Оральный секс на Руси

Оральный секс на Руси существовал с самых древних времен. Он был неотъемлемой частью сексуальной культуры славянских народов.

С приходом христианства оральный секс как вид "обмана Природы и Бога" сурово осуждался, даже если речь шла о моногамном, гетеросексуальном, домашнем сексе. Все иные формы применения рта - кроме как отверстия для приема пищи и, следовательно, поддержания жизни - рассматривались как "беззаконство", "осквернение", "огорчение утробы Творца и Бога". Описания, и даже называния этого акта, считались табу.

Существительные "рот", "зубы", "уста", глаголы "целовати" и "лобзати" (вероятно, от "лобзь" - губа) известны по древнерусским памятникам с XI в. (большинство встречаются уже в Остромировом Евангелии 1076 г.). Лексема "губа" - более поздняя (XVI в.).

Отличия терминов - поцелуй и лобзанье, хотя иногда они использовались как синонимы - отражают дифференциацию этих слов по смыслу. Этимология корня цел- в слове поцелуй, связанная с идеей целостности, свидетельствует о том, что поцелуй нес пожелание быть цельным и здоровым.

Это дружеский, родственный акт, пожелание здоровья и благополучия. Этимология слова лобзанье - иная, и связывается она с сексуальным подтекстом, с глаголами "лизать", "лакать". Иными словами, когда автор нарратива старался подчеркнуть сексуальный подтекст действия, связанного со ртом, он пользовался глаголом "лобзати", а когда в действие вкладывался более расширительный смысл (благопожелание) - глаголом "целовать".

Любовное лобзание отличалось от ритуально-этикетного поцелуя тем, что совершавшие его позволяли себе "губами плюскати" - чмокать, шлепать губами, целуясь открытым ртом, а главное - "влагать язык". В XIV в. в некоторых покаянных сборниках такой поцелуй именовался "татарским" ("Вдевала ли язык свой.., вкладывал ли по-татарски, или тебе кто тако ж?"), а в XVIII столетии тот же поцелуй получил название "французского", что отражает общую для древнерусской назидательной литературы тенденцию приписывать иностранцам и иностранной культуре все "вредные" заимствования. Краткость епитимьи (наказания за прегрешение) указывает на незначительность проступка - от 12 до 20 дней поста.

Сопоставление поцелуев с прегрешениями, касающимися орального секса, заставляет увидеть пути очевидного использования женского рта для мужского (а, возможно, и женского) сексуального удовольствия. И то, и другое вызывало резкое осуждение со стороны церковнослужителей и было основой желания жестко наказывать обоих участников подобных актов. Обычно наказание за оральный секс колебалось от 2 до 5 лет поста ("Кто соромные уды дает лобызати женам своим и сами лобызают соромные уды жен своих - 2 года сухо [есть]", "А иные с присными своими [родственниками] беззаконье сотворяют в рот - 5 лет").

Здесь стоит объективности ради признать, что древнерусские нормы относительно орального секса были гендерно-нейтральными, не дискриминировали женщин по сравнению с мужчинами - лобызанье "соромных уд" наказывалось одинаково (два года епитимьи для лиц обоего пола). Любопытно в этом контексте, что взаимные оральные ласки женщин наказывались менее строго - одним годом епитимьи, а не двумя, поскольку особому осуждению и наказанию в первую очередь подвергался тот, кто допускал жертву семя своего без потребы (а в случае с женщинами речь о семени не шла) .

В более поздних источниках, конца 18 и начала 19 века, заметно увеличилось количество литературных и художественных произведений, которые описывают использование рта в различных сексуальных ситуациях. Отрывок из "примерных молитв о согрешениях" позволяет увидеть этот новый, по сравнению со средневековьем, оттенок в описаниях сцен орального секса: "Груди давала сосать ради любви и чтобы меня любили.

И тайные уды многажды целовала у разных мужей и у жен, а им у себя также повелевала, и язык мой мужем в рот вдевала, а им у себя тако же повелевала против [моего], и в лоно язык вдевать [повелевала]". Приведенный отрывок заставляет признать, что перверсивно использованный рот оказывался отнюдь не лишенным радости и запрещенного наслаждения, того самого, которое церковнослужители именовали "ликованием плоти", "люблением плоти" и которое приравнивали к "наузовязанию", т. е. колдовству, чародейству.