Терра Инкогнита

Кончики её волос касаются моего носа, щекоча его, но я терплю, боясь разрушить то таинство внутренней связи, что установилось между нами. Мы лежим на стареньком 1, 5спальном диване едва помещаясь и я тесно прижимаюсь к ней. Я уткнулся лицом вниз, между ее головой и спинкой дивана, касаясь щекой ее плеча и вдыхаю душный, выдыхаемый мною же воздух. От этого на переносице проступили крохотные капельки пота, но я словно нарочно не замечаю их. Я боюсь спугнуть это наваждение. Одна моя рука просунута под единственной подушкой, на которой покоится ее голова, а другая (о, да!) покоится на ее груди, в глубоком вырезе декольте ее блузки. Мои пальцы едва-едва, менее чем на сантиметр проникли под шероховатый краешек кружевного бюстгальтера и остановились там. Я знаю, что пока это большее что я могу получить и не хочу искушать судьбу.

В такт ее дыханию поднимается и опускается моя замершая ладонь, сквозь поры которой проникает в мое тело тепло, жар, энергия этой женщины. Между этим тесным соприкосновением проступает испарина, но я не могу пошевелиться. Наша связь напоминает хрупкий карточный домик, который мне боязно рассыпать неверным движением. Я ощущаю ее запах, исходящий от волос, тела, одежды. Запах незнакомого мне парфюма, неизведанный/новый запах чужой женщины, ее кожи, ее плоти. Терра инкогнита. Неизведанная земля. Она одновременно и мани́т и пугает. С каждым разом позволяя делать лишь на один шаг больше дозволенного ранее. И я подчиняюсь правилам этой игры.

Я на миг вынырнул из своего укрытия и вздохнул прохладный, наполненный кислородом воздух. Мельком окинув ее взглядом, я вновь погрузился в укрытие, прокручивая перед глазами увиденную картинку. Глаза ее закрыты, и лишь черные проволочки ресниц едва заметно трепещут на фоне белой кожи век. Темные волосы с рыжеватыми прядями беспорядочно рассыпались по подушке. Большие полные губы накрашены красной помадой. В меру яркой, чтоб не выглядеть вызывающей, но в то же время привлечь внимание. Золотая цепочка на обнаженной шее сбилась в причудливую кривую, а круглый кулон с замысловатым узором спал на левую ключицу. Моя ладонь покоится на ее правой груди, словно обхватывая ее, а большой палец утонул в глубокой расселине между правым и левым полушариями. На ней плотная юбка чуть выше колен и плотные черные колготки. Ноги ее сомкнуты и тесно прижаты друг к другу. Туда мне пока ходу нет. Запрет. Шаг за шагом, вы ведь помните!

Вдруг за долгое время она пошевелилась, пытаясь устроиться поудобнее на скрипучем диване, и от этого движения мои пальцы еще глубже проникли под тугой панцирь ее бюстгальтера. Возможно, мне это лишь показалось, но я ощутил, что нахожусь на границе ореола ее соска, безымянным и средним пальцем касаясь более мягкой кожи, переходящей в нежную бледно розовую плоть. Уверен, продвинься я еще на сантиметр-другой и смогу коснуться пальцами тугой горошинки ее затвердевшего соска, смогу легонько зажать его между пальцами, ласково потеребить, и тогда...

Но 

я не спешу, нельзя все испортить своей нетерпеливостью. Шаг за шагом, вы ведь помните?

Вот уже четвертый раз мы в этой странной комнатке, на продавленном узком диване. Я ложусь на бок, вжимаясь в спинку дивана, а она ложится рядом на спину. Места нам хватает едва, и я вжимаюсь в ее тело. Близость женщины возбуждает меня и томит, будоражит мое сознание и спирает в груди дыхание. Я не скрываю свое возбуждение и каждый раз упираюсь затвердевшим членом в ее бедро. Она знает это, чувствует, и мне хочется думать, что ей нравится пробуждать во мне такую реакцию.

Ее волосы щекочут мне нос, я вдыхаю и наслаждаюсь ее запахом. Моя ладонь покрывает ее грудь ощущая нежность и упругость гладкой белой кожи, и непосредственную близость трепетной плоти бледно-розового ареола соска. Мой член вжимается в упругую горячую плоть ее бедра, пусть и через несколько слоев наших одежд. Вот тот путь, что я прошел за эти четыре встречи. Вот тот путь, что мне позволено было пройти. Терра инкогнита, шаг за шагом, вы ведь помните.

Неудержимо разговорчивые в сети, тут, в этой квартире, мы всегда молчим, едва ли произнеся за все время больше десятка слов.

Наше время исходит. Она уйдет ровно в пять, чтоб поспеть в детсад за детьми. Ровно через десять минут после нее выйду я (так мы условились), заперев дверь и оставив ключ под пыльным ковриком.

Вернусь ли я сюда вновь? Придет ли снова она? Это загадка. Мы оба знаем, что делаем неправильные шаги. Но сделав первый шаг уже сложно остановиться. Неизведанное манит сильнее, чем упреждающие запреты.

•  •  •

2. Пещера Монтесума

Сегодня.

Это произойдет именно сегодня.

Я понял это сразу.

И по ее сбивчивой нервной/взволнованной переписке (она просила встретиться сегодня, что несколько выбивалось из нашего привычного графика).

Я понял это по времени встречи.

Мы никогда не встречались вечером (вечером, в пять мы как правило расставались).

Я понял это по... хотя все по порядку.

Без спешки.

Один шаг за другим.

Поцелуй ее губ в прихожей, хоть и краткий, был очень волнующий. Я ощутил себя школьником, целующимся с девушкой впервые. И ничего бы в этом не было странного, но мы впервые поцеловались за все наши встречи. Еще один шаг. Еще одна тайна раскрыта. Еще одна неизведанная местность открылась мне.

Она нервничает. Ходит взад-вперед по комнате, заламывая руки. То остановится у окна, вглядываясь в его сумерки. То присядет у края дивана. То вовсе выйдет из комнаты.

Я выжидаю, прислонившись к дверному косяку. Сейчас она полна непогоды. Бури. Урагана. Нужно переждать немного, чтоб ее внутренняя погода пришла в норму.

Она вернулась. Другая. Расслабленная. Решившаяся, наконец, открыть мне свои запретные тайны. Она сияла, словно солнце, проглянувшее среди грозовых туч, едва стих ураган.

Она взяла мою ладонь (ее руки очень мягкие, нежные, теплые — материнские, заботливые) и повела к дивану.

Она просит выключить электросвет и задернуть шторы. Комната погружается в полумрак, в котором я едва различаю ее силуэт. Обнаженные колени и икры белеют на 

контрасте темного платья и дивана, на котором она сидит.

Она смотрит на меня снизу вверх. Окончательно и бесповоротно решается и встает. Повернувшись спиной, она просит расстегнуть молнию на платье.

Мое сердце замирает с каждым сантиметром обнажающейся белой кожи ее спины. То тут, то там видны родинки, словно редкие звезды на сумеречном небе. Ровными линиями автодорог пересекают ее спину бретельки черного бюстгальтера.

Замок молнии остановился у поясницы, будто поезд, достигший конечной станции. Дальше пути ему нет.

Я кладу ладони на ее горячие плечи и она вздрагивает. Но не прогоняет. Она привыкает к ним. Она впитывает их тепло в себя. С тихим шелестом платье спадает с плеч и остается на бедрах. Что это? Лавина? Оползень? Терра инкогнита обнажает мне свои тайны. Она позволяет мне блуждать незнакомыми доселе маршрутами. Я прижимаюсь к ее голой спине, просунув руки под локтями и положив их на большие упругие холмы грудей и целую покатый склон между шеей и плечом. Я начинаю свой путь с острожных, еще не уверенных шагов. Она вздрагивает и откинув голову назад поворачивает ко мне лицо, с приоткрытыми для поцелуя губами, развернувшись ко мне на пол оборота. Глаза ее прикрыты. Мой нос путается в ниспадающих лианах ее густых темных волос, от них исходит терпкий аромат цитруса и дождя. Жар ее тела плавит кожу моих ладоней, будто они состоят из воска. Наши губы соприкасаются, наше дыхание перемешивается, лава нашей страсти бурлит внутри наших тел, в нестерпимом желании выплеснуться наружу из вулканного кратера. Мы целуемся. Да, но и... нет. Это не жадный поцелуй голодного. Это изучение, попытка проникнуть внутрь, в суть женских губ. Да, я страстно целую-лобызаю её плоть, как делал не раз с другими женщинами. Но сейчас суть поцелуя не то, что было раньше. Миллиметр за миллиметром я ощупываю ее трепетную поверхность языком и губами, исследую, каждый бугорок, впадинку, точечку. Мой язык проникает внутрь ее рта, шествует вдоль ровного ряда зубов, натыкается на нежную плоть щек с внутренней стороны, исследует бугристую, как бархан поверхность нёба. Соприкасается с ее языком и медленно проводит по нему, создавая шероховатое трение. Наши рты и губы влажные, и хочется утереть их тыльной стороной ладони, но нет на это ни секунды времени, проще не замечать этого и продолжать это волнительное и трепетное исследование.

Она стоит боком ко мне, упираясь плечом мне в грудь, и повернув голову, отдает все, что может моему поцелую. Все тайны. Все сокровища.

Мои руки. Одна обнимает ее за спину, шествуя туда-сюда вдоль шершавого ремешка бюстгальтера. Другая, глубоко поместив пальцы в расселину между грудей — где они зажаты тяжелой упругой плотью, ладонью покоится на горячих, тяжело вздымающихся от дыхания холмах.

Ее тело от волнения покрывается росой испарины, но его бьет мелкая дрожь желания — словно озноб. Ее тело притягивает, засасывает в себя будто зыбучий песок.

Она запрокинула руку за спину и пытается поймать застежку бюстгальтера, чтоб расстегнуть его.  

Эти ремни, туго опоясывающие ее грудную клетку, мешают вдохнуть воздух полной грудью, и я помогаю ей. Расстегнутая застежка освобождает ее от неволи. Бюстгальтер падает на пол и темнеет на нем абстрактной фигурой, напоминая поверженного зверя, от которого мы только что освободились!

Она стыдливо прикрывает белеющие в сумраке груди ладонями и прячет лицо в копне ссыпавшихся на него волос. Я вновь целую, Целую ладони и пальцы, прикрывающие священные женские сосуды. Я целую запястья и локти. Я прижимаюсь щекой к животу и замираю. Я ощущаю как трепещет ее плоть, ее земля. Как пульсирует в ней кровь. Я целую ее живот. Над пупком и под ним. Это углубление, словно тайная пещера. Неприметный колодец. Символ рождения и новой жизни. Я проникаю внутрь языком и касаюсь дна, узловатой горошины. Она шумно дышит ртом и тело ее отзывается в такт этому дыханию. Я целую под пупком, медленно опускаясь все ниже, по еле заметной, едва ощутимой дорожке.

Вот, с помощью моих нервных рук сдвинулась с мертвой точки и поползла вниз застывшая на бедрах лавина наполовину снятого платья. Под ней обнажилась резинка черных трусиков и не в силах совладать с моим напором и теснотой платья трусики так же медленно поползли вниз, обнажая и вовсе сокровенные тайны женского тела. Стянув покров ее платья и трусиков буквально на пару сантиметров, я замер в нерешительности. Не слишком ли быстро я направился к самой главной тайне этой неизведанной земли? Готова ли она вот так сразу расстаться с ней. И словно в подтверждение моих мыслей одна рука девушки легла на низ живота, словно предупреждая, чтоб я не был столь тороплив.

Я целую ее кожу. Сначала гладкую, а потом причудливо помятую, в том месте, где была резинка трусиков. Полоса от нее, словно колея, огибается вокруг тела и я, словно нащупав на бездорожье твердую тропу, продвигаюсь по ней, перебирая губами, словно ногами, каждый поцелуй — шаг. Каждое касание — продвижение. Я огибаю плавные линии талии преходящей в бедра и продвигаюсь к изогнутым линиям поясницы. Обнаженная спина белеет в сумраке комнаты, и я даже могу разглядеть тусклые линии — вмятины, которые оставил на ее коже бюстгальтер. Плоскими невысокими холмами выделяются на спине лопатки, а между ними, по середине, где проходит позвоночник, образуется небольшое углубление, словно русло пересохшей реки, которое следует до поясницы и переходит там в равнину, чтоб ниже снова стать углублением между ягодицами.

Я целую ее поясницу, ее спину. Я ловлю разбросанные по ней родинки, словно упавшие с неба звезды.

Я тяну платье вниз, к ногам. Оно мешает мне. Оно не позволяет увидеть всю картину, всю местность целиком и я побеждаю в этой борьбе, в этом напоре. Минуя упругие ягодицы, пытающиеся сдержать мое давление, платье скользит по бедрам, мимо колен, по икрам и опавшей снежной опушкой замирает на ее щиколотках.

Я решительно берусь за трусики и тяну их вниз, вслед за платьем...

Мы полностью обнажены.  

Мы вновь лежим на диване укрытые тонкой простыней. Мы почти не видим друг друга в темноте, но ощущаем жар тел, гладкость кожи, шероховатость пальцев и влагу губ, касающихся точечно то тут, то там: шеи, лица, плеч, рук...

Мы тесно прижимаемся друг к другу. Ее ноги плотно сомкнуты. Она все еще хранит свою самую главную тайну. Она еще не готова расстаться с ней. Мой твердый член колом упирается ей в низ живота, частично касаясь лобка, а головка почти достает того углубления, где сокрыт пупок.

Она позволяет мне многое. Почти все. Она позволяет целовать ее губы и шею. Она позволяет ласкать руками горячие округлости грудей, нежно сжимая их в ладонях, словно проверяя, достаточно ли накачан мяч. Она позволяет ласкать твердые рогалики сосков, прикосновение к которым каждый раз заставляет ее вздрагивать. И я беру ее грудь в рот и сосу словно младенец, а она в тот момент гладит меня по голове и целует в макушку.

Она позволяет блуждать моим рукам везде, где вздумается. Гладить, ласкать, сжимать, теребить ее плоть.

Она позволяет мне почти все. Она почти вся раскрылась передо мной. За исключением одного, но самого главного.

Я почти рядом, я у заветной пещеры, но вход закрыт. И я готов произнести заветное «сим-сим — откройся». Но я жду. Жду, когда она будет готова.

И я дожидаюсь этого момента.

Сначала ноги ее расслабляются. И колени уже не так плотно прижаты друг к другу.

Затем она немного отстраняется от меня и ее теплая нежная ладонь скользит вниз, по груди, по животу, пока не касается моей напряжённой плоти. Она ласково гладит меня там. И при этом колени ее приподнимаются, а бедра расходятся в стороны, раскрывая мне доступ в ее пещерку. Она еще какое-то время прикрывает себя там ладонью, но вот ладонь отведена в сторону, последняя преграда на пути. Она открылась мне. Она позволяет мне войти в святая святых. В пещеру Монтесума этой неизведанной земли, полную несметных сокровищ и тайн. Она открывает мне вход. Она доверяет все тайны мне. Она готова к этому. Теперь готова!

Я устраиваюсь между ее разведенных бедер (так же щедро усыпанных созвездиями родинок). Я готов войти. Я медлю, предвкушая этот момент. Я пытаюсь вглядеться в ее лицо, чтоб хоть что-то рассмотреть в нем, но в полумраке ничего не вижу, лишь размытое светлое пятно с темнеющим бантиком полных губ.

Я касаюсь плотью ее плоти.

Я легонько давлю.

Пещера открывается.

Пещера впускает меня внутрь.

Пещера принимает меня!

Я погружаюсь в тайны доселе неизведанной мне земли.

Мне доверена самая главная тайна Терра инкогнита.

Ее пещера Монтесума разрывается передо мной.