Порочное приключение принца или Смотреть порно приключения Часть 1

— Итак, с какой целью вы пожелали увидеть меня у крыльца этой скромной беседки в столь поздний назначенный вами час?

Он, сэр Уильям Эрнест Гарольд Тейлор, уроженец тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года, шестой законорожденный принц линии Тейлоров и представитель побочной ветви дома Виндзоров, действительно был весьма заинтересован скрытыми пружинами процессов, привёдших его к этой беседке.

Заинтересован — не то слово.

Заинтригован.

Знакомство его с юной леди Алисой — превосходившей, впрочем, в годах на пару лет ещё не покинувшего формально зыбкую грань отрочества самого принца — состоялось несколькими часами тому ранее при обстоятельствах, которые почти кто угодно поименовал бы не вполне скромными.

Взгляд его упал на неё во время случайной встречи по возвращении с традиционной прогулки по фамильному парку после занятий в училище, что проистекало как из естественного интереса студиозуса мужественного пола к отдельно учащимся представителям прекрасной половины — пусть принц пока лишь туманно себе представлял подоплёку и смысл подобного?  — так и из бросившегося ему в глаза крайне неуместного одеяния встреченной незнакомки.

Подол розового лёгкого платьица был столь кратким, что, казалось, при беспечной ходьбе или при случайном порыве ветра может вот-вот открыть колени.

Уильям даже отвёл взгляд в сторону, ощущая некое волнение.

Гувернантка, как показалось принцу, была в глубине души ошеломлена едва ли не сильнее его бесстыдным одеянием незнакомки, но сумела скрыть сие; как он слышал когда-то, представительниц их призвания специально учат не показывать своих чувств в тех случаях, когда это способно лишь причинить вред. Как ни в чём не бывало она невозмутимо представила принца и леди друг другу; тут-то Уильям и узнал имя странной девушки.

Алиса не менее невозмутимо протянула руку для поцелуя и даже сделала книксен, кажется, нисколько не смутившись тому, что взгляд принца при этом совсем непроизвольно скользнул в сторону её полунагих ног.

Произнеся вполголоса с полагающейся скромностью полагающиеся при знакомстве слова, шёпотом она в те же мгновения — втайне от известной своей глуховатостью гувернантки — добавила ещё несколько слов.

Назначая место и время будущей встречи.

Мог ли принц Уильям отказаться? Это не соответствовало бы правилам поведения рыцаря и джентльмена. Кроме того, мысль о встрече вызывала в нём некое неизъяснимое волнение.

Теперь, однако, его волновала мысль о неизвестных потаённых мотивах встречи.

— Во время нашей первой встречи мне показалось, что часть Вашего ума отвлечена и словно бы ввергнута в смущение чем-то,  — мелодично и нараспев произнесла Алиса, не отводя от Уильяма взгляд своих кристально чистых голубых глаз.  — По некотором размышлении мне как будто удалось догадаться, что послужило для Вас истоком стеснения, хотя для полной уверенности мне не хватает открытого прямого ответа из Ваших уст.

Уильям моргнул поражённо, слова не так давно встреченной им собеседницы вплетались в сознание с запозданием, сеть куртуазнейших оборотов не сразу могла усвоиться его разумом. Ну а эти высокопарные интонации, подчёркивание своим голосом едва ли не каждого местоимения?

Принц не так много видывал в жизни людей, что использовали бы это хотя бы в письменной речи, Алиса же даже 

устную речь свою строила так, словно каждое «Вы» в её ротике рождалось написанным прописью.

— Прошу Вас открыть мне его, развеять недоумение, чем Вы внесли бы покой в мою душу и сняли терзающее меня уже полчаса лёгкое чувство неловкости,  — прижала театрально Алиса на долю мгновения к своей груди руки.  — Скажите, суть же ведь в стиле моего одеяния?

Уильям почувствовал себя немного неловко.

— Вы правы, сударыня.  — В растерянности он назвал её обращением, обычно применяемым к женщине из простого народа, при том что собеседница его как будто принадлежала к дворянскому роду.  — Видите ли...

— Я так и думала,  — с сожалением выдохнула Алиса, перебив принца на полуслове.  — Дело в его длине, не так ли?

Пальцы её левой руки пробежали сверху вниз по розовой ткани платья до самого его края.

— Я вынуждена Вам признаться кое в чём, Ваше Высочество, если Вы обещаете мне воздержаться от смеха. Дело в том, что значительная часть моего детства была проведена мною в краях, хотя формально лежащих под властью Британской короны, но реально едва ли могущих быть причисленными к сюзеренитету какого бы то ни было обычного общественного устройства. Принятые в тех краях обычаи столь диковинны и столь отличны от всего известного нам в качестве установленного порядка вещей, что даже малой части рассказанного мною о моём пребывании в тех невероятных краях одному математику более чем хватило, чтобы снискать известность великого сказочника.

— Вы... хотите сказать...  — Принц Уильям с неписаными усилиями сложил воедино два и два.  — Сэр Чарльз — Ваш знакомый?

Он попытался в меру усилий своих использовать то же интонационное выделение местоимения «Вы», хотя не мог быть уверен в успешности этого. Алиса играючись приложила палец правой руки к губам.

— Я Вас умоляю. Вы даже не представляете, на сколько вопросов мне приходится отвечать в связи с этим.

Улыбка сама раздвинула губы принца.

Ему вспомнились изменения в лицах и голосах окружающих, неизменно происходящие при введении их в известность о его статусе в королевском доме.

— Обещаю не мучить Вас.

— Обещаю в свой черёд ответить взаимностью и не подвергать мучениям Вас,  — согласно улыбнулась Алиса.  — Правда, для этого не мешало бы окончательно прояснить вопрос со столь смущающим Вас платьем.

Пальчики её левой руки чуть потеребили край упомянутого предмета одежды, отчего принц стал невольно терять нить беседы.

— Я, в действительности, так плохо ориентируюсь в иных обычаях своей родины, что подчас ощущаю себя иностранкой в родной стране.

Алиса сжала большой и указательный пальцы вокруг складчатого края платья, словно заключая его в зажим.

— Оно слишком коротко? Или, наоборот, слишком длинно?..

Едва лишь изреча последние слова, Алиса чуть двинула левую руку вверх, вместе с нею двинув вверх и край розового платья, обнажив колени; принц ощутил, как щёки его словно покалывает миллиард микроскопических иголочек, но не мог отвести взгляда.

— Или так тоже длина чересчур велика?..

Шагнув назад и тем вольно или невольно предоставив принцу Уильяму ещё больше обзора, Алиса грациозно коснулась краёв платья — 

уже обеими руками — и позволила оному одеянию задраться ещё выше, обнажая неимоверно белые бёдра, совершенство и красоту которых хоть в отчасти подобном виде ему доводилось зреть разве что на курсах античной скульптуры. Виданное ли дело, чтобы цивилизованная леди, не какая-нибудь эллинская язычница, настолько обнажила себя?

Алиса меж тем, как вдруг с изумлением обнаружил почти лишившийся дара речи принц Уильям, невозмутимо изучала его глубоким взглядом своих голубых глаз.

И явно не собиралась останавливаться.

Словно красуясь — о небесные силы, гром и молния, она ведь действительно красуется!  — она приподняла ещё выше свои ладони вместе с зажатыми меж кончиков тонких пальцев краями её платья. Ещё немного — и взгляду приоткроется то, что на курсах той же античной скульптуры и аналогичных занятиях стыдливо именовалось тазовой частью тела.

— Что Вы делаете?..  — наконец обрёл дар речи Уильям.

Пальцы Алисы застыли, плотно прижатые к телу через тончайшую ткань.

Сама Алиса сделала шаг вперёд, тем с новой силой приковав взгляд принца к собственным нагим ногам.

— Вам так не нравится?

— Мне... не... то есть...

Взгляд принца блуждал, тем не менее не отступая слишком далеко от явленного ему зрелища, мысли же наотрез отказывались собираться в единое целое и изъявлять себя через речь.

Если уж совсем начистоту, он не мог со всей честностью сказать, что ему не нравится это.

Но разве эта плоскость вообще имеет значение?

— Спросите себя.  — Алиса словно затягивала его вглубь себя своим манящим взглядом бездонных голубых глаз.  — Спросите себя самого, забыв о наставниках, авторитетах, запретах, традициях, правилах. Обратитесь к собственным желаниям и чувствам.

Принц Уильям почему-то ощутил себя на краю пропасти...

— Вам это нравится?

Пропасть притягивала...

— Да.

Он ли это сказал? Прозвучало так сухо, совершенно без стилистических украшательств, коими старательно учили инкрустировать речь его усердные учителя.

Кровь прилила к его лицу.

— Вам бы хотелось,  — тихо произнесла Алиса, не отрывая взгляда от его глаз,  — чтобы я приподняла платье до самого конца? Чтобы я,  — она чуть помедлила,  — сняла его?

Синева её глаз отдавала бесконечностью...

— Подумай о том, чего хочешь ты сам. Только ты один. Чего не может знать или хотеть никто, кроме тебя.

... и в то же время — чем-то ведьмовским.

Уильяму вдруг вспомнилось кое-что из рассказываемых ему в детстве престарелой матушкой Агриппиной преданий об искушениях святых праведников. В силах ли простой смертный противиться искушению?

Алиса шагнула вперёд, вновь переключая внимание принца на безумно нагие ноги...

— Да,  — хрипло выдохнул он.

Край пропасти перешагнуть оказалось чересчур легко.

Первое ощущение — паника.

— Я не... То есть...  — Его залило краской.  — В смысле, я...

Царившая прежде едва ощутимая прохлада в глубине бездонных голубых глаз неуловимо сменилась тёплой нежностью.

— Не бойся,  — шепнула Алиса.

Она отступила на шаг, позволяя принцу в очередной раз получше рассмотреть себя.

— Всё правильно. Ты — хочешь...

Как бы держа его немигающим взглядом своих колдовских синих очей, Алиса привычным движением сцепила крепче пальцы вокруг края розового одеяния и чуть сдвинула их вверх, за пределы уже достигнутых рубежей.

Ощущая, что горит заживо, словно бы уже предвкушая неизбежные за роковой чертой 

адские муки, он не мог отвести глаз от изумительнейших открывающихся его взгляду очертаний, от превосходящих в изяществе любую соответствующую часть любой скульптуры ягодиц, от ещё ни разу в жизни не виденных им, но почему-то странно будоражащих складочек кожи несколькими сантиметрами ниже нежного пупка; с запоздалым изумлением Уильям осознал, что на собеседнице его нет ни корсета, ни пижамы, ни иных обязательных атрибутов одеяния светской леди.

Край одеяния Алисы поднимался всё выше; в какой-то момент Уильям осознал — о небо — что доступной его взору снизу стала та часть дамской плоти, каковую фривольничающие кокотки — так, по крайней мере, характеризовала этих леди его гувернантка, мисс Сэндерс,  — обычно выставляют на обозрение сверху через декольтированный вырез. Но принц не успел ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни даже покраснеть заново как следует; прежде чем он успел хоть что-либо подумать или ощутить, Алиса позволила краям платья задраться ещё выше — и очень естественным движением попросту сняла его через голову, встав пред ним совершенно нагой, в костюме Евы до грехопадения.

— Нравится?

Она чуть наклонила голову; глаза её блеснули. Принц невольно удивился, поймав себя на том, что даже теперь, при всей невообразимости созерцаемого им зрелища, часть его сознания продолжает уделять внимание синим глазам Алисы.

— Нравится ли тебе то, что ты видишь?  — вновь шепнула она.  — Мне бы хотелось, чтобы ты признал это... вслух. Большей частью для самого себя.

Она облизнула губы, не сводя с Уильяма взгляда.

Признать это вслух? Признать вслух, что ему нравится видеть Алису нагой? Он словно живой кожей ощутил жар пощёчин гувернантки, поймавшей его некогда на слишком пристальном изучении рисунков древнегреческих скульптур.

— Нравится.

Он сглотнул слюну. Сердце его, кажется, было готово разорвать изнутри грудную клетку.

— Что — нравится?

Глаза Алисы загадочно мерцали. Снова это томительное желание сигануть в пропасть с головой...

— Видеть тебя. Нагой.

Алиса чуть улыбнулась, словно поздравляя его с небольшой победой — или поздравляя себя. Сделала короткий шаг вперёд, пристально глядя ему в глаза.

— Если бы ты внимательно заглянул в себя, отвергнув всё, что закрепощает стремления, ещё тогда, когда мы только-только впервые увидели друг друга, ты бы уже тогда ощутил в себе желание увидеть меня нагой?

Алиса сделала ещё один шаг вперёд.

Представить — вспомнить и рассмотреть — свои прежние ощущения оказалось не легко, а чересчур легко...

— Да.

— Значит,  — она вновь облизнула губы,  — можно сказать, что уже тогда ты хотел увидеть меня без одежды?

— Да.

Голова его кружилась.

— Скажи это.

— Я... хотел увидеть тебя обнажённой с самого момента нашей встречи. Увидеть твоё нагое тело. Увидеть тебя всю.

Почему он испытывает столь дикое удовольствие, намеренно произнося слова, за которые мисс Сэндерс сразу бы его убила? Возможно, потому что знает: это приятно Алисе.

Или дело не только в этом?

Алиса улыбнулась уже совершенно открыто, торжествующе, подходя ещё ближе. Во взгляде её на миг проскользнуло нечто похожее на то выражение глаз, с которым его высокородные родители иногда смотрели друг на друга.

Ощущение собственничества.

— А чего ты хочешь сейчас?

Она смотрела прямо 

ему в лицо, глаза в глаза. Его хватило в ответ только лишь на одно слово.

— Прикосновения.

Алиса сделала ещё один маленький шаг вперёд, словно бы в робости колебания, и неожиданно прильнула к груди принца. Уильям неуверенно обнял её, впитывая в себя, запечатлевая в своей памяти каждый миг прикосновения к совершенно нагой девушке. Вдруг он ощутил, как тонкие изящные пальцы Алисы проникают за ремень его брюк и касаются того, что разными людьми вокруг него именовалось срамом, детородным органом, смешным детским словом, взрослым нецензурным словом и даже причудливым латинским термином «реnis».

Уильяму уже далеко не первую минуту приходилось ощущать там некоторое значительное напряжение плоти, заставившее его поначалу испытать особенный стыд перед Алисой.

Но прикосновение её пальчиков... там, где до того успевали проскальзывать лишь его собственные пальцы...

Его ошпарило краской стыда.

От воспоминаний о том, что он иногда делал, от того, что сейчас делает Алиса — и ещё от того, что она сейчас вновь неотрывно смотрит ему в глаза, порождая тем самым иррациональную догадку, переходящую в уверенность: она знает.

— Ты часто делаешь так?  — подтвердила она его догадку.

Сладкий, нежный шёпот в ушах. В голове — воспоминания о сотнях случаях, о которых не знает и не должна никогда узнать гувернантка, сотнях последующих вспышек стыда и попыток хоть как-то перебороть нечестивые желания.

— Э... как?  — спросил он.

Алиса чуть приподняла голову и заглянула ему в глаза глубже.

— Не надо фальши. Здесь не место для неправды.

Хотя и не до конца понимая, что за «здесь» она имеет в виду — ведь не о беседке же речь?  — он тем не менее внутри себя всей душой и всей плотью понимал, что она права.

Так же, как ощущал всем телом и всей душой прижавшуюся к нему нагую девушку.

И кончики её тонких пальцев.

— Часто,  — выдохнул он.

— Тебе это нравится?  — сладко шепнула она.

Принц замер с ответом, прислушиваясь к диким, сумасшедшим, совершенно неистовым ощущениям. Мысль о том, что эта девушка, эта невозможная леди сама добровольно проделывает с ним то, что он сотни раз со стыдом проделывал сам с собою исключительно за закрытыми дверьми, сводила его с ума.

— Да.

У Уильяма стало возникать чувство, которое французы называют причудливым словосочетанием «dеjа vu».

— Скажи это...

— Что?

На миг Уильям испугался, что она вновь заподозрит его в увёртках, меж тем как он действительно не вполне понимал, что именно должен сказать; Алиса, однако, лишь игриво пощекотала кончиком носа его шею.

— Как часто ты делаешь это,  — тепло дохнула она.  — Что именно делаешь. И насколько тебе это нравится.

Она озорно глянула на него:

— Если нравится.

Пальчики её проворно сгибались и разгибались, словно совершая медленный странный вальс с наклонами и приседаниями. Алиса смотрела на него с полуулыбкой через опущенные ресницы.

Уильям в очередной раз ощутил жуткое подозрение, что под видом прекрасной девушки перед ним явившийся искусить его до самого дна Преисподней демон — но, что казалось ещё более жутким, ему было уже практически всё равно.

— Я почти каждую неделю...  

почти каждую неделю...

Принц замялся и запылал.

Не сказать же: «тереблю детородный орган» или «дёргаю часть тела, по-латински именуемую penis»? Из памяти всплыло специальное церковное обозначение, пару раз вдолбленное в его голову той же мисс Сэндерс.

— Занимаюсь... рукоблудом.  — Едва выговорив это слово, он понял, что прежде застилавший его щёки жар был свежим морским ветерком. Но отступать было поздно.

Пальчики Алисы сжались колечком вокруг пресловутого детородного органа и заскользили вверх и вниз.

— Тебе это нравится?  — Каждое слово её было слаще заморского фрукта «апельсин», который Уильяму довелось как-то раз пробовать на королевском бале.

— Очень,  — выдохнул он.

— Что нравится?  — Темп ласковых движений Алисы ускорился.

— Р-рукоблуд.

К удивлению своему, Уильям обнаружил, что — по всей видимости, благодаря умело отвлекающим действиям пальцев Алисы,  — способен выговорить это слово не только без особого заикания, но и практически без стыда.

— Теперь скажи это целиком.

Уильям сказал.

Алиса рассмеялась — звонко, как колокольчик.

— Теперь посмотрим, правильно ли я тебя поняла. Ты каждую неделю занимаешься... рукоблудом.  — Она с особым удовольствием повторила использованное Уильямом выражение.  — Тебе это нравится. А при первой же встрече с незнакомой леди тебе сразу хочется увидеть её обнажённой. Так?

Уильяму ничего не оставалось, кроме как кивнуть, в глубине души — а есть ли ещё у него душа?  — надеясь, что она не заставит его повторять вслух ещё и всё это в целом.

Левой, доселе незанятой рукой Алиса погладила его по голове.

— Бедный.

Она слегка взъерошила его волосы.

— Я ведь обещала тебя не мучать. А что я делаю с тобой? Причём,  — тут она лукаво полукуснула-полулизнула его подбородок,  — ты меня почему-то не останавливаешь.

Алиса вновь прильнула к нему, потёршись головой о его грудь.

— Больше не буду.

— Помучь...

Он ли сказал это? Или сие само неведомо как слетело с его уст?

Она оторвала голову от его груди, внимательно посмотрев на Уильяма своими мерцающими колдовскими очами, изучая его, рассматривая словно бы впервые.

— Ты точно этого хочешь? Чтобы я продолжала,  — Алиса облизнула губы,  — тебя развращать?..

— Да.

Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему легко. Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему трудно.

Так как, кажется, он был здесь вообще ни при чём.

Алиса взмахнула ресницами:

— Ты, наверное, думаешь, что дальше развратить тебя уже просто невозможно. Или, что вернее, о существовании неких незыблемых рубежей, от которых ты никогда не отступишь — так как не можешь отступить. Верно?

Уильям чуть-чуть пожал плечами, не зная что ответить определённо.

Алиса вновь невинно взмахнула ресницами:

— Одним из таких непреодолимых рубежей ты, наверное, как мужчина и рыцарь, считаешь насилие над женщиной. То, чего ты никогда не совершишь и не захочешь; то, что противоречит букве всех рыцарских кодексов и высоких правил. Так?

— Так,  — невольно помрачнел Уильям.

Ему вспомнились кое-какие из подслушанных разговоров.

— Насилие над женщиной,  — изрёк он, слыша себя самого словно бы издалека и без сомнения частично повторяя чужие слова,  — одно из мерзейших преступлений, не оправдываемое ничем, даже если прикрывается словами о беспощадности к врагу. Особенно...

Он недоговорил подразумеваемое: «Особенно такое насилие над 

женщиной, которое, по всей вероятности, имеешь в виду ты».

Вообще многие из тех клочков дворцовых разговоров, прежде туманных и малопонятных, почему-то теперь вдруг обрели в его голове смысл. Как будто происходящее ныне между ним и Алисой сложило некую китайскую мозаику в его голове.

Теперь многое не было для него абстракцией, хотя всю физическую суть сокровенного он ещё не до конца понимал.

Алиса задумчиво посмотрела ему в глаза.

— У тебя есть в высшем свете какая-нибудь знакомая дама приблизительно твоих лет — или не старше двадцати пяти — которая бы тебе нравилась? Нравилась внешне и внутренне? Производила впечатление милой и симпатичной особы?

Соответствующая описанию персона вспомнилась быстро.

— Есть.  — Взгляд принца на миг застлало лёгкой романтической поволокой.  — Леди Дженни, она...

— Подожди.  — Ласковым движением ладони Алиса заслонила его рот и пресекла зарождающийся было монолог.  — Она привлекательна, не так ли? При этом возвышенна и воздушна, так что ни одна мысль ниже седьмого неба не способна её коснуться?

Принц лишь кивнул, удивляясь осведомлённости Алисы.

— Если это не тайна, ответьте, милорд, сколько часов в неделю с Вами занимаются учителя, имея целью привить Вам навык высокого штиля в общении и умения производить наивозвышеннейшее впечатление на собеседника?

Столь резкая смена дистанции в словах Алисы на миг обескуражила принца, но он тут же сообразил, что это ирония.

— Около семнадцати часов,  — признался он.  — В праздничные периоды — по пять или по шесть.

— Значит,  — улыбнулась Алиса,  — для любого неподкованного собеседника из высшего света ты также представляешь собою возвышенное и воздушное существо, коего не может коснуться ни одна мысль ниже седьмого неба. При том, что — как это мы уже выяснили — каждую неделю отдаёшься непристойным занятиям и мечтаешь увидеть голой первую же увиденную леди.

Уильям смущённо замолчал. В сказанном Алисой были уже не раз замеченные им натяжки, но он совершенно не хотел и не собирался с ней спорить.

— Насилие,  — мурлыкнула Алиса, потёршись виском о его висок.  — Оно отвратительно тем, что противоречит воле жертвы, её личным желаниям, её устремлениям. Согласен?

Принц промычал что-то утвердительное.

— А если бы не противоречило?

Уильям изумлённо моргнул. Алиса взглянула на него.

— Произведём мысленный эксперимент. Знаешь, что это такое?  — шепнула она.  — Это когда человек пытается представить себе нечто маловероятное, но в принципе возможное, и реагировать на это внутри себя так, как если бы оно на самом деле произошло. Например, если я скажу, что в Лондоне в навозной яме нашли бриллиант размером с куриное яйцо — что маловероятно, но всё-таки возможно,  — ты попытаешься временно подумать об этом так, как будто это правда.

Алиса прикрыла глаза. После чего, всё так же не открывая глаз, приоткрыла губы и провела кончиком языка по шее Уильяма.

— То, чем ты занимаешься не реже раза в неделю. Знаешь ли ты, что девушки тоже любят этим заниматься? У нас есть свои приёмы, но суть получения удовольствия та же.

Уильям в очередной по счёту раз порозовел. Почему-то на ум пришла непрошеная мысль о том, занимается 

ли этим Алиса.

— Ты каждую неделю наслаждаешься этим, но для всего мира и высшего света ты — благовоспитанный джентльмен.  — Она тихо хихикнула.  — Следовательно, у всех могут быть свои тайны и скелеты в шкафу.

Её нежный голос постепенно приобретал плавность и мерность, начинал усыплять.

— Тем, в чём ты так стеснялся признаться, вообще занимаются все.  — Она искоса сощурилась на Уильяма.  — Или почти все.

Она облизнула губы.

— В том числе и леди Дженни.

Уильям вздрогнул, но более ничего не ответил на это кощунство. То ли потому что не хотел выпускать из объятий Алису. То ли потому что был связан условием стараться временно верить в описываемое Алисой. То ли потому что вновь ощутил пируэт её гибких пальчиков где-то внизу.

— Представь себе,  — Алиса прижалась к нему теснее,  — что леди Дженни, оставаясь наедине с собою, сбрасывает маску неземного возвышенного существа, старательно созданную ею по заветам её учителей, и проскальзывает рукой под подол собственного платья. О нет, я не говорю, что это так, она может быть воистину чистым возвышенным существом, я просто прошу — представь себе это, как если бы это было так. Ведь это могло бы быть так, хотя бы в одной из возможных философских вселенных?

Тихий шёпот Алисы убаюкивал и горячил кровь одновременно. Чувствуя, что падает ниже ещё на один Круг Преисподней, ощущая нечто среднее между предательством, кощунством и опьянением, Уильям действительно представил себе описанное.

— Подобно тебе, на людях непроницаемому и чопорному, а внутри себя фантазирующему — ведь о чём-то же ты фантазируешь не меньше раза в неделю, верно?  — о гадких, гнусных вещах, известная тебе леди Дженни также способна внутри себя порождать такие мысленные образы, которые никогда, никогда не выпустит на белый свет...

Шёпот Алисы на миг смолк.

— Тебе ведь нравилось, что я тебя мучаю. Правда?

Уильям мог лишь молча признать очевидное.

— Значит, от мучений тоже можно получать удовольствие. От мучений неважно какой природы — всё зависит от человека. Возможно даже получать удовольствие от грубого обращения с собой или втайне мечтать об этом, представляя себе это во всех возможных ситуациях или аспектах.

Голос Алисы приобрёл лёгкую мелодичность и напевность.

— Возможно даже мечтать о насилии. Представь себе на миг, как леди Дженни после возвращения с дворцового бала, оставшись одна и убедившись в этом, заперев все окна и двери, смущённо проскальзывает ладонью себе за корсаж. Свободную руку запустив под подол платья, бесстыдным образом ласкает себя, мысленно представляя себя при этом беззащитной жертвой насилия, крестьянкой в захваченном врагами городе. Рывок — и в её воображении одежда на ней разрывается от жестоких рук солдата. Толчок — и её... несчастную крестьянку... ставят лицом к углу и заставляют встать на четвереньки... чтобы... потом... по очереди... насиловать всем батальоном. Леди Дженни выгибается всем телом, из уст её слышен тонкий стон... мысленно она там — где её грубо избили, сорвали с неё всю одежду и использовали как средство удовлетворения животных потребностей солдатчины.

Алиса на некоторое время замолчала.

Уильям вдруг 

с изумлением обнаружил, что жадно вслушивается в её слова и с нетерпением ждёт продолжения её рассказа. Хотя первым побуждением его было немедленно прервать возмутительные речи Алисы, сумасбродные для всех, кто видел и знал подлинную леди Дженни — хрупкое, ажурное светловолосое создание с чистым ясным взглядом, легко приходящее в смущение и ещё легче в обиду, едва ли способное даже в страшном сне представлять себе такие вещи.

Но...

— Представь себе это. Просто представь. Как леди Дженни каждую неделю или даже каждый день распаляет себя подобными фантазиями. Как иногда — не в силах даже дождаться возвращения домой с бала?  — проскальзывает ладонью себе под подол платья прямо в карете. Представляя себя — о, безумные искушения духа?  — уже не нищей крестьянкой, а городскою служанкой, служанкою на работе у сверх меры жестокого и сластолюбивого господина, любящего бить её кнутом и заставлять выполнять непристойные вещи. Она представляет себя заплаканной, себя совершенно нагой, вставшей перед извергом-хозяином на колени, в то время как её тиранический сюзерен,  — тут интонации Алисы чуть дрогнули,  — п-приказывает ей открыть губы и использовать гнуснейшим образом язычок для ублажения его подлой плоти...

Уильяма передёрнуло от обрисованной синеглазой ведьмой картины, в то же время он ощутил дикую вспышку жара в низу живота. Колени его задрожали.

— Иногда,  — тут голос Алисы стих, она бросила на принца Уильяма робкий взгляд снизу вверх, словно ловя в его глазах встречный отблеск,  — она даже фантазирует о том, как нечто подобное происходит с нею самой — как с леди Дженни. Например,  — Алиса облизнула губы,  — о том, как в результате дворцового заговора она попадает в чей-то плен или даже о том, как кто-то узнаёт о её нескромных фантазиях — да-да, и такой поворот сюжета тоже,  — после чего принимается угрожать ей разоблачением, требуя в обмен на сохранение её тайны стать покорной одалиской для проникшего в тайну. Лаская себя проникшей под подол рукой, она представляет себе, как она — леди Дженни — с гордым видом и стоящими в глазах слезами делает то же самое перед шантажирующим её злодеем, прямо под его неотрывным пристальным взглядом, повинуясь его непристойному требованию...

Шёпот Алисы стал жарким. Она вновь взглянула принцу в глаза.

— Представь себе, Уильям. Что всё это вдруг оказалось правдой и что ты... каким-то образом абсолютно точно узнал об этом. Представь, что ты оказался каким-то образом с ней наедине, так что никто никогда не узнает о произошедшем... оказался с ней наедине, зная, чем она занимается и о чём фантазирует каждый вечер... ты бы сделал это с ней, Уильям? Ты б порвал на ней одежду, развернул лицом к стене, заставил её... совершать непристойности? Зная, что она как сумасшедшая об этом мечтает и что никто никогда не узнает о случившемся?..

Вслушиваясь в заметно участившееся дыхание Уильяма, Алиса тихо рассмеялась.

— Да ты ведь уже фантазируешь об этом, милый. Знаешь ли ты, что это означает?

Уильям моргнул. Алиса с удовольствием объяснила:

— Что глубинная часть тебя, не 

скованная моральными запретами, просто мечтает изнасиловать леди Дженни. Раз устранение запрета путём предположения, что леди Дженни сама хочет этого, побуждает тебя мечтать о её изнасиловании, значит, где-то глубоко под слоем морали ты хочешь этого и так. Так же, как хотел увидеть меня нагой ещё при первой встрече.

Алиса вновь рассмеялась, с самыми довольными интонациями.

— И ты ведь теперь обязательно будешь фантазировать об этом. Мысленно представлять, что и как сделал бы с бедной леди Дженни, или приписывать ей в фантазиях свои собственные нечестивые мечты.

Уильям закусил губу.

Самым мерзким было то, что эта синеглазая ведьма, эта искусительница из глубин Преисподней в его объятиях была целиком и полностью права.

Страшно представить, но частице его существа, усыплённого, одурманенного Алисой, действительно на миг захотелось, чтобы леди Дженни, светлый ангел, была именно такой.

Вдруг воображению его предстала ясная как день картина — леди Дженни, стоящая в пяти шагах от него, где прежде он имел шанс лицезреть Алису, с театрально-красующимся видом касающаяся кончиками пальцев краёв своего платья и медленным уже известным принцу бесстыжим образом приподнимающая подол.

Он отогнал видение.

Тем временем Алиса безмятежно наблюдала за ним с загадочной полуулыбкой.

— Ты не верил, что способен пасть до подобной глубины.  — Почему-то поспешно опустив мохнатые ресницы, она спрятала за ними подозрительно полыхнувшие в глазах искры.  — Теперь ты не доверяешь даже самому себе. Ты не знаешь, что о себе самом думать. Ты не знаешь, чего от себя ожидать.

Путешественница по Стране Чудес, каковую принц Уильям мечтал увидеть, с коей втайне мечтал поговорить едва ли не с самых ранних детских лет — мог ли он тогда предвидеть, при каких обстоятельствах и каким образом это произойдёт?  — чуть-чуть приподняла голову и вновь заглянула ему в глаза, почти касаясь кончика его носа кончиком своего.

— И виновата в этом я,  — сладко шепнула Алиса, прижавшись к нему крепче своим нагим телом.  — Никто иная.

Уильям ощутил, что готов взорваться изнутри от переполняющего его странной природы жара.

— Разве я не заслуживаю наказания?  — вновь шепнула она, оставив лёгкий влажный осадок от своего дыхания на левом ухе Уильяма.  — Как распутница, развратница, будящая странные и... противоестественные желания? Разве я не заслуживаю того, чтобы... самой пасть жертвой разбуженных роковых стремлений... подобных тем, что только что злонамеренно пробудила в направлении ничем не повинной леди Дженни?

Принц ещё только лишь осмыслял эту произнесённую Алисой с лёгким придыханием фразу, тем не менее заранее уже чувствуя внутри себя бешеное сердцебиение и подступающий к горлу комок, а гостья из Страны Чудес меж тем прильнула к нему ещё тесней, чуть сдвинув обхватывающие его поясницу ладони таким образом, чтобы заставить брюки его сползти вниз, а самого принца побудить вновь преисполниться сладким стыдом и волнующими дивными ощущениями.

— Разве я не заслуживаю,  — жарко выдохнула она прямо в ухо принцу Уильяму,  — чтобы со мной поступили, как с последней мразью, дрянью... не заслуживающей и даже не ведающей ничего иного? Чтобы меня подвергли унижению, как уличную 

девку, как шалаву, шлюху... свершив насилие над моим телом и моей волей? Намотав на кулак мои длинные волосы и грубо, рывком, оттянув в сторону мою голову... резко развернув меня спиною к себе и, хорошенько огрев, чтобы не артачилась, опустить силой на все четыре кости, заставив оттопырить ягодицы?

Смежив веки и прижав губы вплотную к уху слегка дрожащего в полуознобе и также прикрывшего глаза Уильяма, Алиса шепнула ему ещё несколько фраз — фраз, от которых жар, переполняющий его изнутри, уподобился солнечному, а составлявшаяся внутри него китайская мозаика запретных взрослых знаний наконец дополнилась парой последних недостающих деталей.

Застонав в глубине себя, Уильям приобнял наконец в ответ льнущую к нему девушку, претерпевая безумные, совершенно безумные ощущения от прикосновения собственных пальцев к нагой юной женской плоти.

Проведя ладонью вверх по её ничем не прикрытой талии — Алиса при этом широко открыла свои глубокие как два озера глаза — он довёл ладонь до той части изящного стана путешественницы по Стране Чудес, где кончики её длинных волос уже соприкасались с кончиками его пальцев.

Алиса пристально смотрела на Уильяма. Глаза её почему-то блестели уже подобно двум звёздам.

Не веря собственным чувствам, Уильям запустил пальцы глубже в каштановые волосы гостьи из Страны Чудес. Видя всё то же безмятежное сияние в глубине её голубых глаз, чуть сжал пальцы.

Потянул.

Вновь полуприкрыв глаза, Алиса чуть дёрнула головой со слегка поджатыми губками и немного капризным видом — как бы сопротивляясь.

Обозначив слабый протест.

«Представь, что ты оказался каким-то образом с ней наедине, так что никто никогда не узнает о произошедшем... оказался с ней наедине, зная, чем она занимается и о чём фантазирует каждый вечер... ты бы сделал это с ней, Уильям? »

Принц ощутил, как его рука дёргается из стороны в сторону, совершая наматывающие движения.

«Ты б порвал на ней одежду, развернул лицом к стене, заставил её... совершать непристойности? Зная, что она как сумасшедшая об этом мечтает и что никто никогда не узнает о случившемся? ».

Нежный шёпот Алисы звучал в его ушах, порождая множественное эхо между стенками черепа и заставляя представать умственному взору странные образы.

— Кругом.

Принц не сразу узнал звучание собственного голоса.

Алиса протестующе мотнула головкой, вновь поджав губы. Напрасно, чрезвычайно напрасно она это сделала — в следующее мгновение прекрасные её волосы были схвачены и дёрнуты с такой силой, что полуприкрытые глаза её в ту же секунду недоумённо распахнулись и в них стояли слёзы пополам с некоторой будто бы даже обидой.

Схватив Алису за нагие плечи и силой заставив развернуться, Уильям произвёл подсечку — или подножку, хотя, учитывая цели этого приёма в данном случае, назвать подсечкой его тут было бы гораздо более уместным.

Пошатнувшись от боли в ушибленной при этом щиколотке, Алиса полусогнула колени.

— Non, monsieur...

Неясно почему, но эта французская фраза, произнесённая не то умоляющим, не то жеманным тоном, звучащая издевательством в устах чистокровной англичанки, взбеленила Уильяма едва ли не сильней, чем всё сказанное и сделанное синеглазой ведьмой ранее. Вцепившись крепче в белые 

и казавшиеся ещё недавно такими невинными плечи, распалённый принц прижал к себе уже почти не сопротивляющуюся девчонку, ощущая касание её нежных ягодиц, уже даже и не осознавая толком, что повинуется почти во всём пятью минутами ранее слетевшему с её уст жаркому шёпоту.

— Non!..

Полувыдох-полустон этот вылетел из её лёгких... едва ли не одновременно с тем, как Уильям проник в неё.

Грубо, бесцеремонно — и притом неумело, с трудом нашаривая своим детородным органом дорожку меж багряных лабиринтов насыщенной кровью кожи.

Следуя в основном лишь велению плоти — а также тем словам Алисы, что были ею изречены сладким шёпотом на ухо принцу Уильяму в те мгновенья, когда она ещё лишь только склоняла его к тому, что неминуемо должно было произойти.

— S'il vous plait, non!..  — вопреки своей же собственной мольбе, а может статься, просто от боли, Алиса раздвинула ягодицы.

Воспользовавшись этим, чтобы проникнуть в неё ещё глубже, Уильям сжал пальцы, ощущая, что вцепляется ногтями в её нежные плечи уже буквально до крови.

Вместо вероятной оторопи и отвращения принц ощутил ещё более пламенную вспышку распирающего его изнутри жара — и, вытянувшись вперёд, неожиданно даже для себя впился зубами в ухо синеглазой ведьмы.

От боли невольно дёрнувшись, Алиса выгнулась всем телом и приглушенно застонала... стон этот почти слился с собственным стоном Уильяма, ощущающего, как что-то навсегда покидает его плоть, чтобы перетечь в плоть иную.

Обессиленно упав сверху на нагую расцарапанную девушку, он вдавил её в траву и одновременно чуть сдавил собственными бёдрами на манер наездника — мгновением позже, впрочем, утеряв величественную осанку и повалившись окончательно на свою жертву, уткнувшись носом прямо в её пахнущие ландышем каштановые волосы.

И смежил веки.

•  •  •

— Как Вам не стыдно,  — укоризненно покачала головой Алиса. Розовое нескромное платье вновь облачало её великолепную фигуру, открывая взорам непревзойдённые ноги до коленей.  — Возжелать узреть незнакомую леди в освобождённом от одежд виде на первой же встрече — и грубо, подобно похотливому зверю, накинуться на неё, силой вынудив расстаться с девичьей честью, на второй. Что об этом сказала бы Ваша гувернантка, мисс Сэндерс?

Щёки Уильяма заалели, уже не впервые за последние минуты. Он неловко переступил с ноги на ногу, совершенно не представляя что ему думать и что говорить.

— Я... ещё увижу Вас?

Алиса лукаво улыбнулась.

— Что я слышу? Неужто Ваше Высочество не только не жалеет об имевшем место падении, но и жаждет его повторить?

Уильям заалел ещё гуще. Прежде, чем он успел вымолвить хоть что-то в свою защиту, Алиса прикрыла ладошкой его рот.

— Всё может быть. Или не быть. Страна Чудес пересекается с обыденным миром в разных местах, странах и временах. Благодаря этому она вбирает в себя обычаи бесчисленного множества краёв, от могущих показаться закрепощёнными до кажущихся бесстыдными. Тот самый сказочник, будучи математиком, говорил что-то о разных линиях, пересекающихся и параллельных, но я ничего не поняла.

Уильям нахмурил лоб.

— Вы хотите сказать, что чаще путешествуете по Стране Чудес, чем по обыденному миру?

Алиса негромко хихикнула.

— 

Да ну Вас, принц. Какой Вы зануда!

Она швырнула в него пригоршнею песка. Уильям сделал шаг в сторону, спасая дорогостоящий костюм от грязи.

— Хотите, я загляну к леди Дженни? Чуть позже, или,  — она таинственно понизила голос,  — чуть раньше нашей с Вами нынешней встречи?

— Зачем?  — Принц невольно опять заалел, не вполне понимая смысл и подлинную суть сказанного Алисой.

«Страна Чудес пересекается с обыденным миром в разных местах, странах и временах... » — прозвучало эхом в его разуме.

Алиса облизнула губы.

— Как Вы могли заметить, у меня неплохо получается,  — последнее слово она почти выдохнула,  — развращать.

Уильям молча сглотнул комок в горле, в глубине души будучи вынужденным признать правоту собеседницы.

— Если хотите,  — она чуть подчеркнула второе слово,  — то, к моменту Вашей последующей встречи с леди Дженни, равно как и всех предыдущих, она взаправду будет лелеять в сердце своём те фантазии о нелицепристойных вещах, что являлись предметом нашего обсуждения около часа назад.

Она звонко рассмеялась, глядя на обескураженный лик принца.

— Шучу.

И тут же оборвала смех.

— Хотя,  — она сделала шаг вперёд, глядя пристально в глаза Уильяма,  — если Вы и вправду хотите...

— Ну нет,  — вырвалось у принца.

— Точно?  — шепнула Алиса.

Она стояла близко-близко и глаза её вновь были подобны двум бездонным голубым озёрам. Вдруг, когда Уильям уже почти готов был изменить сказанному, она сделала шаг назад и снова с удовольствием рассмеялась.

— Нет, ну как же сильно Вам хочется содрать с леди Дженни одежду и покуражиться над бедной девушкой, да ещё и с её собственного произволения. Интересно, все романтики таковы?

Уильям набрал в грудь воздуха, чтобы что-то ответить, но Алиса тем временем успела вновь сделать шаг навстречу и прижаться губами к его губам.

— Не пропадайте, принц,  — произнесла она, чуть отстранившись и прижав взамен к его губам свой тонкий палец.  — Прошу Вас.

Сделав шаг назад, ещё шаг, ещё один шаг, не сводя с него глаз, она словно бы подёрнулась пеленой вездесущего всепроникающего альбионского тумана.

Ещё несколько шагов — и стало неразличимым её лицо, чуть побледнев, уподобившись очертаниям нарисованной героини со страниц детской книжки.

Уильям сморгнул.

— Леди Алиса?..

Её не было.

Была ли она вообще? Была ли реальностью, видением, фэйри или феей из диковинной сказочной страны, явившейся в наш мир с целенаправленным намерением искусить принца? Страна Чудес — не то ли это же самое, что и Эльфийский Бугор, где тоже, по слухам, происходят странные вещи со временем?

Ему показалось, что он слышит где-то отдалённый смех.

•  •  •

ПИСЬМО ОТ АЛИСЫ

Послание от загадочной спутницы его по полузабытой неловкой прогулке источало лёгкий аромат сирени, жасмина и — почему-то — свежеразрезанной спелой дыни.

«Дорогой друг! »

Принц Уильям Эрнест Гарольд Тейлор отложил ненадолго бумажку, извлечённую им недавно из запечатанного конверта, отвёл от неё взгляд, задумавшись о делах настолько интимных, что, узнай о них ближнее его окружение, его бы ждал вечный позор, а то и лишение титула.

Знакомство с Алисой — сколь давно, сколь искромётно-мимолётно оно успело свершиться? Тем не менее, подобно падению метеора, расчерчивающего небо на две половины, событие 

это смогло разделить его жизнь на две части — «до» и «после».

Оно так и не нашло продолженья впоследствии, ему так и не удалось встретиться вновь с загадочной знакомою сэра Доджсона, по слухам, побывавшей когда-то в загадочном зыбком краю, именуемом то ли Страной Чудес, то ли Зазеркальем, а по её собственным словам, прожившей там значительную долю жизни. Но даже одна-единственная их встреча — продлившаяся, возможно, не более получаса?  — смогла многое в нём изменить.

Его взгляды на стыд, например.

На нравственность.

Некоторого рода фантазии по знакомству с леди Алисой он в себе стал пробуждать всё чаще и чаще, словно бы приоткрыв невидимую заслонку. Иные же — с неловкостью отгонял, но они всё равно являлись ему вновь и вновь в ночных грёзах.

Глянув ещё раз на вступительные слова письма от Алисы — «дорогой друг» — он немного смущённо хмыкнул. Ему, если по правде, казалось, что отношения их с Алисой перешагнули грань дружбы, хотя он бы затруднился их истолковать однозначно.

Впрочем, он понимал, что в письме, которое, чего доброго, могут перехватить и прочесть, лучше использовать язык Эзопа?

«Во время нашего предыдущего деликатного разговора, состоявшегося после того, как нас познакомила очаровательная мисс Сэндерс, Вы выразили ряд пожеланий, хотя и не высказанных в ультимативной форме, но явно отражающих ряд скрытых томлений Вашей души. Я отнеслась к ним, боюсь, недостаточно бдительно ввиду легкомысленного настроения, но теперь, вспоминая их к вечеру снова и снова, не вижу причин, почему бы мне не помочь Вам».

Уильям слегка покраснел, вспоминая тот разговор, произошедший, к слову, без всякого ведома гувернантки, хоть и познакомившей их вправду незадолго до этого.

Пожалуй, леди Алиса сильно польстила ей, назвав эту строгую престарелую худощавую даму «очаровательной». Знать бы ещё, о каких его пожеланиях она ведёт речь?

«Я знакома давно с леди Джейн — известной Вам также как леди Дженни, хотя в толк до сих пор не возьму, с чего она взяла за привычку сокращать столь неказистым образом своё славное имя. Признаюсь, первоначально наше знакомство с ней не было столь давним и столь глубоким, но Вы же помните, что я сказала Вам некогда о природе времени? ».

Лёгкий румянец на щёках принца перешёл в пламя, готовое пожрать его кожу, а следом и волосы.

Она помянула те самые бесчестные грёзы, что некогда коварно в нём распалила, заставив его видеть в мечтаниях свой романтический идеал, прекрасную и невинную леди Дженни, за самыми скабрёзнейшими из занятий, а затем пробудив в нём и тягу к варварскому насилию над ней.

О да, под самый конец того безумного рандеву леди Алиса шепнула что-то о способах повлиять на неповторимую леди Джейн, изменить слегка её суть. В словах её звучало что-то о времени, о Стране Чудес, соприкасающейся с обычным миром в разных местах и веках.

Принц не понял толком её намёков — те звучали поверхностно как игривая шутка, при буквальном же понимании начиная выглядеть страшно. Не хочет ли сказать леди Алиса, что, подобно путешественнику из «Летнего сна»,  

может в любой миг посетить прошлое?

Не только посетить, но и изменить?

Он сглотнул слюну.

К слову, он отказался тогда от кощунственного предложенья Алисы, пусть и не осознав вполне его смысл, хотя отказался с трудом. Но не сказать, чтобы грёзы его не возвращали Уильяма порой против воли к тому стыдному мигу.

«Я с огромнейшим удовольствием пошла навстречу Вашему невысказанному пожеланью, милорд, чего даже сама не могла ждать от себя. Леди Джейн была очень хорошенькой девочкой в детстве, невинной, наивной и солнечной, как Вы когда-то, мой друг. Кто знает, не потому ли мне так сладко было общаться с нею, встречаясь время от времени год за годом? ».

Принц Уильям почти что услышал опять её звонкий смех, почти что увидел вновь ведьмовское сияние её синих глаз, почти ощутил её ладонь у своего причинного места,  — и застонал чуть заметно сквозь зубы.

Она издевалась над ним.

Прямо в этом письме, языком иносказаний и недомолвок, она давала ему понять, что развращала бесстыже юную леди Джейн, портила непорочный цветок её светлого детства, пользуясь своей странной властью над Временем.

Делала то же самое с нею годами, что за час сделала с ним?

«Вы, я думаю, представляете, к чему это привело, сэр Уильям. Наше общение... ах, оно освободило со временем полностью прекрасную девушку от внутренних зажимов и лишних стеснений, столь часто свойственных девушкам в нынешнюю эпоху.

Леди Дженни теперь в полной мере подобна образам из Ваших фантазий. Ну, помните, во время предыдущего нашего разговора Вы пытались примерить к ней робко некоторые романтические стереотипы? ».

Пальцы принца нечаянно вздрогнули, чуть не уронив листок на пол, он задышал учащённо. Всплыли позорные воспоминания из глубин его памяти, воспоминания о том, какой — и за какими занятиями — он представлял себе тогда по указке Алисы божественную леди Джейн.

Отдающейся грязному ублажению своей плоти едва ли не постоянно.

Предающейся этому даже в карете.

Грезящей при этом о гнусных, о самых распутных, о воистину невероятных вещах. О том, что она военная пленница, насилуемая солдафонами, о том, что она служанка, бичуемая плетьми, вынужденная выполнять все непристойные повеления развратного своего господина.

Нет, не может же быть, чтобы даже за годы Алиса смогла сделать леди Дженни такой?..

«Нет нужды говорить, что девушка эта рада встретить в Вас собрата по мыслям, духовного друга, разделяющего с ней некоторые самые потаённые её интимные чаянья. Я поведала ей кое-что о Вашем внутреннем мире — ах, надеюсь, милорд, Вы не будете строго меня за это судить. Леди Дженни была просто в неописуемом восторге и счастье, глаза её сияли как два бриллианта, губы дрожали, руки же... ах, право, не стоит поверять тексту столь деликатное? »

Зубы Уильяма отчаянно скрипнули, ему невольно представилась во всех деталях сцена, столь витиевато описанная явно смеющейся над ним синеглазой ведьмой.

Развращённая, вконец павшая, но не утратившая с виду ангельской чистоты леди Дженни. Видение светлого мира, павшее в склизкую грязь отчасти по его же вине.

По вине принца Уильяма.

Подумав об этом, он ощутил вдруг 

с некоторым смятением то, что по правде ощущал уже минуты две, ощутил окаменение плоти и давление гульфика где-то глубоко снизу. Получается, его втайне манит описанное Алисой, манит так же, как манило тогда, хочется даже вытянуть руку вниз, как он делал со вспышкой стыда уже не единожды, вспоминая то незапамятное свидание?

«Нет».

Ноги его сдвинулись под столом, раздвинулись и сдвинулись снова.

«Это предательство. Это измена дружбе».

Что-то внутри него задрожало, задёргалось, словно готовясь излиться огненной лавой. Принц Уильям закусил губу со всей мочи, впился пальцами в край бумаги, тщась успокоить дыхание.

Однако ведь прошлое изменилось.

Или было с самого начала другим? Он не очень хорошо понимал, как работает вся эта эльфийская магия, не очень хорошо понимал, может ли меняться прошедшее.

Но, если синеглазая чародейка не лжёт, не хитрит, значит ли это, что теперь все события прошлого надо понимать по-иному? Что леди Дженни изначально являлась иной, не такой, какой он её себе представлял? И что он дружил изначально с прекрасным чистым видением, уже развращённым Алисой?..

Он застонал еле слышно.

«Нет просто слов, как ей захотелось Вас повидать, поговорить с Вами о секретах двух юных душ, поиграть с Вами в некоторые невинные игры. Жаль, ей мешают как границы великосветского этикета, так и, боюсь, недостаточное доверие к подруге своего детства».

Уильям моргнул, рука его, вцепившаяся теперь уже в край стола, расслабилась. Недостаточное доверие?

«Вы помните, сэр Уильям, какою Вашему вниманию предстала изначально возвышенная леди Джейн, какою Вы её видели и представляли? Вы бы и не поверили никогда, что она может нести в себе некоторые странные тайны.

Леди Джейн со своей стороны видит Вас точно так же. Не то чтобы она не доверяла моим словам насчёт Вас, но она не в силах перешагнуть некую незыблемую черту, некую грань, сделать первый шаг к раскрытию перед Вами».

Дыхание Уильяма постепенно замедлилось, следом расслабилось, он выпустил край стола. Ему почему-то стало чуть легче, стыд и противоправная похоть слегка отпустили.

Стало быть, леди Дженни не будет с ним обсуждать в дальнейшем вопросы его грязных фантазий, не будет затрагивать при следующих светских беседах эти скользкие темы.

Достаточно сносно.

Что же до остального — кто знает, не выдумала ли это просто Алиса за десяток минут? Описать многолетнее искушение проще, чем реально годами кого-либо искушать, пусть даже пользуясь при этом загадочными Чарами Времени. Она могла просто желать, чтобы принц Уильям теперь представлял леди Джейн развращённой, видел в уме её падшей, искренне считая её таковой во время всех будущих разговоров.

«Ей бы требовалось, чтобы Вы, именно Вы, сэр Уильям, как подобает носителю рыцарского достоинства, сделали первый шаг навстречу желаниям дамы».

Принц моргнул, бурно выдохнул, отчего пламя свечи заколебалось. Читал он это письмо, сунутое ему недавно служанкой, глубоким вечером, читал втайне от гувернантки.

«Я обещала ей, что Вы сделаете это».

Взгляд его вперился неподвижно в строки, плечи будто окаменели. Да, пожалуй, расслабился он рановато?..

«Помните, милорд, о том Вашем хобби, про которое Вы поведали мне во 

время предшествующего нашего разговора, о том хобби, которому Вы, по Вашим словам, предаётесь не менее раза в неделю?

Леди Дженни близки Ваши заветные думы и Ваши грёзы, она хотела бы Вас созерцать за полной самоотдачей, за отплытием в призрачный край миражей. Но мысль о прямом касании этих тем в разговоре смущает её, так же, как — я уверена — смущает безмерно и Вас».

Пальцы его, дрожавшие прежде, застыли, ладонь будто взмокла, принц ощутил, как по телу его проносится стужа и как встают медленно один за другим на голове его волосы.

Если верить этой проклятой колдунье, этой чуть ли не удочерённой эльфами лукавой насмешнице, то леди Джейн, прекрасная светлая Дженни, ведает о нём теперь даже это?..

«Если Вы рыцарь, покажите ей просто во время Вашей следующей встречи с ней то, чему предаётесь, покажите ей так, чтобы она могла своими собственными глазами воочию это увидеть. Если Вы тоже, мой друг, так уж вышло, не вполне доверяете мне,  — покажите хоть скрытно, но так, чтобы она могла догадаться.

Особенно под конец?..

Она пригласит Вас на небольшой светский раут на этой неделе, гостей будет мало и очень скоро Вы с леди Джейн останетесь лишь вдвоём. Гувернантка зал тоже покинет — она добрейшее существо, не чета некоторым её сёстрам по призванию, она свято Вам доверяет заочно, трепеща перед королевской фамилией, я же подстроила так, что у неё совершенно внезапно возникнут неотложные дела дома».

Отбросив недочитанное письмо, уронив лицо в ладони, принц Уильям закрыл глаза. Версия, по которой леди Алиса всё это выдумала, просто чтобы выставить его в позорном наинелепейшем виде, казалась ему почему-то всё более убедительной.

Заниматься этим при леди Дженни.

В присутствии сияющего видения, в присутствии незапятнанной чистоты. Заниматься этим под светлым взглядом её хрустальных глаз.

Безумие!..

Протянув руку снова к письму, колеблясь, не выкинуть ли его в урну, принц ощутил неожиданно новую вспышку сомнений. Что, если Алиса всё-таки говорит правду? Получается, она — леди Дженни, ангел сияющей чистоты?  — будет весь вечер ждать от него чего-то, что он вовсе не собирается выполнять?

«Я прошу Вас, чтобы Вы сделали это, милорд. Это Ваш первый и единственный шанс познать родственную душу, если Вы не сделаете этого, леди Джейн окончательно перестанет мне доверять, видя в своей давней подруге лишь коварную лгунью, а в Вас — не больше чем образ чистейшего паладина из старинных баллад. Вы же ведь не желаете этого, сэр Уильям? ».

На последней строчке письма Уильяму отчётливо ощутилось хихиканье.

Подписалась Алиса просто, не мудрствуя лукаво, титулованием «леди» и именем. Перечитывая письмо, ощущая невольно, как его снова охватывает окаменение между ног, он прижал край листка прямо к носу — и почувствовал снова слабый аромат дыни.

«Надо будет его уничтожить,  — мелькнуло в уме Уильяма, он поймал себя на том, что в глубине души почти что жалеет об этом.  — Эзопов язык Эзоповым языком, но сведения о планируемой встрече с дамой наедине — и даже без гувернантки — тоже могут скомпрометировать. Как меня, так 

и — даже куда как в более значительной степени — леди Джейн».

Принц сжёг его на свече.

•  •  •

РАНДЕВУ

— Ах, вы не находите ли случайно, леди и джентльмены, висящую над нашим столом картину сэра Вордхауса скрывающей в себе таинственные мрачные бездны?  — проговорил подобный колокольчику нежный ласковый голос, в жемчужно-серых глазах блеснуло сияние.  — Я, по совести говоря, с детства чувствовала лёгкий испуг, проскальзывая мимо неё в темноте и видя эти древние чащи. Мне казалось, что деревья на этой картине колышатся, что от неё идёт ветерок, что оттуда на меня вот-вот кто-то выпрыгнет.

Леди Джейн поёжилась демонстративно, отчего её платьице, строгое и непрозрачное вроде бы, но кажущееся порой тонким как паутинка, облегло на миг тесно все её формы.

Принц отвёл взор, кляня себя за распутные думы, за мысли, коих у него ещё парой месяцев ранее никогда б не возникло. Не возникло бы, не разврати его ум Алиса.

— Детские страхи — причудливая зыбкая прядь, из которой художники и поэты веками ткут полотно своих чудных творений,  — улыбнулся тонко сэр Квонлед, один из приглашённых прекраснейшей Джейн на раут, улыбнулся, явно не видя в случившемся никакого повода для смущения.  — Детские страхи и детские грёзы. Сны и мечты. Вам, право, незачем стесняться себя, леди Дженни, каждый из нас так или иначе мог бы при желании поведать миру историю о полузабытых своих чудных видениях — сладких или пугающих.

«Дженни».

Так она предпочитала в близком дружеском круге себя называть, так именовала её некогда няня в тёплом безоблачном детстве. По правде сказать, титул «леди» она при близком знакомстве тоже шутливо просила порой опускать, но тут уж стояло чрезмерно большое застолье, этикет же въедается всем в плоть и кровь, так что гостю физически сложно было воспользоваться благорасположением собеседницы.

Быть может, Алиса и вправду лукавила, говоря о глубоком знакомстве с Джейн, о якобы испещривших теперь прошлое девушки грязных развратных свиданиях? Будь их знакомство и впрямь столь глубоким и близким, синеглазая ведьма бы знала, почему Дженни зовёт так себя.

Или, по крайней мере, принц Уильям на это надеялся.

— Ой, вы не хотите случайно чаю, я забыла совсем, что второе блюдо закончилось, право же, что я за хозяйка,  — захлопала вдруг глазами в притворной панике Джейн.  — О нет, не надо звонить в колокольчик, Синти только что отошла, у неё заболел недавно живот, мне будет стыдно её сегодня слишком часто тревожить. Я сама с огромнейшим удовольствием сейчас обслужу вас всех.

Светловолосая девушка в бело-жемчужном платьице, чьи светло-серые очи лишь призрачно-ясной своей глубиной отличались от оттенка её одеяния, скользнула взглядом на миг по Уильяму, облизнула невинно губы.

— Каждого.

Встав, она коснулась ручки красивого фигурного чайника, струйка золотистой заварки стала наполнять неспешно чашку сэра Воргорна.

Принц Уильям сглотнул комок в горле, отгоняя стыдно-неуместные образы. Воображению его вновь предстала картина, обрисованная когда-то Алисой без всякого стыда и без совести, видение леди Джейн, избиваемой жгучим кнутом как покорной служанки, леди Джейн, стоящей нагою пред сластолюбивым хозяином 

своим на коленях и делающей жуткие, грязные, просто непередаваемо извращённые и противоречащие всякому разуму вещи.

Заварник склонился теперь над его уже чашкой, леди Джейн наклонилась на этот раз вроде бы чуть ниже обычного. Он отвёл со смущением взор от её декольте, декольте наичистейшей из девушек, кроткого светлого существа, которое только что против воли представил себе в самом скабрёзнейшем виде.

Ему показалось, или Дженни при этом еле слышно хихикнула?

— Ну что же, я попыталась серьёзно исполнить долг развлеченья гостей,  — надула губки она, обнеся уже всех сладким чаем, присаживаясь обратно,  — но признаюсь вам, что ум бедной девушки неглубок, он не может соперничать объёмом своим с королевскими сокровищницами мною призванных. Джентльмены, быть может, кому-то из вас не составит труда поделиться своими сокровищами? Рассказать историю о себе, быть может, о тех же детских страхах и детских грёзах, о первом знакомстве с полотнами творцов прошлого? Я была бы признательна за возможность узнать своих друзей лучше.

Глаза её игриво блестели, она разглядывала каждого своего гостя — и в особенности сэра Уильяма — так, словно и без всяких расспросов ведает точно, что он о ней думает. Принц раздвинул неловко и снова сдвинул под столом ноги, чувствуя, как плоть его каменеет в брюках.

Быть может, не стоило ему целенаправленно сдерживаться, не стоило гасить в себе все грязные грёзы на протяжении дней, прошедших с момента получения им письма от Алисы? Он думал, что этим себя обуздает, но в действительности вышло наоборот, вязкая похоть словно копилась в нём скрыто всё это время, как кислинка в створоженной крынке.

— Ну, коль скоро прекрасная леди так ставит вопрос,  — потянулся сэр Дювуа, черноусый улыбчивый щёголь, видом своим напоминающий о французских мушкетёрах прошлого века,  — я бы мог кое-что рассказать. Правда, странных картин и диковинных грёз в моём детстве пожалуй что не было, но был один коврик, восточный узорчатый коврик, изображение на котором ещё с семилетнего возраста вводило меня в некоторое смятение...

Леди Джейн неотрывно смотрела в лицо ему, прижав к груди руки, улыбка с её губ почти что исчезла, она олицетворяла в этот миг саму трогательность, внимание и доверие.

Как знать, может быть, именно за это умение слушать, проникая глазами словно бы в саму твою суть, многие гости текущего светского раута были преданными друзьями хозяйки?

Девушка эта умела завоёвывать души.

Она тихо охнула, когда рассказ достопочтенного Дювуа коснулся весьма жуткого мига, ладонь её почти прижалась ко рту, кончик среднего пальца дотронулся при этом до чуть приоткрытых влажно поблескивающих губ.

Принц Уильям, быть может, не уделил бы внимания этому, он надеялся в глубинах себя, что не столь ещё пал, но именно в это мгновение нога леди Джейн будто нечаянно коснулась его ноги под столом, огладила слабо ступню.

Случайность?

Он задышал учащённо, залившись краской, подумав при этом, что Алиса наверняка была бы сверх меры довольна нынешним его состоянием.

Ну да, даже без запретных прикосновений к себе он опошляет с каждым мгновением 

былые светлые и возвышенные к хозяйке этого раута чувства. Помимо воли представляя её обнажённой, представляя её руки движущимися бесстыдно по её же стройному телу, представляя себе, как ступня её под столом подтягивается на несколько сантиметров выше и впивается каблуком туфельки в его пах совсем уже непозволительным образом?

«Но что, если Алиса не лжёт? »

От этой мысли дыхание его перехватило, он вдруг ощутил с невиданной чёткостью, что хотел бы этого, что часть его духа отчаянно жаждет, чтобы леди Дженни оказалась такой.

Чтобы все эти жесты, намёки, подмигивания, улыбки и взгляды были целенаправленным искушением — и плевать, что сие означало бы фактическое крушение «прежней» личности Джейн, если та по странным принципам Времени вообще существовала когда-либо вне его разума.

«Нет, невозможно».

Прикрыв на пару мгновений глаза, он попытался расслабиться, попытался припомнить, были ли в поведении Дженни неправильности. Было ли вообще на сегодняшнем рауте что-либо, что позволяло бы распознать внесённые синеглазою ведьмой в её прошлое правки?

Вроде бы не было.

Правда, Джейн была на протяжении всего раута смешлива и легкомысленна, только что не флиртуя с гостями, меж тем как друзья её знали скорее как застенчивую робкую барышню, легко покрывающуюся румянцем. Но смешливость в ней тоже присутствовала едва ли не с детства, ныне же её колкие шуточки вполне могли объясняться количеством приглашённых и желанием леди не ударить в грязь лицом перед публикой.

Открыв вновь глаза, принц хлебнул вина из бокала.

«Тщетно,  — дошло до него.  — Я не знаю ничего о таинственной эльфийской магии, не ведаю ничего об этих играх со Временем, не знаю даже, не пошутила ли на этот счёт Алиса».

Может быть, прошлое изменилось вместе с его воспоминаниями. Может быть, оно вообще не менялось — просто с самого начала отвечая будущим желаньям Алисы. Кто может знать?

Он отхлебнул ещё вина, вспоминая против воли, как несколько раз воскрешал перед сном в уме те запретные грёзы, как представлял леди Дженни нагою, униженной и лишившейся человеческого достоинства, представлял, как проделывает с нею то, что проделал с Алисой. Как-то раз движения его пальцев привели даже при этом к грехопадению.

В ушах его зашумело.

— Тысяча извинений прекраснейшей леди и властительнице всего этого торжества,  — проговорил между тем уважаемый сэр Найкрафт, полуприпав перед леди Джейн на колено и впившись в её руку губами,  — я вынужден с сожаленьем откланяться. Душу мою угнетает необходимость столь быстро покинуть вас, но я клятвенно обещал дяде Айробу быть к назначенному часу на ферме.

Следом, подкручивая усики, раскланялся неожиданно и досточтимый сэр Дювуа, пояснив с недомолвками, что дела его сердца требуют скорой встречи с неназванным, но очень прекрасным лицом. То же с некоторой грустью — притворной, как показалось Уильяму?  — сделал вскоре и достопочтенный сэр Квонлед.

Число гостей таяло на глазах, уход трёх из них словно послужил звуком рога для всех, заставив вспомнить приличия и стремительно засобираться. Принц Уильям покатал немного полупустой бокал меж ладонями, гадая всё ещё, что ему делать.

Лгала ли Алиса?

Если да, то ему 

будет лучше уйти, да и странно окажется, если пресветлая леди Джейн пожелает и впрямь уронить свою репутацию, оставшись в уединении с лицом противоположного пола. Впрочем, если те слова ложь, то не фактом будет и скорый уход гувернантки?

Если нет, то неясно вообще, как ему следует поступить, тяга остаться кажется гнусною подлостью и решеньем пожертвовать дружбой в угоду разврату, но в то же время сердце щемит от мыслей о том, что подумает о нём, что почувствует леди Дженни, если он сейчас поднимется и уйдёт. Она же останется наедине с грязью грёз, навеянных ей Алисой, чувствуя себя единственной падшей овцой в белом гладеньком мире, проклятой и заклеймённой?

— Ох, извините, ради всего святого, госпожа Фристайл,  — донеслись до его слуха сконфуженные испуганные слова.  — У меня дома сейчас... мне только что рассказал конюх... Позволите ли вы мне, дадите ли вы мне разрешение?

Женщина лет сорока стояла перед леди Джейн вся красная, руки её мяли смущённо шелковистый платочек. Глаза её стрельнули на миг в сторону принца Уильяма — то ли со страхом, то ли с чувством вины.

— Конечно, миссис Легбаннер,  — улыбнулась беззаботнейше Дженни.  — В вашей помощи уже нет особой нужды, гости уже практически разошлись, да и сэр Тейлор — ведь правда?  — наверное, уже вознамерился покинуть нас. Вы можете смело уделить внимание дому.

Сэр Тейлор, он же принц Уильям, сглотнул слюну с некоторым облегчением, хотя в то же время — с некоторым постыдным разочарованием. Кажется, его выбор нашёл решение без него.

— Благодарю вас, прекрасная леди Дженни.  — Он поднялся, чувствуя себя виноватым ещё и за шаблонную донельзя банальную прощальную формулу, как давнему другу ему полагалось бы сказать напоследок нечто более оригинальное.  — Благодарю вас за этот волшебнейший раут, за это застолье, за ваш смех и каждую вашу улыбку. Эти блюда были чудесны, служа воистину праздником языка, но вы — чудеснее всех их.

Да, так звучит уже лучше.

Коснувшись губами руки улыбающейся солнечно девушки, принц направился к двери, думая уже скрыться за нею, покинуть зал следом за миссис Легбаннер, чтобы забраться в карету и предаться там помышленьям о том, что значило всё происшедшее и каков был злокозненный замысел леди Алисы.

— Постойте, сэр Тейлор,  — послышалось сдержанно сзади, послышался лёгкий кашель, схожий с хихиканьем.  — Уильям. Вы действительно хотите уйти?

Он обернулся.

Леди Дженни стояла у самого края стола, полуопершись рукой на него, она смотрела на принца Уильяма, покусывая несмело губу, смотрела, чуть покраснев, смотрела со странным смешанным выраженьем мольбы — и в то же время насмешки.

— Я настолько вам надоела?..

Она села, заложив ногу за ногу спорным для классической леди движением, край её платья поднялся немного при этом, чуть было не открыв взгляду смущённого принца лодыжки. Дыхание его на миг перехватило ещё раз, хотя, разумеется, даже краткое сравнительно платьице Дженни не могло идти ни в какое сравнение с продемонстрированным когда-то Алисой.

— Вы сказали миссис Легбаннер.  — Поколебавшись, Уильям сел в кресло напротив, сел, стараясь не думать 

о лодыжках леди Дженни и о подлинной толщине её платья. Их теперь не разделял уже стол, нижнюю половину тела его уже ничто не скрывало.  — Вы сказали ей, что...

Светловолосая девушка отмахнулась без тени смятения:

— Я просто успокоила её совесть, чтобы она не мучилась глупыми колебаниями. Я-то ведь знаю, сэр Уильям, что могу всецело вам доверять, что от вас меня не подстерегают какого-либо рода угрозы. Ведь правда?

На последних словах она улыбнулась, белоснежные зубки её блеснули в свете свечей. Вообще-то Дженни как будто предпочитала обычно газовое освещение, но светские рауты требуют особенной атмосферы.

— Вы правы, миледи.

Почему-то ему показалось, что слова эти исходят не от него, звучат так же беспомощно и бездумно, как когда-то звучали в его устах те роковые признания, к коим склонила его не более чем за пару минут коварная леди Алиса.

Дженни улыбнулась шире, глядя на него, улыбнулась почти что ехидно, вытянув руку зачем-то к заварнику и огладив его ладонью, пощекотав пальчиками снизу его длинный носик.

— Я рада этому, принц мой.

Он задышал учащённо под её взглядом, не в силах оторвать взор от пальчиков её, ласкающих неспешно основание носика, плоть в его брюках молниеносно налилась кровью. Он теперь верил Алисе, хотел верить ей, признав со всем пылом за правду содержимое её письма?

— Мне бы хотелось,  — пальцы её словно с сожалением оставили несчастный чайник,  — чтобы вы расслабились немного, чувствовали себя в моём обществе непринуждённо. Вы же, такое чувство,  — или мне лишь только кажется это?  — будто бы частью себя напряжены.

Уильям сдвинул колени, сдвинул их крепче под её взглядом.

— Вам... не кажется, леди Дженни.  — Неужели это всё, что он может сказать? Всё, в чём он может признаться, чувствуя, что невыполнимая просьба Алисы становится для него всё сильней одурманивающей рассудок?

Дженни тихо хихикнула. Да, действительно хихикнула.

— Я же вам говорила, Уильям, нет нужды, особенно когда мы одни, употреблять лишний раз в суете вычурный оборот «леди». Мы ведь с вами достаточно друг другу близки?

Вздохнув театрально, отчего выпуклость груди её показалась высветившейся на миг сквозь корсет и тончайшее платье, она поднялась. Окинув глазами комнату, села на чёрный стул у пианино, красивого музыкального инструмента, выполненного из вишнёвого дерева.

— Может быть, ваше высочество,  — насмешливо обратилась она к нему по полному королевскому титулу,  — приятная, медленная музыка поможет вам немного расслабиться? Меня научили немного играть на этом устройстве, я могу исполнить для вас пару-тройку мелодий.

Сидя спиною к нему, леди Дженни положила пальчики на белые клавиши, пощекотала их, словно лаская слоновую кость, прежде чем заиграть.

Принц Уильям сжал зубы, задышал горячо, глядя сзади на обтягивающее её фигуру тончайшее платье, на почти что открытые им снова лодыжки.

«Это безумие».

Она всё равно не увидит. Она сидит сейчас за пианино спиною к нему, если он совершит это, сие даже нельзя будет обозвать выполнением кощунственной просьбы Алисы. Но он будет помнить остаток своего века, что действовал как грязный развратник, рукоблудствующий прямиком 

при невиннейшей светлой хозяйке, что по доброте попустила ему остаться после раута в доме, рукоблудствующий, глядя сзади бесстыже на её прекрасную фигуру и ноги?

Рука Уильяма двинулась вниз, он почувствовал, что мысли эти странным образом его распалили, хотя должны бы смутить. Пальцы его стиснули через ткань гульфик раньше, чем он успел осознать совершаемое, стиснули снова, ещё раз,  — и он тихо застонал.

Леди Дженни сразу же обернулась.

— Вам нравится, сэр Уильям?  — Глаза её горели, смеялись, в то время как принц даже не смог в первую секунду остановить движения пальцев, лишь потом, весь пылая, взмокнув, отодвинул с величайшим усилием от заветного места руку, попытавшись в то же время загородить выпуклость.  — Вам... правда нравится это?

Снова хихикнув, она уточнила весело:

— Моя музыка.

Принц дышал тяжело и медленно, пытаясь прийти в себя, чувствуя, как у него встаёт перед глазами туман и звучит странный гул в черепе.

— В-ваша... музыка прекрасна, т-так же, как и вы... сами.  — О да, это вполне куртуазный комплимент, хотя и изрядно затасканный.

Окинув его с головы до ног странным торжествующим взглядом, Дженни улыбнулась:

— В таком случае,  — она обернулась вновь к клавишам, вскинула вверх ладони, поиграла зачем-то демонстративно в воздухе пальчиками,  — я хочу, чтобы вы продолжали получать от нас удовольствие. В меру всех своих музыкальных и прочих способностей. Всей душою и телом.

Пальцы её легли снова на клавиши, так же как вернулась к освоенному месту и рука принца, он возобновил движения через гульфик едва ли не раньше, чем музыка опять заиграла. Он ласкал себя, глядя на прекрасную свою подругу, светлое неземное видение, чистого ангела, грязным вульгарнейшим образом ласкал свою плоть и не мог при этом остановиться.

Он получил удовольствие.

Не до конца, правда. Его сдерживала необходимость ограничивать стоны, страх утраты самоконтроля, ведь он уже знал, как Дженни способна в любое мгновение обернуться?

«Она этого хочет,  — блеснуло молнией в его разуме.  — И ты этого хочешь. Разве нет? Ты хочешь, чтобы леди Джейн увидела тебя — как там сие называлось в том бесстыдном трактате у безумного немецкого доктора?  — мастурбирующим».

Мысль эта была дикой, сладкой, она пьянила рассудок.

Но он ещё не был уверен всецело в правдивости Алисиных слов, все диковинные обмолвки и жесты Дженни могли объясняться двояко, он не мог до сих пор убедить себя, что Алисе под силу было — что кому угодно под силу было?  — повлиять столь заметно на личность невиннейшей барышни. Высота этой ставки просто сводила с ума, понимание, что, возможно, он сейчас ублажается, созерцая наивную и не ведающую о его грязных помыслах девушку, почти что вводило в обморок.

Принц остановил с трудом руку, услышав, что музыка замедляется, поправил по возможности брюки, хотя выпуклость на них уже ничто не могло скрыть.

— Ах,  — проговорила леди Дженни будто бы в некоторой отрешённости, некоторой эйфории, по-прежнему не разворачиваясь.  — Мне нравится... музицировать. При этом порой возникает чувство, что ты не совсем ты, пальцы твои движутся словно сами собой, а 

ум твой уносит в неподвластные логике дали навстречу бурным фантазиям.

Она обернулась, улыбнулась, глядя в лицо принцу Уильяму, ему почудилось было, что глаза её на мгновение стрельнули вниз.

— А вы любите... музицировать?

Уильям почти перестал дышать, ему показалось, что брюки его вот-вот лопнут. Этого не могло быть. Не может так быть, попросту невозможно, чтобы она читала тот самый немецкий трактат и знала о существовании того самого отдалённо созвучного слова.

«Можно подумать, что в мире сейчас существует так уж много различных научных трактатов, осмеливающихся затрагивать в открытую столь скабрёзные темы? »

— Люблю,  — выдохнул он, весь взмокнув, глядя ей неотрывно в глаза.  — Б-безумно...

Губы Дженни изогнулись в ещё более широкой улыбке, меж них блеснул кончик шаловливого язычка. Облизнувшись, она потупила вновь очи.

— Вы часто... музицируете наедине с собой, принц?  — Голос её упал, она чуть покраснела.  — Не стесняйтесь, прошу вас, Уильям. Будьте со мною честны.

Уильям побагровел от вопроса, похожего на заданный ему когда-то Алисой, прекрасной девчонкой, разрушившей в одночасье все бастионы его морали и нравственности. Тогда тот вопрос, однако, был совсем лишён маскировки?

— Да, леди Дженни,  — выдохнул он, выдохнул через силу, чувствуя, что ему еле хватает для этого воздуха.  — П-пару раз... пару раз я при этом думал о вас.

Что он делает?

Оставалась по-прежнему вероятность, крохотная зыбкая вероятность, что разговор этот совершенно невинен, что Алиса в письме солгала, а сидящая перед ним прекрасная белокурая девушка ведёт сейчас речь об обычных прикосновениях к белым и чёрным клавишам.

Но тогда — в какую необратимую степь ведёт его сей двусмысленный разговор? Реально ведь принц Уильям так и не выучился особенно музицированию, хоть учителя его и пытались внедрить в его голову сей светский навык.

Что будет, если она попросит его показать свой талант?

«Покажу,  — осознал он внезапно, осознал, покрывшись холодным потом.  — Покажу. Будь что будет, я сделаю это прямо при ней, и пусть тогда вся ткань Мироздания разорвётся».

Сама Дженни тем временем слегка склонила голову снова, созерцая Уильяма, глаза её мягко блеснули. Выглядело так, будто она наслаждается своей над ним властью, наслаждается тем, что достаточно слова, чтобы склонить его прямо сейчас к грязному рукоблуду при леди, сэр Уильям же, хотя и внушая себе, что это лишь его гнусное воображение, в то же время не мог подавить в себе отчаянное желание, жуткое алканье, чтобы образ сей оказался правдой.

— Лестно для девушки слышать от импозантного джентльмена подобное,  — проговорила Дженни, снизив чуть голос, проговорила почти что шёпотом.  — Должна вам признаться... принц, что я тоже... при музицировании порой... думала о вас чаще, чем полагалось бы даме высшего общества.

Задышав учащённо, она сложила руки чуть ниже груди, в сердце принца что-то вспыхнуло жаром при этом. Одновременно — или мгновением раньше?  — схожую вспышку он ощутил в брюках.

Леди Джейн, прекраснейшая и светлая леди Джейн, призналась только что в том, что в обоих вариантах действительности звучало компрометирующе и ставило её в зыбкое положение.

Но что она имела в виду?

«Чего хочешь 

ты?  — спросил его изнутри странный вкрадчивый липкий голос, воображаемый голос, интонациями своими чем-то напоминающий сладкие вопросы Алисы.  — Какую реальность из двух ты бы на самом деле избрал? Где леди Джейн ангел — или где леди Джейн шлюха? Не торопись, прислушайся к своим чувствам, к подлинным своим желаниям».

Уильям сжал зубы, стиснул зубы почти что до боли, глядя на девушку пред собой, на её хрупкие формы, сознавая, что готов предать этого ясноглазого чистого ангела ради секундной вспышки адского наслажденья в паху.

— Вы знаете,  — произнесла тем временем Дженни, в глазах её что-то загадочно замерцало — или это было мерцание одной из догорающих свечек?  — мне вдруг захотелось... потанцевать. Вы ведь не против, милорд?..

Он смог лишь качнуть головой, чувствуя, что теряет себя.

Граммофон был взведён, игла встала на пластинку с композицией Шуберта. По помещению разнеслась неторопливая мягкая музыка, леди Джейн с вопросительно-робким выраженьем лица застыла в полушаге пред принцем и несмело коснулась руками кончиков его ладоней.

Уильям, чувствуя, как что-то в нём ломается, крошится, единым усилием воли поднял вверх своё тело из кресла. Если реален один из вариантов действительности, то разоблачение состояния брюк ему ничем не грозит, если иной — что ж, пусть прекрасная Дженни видит?

— Это волшебно, мой рыцарь,  — шепнула леди меж тем ему почти на ухо, шепнула, прижавшись так тесно, как заставляла мелодия.  — Вы знаете, в танце... порой раскрывается вся наша глубинная сущность... наши потайные желания?..

Бедро её на очередном пируэте коснулось Уильяма, коснулось через ткань её платья и сквозь материю его собственных брюк, почти откровенно скользнуло по гульфику.

— Вы, сэр Уильям,  — она закусила губу, глаза её на миг с проказливой скромностью опустились,  — признайтесь, тоже ведь чувствуете... подобное?..

Принц застонал тихо, надеясь, что стон его глушит музыка, руки его сдвинулись против воли с талии леди Джейн ниже, задрожали на её упругих нежных выпуклых ягодицах.

Он хотел этого ангела не как ангела, он хотел её как грязную шлюху, будь это во власти его, он обратил бы её таковой, даже если потом остаток жизни сожалел бы об этом?

— ... да.

Проклиная себя, он провёл рукой медленно по правой половине её ягодиц. Глаза леди Дженни расширились, в них что-то мелькнуло — недоумение? восхищение? оторопь?

— Скажите, милорд,  — помедлив, шепнула она,  — о чём вы... думаете сейчас? Только если... откровенно. Я ведь... не скрываю от вас ничего.

Бедро её снова как будто нечаянно скользнуло в пируэте по гульфику. Принц чуть было не задохнулся, пальцы его опять задрожали.

— О... о... о вас.

Глаза Дженни весело заблестели, Уильям же чуть было не застонал снова, чувствуя, что сходит с ума, что бастионы рассудка его давно уже захвачены неприятелем.

«О том, как хочу изнасиловать вас, содрать с вас это белое жемчужное платье, впиться пальцами в грудь, взять вас против вашего желания и вашей воли прямо на этом полу. О том, как хочу схватить вас за волосы, голую, наклонить вашу голову ниже, подвести ваши губы вплотную к своему 

детородному органу и заставить вас приоткрыть их».

Он застонал уже во весь голос, зажмурившись, представив во всех красках, как язычок леди Дженни противоестественным образом доставляет ему удовольствие, как краснеет она, умирает она от стыда, слизывая проступившую влагу.

«Я чудовище».

Он слабо вскрикнул, на шаг отступил от вскинувшей брови леди, чувствуя, что ещё миг — и он взаправду сдерёт с неё платье. Возьмёт её прямо на этом полу. Изнасилует прекрасную Дженни лишь под влиянием распаляющих строчек сожжённого несколькими днями раньше письма.

— Л-леди Дженни...

— Да, милорд?  — захлопала она, ничего не понимая, глазами.  — Что-то не так?

Тяжело дыша, стараясь не держать своих рук на паху, хотя и боясь отчаянно привлечь к своим брюкам внимание, он отступил на несколько шагов. Дженни моргнула, в глазах её снова что-то переменилось.

— Простите, вы, наверное... устали?  — несмело предположила она.  — Я очень глупа, я не подумала даже о том, что недавно был плотный ужин. А доктора обычно вроде как не советуют устраивать после подобного танцевальные вечера.

Он кивнул, рухнув безвольно в кресло, радуясь, что объяснение нашлось как будто само. И ещё — радуясь, что когда-то, едва ли не на самой заре их робких дружеских отношений, леди Дженни ему даровала разрешенье сидеть при ней вне зависимости от её положения.

Девушка, впрочем, присела довольно быстро сама на синий стул напротив, на её смущённом лице проступили слабые ямочки.

— Я не хотела вас утомлять.  — Она выглядела сейчас и впрямь виноватой.  — Если хотите, я принесу для вас с кухни соку, или вина, или морса... что вам поможет расслабиться?

— Нет нужды, леди Дженни,  — покачал головой он, ощущая при этом себя невероятным мерзавцем. Слова девушки вернули его вновь в привычную явь, в тот вариант мироздания, где письмо Алисы является лишь фальшивой уловкой, он почувствовал себя идиотом и извращенцем за то, что взалкал отчаянно поверить ему.  — Это... скоро пройдёт.

Но исчезнут ли хоть со временем плоды его мыслей, плоды его сегодняшних вожделений? Или он, как сама леди Дженни из кощунственных фантазий Алисы когда-то, сразу по выходе сядет в карету и запустит немедленно в свои брюки ладонь, представив себе её снова нагой, стоящей перед ним на коленях?

— Благодарю вас, Уильям.  — Девушка помолчала немного.  — Честно говоря,  — она чуть поёжилась,  — мне бы самой не хотелось пробираться в одиночку на кухню, учитывая, что никого почти дома нет, а вокруг уже сгущаются сумерки. Я не боюсь привидений, но там в коридоре висит одна из этих картин сэра Вордхауса, картин довольно пугающих.

— Вы серьёзно об этом, Дженни?  — Честно говоря, слушая её щебет об этом на рауте, он не до конца ей поверил, ему показалось, что она намеренно сгущает акценты.

Как приятно сменить тему на невинную и нейтральную. Как приятно чувствовать себя нормальнейшим жителем самого нормального мира.

— Вы думали, я буду лукавить ради,  — она чуть усмехнулась,  — увеселенья гостей? О нет, меня с детства тревожат картины подобного рода, картины пугающие и... смущающие. Лет в двенадцать 

мне грезилось, что из чащ, из джунглей и скал, изображаемых обычно сэром Вордхаусом, на меня кто-то смотрит.

Голос её чуть дрогнул, она сглотнула слюну.

— Представьте себе это, Уильям. Двенадцатилетняя девочка, вынужденная пробираться по коридору, чувствующая себя запутавшейся в переплетении чуждых взглядов.

Леди Джейн помолчала немного. Молчал и Уильям, боясь спугнуть миг откровенности.

— Порою при этом на мне,  — она кашлянула полусмешливо-полусмущённо,  — была лишь только пижама, одеяние, почти ничего не скрывающее. Взгляды же непостижимых существ на картине — ну, кто может знать?  — вполне ведь могли быть и мужскими?..

Принц покраснел, чувствуя, что вновь до конца не уверен, в какой из реальностей пребывает, не уверен даже, в какой из реальностей он бы хотел быть на самом деле.

— В-вы бы могли,  — проговорил он запинающимся голосом,  — угов-ворить... ваших высокочтимых родителей... занавешивать на ночь или вообще перевесить картину.

— Я думала об этом,  — потупила вновь глаза леди Джейн,  — но это бы выставило меня перед ними ребёнком, выставило глупой маленькой девочкой. Я же хотела казаться взрослой. И воображаемые взгляды из этих картин — чувство, что меня созерцают, рассматривают, даже, пожалуй что, тайно подглядывают за мною самым бесстыднейшим образом?  — позволяло мне ощутить себя таковой.

Голос её понизился вновь до сладкого шёпота, руки, сложенные благочинно чуть выше скрытых платьем коленей, заёрзали.

— Мне,  — выдохнула, опустив ресницы, она,  — хотелось даже порой, чтобы за мной... подглядели. А... вам? Хотелось ли вам, сэр Уильям, чего-то похожего... хоть когда-либо?..

Принц открыл рот, но тут же закрыл.

Молчать, тем не менее, было нельзя, в каком бы из вариантов действительности он сейчас ни был, собеседница поведала ему только что самое сокровенное. Он не должен, он не вправе заставить девушку пожалеть о величайшем акте доверия?

— ... д-да, леди Дженни.

Вот так, скучно, пресно и безыскусно, без каких-либо украшательств речи. Хотя, может быть, переливчатая взволнованная интонация скомпенсирует простоту фразы?

Леди напротив улыбнулась мечтательно краешком губ, глядя на принца.

— Если позволите,  — проговорила она,  — я бы хотела всё-таки оставить вас ненадолго, милорд, мне необходимо сменить вечерние туалеты. В это время суток я предпочитаю носить сиреневое вместо белоснежно-жемчужного?..

Прежде чем принц Уильям, шокированный столь откровенным упоминанием интимных девичьих дел, успел в ответ вымолвить хотя бы лишь фразу или лишь слово, леди Джейн грациозно поднялась со своего стула, ресницы её вновь обворожительно хлопнули. Чарующий разворот — и фигурка её, покачиваясь чуть заметно, сладко маня, скрылась в проёме двери.

Принц смежил очи, пытаясь отогнать представшее его внутреннему взору видение, видение леди Джейн совсем юной, леди Джейн в тончайшей зыбкой пижамке, пробирающейся по коридорам имения и прижимающей временами испуганно руку к своим приоткрытым губкам.

Ему вдруг представилось, как Дженни, застыв посреди коридора, хихикает слабо. Бросает косой взгляд на картину — откуда мерещатся ей исходящие тысячи взглядов?  — и тянет вниз к краю материи девственную ладонь, тянет к краю пижамы, медленно поднимая его.

Уильям опять задышал учащённо.

«Нелепость,  — попробовал было трезво сказать он себе.  — Это всё чары Алисы, роковое влияние той синеглазой ведьмы. О да,  

она бы могла такое позволить себе, могла бы позволить и более, но леди Джейн — не она».

Колени его задрожали, еле удерживаясь от того, чтобы сдвинуться и снова раздвинуться.

Ему вдруг представилось, чем занимается прямо сейчас леди Джейн, как прихорашивается, перебирая одно за другим вечерние одеяния. При этом порою её прелестное тело остаётся и вовсе почти без убранства, ведь, чтобы надеть новое платье, следует обычно снять прежнее?

Уильям застонал еле слышно сквозь зубы, ладонь его снова коснулась скабрёзного места. Что бы почувствовала леди Дженни, что бы сказала, увидев, что её друг, оставленный ею не более чем на десять минут без присмотра, сразу же тянет к брюкам ладонь, принимается рукоблудить, представляя её, леди Дженни, прекрасное тело?

Пальцы его стиснулись крепче, рот его приоткрылся.

«Мне,  — шепнуло сладко в уме его, шепнуло, воспроизводя услышанную им недавно фразу,  — хотелось даже порой, чтобы за мной... подглядели».

Рука сэра Уильяма обхватила его гульфик теснее, он задрожал всем телом, задрожал прямо в кресле.

«А вам? ».

Взгляд его коснулся дверного проёма.

О нет, не может же быть, никак невозможно, чтобы леди Дженни имела это в виду, чтобы она в открытую его приглашала полюбоваться украдкою сменой её одеяний? И в то же время — не странно ли это, не диковинное ли совпадение, что тема подглядывания была ею ввёрнута искусственно в разговор почти за минуту до неожиданных слов о намерении сменить туалеты?

Поколебавшись, принц приподнялся, пошатываясь, приподнялся, ощущая, как брюки его нещадным давлением будут мешать едва ли не каждому шагу.

Он замер пред дверью.

«Выбор, сэр Тейлор,  — хихикнул в его голове знакомый игривый голос, голос, интонациями напоминающий синеглазую чародейку.  — В какой из реальностей вы бы предпочли сейчас пребывать? В реальности, где леди Джейн ангел — невиннейший ангел, о плоти которого вы весь раут беспутно мечтали, за переодеванием коего думаете сейчас подглядеть? Или где леди Джейн шлюшка — бесстыжая шлюшка, весь вечер наиразвратнейше вас искушавшая, пригласившая вас пятью минутами ранее увидеть смену её туалетов и мечтающая сейчас о вашем горячем, похабнейшем взгляде? ».

Ноги его сами собой перешагнули порог.

Тускло освещённые коридоры выглядели и впрямь неприветливо, хотя о картинах сэра Вордхауса едва ли Уильям мог бы сказать сейчас хоть что-либо здравое.

Достигнув зала уединения леди Джейн — самой интимной, самой сокровенной из комнат, где до того он был лишь единожды, лишь пару мгновений и только лишь в присутствии гувернантки?  — он коснулся несмело ладонью, дрожа, медной полированной ручки.

Дверь была приоткрыта.

Еле дыша, весь залитый краской, сэр Уильям потянул её к себе, увеличивая светлую щель, расширяя границу обзора.

Красная ленточка натянулась, принца бросило в холодный озноб, он остановил спешно руку. Он совсем позабыл об этом полудетском причудливом изобретении леди Джейн, алой ленте, привязанной к дверной ручке внутри и позволяющей хозяйке залы закрывать или открывать шире дверь по желанию, не вставая с кровати и не вызывая прислугу?

Из-за двери послышалось лёгкое беззаботнейшее хихиканье.

«Не заметила? ».

Застыв у порога, окаменев, как статуя, в темноте, он осмелился кинуть вперёд сквозь расширенную им 

украдкою щель всего один взгляд — один-единственный взгляд. Отчего чародейство Горгоны коснулось теперь уже более избранной части его организма.

•  •  •

Прекраснейшая леди Дженни стояла у зеркала.

Губы её вроде бы чуть кривились в улыбке, она рассматривала с хитринкой собственное свежее одеяние. Принц Уильям застыл в ознобе неверия, не в силах признать за реальность облачение подобного вида, пытаясь спасти себя мыслью, что это лишь что-то вроде корсета или той же пижамы, надеваемое под низ платья, но отнюдь не предлагаемое кому-либо к самостоятельному ношению. С другой стороны, могут ли даже пижамы быть столь откровенными?

Её нынешнее сверхтонкое светлое платьице — можно ли, впрочем, вообще так его называть?  — было того же невинно-белейшего цвета, противореча этим ранее сказанному Дженни о желании поменять к вечеру цвета туалета.

И было кратчайшим.

Фактически оно обнажало прелестные ножки куда как смелее, куда как бесстыднее, чем делало это даже возмутительно-дерзкое розовое платье Алисы?

Принц задышал горячо, рассматривая бесценнейшие колени, рассматривая открытые бёдра божественного видения. Леди Джейн улыбнулась лукаво, отступив при этом на шаг от зеркала.

И полуприкрыла глаза.

Платье её было не только белым, но и полупрозрачным, что было второю причиной, по которой лёгкие принца как будто потеряли рассудок. Он отчётливо видел сквозь зыбкую ткань линии волнующего корсета, видел бельё, причём, судя по доступной зрению части, то также было значительно более смелым, более дерзким, чем дозволялось бы даме высшего общества.

Ладони Дженни коснулись её нагих бёдер, легли на них, она с закрытыми глазами сменила чуть позу, переступив с ноги на ногу. Словно красуясь, обольщая незримого зрителя.

«Словно? ».

Правая её рука чуть сдвинулась выше, почти что достигнув вульгарно высокого края платья, губы леди Джейн приоткрылись, она задышала быстрее, щёки её при этом слегка заалели.

Левая ладонь девушки взлетела стремительно вверх, коснувшись груди сквозь корсет и тончайшее платье, она словно бы сжала себя, сжала на миг левый холмик солонейшим образом.

Коленки её резко сдвинулись и задрожали стыдливо.

Принц Уильям, следивший пристально за каждым движением своей драгоценной подруги со смесью оцепенения, страха и восхищения, ощутил вдруг подобие боли в низу живота, подобие боли — и в то же время слабого влажного выплеска. Левая его ладонь сама собою прижалась вмиг к паху — и успокоительно-скабрёзнейшими движениями принялась баюкать гульфик.

Он застонал тихо.

Леди Джейн приоткрыла глаза, она улыбнулась шире, любуясь своими очертаниями в зеркале, выше того, как вдруг показалось Уильяму, разглядывая его, разглядывая скорчившуюся фигурку принца в полумраке за дверью.

Улыбка её стала почти что призывной, стала в открытую искушающей. Она полуобернулась — правая рука её залетела ей за спину — и тонкая ткань бесстыжего белого платьица принялась сверху вниз распадаться.

Он застонал уже громче, застонал почти в голос, не в силах себя удержать.

Леди Джейн стояла пред зеркалом в одном лишь белье, обтягивающем беспутном белье того самого белёсо-полупрозрачного цвета, бёдра её и её умопомрачительный стан обжигали внимание, манили своей откровенностью.

Пальцы принца Уильяма меж тем расстегнули почти что вслепую пуговицы брюк, высвободили из гульфика мающийся там стеснением вот уже 

не менее чем пятнадцатую минуту орган. Следующим же движением он — не веря сам себе в том, что думает совершить?  — сбросил вниз брюки, сбросил их с панталонами вместе едва ли не до самых коленей.

Дженни склонила чуть голову, она улыбнулась с проказинкой, глядя сквозь зеркало теперь уже явно не на себя, любуясь в открытую принцем, любуясь его состоянием.

Она рассмеялась беззвучно.

Переступив с ноги на ногу снова, дразня Уильяма уже вполне неприкрыто, она потянула руку к ленточке трусиков, вовсе не по-английски бесстыжих. Оттянула пальчиком ленту — и, так же беззвучно смеясь, с щелчком отпустила её.

Принц приглушенно вскрикнул, этого он уже не мог вынести. Зашатавшись, правой рукою вцепившись в изрыгающее влагу достоинство, левой рукою он, чтобы не упасть, вцепился плотнее в ручку приоткрытой им только что двери, петли предательски скрипнули.

Леди Джейн ахнула.

Побледнев словно призрак, полуприкрыв в волне истерической паники рукой задрожавшее личико, она дёрнула быстро за лежащий рядом с нею на тумбе у зеркала «хвост» алой ленты.

Дверь во всю ширь распахнулась, открыв обозрению культурного высокосветского принца, культурного принца, предающегося сейчас не самому высокосветскому и культурному.

— Сэр Уильям?..

— Дж-женни,  — выдохнул вполголоса он, он не мог говорить сейчас внятно, так же как не мог сейчас задержать собственную бесстыжую руку.  — А-ах!.. Дженни, Дженни, Дженни, Дженни, Дженни, Дже-еее-еенни!.. О боже!.. Леди Джеее-еее-еее-ееенни!!.

Ему никогда ещё в жизни не было в столь гадкой степени сладко, сладко и тошно одновременно, его рвало белыми выплесками прямо на Дженни, на голые ножки идола его романтических чаяний и на пол перед ней, он засмеялся приглушенно на глазах у отступившей на шаг и вроде бы даже взвизгнувшей в ужасе девушки — и в то же время как будто заплакал.

•  •  •

Правую половину лица его ожгла огненная купель пощёчины.

— Что это значит?!

Новая пощёчина, уже почти что затрещина, обжёгшая левую половину лица симметрично. Леди Джейн отступила на шаг, она успела надеть на себя то прежнее платье, самое первое, не вызывающее умопомрачительных мыслей.

Она тяжело задышала, глаза её в то же время еле заметно поблескивали. От сдерживаемых слёз, вероятно?

— Кто дал вам право?!.

Уильям, подтянувший было вверх снова панталоны и брюки, чувствующий себя ужасно, словно в кошмаре, в бреду, от которого невозможно очнуться, приоткрыл дрожащие губы. Но, подумав, сомкнул их.

Он бы и рад был объяснить что-либо. Но — что можно тут объяснить?

«Алиса была бы довольна».

О да, эта синеглазая ведьма, эта тварь, эта шлюха потирала бы ладошки с хихиканьем, глядя из своей Страны Грёз, как он под влиянием всего нескольких строчек её обманчивого письма пал на глазах этого прекраснейшего создания, показал девушке, которую все эти годы боготворил за глаза, что является лишь грязным низменным варваром и похотливым животным.

«Ты этого сам хотел, дорогой,  — рассмеялась коварно на краю его сознанья Алиса.  — Ты выбрал из двух вариантов реальности Дженни-блядь, Дженни-шмару, Дженни-шалаву и шлюшку. Стало быть, прежняя Дженни, чистый невинный ангел и безоблачное видение, тебе не нужна».

— Я думала, я могу 

доверять вам.  — Джейн, слёзы которой застыли в холодных глазах целеустремлёнными ледяными кристалликами, меряла шагами комнату, напоминая со стороны изучающего границы своей клетки тигра.  — Вы клялись, что мне не грозит от вас никакого вреда, никакого ущерба для чести, ничего извращённого. Вы же, оказывается, так называемый «принц Уильям»,  — губы её скривились, произнося титул,  — гадость, мерзкая тварь, создание много хуже животного?..

Уильям задышал учащённо, по-прежнему не ведая, что сказать. Ему хотелось проснуться, хотелось прорвать материю происходящего, подобному тому, как прорывается порой паутинка на кустиках ежевики.

— Вы собираетесь сказать хоть что-нибудь в своё оправдание,  — губы её опять искривились, глаза сверкнули, она почти выплюнула презрительно звание,  — принц?..

Он сглотнул слюну, сгорбившись, не в силах оторвать взгляд надолго от пола, попытался было сглотнуть. Увы, она была вязкой.

— П-п... п-простите меня, леди Джейн.

Что сказать ещё?

«Я думал, я уповал, о прекрасная леди, что вам это понравится»? «Одна моя загадочная знакомая из дивного края мне поклялась, что сделала из вас с детства развратную шлюху»?

— Простить?  — Глаза леди Джейн сузились, в них блеснули две молнии.  — Оставить это вот так? Беспутное поведение члена королевской фамилии? Если в высокой семье завёлся мерзавец, эту гнилую ветвь лучше выжечь немедленно, ведь неизвестно ещё, скольким девушкам и какими именно способами успеет сломать жизнь и душу этот моральный урод.

Рука её вытянулась к шнуру с колокольчиком.

— Я сейчас вызову слуг,  — пальцы сжались на кисточке,  — и всё расскажу им. Пусть моя честь пострадает, станет ясно, что я отослала миссис Легбаннер до времени,  — плевать. Ваша...  — носик леди Дженни наморщился,  — жижа на этом полу, которую исследует врач, станет, я думаю, лишним свидетельством вашей гнуси для общества.

Она потянула за шнур, Уильям невольно шагнул вперёд, сердце его отчаянно застучало.

— Не надо, прошу вас!  — Рука Джейн остановилась, она холодно смотрела на него, словно на рисунок тропического насекомого из энциклопедии, принц же почувствовал, как взмокли в мгновение ока его ладони. Он их прижал к груди.  — Я вас умоляю, леди Джейн! Только... не ставьте никого об этом в известность, пожалуйста.

Мысль эта действительно ввергала в озноб и в панику, она не имела ничего общего со сладеньким притворным стыдом, из которого Уильям привык за последние месяцы извлекать против воли кощунственную тень удовольствия. Если его королевские высокотитулованные родители узнают обо всём здесь случившемся — это будет хуже, чем стыд.

Это гибель.

— Вы мне не оставляете выбора.  — Пальцы её потеребили шнур.  — Вы лишены запретов и нравственности, вы по сути чудовище, вы можете в любой миг повторить своё преступление.

— Прошу вас, леди Джейн,  — выдохнул вновь жалко он.  — Я... я м-могу принести клятву вам, что никогда больше в жизни не повторю этого порока, этого греха, этого безумия...

Веки её на миг смежились. Пальцы на шнуре дрогнули.

— Вы говорите о... рукоблуде?  — Уильям, красный, кивнул, хотя вообще-то он имел в виду скорее прилюдные формы этого не очень нравственного занятия.  — Мерзкая, грязная вещь, от которой вас должны были давно 

отучить гувернёры и воспитатели.

Она нахмурилась, глядя на принца Уильяма, на лице её почему-то возникли вдруг мелкие ямочки.

— Я должна быть уверена, сэр Уильям, что вы во что бы то ни стало сдержите клятву.  — Теперь её лик стал холодно-фаянсовым, в этот миг она напоминала средневековую статуэтку отрешённой от мира добродетели.  — Вы поклянётесь жизнью. Честью. Душой. Своим загробным благополучием и жизнями всех своих близких. Что не будете никогда более — никак, никогда, отныне — себя ублажать столь стыдным противоестественным образом. Ни рукой, ни как-то ещё.

Принц Уильям приоткрыл рот, облизнул было пересохшие губы, кашлянул слабо. Несколько месяцев назад требуемая клятва ему не показалась бы непосильной, он полагал тогда, что она более чем в границах человеческой воли, хотя лично ему всё равно отчего-то не удавалось сдержаться более дней десяти.

— Никогда?..

— Никогда,  — подтвердила, глядя на него неотрывно, леди Джейн, в глазах её что-то странно блеснуло.  — Ни разу — без моего разрешения.

Она кашлянула сама вполголоса и быстро добавила, будто бы извиняючись:

— Я, конечно, не могу даже в мыслях представить уместность подобного, но баллады и мифы нас учат, сколь опасны обеты без возможности обратного хода.

Ноги Уильяма слабо вздрогнули, щёки его, награждённые недавно пощёчинами, снова запылали огнём. Пожалуй, леди Дженни действительно добрейшее и деликатнейшее существо, она мягка на свой лад с ним, соглашаясь не позорить перед родителями и даже оставляя при клятве крохотную микроскопическую возможность вернуть всё назад?

— Ну так что, сэр Уильям,  — глянула она на него ледяным взором, глянула, сглотнув слюну, рука её вновь потеребила шнур.  — Вы клянётесь мне?..

Он ощутил почему-то гудение в голове, лёгкую рябь в глазах. И — сглотнул слюну сам.

— Клянусь.