Вечер. Синие чернила. Часть 2

4 *

Уж весна завершила цветенье.

Зелено разлилась по садам.

Постепенно уходят в забвенье

Первомайские: глупость и срам.

Лето ж жаркое выдалось, душное,

В пекле города клинит мозги.

Все, кто могут,  — под дачными душами,

Если озера нет иль реки.

*

Плюс тридцать два в Москве не то же,

Что на лугу, да у реки!

Дуреет выхлопом прохожий,

У глаз — бессонные круги.

От разогретого асфальта,

С его бескрайностью полей,

Мечта одна: бежать с Арбата,

Вёрст за сто, где в тени ручей.

Блажен владелец старой дачи,

Там сосны скрыли неба высь!

Не той, в шесть соток, где ишачат,

А той, где б строфы родились!

С претензией на багородство,

Или богемность, наконец,

Такая дача — прелесть просто.

Её владелец — молодец!

Но, не всегда, бывают часто

Наследнички ни — в пап, ни — в мам,

И дача — брошена. Ужасно!

И тот час в груды скоплен хлам!

Затем сгнивает, потихоньку,

Без твёрдой воли и руки...

Такую вот, в глухой сторонке,

Отдали Галке старики.

Стеной жасмина отгорожен,

От всех соседей в стороне,

Когда-то, видимо, ухожен,

А ныне и дорожек нет.

Всё заросло цветеньем бурным:

С мансардой домик, душ, сарай.

Уход — оценкой: крайне дурно,

Поэту — первозданный рай!

Здесь перед домом, на лужайке,

Тонувшей, некогда, в цветах,

Беседка с каменной мозаикой —

В полу, и хмелем — на стенах.

Шпалеру ту, что покосилась,

Бинтами зелени укрыв,

Как прежде вальс кружить просила,

Присесть на лавке, отдохнуть.

Вливали радостную силу

Уединенье и покой.

В начале века, верно, жили

Аристократы, на такой!

Красивость старой русской дачи!

Вздох о чужих, коль нет своей,

Родится тут же, не иначе,

Вот где б пожить на склоне дней!

Но, испугался, не скрываю,

И стушивался в этот раз,

Когда трёхлетие справляя,

На свадьбу пригласили нас.

Я б отказался, вне сомненья,

Развратной пары сторонясь,

Но у жены — другое мненье,

Когда асфальт скисает в грязь!

5 *

Мы с подарком не мудрили:

Два комплекта простыней,

И вполне готовы были,

Взяв отгул на пару дней.

Что одеть в жару такую,

Чтоб нарядно и свежо?

Выделиться не рискуя,

И в жару — не тяжело?

Собиралась, примеряя,

Обстоятельно жена,

Всяк супруг видал и знает,

Пытки той хлебнув до дна:

Так, наверное, не очень!

Что молчишь! Ну, подскажи!

Шовчик здесь не так прострочен,

В этом — жарко, отложи!

Я вздыхал и отдувался,

Взгляд бросая на часы,

Но наряд не состоялся —

Лишь марлёвка, да трусы.

— Нет? Тогда поеду голой!

На тебя не угодить!

Град язвительных уколов,

И растёт желанье взвыть.

Крик затих. Угасла смута.

Сарафанчик на шнурках

Обрисовывает круто

Грудь, топорщась на сосках.

Ткань тонка, с кокетством дружит.

И на солнце манит взгляд.

Лёгкость трусиков из кружев.

Две детали — весь наряд!

Как везти жену родную

В дом, где муж — такой кобель!

Объясняться не рискнул я,

И открыл входную дверь.

А на улице, вгляделся —

Вижу вдруг и там и тут,

На супругу зря вскипелся —

Все, почти, в таком идут!

*

Я б отказался, вне сомненья,

Развратной пары сторонясь,

Но у моей — другое мненье,

Я ж не открыл про эту грязь!

Сжимался страхом и виною

Души беспомощный комок:

Вдруг приударят за женою,

А я и рассказать не смог,

Про хобби вольной в сексе пары,

Про опыт по замене жён,

Про кино-, фото — мемуары,

Которыми был сам сражён!

Авось — великое спасенье

В надежде на судьбины путь!

Сжал зубы, бросив опасенья:

Авось проскочим, как-нибудь!

*

Моя щебечет беззаботно,

С гостями обсуждает стол.

Я — напряжён ещё, конечно,

Но, уж прилично загружён.

А впрочем, зря всего боялся —

Отцы, братья, друзья, зятья,

Никто ничем не выделялся,

Видать, напуганным был зря.

Всё как у всех: потанцевали,

Доели праздничный пирог.

Деды, прощаясь отбывали,

Мы в сумерках варили грог.

Моя кокетничала вволю,

И я, уже почти дозрев,

Видал 

терассу. Под луною,

Две тени, словно барельеф.

Её смущала чем-то Галка,

Шепча на ушко свой рассказ,

А я — осиновою балкой,

Как без ушей, и как без глаз!

Народ слегка угомонился,

Но брошен клич идти к реке,

Никто в жару не уклонился,

И мы пошли рука в руке.

«Ты знаешь, Галка рассказала

Такое, что меня трясло!

Ну, из кино, про это знала,

А так — впервые, повезло!

Она призналась, по секрету,

Что все, кто в гости приглашён,

Её знавали прошлым летом,

И даже тесть не обошёл!

И были с ней родные братья!

Под масками, чтоб не смутить,

В их новой баньке, на полатях,

Ну надо ж ненасытной быть!

Уж так про это говорила,

Что мне желанье всё свело,

И любопытство, странной силой,

К мужчинам этим повлекло!

Заметив, Галка предложила

Взять ночью Вовку не обмен,

И, так спокойно сообщила,

Как будто муж мой — супермен!

Ну, я, конечно, отмолчалась,

А у самой застрял вопрос:

Ты б, согласился, если б сталось?

Из любопытства, не в серьёз?

Чтоб нам наутро, как приснилась,

Незабываемая ночь!

Окажем же друг другу милость!

Решайся! Все сомненья прочь!

Я взволновался новой правде:

Опять успела наплести!

Уймись ты, Галка, Бога ради!

Ну, сделал глупость! Отпусти!

— И как, коварная подруга,

Меня мечтает получить?

Здесь, прямо на глазах супруга?

В зубах к полатям притащить?

Всё, надоели эти сказки,

Нет, надо с ней поговорить!

Мне — целый вечер строит глазки,

Супругу хочет совратить!

Пойду, и всё скажу, пожалуй,

Уж пьяным слушать бред — не в мочь!

А ты: губищи раскатала,

Как блядь, хоть с кем-нибудь на ночь!

Дурак! Зачем жену обидел!

Напился, дурень, так молчи!

Вон, как переменилась в виде,

Блестя слезинками в ночи!

А может, ей во всём признаться,

Теперь, похоже, всё поймёт,

А если сексом заниматься

В зачёт моих измен пойдёт?!

— Я пробегусь, найду Галину,

И скоренько к тебе вернусь,

Не суперменом, но мужчиной,

А Вовка, твой — подлец и гнус!

— Ревнуешь, милый! Очень рада!

Но, если ты с ней побывал,

За верность мне твоя награда

В том, что жену блядвой назвал?!

Ступай же, если не пугает,

Что потеряюсь, невначай,

Ведь ночью всякое бывает,

Уж ты, на утро, не серчай!

— Ну, перестань! Я тут же, мигом!

Я только стерве пасть заткну!

Похоже. Новую интригу

Супруги на двоих плетут!

— Мне что, одной идти купаться?

— Я мигом! Встретимся в реке!

— И долго голой оставаться,

С колечком только на руке?

Затем молчком совсем разделась,

Досадуя, вошла по грудь.

Вздохнув, в речной волне присела:

— Я отплыву, вдруг, кто-нибудь!..

*

6

Галину не нашёл, конечно,

Зато супругу утерял.

Нескоро отыскал, за речкой,

Там, где костёрчик чуть мерцал.

Пять удальцов. Бутыль по кругу,

Шестая — мужняя жена.

И нет в лице её испугу,

Хотя совсем обнажена.

Её сгребает, то и дело,

Полапать, чья-нибудь рука

Меж стройных ног. Родное тело,

Да с поцелуями соска!

В глазах — томленья поволока,

И вся в желании дрожит,

И, понимая видно плохо,

Смеясь, тихонечко блажит:

— Со мной такого не бывало,

Чтоб захотелось сразу, вдруг.

С чужими прежде не бывала,

Из опыта — один супруг.

А тут такое накатило!

Так захотела — аж трясёт!

Чтоб прочим не обидно было,

Метайте жребий, кто возьмёт!

Ребята прыснули от смеха

Наивной женской болтовне,

Определённой, как утеха

На всех хозяина презент.

Я крадучись дошёл до круга,

Внутри которого — жена.

Во власти многих рук подруга

На негу ласк осуждена.

Вдруг на пути моём помеха —

Володька, бывший в темноте

Заслоном встав, с позывом смеха,

Заговорил о доброте:

— Ну ты жучила! В самом деле,

Такую от меня таил!

Во, хороша лицом и телом!

Видал, как кровь 

в моём взбурлил!

То, что торчало — было нечто,

Да, впрочем, и зимой видал,

Такой воткнёт, и изувечит,

Но, сам привёз, ведь сам позвал!

А он продолжил, без смущенья,

Про то, что красен платой долг,

Про предвкушенья ощущенье,

И то, что голоден, как волк!

*

— Вот где стыд, дружок, и горе,

Вот, где истинная боль!

Ладно, выпью водки море,

Ты не друг, видать, мне боль!

— Да остынь, придумал, тоже!

Я же знаю, не тупой,

Чтоб таранить между ножек

«Птичий глаз» своей елдой!

Ты смотри, какое дело —

Карта жизни правит бал:

Зуд изводит бабе тело,

Просит, чтобы отъ... бал!

Напилась и стала шалой,

Голодна — хоть под коня!

Пусть ребята, для начала,

Разогреют под меня!

Брат и тесть мой, с сыновьями,

С возрастанием войдём.

Хочешь, первым, перед нами,

А за ней приедешь днём?

Не печалься. Всё устрою,

Ведь сама к нам приплылала!

Свежей водочкой напоим —

Всё забудет, с кем была!

Через сутки, будет утром

Сокрушаться, чисто блядь:

И чего я жалась, дура!

Как моя, ни — дать, ни — взять!

Может я бы и не вспомнил,

Но твоя сама пришла,

Мол, за твой должок исполнит,

Как бы ночь не тяжела...

Так что, Коля, хоть и жалко,

Но, такой — хочу должок!

Не надейся: вставлю палку,

Ей под самый корешок!

Не греши: ещё не повод

Для разрыва секса ночь!

Вон, мой тесть, лелеет хобот,

Всё путём! Оттрахал дочь.

Что ты думаешь?! Рыдала,

От позора и стыда!

Но, ни — шума, ни — скандала —

Ни в полслова! Никогда!

После, через месячишку,

К ней, отец, разведав путь,

Часто парил в дочке, шишку,

А стеснения — ничуть!

Да и дочь ему призналась,

Что хотела блядонуть,

С ним, с отцом, как ей мечталось,

Иль, хотя бы, с кем-нибудь!

А твоя, скажи мне честно,

Между прочим, как пустяк,

Говорила ж: «Интересно,

Хоть разок нарушить брак!?

Только раз, из любопытства,

Полюбиться не с тобой,

Просто, чтобы убедиться —

Лучше всех — любимый мой!

Что приснилось, как с мужчиной,

Чуть похожим на отца... ,

Что хоть раз — необходимо

Знать другого молодца... »

Видел я, как очень скромно,

И униженно, она,

Галочку про мой огромный,

Слушала, заведена!

Если ты такой, правдила,

То признайся, что твоя,

Этим вечером ходила,

Клитор пальчиком давя!

Ведь полнит желанья сила,

Ей и губки и сосок!

Или, может, не просила,

Этой ночью, лишь разок!?

Думаешь, её «мочалка»,

Дырка мужниной рабы,

Так нужна? Нет, просто, жалко

Видеть то, как жили — вы!

Ты — и Галку пожалеешь,

И жену к груди прижмёшь,

Ей туфту, про верность мелешь,

А другому с ней:  — не трожь!

А она, простая, любит!

Лишь мечтая, что, хоть раз!..

В жизни кто-то приголубит,

Уважение воздаст.

Скажет море комплиментов,

То, что мужу — повезло.

Ради этого момента

Ей и надо, всем на зло!

Эгоист ты, видно, Коля,

Тихо пользуешь жену,

Всё в запретах, да неволе,

Подари ж ей ночь! Одну!

Что, слабо тебе с супругой

Жизнь построить на любви,

Без вины друг перед другом,

Без запрета быть с другим?!

Чтоб с возвышенным желаньем

Милая была верна,

Из супруга обожанья,

Ложью не осквернена!

Ты — долгов наделал с Галкой,

Ты — за сладость предавал!

И тебе жену не жалко

Было, что другую знал!

Ты пойми: чтоб подытожить

Ложь меж вами, прежних дней,

Должен я с твоею то же

Сделать, что и ты — с моей!

А твоя умнее мужа!

Эту правду поняла,

И, махнув водяры, тут же

Галку с просьбой обняла.

Галка дарит ей прощенье,

Но в обмен на ночь в любви.

В чём тут дружбы ущемленье?

Коля, совесть не гневи!

Я могу тебе, по дружбе,

Право первенства отдать,

А вот хуже или лучше

Для жены — тебе гадать!

Я от ужаса немею.

Что ответить? Первым быть?

Опустив 

глаза краснею:

— Как потом мне с нею жить!

Не простит, когда очнётся,

Разлюбимая моя.

— Вовка, сердце не сожмётся,

Наш союз вот так, к нолям?!

— На-ка, выпей! Думай трезво!

... Охренел по столько пить!

На халяву, ты, брат, резвый!

Ну, как теперь с тобою быть?!

Что тебе ответить, Коля,

Если ты, такой чурбан,

Не сечёшь: средь женской доли

Есть один на всех изъян!

Все тихонечко мечтают,

Чтоб с чужим, на стороне!

Годы молодости тают,

Впечатлений новых нет.

Так, однажды, начинают

Втихаря с другим блудить,

Я же, лучше, полагаю,

До беды не доводить.

Выбрать день, и, подконтрольно,

Ночь супруге подарить,

Чтобы после, в жизни поле,

С верным другом говорить.

Без утайки и секретов,

Как положено, в любви,

Подари ж, любимой, это!

Сам к другому позови!

Разве ты — скупец и скряга?

Иль с невольницей живёшь?

Для любимой, ты, парняга,

Сердце с болью не сожмёшь?

Ты ж для милой — на край света!

Так супругу выручай!

Будь мужчиной без завета,

Громко в голос, отвечай!

Пусть любимая узнает

Наяву, каков муж есть!

Святость чувства сохраняя,

Чтоб сберечь супруги честь!

Встали, пьяные супруги.

Возбужденье — через край

А не божеские слуги

Страсть рисуют, будто рай.

И сомлевшему, изрядно.

Говорит Володька вдруг:

— Для жены, столь телом ладной,

Ты подаришь ночь, супруг?!

Чтобы ей не знать измены,

И неверности стыда,

Ей, с вагиной, полной спермы,

Всё простишь? Ответь ей!

— Да!

— Ты, законная супруга,

Семя то, что друг отдал,

Ты простишь, и боль и скверну,

Милому? Ответь нам!

— Да!

— Для услады безграничной,

И без времени труда,

Муж, жену в число публичных,

Отдаёшь, ответь нам?!

— Да!

— Каждому, кто возжелает,

Без числа себя отдать,

Как мужчина пожелает,

Обещай, супруга!

— Да!

Оба трудно и нетрезво,

Мы с женою обнялись,

В перевозбуждение чресла

В вечной сладости слились.

*

7

С позорной участью смиряясь,

Вновь вижу лишь её одну.

Не думалось, не представлялось,

Не верилось, что я шагну,

Приняв участие в разврате

Не чьей-нибудь, жены, своей!

И стану первым в многих ряде,

Излившихся, со страстью, в ней!

Но я не мог ... не быть с супругой,

Сгорая в страсти от любви,

Знал, что потом отдам по кругу,

Но грязи не было в крови.

Ведь знал, что рано или поздно

Предъявлен будет Вовкой счёт,

Нахально и неблагородно

Возьмёт любимую в зачёт

Жены, своей, видавшей виды,

По блядски бритой наголо,

И только горько от обиды,

Что обведён был так легко!

Шагнул, и обнялся с подругой,

И закружилась голова,

И растворилась вся округа,

Дела забылись и слова...

Она стонала в каждом слоге,

Прося меня «ещё, ещё! »

Дружок поник, пролившись снова.

Не зная, буду ли прощён,

Скатился, уступая лоно

Разгорячённой и родной,

И награждён протяжным стоном

Сменивший, овладев женой.

Она в безумии металась,

Их именем моим звала,

И семя каждого вбиралось,

И страсть безудержной была.

А я смотрел, уйти не смея,

Оставив здесь свою любовь,

От горя плача, цепенея,

И, ко стыду, желая вновь.

К заре она совсем сомлела,

С трудом пройдя повторный круг.

В кисель расслабленное тело

Заполучил мой враг иль друг.

Деревенелый, до предела,

Все десять дюймов черенок,

Не толще, чем у племенного,

Любимой ткнулся между ног.

Он наживлялся еле-еле,

Под стоны на две трети вполз.

Переворот на белом теле,

И под супругой «дикий лось».

Друзья её сажали, с силой

Давя на плечи, нанизав,

Пока всего не поглотила,

Рубахой потной рот зажав.

А то б под утро пробудили

Деревни, спящие окрест,

Рыданья боли при насилье

Проникновенья — женский крест.

Потом у них пошло свободно,

Так, будто ежедневно. Шок.

Тесть зятю пособлял охотно,

Приподымая, как мешок,

Полубесчувственное тело,

Он многократно отпускал,

Растянутую до предела,

На раскалённый, как металл.

Вагиной с сиськами, не более,

Была для 

них моя жена,

И лишь для вскриков страсти с болями

Душа единственной нужна.

Тот тесть поигрывал с Татьяной,

Ласкал, то — клитор, то — соски.

То, вдруг, покрутит, то — оттянет,

То — между пальцев защемит.

Вот, так и ездила родная:

Тихонько ахая, скуля,

Скользя от края и до края,

По монстру, как простая бля.

И я готов был провалиться

От этих хлюпов между ног,

Почти бесчувственной блудницы,

Которой уберечь не смог.

И был стыдом клеймен сурово,

И был глазами обвинён,

Пока дружок раз восемь, снова,

Поскольку пенисом силён.

Когда же, я конца дождался,

Самец рычал, что было сил,

Минуты две опорожнялся,

И, всё, что можно, затопил.

Её с пытальщика подняли,

И уложили на песок,

И даже одевать не стали

Ни сарафан, ни босоног.

*

8

Заря сулила новый жар

И всё привычно возвращалось

К улыбкам всех неверных пар,

И новых клятв не обещалось.

Теперь я всех узнал легко:

Два Галкиных, и Вовкин братья,

Отец Володькин близ него,

И парень, наш, с работы. Здрасте!

Эх, только б он не разболтал!

Иначе после — хоть уволься!

Его, признаться, мало знал,

А если б знал, какая польза?

С женой на ручках поднялись

До самой Вовкиной усадьбы,

Очнулась, слезы пролились.

Стыдимся. Ласково сказать бы!

Одежду братья принесли,

А я не мог отлипнуть глазом:

По бёдрам с живота ползли

Подтёки — белая зараза.

Она, не глядя на меня,

Рассеяна в своём позоре,

Унижена при свете дня,

Забавой в ночь, ценою в горе.

В дому ещё совсем темно.

Мужей неверных жёны спали.

В душе и пусто и срамно:

С единственной чужими стали!

Галина, верно рассчитав,

Моей давно согрела баню,

Сготовила отвар из трав,

Приказ дала: несите, Таню!

А мне всё чуда, так ждалось!

А я всё верил в силу чувства.

Не уходилось. Не спалось.

И, лишь от глупой грусти — пусто.

Курилось долго у крыльца,

Пока супруга подмывалась,

Да слушал бабьи голоса —

Что было ночью обсуждалось.