Покорено и забыто

Ты казался мне недостижимой вершиной горы, по которой я карабкаюсь, сбивая пальцы в кровь. Этот сияющий огонь выси манил и испепелял. Каждый раз, на привале, когда я отчаивалась, ты разрешал себе поиграть со мной, даря надежду одурманенной тобой душе. Это было красиво и величественно. Я смотрела на тебя широко раскрытыми глазами, и ловила каждое движение твоих сильных рук, взирала на пальцы виртуоза и очаровывалась, как ребенок, которому предстоит узнать столько интересного, и готового наслаждаться этим действом до бесконечности. Будто нет преград, занавеса и антракта.

Твои глаза исцеляли мою скрученную в жгут душу. Твоя улыбка заставляла чаще биться сердце, неся надежду взаимности. Твои ласки обещали рай по прибытии. Я обманывалась, но с упорством спортсменки карабкалась ввысь.

Я приняла правила твоей игры, даря себя. Сбросила маску и обнажила душу, наивно и беспечно. Ведь женское поведение-это результат мужского отношения. Нежность моя лилась рекой, пламя желаний горело яркой синевой, мысли мои были чисты и восторженны. Я боялась расплескать то, что было дано тобой за пару часов. Будто гипноз брал меня в свои цепкие объятия, заставляя быть беззащитной и уязвимой.

Когда ты покидал меня, я опять сбивала пальцы в кровь и ползла вверх. Думала, найду там успокоение, заботу и любовь. Маялась бессонными ночами, и сердце мое разрывала тоска по тебе. Рисовала в мечтах развитие событий, думала, как ты там живешь без меня, что омрачает тебя и радует?

Но все же одно не давало мне покоя. Я никогда не очаровывалась мужчинами, любовь моя быстра и мимолетна, a может, ee и не было вовсе. Гадкое подспудное чувство, как серый мерзкий червяк грызло сердце, не отдавая меня полностью в твою власть.

— Этого не может быть. Все гладко и чудесно. Здесь подвох. Такое испытывают только лирические герои в розовых слюнявых мелодрамах.

И вот этот промежуток между остановками наносил непоправимый вред. В нем приходилось домысливать, дорисовывать, создавать миры и вязнуть в них.

Этих остановок было четыре, трагическое число восточной мифологии. Об этом я не задумывалась, но цифры в моей жизни играют роковую роль.

Перед вершиной, ты долго не давал o себе знать, моя надежда стала гаснуть, как свеча в разряженной атмосфере восьмитысячника. Но я еще дышала и ждала: — нервно, судорожно и воя ночами.

Ты объявился, как всегда, внезапно и опять этот гипноз слов, глаз и голоса.

— Здравствуй.

— Привет, — сердце как молот, я боялась, что его стук вырвется, и ты услышишь его через телефон.

Лихорадочно начала соображать, что же ответить, бегая, как не пойманная, но уже загнанная в угол крыса.

— Как ты там поживаешь?

— Эээ... , — у меня было тысячи вариантов ответа, но все они будто по щелчку испарились.

— Я хотел бы встретиться.

— Когда?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо.

Это был последний рывок перед вершиной. Она была близка, но еще недосягаема.

Открыла шкаф и начала лихорадочно перебирать вешалки. Сплошные черные платья. Женщина должна иметь одно черное платье, a у меня их вагон. Вот такой, сука, черный отрезок моей жизни.

Остановилась на короткой черной юбке и длинной черной струящейся кофте. Макияж я навела быстро, мастерство приходит с годами. Мазнула ШАНЕЛЬЮ за ушками, поправила прическу, ноги в чулках всучила ботфортам, и сев в машину, погналась за своей мечтой, распаляя желание фантазиями.

Ты ворвался, как медведь в сонную лень утра, щедро даря себя мне. Скинув куртку, вцепился ястребом в мои губы, терзая до боли и полной потери памяти. Как ты скучал и хотел, было видно по твоим несдержанным движениям, выплескивающимися жаркими объятиями такой силы, что захватывало дух и заставляло руки-ноги дрожать мелкой дрожью пойманной добычи.

Слова были неуместны. Твой язык не хотел вырываться на свободу, и душил сладкой мукой вожделения. Сокрушая все на своем пути, не отрываясь друг от друга, скидывая на ходу вещи, каким-то таинственным образом я очутилась на кровати практически голая. Сапоги и чулки не входили в список утерянного по дороге в Эдем.

Быстро, будто не успеешь испить, ты сместился с губ верхних на нижние, одним истязающим сластолюбивым аккордом. Ты комаром впился в мою промежность, истекающую дурманящим запахом сочности. И безжалостно пил, готовый лопнуть диким, необузданным восторгом.

Мои руки вцепились мертвой хваткой в спинку кровати. По прошествии очередного оргазма, ногти оставляли на ней следы, как Фрэдди Крюгер на канализационных трубах. Когда твои чувственные, мокрые губы отлипали от маленьких губок, чтобы вонзиться и всосать клитор, картина повторялась.

Ты лизал меня с упоением, не отпуская ни на секунду, не делая передышки и не давая опомниться. Мое тело прогибалось навстречу твоему языку, и сотрясалось мелкой рябью счастья. A когда ты присовокупил пальцы и вгонял их сильными движениями в набухшую пизду, я начала расплескивать влагу, орошая ею белое белье и твое лицо. Ты пил и мычал от удовольствия.

Не вытерпев этих сладких мук, бросив мои ноги себе на плечи, ворвался в пульсирующую раковину своим здоровым хуем, ебя и сокрушая все на своем пути: мою личность, мое тело и душу. Превращая меня в безмолвное облако пара.

Отдал накопленное за время разлуки с такой мощью и силой, что вырвавшийся крик, достиг облака и поднял его на еще большую высоту всепрощающего жаркого блаженства. Сперма толчками выливалась из пульсирующей пизды, но хуй был тверд и готов к новым свершениям.

Ты перевернул и поставил меня раком, ударил сильно по заднице, и размазав сперму по бархату ануса, начал вторгаться в него. Головка не проходила полностью. Тогда неожиданно схватил меня за сосок и больно зажал его, до слез в глазах. Боль сконцентрировалась в ореоле, a ты буквально вдавил хуй в черную дыру похоти. Начал ебать сильно и жестко, не давая опомниться и хлопая сильно по заднице рукой.

Яйца стучали o клитор, доводя меня до исступления. Рука твоя схватила мои волосы, и с силой отвела голову на максимальное расстояние. Задница сотрясалась от ударов, белое молоко захлебывалось восторгом и упруго подпрыгивало в такт яростным толчкам.

Сперма, капающая из пизды, перемешавшись с моей влагой, твои капельки пота на моей заднице, моя красивая упругая широкая задница, твой красивый хуй, все настолько завело нас, что время остановилось. Только гулкие удары члена, как в вате похоти, эхом отражались от стен комнаты.

Ты высунул хуй, и моя открывшаяся дырка затмила мозг. С рыком опять вогнав свой хуй в жопу, кончил, сотрясаясь в конвульсиях, и падая на мое подкашивающееся от оргазмов тело.

Тишина стучала секундами в окно, отсчитывая бег минутам. Я открыла глаза и провела рукой по твоему ежику мокрых волос. Блаженно улыбнулся и опять закрыл глаза.

Встав, направилась в ванную, чтобы смыть с себя немыслимые запасы спермы, льющиеся и притаившиеся в моих дырках. Нещадно болела задница, сперма лилась струйкой, пизда была мокрая, разъебанная и губы кричали o помощи: воды, или прохлады. Я направила струю теплой воды на изнывающие от ебли дырки, и начала немного приходить в себя.

Последняя остановка. Скоро вершина. И тут я будто бы очутилась на ней, оглянулась в одну сторону горизонта, вторую, провела рукой по слепящим от яркости вершины глазам, и очнулась. Пелена спала, стало легко, празднично и хорошо, как бывает только в детстве, когда все кажется простым и ясным.

Мне стало скучно. Блять, к чему я шла, чего я так хотела. Все это было в моих руках. Манипулятором была я. Главным сценаристом и режиссером опять я. Никто не отнимет пальму первенства этого разнузданного секса. Пусть он остается просто во в моих воспоминаниях, как нечто яркое, интенсивно золотого цвета. Я же просто пойду домой.

— Дорогой, вставай!! Пора!

Уже на выходе:

— Скажи, что ты меня обожаешь.

— Я тебя обожаю.

Поцеловались на прощание, оставляя в душе след. Я больше не отвечу. Он не позвонит.

Не надо жалеть по поводу утраченного. Просто потому, что оно никогда не принадлежало нам, a значит, не было утраты.