустным, словно и её терзает какая-то мука неумолимой судьбы.

Она убирает локоны с лица и оглядывается на светофор. Проехавшая мимо, перед самыми их лицами, старая советская колымага обдаёт девочек пьянящей бензиновой вонью.

Полина не знает, что ответить. Ей стыдно рассказывать, что она продала свою девичью честь и что её используют, как подстилку. Стыдно говорить про то, что в этом замешаны собственные мать и дядя. И кроме того, всё это не может объяснить того единственного слова - "насовсем", плохо осознавая, что оно вообще значит.

Она чувствует, что щемящая тяжесть снова подступает к горлу. Глаза Полины туманятся от слёз. Непослушным ртом она откусывает ещё кусок мороженого. Слеза капает на асфальт у носка её туфельки. Полина отворачивается, словно что-то увидела в стороне, но на самом деле она просто не хочет, чтобы Юлия видела её глупый рёв, такой же, как когда-то давно, в школе. Золотой свет светофора расплывается у неё в глазах, выпуская два ленточных луча.

— Пойдём, — с трудом говорит она Юле, — Жёлтый.

Юля, будто всё понимает, и не задаёт больше вопросов, а Полина очень благодарна ей за это. Она думает, что Юля - лучший человек из тех, что встречались ей на жизненном пути.

Девушки входят в другой парк, более дикий и большой, настоящий лес, где огромные деревья возносятся к солнечному небу, трава дышит тенистой сыростью и уже чувствуется, как приближается мёртвенно-тёплый вечер. Они долго и молча идут бок о бок по прямой аллее, навстречу гуляющим людям, Полина ест мороженое, а Юля просто о чём-то думает, заложив пальцы рук в задние карманы джинс. Полина косится на неё и отмечает для себя что-то новое: Юля кажется ей привлекательной не только как подруга, но и как... Женщина?! Нет, Полина не замечала раньше за собой подобных мыслей.

— Я боюсь возвращаться назад, — говорит, наконец, доев мороженое и выкинув обёртку в урну, Полина.

— Не возвращайся, — подумав немного, спокойно предлагает Юля.

— Тебе хорошо говорить, у тебя есть, где жить. А где я буду жить, пока не найду работу? На улице?

— Ты можешь у меня жить. Места хватит.

— Но я же не могу всё время у тебя жить.

— Почему не можешь?

— Меня родственники с полицией будут искать.

— Не найдут. Я знаю точно, не найдут. Моё жилище надёжно спрятано.

Полина недоверчиво смотрит на Юлю.

— А с кем ты живёшь, они не будут возражать? — спрашивает Полина, не надеясь услышать что-то хорошее и опасаясь, что Юля готовит ей ловушку.

— Я живу одна.

— Ого! — удивляется Полина. Потом её лицо опять становится печальным, - Ты не москвичка?

— Коренная. Дальше МКАДа не выезжала никогда.

— Везёт же, своё жильё у такой молодой девушки. А родственники где живут?

— Далеко. Я с ними не общаюсь.

— Почему? Поругались?

— Нет, они думают, что я умерла.

— Как умерла?! — не верит Полина.

— Просто. Машиной сбило.

Полина думает, что Юля шутит.

— Ты только никому не рассказывай, — продолжает Юля, почему-то глядя вверх, на вершины деревьев.

Полина тоже смотрит туда и видит белые крылья облаков, покрытые пером нечеловеческой тайны. Она думает о том, в какую странную историю впуталась, и что надо бы с ней заканчивать, но ноги её сами плетутся за загадочной подругой.

— Тебя похоронили? — спрашивает она Юлю.

— Нет. Это была не я. Машина... Она разбила той девушке лицо, и они подумали, что это я. Платье у неё было такое же, — Юля вздохнула. — Я думала сперва, поживу одна, потом вернусь, а когда хотела вернуться, родители уже уехали, не знаю куда.

Полина не верит не единому слову молодой и яркой фантазёрши, но решает поддержать её игру и спрашивает:

— А ты любишь своих родителей?

— Да. Они хорошие, подарки мне всегда дарили.

— А меня отец бил, — с усилием говорит Полина и слёзы снова начинают напирать. — Сильно. Но его уже нет, он умер.

— А мать?

— А мать... Мать продала меня одному негодяю... Дяде Илье.

— Ты поэтому и сбежала?

Полина молча кивает. Сил говорить, чтобы не разреветься, у неё нет. Она сворачивает за Юлей на боковую аллею, где больше тени и газон усыпан одуванчиками. Они молча идут по аллее, пока судороги не отпускают Полину, она отирает слёзы у старой зелёной скамейки. Тут они останавливаются.

— Дядя Илья меня убьёт, если я вернусь, а если не вернусь - найдёт и всё равно убьёт, — тихо говорит Полина, — Возьмёт - и убьёт.

— Не бойся, — отвечает ей бодрым голосом Юля, — Пойдём ко мне, а то тебя, наверное, уже искать начали. Я тебе одежду дам, переодеться, у меня же как раз твой размер. Главное — выждать несколько дней, а потом они подумают, что ты тоже умерла и перестанут тебя искать.

— Но меня же не собьёт машина.

— Но тебя ведь могли украсть и убить, правда?

— Кто?

— Какой-нибудь злой маньяк, который мучает и душит маленьких девочек. Какой-нибудь Дед Мороз, который ест маленьких Снегурочек... Ам-ам!

Полина смотрит на Юлю, ожидая снова увидеть, как она улыбается над шуткой, но Юля глядит вверх, в темнеющие водоёмы крон. Полине становится жутковато от этого взгляда, но вместо того, чтобы развернуться и бежать от сумасшедшей девчонки, она вновь плетётся за ней, не понимая, зачем.

Они не разговаривают до самого Юлиного дома, который находится по ту сторону парка, через два квартала, окружённый заросшим акациями двориком. Шли они довольно быстро, только по пути задержались у продуктового магазина, где Юля купила две бутылки вина, шоколад, яблоки, влажные салфетки и кукурузные хлопья. Деньги, мятые, но не грязные бумажки, она достала из кармана джинс. Полина отмечает вдруг, что у Юли нет при себе ничего из современных гаджетов. Ни телефона, ни украшений, ни кредитной карты. Но это ей уже не кажется странным, ведь вся Юля - сама странность.

Дом, в котором живёт Юля, построен давным-давно, из старого жёлтого кирпича, в его подъездах прохладно и просторно, никто не экономил здесь при строительстве места, и лестницы оставляют между собой квадратный провал, достаточный для сооружения двух таких лифтов, как в доме Полины, хотя никакого лифта здесь нет. Перила лестниц высокие и с ручками из бурого дерева, полированного руками нескольких поколений стариков, большинство из которых уже умерло, и на стенах мало надписей, потому что с последнего ремонта уже не рождалось в доме новых детей. Туфли девочек пробуждают под сводами подъезда гулко стучащее по ступенькам эхо, улетающее вверх, к окошку в крыше, через которое льётся полуослепший от пыли солнечный свет.

Они поднимаются выше и выше, до последнего, шестого, этажа, когда Полине уже страшно становится смотреть через перила в провал, настолько непривычно ей, что в этом доме смерть находится так близко к человеку, каждый день. На последнем этаже кроме двух квартир есть ещё проволочная дверь со сбитым замком и лестница за ней, ведущая к ничем не обитой ржавой двери. Юля поднимается по лестнице и вытаскивает из-под блузки висящий на шее ключ. Вся лестничная площадка перед этой последней дверью завалена металлическим и деревянным хламом и ограждена проволочной сеткой.

— Пошли, — говорит Юля.

Полина видит за ржавой дверью маленькое помещение, в котором есть только два предмета: железная лестница и окошко в потолке. Полина без раздумий шагает в это жутковатое место, а Юля запирает за ней дверь. Держа в одной руке пакет с продуктами, а другой - хватаясь за боковые пруты лестницы, Юля лезет наверх. Поднявшись за ней, Полина оказывается на крыше. Крыша покрыта красной черепицей, в нескольких шагах от Полины из неё растёт труба. Полина сидит на краю окошка, не решаясь встать, потому что крыша уходит вниз под углом, а Юля просто идёт по черепице мимо трубы, туда, где в крыше есть невертикальная дверь. Стыдясь показаться трусихой, Полина медленно начинает двигаться ей вслед, нагнувшись и касаясь тёплой шершавой черепицы рукой. Над ней, будто предвестники бури, свистят стрижи.

Там, под дверью, начинается чердак, тёмный, пронизанный солнечными лучами и старыми бельевыми верёвками, заваленный ящиками и металлическим ломом: новый дом Полины. Это продолговатая комната с большим толстым матрасом на полу, сводчатым потолком, подпираемым столбами, а в противоположной стене видна закрытая на засов дверь.

— Вот здесь, — говорит Юля, садясь на золотистый в солнечном свете ящик, — моя квартира. Ванны, конечно, нету, но есть душ из вон той трубы, туалет на улице. Голуби, воробьи, пауки, мыши. Не очень, впрочем, холодно, потому что рядом труба. Летом даже жарковато. С видом на облака и прочее. Будешь тут жить?

— Да, — отвечает Полина.

— Живи, — улыбнувшись, говорит Юля, забираясь с ногами на ящик. — Честно сказать, мне здесь скучно одной.

— И давно ты уже тут? — спрашивает Полина, садясь на старый потрескавшийся стул.

— С прошлого лета.

— О! — говорит Полина, думая о том, что ни за что не смогла бы столько жить на чердаке одна. И ночью было бы очень жутко, — А сюда никто не придёт?

— Та дверь, — Юля показывает в сторону закрытой на щеколду двери, — заперта изнутри, а снаружи завалена канистрой. Сюда могут прийти только тем же путём, каким пришли мы. У кого-то есть ключ от двери, чтобы выйти на крышу, но сюда они не добираются. В крайнем случае спрятаться можно, там, среди ящиков.

Они разговаривают обо всяком, по очереди пьют из стеклянной супницы вино, едят шоколад и грызут яблоки. Полина слушает красивый голос Юли, воркование горлицы из чердачных глубин и свист стрижей, наводящий сладостную тоску перед открывающимся временем. По отражениям лучей на стене видно, как опускается солнце. Пахнет старым деревом, пылью и опилками. Полина совсем перестаёт думать о своей судьбе, и ей хорошо. Она несколько раз облизывает липкие от шоколада губы, рассказывая Юле обо всяких пустяках, но только не о семье.

Когда становится темно, они, уже слегка захмелевшие, сняв туфли, выбираются на крышу, ложатся на нагретую черепицу, над ними небо, полное звёзд. Слова их смолкают, как постепенно перестаёт капать вода из неведомого крана прошлого, и скоро они просто лежат и смотрят вверх, ничего не говоря. Вокруг Полины нет никакого ветра, поэтому деревья молчат, а звёзды становятся всё ярче, набирают глубину, такие чистые, словно вырезанные из тончайшего серебристого металла.

— Юль, а ты уже спала с мужчиной? - спрашивает Полина неожиданно для самой себя. Видимо, тут сказывались пары алкоголя.

— Нет, только с женщинами, - отвечает Юля и смотрит со слегка пьяной улыбкой на подругу.

— А так можно? - задаёт вопрос Полина и поворачивается к Юле.

Их лица разделяют считанные сантиметры. В темноте лицо Юли ещё более прекрасно и Полина дико хочет его поцеловать.

Юля задумывается на минуту, а потом каким-то странным, чужим голосом, шепчет:

— Да, можно. А ты бы хотела попробовать?

— Не знаю, - отвечает Полина, медленно приближаясь к Юле.

— Один разочек всего! Ты наверняка тоже бы хотела со мной! Давай попробуем немного, а? Если тебе не понравится, то я перестану, честно!

Голос её обрывается. Она обнимает Полину за шею, притягивает к себе и целует в губы, страстно и горячо, а та не сопротивляется, тяжело дыша и дрожа всем телом. Оторвавшись от губ Полины, Юля шепчет:

— Ты мастурбируешь? Только честно!

Полина краснеет.

— Иногда...

— Отвечай честно! Мне же интересно, как часто ты ласкаешь себя и чем. Мы же лучшие подруги!

Полина еще немного смущается говорить о таком, но все же отвечает:

— У меня это - как ритуал каждый день перед сном. И делаю я всё пальцами, так как до недавнего времени была девственница.

— А дядя Илья это недоразумение исправил?

— Да... - едва не плача, отвечает Полина.

Придвинувшись к ней вплотную, Юля берёт её за голову, и вновь присасывается к губам. Она отвечает ей тем же и языки их переплетаются в бешеном влажном танце.

— Пойдём в комнату, - говорит ей Юля, оторвавшись от нежных губ подруги, вставая и беря за руку, - а то ещё не хватало свалиться с крыши.

Полина уже привыкла слушаться свою энергичную и властную подругу, а потому следует за ней. Кроме того, Юля попала в точку – Полина фантазировала о лесбийских ласках с ней, но никогда ей бы в этом не призналась. А тут мечта сама идет в руки! Поэтому Полина, поколебавшись и как бы нехотя, отвечает:

— Ладно. Только немного! Но когда скажу, перестанешь, поняла?

Около края крыши с тонким писком проносится летучая мышь. Стена времени медленно растворяется вокруг Полины, заставляя думать только о предстоящем любовном акте.

Когда Полина садится на матрас, Юля оживляется и тут же снимает с себя джинсы и блузку, оставшись полностью обнажённой. Полина отмечает про себя, что у подруги совсем плоская грудь, но кругленькая попка. Юля садится перед Полиной на корточки, задирает ей юбку и начинает стягивать с еще больше покрасневшей подруги трусики.

— Да ляг же ты, неудобно! – с нетерпением командует Юля подругой, а та ей повинуются, ложась на спину и облокачиваясь.

Тонкие розовые трусики быстро спускаются вниз, и взгляду Юли открывается прелестная щёлочка, окруженная легкой кудрявой порослью. Юля осторожно проводит пальцем вдоль пухлых губок, слегка погружает его внутрь. Полина тут же расслабляется, её дыхание учащается. Юля раздвигает аккуратные складочки полового органа и медленно проводит языком вдоль клитора. Полина тихо стонет в ответ и падает спиной на матрас.

— А ты сладенькая, как конфетка! – шепчет Юля, явно знающая толк в подобных развлечениях.

Слегка посасывая всё увеличивающийся в размерах твердый клиторок, Юля суёт два пальца вглубь подруги и начинает активно долбить её изнутри, одновременно покусывая твердый, как маленький член, клитор. От былой застенчивости Полины не остаётся и следа. Она громко стонет, вскрикивает, высоко подкидывая зад навстречу бойкому языку подружки. Подруга быстро расстегнула пуговки на Полининой блузке и принимается крутить и гладить твердые сосочки на её упругой молодой груди. Лаская грудь девушки, Юля одновременно наслаждается вкусом, теплом и нежностью мягких розовых складочек, жадно вдыхая аромат тела подруги, и лижет, лижет. Не проходит и двух минут, как Полина завывает, а Юля чувствует изливающиеся из лона девушки горячие соки, свидетельствующие о быстром и бурном оргазме.

Полине хочется закричать, но она падант в бездну Вселенной, и потому кричать не может, она может только чувствовать наслаждение, отделённое от тела и оттого мучительно беспредельное, ибо нечем спастись от него! Яркое и волшебное отчаяние охватывает Полину перед прекрасным лицом оргазма! Он вновь и вновь входит в её лоно, обжигая, как огонь, и сердце наносит в онемевшее тело свой очередной удар!...

— Ну как? – весело спрашивает у неё прилегшая рядом Юля.

— О Боже! – только и может выговорить обессиленная подруга, - Это было супер!

Она возвращается в себя и видит Юлю, сидящую на коленях возле неё, Юля смотрит ей прямо в глаза. Бледное лицо Юли с влажными потемневшими глазами кажется ей страшным, Полина тихо всхлипывает и рот её напрягается в неприятной гримасе. С ней что-то не то, она не может встать самостоятельно. Поднимая Полину на ноги, Юля коротко стонет от тяжести. Полина плохо стоит, пошатываясь, ступни не чувствуют пола, а тело плывёт куда-то в сторону.