Подвески французской королевы

Мы устроили пикник на берегу.

Море, словно ластясь, нежно лизало песчаный берег, тихо перешептываясь с пальмами. Лапчатые исполинские деревья мягко роняли в теплый песок кокосовые орехи. Доносился негромкий всплеск волн и отдаленный шум прибоя у рифа.

Я лежу на спине и рассматриваю белые, точно клубки сладкой ваты, сахарные облака. Тихо, спокойно в этом райском уголке... мягко шуршат волны...

— Хорошо...

Вениамин вздохнул, вдыхая солоноватый воздух.

— Да-а-а...  — тихо отзывается он.

Я поднимаюсь на локте и разглядываю его: жгучий брюнет, черные брови вразлет, орлиный профиль. Он полулежит, опираясь на локоть, вторая рука — на ноге, колено под прямым углом. Влажный бриз играет волосами — мягкими, летучими, которые спадают волной на плечи. Вениамин смотрит как вдали на лазоревой глади моря качается белый парус яхты: брови нахмурены, веки полуопущены, большие черные томные глаза прикрывают густые длинные ресницы... Он не замечает моего взгляда.

— Мне никогда и нигде не было так хорошо,  — наконец произнесла я.  — Спасибо, что привез меня сюда...

Он повернулся на мой голос и улыбнулся.

— Ну, какой разговор, Вика... я хотел, чтобы ты хоть немного развеялась.

Вениамин смотрел на меня с тоской. Я уловила во взгляде не только грусть, но и какую-то жалость, словно я нуждалась в сочувствии.

— Ты все еще переживаешь из-за этой глупой истории?

— Глупой истории?  — деревянным голосом переспросила я.  — О, пожалуйста, Веня, прекрати. Ты портишь мне настроение.

— Я порчу ей настроение,  — на его лице появилась болезненная гримаса.  — Отлично...

Правда, чего я на него взъелась? В конце концов именно Вениамин согласился помочь, когда меня чуть не сцапали менты. Хорошо, что все обошлось, и те олухи поверили, что я была с ним в ту ночь...

Я почувствовала, что густо покраснела. Чтобы он этого не заметил, я поспешно поднялась и зашагала в сторону рифов.

Стемнело внезапно, как всегда в тропиках, и мягкое теплое дыхание ветра играло в волосах.

Я резко обернулась. За спиной стоял Вениамин. У меня перехватило дыхание. Я отскочила назад, но вынуждена была остановиться — дальше уже была самая кромка воды.

Он приблизился ко мне.

— Я испугал тебя. Прости, не хотел.  — Голос был спокоен. Казалось, он не испытывал никаких эмоций.

Мы молчали.

— Я не хочу туда возвращаться...

— Вика, тебе не обязательно возвращаться. Мы что-нибудь придумаем... Все будет хорошо...

Его рука скользнула по моим волосам. Я откинула голову назад, молча, испытующе посмотрела Вениамину в глаза. Наши взгляды встретились.

И тут с нами что-то случилось. Обычно в таких случаях говорят: «пробежала искра»... Мне же показалось, что это был мощный электрический разряд.

Сердце затрепетало. Волнение охватило меня, отозвавшись трепетом в груди. От его близости у меня возникло такое чувство, словно земля уходит из-под ног.

— Ты это мне говоришь, или себя успокаиваешь?

— Конечно, тебе,  — прошептал Вениамин склоняясь надо мной.

Наши глаза напротив, но это длилось только мгновение...

И тут неожиданно как бы прорвав плотину неба, хлынул дождь. Это даже нельзя было назвать дождем,  — это рушилась на землю масса воды, сплошная и неудержимая. Настоящий тропический ливень.

В одну минуту 

мы вымокли с ног до головы. Спотыкаясь и скользя бросились спасать наши вещи, увязая ногами в набухшем песке. Ливень бешено колотил по промокшей, прилипшей к телу одежде.

Пляжный домик выдавался в сторону берега просторной верандой. У самого дома я поскользнулась и чуть не сорвалась с кручи, но Вениамин успел схватить меня на лету. Я задержалась в неожиданном объятии. Блеснула молния, и я увидела его мокрое лицо. Грянул гром. Я на миг прижалась к нему всем телом, мои губы уткнулись в мокрую рубашку. Ливень поливал нас сверху.

Я отстранилась:

— Спасибо, Венечка!

И мы побежали дальше, согнувшись под тяжестью наброшенного сверху мокрого покрывала.

В доме было сумеречно. Иногда вспышки молний освещали обстановку. Хотя внутри было тепло, я поежилась от холода. Вода стекала с нашей одежды прямо на белый ковер, оставляя на нем мокрые пятна и грязные разводы.

— Пойду, переоденусь,  — сообщила я, стуча зубами от холода.

У себя в комнате я стянула промокшую и грязную от песка блузу и переоделась в водолазку.

Стихия разбушевалась вовсю. Море волновалось. Ветер рвал беззащитные пальмы. Изредка раздавался гром, и я непроизвольно вздрагивала от его грохота.

Я поняла, что мысли о том, что «перемена обстановки» успокоит, были самообманом. Радость, охватившая меня на берегу, рассеялась как утренний туман. Я прошла по комнате. Чувствовала, не хочу больше жить. Подошло бы сейчас что угодно, даже ножницы из ящика стола. Очнувшись, я обнаружила, что держу в руках эти самые ножницы и рассеяно их рассматриваю.

Вениамин схватил меня за запястье и отвел руку за спину. Я непроизвольно сделала шаг вперед и оказалась прижатой к его груди и ощутила его тепло в прохладе наступающего вечера. Оно сладкой истомой разлилось по всему телу, его запах опьянил меня.

— Что это ты задумала?  — Голос, полный тревоги, будто разбудил меня, а сильные руки обезоружили, лишив злополучных ножниц.

— Вот только, пожалуйста, не надо сейчас ничего говорить...  — умоляюще прошептала я.  — Я и так знаю, что ты скажешь! Молчи, я прошу тебя,  — я отодвинулась и ушла в другой конец комнаты.

— Вика, ты вынудила меня подтвердить свои слова...

— Хватит...

— ... я наплел какие-то небылицы насчет того...

— Хватит!

— ... что ты делала утром, когда убили Марину! Черт ее побери, кем бы она ни была!

— Хватит!!!

— ... и ты просишь меня, ничего не говорить?!

Вениамин стоял у окна и его торжественно и жутко озаряли вспышки молний. Задумчиво походил туда-сюда, засунув руки в карманы брюк. Бледный и напряженный, он, похоже, не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства.

Дождь все еще лил стремительно, колючими струями. Ветер рвался вперед, нагоняя на берег холодные волны.

— Скажи мне, что с тобой происходит? Я хочу, чтобы ты все мне рассказала, потому что должен знать, что мне делать дальше...

— Уезжай!  — выговорила я.  — Уезжай. Только не лезь в это, прошу тебя.

— Так нельзя, Вика,  — сказал он суровым, но сдержанным тоном.  — Кажется, мы договорились действовать сообща.

— Сообща? Не заговаривай мне зубы! Мы 

не можем договориться даже о мелочах, не говоря уже о том, чтобы выработать стратегию! Это крах! Окончательный провал, Веня! Все! Понимаешь? Все!!

Внезапно слезы подступили к глазам и хлынули градом. Они скатывались по щекам и противно текли по шее, за воротник. Слезы мешали мне видеть.

— Уезжай сейчас же!  — Я вытирала их кулаком и торопливо бормотала:  — Я не стану ничего объяснять... Мне не нужна твоя помощь, пропади ты пропадом. Та машина случайно сорвалась с обрыва... это был несчастный случай...

— Расскажи это кому-нибудь еще! Ты так заставишь меня верить в привидения... Что за высокое самомнение!? Зачем ты во все это влезла?...

— Да твое какое дело!  — заорала я и со всего размаху рухнула на кровать, закрывая лицо ладонями.

Я слышала, как Вениамин вздохнул, потом подошел ко мне и сел рядом. Я убрала руки от лица и внимательно посмотрела на него, перебегая глазами от черты к черте. Он был красив: распахнутый ворот, горящие во мраке глаза и упавшие на лоб пряди волос.

Погладил меня по руке.

— И потом... Я считал, что не лгу полиции. Ведь, если на то пошло, ты вполне могла оказаться со мной в ту ночь. Правда?  — Вениамин перешел на шепот и дотронулся до моей щеки.

Я смотрела ему в глаза, не в силах оторваться от их влекущего омута.

Его пальцы касались осторожно и нежно моей кожи. Рука скользнула по водолазке и нащупала грудь. Я не возражала, только закрыла глаза, вздохнула и подвинулась немного. Он лег рядом. Я сплела свои пальцы с его пальцами. Мы без слов прильнули друг к другу. Он неспеша целовал меня, нежно лаская мои губы своими. Поцелуи становились все жарче, все яростнее...

Жарко и нежно целуя меня в шею, он шептал такие безумные слова, такие горячие...

Он никак не мог вздохнуть. Что-то стесняло грудь и дыхание вырывалось наружу едва слышным хрипом. Но больше стесняли мои губы, настойчиво ищущие его губ. Стесняли мои руки, бесстыдно подбирающиеся к самому центру его мужской силы. Вся я сама по себе стесняла его: ароматом кожи, блеском глаз, правильностью линий полуобнаженного тела.

Он зарылся лицом мне в плечо, прикасаясь губами к пульсирующей жилке на шее. Его теплое дыхание щекотало кожу, полураскрытые губы ловили мочку уха.

— Я хочу тебя, Веня...  — шепнула я ему на ухо...

Я уже стащила с него рубашку,  — теперь та оранжевым комком лежала на ковре. Руки скользнули под футболку, царапая ноготками кожу, губы искали его губ... почти нашли... чуть промахнулись...

Я потянула его за волосы и, поцеловала взасос, поработав во рту языком. Мои руки сомкнулись на его шее, пальцы взъерошили волосы.

— Мне мешает твоя чертова водолазка...  — выдохнул наконец Вениамин. Он всячески изворачивался, отодвигая в сторону воротник моей кофты, гладя мою шею, едва касаясь губами щек, уголков губ.

— Так разрежь ее...  — предложила я, протягивая несостоявшееся орудие самоубийства и чувствуя, как прохладный металл касается горячей кожи.

Когда с водолазкой было покончено, он принялся осыпать меня 

быстрыми, горячими поцелуями, захватывая губами то одну, то другую грудь, впиваясь в соски. Его дыхание было прерывистым. Искусно целуя и поглаживая каждый открывающийся сантиметр смуглой кожи, он спускался вдоль моего тела, долго ласкал бедра.

Я остановила его, и стала сама ласкать его. Осторожно коснулась пальцем головки, и он сразу отреагировал на мое прикосновение. У него перехватило дыхание. Я расслышала тихий полувздох-полустон.

Смеясь, я все повторяла и повторяла свои ласки, а он снова обхватил мою грудь и теперь уже грубовато мял соски пальцами.

Приподняв меня, он обхватил бедра, опрокинул меня на спину и впился в губы. Я с силой сжала руки за его спиной, тихо вскрикнула, и вот уже наши тела слились в одно целое.

— Ты играешь... с огнем... Веня... да... м-м-м... О, да Венечка!..

Он приложил палец к моим губам. Губы жадно раскрылись и я чуть прикусила его.

Кровать подо мной подымалась и опускалась и вновь подымалась, как по синусоиде от его ритмичных, неспешных движений.

Он обнял меня и остановился... Я опутала его руками и ногами, сжалась вокруг него. Мы чувствовали друг друга каждой своей клеточкой, каждым нервом...

Он стиснул меня в объятиях так сильно, что стало больно.

Я прикрыла глаза...

Мы кончили одновременно и, наверно, очень громко кричали...

... Молоденькая пальма у веранды шаловливо машет листьями, заигрывая с серебристой лунной дорожкой на ребристой глади моря.

— Ты уверена, что все прошло как надо?

— Да. Кажется... Они тоже все разъехались. Таша — в Трансильвании. Даша — в Берлине. Саша — в Париже. А Маша — на Бора-Бора... Думаю, что Интерпол еще поломает голову, пытаясь связать нас с этим убийством...