Груши-3

Лида в ответ на такие убедительные увещевания послушно приняла «миссионерскую» позу. Это я много позже узнал, что она так называется, а сейчас вся эта возня с раздеванием и излишек «латыни» слегка опять меня охладили. Да что ж такое, неужели я так и не спущу сейчас?! Глаза Лиды были закрыты, согнутые в коленях ноги раздвинуты, сама она неподвижна. – Долби её! Давай… Это уже мне. И я, немного подбодрив себя кулачком, пристроился на Лиде. Приподнял таз, и Люба своей рукой заправила член в Лидину дырочку, и вдруг почему–то убежала из комнаты, кажется, набросив пред этим на плечи что–то из одежды. Сначала там было сухо и немного жестко, и не сразу все пришло в нужное состояние, однако я, наконец–то, все же кончил. Сполз с Лиды, оделся и тихонько ушел. Она так и не открыла глаз, не произнесла ни слова и не пошевелилась. Я перестал приходить в этот дом, долгое время не встречал Лиду, а отношения с Любой почему–то совсем разладились. Люба стала избегать меня, отказывалась от встреч под всякими предлогами, а однажды прямо заявила, чтобы я от нее отстал и больше не беспокоил. Познав настоящий секс, я уже не хотел довольствоваться лишь вульгарным онанизмом, и пару раз попробовал было завязать соответствующие отношения с другими девушками, но, получив в обоих случаях жесткий отпор, оставил эти попытки. Спустя довольно долгое время я случайно встретил Лиду в магазине. Поздоровался, она сдержанно ответила и поспешно, как мне показалось, ушла. Когда я спустя пару минут тоже вышел на улицу и двинулся в сторону дома, то увидел ее, стоящую в десятке метров как раз в том направлении, куда я шел. – Подожди минутку, если можешь… – Могу, конечно. – Ты давно не заходил к нам. – Но вы ведь сказали, чтобы я не приходил! – Мы ведь когда–то перешли с тобой на ты… – Ну… ты сказала. – Приходи. – Зачем? – Затем. Завтра. В шесть часов. Сможешь? – А Люба? – Все хорошо будет с Любой. – Она… тоже будет дома? – Будет. Придешь? – Приду. – Тогда – до завтра? – До завтра. А завтра дома оказалась только Люба. Судя по всему, она только что вышла из душа. – Заходи! Будь как дома. – А Лида где? – Её нет. – А когда придет? – Поздно придет. Заходи! Я вошел в прихожую, снял сырую обувь – на улице шел мелкий осенний дождь, остановился. Повисла неловкая пауза. – Меня Лида пригласила… – Я знаю. Это я ее попросила. – Ты? Зачем? – Затем. Ты против? Ты хотел с ней?.. – Да я вообще не это… ничего… Она сама сказала, чтоб я в шесть пришел. Я думал… – Если ты против, то… – Против чего? – Против меня. – Так ведь ты же сама перестала со мной общаться! – Перестала. А сейчас опять захотела. Но если ты против… Я переминался с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Почему–то с Лидой тогда всё вышло проще. Но Люба подсказала: – Если не против, то ты знаешь, где душ. Вон там. Ну да, осень уже заставила всех отказаться от летнего душа в саду, и начать пользоваться обычным. Все еще не пришедший в себя окончательно, я спросил: – А полотенце? – Иди, раздевайся, я принесу. Ванная комната у них не запиралась: Лида с Любой жили вдвоем, и необходимости в шпингалетах, крючках или замках не было. Я разделся, отрегулировал воду (зашумела за стеной газовая колонка) и встал под струи. Из–за шума воды и колонки я не слышал, когда Люба вошла. Приняв душ, отдернув занавеску, увидел ее, стоящую с большим розовым полотенцем в руках. – Держи. Она стояла и смотрела, как я вытираюсь, а я никак не мог сообразить, как себя вести. Я не стеснялся стоять перед ней совершенно голым, она не стеснялась смотреть на меня, но как от всего этого перейти к чему–то еще? Ждать дальнейших подсказок от Любы? Или самому что–то предпринимать? У меня ведь по сути никакого опыта нет! – В общем, так. Хоть я Лиду и называю мамулей, но никакая она мне не мать… – Я знаю. – Откуда?! – удивилась девушка. – Да от тебя же, откуда еще. Ты прошлый раз при мне ее мачехой назвала. – Серьезно? Не помню! Ну, тогда еще лучше, раз уже знаешь. В общем, так… Мы с Лидой давно договорились, что друг дружке не мешаем насчет парней. Если надо – одна уходит из дому, чтоб другой не мешать. А с тобой получилось интересно… – И чего такого интересного со мной получилось? – Пошли, расскажу. Вслед за Любой я двинулся в уже знакомую мне спальню. Постель, та же простынь, что и в прошлый раз. Поскольку все же немного прохладно, еще одна точно такая же, чтобы можно было укрыться . Одним движением сбросив платьице, под нее Люба и занырнула, пригласила меня: – Иди сюда, а то замерзнешь. Устроившись рядышком и прижавшись к теплому телу, я повторил свой вопрос: – Так что там со мной интересное? – Да то… Мы перед этим очень сильно поссорились, и она решила мне отомстить: отбить у меня моего парня. Она же не знала, что мы с тобой тогда еще… ну, в общем, у нас с тобой ничего не было! А ты почему–то ей очень сильно понравился. А я вас случайно застукала. И мы потом еще сильнее с ней поругались, чуть не подрались. А потом договорились: сегодня я с тобой по… то есть, пересплю, а завтра – она. А ты сравнишь. И кто из нас тебе больше понравится, с той и будешь… встречаться. Вот же стервы! Делят меня, меня не спросив! – А если обе понравитесь или обе не понравитесь? – Если понравимся – будем по очереди с тобой. Или все вместе – так даже интересней. А если не понравимся – ну, тогда… – Понятненько… Ну, начинай нравиться! И Люба «начала нравиться». Надо отдать ей должное, несмотря на то, что мы с ней ровесники, но умений и опыта у нее на порядок больше, чем у меня. Очень быстро мы друг к дружке приспособились, и вечер соответственно провели на высшем уровне. В смысле – наверху побывали и я, и она. И на боку. И на четырех точках. И еще всяко–разно. Домой я не шел, а полз от усталости. Уходя, попросил Любу передать мачехе, что завтра, пожалуй, не смогу прийти – силенок не хватит. Пришел послезавтра. Лида старалась понравиться не меньше, чем падчерица, и, вообще–то, перещеголяла ту благодаря еще большему опыту. – Кто понравился больше? Только честно! – Честно? Обе. – И что будем делать? Очередь установим? – Ага. И… все втроем тоже, ладно? Задумавшись ненадолго, Лида кивнула: – Хорошо. А ты молодец! Во всех смыслах! – Это как? – А так. И учишься очень быстро… и своего не упустишь! И затем громко: – Любаша! Иди сюда! Вот оно что! Пока одна старалась понравиться, другая, оказывается, где–то рядом находилась! Интересно, и позавчера так было? Люба вошла. Судя по довольному выражению лица, она все слышала, и, скорее всего, даже видела. Так и есть: – Я всё видела и слышала. – Эй, вы! А позавчера? – А позавчера я за вами наблюдала, как вы кувыркаетесь, – ухмыльнулась Лида. – Да вы… сучки! – Сучки! Еще какие! Зато не ломаемся, как девицы красные. И после этого началось! Я приезжал к ним раза два–три в неделю, и каждый раз покидал их дом с пустыми яичками и совершенно без сил. Женщины сами устанавливали очередность встреч со мной, и, чаще всего, с одной из них я кувыркался в постели, а другая в это время куда–то уходила. Но было несколько случаев, когда Лида объявляла «день знаний», и изображала инструктора по сексу для нас с Любой. Правда, инструктаж был больше похож на то, что называется сейчас ролевыми играми, и на самом деле мы просто трахались втроем. Должен сознаться, что мне такое дело не очень нравилось, потому что Люба с Лидой больше внимания оказывали друг другу, чем мне, и я в результате оказывался чуть ли не в одиночестве. Только мои жалобные вопли возвращали мне на короткое время их внимание, да и то, быстренько–быстренько, иногда просто в четыре руки, доведя меня до оргазма, они вновь занимались лишь друг дружкой. В «обычные» же встречи Лида занималась со мной всевозможными видами секса профессионально, Люба – азартно, матерясь при этом так, что пьяные бомжи, если услышали бы, то наверняка покраснели. Я же получал опыт и удовольствие, и втихаря посматривал на ребят – своих сокурсников – свысока, ибо сильно подозревал, что ничего подобного у них нет. Я думал, что большей степени разврата не существует, но, оказывается, ошибался. Лида после очередного нашего с ней свидания обмолвилась, что намечается «пятница–развратница» – естественно, в пятницу, причем в ближайшую. Что это такое, объяснять не стала, но как–то уж очень загадочно сказала: – Увидишь… В пятницу перед домом стояли две машины и мотороллер «Вятка». Всё снять с себя еще в прихожей мне приказала встретившая меня совершенно голая Люба. В доме было пять женщин, включая хозяек, и четверо мужчин. Из одежды на всей компании были лишь цепочки–сережки–колечки на женщинах, да изящные очки на одной из них. Очкариком была Нина Борисовна, наша математичка. Молодая – около тридцати с небольшим, красивая, изысканно–утонченная в манерах, ехидно–ядовитая по отношению к моим бестолковым одногруппникам, она почему–то невзлюбила меня с первых дней моего появления в институте, и с плохо скрываемым торжеством ставила в журнал напротив мой фамилии тройки, реже – четверки, несмотря на то, что математику я любил и знал на пять. Остальные были мне незнакомы. После того, как я познал женщин в лице Лиды и Любы, я, сидя на парах Нины Борисовны, злясь, раздевал ее глазами и представлял, как я ее жестоко и безжалостно трахаю. А сейчас она, увидев меня, в ужасе попятилась, прикрылась руками и залилась краской, отвернулась и попыталась спрятаться за кого–то. Конечно же, и я не ожидал ее здесь увидеть, и тоже растерялся. Тогда мне и в голову не пришло удивиться, что для Любы она такая же преподавательница, как и для меня, но они друг на дружку так не реагировали. И только потом, несколько позже, я узнал, что «пятница–развратница» эта далеко не первая, состав ее участников довольно давно устоялся, и меня ввели в число «посвященных» лишь тогда, когда прежний Лидин кавалер выбыл по какой–то уважительной причине, и Лида с помощью падчерицы меня «как следует подготовила». Люба скороговоркой нашептывала мне принятые правила: здесь только сложившиеся пары, в том числе семейные, и одиночки не допускаются; можно предложить секс любому; можно оказаться от любого предложения без необходимости называть причину отказа, но все же не рекомендуется отказывать кому бы то ни было без особой причины; можно уйти в любой момент, но только парой; однополый секс допускается только между женщинами; «групповуха» – нормальное явление; проявление ревности в любых формах напрочь исключается; секс внутри сообщества свободный, в том числе и не только по пятницам, конечно, а за его пределами строго–настрого возбраняется; здесь не все собрались – есть еще три пары, которые сегодня не смогли или не захотели... Парой для меня здесь считалась Лида. Она меня так и представила собравшимся. Все, кроме Нины Борисовны, закивали, заулыбались, каждый назвал своё имя. Правда, ни одного имени сходу я не запомнил, но постарался определить пары, пока еще все не разбрелись, как я начинал догадываться, в произвольных сочетаниях. С Ниной Борисовной был высокий худой блондин примерно ее возраста. Сейчас она что–то нашептывала ему, поглядывая на меня, а он, похоже, успокаивал свою спутницу, поглаживая ее по ягодицам . Парой для Любы неожиданно оказался улыбчивый толстячок лет сорока. Женщина средних лет с рыжими волосами, одинаково курчавившимися и на голове, и на лобке, была с лысым мужичком, украшенным пивным животиком. Коротко стриженная тощая девица лет двадцати пяти пялилась на меня, а ее спутник, спортсменистого вида парень, подмигивал Любе с видом победителя. Как оказалось, из правил, надиктованных мне Любой, бывают и разовые исключения, которые принимаются, конечно же, с согласия участников. Лида объявила: – Так, все теперь в сборе. Есть предложение: довериться сегодня не взаимным симпатиям, а случаю. Бросим жребий? Или как? Спортсменистый было попытался возразить: мол, в честь чего это, я, мол, уже выбрал себе Любу – если, конечно, она не против… Нина Борисовна тоже попыталась что–то сказать, но остальные, особенно женщины, поддержали Лиду: случайный выбор, мол, интересней, да и пора уже немного разрушить складывающиеся у мужчин привязанности… Спортсмен настаивал, к нему присоединился и лысый любитель пива. Нина Борисовна отступила в сторонку. В итоге победил компромисс: сначала – по жребию, а потом – по желанию, если желание останется. Жребий был заготовлен. Точнее, атрибуты для него: синие и красные бумажечки с цифрами, свернутые в трубочку. Синие, соответственно – для мужчин, красные – для дам. Я вытащил синюю единичку. Хотел и боялся, чтобы красная единичка оказалась у Нины Борисовны. Но нет – красная единичка досталась тощей. У Нины Борисовны была четверка, а синяя четверка досталась пивному животику. Как распределились другие цифры, я не успел рассмотреть, потому что двойки, тройки и пятерки скрылись в соседних комнатах. Мне показалось, или спортсменистый действительно перед уходом с ухмылочкой мне подмигнул, а Нина Борисовна, которую пивной животик увлек с собой, вцепившись в ягодицу волосатой лапой, оглянулась растерянно и жалобно. Мы с тощей остались вдвоем. Хотя я стоял, а она сидела, ей каким–то непостижимым образом удалось обратиться ко мне свысока: – Тебя как зовут? Я назвал своё имя. Она его не запомнила так же, как и я её. – А тебя? – Я Инга. Ну, что, мальчик? Позабавимся, или как? Развалившись в кресле и забросив левую ногу на подлокотник, Инга с самым бесстыжим видом демонстрировала свои междуножные «прелести»: коротко остриженные, но не выбритые начисто темные волосики, и темные же, почти коричневые, большие «срамные губы», выпячивающиеся из щели. Инга покачивала туда–сюда коленом правой ноги, от чего губы шевелились, то слепляясь вместе, то разлепляясь. Блондинка, а волосы на лобке черные. Красится, наверное. – Позабавимся. А что? Я так ответил, хотя, если честно, особого желания у меня пока не возникало. Видимо, сказалось обилие впечатлений, необычность ситуации. Но уж раз назвался груздем, то… – Да ничего. Странная стала вдруг Лида – сексом с детьми увлеклась почему–то. Ты хоть что–нибудь умеешь? – Что–нибудь умею, – я обиженно набычился. – То–то и оно, что «что–нибудь». А мне что–нибудь мало, вообще–то. Мне нужно, чтоб как следует, а не как–нибудь… – Я могу и как следует. – Сомневаюсь я… Вот же «повезло» мне со жребием – ребенок достался! Ну, и далее диалог в том же духе. Я злился, и это нисколько не прибавляло мне энтузиазма. В конце концов я не выдержал и нахамил: – Да отвали ты! Тоже мне, опытная шалава нашлась. На твои тощие ребра и микротитьки полчаса, небось, ни у кого не встает – полчаса дрочить надо, чтоб поднялся. Спрячь… ерунду, смотреть противно! Инга опешила, медленно сняла ногу с подлокотника, сомкнула колени. – Т–ты чего? Я же не хотела тебя обидеть. Просто… ну… подразнила немножко. Пошутила. Извини. Думала, что… ну… – Думала она! Каким местом?! – я вошел в раж. – Головой думала. – Вот и подставляй голову! Я подошел к креслу вплотную, раздвинул пошире Ингины колени, стал между ними. Юношеский избыток гормонов мгновенно сделал свое дело: дружочек мой подскочил, и теперь покачивался как раз напротив лица девушки…