Раб в моем номере

У каждого жилища есть свой запах — неповторимый, особенный. Кому-то дома пахнет пирожками, кому-то уютом, a кому-то морем. Я предпочитала большую часть своей жизни проводить в гостиницах, a в номерах всегда один запах — освежителя воздуха. Вот и сейчас я открыла дверь своего номера и вдохнула в легкие аромат сосновой свежести — назойливый до тошноты. Я сразу швырнула сумку с одеждой на кровать и раздвинула занавески на огромном окне, которое было заляпано после дождя. Вид был просто потрясающий: спящий зимний сад, застывшие фонтаны, и жирный рыжий кот, который гонялся за воробьем. По тропинке то и дело ходили туда-сюда влюбленные пары — совсем скоро день влюбленных. Я предполагала, что снять номер в этом отеле будет проблематично накануне праздника, но мне повезло, и командировка моя состоялась. Я налила в бокал для содовой немного вина из мини-бара и разместилась на подоконнике, все еще жадно рассматривая постояльцев этого тайного гостиничного мира. Я приехала не одна. В виде багажа у меня был мой молодой сотрудник — помощник. Ему было всего лишь девятнадцать, он был очень болтливым и милым, да и внешностью его не обделила природа. Правда, толку от такого специалиста, как от козла молока.

Работала я в одной из крупнейших юридических фирм и была адвокатом по семейным делам — разводы, алименты, усыновление, опека. Отношения... Я так от них устала. Мне хотелось порой сказать очередному клиенту, что поздно пить «Боржоми» и сетовать на мужа, который не платит алименты на ребенка, a сам разъезжает на иномарке. Дескать, смотреть надо было, какого человека выбираешь для жизни и для сердца. Казалось бы, мой юный помощник должен был облегчить мне бумажную работу, но ee становилось только больше. Он любил делать ошибки, почему-то со мной всегда терялся, не понимая, что происходит и чего от него хотят.

Вспомнила я o нем неспроста. Он как раз вышел из своего номера и закурил — внутри гостиницы запрещалось курить. Его сигарета медленно тлела в тонких пальцах, он, скорее, размышлял, чем поглощал никотин в свои легкие. Если бы не приказ свыше, я бы никогда не взяла его с собой. A так... скромный сынишка богатого дяденьки. Странно, что он не разъезжал на кабриолете и не говорил со мной на «ты», a все время так учтиво на «Вы» и с неким стеснением, будто, я могла раздавить его, размазать, как насекомое, тапком.

Наши взгляды встретились. Он немного замялся, a потом направился к моему номеру, проходя через зимний сад. Я лишь мимолетно улыбнулась, допивая дурманящее белое вино из неподходящей тары.

Время шло, a он не стучал. Я даже начала думать, что он не ко мне направлялся, или вовсе растворился где-то по дороге, но прошло еще десять минут, и парень все-таки постучался. Это было слишком тихо, словно, он стучался в окно к замужней любовнице.

«Твоя очередь ждать», — подумала я.

Мне хотелось испытать его, выяснить, выстоит ли он или сразу уйдет, поджимая хвост. Я никогда не любила слабохарактерных подстилок, которые даже своих желаний бояться. Ими не интересно было управлять, то же самое, что отобрать сломанную куклу у сестры и вернуть ee еще в худшем состоянии: не будет слез или обид. Так и здесь. Я налила новую порцию вина и стала смаковать не только напитком, но и мыслями o сотруднике.

«Все еще ждешь? Нет, ты ушел, ибо бесхребетная сопливая тупица», — новые мысли не давали мне покоя.

Я соскочила с подоконника, и, цокая каблуками, подошла к двери. Моя рука легко легла на ручку, секунда ожидания, и я открыла дверь.

«Вы только посмотрите, этот придурок все еще ждет! » — саркастичная улыбка вырисовалась на моем лице.

— Засранец бестолковый, я тебя разве звала? Может, звонила и приглашала к себе в номер? — спрашиваю с издевкой в голосе.

Моя жертва мнется, но глаз с меня не сводит, поразительное сочетание стеснения и бестактности.

— Я это... просто хотел позвать Вас на завтрак...

Заседание суда завтра, a он уже сегодня весь разодетый с иголочки: пиджак, светлая рубашка, дорогущий узорчатый галстук, начищенные туфли. Я нагло рассматриваю его с головы до ног, представляя, каким бы он мог быть без всей этой мишуры, лишь в одном ошейнике.

— Ты голоден? — спокойно спрашиваю я, все еще не позволяя своему подчиненному зайти в мой номер.

— Не знаю, — кратко отвечает потенциальная подстилка для моих ножек.

Его неуверенность начинает меня напрягать. Я делаю шаг вперед, накручиваю галстук на свою руку и тяну сотрудника прямо на себя, чтобы удавка впилась в его шею, причиняя неудобства.

— Ты никогда ничего не знаешь, как ты вообще университет закончил, тупоголовый? Хоть для чего-то сегодня сгодишься.

Я захлопываю за собой дверь, все еще грубо дергая за галстук и направляя его по своим апартаментам прямо к кровати. Одним толчком заставляю сотрудника попятиться и приземлиться пятой точкой на мягкий матрас.

— Давай-ка, тварь, установим с тобой правила: не помогаешь мне в работе — отрабатываешь свои косяки языком и тощей задницей.

Я ставлю свою кожаную туфельку прямо ему на член и яйца, все еще контролируя каждый вздох своей жертвы. Его зовут Никита. Или, как ласково называют его коллеги женского пола, Никитос. Но разве у такой подстилки может быть имя? Я тяну за край рубашки, отчего пуговицы вылетают и усеивают деревянный пол. Из кармана пиджака я достаю малиновый маркер, которым обычно делаю пометки в ежедневнике, и пишу на накаченном торсе его новое имя: «Шлюшка». В конце дорисовываю сердечко и смеюсь, любуясь своим шедевром. Моя новая вещь шокирована. У него, словно, дар речи пропал, a глаза стали шальными, с пять копеек. Он смотрит на меня испуганно, ошарашено, но под натиском ноги, я чувствую, как его маленький член наливается кровью и твердеет.

— Отпусти... те, — наконец выдавил скудные слова и схватился свободной рукой за собственный галстук. — Вы ненормальная!

Сопротивление. Как мне это нравилось раньше в таких же непокорных суках из прошлого. Он протестовал против того, что ему нравилось, и виноватой делал меня. И я отпустила: действительно перестала держать. Моя нога грациозно стала на пол, с руки соскользнул шелковый галстук.

— Уходи, сучка, но переступив порог, ты больше никогда не получишь моего внимания. Никогда!

Я отступила, отошла в другой угол комнаты и присела на кресло, складываю ногу на ногу, в ожидании его действий. Он ломался, как малолетняя целка, которая боялась боли и гнева родителей, но так хотела попробовать.

— Мне страшно, — наконец мой подчиненный нарушил гробовую тишину и сознался в слабости.

— Ползи, блядина, ко мне на четвереньках и сними с меня трусики — теперь ты будешь их носить.

В этот вечер я была уверена лишь в том, что поутру мой номер будет пахнуть развратом и мучениями моей новой игрушки, a никак не сосновой рощей.