Жопа Маринки

Шила у Маринки в жопе не оказалось. Так же, как и прочих предметов. Как-то: пружинки, батарейки Дюрасел, динамомашины и остального, что заряжает ее неуемной энергией. На мой намек о наличии у нее в заднице выше обозначенных предметов, повернулась на кровати на живот, развела руками ягодицы:

- Смотри! Нет ничего!

Посмотрел. Действительно, ничего нет. Откуда же в ней столько энергии? Я уже в хлам, пошевелиться не могу, а она все скачет, все не успокоится, все чего-то ей надо. Жопа как жопа. Пухлая, мягкая, люблю ее щупать. Вон и дырочка. Слегка сморщилась, плотно сжавшись. И в ней нет ничего.

- Как же тут увидишь? Это искать надо.

- Ищи. Тебе надо, ты и ищи.

- Пальцем, что ли?

- А хоть и пальцем, если остальное не работает.

Уела, называется. А оно, остальное, действительно не работает. Свесило голову вниз, сморщилось, еще хлеще Маринкиной дырочки, и нет даже намека на скорую реанимацию пациента. Уработался. И не мудрено, который час уже кувыркаемся. Спасибо, что хоть не опозорил, доставил Маринке радость. Раза три, точно. Вон как стонала, закусывая губы. Выгибалась дугой, чуть ли не сбрасывая наездника. До сей поры мокрая. Вон они и пара презервативов использованных валяются возле кровати. Придется, все же пальцем шило или еще чего там искать. Сам напросился. Да не впервой.

Она, когда не получит чего хотела, в жизни спать не даст. И хоть пальцем, хоть языком, а удовлетвори ее, заразу. Обычно попку она так необдуманно не подставляет, а тут, убедившись в глубокой коме пациента, рискнула. Вот бы встал, вот бы она удивилась, когда почувствовала бы в попе не совсем палец. Да навряд ли. Спит, сучок, ни на что не реагирует. Она его и губками, и язычком - фигвам. Это такая национальная индейская изба, как пояснял товарищ Шарик из Простоквашино.

А Маринка лежит, ждет начала поисков. С этой стороны она тоже удовольствие получает, так что поворачиваться попкой ей не впервой. И все же предпочитает, даже бодрому товарищу, палец. Потоньше, гибкий, все закоулочки проверит. И, главное, не выплескивает никакой жидкости. Бывало, что и резинка не спасала. Китаезы, сволочи, брак гонят. Лопается от натуги. Да и тесновато в попе, нагрузки больше. Вот потому, что брак гонят, у них и населения pizdeishn. net столько. Да, размышляй - не размышляй, а в попку лезть надо. Лежит, моя красавица, ждет. Вон как ягодицами нервно подрагивает. Даже приподнялась слегка на коленях. Выставила. Ну, с Богом!

С прикроватной тумбочки взял крем. Всем специальным гелям и прочим прибамбасам секс индустрии, предпочитает моя лапочка увлажняющий крем. Хорошенько смажешь им себе и ей все, что надо, и тогда без натуги, без боли идет. А первый раз, помню, так намучилась. Я уж отступиться решил, а она ни в какую: Надо когда-то начинать! Прямо революционерка Клара Цеткин. Или еще кто. Много их было. А вот интересно, товарищи по партии использовали тех революционерок по назначению? Да, отвлекся. Маринка уж голову поворачивает, набирает в грудь воздуха, чтобы пригвоздить меня к кровати позором. Не успела. Сильно, до упора, вставил ей в попку палец.

- Ой-ю! Сука-а! Полегче!

Полегче не получается. Тут надо быстро и сильно, что бы потом оценила нежность и ласку. Начал искать шило и все, что с ним. Маринка попой крутит, сама на палец насаживается. Вдруг подалась вперед, палец выскользнул. Резко повернулась на спину. Глазищи у нее, что фары у Мерседеса: здоровые, серо-голубые, даже в темноте горят.

- Ляжь! На спину ляжь!

Ляжь, ляг - какая разница. В постель залезли не русский язык изучать. Подчинился. Она мигом оседлала, пипочку свою прямо мне в рот толкает. Ясно, чего хочет. И в попу палец, и в пирожок язык. И понеслось. Палец туда-сюда ходит, язык работает, губы клитор ищут. Маришка извивается, стонать начала. Сейчас вот только начнет уйкать и ойкать, значит приход подбирается к ней. Значит скоро кончит. И правда, задергалась, прижала пипку сильнее, бедрышки сжала и начала кончать. Внутри все сжимается, да так быстро.

Маришка расслабленно лежит на мне. Слезать совсем не хочет. И даже шлепки по заднице не могут ее согнать.

- Еще, милый. Шлепни еще!

- Маринка, выпусти товарища изо рта, все равно он сегодня недееспособен. И слезь с меня, задавила, толстозадая.

Эк, как подскочила.

- Это я толстожопая! Да ты на других посмотри!

- Чего мне на них смотреть? И я не сказал, что ты толстожопая. Не придумывай.

- А кто, я, что ли, сказала?

- Я сказал толстозадая. А это не одно и то же. К тому же вот ты и слезла.

- Сучок ты! Специально так сказал. А женщине так хотелось понежиться!

- Слышь, женщина, ты, по-моему, спящего разбудила.

Не знаю от чего, но теперь, когда Маринка получила свое, товарищ вдруг решил напомнить о себе. Приподнял голову, то есть головку, сам приподнялся.

- Успокоить его?

- Я те успокою! Пусть стоит. Это ему наказание. Попозже успокоим. А сейчас в душ и на кухню. Жрать хочу.

- Вот так всегда. - Маринка сделала несчастное лицо. - Только женщина расслабится, ее сразу бац! - и на кухню.

- Ну не мордой же об стол.

Помылись, поели. Сидим. Тары-бары-растабары. Из одежды на мне только волосы, на милой еще и серьги в ушах. Богато одета. Перебралась ко мне на колени, задницей елозит, чего-то добивается. И добилась таки. Привстала, товарища, вышедшего на разведку, в свою пещерку спрятала от глаз вражеских наблюдателей. И дает ему возможность изучить тайное место, двигая попой так, что он по всем закоулкам прошвырнулся. Только неудобно тут, на стуле. Хотя где мы только не пробовали. Где приспичит, там и пробовали. Вру, на люстре ни разу.

- Милый, отнеси свою девочку в кроватку. Она баиньки хочет.

Вот же стервь! Уснет она, как же. Стоит товарищ, как часовой на посту. И теперь это на долго. Она хорошо изучила мою физиологию. Надеется напрыгаться в волю. Ну что ж, подхватил на руки, понес. Весу в ней, как в ребенке. Рядом с маленькой женщиной даже мелкий мужик кажется гигантом.

- Маринка, чур я внизу. Сама прыгай. Презик надевать будешь?

- Зачем? У тебя что, есть еще чем кончать?

- А вдруг?

- Ну и ладно. Если что - на аборт схожу. И вообще, не порти мне настроение.

Это ж надо, проваляться в постели весь выходной. Так ведь и вечером немного порезвились. Она обещала мне устроить праздник тела, вот и устраивает. Хоть бы до понедельника оклематься. Мысли мои, скакуны, ити их мать. Пока скакали, Маришка уж другого скакуна оседлала и сама пустилась галопом, рысью, шагом, снова галопом. Поскачет, доведет себя до изнеможения, высохнет у нее все там, в пещерке. Так она крем применит и снова в путь. Устанет, упадет мне на грудь, полежит и вперед - за славой и удовольствием.

Не знал я ее аппетиты, когда знакомились. Пионерка, бля, всегда готовая, как завещал товарищ Ленин. Может мне прикупить чего в секс шопе, заменять себя хоть изредка? Это ж надо, столько потерять в весе безо всяких диет. Штаны болтаются, без ремня не держатся. А девочка моя все скачет и скачет. Мокрая вся. не там, не внизу. От пота мокрая. И я начал заводиться.

- Мариш, я, кажется, хочу кончить.

Маринка соскочила с коня, на четвереньки встала.

- Туда кончай!

- Ты же в попу не любишь.

- Хочу. Кончай. Давай, скорей. Передумаю.

Серьезная угроза.

Плотненько, с сопротивлением, но вошел. Пообвык и двинулся навстречу оргазму. И вскоре он накрыл меня. И ее. Сколько бы не кончила, а как только я начинаю кончать, она тут же и присоединится.

Лежим. Лень вставать и куда-то идти. Помыться, впрочем, и потом можно. Устали, право слово, устали. Даже моя непоседа упарилась, сдалась.

- Можно, я посплю на тебе?

Вот еще привычка. Залезет, растянется на мне, как Маугли на Багире, и уснет. Даже во сне, бывает, забирается.

- Тебе сегодня, как и всегда, все можно. Залезай, кукла моя. Обниму тебя и по баюкаю. Лежа под маринкой, покачиваюсь слегка. Даже что-то из репертуара матушки припомнил. Напеваю. И сам не заметил, как уснул. Вот и хорошо. Отдохнуть надо. Впереди воскресенье, а, значит, опять весь день из кровати не вылезать.