Мемуары ловеласа

О том, что девочка чем-то отличается от мальчика, я узнал в первом классе от соседа по парте. Он все время рисовал что-то на промокашке — то рыцаря на коне, то танк, то самолет. А один раз нарисовал голую девчонку и голого мальчишку. У мальчишки пиписька торчала вперед как пушка у танка, а у девчонки её не было совсем, только черточка под животом. Я удивился:

— А почему так?

— Потому что у девчонок пизда, а у нас хуй,  — пояснил приятель.  — И хуй стоит, когда на пизду смотришь.

У меня в том возрасте уже случалась эрекция. Но я не знал, для чего это, и вообще думал, что такое бывает только у меня одного. А оказывается, не только. Но странно, ведь я при этом ни на какую «пизду» не смотрел, и вообще никогда её не видел...

Увидеть, что там у девчонок в трусиках, было жуть до чего интересно, но нельзя же просто так подойти к девочке и сказать: «Покажи писю! » Приходилось надеться на случай. Случай мне представился летом. Мои родители поехали в санаторий, а меня отправили к бабушке в деревню. В 60-е годы прошлого века деревня жила практически без плодов цивилизации — вода из колодца, уборная во дворе, а мыться ходили в общественную баню. Из технического прогресса разве что черно-белый телевизор, который принимал всего одну программу. У бабушки в тот год гостила ещё её внучатая племянница, девочка Оля. Это была очень подвижная и озорная девчонка, на год или полтора постарше меня. Мы быстро с ней подружились, бегали наперегонки, играли в бадминтон, в прятки-жмурки-салки, лазали по деревьям, гоняли на великах.

Как-то бабушка решила устроить нам «банный день». Она нагрела воды и притащила в комнату корыто. Первой мылась Оля. Точнее, её мыла бабушка, считая, что она ещё не способна мыться самостоятельно. Я сидел на кухне и ждал своей очереди.

— Сережа, принеси кувшин, там, на столе!  — раздался из комнаты бабушкин голос.

Я взял кувшин и вошел в комнату. Оля сидела в корыте с намыленной головой. Кулаками она закрывала глаза от пены.

— Щиплет!  — захныкала девочка и поднялась во весь рост.

И тут у меня перехватило дыхание. О-па! Голая девчонка! Совсем голая, прямо передо мной! На груди маленькие выпуклости, словно наливающиеся под кожей яблочки, и смешно торчащие вперед сосочки. Под животом — нежный и гладкий бугорок лобка, ещё без волос, разделенный щелью. Две пухленькие губки, а на них — капельки воды. И на животе капельки, А на бедрах мыльная пена.

— А ну сядь, бесстыдница!  — прикрикнула бабушка.  — Сережка тут!

— Щиплет!  — продолжала хныкать Оля.

Она потерла глаза кулаками и притопнула ножками, разбрызгивая воду из корыта. При этом её щелка словно живая двигалась вправо-влево. А я стоял не моргая, будто прикованный к полу.

— Щас смою!  — бабушка повернулась ко мне.  — Давай кувшин! И уходи, неча тут пялиться!

Так вот она какая! Эта картина надолго запечатлелась в моей памяти, она стоит перед глазами до сих 

пор, хоть и прошло больше шестидесяти лет. Да, мой одноклассник был прав: хуй поднимается при виде пизды. С тех пор он поднимался у меня всякий раз при воспоминании об этой сцене.

Где-то спустя год я увидел взрослую голую женщину, свою маму. Она выскочила из ванной в таком виде, видимо, забыв взять халат, и даже не прикрывшись полотенцем. В нашей квартире были смежные комнаты, попасть в свою спальню она могла лишь через гостиную, а я как раз там играл. Видимо, она думала, что я нахожусь в своей комнате.

— Сережка! Ты здесь?  — воскликнула она и, прикрыв руками сиси и писю, убежала к себе.

Надо сказать, вид мохнатого черного треугольника под животом, который я успел разглядеть, особо меня не впечатлил. То, что я увидел тогда у Оли, взволновало меня сильнее. Во сне мне часто снилась обнаженная Оля, а однажды мне даже приснилось, что я лизал её писю. Я проснулся в диком возбуждении и был страшно разочарован, что это всего лишь сон. Как жаль, что это был всего лишь сон! У меня возникло чувство, будто мне дали вкусную конфету и тут же её отняли.

В то время не было ни порножурналов, ни видеокассет, ни, тем более, интернета. Полюбоваться обнаженным женским телом можно было лишь на картинах Ренуара или Тинторетто, а эротические фантазии получить от прочтения книг Золя, Мопассана, Апулея или Боккаччо.

Интерес к такого рода литературе особенно бурно разгорелся во мне лет через пять после того как я воочию убедился в гендерных различиях девичьего и мальчишеского тела. У нас в семье было много книг. Родители особо не озадачивались, какой литературой я интересуюсь, читаю ли я «Волшебника Изумрудного города» или «Золотого осла». Кстати, о «Волшебнике». У меня была эта книга с прекрасными иллюстрациями, и я был влюблен в нарисованную там девочку Элли. Я часто фантазировал, как будто мы вместе, как я раздеваю её и раздеваюсь сам, как мы изучаем и трогаем интимные места друг друга, и у нее точно такая же, как у Оли, очаровательная нежная пися...

Но вот я дорос до «взрослой» литературы. Читая роман «Земля» Эмиля Золя, я обратил внимание на место, где обсуждались гениталии девушки Берты:

«— А потом, ты знаешь... У нее нет...

— Чего?

— У Берты, говорю тебе, нет... Её все ребята дразнят за то, что у нее не растет.

— Да чего?

— Да волос — там, где им надо быть... У нее это, как у маленькой девочки, гладко, точно ладонь...

— Будет тебе врать.

— Говорю тебе, да!

— А ты сам видел, что ли?

— Сам не видел, другие видели».

И ещё:

«... Берте нечего щеголять, у нее волосы только на голове... Об этом знают от Клуа до Шатодена, все мальчишки смеются. Честное слово, ни одного волоска! Местечко такое же голое, как подбородок кюре».

Я вспоминал Олю и думал, ну и дураки! Ведь вся прелесть женских половых органов раскрывается тогда, когда они не скрыты (простите 

за тавтологию) волосами!

Потом я дочитал до места, где Жак лишает невинности Франсуазу. Это возбудило меня, и я снова вспомнил Олю, её очаровательную щелку... Дома я был один, мне захотелось пофантазировать. Я разделся, член у меня стоял, я лег на диван и представил, будто не Жак, а я разложил Франсуазу в стогу сена и сунул хуй в её девственную щелку... Фонтан спермы, вырвавшийся из моего члена, был для меня полной неожиданностью. До меня вдруг дошло: то, что я сделал, называется страшным словом «онанизм»!

Да, в те времена это слово было как проклятье. Если об этом узнают, от меня отвернутся друзья, никто не будет со мной здороваться за руку, а все девчонки, даже самые страшные, станут презирать... Я дал себе слово, что это никогда больше не повторится, но...

«Пришла пора, и я влюбился». Влюбился в одноклассницу Ирку. Она была красавица класса. Да что там класса, всей школы. Мы были ещё в восьмом, а на нее заглядывались десятиклассники и даже мужчины-учителя. Я набрался храбрости и пригласил Ирку в кино. Мы смотрели «Парижские тайны» с Жаном Маре.

— Как в то время всё было красиво...  — вздыхала Ирка, когда я провожал её домой.  — Любовь...

Мы зашли в подъезд. Воспользовавшись её романтичным настроем, я поцеловал Ирку в щеку. Протеста с её стороны не последовало. Тогда я поцеловал её в губы. Мы стояли, целовались взасос, и у меня тоже стоял. А дома, когда лег в постель, я представил, что радом со мной Ирка, что я снимаю с нее ночную рубашку, укладываюсь на нее сверху и... я вновь совершил предательство по отношению к своим сперматозоидам — ни один из них не попал по назначению, все оказались на простыне...

С тех пор я часто мечтал о сексе с Иркой. Я представлял, что у нее такая же безволосая пися, какая была у Оли или у девушки Берты из книги. Я открыл для себя, что приятнее не тереться членом о простыню, а имитировать кулаком женское влагалище. Да, я онанист. Ну и что? Ведь об этом никто никогда не узнает. И я, предаваясь фантазиям, дрочил каждую ночь, меняя через раз руку, чтобы не искривить член.

Ирка была отличница, а я отставал по иностранному языку. И каково же было моё счастье, когда учительница велела Ирке взять меня «на буксир». Ирка приходила ко мне домой заниматься со мной. Уделив немного времени формам глаголов, мы находили более интересное занятие. Я гладил её распущенные волосы, мы обнимались и целовались, и, как-то раз, я подумал, а почему бы?.. Ведь, в конце концов, я не против на ней жениться, если что. А нам уже по шестнадцать.

Мы сидели на диване и целовались, я повалил её, лег сверху и стал задирать юбку, подбираясь к трусам... Ирка вырвалась:

— Ты что?!

Она убежала. И больше со мной не общалась, как я ни пытался извиняться и клясться, что никогда больше так 

делать не буду. Вот нравы 60-х... Ирку я потерял. Какое-то время даже не было настроения заниматься онанизмом. Но все же гормоны брали своё и, ложась спать, я снова видел перед собой голую Олю, топающую ножкой в корыте, а ещё надеялся, что Ирка простит меня и отдастся моему натиску, и сперматозоиды, разбуженные трением залупы о кулак, радостною толпою мчались из моих яиц по твердому члену на простыню.

Мужчиной я стал по окончании школы. Отзвенел последний звонок, и мы с пацанами решили отметить это дело. Купили вина и пошли ко мне — у меня дома никого не было. Нас было пятеро: я, Генка, Олег, наша одноклассница Наташка и ещё Лена, сестра Олега, старше его года на два. Мы настрогали салатов, устроили застолье, потом танцевали, играли в бутылочку. С Наташкой мне целоваться не очень хотелось, да и вообще, она мне не нравилась, не в моем вкусе, зато Ленка! Есть такие женщины, от которых просто веет эротикой. Вроде не сказать, что прям ух!  — расписные красавицы. Вот Ирка, например, она красавица, и у меня на нее стояк, хоть она по-прежнему со мной в ссоре. А Ленка... Да, внешне ничего особенного, по-своему миловидная. Но стоит к ней приблизиться на расстояние вытянутой руки, и член готов разорвать брюки, а если с ней танцевать, а тем более целоваться — то вообще прям сразу кончить можно.

Короче, когда ребята разошлись по домам, Ленка осталась помочь мне помыть посуду и навести порядок. Мы быстро закончили дела и снова целовались. И тут я решил попробовать с ней то, что не получилось с Иркой. Ленка была в брюках. Я расстегнул их и запустил руку в трусы. Ленка говорила «Нет, нет! », но при этом не особо сопротивлялась. Тогда я подхватил её на руки, отнес на кровать и стянул с нее брюки. Ленка все повторяла «Нет, нет... », а я спустил с нее трусики, и передо мной предстал волосатый лобок. Такой как у мамы, когда она вышла из душа. Я погладил его и окунул палец в промежность, там все было влажно, даже волосы мокрые. Тогда я снял с себя штаны, водрузился на Ленку и стал тыкаться членом.

— Не туда,  — Ленка сама направила член куда надо.

Кончил я очень быстро. Почему-то мне стало стыдно оттого, что я её трахнул. Я натянул на нее трусики и брюки: всё, ничего не было.

— Ты уже?  — удивилась Ленка.

— Да,  — говорю,  — а ты не почувствовала?

В то время я ещё не знал, что такое женский оргазм и что девочки тоже хотят. Почему-то мы с пацанами считали, что хочет только мужчина, а женщина «терпит».

— Не-а,  — говорит Ленка.  — Я ещё хочу.

Мой молодой организм, несмотря на семяизвержение, был как пионер всегда готов, поэтому я снова стянул с Ленки брюки с трусами и вновь устроился на ней. Теперь я трудился долго, и Ленка «подмахивала» мне попой. И всё повторяла: «Чаще, чаще. »..  

А я и так старался чаще, как мог. Постепенно у Ленки во влагалище становилось все суше, и двигаться в ней труднее. Наконец, она сказала:

— Ну хватит, у меня там уже всё болит.

Я слез с нее и лег рядом. Брюки с трусами были спущены, мне очень хотелось рассмотреть её писю, но мешали густые черные волосы. На ней все ещё была кофточка.

— А почему ты не ласкаешь мою грудь?  — спросила Ленка.

Я расстегнул кофточку, снял бюстгальтер и поцеловал соски.

— Вот, теперь вижу, что ты мужчина!

Так я понял, что грудь для женщины — чуть ли не главная эрогенная зона. Прикосновение к груди возбуждает её едва ли не сильнее, чем прикосновение к клитору.

С Ленкой это был первый и последний трах, больше случая не представилось. Однако каждую ночь я оставался верен двум своим старым подружкам — Маше и Даше Кулачковым. По очереди я продолжал их иметь. Конечно, обеих не сравнить с Ленкиным влагалищем, но, как говорится, на безрыбье...

•  •  •

Я поступил в институт. На механическом факультете учились в основном парни, а девчонок в нашей группе было три. Из этих трех граций самой красивой считалась Светка — длинноногая голубоглазая блондинка. Однако меня как раз пугала вычурность её красоты и некая эпатажность поведения. В нее была влюблена вся группа, а мне больше нравилась скромняшка Инна. Третья, Люська, держалась как-то обособленно и была совершенно не интересная.

Это случилось на студенческой вечеринке. Клим пригласил нас на новоселье. Клим сам из Барнаула, он жил в общаге и подрабатывал дворником в каком-то ЖЭКе. А по весне ему выделили служебную жилплощадь. Квартирка была в полуподвале «сталинского» дома, там имелись две смежные комнаты и туалет с душевой. А под кухню была оборудована прихожая. Мебели у него практически не было. В дальней комнате софа, на которой он спал, в проходной — стол, сервант для посуды, кресло и две табуретки, а в кухне плита, холодильник и тумбочка, она же разделочный стол.

У Клима в тот вечер собрались я, Эдик, Светка и Инна. Он звал ещё и Люську, но она не пришла. Клим сидел в кресле во главе стола, а на табуретки мы положили доску и уселись там вчетвером. Моё место было рядом с Инной. Я подкладывал ей закуски и наливал вина, а ещё из-за тесноты прижимался ногой к её ноге.

Застолье начали с шампанского, а когда поверх него накатилась третья рюмка водки, рука как-то сама легла на бедро Инны. Она не скинула мою руку, но плотно сдвинула колени и натянула на них платье.

Светка пила много, и её эпатажность постепенно превращалась в полную развязность. Она громко смеялась, в её речь, порой, вклинивались слова-паразиты из лексикона сантехников. Эдик рассказывал сальные анекдоты, тоже произнося некоторые непечатные слова открытым текстом. Инна при этом смущалась и краснела.

Мы танцевали под старенький магнитофон «Гинтарас», который постоянно зажевывал пленку, и звук «плыл», как и наши головушки. Неожиданно, танцуя с Инной, я обнаружил, что 

Клим уснул в своем кресле, а Эдика со Светкой в комнате нет. Зато из соседней комнаты доносились смешки и хихиканья, постепенно переходящие в стоны.

Я осмелел (а может, обнаглел), прижал Инну к стене и стал щупать её задницу, одновременно пытаясь поцеловать в губы. Магнитофон уже не играл, а хлопал концами оборванной ленты на крутящихся вхолостую катушках. Когда я попытался приподнять подол платья, Инна оттолкнула меня и отпрянула:

— Ты чего?

Из соседней комнаты вышла Светка, одергивая на ходу юбку и застегивая кофточку.

— Выпить что-нибудь осталось?

За ней в темном дверном проеме показалась довольная физиономия Эдика. Он указал глазами на Инну и подмигнул мне. Нумера, мол, свободны, извольте-с. Я схватил Инну за руку и поволок в «нумера».

— Отстань!  — Инна упиралась и, наконец, вырвалась.  — Ты чё? Совсем что ли?

Проснулся Клим:

— Что за шум, а драки нет? Что случилось?

— Ничего,  — ответила Инна.  — Чай будет сегодня?

После этой вечеринки Инна меня сторонилась. Эхх, второй облом в моей жизни...

А летом я пошел в поход, плановый поход по путевке. Кто не знает, что такое плановый поход, расскажу. Покупаете путевку и приезжаете на турбазу. Там инструктор инструктирует (снова извиняюсь за тавтологию) как ставить палатку, разводить костер, готовить еду в котле. Ну и о технике безопасности рассказывает. Все снаряжение предоставляется на турбазе. Сам поход длится дней десять-двенадцать. Обычно контингент в таких походах бывает в основном женский, туристы-мужчины предпочитают самостоятельные путешествия.

В нашей группе было двадцать человек, из них мужиков только пять. Плюс инструктор со своей дочкой, лет восемнадцати. Поход был на весельных лодках по озерам Карелии. Мы плыли на пяти фофанах, в каждом по одному мужику и три тетки. Инструктор с дочкой плыл на байдарке. Замечу сразу, дочка тут же положила на меня глаз. На турбазе, пока ещё шла подготовка к походу, в свободное время мы играли в волейбол, а по вечерам были танцы. Мне сразу приглянулись две молодые девчонки, лет двадцати, и я предложил им плыть в моей лодке (естественно, мужиков инструктор назначил капитанами). Четвертым членом экипажа была пожилая матрона пенсионного возраста.

Не буду отвлекать ваше внимание описанием похода, сосредоточусь на главной теме своих мемуаров. Матрона большей частью интересовалась окружающими видами и щелкала фотоаппаратом, девчонки же строили мне глазки. В первый вечер после ходового дня вся группа устала, инструктор устроил ранний отбой и сам забрался в палатку. Однако дисциплина была не очень строгой, поэтому у костра остались я, две девочки, Зоя и Вера из моего экипажа, и Таня, дочка инструктора. Мы сидели, болтали, пили чай, в конце концов, Вера начала клевать носом и ушла в палатку. Следуя моральным принципам и чистоте нравов, инструктор распределил нас по палаткам не поэкипажно, а по гендерному признаку, поселив всех мужиков в одной. Сам он спал с дочкой в отдельной.

Я нутром чувствовал, что Зоя не против уединиться со мной, но Таня никак не покидала наше общество. Наконец, я сказал 

Зое:

— Пойдем, прогуляемся?

— И я с вами!  — заявила Таня.

— А детям пора баиньки!  — строго сказал я.

— Это кто дети?  — обиделась Таня.

— Вот такие вот,  — я щелкнул её по носу,  — малолетки.

Хотя малолетка была всего-навсего года на два младше нас. Короче, отправили мы Таню спать, а сами пошли вдоль берега озера, любуясь белой Карельской ночью, и поняли, что оба хотим целоваться. За поцелуями последовали мануальные ласки, потом я приподнял на Зое футболку выше груди, лифчика на ней не было, а грудь небольшая. Целуя соски, запустил руку ей в трусики, нащупал мохнатый лобок. Поскольку сопротивления не последовало, я расстелил на песке штормовку, уложил на нее Зою и... ну, понимаете, меч вошел в ножны.

Зоя была не девушкой, но влагалище у нее более тугое, чем у Ленки, поэтому кончил я довольно быстро. Однако мы не спешили уходить, ночь была светлой и теплой, ветра практически не было, на берегу комары тоже сильно не донимали. Мы любовались предрассветной зарей, болтали, целовались и перед самым восходом повторили коитус. На этот раз кончила Зоя, а я все никак. Но... пора было возвращаться в лагерь, скоро инструктор прокричит «Подъем! »

На следующей стоянке после вечерних посиделок Зоя ушла в палатку раньше, а у костра остались я, Вера и. конечно же, Таня. Кое-как нам удалось от нее отвязаться. Берег на этой стоянке был заросший травой, на небольшом пляжике поместились только наши лодки. Мы с Таней пошли по лесной тропинке. В лесу было много комаров, но тропинка вывела нас на гольцы, каменистую гряду, поросшую ёрником. Там мы нашли плоский широкий камень, за день нагретый солнцем. Я расстелил на него штормовку, мы сели рядом и начали целоваться.

— А ты вчера с Зоей?..  — спросила Вера.

— Нет,  — заверил я её,  — ты чего? Мы так посидели немного, и спать пошли.

Хорошо, что они с Зоей спали в разных палатках. Мы с Верой ещё раз поцеловались. Я залез рукой под футболку, а под футболкой на ней оказался целиковый купальник. Вот те на! Пришлось снять с нее всё — и футболку, и кеды, и треники, и Вера предстала передо мной абсолютно в чем мать родила. И тут я сделал открытие. Оказывается у блондинок и волос на лобке меньше, и они как бы тоньше, и светлые, поэтому почти не скрывали половые губы. Я уложил её на камень, поцеловал грудь (памятуя Ленкин урок), а потом спустился ниже и любовался писей. Она была прямо как у девочки, почти как у Оли. И тут я не сдержался, вспомнив свой давний сон, лизнул её языком. Вера сказала «Ой! » то ли от неожиданности, то ли от смущения. А я присосался к её пизде и лизал между губок, засасывал клитор, облизывал все складочки, Вера застонала, задвигала попкой, кажется, она кончила. Кончил и я, поскольку возбуждение было сильно велико. Сперма наполнила плавки...

На следующую ночь мы остались с Зоей. Отделались от 

навязчивой Тани и отправились на прогулку. Мой член немного привык к влагалищу Зои, на этот раз я долго не кончал, Зоя кончила первой. А следующую ночь я снова гулял с Верой. Теперь она была в раздельном купальнике, что упрощало задачу. Когда я снял с нее трусики и навис над ней, нацеливаясь членом в вагину, она спросила:

— Тебе очень хочется?

— Да, а что?

— Понимаешь... ну, короче, я девушка. Может, не надо?

— Ну, хорошо,  — я немного расстроился.

— А... ты мог бы... как в тот раз? Тебе не противно было?

— Наоборот, очень приятно. Я с детства мечтал...

— Правда?

И я опять лизал ей. На этот раз она кончила, а я нет. И Вера предложила:

— Давай я тебе.

И мне первый раз сосала девчонка. Я постеснялся кончить ей в рот, а она сама догадалась, что нужно делать — дрочила мой член, пока я не спустил.

— Я просто видела, как мой братик так делает,  — пояснила она.  — А ты... так делаешь?

— Да что ты!  — испугался я.  — Боже упаси!

— А я делаю,  — засмеялась Вера и убежала в лагерь.

Это было для меня открытием. Девчонки тоже занимаются онанизмом! И Вера не постыдилась мне об этом сказать...

Весь поход я практически не спал. Удавалось заснуть на час-полтора перед подъемом и ещё подремать немного в фофане, когда я не сидел на веслах. Ночи так и чередовались: то я трахался с Зоей, то мы с Верой занимались оральным сексом. Таня вроде как успокоилась, и больше с нами не просилась. Однако в предпоследнюю ночь...

Мы с Верой, после приятно проведенного времени, обнявшись, возвращались в лагерь, и тут нас встречает Таня.

— Ага,  — говорит,  — Если в следующий раз меня с собой не возьмете, я Зойке расскажу, что вы вместе гуляете.

Вера вырвалась из моих объятий и зло посмотрела на меня:

— Вот так вот, да? Значит, ты с Зоей тоже?..

И, всхлипывая, убежала в свою палатку.

— Дура ты!  — бросил я Тане и тоже ушел.

Следующий ходовой день был последний. Девчонки дулись на меня и не разговаривали. Матрона удивилась:

— Девушки, что это с вами?

— Ничего!  — буркнули обе почти в один голос.

Вечером они не стали со мной задерживаться у костра, но задержалась Таня.

— Злишься на меня?

— Да ладно,  — говорю.  — Неприятно, конечно, но все равно мы завтра разъедемся по домам.

— Да,  — говорит,  — Сегодня последняя походная ночь. И эта ночь будет моей.

— Чего ты хочешь?

— Я люблю тебя.

— Нельзя бросаться такими словами.

— Ну и что? Подумаешь? Я знаю, завтра мы расстанемся навсегда. Но это будет мой звездный час! Ты хочешь меня?

Она приблизилась ко мне лицом и подставила губы для поцелуя.

— А ты у папы спросила?

— Причем тут папа? Ну?

Её губы стали ещё ближе. Не знаю почему, но вдруг от нее повеяло Ленкой. Помните, я говорил, что есть такие женщины, от которых веет эротикой. Эротикой и сексом. Таня ещё мелюзга, ещё бутон, но когда она расцветет, она станет такая 

же как Ленка. В ней пока зачатки кокетства, жеманства, но это все вырвется наружу, едва она станет женщиной. Сам не знаю почему, но я обнял её и поцеловал. Целовалась она неумело, но набирала это умение буквально на глазах.

— Так что?  — спросила Таня почти с вызовом.  — Пойдем?

Мы отошли от лагеря, нашли уютную полянку. Таня сама бросила на землю штормовку, сняла олимпийку, обнажив неприкрытую грудь. И я целовал её, и уложил Таню на штормовку, спустил с нее треники вместе с трусами. Я опустился на нее.

— Только... потихонечку... ладно?

— Хорошо.

Я начал пропихивать член в вульву.

— Ой, больно!  — тихо вскрикнула Таня.

— Ты девушка?

— Да.

— Может, тогда не надо?

— Надо, надо!  — Она потянула руками мой зад, и я вошел.

Это была моя первая целка. И единственная. Когда мы встали, на штормовке остался кровавый след.

— Надо застирать его,  — сказал я.

— Не надо,  — говорит Таня.  — Я её сохраню. На память о тебе...