Деревянное сердце

Дыханье мое участилось и задрожало в такт телу. Напор изнутри отмел робость и дал рукам абсолютную свободу. Я будто вырвался из клетки, и руки оказались внизу у Аленки под платьем. Она дышит мне в ответ — тепло, прерывисто, нежно, как легкий шум весеннего ветерка. Обвила меня ручками, словно сплела сеть, и я знаю, что запутался в ней окончательно. Отрываю губы от ее шейки и смотрю вниз. Голые ноги — самое опасное место у девушки — приоткрылись, наполняя меня желанием, а Аленку — стыдом. Пальцы уже нащупали ее трусики. Я краем глаза вижу, как краснота окатила изумительно красивое личико. Глаза Аленки закрыты, она сама же — открыта и доступна. Для меня.

— Ну не надо, Владик...  — шепчет она, но сама сомневается, что эта просьба стыдящейся первого секса девчонки — ее. Я же не могу себя выключить. Мы одни, на диване в ее квартирке, и мир вокруг исчез, оставив нам кайф от шанса быть вместе. Никто не мешает нашим желаниям — моему — дойти до конца, а ее — принять меня. Опять вид ее открывшейся от сброшенной бретельки платья голой груди и стройных до умопомрачения ножек сдавил во мне какую-то пружину, которая вот-вот выскочит. Внизу все затвердело — как обычно, когда Аленка рядом, наедине, и когда не пускает меня дальше. Я целую ее грудь, обводя языком коричневатый сосок — упругий и острый как маленькая скала. Это она позволяла мне делать и раньше, но непослушные для ее просьбы пальцы тянут трусики вниз. Трусики красного цвета, в каких-то журнальных тестах написано, что женщина в них ищет близости. Я хочу снять их и увидеть, наконец, ее голое лоно. Я никогда не касался ее там...

— Влад, ну я сказала — нет,  — уже настойчиво повторила Аленка. Ее ручки расплели сеть, в которой я барахтался секунды назад, и отталкивают меня. Все как всегда. Она снова показала мне «стоп». Пограничная точка — снятые трусики, и новая территория — оголенная промежность Аленки, опять не преодолены мною. О сексе с ней я вообще молчу. Хотя признаться, именно на него и рассчитывал.

— Ну почему?  — никаких других слов мое «Я» не в состоянии сказать. Тупой вопрос, заданный девушке, у которой есть свои принципы. Тупой, потому что ответ на него известен. Я снова разбит, отвергнут, и взгляд, скользящий по закрывающейся платьем груди и ногам Аленки, подтверждает приговор — сегодня снова ничего не произойдет. Она поправляет платье, распущенными волосами закрыв свои синие глаза. Член в брюках разочарованно ослабевал.

И все же я люблю ее. Как никого на свете. Давно, еще с пятого класса, я рос и взрослел с этой любовью. Я закрывал перед сном глаза и звал ее образ к себе. Как фея из детской сказки, она помогала мне уснуть и проснуться, чтобы снова увидеть ее в школе. Я был терпелив, и следил, как косички сменили длинные роскошные волосы, а на туфельках выросли каблуки и выросли ее ножки, на которые уже засматривались 

пацаны со двора. Да чего там говорить, взрослые мужики притормаживали свои тачки, когда она шла по улице. Может даже цеплялись, о чем она, зная меня, не хотела признаваться. Даже в техникум я поступил в тот же, что и она. Поначалу был ей другом, ухаживал, охраняя ее девичью свободу. Цель достигается, когда ты этой цели достоин, так говорил мой папа. И уже полгода, как мы с Аленкой встречаемся. Она ответила взаимностью, во всяком случае, душевной. Я был счастлив. Но очень хотел большего. У меня еще не было секса, хотя большинство пацанов со двора и техникума с кем-то успели переспать, а кто-то делал это регулярно. Меня постоянно цепляло слушать их «подвиги», когда вечером собиралась пацанячья тусня во дворе. Девчонкам я нравился, и не будь в моей жизни Алены, уже нашлась бы какая-то — симпатичная и уступчивая. Другая.

Но другой мне не было нужно.

— Ну почему?

— Не готова я, Владик... Пока не готова.

Она держала мою руку в своей, заглядывая мне в глаза, читала в них обиду и улыбалась, будто в насмешку, над мужским разочарованьем. Наверно, я и впрямь вызывал сочувствие.

— Ты выглядишь, как котик, которому дали понюхать рыбку, и не покормили,  — весело проговорила она. Вот это сравнение рубануло меня полностью.

— Сколько ты можешь мною играть?  — говорю я, плещу плохо скрываемой злостью и нетерпением.  — Алена, ты же говорила, что любишь меня.

— И сейчас могу повторить,  — отвечает моя фея, снова обнимая меня. Тепло ее тела рядом согревает, отгоняет холод и тоску. Я опять в ее власти, но такой любимой и долгожданной. А насколько она — в моей?

— Все обязательно получишь,  — снова шепчет она мне на ухо. Звучит как тихая, приятная песня, обнадеживающая, дарящая волю ждать. Я чувствую себя маленьким мальчиком, которому обещают «киндер-сюрприз» в обмен на хорошее поведение. Я и вправду веду себя с Аленкой хорошо. Но маленьким, в роли просителя лакомства быть уже ой как надоело. Во мне бушевал мужик — взрослый, готовый брать ответственность. Во всяком случае, таким мне хотелось казаться.

— Обещаю. Покормить тебя, мой котенок?  — смеется Аленка.

— Ага, вот так,  — соглашаюсь я, и запускаю свой язык ей в ротик. Она отвечает нежным страстным поцелуем, ее мокрота приятно сливается с моей. Ножки Алены снова раздвигаются, и я наваливаюсь на нее с торчащим концом. Пусть хоть через брюки, но коснется ее...

Мы слышим звук открывающейся двери. Аленкина мама пришла с работы. В обоюдном рывке отталкиваемся друг от друга.

Ирина Сергеевна Сомова вежливо приветствует меня. Она хорошо ко мне относится, наверно полагая, что крепкий и отлично учащийся парень сможет защитить ее дочь от шпаны и положительно повлиять на результаты в учебе. Они с Аленкой живут одни, ее мама давно развелась с мужем — отцом моей девушки. Свои отношения с мужчинами Ирина Сергеевна предпочитала вести на стороне, никого не приводя в их маленькую в квартирку, и Аленка признавалась мне, насколько она ценила подобное 

поведение матери. Я был единственным мужчиной, которому вход в их женское жилище был открыт.

— Влад, обедать с нами будешь?  — доброжелательно уточнила мама.

Она выглядела молодо, реально моложе своего возраста, хотя Ирине Сергеевне не было и сорока. Я часто ловил себя на мысли, следя за ней, что вижу повзрослевшую Аленкину копию. Если поставить их рядом, можно было бы предположить, что это ее старшая сестра, но никак не мать. Стройная фигура, отточенная всякими там (Аленка рассказывала) новомодными диетами, подтянутая грудь, красивое, как у Аленки лицо без единой морщинки с тонкими чертами, обрамленное длинной ухоженных волос. Только глаза, такие же синие, как и у моей возлюбленной, блестели какой-то холодной синевой. Еще раз отметил эту разницу — теплый Аленкин взгляд против холодного Ирины Сергеевны. Чего не хватило ей в жизни, из-за чего эти прекрасные глаза замерзли, подумал в очередной раз я? Также, оценив ее внешнюю форму, мысленно отмечаю, что Ирину Сергеевну обсуждают пацаны с моей компании, стараясь делать это корректно — в знак моих отношений с ее дочерью. Обсуждают, конечно же, как женщину.

Ирина Сергеевна планирует, что Алена после окончания техникума поедет учиться в Москву, в МГИМО, где по словам Аленки, у нее были какие-то завязки. Она постоянно строила планы касательно будущего дочки, там были и заграничные поездки, и блестящая карьера дипломатки, и все, что угодно. Слушая это, я наливался тихим негодованием. Все мне нравилось в Ирине Сергеевне, как в матери моей любимой, кроме этих вот бесед о планах.

Потому что меня в этих планах — не было!

Она знала, что я останусь здесь и буду работать со своим отцом. Я переживал, если Аленка уедет, мы будем редко видеться, пытался однажды даже спорить с Ириной Сергеевной, убеждая ее, что в нашем городке перспективы не хуже. Кроме насмешки у ее мамы моя позиция реакции не вызвала. Аленка же реагировала ровно, сказав мне однажды, будто залив успокоительное:

— Да не переживай, я и сама не хочу ехать в эту Москву. Я еще отговорю ее. Все равно не поступлю,  — и добавив то, что я больше всего хотел услышать.  — Мы будем вместе.

Ничего лучше мне не приходилось слышать из всего, что касалось жизненных планов.

Вот и сегодня Ирина Сергеевна, в преддверии выпускного вечера, затянула свою тему про перспективы московской Аленкиной жизни, чем еще больше испортила мне настроение. Я старался поддерживать беседу общими фразами, но наверно, выглядел отрешенным, потому как сразу после завершения обеда Аленка быстро утянула меня в свою комнату. Мы обнявшись, молча слушали музыку, после чего, когда стало уже поздно, я попрощался и ушел.

Я живу в том же дворе, что и Аленка, но в другом его краю. Домой не хотелось, и услышав звуки гитары, я повернул к ним. Моя компания, человек семь, отдыхали на скамейке, в тени развесистых ив. Чего им и вправду дома то сидеть? Общество таких же парней, как и я сам, мне было, пожалуй,  

нужным сейчас, когда голову одолевали невеселые мысли.

— Влад пожаловал,  — отметил Гера — Серега Геращенко.  — Редко ты стал захаживать. Небось, снова у Аленки зависал?

Когда-то он добивался Аленкиного внимания, но безрезультатно. Мажористый, с обеспеченной по меркам нашего района семьи, он выделялся шмотками и прочими прибамбасами, подчеркивающими, что денег на содержание сыночка его папа, местный коммерс, не жалел. Был единственным обладателем среди нас мобильного телефона (огромная роскошь на то время), что всегда ставило его в центр тихой зависти пацанов. Сейчас встречался с Мариной, Аленкиной подругой — не такой привлекательной, как моя девушка, но с которой у него, по его словам, вовсю крутился регулярный секс. Я же ему все равно не завидовал. Знал — тот факт, что Аленкиным парнем стал я, до сих пор портил ему жизнь. Гера любил добиваться своего.

— Здорово, Владко,  — поприветствовал меня Тоха — Антон Зверев. Самый старший из нас, он был в авторитете. Год отслужив в Чечне, вернулся и не брезговал тусить с нами, 18и-летними пацанами. Меня уважал — за игру на гитаре и за то, что тянул его младшего братика по математике, помогал готовиться к экзаменам. Я со всеми поздоровался, присоединившись к мужской атмосфере — расслабушных разговоров и отдыха.

— Слабаешь мою любимую?  — предложил Тоха, протягивая мне гитару.

— Прости, Тоха, настроения нет,  — ответил я. Его и вправду нет, и мне показалось, что и гитара сегодня передаст мою грусть. Заражать ею ребят — не хотелось.

Тут снова отозвался Гера.

— Какое там настроение, если Сомова его до сих пор к телу не пускает!

Об этом он, конечно, узнал от Маринки. Все, кроме Тохи рассмеялись.

— Любовь-морковь, цветы-мечты, а скоро выпускной. Так и закончишь девственником техникум,  — продолжил насмешливо Гера.

— Заткнись,  — зло осек его я. Он настолько меня злил, что я даже вмазать ему готов.

— Остынь,  — жестко обратился к Гере Тоха,  — Владко разберется со своей кралей. Чего завелся то?

— А то, что сам не е... т, и другим не дает,  — заявил Гера. Что за муха его сегодня укусила?  — Не может раскрутить девчонку, пусть отвалит, и другим не мешает.

После слов этого мажора я, сжав кулаки, дернулся в его сторону. Парни меня удержали, сохранив Гере целость физиономии.

— А ну, ша!  — объявил Тоха.  — Это Влада личное, разберется сам.  — И добавил.  — Сомова — девчонка порядочная. Ради такой можно и подождать. Ну погоняет «лысого» еще чуток, никуда она от него не денется.

Раздалось еще пару комментариев от других пацанов — меня поддерживали и даже сочувствовали. Только этого не хватало! Тема, когда мои товарищи так вот запросто разбирают мою личную, даже интимную жизнь, раздразнила меня. Что, блин, происходит?

Я так и не понял, как вырвались те злополучные слова. Обида, желание соответствовать тусовке, досада из-за отсутствия сексуального опыта, из-за Аленкиных отказов, сами вытащили обещание.

— Она переспит со мной,  — сказанул я во всеуслышание.  — Самое позднее — на выпускном!

Все замерли, будто я предрек конец света.

— Да слабо тебе,  — самым первым после всеобщей паузы озвучил Гера.

— Тебе повторить?  — с 

еще большей злостью произнес я.

Тоха был верен себе.

— Ты хочешь поспорить?  — серьезным тоном спросил он Геру.

— Запросто,  — ни на секунду не тушуясь, ответил тот. Все остальные молчали.

— Что в заклад ставишь?  — продолжал Тоха.

Гера сделал жест, который сразил всех не менее моего обещания. Он достал с чехла, висевшего на боку, главный атрибут своего жизненного понта. Мобильный телефон!

— Телефон, если переспит с Сомовой — его!  — объявил Гера.  — Если не срастется, тогда отвалит от нее. Навсегда.

Еще чего захотел!

— Нет, я от нее не откажусь, даже если проиграю,  — смело заявил я. Что я еще мог объяснить своим друзьям, кроме правды? Мне осталось лишь сказать ее.

— Я ее люблю.

Никаких насмешек, даже от пакостного Геры.

— Ты понял?  — обратился Тоха к Гере.  — Влад,  — уже ко мне,  — тогда придумай другой заклад. Выбери сам. Будет по-честному.

Я поднял голову вверх. Был поздний глубокий вечер, темно, и окружающие дома горели сеткой огней. Выше крыш — лишь черное небо. Я взглядом отыскал окно своей квартиры на девятом последнем этаже. В окне горел свет, папа ждал, пока нагуляется его сын. Я высоко поднял планку своим выпендрежным обещанием, и с высоты этой планки мне, возможно, предстоит упасть.

— Я выпрыгну с окна. Девятого этажа.

Воцарившееся молчание вокруг лишь подтверждало одно — я считался пацаном слова, и моему слову парни верили. Даже Гера растерялся. Телефон в его вытянутой руке задергался. Но Тоха снова взял контроль над ситуацией. Чего там говорить — авторитет.

— Так, протянули друг другу руки,  — скомандовал он. Затем включил на запись в своем кассетнике.

— Теперь, Гера, озвучивай спор.

Раз Тоха решил записать базар, это непросто. Уже ни у кого не вызывало сомнения серьезность пари.

— Если с Сомовой у Влада будет секс в срок — самый поздний на выпускном вечере, я отдаю ему свой мобильный телефон,  — как под диктовку протянул Гера. Он изменился в лице, тень испуга от произносимого читалась окружающими.  — Если секс не случится, Влад выпрыгивает с окна девятого этажа.

После этих будто заученных слов Тоха перебил наши сцепленные руки. Все! Остальные парни зааплодировали. Мне по очереди пожали ладонь, будто я вызвался полететь в космос. Я же только сейчас по-настоящему оценил смысл пари. Понял, насколько эмоции развязали язык. Стало противно.

— Думаю, что такое «секс» вам разъяснять не нужно,  — отметил напоследок Тоха.  — Все по-взрослому. Ну и без свистежа. Не получилось — признался, получилось — никому не трещать вокруг.

Сразу после этого я, попрощавшись, ушел. С еще больше отягощенным от обязательства сердцем.

Мы живем вдвоем с отцом. Как и у Аленки, мои родители развелись. Мать ушла к какому-то чуваку, и они уехали за границу. Я захотел остаться с папой, и лишь иногда читал присылаемые мамой будто из другого мира письма. Я никогда не поддерживал ее решение, хотя она все время корила отца за недостаточные доходы. Папа — дизайнер-конструктор, который ищет применение своему таланту, но пока безрезультатно.

— Все в порядке?  — спросил отец. Я кивнул, но он по лицу сына понял,  

что никакого порядка в его душе нет. Спросил, не поссорился ли я с Аленкой. Нет, все ок, ответил я. Тогда папа поделился новостью.

— Одного инвестора, похоже, заинтересовал мой проект. Сегодня была презентация, и предварительно его расчеты устраивают. Все может получиться, сынок.

Отец все годы работал над идеей детского игроленда, который хотел построить в нашем городе. Я изучил проект — площадку, идею, и признаюсь — это было придумано здорово. Все, чем я хотел заниматься — это помочь папе его реализовать. Не только ради денег и славы, а и ради мамы. Она должна была понять, кого потеряла.

— Точно получится,  — поддерживаю отца. Рано радоваться, но факт привлечения инвестора вселял надежду. У меня поднялось настроение.

— С Аленкой все вправду хорошо?  — ... он всегда интересовался, как протекают наши отношения.

— Да отлично, говорю тебе.

Тогда папа отлучился и через минуту принес, держа за нитку какой-то маленький темный предмет. Амулет, деревянный, в виде сердечка, уже потемневший от времени, лег в мою ладонь. Красивая резная работа. В руке потеплело от касания этого миниатюрного сердца.

— Возьми,  — сказал папа.

— Зачем?  — оставалось переспросить мне.

— Подаришь своей первой женщине,  — попросил мой отец.  — Понимаешь, о чем я говорю?  — Я лишь кивнул в ответ.

— Я вырезал его еще в твоем возрасте. Для одной девчонки. Моей первой девушки,  — глядя в окно произнес папа. Я понимал остроту накативших на него воспоминаний, и только молча слушал.  — Моя первая серьезная любовь.

— А как оно снова оказалось у тебя?  — спрашиваю я.

— Все банально просто,  — ответил отец.  — Она мне его вернула. В восемнадцать лет я ушел в армию, а когда возвратился, она была уже замужем... Не дождалась.

— Жалеешь о ней?  — почему-то переспросил я.

Папа лишь покачал головой.

— Не смысла жалеть о той, которая тебя разлюбила. И все, чего я хочу, чтобы твоя любовь осталась с тобой до конца. Береги ее. С самого начала. Обещаешь?

— Конечно, папа.

Я сжал деревянное сердечко в ладони. Мысленно поклялся, что та, которая овладела моим, живым сердцем, его получит. Даже если мне придется прыгнуть с девятого этажа...

... Мы с Аленкой после свидания целуемся в ее парадном. Прошло несколько дней, и теперь, воспользовавшись темнотой позднего вечера, а также отсутствием рядом хоть одной души, обнимаем друг друга. Я нежно целую ее.

— Я вчера серьезно поговорила с мамой,  — отозвалась вдруг моя любимая. Ее синие глаза блестели в темноте. В них читалась решимость.  — Сказала, что в Москву не поеду.

— А она?  — только и оставалось переспросить мне.

— Не важно,  — ответила Аленка.  — Важно то, что я хочу быть с тобой.

Член напряжен, и Аленка — впервые за наши отношения, расстегнула мне ширинку брюк. Я обомлел от такой неожиданности. Нет-нет, против я точно не был, но сам факт...

— Хочешь, я потрогаю его?  — прошептала она. Заметил, что голос ее звучит по-другому, сипло. Моя девочка возбуждена, понимаю я. Прочитала согласие в моих глазах. Теплая аккуратная ручка с дрожью вползла мне в трусы. Член напрягся и 

просяще заныл. Она обхватила его и вытащила наружу. С девичьим любопытством осмотрела, провела рукой вниз, оголяя головку. Я едва не застонал от удовольствия. Никто еще не касался моей нижней плоти, и это — самое первое касание любимой, вознесло меня в состояние восторга. Алена стала водить по нему, а я запустил ладонь ей под юбку, обхватив мягкую девичью попку. Великолепная, горячая, гладкая, она была лучшим, что мне доводилось держать в руке. Она не сопротивлялась. Я пошел вниз, к промежности. Она не останавливала.

— Я хочу тебя,  — произношу ей, зарывшись лицом в ее пахнущим волосах.

— Выпускной вечер в техникуме,  — вдруг сказала она тихо.  — Все случится в ту ночь. Ты не против?

Я не верю своим ушам. Не против ли я? Она шутит? Радость тотчас сменилась нервной волной. Справлюсь ли, не будет ли ей слишком больно? Вверху, на каком-то этаже хлопнула дверь. Мы быстро поправили одежды, мой член вернулся в свое укрытие. Мимо прошла какая-то тетка, но мы продолжали обниматься, не стесняясь ничего. Запах Аленкиных волос парализовал меня, и мы так и стояли, прижавшись друг к другу. На щеке и губах было мокро. Это была ее влага, которую я еще минуты назад глотал, жадно впившись в Аленкины губы. Я представил ночь выпускного вечера, и понял — это будет наша ночь, самая долгая — до бесконечности. Вообразил изумительную шейку Алены с висящим деревянным сердечком. И, пожалуй, мне не придется прыгать...

* * * * *

Все дни мы готовились к защите диплома. Наконец, защита прошла, и мы договорились в субботу погулять в парке. Днем, в выглаженной рубашке и новых брюках, я звонил в Аленкину дверь. Послышались неспешные шаги.

За порогом стояла Ирина Сергеевна. В тонком домашнем халатике, аккуратно накрашена, как всегда выглядела превосходно.

— Алены нет дома, Владик,  — сказала она.

Выяснилось, что Аленка вдруг уехала к бабушке, которая приболела. У Сомовых нет домашнего телефона. И она не смогла меня предупредить.

— Но хорошо, то ты зашел,  — продолжила Ирина Сергеевна.  — Оборвалась картина в зале, вылетел гвоздь. Поможешь забить?

Расстроенный тем, что не увижу сегодня Аленку, запросто соглашаюсь компенсировать потерянный вечер пользой для мамы любимой девушки. Прохожу с ней в зал, где лежит знакомая картина с пейзажем на полу, припертая к стене. Ирина Сергеевна увлекается живописью, рисует сама, и картин в их квартире хватает. Став на табуретку, в два счета прибиваю гвоздь.

— Вот что значит мужик в доме,  — одобрительно произносит Ирина Сергеевна. Она лукаво улыбается или мне кажется?  — Теперь повесь картину.

Я цепляю ее на гвоздь, максимально аккуратно.

— Чуть выше справа... еще,  — командует из-за спины хозяйка.  — Все равно косовато. Слезай, поправлю сама.

Я уступаю ей место на табуретке. Она уверенно ставит на нее стопу, и происходит то, что заставляет меня замереть. Распахиваются полы халатика, оголяя стройные, такие же как у ее дочери ноги! Белоснежные, точеные ножки видны практически до трусиков. Ловлюсь на мысли, что прикипел к ним взглядом, становится стыдно,  

и я заставляю себя переключиться на картину.

Вдруг женщина делает неловкое движение, табуретка, покачнувшись, летит вниз, вместе с Ириной Сергеевной. Она вскрикивает, моя реакция в ответ срабатывает, и я подхватываю маму на руки. Успел!

— Уф — ф...  — только и слышу я. Ирина Сергеевна тяжело дышит, испуг, стресс и облегчение от спасения отпечатком проходят по ее лицу.

— Отнеси меня на диван,  — тихо просит она. Меня охватывает волнение, все ли в порядке, не схватило ли ее сердце? Бережно ложу женщину на диван, бегу за водой на кухню. Она жадно пьет, я стою рядом. Халат снизу снова разошелся, ее ноги, предательски обнаженные, уставились на меня, во всей своей длине, переходящей в белые трусики. Она взволнована предотвращенным падением и не пытается их прикрыть.

— Все хорошо с вами?  — только и остается спросить мне. Чувствую, как пересохло в горле, будто это я падал минуту назад. Сама ситуация, что я склонился над красивой полуодетой женщиной показалась мне неестественной. Она вдруг внимательно смотрит на меня, холодный взгляд синих глаз сменяется другим — теплым, и даже просящим. Мне становится не по себе.

— Сядь рядом,  — слышу я, не веря своему слуху. Неужели галлюцинации? Тем не менее, я оказываюсь с Ириной Сергеевной, на диване. Она приподнимает ногу, и трусики стали видны полностью. Реакция снизу, у меня, абсурдна, но так предсказуема — плоть твердеет и наливается эрекцией. Как с Аленкой, которой рядом нет.

Ее мама привстает на диване, обхватывает меня за шею руками и потягивает к себе. Не успев сообразить, что происходит, ощущаю, как мой язык ворвался в ее влекущие губы. Глубокий поцелуй выбивает меня из смысла происходящего, и кроме красивой сексуальной женщины нет ничего вокруг. Во рту снова мокро, под мышками пот. Дрожь от возбуждения, от коленок до ушей, и тепло ее тела, голого от распахнутого халатика — этот коктейль сносит мне голову. Я обнимаю ее, оказавшись сверху, продолжая осыпать поцелуями шею и грудь. Она крепко приживает меня к себе, и я слышу сбивающееся дыхание — ее в вперемешку со своим.

— Подожди...  — шепчет она. Вынужденно отпускаю ее, борясь с остатками стыда и совести. Остатки проигрывают окончательно, когда Ирина Сергеевна резким движением сдергивает с себя вниз трусики. Они отлетают на кресло, а в стороны раздвигаются ноги. Оголенная выбритая промежность, открытое влагалище создают приглашение, отказаться от которого я не в состоянии. Меня затрясло. Она ловко расстегивает ширинку и вытягивает напряженный, горящий от нетерпения ... член. Я толкаю ее на диван, навалившись между женских ног. Пытаюсь воткнуть его, но не попадаю, кажусь себе суетливым и неловким, мысленно чертыхаюсь, но не останавливаюсь.

— Ну не спеши, Владик...  — шепчет Ирина Сергеевна. Сейчас сверху я вижу только ее глаза, но чувствую — движением опытной женщины она снизу берет мой фаллос в руку и мягко заводит в себя. Член легко погрузился, будто влетев в горячий поток, попал в какой-то цепкий капкан, из которого не уйти просто так. И 

я не хочу уходить. Она делает мне навстречу толчок, страстно, тазом, фаллос погружается глубже, вырывая из меня стон, и женщина стонет в ответ. Снова сцепившись губами, мы делаем несколько обоюдных толчков. Дрожь по телу усиливается, волна прокатывается по спине, и я лишь констатирую, как член пронизывается током и разряжается. Я вскрикиваю, когда Ирина Сергеевна крепко прижавшись, принимает в себя мое семя.

Мы лежим, и я постепенно прихожу в себя. Смотрю на нее, пытаясь поймать ее оценку, почему-то такую важную для меня сейчас.

— Ничего. Еще научишься вовремя вытаскивать. А в первый раз всегда быстро,  — иронично только и произносит она. В этот момент я готов провалиться под диван, а лучше под землю, чтобы никогда оттуда не вылезти. Она заметила мою реакцию, сбросила халатик на кресло, показав уже целиком свое превосходное тело зрелой женщины. Наклонилась сверху и нежно накрыла меня поцелуем.

— Скоро будет еще раз,  — обещает она, и мне остается ей верить. Я обнимаю ее, она снова ложится рядом, и мы целуемся. Так проходит какое-то время, немного, но я буквально слился с ней. Гладил ее по попке, уткнувшись лицом в голую грудь, ласкал языком соски (то, что делал с Аленкой, моментально отогнав это воспоминание), она ерошила мне волосы и тихо постанывала, когда, снедаемый любопытством, завел ей свои пальцы во влагалище. Тут силы быстро вернулись ко мне, и член — упругий и жесткий, был готов продолжать. Она это заметила.

Ирина Сергеевна плавно приподнялась, оставив меня на спине, уселась сверху на корточках, и рукой мягко ввела мой конец себе в дырочку. Это было великолепно. Второе за мою жизнь погружение в женщину — уже совершено другое, без нервов и суеты, но с не меньшим желанием, снова открыло мне путь к удовольствию и чему-то еще... развитию? Что за черт? Что мне было нужно, когда я, потеряв голову, занимался сексом с матерью своей любимой Аленки? Я не мог в тот момент анализировать свое предательство, когда женщина с синими глазами, закрытыми от происходящего, двигалась на мне, загоняя в себя мой член, и посылая в ответ хриплые стоны из своей груди. Я лишь глазами следил за ней, но тело вбирало ощущения, создаваемые горячей и мокрой дырочкой Ирины Сергеевны... Второй раз было намного дольше. Я снова почувствовал приближение оргазма — теперь я знал, как оно происходит, а Ирина Сергеевна после резкого усиленного толчка вдруг замерла. Ее ноги задрожали, передав эту волну мне, и мой член сжался ее влагалищем, как в плотном кольце. Она закричала, уперевшись руками мне в плечи, а я в ответ, распираемый от возбуждения, спустил в нее снова...

... Мы молча поднялись с дивана. Я застегивал брюки, а она, еще голая, вытирала полотенцем влагалище, мокрое от моей, неловко вылитой прямо в него, спермы. Я с интересом смотрел за ее движениями, пока Ирина Сергеевна не засекла мой взгляд и не приказала:

— А ну, отвернись.

Я поймал себя 

на мысли, что после того, как все между нами началось, не сказал ей ни слова. Она накинула халат, и я глянул на часы. Был уже вечер. Наконец, сообщил, что мне пора домой.

Она не упрашивала меня остаться, ничего не комментировала, лишь проводила до дверей. Я вспомнил, что так и не спросил, когда вернется ее дочь от бабушки. Я лучше умру, чем произнесу сейчас имя Алены. Посмотрел, уже по-другому, на Ирину Сергеевну. Красивая, яркая женщина, окинула меня в ответ своим холодным взглядом. Снова холодным и надменным. Будто не было меня в ее постели.

Я уже открыл дверь, как тут услышал.

— Влад... А ты завтра после обеда сможешь еще придти? Нужна твоя мужская сила — попереставлять мебель.

Какой-то человечек, чертенок, сидевший внутри меня, принял решение согласиться. Дома я еще оценивал, принимал на веру факт происшедшего. Я стал мужчиной. Огромное расслабление, которое я чувствовал внизу, в своем члене, до этого напрягавшемся при малейших фантазиях голого женского тела, а сейчас благодарно удовлетворенного при воспоминании секса с Ириной Сергеевной, подтверждало, что все представляемое — реальность. Всего несколько часов назад она была для меня просто матерью возлюбленной, а теперь Алены между нами — уже не было. Происшедшее отодвинуло Аленку куда-то в сторону, и это было отвратительно. Появилась абсолютно прямая связь с ее мамой — один на один. Я с волнением и даже страхом ждал, что Аленка найдет возможным позвонить с бабушкиной деревни, дергался, когда трещал телефон, но это звонили другие люди. Не было и речи рассказать все отцу, который опять заметил мое настроение, но, к счастью, не углублялся в расспросы, занятый подготовкой своего проекта. А на следующий день, когда я снова позвонил в ее дверь, и открыла Ирина Сергеевна, одетая в яркое алое платье, свежая, еще более ухоженная, чем вчера, то понял окончательно, зачем я сюда пришел. Я не мог не придти.

Она сразу потянула меня в комнату. Я хотел поцеловать ее в губы, но она не далась, а легким толчком усадила меня в кресло. Медленно опустилась передо мной на колени, расстегнув ремень брюк. Я замер, оглушенный взрывом собственного возбуждения, член уже привычно рвался наружу, и тонкие пальчики Ирины Сергеевны создали ему такую возможность. Я смотрел на нее сверху вниз, когда эта великолепно выглядевшая, сексуальная женщина распоряжалась моим членом, как своей собственностью. Она поцеловала его, приоткрыла губы и, к моему дикому молчаливому восторгу, ввела себе в рот. Первый минет! Приятная мокрота ее рта охватила мою плоть и вызвала еще не забытые вчерашние ощущения. Все продолжалось.

Она обсасывала его губами, заглатывала глубоко, загоняя меня на вершину наслаждения. Трепетно пальцами гладила мне яички, добавляя легкой щекоткой фон ощущений погруженного члена. Я гладил ее по волосам, стонал то тише, то громче, пока, наконец, не почувствовал приближение конца. Застонал громко, но тут она резко высвободила член, не дав мне кончить ей в ротик, и тотчас же настойчиво потянула к 

спальню. Оказавшись на кровати, Ирина Сергеевна задрала платье, приоткрыв уже черные трусики. Их я, став перед ней на коленки, уже стянул сам. Она плотно прихватила мой затылок и направила голову к себе вниз, пошире разведя ноги.

Мне, как и любому подростку, случалось смотреть порно, и я понимал, чего она от меня хочет. Передо мною предстало ее влагалище, влажное от возбуждения, и я залюбовался его видом. Вчера я не смог его так рассмотреть, и теперь разведенные половые губы, бугорок клитора, дырочка ее выпуклой попки вызывали абсолютно новые впечатления. Член был тверже металла, а глаза жадно вбирали в себя эту великолепную, сносящую мозг, картину.

— Нравится?  — спросила Ирина Сергеевна. Ее взгляд блестел от возбуждения и в предвкушении удовлетворения.

— Очень,  — отвечаю я и, желая удовлетворить ее молчаливую просьбу, коснулся губами разведенного голого лона...

Впервые в жизни я до конца узнал вкус женщины, вылизывая ее снизу, когда клитор, простимулированный языком, давал Ирине Сергеевне мощный импульс, заставляя выгибаться и вскрикивать. Нет вкуса лучше, только и мог я сделать вывод тогда. Она шептала мне ласковые слова, и эти комплименты лишь придавали мне сил и старания. И терпения, потому что кончать быстро я, не удовлетворив ее полностью, не мог себе позволить. Я учился.

Она кончила, когда я от клитора перешел к ее дырочке и засунул языком глубоко вовнутрь. Обессиленно лежала на спине, пока я снимал брюки и рубашку. Через минуту оказался на ней.

Сам, собственной рукой засунул член ей во влагалище, и, ... надавив посильней, вошел глубоко вовнутрь. Ирина Сергеевна лишь застонала и впилась ногтями мне в спину. Я начал проводить толчки, прижав ее за попку, она же сцепила ноги у меня за спиной, принимала меня и делала встречные движения. Раз за разом, толчок за толчком, я занимался с ней сексом будто чем-то привычным, что странно как для второго раза, но от этого не менее приятным.

— Глубже... еще...  — доносились до меня ее просьбы, и я наваливался с новой энергией. Член запульсировал с удвоенной силой, когда она вскрикнула и затихла снова — я уже научился распознавать ее оргазм. Не желая больше себя сдерживать, я отпустил терпение, и горячая волна накатила там, внизу. Резко выдернул конец, и струя семени выкатилась на живот женщины. Помутнение в глазах в один ком смешалось с блаженством.

— Умничка...  — проговорила Ирина Сергеевна, улыбнувшись и обняв меня крепче. Она целовала меня в макушку, когда я прижался щекой к ее груди. Соски, торчаще острые, коричневатые, как у ее дочери, смотрели на меня со своей высоты...

... Мы не слышали, как она вошла в квартиру, открыв своим ключом. Я был расслаблен, разбит происшедшим сексом, а Ирина Сергеевна, похоже, просто не хотела слышать. Но Алену мы увидели, когда она уже оказалась в спальне, а нам лишь оставалось позировать в этой картине. Без одежды, мать с парнем смотрелись выразительно неестественно. Аленкино лицо в этот момент я старался никогда 

не вспоминать.

Я бестолку стучал в Аленкину комнату, в ответ слыша горький и безудержный плач за закрытой дверью. Я выкрикивал всякие успокаивающие и оправдывающие мою подлость слова, в душе понимая, насколько они бесполезны. Что может оправдать сексуальный порыв, переросший в измену, кроме отсутствия торможения в мозгах, незрелости и чего-то еще, что мне предстояло понять? Ирина Сергеевна хладнокровно курила на кухне, уже одетая в свой любимый халатик. наконец, подошла ко мне, стучащему в дверь к ее дочке, и сказала, абсолютно спокойно и даже сухо:

— Хватит, Влад. Иди домой.

Дома я не находил себе места, и на расспросы отца не стал запираться, объяснив все одной только фразой.

— Папа, я изменил Аленке.

Больше я не мог сказать ничего, и отец перестал пытать меня, но я видел, как он расстроился. Будто изменили ему. Вот и папу я подвел, до чего же мерзко. Я толком не спал всю ночь, а на утро принял решение объясниться с Аленкой на выпускном вечере, послезавтра. Нужно дать ей остыть, дать ей время, но сам понимал, что время нужно мне. Надо подобрать правильные слова. Какие? В мозгу было пусто, как в выжженной засухой пустыне. Сердце ныло в поиске ответов. Просить Ирину Сергеевну помирить нас, как стукнувший в голову вариант, мне показалось смешным.

На выпускной вечер я пошел с отцом, зная, что там будет Алена, и конечно же с Ириной Сергеевной. Я искал ее взгляд, но Аленка всякий раз отворачивалась, когда я цеплял его. Музыка, веселье одногруппников, вручение «красного диплома» мне как отлично завершившему студенту — ничто не могло радовать и утолить печаль. Я все ждал возможности остаться с ней один на один. И такая возможность выпала.

Объявили медленный танец, и я, растолкав прочих претендентов потанцевать с ней, оказался перед Аленой. В белом платье, безумно красивая, дала мне понять, как я скучал по ней. Она молча приняла мое предложение, отреагировав холодным, теперь уже как у ее мамы, взглядом. Как же они сейчас похожи. Грянула музыка, и мы принялись медленно двигаться.

— Прости меня, Алена,  — вымолвил я.  — Не могу понять, как это произошло. Какое-то наваждение. Я никогда...

— Хватит оправдываться,  — резко перебила мою натренированную, но от этого не менее нелепую речь девушка.  — Не трать силы, тебе они еще пригодятся. Ты уже проявил себя во всей мужской красе. Между нами все кончено.

— Алена...  — в горле стал ком от этого жесткого ответа, но я должен был что-то делать. Аленка дернулась и быстро ушла с танцпола. Я догнал ее уже за площадкой, когда она собиралась покинуть выпускной. Вокруг никого не было, и я просто закричал что-то, пытаясь ее остановить. Она попросила отстать от нее, и в глазах моей любимой я заметил слезы. Алена убежала, а я услышал голос, теперь уже за спиной.

— Влад, оставь ее. Она же попросила.

Ирина Сергеевна, сопровождавшая дочь на выпускном вечере, выглядела еще моложе и еще ярче. Только смотрел на 

нее я теперь без всякого возбуждения. Хотя еще пару дней назад я наслаждался видом ее голого тела в постели. Как давно это было.

— Она завтра уезжает в Москву, готовиться к поступлению,  — холодно, как приговор произнесла Ирина Сергеевна.

— Вы этого добивались?  — спрашиваю я. Мне настолько противно от потери любимой девушки, что я, кажется, готов заплакать.

Она молчит.

— Ты это подстроила?  — услышали мы еще один голос со стороны.

Папа неторопливой походкой подошел к нам. Он не мог меня оставить. Как я рад был его сейчас видеть.

— Конечно же ты,  — как ответ на собственный вопрос проговорил он. Догадка отца поставила точку в моих размышлениях, зачем маме моей девушки понадобилось затягивать в постель ее парня. Как раз в аккурат к ее приезду.

— Да, я!  — резко ответила, почти закричала Ирина Сергеевна.  — Моя единственная дочь не будет с провинциальным лузером. Твой сын ей — не пара! В Москве она составит себе партию, выйдет замуж за успешного богатого мужчину, и у нее будет совершенно другое будущее.

— Ты осталась такой же умной дурой, как и была,  — спокойно сказал мой отец.  — Не порть жизнь хотя бы нашим детям. Они только начинают жить.

— «Хотя бы нашим детям»?  — с сарказмом повторила Ирина Сергеевна слова папы.  — Может, ты думаешь, что я испортила свою жизнь, когда ушла от тебя?

— Когда же ты хоть что-то научишься понимать,  — хладнокровно ответил отец. Он был серьезен, и смотрелся увереннее Ирины Сергеевны. Та уже просто вышла из себя.  — Куча поклонников всю жизнь — и до сих пор одна.

— Идем, сынок,  — обратился он ко мне. Выпускной вечер был для меня закончен, и все было закончено. Тяжесть потери мне предстояло облегчить самим собой. Я готов был упасть окончательно.

* * * * *

... Я стою на краю подоконника, перед распахнутым настежь окном девятого этажа. Солнце казалось совсем рядом, и я не смотрел вниз, наблюдая, как птицы кружат в небе, свободные от всяких проблем. Скоро я присоединюсь к ним. «К полету готов» — мелькнула в голове дурацкая мысль, такая же глупая, как и все, что я натворил в последние дни. Стоил ли секс с привлекательной, но уже немолодой женщиной ради потери Алены? И ради потери жизни?

Но признаюсь, что хотел ее. Да, хотел Ирину Сергеевну, потому что хотел ее дочь. Вдруг понял, что они оказались для меня чем-то целым, неразделимым, недаром они так похожи. И за то, что молодую копию мне пришлось разменять на старшую, спасибо можно сказать только себе. И оргазмы с Ириной Сергеевной будут последним моим сексуальным опытом. За них мне придется заплатить прямо сейчас. Я уже отталкиваюсь, и чувствую, как подкашиваются колени. Я закрываю глаза и падаю.

В комнату.

Папа, схвативший меня за ноги, поставил на пол.

— Рано тебе еще взлетать, сынок,  — услышал я его отзыв.  — Не все дела на земле ты закончил.

Он, казалось, даже весел, хотя минуту назад наблюдал сына в попытке суицида.

— Проект согласован с 

инвесторами. Мы приступаем к стройке,  — объявил папа.  — Это будет самый крупный игроленд в области. Мне понадобится твоя помощь. Скоро мы станет богатыми.

Ну, вот, меня хотят вернуть к жизни. Значит, и вправду, еще не время ее покидать.

— Как же мне жить дальше, папа?

— Как жить? Счастливо,  — серьезно ответил отец.

— Зачем?  — грустно переспросил я.

— Не зачем, а ради кого,  — поправил меня папа. Он снова повеселел.  — Ради себя и ради Нее.

Мне нужны утешающие слова. Подростки не готовы рассчитывать только на самих себя.

— Ты думаешь, она может вернуться ко мне?  — спрашиваю я.

— Непременно,  — отец ерошит мне волосы, как маленькому, и приглашает к обеду.

Настроение тотчас меняется. Ну что же, остается все исправить. Только разобраться для начала со своими долгами. Прыгать с окна я передумал. Прихватываю одну вещь и выхожу из квартиры.

Ребята собрались на прежнем месте. Гера злорадно заулыбался, все остальные с интересом меня рассматривали, будто я вернулся с того света.

— Ну, что, герой, когда сочтемся?  — борзо уточняет Гера, окинув взглядом тусовку. Он ждет от меня унижения. Конечно же, все в курсе, что с Аленой я расстался, не солоно хлебавши. И уж точно без секса.  — Когда мы увидим полет?

— Да ладно, Гера, из-за такой фигни ему погибнуть, что ли?  — пытается вступиться за меня кто-то.

— Слово есть слово,  — жестко парирует Геращенко.

Я поднимаю глаза на окна Аленки. Ее уже нет дома, вчера она уехала в Москву, так и не попрощавшись со мной. В окне замечаю Ирину Сергеевну. Она смотрит на меня в ответ, и конечно же, с шестого этажа не слышит, о чем мы тут говорим. Но я почему-то рад ее видеть, будто она стоит рядом.

— Тоха,  — обращаюсь я к «старшему».  — Включи ка, пожалуйста, запись пари.

— Без базара,  — живо соглашается Тоха, отыскивая нужную кассету. Он не рад, что я проиграл Гере спор, и теперь переживает, как я буду выкручиваться.

«— Если с Сомовой у Влада будет секс в срок — самый поздний на выпускном вечере, я отдаю ему свой мобильный телефон... «— слышим мы из кассетника.

— Это ты к чему?  — недоуменно переспрашивает Гера.

— Это я к тому, что ты проиграл,  — с твердым спокойствием отвечаю я, и снова смотрю на окна Ирины Сергеевны. Все поворачивают, как по команде, взгляд туда же, и, похоже, начинают соображать, потому что прыскают смехом один за другим. Гера побледнел, и даже растерялся. Неужели он узнал, от Маринки, а та от Аленки, что я переспал «с Сомовой»? Как и обещал.

— Ну, молоток, Влад,  — одобрительно объявляет Тоха. Пацаны аплодируют, как в дети в цирке. Что ж, где так оно и есть.  — Я ему верю, Влад свистеть о таком не станет. Красивая баба,  — озвучивает уже с восхищением.  — Гера, отдавай долг.

Мобильник оказался у меня, и я мысленно обещаю себе, что куплю такой же. Для Алены. Мы всегда должны быть вместе — даже за пятьсот километров.

Через десять минут я звоню в знакомую 

дверь. Она открывает, словно не удивляясь моему визиту. Ничего не объясняя, прохожу вовнутрь. Она стоит, такая же яркая и привлекательная, и ждет от меня чего-то.

— Это вам,  — говорю я, подхожу совсем близко, и, достав из кармана, сам цепляю ей маленький амулет. Деревянное сердечко, раскачиваясь на тоненькой нитке украшает красивую шейку Ирины Сергеевны. Спустя годы, оно снова вернулось к ней. Но уже от другого мужчины.

Она улыбается и целует меня в щеку. За доли секунды перед глазами проскакивает все мое будущее — поездка к Аленке, любовь на расстоянии, свадьба, смех наших деток в папином игроленде, мы с женой в гостях у ее матери, все то, что меня ждет. Наваждение или отложенный факт. Так будет, это самое главное. Но в эту минуту я стою, один на один со своей первой женщиной, будто переживая заново впечатления первой страсти.

— Останешься?  — предлагает она, легко, ненавязчиво, но со знакомым мне блеском в глазах.

Я вспомнил, что забыл закрыть за собой дверь. Обернувшись, щелкнул замком...