Заголовок
Текст сообщения
Вере понравилось вставать на рассвете, пока все спали. Спал Рублев, спала тетя Настя, спал Серенька со своим фотоаппаратом, и лишь Вера, тепло одевшись, выходила во двор школы и садилась на пенек встречать солнце. От реки поднимался туман, он затапливал низкий берег, но никогда не поднимался к школе, и Вера сидела над ним, как капитан на мостике над водной пучиной.
Но стоило подняться солнцу, сначала еле видимому сквозь плотную пелену, как туман сникал, спускался к воде и исчезал, словно его и не было. Начинался новый день, тогда Вера возвращалась в свою комнату при школе и ложилась досыпать. А деревня тем временем просыпалась...
Один раз ей помешал Рублев. Он был, как всегда, вежлив и улыбчив, но поскольку держал удочки, то потащил Веру ловить рыбу. «На рассвете — клев! », — сказал он и принялся ловить сонных мух.
— Сейчас наловим рыбки на жареху! — пообещал он.
Рублев накануне наслушался рассказов колхозного председателя Ивана Лукича Орлова, который был страстным рыболовом, и даже одолжил у него пару удочек. Орлов вознамерился поймать большого шестипудового сома, который по слухам совсем недавно сожрал утку и хлестнул хвостом по заду его дочку, которая вечерком пошла окунуться.
В это мало кто верил, кроме председателя и самого Рублева, который дал себе слово поймать охальника. С рыбалкой тогда ничего не вышло, так как Рублев упал в воду и промок, а затем бесстыдно разделся донага, чтобы отжать одежду. Пока она сохла, Вера затащила математика в Юркину пещеру и бесстрашно приняла в себя большой член.
Вера как-то посчитала, сколько у нее было полноценных соитий со времени полового созревания. Оказалось, что много, около двадцати. И хоть бы что. Другие девушки залетали вполоборота, а ей все нипочем. Она решила, что у нее что-то не так, и отправилась в женскую консультацию при районной поликлинике, которая открылась совсем недавно.
Лето стремительно катилось в август, и на березах замелькали первые желтые листья. Вера пришла слишком рано, поликлиника ещё была закрыта, и учительница зашла в местную чайную позавтракать.
Вера заняла столик у окна, чтобы не пропустить открытия поликлиники. За соседним столиком пристроились парочка местных, «измученных нарзаном» ещё с вечера, которые сначала делали ей непристойные знаки, но вскоре о Вере они забыли, ибо с утра употребляли водочку, которую принесли с собой, запивая её местным мутноватым пивом.
Вера заказала дежурную яичницу с докторской колбасой, и пока она готовилась, а чай заваривался, неторопливо размышляла о житье-бытье. Туалет во дворе и холодная вода колодце её не пугали, в конце концов, в сильный мороз можно было сходить и в ведро, а воду нагреть на плитке.
Веру всё больше волновали перспективы. Ещё до распределения она вбила себе в голову, что в деревне её встретят несколько десятков юных неутомимых самцов, которых она будет строить и выбирать себе нескольких на ночь. Пока эта идея не очень-то осуществлялась, потому что Юрка уехал в Калинин, а Сергунька, судя по всему, был к нее
по-юношески влюблен и дрочил где-нибудь в уголке на её фотографии. Оставался улыбчивый Рублев, после которого её влагалище ныло желанием несколько дней, но его вежливость и предупредительность уже начинали вызывать тошноту.
— Девушка! — крикнула буфетчица. — Яичница готова! Забирайте!
Вера забрала поднос из нержавеющей стали с яичницей из двух яиц на растительном масле, полстакана сметаны, два фарфоровых чайника, один, маленький — с заваркой, другой, побольше — с кипятком и два куска белого хлеба.
Она ела и смотрела на двери поликлиники, которые открывала пожилая нянечка в белом халате. И почему пожилые женщины толстеют, думала учительница, тщательно «полируя» тарелку кусочком хлеба, надетого на вилку, неужели и я такая буду, пузатая, с совсем обвисшими грудями и омерзительно дряблым задом. Кошмар! Она тяжело вздохнула, доела сметану и запила все остывшим чаем.
В поликлинике царила чистота и пустота. Та же нянечка, открывавшая дверь, теперь стояла возле окошка регистратуры и живо обсуждала с медсестрой районные виды на урожай. Вера уже собралась проскочить мимо них по-тихому, но сестра высунулась из окошка, как черепаха из панциря и рявкнула: «Девушка, Вы куда?! ». Вера застыла и повернулась к окошку.
— Я? Я к гинекологу.
— На вид образованная, а не знаете, что записываться надо! — укорила её нянечка. — У нас не шарага какая-нибудь, а районная поликлиника.
— У Вас карта есть? — спросила её медсестра. — Если нет, сейчас заведем.
Она тут же завела временную, тонкую в два листочка карточку, и с ней, свернутой в трубочку, Вера поднялась на третий этаж, где «гнездились» специалисты. И там царили чистота и пустота, только у двери в кабинет гинеколога Веру ждала небольшая очередь.
Немолодую, с громадным пузом, державшуюся левой рукой за живот, а правой — за поясницу, на Вериных глазах повела на лифт, а другая, помоложе, но тоже беременная, вздохнула:
— Счастливая, рожать повезли! А мне ещё четыре месяца как утке ходить... Ты в первый раз, что ли?
— В первый.
Не рассказывать же ей, как их двумя классами водили в поликлинику на медосмотр, а девчонки дорогой спорили, будут им вставлять расширитель и целки рвать, чтобы дно осмотреть, или нет.
— Беременная?
— Не знаю.
— Утром тошнит?
— Нет.
— Месячные есть?
— Есть.
— Тогда можешь не ходить. Пустая!
— Ну и хорошо!
В этот момент дверь открылась, и из кабинета высунулся немолодой мужчина в распахнутом белом халате.
— Сидорова есть?
— Есть! — радостно выкрикнула беременная Сидорова и легким шагом пошла на прием.
Вера осталась одна.
И чего она так радуется, подумала Вера, неужели это так приятно ходить с пузом?
Больше всего убивает ожидание, — сказал какой-то классик. — В эти моменты успеваешь накрутить себе много лишнего. Вера подождала каких-то десять минут, а ей показалось, что прошло полжизни. Сидорова наконец вышла и сказала: «На сохранение ложут. Заходи, что ли».
Вера зашла. Доктор, седой, представительный, сидел за столом и читал газету с карандашом в руке.
— Карту давайте. Заходите за ширму, раздевайтесь.
Вера зашла, сняла выходное платье, комбинацию, бюстгальтер и маленькие трусики, которые в прошлый раз купила в сельпо.
— Вы случайно
не знаете, китайский медведь из пяти букв?
— Панда.
— А вот еще, быстроходный парусник для перевозки чая, шесть букв?
— Клипер.
— И еще, оптико-механическое устройство для наводки на резкость в фотоделе, восемь букв?
— Объектив?
— Да. Ура, я все отгадал! Готовы? Забирайтесь на кресло!
Вера с трудом забралась, холод дерматина обжег ягодицы, подколенники — икры, ожидание неведомого — сердце.
Доктор вошел размашистым шагом, на лбу — параболическое зеркало с дыркой, на руках печатки, в ладони — никелированный расширитель.
— Первый раз?
— Да.
— Девственница?
— Не знаю.
— Как это, не знаю?
— Затем и пришла.
— Посмотрим. При половом контакте боль, кровь были?
— Немного болело на следующий день, крови не было.
— Интересный случай.
Он раздвинул подколенники ещё шире, а Верина «ракушка» раскрылась сама. Доктор включил лампу, Вера закрыла глаза и ощутила внутри металл расширителя.
Осмотр длился недолго. Доктор бросил инструмент в выдвижной тазик, туда же отправил и перчатки.
— Одевайтесь.
Он ушел, сел за стол, но газету читать не стал. Он ждал Веру и хотел поговорить. Когда она вышла из-за ширмы, доктор предложил ей стул.
— У Вас, похоже, был очень осторожный и опытный мужчина. Я прав?
— Был. Но первым был не он, — сказала Вера.
— Вот как! А кто же?
— Мой одноклассник. Но он это делал под присмотром своей матери, врача, доктора наук.
— Странная любовь пошла. В наше время мы это делали в темноте и без консультаций опытных специалистов. Жаль, конечно, что уходит романтика...
— Это все слова. Мне самой нужно было, чтобы все произошло безболезненно, и я решилась на эксперимент. А опытный мужчина был совсем недавно. А между ними...
— Все, все, хватит! — замахал руками доктор. — Вам сколько лет?
— Скоро двадцать два года будет.
— И только-то? Вас послушать, лет сорок можно дать.
Он опять улыбнулся, очень знакомо улыбнулся, почти как Рублев.
— Так я пойду?
— Идите, конечно. Если там кто-то есть, зовите. Здешний народ очень не любит лечиться.
За дверью никого не было, и Вера снова взялась за дверную ручку. Она подняла голову и прочитала табличку: «Акушер-гинеколог Рублев Н. В. ». Ей сразу стало понятно, почему у доктора такая знакомая улыбка. Но она приходила не за этим. Почему она не забеременела до сих пор, Вера так и не поняла.
Вера хотела себя как-то порадовать, зашла в сельпо и купила себе медный перстенек со стекляшкой. Вышла на улицу и надела на безымянный палец левой руки. Под солнцем стекло блеснуло, как бриллиант. Рубль двадцать потратила не зря, подумала Вера, теперь можно идти домой в школу.
В этот раз её никто не подвез, и Вере пришлось штурмовать холм самой. Подойдя к школе, она запыхалась.
Больше всего её угнетало вынужденное безделье. До начала занятий был ещё почти месяц, и Вера отчаянно хотела себя занять. По окрестностям она уже ходила с Юркой, на звезды смотрела с Рублевым, и даже фотографировалась с Сергунькой. А если пойти в правление колхоза и там попросить посильную работу? Да хоть сторожихой!
Додумать эту мысль она не успела, потому
что ей навстречу из переулка выскочил Рублев. Он почему-то не улыбался и имел вид весьма взъерошенный.
— Верочка, ну разве так можно? Где Вы бродите?
— А что случилось?
— Ничего! Мы просто беспокоились. Ушли, никого не предупредили! Так нельзя!
Вера решила не говорить Рублеву ни про поликлинику, ни про Рублева-старшего. Она просто показала ему безделушку и сказала:
— Вот, купила! Скучно здесь!
— Уехать хотите? Сбежать, как Машка?
— На работу хочу устроиться. Хотя бы сторожихой.
— Зачем сторожихой? Разве Вы старуха? Идите на ферму, там девчонки хорошие.
— До начала занятий меньше месяца, — пояснила Вера. — Вряд ли я за это время там научусь чему-нибудь полезному. А в сторожах — все развлечение.
Ишь ты, девчонки хорошие, подумала Вера, уж не ревную ли я?
— Ну, что же, — пожал плечами Рублев и привычно улыбнулся. — Сторожить тоже надо.
Спасибо, подумала Вера, разрешил. Сама знаю, что надо, а что не надо! Отрастил хобот и кичится! Она вновь посмотрела на перстенек и покрутила его на пальце.
— После двенадцати пойду в правление! — отрезала Вера.
Ей сегодня хотелось делать все наперекор улыбающемуся Рублеву.
В её голове уже сложился образ Веры-строжихи: в ватнике, в старом платке и с берданкой, заряженной солью. Надеть ли лыжные штаны или старую юбку тети Насти, Вера пока не решила. Но в правление она отправилась в своем сером платье из тонкой шерсти, которое так выразительно обтягивало фигуру.
Деревня Семеновка была маленькой, всего-то двадцать дворов и две улицы, рассекавших её крестообразно. На перекрестке угнездилось правление, где размещался председатель колхоза Иван Лукич Орлов и бухгалтерия. Туда-то и подошла Вера после двенадцати. Двери были раскрыты, и стучаться ей не пришлось.
За большим письменным столом сидел председатель Орлов и бухгалтер с арифмометром, который он время от времени с хрустом крутил и показывал председателю цифры, а Орлов отмахивался. Похоже, что ругались они давно, потому что оба обрадовались Вере, как удобному выходу из патовой ситуации.
— Ты иди, — сказал Иван Лукич бухгалтеру. — Потом зайдешь. Не видишь, у меня посетители.
И улыбнулся Вере рябым лицом.
— Садись, девонька. По какому вопросу?
Вера изобразила робость и нерешительность. Она сидела, плотно сжав ноги, а на колени поставила сумочку.
— Вот... вообще-то, я учительница, а до сентября хотелось бы... какую-нибудь работу... хоть в сторожа. Вам не нужны сторожа?
— Нужны, нужны! — обрадовался Орлов. — Семеныч старый, мышей не ловит.
— Семеныч — это кот?
— Семеныч — это сторож. Как придет, так и спит. Надысь сеялку разукомплектовали, а он проспал. Теперь не знаем, то ли списывать, то ли ремонтировать. Списывать нельзя, потому что срок не вышел, а на ремонт денег нет. Вот так-то, девонька. Ежели не передумаешь, то приходи к правлению в восемь вечера. Буду ждать. И переоденься во что-нибудь плохонькое.
Они расстались, довольные друг другом. Рублев опять выскочил её встречать, а Вера с лета ему выложила:
— Теперь спать буду в правлении.
— Ну-да, ну-да, — согласился Рублев. — Что охраняю, то и имею.
Он уже не улыбался. Может, тоже ревнует, подумала Вера, вот только
к кому, к председателю, к бухгалтеру, или переживает, что не буду под рукой.
Как бы то ни было, но собирали они Веру на дежурство вместе. Лыжные штаны они посчитали излишеством, а все остальное, включая ватник, шаль и старую юбку с чулками на круглых резинках, одобрили. Тетя Настя не поленилась, сбегала домой и принесла пару кирзовых сапог и портянки. Теперь все, решили они, можно отправляться. И Вера пошла на дежурство в правление.
Председатель Орлов, ждал её, как и обещал, и, как обещал, не один, а с рослым, лохматым и серым, как старая доска, кобелем.
— Это товарищ тебе, девонька, заместо винтовки. Серко звать. Приучен много к чему, будет обегать правление каждый час, а ты ему жрать давай чего-нибудь по Павлову, условный рефлекс, значит. Или хоть за ухом почеши. Ежели что, звони в район или мне. Номера на стенке возля телефона. Так я пошел?
— Идите, конечно, мне теперь в самом веселее будет.
Председатель, шаркая сапожищами, ушел, Вера села на скамеечку возле правления, а Серко подошел и положил ей на колени большую голову. Вера почесала его за ухом, а Серко умильно забил себя по бокам, толстым, как полено, хвостом. Ну, вот и познакомились, подумала Вера, вставая. Она забралась на высокое крыльцо и обозрела окрестности, залитые красным закатным солнцем. Люди шли с работы, махали и кивали ей, а она — им. Рядом сидел Серко и колотил от восторга хвостом по доскам крыльца. В эти предвечерние минуты Вера любила всех, и людей, и собак, и даже комара, который жалобно пищал над ухом.
— Пойдем-ка, дружок, чай пить, а? — сказала Вера собаке. — Что тут ещё делать?
В кабинете председателя Вера наполнила чайник из титана кружкой на цепочке, включила плитку и поставила чайник кипятиться. Серко сидел и внимательно смотрел, словно проверял, правильно ли она это делает. Пока чайник закипал, Вера решила проверить телефон, а вдруг не работает? Работал, потому что в ответ на снятие трубки и Верино сопение в микрофон суровая девица сказала: «Назовите номер абонента или повесьте трубку». Вера повесила. Звонить пока было некуда.
Чайник весело задребезжал крышкой, и Вера достала из шкафчика стакан, посмотрела на просвет и на всякий случай окатила кипятком. Потом всыпала щепотку заварки и добавила еще. Чай получился черным, как деготь, и горьким, как хина, поэтому Вера положила два кусочка колотого сахара, белого и твердого, словно мрамор.
Когда Вера откусила от бутерброда, Серко завилял хвостом с удвоенной силой. «Сейчас, сейчас! », — пообещала Вера. Она вынула кружочек копченой колбасы и кинула собаке. Та на лету подхватила колбасу и проглотила, не жуя.
— Серко, так дело не пойдет! — сказала Вера собаке. — Так ты все слопаешь. Пойди-ка лучше погуляй!
Она схватила кобеля за ошейник и вытолкала за дверь. Затем снова уселась за стол и доела бутерброд. Тетя Настя напекла ей душистых лепешек, но она решила оставить на утро. Вера уселась у окна и смотреть в окно, то
есть, сторожить. Но посидеть в одиночестве ей не дал Рублев.
Он протиснулся в дверь, как всегда улыбчивый и вежливый. Тряхнул шапкой светлых кудрей, уселся на лавку и сказал:
— Вот такого леща упустил!
И показал руками, какого, Оказалось, не меньше печной заслонки.
— А Вы не скучаете?
— Тут есть Серко. Он меня развлекает, — равнодушно ответила Вера.
— Я его видел. Он меня облаял.
— А что ещё поймали?
— Так, мелочь. Скормил местным кошкам.
Разговор явно не клеился, и Рублев сменил тему.
— Сегодня опять буду смотреть звезды. А Вы?
— Сейчас посижу немного, обойду территорию и лягу спать.
— Вы говорите, как ветхая старуха.
— Я живу одним днем. Прошел, и, как говорится, слава богу.
— Значит, Вы достигли зрелости. Юные живут будущим, зрелые — настоящим, пожилые — прошлым. Это закон жизни!
— Звучит банально, но по сути верно. Какой Вы умный!
Рублев довольно ухмыльнулся.
— Я это тоже заметил. К сожалению, люди умнеют слишком поздно.
— Некоторые никогда. Так и уходят, не поумнев. Особенно женщины.
— Жаль мне их, — задумчиво сказал Рублев.
— Кого? Дураков или женщин?
— Женщин. Если мальчики созревают годам к пятнадцати-шестнадцати, то девочки обнаруживают у себя прелестные выпуклости гораздо раньше, лет восемь-девять. Представляете, на все разумное детство, на кукол и аетивное познание мира — только четыре года! А потом гормоны, темные желания и неразумные поступки, вроде ранней беременности и аборта.
— Мне всегда казалось, что деревенские женщины куда более целомудренны, чем городские, — сказала Вера, снимая с головы темную шаль и укрывая ей плечи. — Тяжелая работа и все такое...
— Это верно, — согласился Рублев. — Но потом пускаются во все тяжкие и попадают в крепкие руки моего отца.
А, подумала Вера, значит, я правильно решила, что акушер-гинеколог Рублев Н, В. — родственник нашего математика.
— Я у него была, — призналась учительница. — Очень хороший специалист!
Математика даже подняло с лавки.
— Были? У него? Вы, что, больны?
— Не знаю.
Вере вдруг захотелось рассказать Рублеву о своих школьных и других приключениях, но она поступила по-другому.
— Сколько спермы может дать мужчина за один раз? Граммов 5, 10?
— До 15-20, а что?
— Припишите ноль. Именно столько я впустила в себя, и ничего. Я как-то не думала, что смогу забеременеть.
— Это темные инстинкты и гормоны. Я же говорил!
— И ничего! Почему?
— Спросите у моего отца.
— Придется посетить его ещё раз. Я просто забыла...
Рублев хлопнул себя ладонью по колену.
— Пойду. Серко Вас развлечет.
— Идите. Марс, наверное, уже хорошо виден.
Рублев подхватил удочки и вышел, гулко топая по крыльцу. Вера опять села у окна и стала сторожить.
Было около двенадцати, когда она ещё раз обошла объект и решила немного поспать. Она уже сняла сапоги, как в по крыльцу снова загрохотали чьи-то шаги. Это был председатель Орлов.
— Вечер добрый! Как дежурство?
Вера вскочила и, кинув руки по швам, доложила:
— Все спокойно, Серко гуляет!
— Молодца! Не скучаешь?
— Не дают. Вот Рублев заходил, про рыбалку рассказывал.
— Хороший человек.
— Хороший, — согласилась Вера. — Вежливый и веселый. Много знает. С ним интересно.
— Вот
только его жене с ним было неинтересно. Улетела, как кукушка, отложила яйцо, и глаз не кажет.
— Может, разлюбила?
— Брось, девонька, эту дурь! — повысил голос председатель. — Это все писатели выдумали, чтобы у них книжки покупали. Вот мы с моей Клавдией сошлись, поженились, детей нарожали, живем душа в душу, а о любви даже не заговаривали. Сначала не до разговоров было, хозяйство поднимали, а теперь старые уже. Неловко как-то...
— А Вы поговорите! — вдруг сказала Вера. — Может, Ваша жена этих слов всю жизнь ждала!
— Сказать? — смутился Орлов.
— Скажите! Если хотите, порепетируем. Представьте, что я — Ваша жена!
Орлов в сомнении поджал губы.
— Вы в театре были?
— Бывал, а как же! Дважды!
— Слышали, как там в любви признавались?
— Неоднократно.
— Значит, я буду подавать Вам реплики, а Вы — отвечать.
Орлов хмыкнул.
— Попробуем!
Он приосанился, одернул пиджак, а Вера уже входила в образ. Она решила играть крестьянку, какую-нибудь Лизавету Григорьевну Муромскую, не лишенную светского шарма.
— Я — Акулина семнадцати лет от роду, Вы — Иван Петрович Берестов, богатый, но неотесанный промышленник, владелец суконной фабрики. Вы приехали предложить мне руку и сердце. Итак, я начинаю!
Вера удобно устроилась на лавке.
— Как дорога, Иван Петрович?
Орлов подхватил на лету.
— Дорога? Дрянь дорога, развезло, еле к ночи добрался.
Хорошо, подумала Вера, прирожденный лицедей!
— Располагайтесь, Иван Петрович, чаю?
— Не откажусь, любезная Акулина...
— Дмитриевна.
— Да. Если не остыл.
— Ничего, мы можем и холодный, мы ко всему приучены!
Вера налила в стакан заварки, добавила остывшего кипятку, выложила на тарелку второй бутерброд, с салом и лепешки тети Насти.
— Угощайтесь, чем бог послал.
— Благодарствуйте, откушаю!
Чай заварился, но слабо, а Орлов же вошел в образ.
— Ох, горяч чаек! Блюдечко пожалуйте!
Вера порылась в ящике стола, нашла блюдце, положила.
— Вот.
Орлов налил чая в блюдце, принялся дуть и, отдуваясь, отхлебывать и доливать. Наконец, выпил.
— Благодарствуйте!
— Так зачем Вы в наши края? Лавку изволите открыть или как?
— Я по сугубо личному, даже, можно сказать, интимному делу. Женюсь!
— Интересно! И на ком же?
— На Вас, Акулина Дмитриевна. Извелся весь от чувств-с.
— Вот как?
— Как увидел Вас, Акулина Дмитриевна на ярманке, места себе не нахожу! Мануфактуру побоку, торговлишку побоку, не сплю, не ем!
— А меня, сиротку, и благословить-то не кому! — сказала Вера.
— А мы как-нибудь обойдемся! — горячо уверил её Орлов. — Чай, не маленькие!
— А сколь велика Ваша любовь?
— Хоть сейчас готов сватов засылать!
— Так докажите!
Вера подалась навстречу Орлову, тот её облапил и принялся страстно целовать ей руки. Потом потянул обратно на лавку. Вера близко увидела его красное лицо и закрыла глаза...
Иван Лукич сыграл свою роль и забухал сапожищами на выход. Вера сидела, расслабленно расставив ноги, а возле уже беспокойно вертелся Серко, принюхиваясь к Вериной щелке. Затем высунул красный язык и принялся вылизывать её нежные мокрые волоски. Потом она ощутила вторую волну желания, умный пес это понял, и Вера увидела, как из его бархатного «колпачка» вылезает длинный красный и острый член...
Серко убежал, а
Вере вдруг стало смешно. Она представила, как «головастики» Серко напали на «головастиков» Орлова и закусали их насмерть. Светало. Было ещё слишком рано...
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
1.
***
Когда Марина с тяжело нагруженной тележкой кое-как отыскала в гипермаркете наиболее свободную кассу и устроилась в конец очереди, девушка, наконец, смогла вздохнуть спокойно и неторопливо оглядеться по сторонам. Однако вскоре у нее возникло желание немедленно повернуть назад и скрыться между полок, потому что в веренице людей, стоявших в соседнюю кассу, девушка заметила Виолетту Сергеевну, которая еще недавно была ее коллегой и в каком-то смысле, опосредованно, начальницей. Пару месяцев...
Мне уже за 30 было.Решила подработать в местном плодсовхозе на сборе яблок.А что дают ведро яблок и деньги за работу.Собрались мы около 15 человек,6 мужиков и 9 женщин.Возраст разный-от 15 до 70 лет.Поиехали к 8 утра.Нам показали где ящики,каждому дали делянку.Женщины собирают,мужики оттаскивают ящики.Работаем,время к обеду,жара около 30....
читать целикомОх уж эти ночные телефонные звонки! "Позвони мне! Позвони! Позвони мне ради бога! Через время протяни голос милый и глубокий..." Случается, конечно, что кто-то, действительно, попал в беду. Но чаще всего...
У какой-нибудь замужней подружки уехал благоверный, а она сильно захотела большой, но чистой любви, правда, не сразу, а проснувшись в одиночестве на холодном супружеском ложе... А, возможно, она и вовсе не спала, ожидая кого-то, но тот или предпочёл более молодую или, так и не сумев вырваться из цепки...
– Подними юбку, Лара. Ты снова в стрингах? Хочешь, просишь порки, да, Лара? Снимай. Возьми плаг, нет, не этот. Тот, что недавно купили. Я сказала – большой! (Пощечина, резкая, наотмаш) Не надо меня злить, Лара, не сегодня. (Еще пощечина) И веревку. Нет, нельзя смазку. Оближи плаг, повернись, наклонись, вставляй в свою дырку. Больно? Хорошо. До конца, да, совсем до конца. Вытащи. Оближи....
читать целикомOй, дeвoчки, прoизoшлa сo мнoй нeдaвнo oднa истoрия. Хoчу с вaми пoдeлиться пo сeкрeту.
Зoвут мeня Свeтлaнa. Мнe 32 гoдa. (Ну этo тaк, мeжду нaми :) Нe зaмужeм, oтчeгo пoстoянную ищу приключeния нa свoё мягкoe мeстo :) В oбщeм, рaбoтaю я в oднoй нeбoльшoй фирмe. Ну вы жe знaeтe, кaк этo бывaeт: бoльшoй oфис, кучa нaрoду, бeгaют тудa-сюдa, зa всeми нe услeдишь. Тaк вoт, люди у нaс тaм рaзныe, всякиe кaдры пoпaдaются. Хoть я и рaбoтaю дaвнo, нo всё рaвнo всeх тoлкoм нe знaю....
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий