Как мама стала женой моей корпорации. Из сборника Как я стала шлюхой Часть 4

— Ма, ну как, выполнила поручение?  — Спросил я её, когда он под вечер вернулась домой.

— Как-то ты очень воодушевлён. Твоя мать стала чьей-то вещью. Теперь моё тело полностью и окончательно принадлежит Омеда-Групп, а ты себя ведёшь так, словно это всё какие-то шутки.

— Да я смирился с подобным положением дел ещё когда ты первый раз встала передо мной раком. А сейчас, ничего экстраординарного относительно того не произошло.

— Произошло. Раньше я была женой Омеда-Групп. Моё мнение было важно, я влияла в достаточной мере на все процессы. Более того, в случае чего, я всегда могла разорвать и те мот отношения с твоей корпорацией, хотя и сделала бы это только в самом крайнем случае. Но теперь, я пути назад нет. Теперь я принадлежу Омеда-Групп раз и на всегда. И в гораздо более унизительной роли, чем жена целой корпорации.

— Я бы может и сгрустнулся от того, что моя мама теперь лишь тренажёр для сбрасывания напряжения моих коллег, но я-то являюсь членом управления наравне с ними. Так что ты теперь и моя вещь. Это позволяет мне пережить всю эту ситуацию полегче.

— Тебе дарует облегчение, что твоя мать теперь твоя вещь?

— Ты всегда была для меня кем-то невероятно властным и сильным. Кем-то чья воля непререкаема. И теперь я испытываю довольно необычные ощущения, осознавая, что свою строгую и властную мать я могу использовать как хочу по своему усмотрению.

— Ты в своём уме? Твоя жизнь тоже уже не будет прежней. Ты теперь сын корпоративного тренажёра. И тебя это нисколько не смущает?  — Вспылила мама.

— Ну я и владею этим корпоративным тренажёром. Я раньше боялся и проявить к тебе и толику непочтительности. А теперь могу забавляться с тобой как хочу, чем не компенсация.

— То есть возможность владеть мной для тебя окупает то, что ты теперь не сможешь жить нормальной жизнью?

— В значительной мере. То, что я могу теперь пользоваться тобой как пожелаю, всё окупает.

— Ладно уж, рада, что хоть для тебя всё хорошо.  — Устало махнула мама рукой.  — Пользуйся, раз тебя это так радует.

— Снимай блузку, пора заценить твои украшения.

Мама расстегнула блузку, бросила её на пол, затем освободилась от бюстгалтера.

Я вытаращился на её грудь. Обалдеть.

— Они ж огромны, эти кольца. Такого извращения я даже не ожидал.

Мамины украшения были значительно массивны, и тянули её упругую грудь за соски немного к земле.

— Такое украшения я теперь должна носить. Они были в той коробочке. Так что привыкай к новому виду моей груди.

Коснулся кольца, и мама тихо застонала.

— Тише, эти кольца слишком сильно воздействуют на меня. Я едва могу с ними справиться даже когда они просто продеты через мои соски. А касаясь к ним, это становиться уже невыносимо. Моя грудь превратилась в оголённую эрогенную зону. Мне даже ходить теперь тяжело. Это сводит с ума. А прикосновения, совсем лишают меня рассудка.

— Похоже это украшения для каких-то совсем 

больных извращенок.

— Так и есть. Но мне придётся учиться с этим жить. С постоянным и нескончаемым воздействием на мою эрогенную зону. На работе едва сумела досидеть. При каждом шаге они тянут грудь за соки ещё сильней, и это становиться совершеннейшим безумием. Но я мало по малу привыкаю.

— Да уж. С такими украшениями, ты теперь и правда всегда будешь мыслями лишь о Омеда-Групп.

— И мне это не нравиться. Я говорила, что жизнь нормальной женщины для меня теперь станет закрыта, но с этим пирсингом всё оказалось ещё на много сложнее.

— Надо будет позже узнать твой предел. Поиграть с твоей грудью основательно. Интересно, сколько ты сможешь выдержать.

— Я не желаю этим заниматься. Это может свести меня с ума, мне всё ещё нужно играть и мою социальную роль, мне всё ещё нужно работать. Не забывай, что работа для меня всё, ради неё я на всё это пошла. Ты не должен перегибать со мной палку.

— Буду держать себя в руках. А теперь снимай юбку, у тебя, кажется, ещё и татуировка должна быть.

Мама скинула юбку. Трусики на ней всё ещё были, но они её тату скрывали лишь немного. Та занимала почти весь мамин зад, заходя немного даже на бёдра. Надпись гласила: добро пожаловать в Омеда-Групп, партнёр.

По любому это выдумка моего шефа. Это он большой затейник. Ему же и мамина приветственная речь для меня понравилась больше всех.

— Так просто теперь на пляж не сходишь. Всем будет прекрасно видно хотя бы часть фразы, какие бы закрытые ты трусики не надела.

— Придётся смириться, что если решусь пойти на пляж, то о моей новой роли будут знать и окружающие.

— Теперь давай пофоткаем тебя, отправлю отчёт шефу. Заодно скину некоторым своим сокурсникам. Мне и так завидовали абсолютно все, в связи с моим присоединением к Омеда-Групп, да ещё и на роли члена директората, а когда узнают, что я ко всему прочему получил ещё и корпоративную спермоглоку, они с ума сойдут.

— Ты решил вовлечь в мой позор ещё и своих сокурсников?  — Строго посмотрела на меня мама.

— Почему нет? Привлекать их к нашей связи с тобой, как мужа с женой, действительно неприемлемо. И раньше я вполне не шёл против твоего запрета. А теперь ты наш корпоративный тренажёр. Не вижу причин оставаться в прежних рамках и сейчас. Да и сфотографирую я тебя без лица.

— Они всё равно могут узнать меня. Ты не раз приводил домой разных сокурсников, тем более что это полезно для налаживания связей. И меня знают они почти все. И по фигуре кто-нибудь да сможет определить, что ты прислал им фото своей матери.

— Ни к чему непоправимому это не приведёт.

— Молва обо мне может разойтись по всему твоему курсу. Более того, у многих из них есть уважаемые родители. Занимающие неслабые должности в разных корпорациях. Если меня кто-то узнает, это будет безумием. НА меня 

начнёт смотреть огромное количество людей как на потаскуху. А среди этих людей будут люди и весьма серьёзные. Это не адекватно.

— Мне не терпеться похвастаться перед друзьями. Нужен финальный аккорд, чтобы утереть всем нос окончательно. Ты, с этим пирсингом и этой татуировкой подходишь для этой роли идеально.

— Сфотографируй меня по пояс.

— Это будет не так круто.

— По крайней мере, это хоть немного снизит шанс быть узнанной.  — Произнесла мама, снимая и трусики и вставая раком, показывая, что она предлагает.

— Ладно.  — Сказал я, хватая телефон и начиная щёлкать маму.  — Теперь выпрямись, это уже для Омеда-Групп.

Через пару минут я отложил телефон в сторону.

— Тебе нужно будет купить новую одежду для дома. Какие-нибудь розовые чулки и суперкороткую юбку. Хочу теперь видеть тебя в таком виде постоянно.

— К нам не редко заходят какие-нибудь мои знакомые, часто, заранее не сообщая. Я могу не успеть переодеться.

— Не нужно переодеваться, ходи так и перед ними.

— Ты с ума сошёл? Решил разорвать все связи, что мы имеем с внешним миром?

— Думаю, никто не будет возражать против такого твоего вида. Да и не такое это редкое дело. Многие женщины носят дома довольно фривольную одежду.

— Не женщины с детьми. Ходить в таком виде, когда у тебя дома ещё и сын, это абсурд. Мои друзья решат, что я тронулась умом.

— Я же не маленький ребёнок. Вполне себе всё понимаю, как живут взрослые люди, а значит ничего сильно неприемлемого тут не будет.

— Это ещё абсурдней, махать полуприкрытой задницей перед половозрелым сыном.

— Скажем, что у нас новый взгляд на темы сексуальности. Что у нас никто ничего теперь не стесняется.

— Это бред. И помимо того, что я достойная и уважаемая женщина. Все мои друзья знают меня как человека с высокими моральными ценностями. Это не нормально вдруг встречать их в таком виде.

— Я хочу, что бы твой вид меня всегда возбуждал. Хочу просмаковать твою новую роль нашей вещи до дна.

— Я надеюсь ты будешь вести себя прилично в их присутствии?

— Если хочешь.

— Хочу. Это уже будет за гранью, если ты решишь приставать ко мне прямо в их присутствии.

— Буду вежлив и учтив.

— Тогда ладно.

— Если решат приехать какие-нибудь из наших родственников, то ты будешь тоже ходить в таком наряде.

Мама вскипела.

— Ты умом повредился? Ладно, мои знакомые и приятели, ты хочешь выставить меня в таком виде ещё и перед своими дядями?

— В чём проблема? Раз уж ты согласилась светить жопой перед посторонними людьми?

— В том, что они посторонние, лишь приятели и приятельницы. Находиться в таком виде перед родственниками это уже абсурд. Мои братья это не смогут воспринять просто за какой-то кризис среднего возраста. Находиться в таком вид перед ними это уже за пределами каких-либо рамок.

— Не думаю, что родственность тут большая помеха. Ты переживаешь, что тебя воспримут как свихнувшуюся шлюху мои дяди, в то время как ты преспокойно 

скачешь на моём члене — на члене твоего сына. Весь действительный абсурд мы уже испили до дна, а это, что-то совершенно пустяковое в сравнении с тем, что ты позволяешь делать с собой своему сыну.

— Это разное. Тебе, как члену директората Омеда-Групп, я принадлежу. Поэтому ты мной можешь пользоваться как пожелаешь. Тут ничего сильно выбивающегося за рамки нет.

— Любой из моих дядь тоже может поступить на службу Омеда-Групп. Тем более, если я похлопочу, то Виктор Анатолиевич может уговорить Бориса Викторовича взять и их. И будешь ты преспокойно и их вещью. Так что, ты можно сказать находишься в одном шаге от того, чтобы принадлежать и им, если Виктор Анатолиевич пойдёт мне на встречу. А он может пойти.

— Если я наряжусь перед твоими дядями в такую одежду, наши с ними отношения уже н будут прежними. Их строгая старшая сестра предстанет перед ними как шлюха, да ещё и в доме с их дорогим племянником.

— Ничего сверхординарного они не подумают. Мы же все семья. Закроют как-нибудь глаза на твой новый имидж.

— На такое закрыть глаза сложно. Не просто иной вид, ен просто более лёгкое поведение, но щеголяние полуголой жопой и развратными чулками прямо перед ними. А там они могут заметить ещё и татуировку на моей заднице. Даже если полный её текст не смогут разглядеть, это будет просто безумие.

— Татуировки, это такое дело. Каждый выражается как может.

— Не когда татуировка на заднице, и я свечу ей перед ними. Перед твоими дядями, повторюсь. Но этого мало, наши с тобой отношения уже никогда не будут прежними, ты уже давно перестал разговаривать со мной как с уважаемой тобой и строгой мамой. Ты говоришь и ведёшь себя со мной, как со своей блядью. И даже если я буду выглядеть как прежде, то у них рано или поздно и так могут закрасться какие-либо мысли. То после таких изменений в моём имидже, у них уже почти не останется сомнений в том, что я позволяю тебе себя трахать, и даже больше.

— Дядя Никита всегда ко мне относился не очень хорошо. Всё время подтрунивал надомной.

— Он это делал по-родственному, ты слишком критично относишься к нему. У него такой юмор.  — Перебила меня мама.

— Который я уже много раз говорил, что мне неприятен. И не оказало никакого эффекта. Вот будет отличный повод утереть ему нос. Ты единственная, кого он уважает. Вот и отомщу ему, пошутив над ним хорошую шутку в ответ.

— Ты так обозлён на него?

— Не обозлён. Но это первая возможность уравнять наш счёт.

— Ладно, можешь использовать меня.

— Славно.

Я подошёл я к маме и положил руку на её грудь. Она закусила губу.

— Тише. Пока я к кольцам полностью не привыкла, будь аккуратен.

— Хорошо.

•  •  •

Следующие две недели прошли быстро. Я учился, работал, забавлялся с мамой и отправлял фотоотчёты с ней коллегам. Тут всё было довольно ровно и уже 

обычно.

А вот необычным стали изменения в универе. Мои отправленные фото мамы, моим сокурсникам всех свели с ума.

Вначале их никто не воспринял в серьёз. Подумали, что это просто какие-то фото из интернета с приклеенным мной туда текстом. В первое время на меня обрушился шкал критики и даже раздражения, мол, что я порнуху им присылаю. Мне что, больше заняться нечем? Совсем спермотоксикоз голову замутнил, раз я своим сокурсникам присылаю свои извращённые фантазии?

Но я продолжил присылать фото с мамой в разных позах, хотя верхнюю половину тела там было и не видать. И в какой-то момент, кто-то заметил, что на заднем фоне — моя квартира.

За эти три года учёбы, у меня дома успела побывать с половину студентов с моего курса, я старался как мог, чтобы влиться в коллектив, и стать его частью, и поэтому как выглядела моя квартира многие знали.

И когда все осознали, что фотографии настоящие и точно сделаны мной, то решили, что я нанял какую-то шлюху, которую и нафотографировал, а тату со словами об Омеда-Групп после уже просто прифотошопил.

Но даже и это вызвало сильнейшую реакцию. Даже простой съём шлюхи был чем-то экстраординарным. Большинство моих сокурсников были девственниками. В этот момент шквал негатива ко мне поутих, и многие даже начали задавать разные вопросы.

А потом, кто-то из наших мозговитых парней прогнал мои фото через какие-то программы, и выяснил, что никакого фотошопа там нет. Татуировка настоящая, а значит я снимал и правда свою корпоративную членососку.

И в этот момент произошёл взрыв. Этот факт не мог ни у кого уложиться в голове. Никто не верил, что такое бывает, но факт остался фактом.

И вышло то, что я мало того, что обошёл невероятно сильно всех тем, что ещё даже не закончив учёбу, уже заполучил высочайшую должность в серьёзной конторе, что вызывало сильнейшую зависть со стороны сокурсников. Так к этому ещё, корпорация в которой я состою, безумна совершенно. Она оказалась на столько сказочна и невозможна, что у неё на должности стоит корпоративный спермобак.

Бред какой-то, но фото не врут.

Так мало того, мне эту работницу ещё позволили брать на дом, раз я делал фото из дома.

С ума сойти.

У меня было множество соперников в универе, со очень многими я был весьма в напряжённых отношениях, каждый из нас пытался перегнать другого. Доказать, что именно он тут альфа, что он тут батя.

И теперь, батей был я. То, что обрёл я нельзя было перегнать никакими путями.

У многих на моём курсе были весьма влиятельные родители, но то, что обрёл я никто из них им предоставить не мог и в иной жизни.

Я всех уделал.

Я был уверен, что они не оставят этого так, и попытаются прорваться ко мне в компанию, тем более что влиятельные родители были у многих из них, но им тут ничего не светило.

Более того, я набрал шефу, обрисовал ситуацию, и попросил, как ни будь подшутить над новоявленными соискателями.

Он 

человек озорной, а это будет просто отличная шутка. Пускай побьются головой о непреодолимую стену в порыве страсти.

Мне это было нужно, как-то выплеснуть пар, развлечься, отойти от всей той истории. Как бы она не была мне интересна и какие бы возможности мне не открыла, но слом и переворот прежнего мира, всё-таки в чем-то ввели мою душу в небольшое смятение, породили во мне беспорядок.

И сейчас, так выпуская пар, я окончательно приходил в себя, окончательно принимая новую реальность.

А спустя полторы недели, настал день, когда руководство Омеда-Групп, да при маминой помощи, с её стороны, разгребли все свои дела, и настал день деловой встречи, когда они смогут воспользоваться мамой в её новой роли уже сами.

Встреча была в памятном клубе после обеда. С учёбы пришлось уезжать чуть раньше последнего занятия.

— Входи, Рома — Произнёс Виктор Анатольевич, когда я просунул голову в вип комнату клуба.

Я оглядел помещение, все уже собрались, кроме мамы. Я уже собирался пройти в кресло, рядом с шефом, как на полушаге остановился. Я понял, что тут что-то не то.

Нас больше.

Мой взгляд прикипел к двум парням, сидевших на небольшом отдалении от остальных, и изучающих какие-то документы. И этими двумя были парни с моего курса.

— Позволь тебе представить, Роман, наших новых временных сотрудников.  — Произнёс Борис Викторович.  — Хотя ты с ними долен быть знаком. Меня попросили за них мои старые партнёры по кое каким общим делам. Я был несколько удивлён подобному энтузиазму, тем более что последнюю неделю нас просто штурмуют студенты из МГУ,  — Он посмотрел на моих сокурсников, и они на этих его словах залились краской.

Всех их истинный интерес лежит несколько в иной области, нежели желание поработать в перспективной кампании.

Затем старик посмотрел на меня и с лёгкой улыбкой покачал головой.

А я что, я ничего.

— А вот теперь,  — Продолжил он.  — За двоих таких же просят уже серьёзные люди. Я хотел отказать им, но Виктор посоветовал не спешить, и дать им шанс. Вначале пару недель, а там посмотрим.

Я ошарашенно посмотрел на шефа. Но он мой взгляд встретил лучезарной улыбкой.

Так вот кто во всём виноват. Я ему предложил повод для шутки, а он решил подшутить надо мной. Вот же жук.

— Так что эти две недели у нас пополнение,  — Продолжил Борис Викторович.  — А там посмотрим. Ну, пообщайтесь пока.  — Кивнул он мне. И сам повернулся к Виктору Анатольевичу и Кириллу Дмитриевичу, продолжив какое-то их рабочее обсуждение.

Я подсел к своим сокурсникам.

— Вы чё тут делаете, сволочи?

— А ты как хотел?  — Взял сллво блондин.  — Думал, что всё, ты в дамках, теперь ты тут батька? Хрен. Обскакать мы тебя не можем, такое вообще никому не обскакать, но догнали мы тебя конкретно. А в универе я учусь лучше тебя, так что в общем плане ещё и обхожу тебя. Теперь я тут батя.  — Тихо посмеялся он, чтобы не привлекать к нам внимания.

— Я от вас тоже, Рома, как 

видишь не отстал.  — Произнёс худощавый.  — Я, конечно, не лучший, но сильно задирать передо мной нос, ты теперь всё же не сможешь. Я больше не в хвосте.

— Вы тут всё равно только на две недели.

— Это как пойдёт. Андрея может и выкинут по завершению этого срока, а я сумею удержаться. У меня с учёбой всё высший класс.

— Ничего меня не выкинут.  — Насупился худощавый.

— Посмотрим.  — Хлопнул его по плечу блондин.

— Вряд ли от вас будет большой прок за это время. Как бы вас не погнали отсюда ещё раньше.

— А мы уже нормально втянулись.  — Помахал документами блондин.  — Мы приступили к делу ещё позавчера. И успели неплохо разобраться с делами. Так что не надейся, этот срок мы тут точно пробудем.

Странно, я их в офисе не видел. Хотя офис довольно большой, может как-то и разминались.

— Ты главное давай колись, чёт там по спермоглотке твоей? Это кто-то из тех, кого мы видели в офисе? Девушек там довольно много. Кто из них?

— Никто, в офисе сидят только обычные работники.

— Я же говорил,  — Сказал худощавый, обращаясь к блондину.  — У неё наверняка какое-то отдельное помещение.

— Да ты точно какого бреда за это время не успел предположить.

— Нормальные были идеи.  — Обиделся Андрей.

— Ну, так он всё-таки был прав?  — Посмотрел на меня блондин.

— Не прав.  — Буркнул я.

— Да хорош, что и ты ещё дуешься. Проиграл, так умей достойно встретить поражение. А то, как баба.

— Я не дуюсь. Просто вы всё время мимо стреляете.

— Так она на каком-то отдельном этаже? Ну, колись, что из тебя всё нужно как тисками тянуть.

— Опять мимо. Потом узнаете.  — Ответил я уже нормальным тоном, оставив и, правда, обиду. Я сам виноват. Сам привёл к такой ситуации. Так нечего теперь на них вымещать своё недовольство.

— Ладно, надеюсь мы за эти две недели хотя бы раз её встретим. Ну или нас к ней прямо поведут? А от будет отстойно, если мы тут пропахаем всё это время, а того, чего нужно так и не получим.

— Так спросили бы наших старших коллег.

— Ну не, я ж не идиот такие вещи сам спрашивать. Хотя, вон пуская Андрей спросит, его не жалко.

— Димон, ну хватит издеваться надо мной. Нам тут надо вместе держаться.

— Неделю повременим, но если за этот срок нам сами ничего не скажут, то ты пойдёшь и всё разузнаешь.  — Вперил в него взгляд блондин.

— Ладно — Сдался Андрей.  — Это всё из-за тебя.  — Повернулся он ко мне.  — Разводишь какую-то секретность. Всё, ты проиграл, так раскрыл бы все карты, что ты так жадишься?

В этот момент дверь комнаты раскрылась и вошла мама.

Она сразу зацепилась взглядом за новых людей, и тяжело посмотрела на них.

— А вы ещё тут что забыли?

Парни повскакивали со своих мест.

— Здравствуйте, тёть Оль.  — Хором произнесли они.

Ну да, с мамой они были знакомы. Я приводил к себе в гости не только универских приятелей,  

но и всех более-менее значительных людей курса. Тем или иным образом, налаживать мало мальскую связь нужно было во всеми.

— И что вы тут делаете?

Блондин что-то робко порывался ответить, перед мамой все мои сокурсники значительно робели, но тут слово взял Борис Викторович, и вкратце обрисовал маме ситуацию.

— Вы их взяли забавы ради? У них нет необходимой квалификации, для столь высоко должности, даже пусть и возможно всего на несколько недель.

Парни тут побледнели. Ими мало того, что оказалась недовольна моя строгая мать, так перед ними ещё и замаячила перспектива оказаться быть выкинутыми прежде, чем они сумели хотя бы увидеть корпоративную спермоглотку.

— Тёть Оль,  — Промолвил блондин.  — Мы не так плохи, как вы думаете. Нас хорошо готовили.

— Во-первых, давайте без фамильярности, мы сейчас в официальной обстановке.

— Простите, Ольга...

— Васильевна.

— Простите, Ольга Васильевна.

— Во-вторых, вы не годны для столь высокой должности.

— Не знаю, как Андрея, но меня мой отец хорошо готовил. Я вас не подведу, даю слово.

— Хорошо готовил для управления целой компанией?  — Приподняла мама бровь.

— Мой отец руководит серьёзным бизнесом, хоть и не таким большим, как Омеда-Групп. Я буду хорошим помощником.

— И вы решили, что в свои девятнадцать те уровень равный уровню ваших родителей?

— Простите.  — Тихо произнёс он.

Мама переела взгляд на Андрея, и тот застыл в остолбенении. Он просто не смог ничего произнести.

Мама хмыкнула.

— Ну хоть один в адеквате относительно оценки своих возможностей.

— Полно, вам, Ольга Васильевна, отцы обоих мальчиков серьёзные люди. Они, и правда, подготовили своих чад очень недурно. Все необходимые тесты мы произвели. Результат очень достойный. Что не удивительно, ведь они одни из лучших учеников МГУ своей специальности. Идите к нам, нам ещё есть что обсудить, по всему, что мы разгребли за эти недели.

Мама молча направилась к ним.

— Блин, твоя мать как всегда беспощадна.  — Сказал блондин.  — Но она ж вроде повыше сидит, чем Омед-Групп? Она, кажется, из Кирин-Групп? Там-то игрок совсем запредельного уровня. Так почему она здесь?

— Омеда-Групп является союзной кампанией для Кирин-Групп. А мама является куратором Омеда-Групп.

— Ааа, так вот как тебе сюда удалось попасть. Я-то всё думаю, что у тебя за подвязки, если ты сумел протиснуться туда, куда мне удалось пролезть только невероятным трудом. Отец задействовал всё, что у него есть. А мне пришлось ему наобещать такого, за что мне придётся расплачиваться ещё очень долго.

— Мне было немного попроще.  — Вставил Андрей.

— Ещё бы, у тебя отец сидит выше моего. Правда, непонятно, в кого тогда ты такой хлюпик.

— Интеллект важнее физической силы.

— Так я учусь лучше тебя.

— Учёба, это ещё не всё — буркнул Андрей.

— Ты сюда вообще легко, наверное, попал?

— Не совсем.  — Ответил я.

— Но взяли тебя не на испытательный срок. В общем, моё уважение твоей матери, она птица посерьёзнее и моего отца и предка этого рохли вместе взятых. Ну ладно, а на счёт корпоративной девки ты будешь колоться?  — Совсем тихо, что 

бы никто не услышал, произнёс он.

Я тяжело вздохнул.

— Отвали.

— Ну как знаешь.

Андрей тоже неодобрительно посмотрел на меня.

В это момент обсуждение наших старших коллег подошло к концу. Мама встала из-за кресла и отошла чуть в сторону.

— Сейчас будем что-то серьёзное обсуждать?  — Шепнул мне блондин. Он слегка робел.  — Я ещё не до конца разобрался с порученными нам документами. Могут быть проблемы. Я рассчитываю, что ты меня если что прикроешь.

Тут мама начала расстёгивать пиджак.

— Ну да, тут жарковато.  — Снова шепнул мне блондин.  — Я б тоже скинул пиджак, но не уверен, что мой подобный демарш воспримут благодушно, приходится потеть.

Затем мама начала расстёгивать блузку.

—Эээ.  — Протянул мне на ухо блондин.  — Ну не на столько же. Я, конечно, понимаю, что твоей маме и сам чёрт не брат, и Омеда-Групп для неё мелкая рыбёшка, но это уже перебор.

Мама наконец расстегнула блузку и положила её на спинку кресла, оставшись в одном бюстгалтере. Бюстгалтер сидел немного необычно, на нём были какие-то выпирающие округлости в центре.

Затем мама начала расстёгивать и лифчик, и справившись, сняла, обнажая грудь с большими металлическими кольцами, свисающими с её сосков.

— Эээ.  — Снова протянул блондин.

Но в этот раз ничего больше к своей ёмкой реплике не добавил.

С другой стороны, как-то дёрнулся, а потом замер Андрей.

Потом мама повернулась к нам спиной, расстегнула юбку и спустила по ногам, обнажая свой зад с татуировкой.

— Я не сплю?  — Спросил блондин.

Мама подцепила трусики и спустила и их, на этот аз уже полностью обнажая свою татуировку.

— Так твоя мать...  — Прохрипел блондин.

— Все ваши поручения, Борис Викторович, выполнены. Теперь я полноценная вещь Омеда-Групп.  — Коснулась мама своей татуировки.

Блондин сжал мне плечо.

— Что это всё значит?  — С претензией произнёс он.

— То, что ты видишь, то и значит.

— Вы молодец, Ольга Васильевна.  — Произнёс старик.

— Можете воспользоваться мной.  — Произнесла она, наклоняясь раком и раздвигая свою задницу руками.

— Мы вами ещё успеем насладиться. Вначале обслужите мальчиков. Они, как ни как, вступили в директорат Омеда-Групп, хоть, возможно, и временно. Пусть первыми сегодня воспользуются нашим корпоративным спермобаком по такому поводу.

Мама подошла к парням, и встала раком перед ними.

— Как и написано на моей татуировке, добро пожаловать В Омеда-Групп. Не стесняетесь.

Парни посмотрели на Бориса Викторовича.

— Вперёд, ребята, делайте с ней что хотите, пока вы члены директората Омеда-Групп, она в том числе и ваша вещь. Наслаждайтесь ей, как пожелаете угодным. Всю историю наших взаимоотношений, потом узнайте у Романа. Он вам всё расскажет.

Не хотелось бы, но ничего не попишешь

Дима сходу взял её за руку и повёл в угол комнаты, там стояло кресло, на котором я сидел в памятный вечер.

Затем присел на него.

— Сядьте мне на колени, тёть Оль, и поцелуйте меня. Хочу узнать, как целуется зрелая женщина.

— Вот этого делать не стоит. Поцелуй, это уже что-то слишком личное. Такое даже проститутки себе не позволяют.

— То есть вы готовы к тому, что я вставлю в вас член,  

но не готовы к простому поцелую?

— Поцелуй, это то, что делается по отношению к тому, кого ты любишь, кому ты отдала своё сердце. Это символ слишком чистый и непорочный. Он не для таких дел, которые объединяют нас с вами. Я не целовалась даже со своим сыном.

— Вы всё ещё верите в высокие чувства?

— Как и любой достойный человек. Что бы там ни было, но свои поцелуи я желаю оставить для того, с кем я захочу связать себя особой связью.

— Вам это буде сложно сделать, с вашим проабгрейджиным телом.

— Значит я унесу этот аспект своей жизни с собой, если так ляжет карта. Открывать душу следует только особенному человеку. Даже если ты имеешь такую роль, как у меня.

— Ну, мне поучиться целоваться больше не на ком. А вы, как вещь Омеда-Групп.  — Тут он посмотрела на старика, но тот не стал протестовать.  — Для этого прекрасно подходите. Мне плевать на ваши желания, вы сделаете мне приятно своим ротиком здесь и сейчас.

Я был раздосадован. Поцелуй, это слишком. Мы все, и я, и мама, и мои старшие коллеги, несмотря на особое к нам положении моей мамы, всегда оставались в рамках. Создавали некую видимость деловых отношений, даже в таком вопросе. Всё максимально рационально, всё максимально прагматично. На первом месте стоит именно благо Омеда-Групп, а не забавы с мамой. Забавы с ней, это лишь некий ритуал, необходимость.

А этот мудак захотел всё похерить, поломать то хрупкое равновесие, что у нас установилось.

Но несмотря на всё моё негодование по отношению к его мудацкому поведению, я был более-менее спокоен. Мама не станет этого терпеть, она в первую очередь гарант отношений кампаний, а не тренажёр. Формулировки сначала о жене, а потом и вещи, это большей частью формальность, а не реальность. Во главе угла стоит благо корпорации. Мамина личность всё ещё первична по отношению к её роли, ибо зачем ей её работа, ради которой она стольким жертвует, если её личность пойдёт в разнос.

Но она просто села ему на колени и покорно припала своими губами к его губам.

Он обхватил её голову руками, и погрузил ей в рот свой язык.

Они целовались невероятно слюняво и долго, невероятно порочно.

Затем к ним подошёл отошедший от шока Андрей, и посмотрел испуганными глазами на старика.

— Не бойся, делай с ней что хочешь.  — Ответил тот, по-доброму улыбаясь.  — Она в том числе и твоя.

Он робко достал свой член, тот был весьма впечатляющ. Удивительно у такого хлюпика такой член.

Мама всё ещё придавалась целованию с Димой.

Затем Андрей приставил свой член к её дырке и пронзил её.

Мама истошно застонала, оторвавшись от губ Димы.

— Нет, ты не туда суёшь. Это моя задница. Вынь.

— Борис Викторович сказал, что я могу делать с вами что хочу.  — Произнёс он, не смотря ей в глаза.

— Он говорил не о таком. Ты очень большой, ты меня порвёшь. Я не справлюсь с этим.

— 

Меня интересует только ваша задница, простите.

— Это место не для секса, остановись, мне больно.

— Для секса. Просто вы ещё не сумели распробовать это. Я знаю много историй, в них женщине всегда потом начинало нравиться.

— Пусть так, но оставь это для кого-нибудь другого, ты не должен покушать на такое, будь хорошим мальчиком.

— Я не могу, меня очень сильно возбуждают задницы. Не лишайте меня этого

— Нет. Вынь.

Но он вставил свой член ещё глубже.

Мама громко застонала, до крови закусывая губу.

За пределами комнаты нас точно слышали. Музыка такое никак не скроет.

Я ринулся на помощь маме, но вдруг был остановлен, чьей-то рукой, схватившей меня за плечо.

Это был Виктор Анатольевич.

— Ромка, не стоит. Они в своём праве. Они сейчас часть управления Омеда-Групп. А это значит, что твоя мать принадлежит им не на каплю не меньше, чем тебе. А даже больше. Потому как их сейчас больше, а значит два голоса против одного. Как бы тебе не нравилось происходящее, но Ольга Васильевна заключила вполне конкретные договорённости. И то, что делают ребята, в это вполне вписывается.

Я сжал кулаки, но отступил. Мне крыть было нечем.

Шеф аккуратно взял меня за плечо и повёл к креслам.

— Я, между прочим, за всё это время ещё ни разу твою мать не трахал. Мне нравиться роль наблюдателя. Присоединяйся ко мне. Вместе тут будет даже интересней.

Я с усилием, но кивнул. Сейчас я не мог ничего сделать. Мама и правда, не принадлежит мне одному.

А Андрей, начал постепенно расходиться, долбя маму в её девственный зад. Она стонала, просила остановиться, но он был неумолим.

Чёртов задохлик. Я ему этого никогда не прощу.

Дима тем временем снова схватил маму за голову и впился в её губы.

Мама, несмотря на то что с не происходило, ответила ему на поцелуй. И как мне показалось, она ответила ему даже более страстно.

Затем Дима схватился рукой за кольцо в её соске и потянул вниз.

Мама на мгновение обмякла, кажется, она потеряла сознание, но тут же пришла в себя.

— Не надо.  — Безумно тяжело, под долбление Андрея произнесла меня.  — Это сведёт меня с ума. Слишком рано так играть с мой грудью, слишком мало прошло времени с момента прокола моих сосков. Если ты будешь неаккуратен, я сойду с ума.

— Звучит здорово, затрахать женщину до сумасведения.

— Ты не должен так поступать, ты друг Андрея.

— Назвать нас друзьями тяжело. Максимум приятели, да и то с натяжкой. Да и рано или поздно вы всё равно перейдёте черту, с такой работёнкой как у вас.

— Ты не тот человек, который должен выводить меня за эту черту. Остановитесь, вы просто временные работники. Вы не должны делать со мной то, что окажется для меня уже непоправимым.

— А кто на такую роль подойдёт?  — Произнёс он слегка касаясь маминых колец.

Мама проскулила.

— Я не знаю, да хоть тот же мой сын.

— Нет, не желаю оставлять ему первенство в этом. Теперь я точно 

вашу грудь в покое не оставлю.

Он схватился рукой за её сиськи и начал мять её соски.

Мама стонала, едва дыша. Она извивалась в его руках.

Я вскочил, на это раз меня ни что не остановит.

Но шеф обратился ко мне строгим голосом.

— Рома, не вмешивайся. Не забывай, что ты лишь один из кусочков Омеда-Групп. И не тебе идти против обязательств, взятых на себя твоей матерью. Не вынуждай нас выгонять тебя из лона нашей семьи.

Я остолбенел. Вот значит как? Но возразить не осмелился.

Если я пойду против него, это ничего не поменяет. Прямо сейчас я уберегу маму, но на ней клеймо Омеда-Групп. Она от них уже никуда не сбежит. Она их до корней волос.

И либо я с ними, и имею лучезарное будущее. Либо я без них, и мало того, что ничего не изменю, так ещё и потеряю безумно много.

Дима вновь коснулся губ мамы, не переставая терроризировать её грудь.

Но поцеловал маму он лишь немножко, чуть коснувшись, вот только мама на это раз, сама набросилась на него, засасывая, как одержимая. Она сплетала свой язык с его языком, впивалась в его губы. Их слюна слюна, стекающая от такого безумного поцелуя по её подбородку, начала заливать её грудь, позволяя Диме мять мамины сиськи в этой смазке ещё более яростно.

Андрей там сзади всё сильнее набирал темп, он уже долбил как отбойным молотком. Мама, не справляясь стонала вообще не сдерживаясь. Не знаю, как к нам ещё не ворвались. На посторонних маме стало абсолютно плевать.

Но мне показалось, что она начала Андрею как-то подмахивать задом.

В какой-то момент Андрей обхватил маму за талию рукой, и сильно прижал её к себе. Вторую руку от запустил в её волосы, и потянул и грубо назад.

Ублюдок.

Но мама поднесла руку к руке Андрея, которой он сжимал её, коснулась её и когда он ослабил хватку, сплела свою руку с его рукой.

А своим задом она начала подмахивать ему уже совершенно и не сдержано. Она сама начала насаживаться задницей на на его член.

Через какое-то время, Дима подошёл к маме и оторвал её от

— Что ты делаешь?  — Тяжело спросила она.

Но он промолчал, и положил её на пол.

— Пора и мне распробовать вашу дырку из которой появился наш дорогой Рома.

— Не надо, не говори такие вещи.

— Вы стесняетесь того, что являетесь матерью Ромки?

— Нет, но не говорит такие вещи, когда он рядом.

— Ваши материнские чувства ничего не стоят, ведь выдаёте ему трахать вас.

— Он всё ещё мой сын и всё ещё важен для меня. Ты же решил залезть слишком глубоко. Туда, что никто и не пытался как-то потрясать.

— Мне всё равно на ваши родственные узы, я хочу, что бы вы сами это произнесли. Прямо сейчас. Попросите меня трахнуть вас в отверстие, откуда вышел ваш сын.

— Это немыслимо.

— Делайте, как я сказал.

Я посмотрел на шефа, но тот покачал головой.

— Пожалуйста, трахни мою вагину. Туда, откуда 

появился на свет мой сын. Я больше не могу терпеть.

— Будет сделано.  — Он навалился на маму сверху, и вогнал в неё пенис.

Вдруг к Борису Викторовичу подошёл весь красный как рак Андрей и что-то зашептал ему на ухо.

Тот удивлённо посмотрел на него.

— Ну она сейчас твоя вещь, если тебе это так необходимо.

Тот проссиял.

Он подошёл к маме со стороны головы и достал свой член, нацеливаясь на её голову.

— Ты что делаешь — С подозрением спросил Дима.  — Андрей залился краской, хочу поссать на неё. Мне Борис Викторович разрешил.

— Ты с ума сошёл, не когда я же на ней нахожусь.

— Прости.

— Что переспросила мама, не поняв.

— Я хочу поссать на вас, произнёс он, опять не смотря на маму. Мне разрешили.

— Не смей, я не туалет.  — Сквозь какую-то ватность произнесла мама.

— Иди до уборной, если тебе надо.

— Но мне разрешили.

Я вещь, но для любовной разрядки, а не для туалетных дел.

Вы снова ошибаетесь, некоторым женщинам это нравится, я видел в видео.

— Это постановка. Не смей унижать меня на столько. Андрей, ты был хорошим мальчиком, что с тобой стало?

— Я не могу, я начинаю.

— Остановись, это невозможно оскорбительно.

— Но тот уже приступил за дело, мочась маме на лицо.

Я вначале не вмешивался, думая, что не придётся, всё-таки он совершеннейший бред озвучил, но он проигнорировал все мамины слова!

Я сбросил руку Виктора Владимировича, ринулся к ублюдскому Андрею, и хватил его за руку, хотел его уже со всей сил дёрнуть, но застыл на месте, когда услышал холодный голос старика.

Впервые я слышу, что бы он так говорил хоть с кем-то.

— Не стоит, молодой человек. Я понимаю, что вы порываетесь отстоять честь вашей мамы, но мы приняли вас к нам в том числе и что бы вы в этом всём учувствовали. Когда Ольга Васильевна была женой нашей корпорации, ничего этого не смогло бы произойти и близко. Она бы имела к себе бесконечно уважительное отношение, как к спутнице жизни, хоть и для всех нас. Но теперь её роль изменилась. Да, молодые люди, оказавшись в такой ситуации немного разгорячились, но всё это в рамках, хоть и находиться на самой грани. Но за неё не выходит.

Всё это время Андрей продолжать ссать на маму, и она просто сидела на полу и принимала его струю.

— Но так нельзя. Какие тут ещё остались рамки-то?

— Молодые люди сейчас реализовывают разные сексуальные фантазии, но в них нет ничего запредельного. У каждого такие фантазии свои. То, что кажется неприемлемым кому-то может показаться нормальным тебе. Твоя мама и сама это понимает. Это просто секс, хоть и с дополнительными изюминками. Вот если бы они покусились на порчу морального облика твоей мамы за пределами нас уже шестерых, то я бы им это не позволил. Внешний облик, социальный статус, положение в обществе. это всё останется нетронутым, не запятнанным. Это и мы бы не позволили, и твоя мама 

бы не пошла на такое.

— С её стонами сюда в любое мгновение ворвутся люди, и будет порча этого внешнего облика.

— Не ворваться.  — Произнёс мой шеф, улыбаясь. Я о об всё договорился. Сюда никто лезть не будет и никого сюда не пустят.

— Мы свято храним социальное положение твоей мамы,  — Сказал старик.  — И на позволим ему пошатнуться. А то, что происходит за закрытыми дверями, притом, без каких-то зверств это всё в норме.

Ко мне подошёл Дима.

— Тебе это всё самому было доступно просто ты не захотел этим пользоваться, вот и завидуешь теперь.

Я недобро зыркнул на него, но промолчал.

Да, всё это было в рамках маминой роли, но все мы были людьми чести, и держались подальше от этих рамок. А эти два мудака усердно ходят по самой грани. Андрей-то просто больной наголову, скорее всего, а вот Дима, я уверен, всё это выделывает специально, что бы подразнит меня.

Всё оставшееся время, до самого вечера. Маму долбили эти двое. Ни я, ни старшие коллеги, к ней не притронулись. Те были удовлетворены результатом, им главное, чтобы мама выполнила свою роль полностью. А я не мог заставить себя присоединиться к тому безумию, что наблюдал. Не хотел становиться его частью. Я хотел, что бы эти две недели поскорее закончились, и эти два ублюдка поскорее убрались восвояси.

Вернулись мы домой очень поздно. Маму пришлось тащить домой в полубессознательном состоянии. Я донёс её в нашу комнату и положил на кровать. Она тут же отрубилась. Я лёг рядом с ней, и мало по малу, под печальные мысли тоже заснул.

Следующий день был очень тяжёл. Поздно лёг, а утром пришлось идти на учёбу. Когда я проснулся, мамы уже не было. Она убежала на работу раньше.

— Какая у тебя мама.  — Произнёс Дима, когда я добрался до универа.  — Он, а просто сказка. Какая ненасытная, какая необузданная.

— То, что вы с ней сотворили, недопустимо. Несмотря на её роль, мы все с ней обходились бережно и нежно. Вы же сотворили с ней грязь.

— Ты же слышал Бориса Викторовича, мы всё делали в рамках. А вот то, что ты был так бережен со своей мамой, это твои проблемы.

— Вы больше не будете так обходиться ней. Иначе вы оба пожалеете. Я вам даю своё слово.

— Ты нам ничего не сделаешь.  — Дерзко посмотрел мне в глаза Андрей.

— А мальчик растёт.  — Похлопал его по плечу Дима.  — У тебя, Рома, силёнок не хватит.

— Хочешь потягаться?

— Мы всё расскажем.  — Снова вставил Андрей.  — И тебя просто выпрут из Омеда-Групп.

— Я не доносчик, но он прав. Не лезь, куда не надо, иначе проблем ты огребёшь по полной.

— Это мы ещё посмотрим. Я и выкину вас из Омеда-Групп, и тут доставлю таких проблем, что вы их во век не разгребёте.

— Уверен, что вывезешь? Уверен, что потом тебе не придётся собирать по полу свои зубы?

— Уверен.  — Сказал я.

— Ну посмотрим. Пойдём,  

мой возмужавший собрат.  — Потянул он за руку Андрея.

Начались пары, но я не мог погасить свою ярость.

Они поломали всё, что так стройно и приятно тянулось. Я этого им так не оставлю.

Ближе к обеду, в середине третьей пары, в дверь аудитории постучали.

Преподаватель вскинул брови.

— Кто это посмел, мало того, что опоздать на мой предмет, так ещё и отвлекать меня от моей лекции?

Препод был очень недоволен. Он не терпел, когда его прерывали на середине мысли, и любому, кто осмеливался на такое, по своей воле, или случайно, проблем он всегда доставлял массу.

Дверь отрылась и в аудиторию вошла мама.

Что она тут делает? Неужели что-то серьёзное приключилось? Я напрягся.

— Вы явно не студент.  — Приподнял бровь препод.  — Что вам нужно?

— Я мать Степанова Романа. Позвольте мне поприсутствовать на вашей лекции.

— День открытых дверей у нас ещё очень нескоро. И сейчас вам тут не место. Покиньте помещение.

— Я вынуждена настоять.  — С достоинством посмотрела на него мама.

— Кто вы, говорите?

— Мать Степанова.

— Степанов... Подождите, это не вы случайно работаете в Кирин-Групп?

— Я.  — Грациозно кивнула мама.

— Простите, Ольга Васильевна, кажется?

— Всё верно.

— Я вас очень уважаю. Такая должность в такой компании. Вы пример для всех этих оболтусов. Вы пример того, что может добиться человек, двигающийся нашей стезей. Если отдаться нашему пути всецело, отринув отвлекающие его низкие пути.

— А вы...

— Георгий Степанович, к вашим услугам.

— Рада познакомиться с человеком, имеющего правильные приоритеты.

— Вообще, присутствие на лекциях кого-либо кроме самих студентов запрещено, а я так и не позволил бы такого ни за какие деньги, но для столь серьёзного человека, я готов сделать исключение. Присаживайтесь, пожалуйста.

Мама кивнула и пошла к партам.

— Простите,  — Остановил её препод, когда мама преодолела небольшой путь.  — Ваш сын сидит в другой стороне, в том углу аудитории.  — Аккуратно засмеялся он неловкой ситуации.

— Ничего, я посижу там.  — Произнесла мама, доходя до Димы и садясь рядом с ним.

Что это значит?

Преподаватель озадаченно хмыкнул, но продолжил лекцию.

На маму сейчас время от времени, но поглядывали все. Кого-то интересовал незнакомый взрослый человек, внезапно появившийся в нашей аудитории, кого-то оценил сказанное преподом, о примере, сумевшем добиться невероятно много, но большинство бывали у меня дома, и маму знали, и сейчас удивлялись её появлению тут.

Я тоже поглядывал на неё, не понимая, что происходит.

Как минут через десять лекции, мама случайно что-то уронила, и нагнулась под стол.

Но прошло секунд десять, двадцать, минута, а она всё так и не разгибалась.

Вдруг до моего слуха донеслись какие-то чавкающие звуки.

Я направил взгляд на Диму, и всё понял. Мама сосёт ему.

Притом, он, по всей видимости, специально делает так, чтобы звуки маминого минета были слышны как можно громче.

Чавкающие звуки становились всё громче и отчётливее. Уже все начали мельтешить глазами, пытаясь найти их источник. А вместе с тем замечали исчезновение мамы.

В какой-то момент, даже преподаватель престал читать лекцию.

— Ольга Васильевна, с вами всё хорошо?

Чавкающие звуки только усилились.

— Ольга 

Васильевна — С беспокойством воскликнул он.

В этот момент, Дима застонал, это слышали все, на него уставилась вся аудитория. А ещё через секунд пять, из-под парты распрямилась мама, вытирая рот.

Теперь все уставились на неё.

— Простите, телефон уронила.  — Спокойно и с достоинством произнесла она.

— А...  — Только и вымолвил препод.

— Продолжайте, пожалуйста.

Тот непонимающе ещё посмотрел на неё секунд десять, но потом взял себя в руки, и продолжил занятие.

Проклятый Дима. Что же ты творишь?!

Он ломает мою жизнь. И почему мама на это пошла? Она же от такого может отказаться. Это за рамками.

Через минут десять, аудиторию вновь огласили звуки, на этот раз хлюпающие.

Все вновь направили взгляд на том место, где должна сидеть мама, но на это раз она оказалась в нормальном положении.

А звуки всё нарастали. Но чем дальше, тем сильнее она начала закусывать губу, она совсем раскраснелась. И это видели все. Но на это раз препод не осмелился останавливать лекцию, а пытался сделать вид, что ничего не происходит. Он читал лекцию словно в бреду.

В какой-то момент, мама резко поднесла ладонь к лицу, зажимая свой рот, но стон это заглушило недостаточно хорошо. Никто не отрывал взгляда от мамы. Я посмотрел на Диму, лицо того было невероятно самодовольно. На это тоже многие обратили внимание.

До конца лекции я досидел, как и препод, словно в бреду.

Когда я опомнился, в аудитории кроме меня и учителя уже никого не было.

Он пристально посмотрел на меня.

— Роман, что это значит.

— О чём вы,  — Попытался я включить дурачка.

— Твоя мать только что отсасала у Гусева. А потом... Ещё раз спрашиваю, что за безумие твориться в твоей семье?

— Какие ко мне претензии?  — Вскочил я.  — Это я у кого-то отсасывал?

— Прости. Я не знаю что сказать. Но это видели все.

— Давайте сделаем вид, что ничего не было.

— Я бы может и хотел такой вид сделать, но все твои сокурсники так же были свидетелями этого. Того, что вытворяла твоя мама.

— Мне нечего вам ответить.

— Извини. Я не на того решил выплеснуть своё раздражение. Можешь идти.

Мне надо прийти в себе, умыться. Это безумие.

Как только я коснулся двери туалета, то сразу заподозрил что-то неладное. Оттуда доносились какие-то странные звуки.

Я вошёл и увидел маму, которую сейчас трахало четверо человек. Один лежал на полу, а мама скакала на нём, другой удерживал её за голову, насаживая её рот, а двоим другим она дрочила.

Притом ничем из этих четырёх небыли ни Дима, ни Андрей. Те стояли в стороне и с улыбками смотрели на это зрелище.

А те, кто её трахали... Это были одни из тех, кто бывал у меня дома, кто знал мою маму. Кто всегда боялся слово вымолвить лишнего в её присутствии.

Как только я вошёл, ко мне сразу же повернулся Дима.

— Ну как, доставил ты мне проблем? Стёр меня в порошок? А я не хотел ничего этого проворачивать. Думал так, наберу тёте Оле, пускай она 

поможет скоротать эти скучные пары. Мы бы всё сделали осторожно и аккуратно. Но ты меня, Ромка, выбесил. Вот и собирай теперь свои зубы пополу. Благодаря твоему непомерному нахальству, твоя мать теперь достояние всего нашего универа.

— Как вам, тёть Оль, ваша новая роль? Теперь вы спермобак не только Омеда-Групп, но и всего нашего универа.

Парень, долбивший её рот, как только понял, что он мешает маме ответить, тут же сделал шаг назад. Этот ещё е потерян. Он ещё испытывает какое-то уважение по отношению к маме.

— Я бы не хотела быть в этой роли.  — Произнесла мама, скача на члене парня.  — Но если вы с Андреем хотите меня видеть в ней, то я готова на себя её принять.

— Хороший ответ.  — Произнёс он, подойдя к маме, и положив палец ей на губы.

Она тут же принялась его облизывать, а потом начала и вовсе сосать.

— Хорошая девочка.  — Высунул он у неё из рта палец.

— Спасибо, любимый.

Что?! Я вспыхнул яростью. Я схватил Диму за грудки и оторвал и впечатал в стену.

— Что это значит?

— А ты не слышал? Тётя Оля теперь наша с Андрюхой. Даже если нас уволят, а этого не будет, мы созванивались сегодня сутра с Борисом Викторовичем, она нами очень доволен. То твоя мать всё равно будет наша и будет играть в те игры, которые мы ей скажем. Правда же, тёть Оль?  — Повернулся он к маме.

— Конечно. Я стану той, кем вы захотите.

Я подошёл к парням, что пользовались мамой и попытался растолкать их.

— Свалите, вы трахаете мою маму. Вы же знакомы с ней, вы были у меня в гостях.

Самый здоровый из них, один из тех, кому дрочила мама, убрал её руку от своего члена, подошёл ко мне и толкнул.

— Рома, не лез бы ты. Твоя мама сама согласилась, и пока мы не мы не спустим на неё, она наша сучка, нравиться тебе или нет. Спасибо тебе Димон за такой подгон. Шоу вы, конечно, на уроке устроили просто крышесносящее. Если бы я всего этого не видел своими глазами, а ты бы попытался ко мне подойти с тем твоим предложением, я бы тебе лицо набил, за дебильные шутки, но после твоей демонстрации на лекции, в том, что ты великий мастер пикапа, способный даже мать друга охмурить, да ещё до такой степени, у меня сомнений нет.  — Повернулся он к Диме.

— Обращайся, Кирюх.  — Улыбнулся ему тот.

Больше им мешать я не осмелился. Меня тут просто затопчут.

И они спокойно дотрахали маму, и довольные собой пошли по делам. Наверное будут делиться впечатлениями с другими студентами.

— Иди сюда.  — Произнёс Дима, облокотившись на стену, когда все лишние люди ушли.

Мама встала опустила юбку, блузку, застёгивать не стала. Кстати, бюстгалтера на ней не было.

Она была вся в сперме.

Мама подошла к Диме и прижалась к нему. Стоящего рядом Андрея, она взяла за руку.

— Мама, почему?

— О чём ты?

— Почему 

ты всё это делаешь?

— Разве не ясно? Я спермобак Омеда-Групп. А Дима с Андреем, как его члены, могут мной распоряжаться как пожелают. Или у тебя из головы уже выветрилась эта деталь моего сделки с Омеда-Групп.

— Но ты сейчас делаешь то, что выходит за пределы этой роли. Это выходит за любые рамки.

— Ну мальчики захотели немного расширить мою роль. Я не стала возражать?

— Почему?

— Потому, что я их люблю. И им принадлежит не только моё тело, но и душа.

Дима ухмыльнулся, и залез маме под юбку.

— А меня ты любишь?

— Разумеется.

— Значит если я скажу тебе, перестать вытворять всё это, ты перестанешь?

Мама снисходительно посмотрела на меня.

— Рома, ну что за глупости ты говоришь. Я тебя люблю как мать. А их как женщина. Я их женщина.

— Из-за того, что они тебя трахнули? Но я тебя тоже имел.

— Рома.  — Вмешался Дима.  — Что ты как ребёнок? Ты разве не понял? Ты пытался обходиться с мамой аккуратно нежно, на сколько по крайней мере, это умещалось в её роль для Омеда-Групп. Да и старые маразматики к ней относились с излишним пиететом. А мы разломали к чертям все оставшиеся у неё нормы. Мы заставили её сойти с ума. Мы не носились с ней как с писанной торбой, мы просто затрахали её до беспамятства. Ты слабак, и мне сумел по-настоящему подчинить себе свою мать. И мы сделали это за тебя.

— Я понял, вставай раком, мам, я сейчас тебя отымею так, что ты стоять не сможешь.

— Не стоит, Рома.  — Сказала мама.

— Что это значит. Ты не забыла, что ты и моя вещь?

— Больше нет. Я сегодня звонила Борису Викторовичу, и просила тебя исключить из Омеда-Групп. Он, подстрекаемый твоим шефом не хотел этого делать, но тогда я пригрозила, либо он это делает, либо я разрываю свой с ними договор, и пусть моя жизнь катиться к чёрту, он они потеряют доступ к Кирин-Групп. И пусть они уже дальше пробуют удачу без моей помощи. Пускай всё начинают заново с Ито-Инишив. Он сдался. Так что ты теперь будешь жить прежней жизнью.

— Ну почти,  — Хихикнул Андрей, потянув маму вниз за кольцо в её соске.

Мама громко застонала, звук просачивался далеко за пределы туалета.

Потом она прижалась к Андрею, и чмокнула его в щёку.

— Несносный мальчишка.