Лунный свет. Часть 2

Мы не включали свет, поскольку в ту ночь Луна щедро освещала мою квартиру.

— У тебя хороший вид их окна...  — тотчас отметила она.  — Днем здесь Солнце, ночью — Луна... Как много Луны...

Я затих, слушая тембр её голоса.

— Луна была на небе в день моего рождения. Она дала мне мое имя... Ты знаешь, что значит мое имя в переводе? «Подобная Луне», «Луноликая»...

На миг я оторопел. Вот ведь как!

Мохлико...

Против моего Марата, взятого с фамилии французского деятеля времен Великой Французской революции.

Но тут Мохлико удивила меня ещё больше.

— А ты знаешь, что значит Марат у некоторых наших соседей?

Я покачал головой. Мать всегда говорила мне только про Жан-Поля Марата, того самого... И учительница в школе тоже. И меня всегда удивляло это, почему я-таки Марат, а не Жан-Поль! И тезка мой Башаров-Кошмаров, тоже Маратик... Уж лучше — Бельмондо! Тоже Жан-Поль, к слову...

— Это значит: «желанный»...

Я сглотнул.

Оказалось, я стоял близко к ней, и даже сам не понял, когда сумел сократить это расстояние.

Лунный свет бил в окна, отражаясь от её лица.

Искрились звездами её глаза.

— У нашего народа это не принято, но разве так плохо, когда девушка сама определяет своего желанного? Ты спросил, могу ли я придти к тебе, но не будь ты желанным, смогла бы я согласиться?

Это было нечто совершенно фантастичное.

Это её признание, слова, которых мне не доводилось слышать.

Девушки, которые здесь порой «гостили», приходили за компанию, а уходя оставляли ощущение опустошения.

Не физического, морального...

А впрочем, кого я приглашал сюда и для чего?

Связь на одну ночку, без обязательств.

В этом вся взаимность...

И тут ещё пойди разбери, кто кем пользовался!

Мохлико закинула мне руки на плечи, а я приобнял её пониже талии... Но это был не тот хват, что с другими девушками. Все было иначе...

Ее поцелуй был столь влажным, что я даже покрылся испариной, а губы были столь упругими, что буквально втягивали мои губы в её...

Я плотнее прижал её к себе, и пальцы вцепились в её ягодицы, словно силясь порвать легкую ткань платья.

Мохлико откинула голову, и лунный отблеск отразился от её шеи, которую я тут же стал жадно целовать.

Мохлико обладала каким-то особым, пряным ароматом, не веданным мне. Я не мог понять вкуса её кожи... Наши «славянки» подслащают себя духами и туалетными водами, а Мохлико была какая-то гречично-естественная со своим ароматом...

Я хотел изведать и вкусить её всю...

— Ты... Разденешься?

— Погоди...  — её глаза отливали блеском неведанных мне созвездий.  — Я пройду в ванную... Там есть полотенца?

Я отпустил её.

В ожидании прошло совсем не много времени, но мое напряжение только росло, и когда мне снова явилась Мохлико, я как раз находился на пике внутреннего напряжения.

— Ты идешь в душ?  — спросила она.

— Не сейчас... Сейчас... ты...

Я был «голоден», и едва мы сблизились, как я подхватил Мохлико на руки, и раскрутил, точно в невидимом танце, музыка которого звучала лишь в моих ушах.

На ней было все то же платье, а видимые участки кожи ещё были 

увлажнены. Капельки воды особо ясно смотрелись в свете Луны, точно звезды на Млечном пути.

Я перенес её на кровать, уложив на спину.

До сего момента девушки, как правило, сами выбирали себе место, пока я принимал быстрый душ.

Я же налег на Мохлико, принимая дар её поцелуя.

Приподнявшись на руках, я смотрел на её лицо. Лунный свет полностью скрыл её природную смуглость, но придал ей удивительной красоты оттенок.

— Какая ты... не земная!

Я ощутил, как её колено плотно уперлось мне в пах, словно изучая и пробуя его на силу и выносливость, и я приподнялся, став на колени. Мохлико оперлась на локти, выжидающе глядя на меня.

Что дальше?

Я буквально сполз по её ноге, согнутой в колене, и очутился меж страстной парочки, мысли о которой так давно бередили мое сознание.

Помню, как в тот день, когда впервые подвозил её, мысленно касался её ног, а теперь — мог держать их в руках.

Я целовал её колени, уловив стон удивления и восхищения содеянным, и вдыхал едва ощутимый аромат, который разбавила вода.

Блеск её бедер манил меня дальше, и не в силах противостоять инстинктам и желаниям, я принялся выхватывать губами оставшиеся капельки воды с её ног, от колена вдоль бедра правой, и обратно — вдоль левой ноги.

Мне нравилась тугая упругость её ног, крепкие бедра, выгодные для обхвата икры и изящные щиколотки. Я настолько увлекся ими, что получил насмешливый упрек:

— Ты всем своим девушкам делаешь... это?!

Быть может, столь долгие предварительные ласки действительно вызывали некие подозрения, но я не мог противостоять себе же и своим желаниям.

— Только тебе...

Это была правда, и мне было все равно, поверила бы в нее Мохлико или нет. Но то, как она склонила голову и как посмотрела на меня, не оставляло сомнений, что она хотя бы доверилась мне.

Я чуть развел её ноги в стороны, при этом Мохлико поджала их в коленях.

Вид её женской прелести и доступ к ней был открыт и щедро озарен светом Луны.

Я тут же приник к ней ртом.

До сих пор мне не приходилось делать девушкам ЭТО, и в ответ я не ждал минета. Да, я много читал и слышал об оральных ласках, приводящих в экстаз даже больше и глубже, чем соитие, но, наверное, действительно в моей кровати оказывались не те девушки, на которых я хотел распалять себя.

То, что Мохлико определила в моем имени — Марат-желанный — делало мне честь и возлагало ответственность, оправдать которую я был просто обязан.

Я читал и даже порой смотрел порно, где доводилось наблюдать за кунилингусом, знал, что есть даже некие упражнения для губ и языка, но... все эти знания утратили для меня значение, стоило мне оказаться с девушкой, к которой я действительно питал чувства...

За её улыбку...

За её осанку...

За темный водопад волос...

За угощения в офисе...

За рассказы и обмен впечатлениями о нашем городе...

За тот танец, наконец!

И все эти «ученые» советы и инструкции, следуя которым, якобы, можно доставить своей избраннице незабываемое удовольствие, написаны 

теми и для тех, кто сам в поисках стоящего партнера.

Действуя интуитивно и опробуя на вкус створки её губок и то и дело выпадающего клитора, я сам доходил и улавливал то настроение и ощущение, которое было присуще моей желанной.

Низ её живота вдруг дернулся, и тут же это рефлекторное движение отозвалось стоном с её губ, а значит, избранный мой путь был верным!

Я ещё плотнее прижал губы к её губкам.

У нее был совсем легкий пушок, но и он улегся, смоченный её влагой и моей слюной. Её запах ещё больше дразнил меня... Уверен, у «славянок» он не такой...

Я почувствовал, как она положила ладонь на мою макушку и чуть пригладила волосы. Обычно так ласкают котика, который вдруг запрыгивает к вам на колени. Пусть это не входит в ваши планы, но прогнать животинку вы не можете, и начинаете поглаживать его, пока он и вовсе не ложиться к вам на колени.

Я млел от тепла её руки, пальцы которой приглаживали мои волосы, и её ласка подтверждала, что я делаю все верно, и что не стоит следовать советам «бывалых», если ты можешь делать все просто хорошо, и как это нужно!

Иногда, когда я хотел перевести дыхание и сглотнуть накопившуюся слюну, я отвлекался, но тут же переключал свое внимание и поцелуи на внутреннюю часть роскошных бедер Мохлико.

Какие же они были теплыми...

Я посмотрел на нее, лизнув выскочивший из створок клитор.

В свете Луны я отчетливо видел, как Мохлико запрокинула голову, взметнув вверх густые волосы.

При этом мышцы её живота подернуло рябью, точно по воде пробежал ветерок, и клитор тут же поспешил спрятаться в теплые створки своей ракушки, если бы я не успел перехватить его губами, грея своим дыханием.

Мохлико глубоко ахнула, что только тонизировало меня!

Помню, как наблюдал за ней, глядя словно снизу-вверх, как Мохлико приспустила бретельку платья, высвобождая юную, ещё стоящую торчком грудь. Этот вид заставил меня активней вторгаться в нее языком!

Она лежала на спине, приласкивая одной ладонью свою грудь, а второй оглаживая мои волосы.

Я целовал низ её живота и доступную часть бедер...

Я даже не думал о себе...

Пусть пройдет хоть вечность, но лишь бы в ней Мохлико была удовлетворена!

А уж я как-нибудь смирюсь со своими желаниями.

Я вновь подлизывал, сосал и втягивал в себя расшалившийся клитор этой девушки, а она гладила меня по голове, доставляя эмоции и чувства, близкие по ощущения к половому удовлетворению...

В какой-то момент я почувствовал, как она достаточно цепко ухватила меня за затылок, не позволяя мне оттянуть голову или сменить её положение.

Мой рот к тому моменту был полон слюны и её вязкой жидкости, и этот сгусток я вынужденно проглотил.

Мохлико приподнялась на одном локте, глядя мне в глаза, в то время, как низ её живота и таз двинулись мне навстречу.

Она сама буквально имела меня в рот, а поскольку мой язык был глубоко в ней, я не мог вытянуть его.

Мои ладони грели её колени.

Мохлико не 

отличалась ростом, но её ноги кажутся мне необычайно длинными в этом лунном блеске.

Она что-то нервозно, на фоне возбуждения, сказала на своем языке, и я лишь нахмурил бровь, вопросительно глядя на нее.

— Смотри мне в глаза...  — повторила она.

Я не смел ослушаться, чувствуя при этом, как по языку в рот вновь набегает её влага.

Глоток...

Мохлико сильно подалась мне навстречу бедрами, и, испустив какой-то полустон-полувскрик, наполненный блаженством и легкостью от освободившейся энергии, упала навзничь на кровать.

Грудь её несколько раз высоко поднялась и опала, и лишь свет Луны высвечивал небольшое колебание её кожи в районе диафрагмы, по которому можно было судить, что дыхание её восстановилось до обычного...

... Я вымылся в душе, чувствуя, как с водой по лицу стекают ручейки её влаги. Словно желая задержать их, я собирал их в ковшики ладоней и вновь втирал в нос и губы, точно желая насладиться запахом своей девушки.

Душ взбодрил меня, и когда я вышел, кутаясь в полотенце, Мохлико ждала меня, сидя на кровати. Ноги её были поджаты, бретельки платья оправлены.

Ведомый её обаянием, я целую её губы, и повинуясь движению рук, сам ложусь на спину.

Мохлико отбрасывает полы полотенца, и я чувствую прикосновение её ладони к своему органу.

Она не раздумывает, и за то внимание, которое я уделил ей, она благодарит меня глубоким захватом своих губ.

Мой член быстро принимает боевую стойку, а Мохлико стоит надо мной на четвереньках.

Она впустила мой член рот и в несколько глотков вобрала его на большую часть.

У меня уж отвисает челюсть...

Представить, что вечно улыбающаяся, чисто и немного наивной улыбкой Мохлико, могла делать своими губами ЭТО... О-о-о!!!

Мохлико нависает надо мной, оттопырив зад, и я вижу, как на видимой части её бедер и ткани, плотно охватывающей ягодицы, плещется лунный свет.

Мохлико опускает голову все ниже, каждый раз захватывая мой член в себя, и дабы не пролиться в нее в самый неподходящий момент и не запятнать её платье, я приподнимаюсь, беру её голову в свои руки и пристально всматриваюсь в глаза.

Черные зрачки вспыхнули блеском далеких звезд.

Наплевав о всех предрассудках, я сочно целую её губы, в которых мне было так хорошо...

... В отличие от остальных девушек, Мохлико сама спрашивает, как я хочу любить её. Мне смешны и непривычны её слова...

— Как ты хочешь любить меня?..

«Любить меня... Любить... »

Сравните это с похабными словечками Леры, к которой так сватала меня мать.

— Как будем трахаться? Я вообще-то не очень люблю, когда мужик сзади... Но могу и потерпеть, если тебя от этого прет...

Я вновь возвращаюсь к ней, к Мохлико.

Те слова, с которыми она обратилась ко мне, не позволяют мне отвечать односложно.

— Позволь я... хочу любить тебя сзади...

— Да, как скажешь, Марат...

При упоминании своего имени я задаюсь вопросом: назвала ли она имя, или «желанным» на языке народа-соседа?

Но её слова подкупают, а та покорность, с которой она разворачивается ко мне, не позволяют использовать её грубо и равнодушно.

Я как раз насадил 

на себя презерватив, а Мохлико, обернув головку, терпеливо ждет меня, не сводя глаза с облаченного в «мундир» члена.

— Такой большой...  — слышу я.

Пусть я и более скромного мнения о «себе», но никто из прошлых девушек на это и вовсе не обращал внимания. Слова Мохлико, точно сироп, которым был пропитан её «хворост»...

Я вхожу в нее сзади, и створки её губок принимают меня.

Ладони я осторожно кладу на её талию, и в несколько заходов начинаю углубляться в нее.

Свет Луны осыпает своим блеском её спину и плечи, которые мне так хотелось разузнать

Она низко сгибается, удерживает вес на локтях.

Под моими толчками, её волосы начинают колебаться, и их темный оттенок четко отражает лунные переливы небесного светила. Создается впечатление, будто бы я наблюдаю за всполохами северного сияния, не ведомого нам обоим.

Мохлико оборачивает голову назад, и я встречаюсь с её взглядом.

Он увлекает меня в глубокий космос миропознания и самоощущений...

Да и какая там разница, у кого какая пятая точка?

Наша ось — здесь, точка опоры — кровать.

Я проникаю в нее, и она ничуть не препятствует этому.

Я едва касаюсь её талии, словно боясь более жестким и крепким хватом нарушить зыбкую грань нашего равновесия.

Лишь в какой-то момент, когда мне понадобилось восстановить сбившееся дыхание, и я замираю, так и не покинув её благодати, я чувствую, как Мохлико сама насаживается на мой член, делая движения назад, точно не желая терять взятого ритма.

Она готова дать мне передышку, но тут же уступить мне, когда я продолжу, а до этого она будет стимулировать себя и мой член.

Я наполняюсь дополнительным запасом энергии, и на сей раз достаточно властно закидываю ей руки на плечи, а сам загоняю ствол в её божественное лоно почти до основания.

Три... Пять... Семь... Толчков-входов...

Я не спешу покидать её, поскольку знаю, что презерватив выдержит всплеск давления и выброс жидкой массы.

Я уже не считаю, просто улавливаю внутреннее биение члена, сокращение мышц внутри её.

Я жду, пока поток не ослаб, и пока внутренние мышцы Мохлико не ослабнут, выпуская меня.

Сама она, охая, опускается на кровать.

Лунный свет словно накрывает её...

... О, наше утро!

Мое первое утро, когда я беспредельно счастлив.

Мы собирались провести эту субботу вместе, но начали её раньше отмеченного.

Солнце в небе нам в союзники!

Мохлико жалуется, что кроме этого платья, которое было на ней вчера, ей нечего надеть, а вся остальная одежда в общаге... А это... помятое, точно простынь!

Я выдаю ей запасов свою футболку, в которой она выглядит столь эротично, и... джинсы!

— Но они же мужские?  — удивляется Мохлико.

— Это не важно... Этого хватит, чтобы спуститься в магазин за углом... там продается «фирмовая» одежда! Купим тебе новую!

Мохлико падает мне в объятья.

Я целую её и спрашиваю её разрешения заняться любовью...

— Да, конечно...

Иного ответа я и не предполагал...

... Ее грудь озарена солнечным светом, но живым теплом, исходящим от её тела.

Она с улыбкой наблюдает за тем, как я сосу её сосок и приглаживает мою голову, прижимая к бьющемуся в груди 

сердцу...

... Два дня прошли для меня в едином порыве!

Привычный город ожил для меня в новом свете.

Изучая даже простые слова, которые так легко лились с её губ, я представлял, насколько же сложно представителям этого народа овладеть русским. Но именно этот чужеродный язык я готов был слушать часами, и даже если бы Мохлико перешла на него в общении со мной, я бы, наверное, понимал её без слов.

Это лишь глядя на гастербайтеров, мы можем брезгливо требовать от них:

— Что ты сказал, нехристь?! По-русски не умеешь, что ли?

Здесь мне хотелось одного: слушать и слушать...

Мое предложение заскочить в забегаловку на углу, Мохлико пресекла:

— Позволь, я сама приготовлю нам обед...

Чувствуете, как сказано? Найдите в этой фразе ключевые слова, и вы поймете, насколько тонко звучит предложение, от которого поистине невозможно отказаться.

— Хомшурбо!  — и Мохлико ставит на стол дымящуюся кастрюлю.

— Хоумчто?  — переспрашиваю я.

— Это «сырой суп»! Похож на шурпу, только все ингредиенты добавляются в суп без обжарки...

Она ждет, чтобы я попробовал первую ложку.

— Как же вкусно!

Кажется, она знает это, и не без гордости заявляет:

— Наши девушки должны уметь готовить... Иначе — что же ты за хозяйка?!

А что за ужин из её рук?

Если вы думаете, что восточные блюда — это традиционный плов, то ваши познания крайне скудны.

— Кавурдок!  — и на столе уже дымящееся блюдо из мяса, овощей и... нашей картошки! Приправы раззадоривают мой аппетит...

Я стараюсь повторить за ней название блюда, но выходит какой-то «кувырок».

— Нет, кавурдок...  — исправляет Мохлико.

— О, да...

И сама берется убрать со стола и вымыть посуду!

А ночью я любил Мохлико под свет Луны.

И лишь в воскресенье вечером Мохлико взгрустнула.

— Мне надо вернуться в общежитие. Завтра на работу...

— Завтра и вернешься... Но сразу на работу! Перевозим твои вещи ко мне...

Мохлико опустила глаза, и впервые на меня набежала некая тень подозрения.

— Что-то не то?

— Все хорошо, Марат... Я так счастлива с тобой, здесь... Просто... Просто скучаю по дому... Если бы мои родные знали, насколько я счастлива...

Мы все же приехали в её общагу, откуда Мохлико забрала кое-какие личные вещи.

Еще ночь мы были вместе, и я любил её, а утром в понедельник, «шифруясь», Мохлико попросила меня, чтобы я не вез её на работу, а высадил где-нибудь по пути. Она объясняла это следующим:

— Я не хочу давать людям повод для сплетен. У нас такое не принято... Ведь все так быстро случилось...

Ее доводы показались мне смешны.

— Мохлико, ты — моя девушка, и мне все равно, что кто-то там думает! Мохлико воспряла духом, да и я шел на работу воодушевленный.

Я, конечно, понимал, что не стоило лишний раз тревожить в её офисе, но усидеть на месте и не проведать её я тоже не мог.

Однако когда рабочий день подходил к концу, и я, наконец-то смог увидеть её, эта встреча не добавила мне радости.

— Марат, отвези меня в общежитие,  — попросила она.

— Но могу я узнать, что случилось?  — встревожился я.

Она опустила глаза.

— 

Я не хочу привязываться к тебе, и чтобы ты — ко мне...

— Что за девичий вздор!  — хохотнул я.  — Конечно, мы поедем ко мне...

В её глазах я увидел слезы.

— Мохлико...

— Марат...

Она посмотрела на меня, как могут только очень преданные и любящие люди.

— Просто не спрашивай, прошу... Просто отвези меня назад!

Я не стал спорить и допытываться у нее правды. Зачем лезть в душу. Правда, сам я при этом терялся в догадках и мучился мыслями: что могло пойти не так?

... Ответ пришел во вторник утром, когда Мохлико заглянула ко мне в офис. Двойственные чувства обуяли меня — волнение и радость. С чем пришла Мохлико.

Она улыбалась, но как-то грустно. В руках было письмо, которое она протянула мне.

— Что это?

Письмо было на официальном бланке, но написано на чужом, не ведомом мне языке.

— Моя стажировка заканчивается... Заканчивается досрочно. Мне предлагают работу там, откуда я родом. В том же городе, представляешь? Такие предложения не делаются дважды...

Теперь я понял причину её вчерашнего настроения.

Слова невольно сорвались с моих губ, хотя я и не хотел произносить их вслух.

— И ты... уезжаешь?...

— Я не думала, что все выйдет так, и что все сложится так быстро... Но я нужна своей семье там... Я должна помогать матери, братьям и сестрам, и когда у меня появится эта работа, я смогу сделать это...

Что сказать? Я был рад за нее, за возможности, которые перед ней раскрывались и за то, что выбранный путь оказался ей подвластен, но я говорю «Нет», осознавая, что теряю её.

— Я не думала, что все сложится так, Желанный... Что у нас будет так мало времени...

Я пытаюсь найти антидовод.

— Но работу можно найти и здесь...

И тут же осекаюсь, вспоминаю разнорабочих у дверей её общаги. «Чурки не русские» — вот кто они в нашем сознании...

Мохлико вторит мне, словно читая мои мысли. Но чтобы её слова звучали проникновенней, она берет в ладони мою руку и заглядывает мне в глаза:

— Пойми, для ваших людей я все равно буду чужой, той, которая «понаехавшая» и чье имя даже не могут выговорить без ошибок...

Что правда, то правда...

Я вспоминаю перекошенную морду Марины-секретаря и слова Матвея, который называл её Мохито...

— Я не смогу остаться здесь...

Мне самому следовало проявить мужество и принять решение.

— Когда у тебя... самолет?

Мохлико отпускает мою ладонь.

— Ближайший рейс... завтра днем...

Я опускаю глаза и лишь её голос вынуждает меня посмотреть ей в глаза вновь.

— Ты... отвезешь меня в аэропорт?

... Тем вечером мы были вместе, перевезя вещи Мохлико ко мне домой.

В тот же вечер я позавидовал смертникам, которые не знают часа Х и просто ждут. Наше же время было ограничено ночью и истекало с рассветом...

— Я хочу любить тебя,  — мое откровение не было признанием только лишь телесной близости, и именно Мохлико помогла определить эту разницу между сексом и любовью.

— Я сделаю все так, как ты пожелаешь...  — пообещала она...

... Но Мохлико и сама хотела изведать то, что в 

будущем окажется ей недоступным. Хотя бы до тех времен, когда она не встретит нового «желанного».

Свет Луны бил к нам в окна, и обнаженный образ Мохлико буквально купался в бледном сумерке.

Она была сверху, но не в традиционной позе «наездницы», а повернувшись ко мне спиной. Моему взору была открыта её ровная и натянутая спина, вдоль которой ниспадали волосы, и часть сочных ягодиц, которые буквально накатывали на меня, когда Мохлико оседала вниз с влажным причмокиванием.

Я держал её за пояс, на сей раз крепко, точно боясь упустить, не дожидаясь рассвета.

Спина и ягодицы были скрыты от ночного светила, и казались темными, а её лицо, шея, остроконечная грудь и живот, бедра, которые я так любил целовать, были залиты Луной, но оставались мне недоступны.

Обратная сторона Луны во всей своей красе...

Ирония судьбы, но в этот час мы использовали последний из имевшихся презервативов...

Я стиснул её бока, чувствуя, что больше не могу сдерживаться, и Мохлико, наверное, от боли, а может, все осознав, чуть повернулась на мне.

Совсем чуть-чуть, даже не в четверть оборота, а скорее лишь подернув плечом...

Я увидел четкий силуэт её лица с прикрытыми раскосыми глазами, приоткрытые губки, выпускавшие очередной стон-выход и горделиво приподнятую грудь, чей сосок трепетал.

Как же на меня накатило в тот момент!

Я рывком подорвался, желая целовать губы любимой девушки и её дрожащий сосок, залитый лунным светом.

Попутно я чувствовал, что слетает презерватив и что излишки семени крупными каплями сочатся из моего ствола.

Мохлико, точно что-то ценное, поймала их в ладошку.

Жидкость в свете Луны отливала перламутром...

Я не знаю, на какое время я отключился, но когда я приоткрыл глаза, Мохлико сидела рядом, изучая меня взглядом.

Я приоткрыл было рот, но она тут же прижала к моим губам свою ладонь.

Она источала тот запах, который кружил мне голову, когда я ласкал её между ног.

Я вдохнул его, чувствуя знакомый дурман в голове...

Зубки Мохлико рассыпались в улыбке, точно созвездия...

Лунный свет обтекал по изгибам её обнаженного тела и от её груди я никак не мог оторвать взгляд.

Она что-то сказала на своем языке, и слова показались мне знакомыми. Я напряг память...

Именно их я услышал в ту ночь, когда пил её влагу, а она удерживала меня за затылок.

— Смотри мне в глаза...

Даже в темноте видно, что глаза моей любимой девушки расширены. Они поглощают меня, точно Черная бездна, но я абсолютно безволен перед ней.

— Смотри мне в глаза...

Ее губы приоткрыты в возбужденном и глубоком дыхании, и я лишь могу догадываться, какой маршрут сейчас и до этого момента проделывала её ладонь. Я не спешу прерывать этого движения.

— Смотри мне в глаза...

И вот я вдыхаю теплый воздух её выдоха, питаясь им, чувствуя, как гулко начинает стучать сердце в груди и отбивается оно пульсацией в паху...

Но я ничего не делаю, лишь не отвожу взгляда от её глаз.

— Смотри мне в глаза...

С громким оханьем Мохлико припадает на кровать рядом со мной, прижимаясь лбом к 

моему плечу, но за мгновение до этого я вижу в её зрачках отблеск Сверхновой...

И сам замираю, сраженный его взрывом!

Рассвет приходит неотвратимо, и я не могу помешать и что-то изменить в этом укладе жизни.

Кто-то ждет рассвета, кто-то радуется приходу дня и восходу Солнца.

Но рассвет крадет у меня любимую девушку, Солнце отсчитывает наши последние часы...

Луна уже скрылась, а я все лежу на краю кровати и целую ноги девушки, которая перестает быть моей. Своей лаской и теплом, своим отношением ко мне и гармонией в моем сердце, она заслужила это.

Она просыпается, мягко приоткрыв ресницы, и видит меня, а я не прекращаю своих действий, целуя каждый пальчик, подъем ступни и изящную щиколотку.

Ее губы трогает легкая улыбка, но стоит глазам выглянуть в окно, сквозь которые льются лучи солнца, и уголки губ тускнеют от осознания реальности.

— Нам пора...

Она приподнимается, вынуждая меня опуститься на колени перед ней и, обхватив поперек талии, прижаться губами к такому любимому лону...

... И вот я же везу её в аэропорт.

Мы практически не говорим, а Мохлико смотрит в боковое стекло. Я слышу её редкие всхлипы, платок в руках весь в пятнах, но у самого не хватает решимости взбодрить её.

Все разговоры про мобильный вайбер, Скайп и письма в электроне — лишь дежурный треп, сахарозаменитель, муляж вишенки на торте...

Наш жизненный цикл не совпадает, и когда у нас в разгаре день, у них — глубокий вечер с переходом на ночь... Да и каково это быть он-лайн, изучая друг друга через экран монитора, но разведенным обстоятельствами.

Я не виню её в выборе, и наверняка чувствовал бы себя предателем, если бы оказался на её месте.

Каково же Мохлико переживать все это?!

В аэропорту она не снимает черных очков, разве что по требованию при паспортном контроле.

Звезды её глаз поглотили черные дыры, в которых я вижу свое отражение...

Я держу её руки, ощущая, как медленно они холодеют...

Солнце не греет.

Она обращается ко мне по имени, но я слышу «желанный».

— Марат (Желанный), пообещай, что будешь помнить меня... Даже если повстречаешь другую, люби её так же, как это было со мной...

Я отвечаю лишь кивком головы. На слова не хватает сил и эмоций.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, и сделал счастливой свою избранницу...

Уже торопятся пассажиры на заявленный рейс.

— Помни меня и... прости...

... Я стою у окна аэропорта, провожая взглядом удаляющуюся фигуру и наблюдая за тем, как полуденное Солнце забирает её тень...

Она лишь оглянулась у трапа самолета, но лучи солнца бьют прямо в стекла, не позволяя рассмотреть фигуры за ними...

Еще один шаг по трапу, шаг от меня...

... Матвей зарулил в мой офис по обыкновению без стука.

— Я тебе тут отчет принес на... цать страниц... Ты чего хмурый такой? Пятница же, мать её, дождались!

Я вяло улыбаюсь, припомнив, что ещё неделю назад был вместе с Мохлико в том самом клубе, куда сегодня наверняка подбивает меня пойти Матвей.

— Да так...  — я не хочу делиться 

с ним сокровенным.

— М-м.  — м...  — он озадаченно треплет мочку уха.  — Кстати, а где эта новенькая, которая уже совсем не новенькая? Мохито...

— Мохлико,  — исправляю я.

— Ну да... Она...

— А то ты не знаешь?  — почему-то компания Матвея начинает меня раздражать.

Матвей беспечно пожимает плечами.

— Её стажировка подошла к концу, и она покинула нас в поисках лучшей доли...

Не отрицаю, что Матвей мог этого и не знать, но, кажется, он даже рад такому исходу.

Не получив её внимания, он рад, что оно не досталось и мне.

— Грустишь?...  — и вдруг заунывно затянул:  — Другу моему не легко-о-о-о... Где же моя Мехито-о-о-о...

— Перестань, не смешно...

Матвей смахнул улыбку с лица.

— Ладно, ладно... шучу... Но ты хотя бы скажи: за задницу её подержался?

Он смотрел на меня с той самой улыбкой, которая была присуща его лицу всякий раз, когда мы — в былые времена!  — обсуждали пятнично-субботние посиделки. Но в этот раз он понял, что передал...

Понял по моему лицу и взгляду, и тут же стал серьезным.

— Да ладно, забудь... Ну, улетела, так улетела... Другую, что ли, не найдешь? Говорю же, пятница сегодня!..

И он уже было покинул мой офис, когда я нагнал его окликом:

— Матвей...

— Чего тебе?  — оживился он.

— Я не приду...

Он ничего не ответил, прикрыв за собой дверь.

Я и не пришел. Ни в эту пятницу, ни в две последующие...

Отношения с Матвеем рушились, став подчеркнуто-деловыми, и мне было даже жаль, что так стало происходить с нашей дружбой.

Но поход в ночники словно бы требовал от нас ночных знакомств, чтобы вечер не превращался в пьянку.

А я не хотел приводить в свою квартиру, в которой мне было хорошо с Мохлико, случайных девушек-однодневок.

Не хотел, чтобы кто-то ложился в постель на её место...

Особенно в лунные ночи...

Конечно, я писал ей, и Мохлико даже отвечала на мои электронные письма, но все это было какими-то традиционными записями, некими отчетами, а имя Марат в заглавной строке звучало именно «Марат», утратив значение «желанный», которое читалось с её губ при встрече.

Иногда я отмечал в Скайпе или в Вайбере пропущенные сообщения и звонки Мохлико, и каждый раз это происходило, когда у нас стояла глубокая ночь.

А у них был день...

А когда я порывался позвонить ей днем, вспоминал, что у них стояла ночь, и Луна, должно быть, стерегла покой моей любимой...

... Несколькими неделями спустя я решил выйти из своего «затворничества». Не потому, что решил, мол, хватит, а лишь затем, чтобы наладить отношения с Матвеем, с которым уже дежурно здоровался да поручал что-то по работе.

Как раз была пятница, и я обратился к нему, перехватив на коридоре.

— Вот и пятница! Пора бы тряхнуть стариной, а?

Матвей пусть и улыбнулся, но в его глазах я не увидел былого огонька дружеского расположения и азарта. Ответ его звучал язвительно-горько:

— Ну давай, тряхнем, старик! Место знаешь, оно не изменилось...

И был таков...

Конечно, я приехал в срок, и быстро отыскал завсегдатая заведения. Матвей уже был в ударе, и 

компанию ему составляли две соски, любительницы провести вечер за счет других.

Возможно, из-за того, что Матвей уже принял на грудь, он и был преисполнен дружеского веселья.

— О, Марат! Давай, мы только тебя и ждали... Знакомьтесь, это Вика и Таша... Потому что Наташа! А это — Марат, мой друг!

Холодные и оценивающие взгляды на ботексных лицах.

— Марат, как Башаров...  — уточнили соски.

— Ага, Кошмаров...  — привычно отвечаю я.

... Мне скучно, несмотря на время и выпитое. Соски уже охладели ко мне, а Матвей интересен им лишь как спонсор заказов коктейлей на вечер.

Извинившись, я покидаю столик, отозвав Матвея.

— Слушай, ты уж извини, но... Пойду я, наверное...

Матвей, кажется, не удивлен, но наигранно пытается удержать меня.

— Да ты чего... Ещё и не посидели толком... И эти, двое... как их...

«О, друг,  — ловлю я себя на мысли.  — Ты не только имя Мохлико путал. Ты и новых знакомы упомнить не можешь... »

— А ты представь,  — перебиваю я.  — Представь, что ты сразу с двумя! Это же твоя мечта!

Я пытаюсь навести настроение, но Матвей понимает, что это стёб, и даже не улыбнулся.

— Ладно, давай, двигай... До понедельника, короч...

Он даже не жмет мне руку...

... И вот я бреду по лунной аллее. Один, но полный спокойствия и удовлетворения.

И ночью я буду один, зато буду душевно чист и спокоен, не опорочив памятного места, на котором был счастлив со своей некогда любимой...

Или все еще...

Я смотрю на лик Луны и...

Меня вдруг пронзает мысль, и я отсчитывая время вперед.

Ведь если у нас глубокая ночь, то там, куда вернулась Мохлико — уже день! Не этого ли я ждал, чтобы хоть раз увидеть её вновь, пусть и он-лайн, через экран монитора, и услышать её голос, её «Марат», что значит, «Желанный»...

Как ошалелый, сбивая дыхание и рискуя упасть на пути, споткнувшись о брусчатку аллеи, я бегу домой, рассчитывая опередить рассвет!