ПОСЛЕСВЕЧЕНИЕ ч.2 из 2

Убийца

— -----------------------

На свадьбе важно проявить щедрость Божью, поэтому мы позаботились о том, чтобы приглашенные жители города были насыщены. Нас воспринимали как королевских особ.

Мы тщательно спланировали маршрут и тщательно проверили машину. Однако самым важным фактором для нашей безопасности была возможность продолжать движение, не задерживаясь и не останавливаясь на одном месте слишком долго. Если я правильно рассчитал, нам потребуется шесть дней путешествия по одиннадцать-двенадцать часов в день, чтобы достичь Исламабада.

Мы должны были проехать через Турцию, Иран и Афганистан. Мне хорошо платили, но я знал, что мне нужно будет заработать свою зарплату. В Турции это было не слишком сложно, но в Иране все еще была проблема найти работу для мужчин, которые служили в армии во время восьмилетней войны с Ираком. Многие из них стали неофициальными наемниками и вступили в нелегальные вооруженные формирования, что было равносильно бандитам. Муджахеды в Афганистане только что завершили гражданскую войну и сменили режим Наджибуллы, вызвав гнев Пакистана, который поддерживал Наджибуллу, и Советского Союза, прекратившего помощь.

Все было хаосом, а мне нужно было обеспечить безопасность прекрасной блондинки из Америки, провезя ее через все три страны.

Война, будучи трагедией для одних, стала источником возможностей для других. Американцы и их коалиция оказывали большое влияние даже при их отсутствии, и люди, с которыми я общался, процветали. Черный рынок, фальшивомонетчики и контрабандисты делали состояния. Существовала профессиональная сеть, и если у меня не было связей в этом районе среди тех, кто работал за пределами закона, то у меня всегда были знакомые, которые знали таких людей.

Во время нашей поездки на автомобиле, я устроил в нём спрятанные отсеки для инструментов и всегда брал с собой три больших канистры с бензином, которые мы наполняли каждый раз, когда нужно было заправиться. Мы не останавливались без необходимости. Проезд через Турцию прошел без особых проблем. Но возникло две небольшие сложности. Во-первых, Элли, хотя и выглядела расслабленной, всегда была на чеку. Меня интересовало, сколько времени человек может сохранять такую бдительность до того, как сломается. Во-вторых, чтобы поддерживать видимость семейной пары, нам приходилось спать в одной комнате. Я спал на полу, а она - на кровати.

Мы находились между городами Тебриз и Занджан и остановились в доме местного жителя, который стремился получить часть моих денег. Это была деревня за городом, и хозяева этого дома уехали погостить к родственникам, оставив нам приготовленный ужин. Они вернутся утром, чтобы приготовить завтрак перед нашим отъездом. Я намеревался щедро вознаградить их и надеялся, что мы сможем увезти с собой немного плова "патликанли" и "меркимек кёфтеси", чтобы не остаться голодными.

Проснувшись рано, я вышел на улицу, чтобы позаниматься физическими упражнениями. После тренировки я услышал голоса и детский смех. Дети играли в какую-то игру с изношенным футбольным мячом на поле рядом с домом. Подойдя ближе, я стал наблюдать за ними. Мальчики напомнили мне моего сына Джибрила, и я старался вспомнить, когда видел его последний раз. С тех пор, как его мать умерла, я не мог вспомнить хотя бы одного такого случая. Я посещал его в медресе два раза в год по настоянию Наима Бадраши, который утверждал, что больше это было бы излишеством.

Я также посещал медресе, то самое, где меня нашел убийца, пес Наима, и решил, что из меня получится подходящий киллер для великого человека. Это было то самое медресе, где я начал свое первоначальное обучение под его личным руководством и откуда меня забрали, чтобы женить на дочери моего уважаемого тестя. Да, Наим Бадраши был моим тестем. Он был богат, влиятелен, и я благоговел перед ним. Я бы сделал все, что он попросил, и был бы благодарен за предоставленную возможность, но жертвы были не нужны. Айша была красивой, доброй и гораздо более образованной, чем я. Почему она казалась счастливой, встречаясь со мной, было для меня загадкой, но я был сражен и быстро влюбился.

Она умерла, когда Джибрилю было пять лет, а я был на работе. Когда я вернулся, великий человек сказал мне, что я не должен огорчаться и что он найдет мне другую жену. Так он выразил свою скорбь по поводу смерти собственной дочери и женщины, которую я любил больше жизни. Я чуть не убил его. Это было темное время, и я постоянно работал. Он сказал мне, что Джибрил поживет со своими двоюродными братьями, и вернется жить ко мне, когда я снова буду владеть собой. Как дурак, я поверил ему.

Моего сына отправили в медресе, чтобы обезопасить от моей преданности.

Убийца, который обучил меня, теперь выполнял роль главного телохранителя моего тестя, а я выполнял его прежние функции наемного убийцы и семейного исполнителя. Пока он контролировал моего сына, я был его верным псом. Он засыпал мою конуру золотом, шептал ласки и обещания относительно будущего моего сына, а я, как хороший пес, сидел на корточках и ждал указаний. Не все задания были связаны с убийством, но те, что были, неизменно требовали двух жертв: цель и частичку моей души.

Когда я только начинал, мне говорили, что тот, кого я устраняю, придет, чтобы убить выдающегося человека или его семью. Это была защитная борьба, и я охранял героя, благодетеля многих людей, человека, который спас меня от безысходности и дал мне цель. Когда пелена упала с моих глаз, они похитили моего сына в заложники. Я продолжал свою работу ради безопасности сына.

Переезжай в США, Юсуф. Этот человек причиняет проблемы нашей семье. Я уехал из Дирборна, штат Мичиган после ликвидации конкурента. Сегодня придет Юсуф. Устраните его охрану (после приезда обнаружилось отсутствие охраны). Она называется Элли, Юсуф. Принеси ее в Мури, забери там посылку и доставь в Лахор. Береги ее, Юсуф. Молодец-молодцом. Как верный пес я выполнял все его просьбы без возражений.

Старый и изношенный мяч катился в мою сторону, и один из детей закричал: "Давай! Давай!"

Я побежал вперед, остановил мяч, наступив на него мысок ботинка, затем подбросил его в воздух и несколько раз отбил ногой, отправив обратно. Потом я пошел к детям. Я не думаю, что было много взрослых людей, которые играли с ними. Я был редкостью. Мяч проходил по кругу некоторое время, а затем один из ребят снова передал его мне. Я принял его головой, пару раз подбил коленом и отбросил обратно ребенку.

Мы продолжали играть некоторое время, пока я не повернулся и дал мячу отскочить от своей груди. И тут я заметил Элли стоящую рядом со странным выражением лица на лице. Я осознал, что смеюсь вместе с детьми и тут же прекратился.

Эмоции - это слабость, которой можно воспользоваться. Киллеры не проявляют слабости.

— --------------------

Рука Элли легла на мою руку, когда он подошел к нам.

— "Что-то не так".

Я согласился с ней. Мы прошли через контрольно-пропускной пункт, когда впервые въехали в Иран, и не испытали никаких трудностей. Все выглядело... нормально. Позади было шесть часов езды по стране, и мы приближались к другому контрольно-пропускному пункту, который казался ветхим и примитивным. Бесплодная земля по обе стороны дороги была усеяна камнями, достигавшими полуметра в диаметре. Я убрал ее руку со своей, снова оценивая свое первоначальное впечатление об Элли. Казалось, у нее было почти шестое чувство, когда дело касалось людей из властных структур. Это было бы очень ценным качеством в ее работе.

— "Помни, никакого английского".

Она кивнула, когда мужчина подошел и начал задавать вопросы. Достав наши документы, я заговорил на урду. "Конечно. Вы говорите на урду? Мы с женой направляемся домой".

У него был жуткий акцент, но понять было можно.

— "Да. Подождите здесь".

Взяв наши паспорта, он направился обратно в свое ветхое здание.

Элли была права. Что-то определенно было не так. Его форма выглядела потрепанной и устаревшей, здание не ремонтировалось годами, а деревянный шлагбаум, преграждавший нам путь, казался сколоченным наспех. Создавалось впечатление, что это был запасной контрольно-пропускной пункт во время войны с Ираком, и его давно забросили. Когда он вошел в здание и закрыл дверь, я вышел из машины и быстро направился к двери. Остановившись, я прислушался, пока он говорил с кем-то на фарси.

— "Она точно шатенка". - Пауза. - "Моложе двадцати. Европейского происхождения". - Пауза. - "Только двое детей. Мне нужно вдвое больше. За шатенку вы получите гораздо больше. Она..."

Войдя в комнату, я нанес ему смертельное ранение в голову. Он рухнул на пол, все еще держась за телефон армии. Я не знал, с кем он разговаривал, могли ли это быть рабовладельцы, торговцы людьми или кто-то еще. Я не знал и не желал узнать об этом. Нам нужно было покинуть это место как можно скорее. Я забрал у него пистолет, положил его в его руку и дважды выстрелил через дверной проем.

Вернувшись к автомобилю, я достал из одного из тайников пакет с почти чистой героином и небольшую сумму турецкой валюты на общую сумму около 5 000 лир. Героин я спрятал за пояс трупа, а деньги - в его карман. Если он был каким-то образом законен или имел связи с кем-то легальным, я хотел, чтобы все выглядело так, будто он был причастен к наркотической торговле. Следователи, как всегда, будут искать самое простое объяснение, и я с удовольствием предоставлю его.

Я сел в автомобиль.

— "Что произошло? Что ты взял из машины?"

— "Ничего. Все решено. Держись урду. Тебе нужно лучше скрыть свои волосы. В следующий раз, когда мы остановимся, возьми одеяла и воду из багажника. Сегодня ночью мы проведем ночь подальше от дороги, без каких-либо хостелов".

Она замолчала на мгновение перед ответом. "Хорошо."

— -------------------

Курьер с опасной посылкой

— -------------------

Он не был добрым во время этого странного фиктивного брака, но он был по меньшей мере уважительным. Казалось, это имело для него значение и продолжать думать о нем как о другом человеке было сложно. Он был человеком, а не просто бесчувственной убийцей. Когда я увидела его таким грустным, а затем играющим с детьми, что-то внутри меня изменилось, но я не могла понять, что именно. Это первоначальное переживание стало все более глубоким и широким. Он был не просто человеком, он был кем-то с прошлым, собственной историей и кем-то, кто интересуется благополучием детей.

Его беготня с мячом и смех заставили меня вспомнить моих братьев и сестер, и мне стало интересно, есть ли у него дети.

Когда мы остановились, было уже совсем темно. Он использовал обе большие канистры с бензином, и мы ехали как можно дольше. Он умел выглядеть одинаково независимо от того, что происходило вокруг нас, но даже я могла сказать, что он был измотан. Мы останавливались только для того, чтобы привести себя в порядок и помолиться. Мы припарковались за небольшим хребтом, вне видимости дороги, и поужинали сухофруктами и бастурмой, ароматным сушеным мясом.

— "Юсуф, у тебя есть дети?".

Прежде чем он отвернулся от меня, я увидела океан боли в его глазах. Он откусил кусочек бастурмы и некоторое время грыз его.

— "Я доставлю тебя в Лахор в целости и сохранности. Я буду обращаться с тобой... как можно уважительнее, пока мы вместе. Мне не нужно знать о твоей семье, а тебе не нужно знать о моей. Так проще. Меньше... Просто проще".

Мы разложили свои постели и довольно быстро уснули. Я проснулась через несколько часов, мое сердце было в горле. Я не знала, было ли это следствием сна или чего-то, что я почувствовала в темноте, но это беспокоило меня на инстинктивном уровне. Пролежав так полчаса, я наконец встала и переложила свою постель рядом с его.

Утром я проснулась от того, что его рука обнимала мое плечо, ладонь лежала на груди, а то, что могло быть эрекцией, пробивалось сквозь его и мое одеяла и упиралось мне в попу. Его мягкое, регулярное дыхание как-то успокаивало, а его тепло было желанным.

Когда он шевельнулся, рука на моей груди вызвала во мне другое приятное ощущение. Он начал медленно отводить свою руку назад, вероятно, думая, что я все еще сплю. Я схватила его кисть и прижала ее к себе.

Проводя пальцами по его руке, я заметила, что у него отсутствует кончик безымянного пальца. Он испугался, когда я обнаружила это.

— "Что случилось?"

Он задержал дыхание перед тем, как ответить.

— "Это было наказание. В юности мне приходилось изучать несколько уроков. Эти стимулы к обучению были эффективными".

Юсуф всегда говорил таким жестким и холодным тоном. Я почувствовала, как сосок налился напряжением под его ладонью.

— "В школе? Они... они делали это с тобой за то, что ты не усваивал материал?"

— "Это произошло в медресе, но это был не один из преподавателей. Это был человек, который научил меня быть таким, какой я есть. Он приходил каждые несколько недель. Ставил передо мной задачи, проверял, что я усвоил с тех пор, как мы последний раз разговаривали. Есть определенные правила, которым мы должны следовать, чтобы выжить. Я должен был их запомнить все по порядку. Моя память стала лучше после этого". - Он поиграл пальцами.

Не знаю, почему я это сделала, но поднесла его руку к губам и поцеловала палец.

— "Прости".

— "Мне... мне нужно встать. Размяться. Помолиться. Я..."

Нужно отойти от меня.

— "Я понимаю. Я должна была сказать это раньше. Я ценю то, что ты делаешь. Я знаю, что для тебя это работа, но ты спасаешь мне жизнь и я ценю это".

— Несмотря на его заявление о необходимости встать, он оставался на своем месте. Прошло несколько мгновений прежде чем он заговорил.

— "Сын. Джибрил. У меня есть сын".

Я не понимала почему, но была в восторге от того, что он поделился со мной этой информацией.

— -------------

Киллер

— -------------

Мы расходовали воду быстрее, чем я предполагал, и это меня беспокоило. Это было частью моей работы. Элли должна была быть доставлена в целости и сохранности и в добром здравии. Я должен был соизмерять это с необходимостью оставаться вне поля зрения и в стороне от проторенных дорог. Мы остановились в Сабзеваре, к югу от Национального парка Голестан. Это был удивительно плотный город, а люди были дружелюбны.

В тени пятничной мечети Масджид Джамех с двумя минаретами располагался большой рынок под открытым небом. Сабзевар был известен своими сухофруктами, которые поставлялись по всему Среднему Востоку и были именно тем, что я искал. Элли держала голову плотно закрытой, а глаза опущенными, стараясь не привлекать внимания. Жара била по нам, но мы оба были благодарны за то, что ненадолго вышли из машины, и наслаждались ограниченной свободой прогулок.

Мы только что доели самсу у одного продавца и хотели купить лавашей на десерт. Фруктовые лепешки были дешевыми, вкусными и повсеместными. Торговец также продавал мексиканскую кока-колу, что стало для нас большим сюрпризом. Я торговался о цене ящика и коробки лаваша, когда краем глаза уловил что-то. Повернувшись, я увидел Элли, которая стояла там, напряженно глядя на меня. Мужчина стоял прямо за ней и слишком близко.

Держа руки на боку, я медленно повернулся к ним. Элли смотрела на меня с отчаянной мольбой в глазах. Я не знал, убить или пощадить этого человека.

Я стал разговаривать на фарси. "Почему ты прикасался к моей супруге?" - спросил я.

— "Твоя жена? Я полагал, что она не замужем", — ответил он.

— "Ты не мой брат, и ты так и не ответил на мой вопрос. Есть ли причина для того, чтобы ты трогал ее?"

Он улыбнулся. "Кто сказал, что я к ней прикасался?"

Мне было разумно промолчать и сделать профессиональный шаг в сторону, но я просто не мог этого сделать. Внутри меня что-то заставляло двигаться вперед. Это было новое, тревожное и удивительно возбуждающее чувство. Он считал, что имеет право нарушать личное пространство женщины. Меня оскорбляло это на самом базовом уровне и я был оскорблен независимо от обстоятельств, но эта женщина была Элли. Мое чувство защиты переполнило меня от верности своей работе до простой защиты.

— "Тебе плохо слышно? Я повторю еще раз. Извинись перед моей супругой, и я позволю тебе уйти".

Надменная улыбка на его лице исчезла. "Ты гость здесь, иностранец. Ты смеешь предъявлять мне требования?"

Он был одет как павлин, в длинные шаровары и джамех яркого синего цвета. Торговец в ларьке позади него выглядел потрясенным, а другие покупатели обходили нас стороной. По-видимому, он был влиятельным человеком в этом районе. Я должен был проигнорировать это, но... Элли. Два крупных мужчины в дешевых костюмах подошли к нам.

— "Мистер Ширвани", — сказал лысый мужчина с густыми усами, делая быстрый полупоклон. — "Все хорошо?"

— "Этот человек и его проститутка оскорбили меня".

Я улыбнулся, все мои правила пошли прахом.

— "Ты делаешь серьезную ошибку. Извинись, и я позволю тебе и твоим людям уйти. Я больше не сделаю этого предложения".

Крупный мужчина шагнул ко мне и попытался схватить меня за рубашку возле плеча. Прижав его руку к груди, я сделал шаг назад, слегка выведя его из равновесия. Ребро моей ладони метнулось к его горлу, но он повернул голову и склонил ее, приняв удар на челюсть. Он был тренирован, что делало ситуацию намного хуже. Я держал его руку прижатой к груди, но вывернул ее ладонью вверх, а затем быстро поднял. Ему пришлось закрыться, иначе он рисковал сломать запястье. Когда он попытался освободить руку, я ударил его локтем по голове, развел его руки в стороны и ударил ногой в грудину.

Теперь между нами было свободное пространство, и другой крупный мужчина прошел в ноги и сумел провести двойной тэйкдаун, опрокинув меня. Некоторые из лучших борцов в мире были родом из этого региона, простирающегося от Дагестана до Турции. Последнее, чего я хотел - оказаться с этим человеком в партере. Лежа на спине, я закинул одну ногу на его плечо, а другую - на шею. Мне удалось схватить его руку, я выпрямил ее и взял на излом, используя собственные туловище в качестве точки опоры.

Либо я сломаю ему руку, либо задушу.

Не тут-то было. Свободной рукой он схватился за мой пояс и сумел подтянуть под себя ноги. С удивительной силой, вероятно, увеличенной гормонами или стероидами, он поднял меня над землей, а затем обрушил на землю. Мой хват ослабел, он сумел высвободить руку, и он воспользовался этим, чтобы схватить меня за горло и повторить свой слэм. Душить его было все равно, что душить гориллу.

Его хватка была безумно сильной, и я отчаянно озирался по сторонам. У торговца под столом стояли ящики с кока-колой. Растягиваясь, я потянулся за одним, но не достал. Меня подняли и снова грохнули об землю. Похоже, что-то сломалось внутри меня, скорее всего, ребро. Снова потянувшись, я нащупал край ящика и потянул его к себе, наконец, схватив бутылку. Горилла поднял меня еще раз, и я почувствовал, что его поза изменилась. Он собирался снова бросить меня вниз, но на этот раз сосредоточился на том, чтобы я ударился о тротуар головой, а не спиной.

Я скрестила ноги вокруг его талии, приняв полу-сидячее положение. Когда я приблизилась достаточно близко, я ударила его правый глаз горлом бутылки. Она скользнула по лобной дуге и попала в глазное яблоко, заталкивая его внутрь. Затем я ударила дном бутылки второй рукой, закапывая ее наполовину в мужчине глаз. Я упала на землю, когда он поднялся и отступил назад.

Первый мужчина поспешно приближался ко мне. Лежа на земле, я перекатилась вправо, схватила его за правое колено и потянула за левую лодыжку, повергая его. Это было необычное приемущественное положение, и он тяжело упал. Перекатившись на спину, я схватила его за голову и трижды стукнула ею об асфальт. Взглянув назад, я увидела, что Павлин протягивает руку к своей рубашке, вероятно после оружия. Я могла бы перевернуть потерявшего сознание мужчину и использовать его как щит, но этого хватило бы только на один или два выстрела.

Я быстро оглядела стол, размышляя, успею ли я спрятаться под ним, когда заметила, что Элли подошла сзади павлина и ударила его головой металлической витриной, которую она выхватила у продавца. Он упал на колени, а она ударила его еще раз. Он лежал на земле и не двигался. Поднявшись, я почувствовала боль в боку, схватила витрину и набросала в нее лаваша, орехов и других продуктов со стенда продавца.

На своем родном языке я обратилась к Элли, которая все еще стояла над павлином, казалось, в шоке.

— "Принеси воду. И колу".

Поставив ящик из витрины на колено и держа его одной рукой, я протянула торговцу пачку денег. Это было гораздо больше, чем он заработает за месяц. Мы поспешили с рынка к машине, надеясь, что нас не преследуют. Многое зависело от того, насколько ненавидим был павлин. Если бы я ускорилась, мы могли бы оказаться в Афганистане через 12 часов. У нас было достаточно еды, воды, полный бак бензина и два запасных канистра, которые лежали на заднем сиденье.

— -------------------

Наркокурьер

— -------------------

Я думаю, я убила его. Он собирался убить нас, так что я не должна была чувствовать себя так, но это не помогало. Несмотря на тренировки Серджио, я все еще была разбита после того, как, возможно, убила того, кого нужно было убить. Мои руки все еще дрожали, но, возможно, это был адреналин. Мне было трудно думать, поэтому я просто слушала Юсуфа и делала то, что он говорил.

Во мне чего-то не хватало. Чего-то, что удерживало меня на привязи к реальному миру. Я отдалялась от ежедневной рутины, и встреча с детьми подтверждала, зачем я все это делаю. Макароны с сыром и порезанными сосисками с ними были лучше, чем высокая кухня в лучших ресторанах с кем-либо еще. Мне нужно было увидеть Эшли, Дэнни и Софи. Мне нужно было чувствовать их объятия и знать, что они настоящие.

Мои лучшие качества исчезали, и мне чертовски нужны были дети.

Я должна была вернуться в Калифорнию, флиртовать с качками, избегать пивных вечеринок и получать диплом. Вместо этого я была в центре Ирана, только что выбив мозги кому-то, кто выглядел как персонаж из диснеевского "Аладдина". Он схватил меня за задницу. И что? После всего, что я делала с Серджио и для него, какой-то гад, тискающий мою жопу, не был большой проблемой. Не для меня. Но для Юсуфа это явно было очень важно.

В его взгляде было что-то, пугающее и возбуждающее одновременно. Он всегда был таким сдержанным, контролирующим себя, но когда он увидел этого гада, в его глазах что-то разгорелось, и это было из-за меня. Не ради работы, а ради меня, ради Элли. Он убил по крайней мере одного человека, а может, и двух, потому что проявил чувства. Я сидела рядом с ним в машине, когда он вел ее, и во мне бушевала смесь эмоций. Я до смерти боялась, что за нами следят, и меня снедали мысли о том, что Юсуф снова потеряет контроль и я окажусь под ним.

Его правая кисть находилась между сиденьями, на подставке для еды и напитков. Я протянула руку и провела пальцами по его запястью и ладони. Он начал отстраниваться, но потом остановился. Повернув ладонь вверх, он нежно сжал мою руку и опустил ее обратно. Я оставила свою руку на его, пока мы удалялись от опасности.

— -------------

Профессиональный убийца

— -------------

Айд Фаруки, человек, который создал меня, говорил бесконечно о том, что стимуляторы - это проявление слабости. Употребление наркотиков было характерно только для низших людей. Мы были профессионалами. Если мы стали бы зависеть от чего-то внешнего, что делать нам, когда этого не будет? Я думал о нем, когда заканчивал пить пятую мексиканскую колу после десяти часов за рулем. В детстве я сидел на полу перед ним и впитывал его мудрость, не обращая внимания на то, что он всегда держал рядом чашку чая или кофе.

С рассвета до заката он потреблял кофеин и говорил мне о стимуляторах. Еще одно правило в его списке того, что делают и не делают убийцы. Мне надоело это лицемерие. Мне надоел мой свекор, и мне надоел Айд. Мои списки и мои коды должны были быть только моими. К тому же, пока я ехал по Ирану и размышлял о том, сколько еще людей я должен убить, чтобы обеспечить безопасность Элли, я понял, что придется найти свой собственный способ защитить моего сына.

Я не собирался полагаться на щедрость Наима, когда дело касалось Джибрила. Он был дедушкой моего сына, но использовал свою собственную дочь как инструмент для контроля надо мной, а после ее смерти его единственное горе было связано со потерей "инструмента".

В следующий раз, когда мы остановились помочиться, я плеснул себе на лицо немного воды из одной из наших бутылок и попытался стереть усталость с глаз. Когда она вернулась, сделав свои дела за выступом, я заговорил с Элли. Она подошла ко мне, луна за ее спиной обрамляла ее красоту. Я был в растерянности.

— "С тобой все в порядке? Хочешь, я немного поведу? Ты выглядишь... Я не знаю".

Очнувшись от забытья, я заговорил.

— "Нет, нет, я в порядке. Когда мы доедем до границы, ты должна стать канадкой. Не должно быть никаких упоминаний о Штатах. Вообще. Никаких."

— "Хорошо." - Она потрогала свою щеку. - "На что ты так уставился? У меня что-то на лице?"

Я повернулся обратно к машине. Мой голос прозвучал резче, чем я намеревался.

— "Мне не до гляделок. Теряем время".

Видимость была плохой. Слева от нас был ряд холмов, которые увеличивались в размерах по мере удаления от дороги. Справа от нас через каждые несколько миль располагались вытянутые поселения. Каждое из них было обнесено стеной и имело длину в несколько сотен метров. В округлых глиняных и терракотовых зданиях, примыкающих друг к другу, жили семьи, которые работали на ирригационных фермах. Навстречу нам по этому двухполосному шоссе шел поток автомобилей, в основном грузовиков. В машине царила тишина.

Вскоре мы были на границе. Мы без проблем проехали контрольно-пропускной пункт в Иране, и я вздохнул с облегчением. Я опасался, что нас будет ждать засада. В нескольких сотнях ярдов впереди находился афганский контрольно-пропускной пункт. Не слишком оригинально, но их валюта называлась афгани. Я приготовил пачку афганских купюр по 500 и передал их и наши удостоверения охраннику.

Он приподнял бровь, осмотрел документы и заговорил на неловком урду.

— "Возвращаетесь домой?"

— "Да, брат".

— "Счастливого пути".

— "Благодарю".

Мы с Элли расслабились, когда въехали в Афганистан, оставив Иран позади.

Уже было поздно, мы ехали без остановок почти 12 часов, и мой бок причинял мне боль. Нужно было перебинтовать его. Я был почти уверен, что у меня сломано ребро. Мы остановились в первом же городе и заправили машину и две канистры на заправке, которая была пристроена к дому. Хозяин спал, но он рад был заработку и прекрасно отреагировал на то, что его разбудили ночью. После того как мы приобрели еще воды и продуктов питания, я на своем хромацком спросил, не знает ли он гостиницу или хостел для ночевки.

Он с энтузиазмом начал рассказывать о муже своей двоюродной сестры. Они проживали неподалеку от города, и она славилась своими кулинарными навыками. Он был уверен, что они примут нас на ночь и будут рады предоставить нам приятные условия за вполне разумную плату. Очевидно, он видел во мне потенциального клиента, но это меня не смущало. Он мог запросить любую цену, главное для меня было получить возможность хотя бы немного отдохнуть.

После того как я щедро оплатил его услуги, я попросил еще еды и бинты. Он бурно общался с женой на своем родном диалекте быстрее, чем я мог уловить каждое слово, но вскоре она вернулась с бинтами, а он заверил меня в том, что утром мы отправимся с запасом продуктов. Нас накормили, показали свой скромный домик, расстилали свежее постельное белье и провели вечер в своей лачуге, а мы с Элли заняли их спальню. После молитвы я вернулся в комнату для отдыха.

— "Я, э-э, мне бы пригодилась твоя помощь".

Она сидела на кровати в светло-голубой ночной рубашке. Она была непрозрачной, но почему-то казалась матовой. Комната была плохо освещена, но ее бледная кожа и светлые волосы были хорошо видны.

— "Конечно. Что нужно сделать?"

— Я сделал паузу. Это было невероятно неловко и было бы невозможно при других обстоятельствах, но мы были одни и формально женаты.

— "Мне нужно перебинтовать грудную клетку. Возможно, я сломал ребро".

Она замолчала на мгновение и выглядела обеспокоенной.

— "Этим утром? С теми мужчинами?"

— "Да".

— "И... И ты проехал весь этот путь, не сказав ни слова?"

— "Да. Это было терпимо".

— "Как... Это было ужасно, Юсуф. Тебе было больно, из-за меня. Я... Сними рубашку и дай мне бинт".

Я сел рядом с ней, а она достала из рюкзака рубашку, намочив ее в тазу с водой. Нежно, очень нежно, она вытерла мне бок и спину, где были синяки. Я почти вздрогнул от ее прикосновения, но не от боли. Это была близость и возбуждение, от которых у меня перехватило дыхание. Она медленно обернула вокруг меня первую полосу, затем повторила процесс, потом еще и еще. Когда она закончила, то поцеловала меня в плечо, и я почувствовал, как она вздрогнула. Я медленно встал.

— "Я... Спасибо тебе, Элли. Я сдержал свое обещание не быть придурком, а ты была добра ко мне. Это... Спасибо".

Я снова лег на пол, а она на кровать.

— ---------------

Наркурьер

— ---------------

Я лежала на кровати, смотрела в потолок и слушала, как он дышит. Время от времени он менял положение, и раздавался легкий стон от дискомфорта или боли. Я вздрагивала каждый раз, когда слышала это. Я провела кончиками пальцев по своей коже, представляя, что это его кожа, вспоминая ощущения от его тела: твердого, упругого и гибкого. Юсуф не представлял, чего мне стоило остановиться, когда я поцеловала его худое, мускулистое плечо. Я хотела продолжить, но не была уверена, что он чувствует. Когда он с трудом пытался отдохнуть, я пожалела о своей нерешительности.

Какие положительные стороны приносит нам колебание? Если бы он хотя бы на короткое время остановился на рынке, он был бы в опасности. Я тоже была бы в опасности. Мертвой, или умирающей, или выведенной с рынка под пинками и криками в неизвестном направлении.

Я не могла позволить себе захватываться этими "если только". Они лишь еще больше тащили меня в мир, где я потихоньку теряла саму себя, где мне не принадлежало никакого места. Мне нужно было что-то реальное. Мне нужны были Эшли, Дэнни и Софи; мне нужна была Калифорния; мне нужно было прекратить все это.

В половине пути по всему свету у меня ничего из этого не было. У меня был только человек, делающий нетвердые вдохи, человек, который пострадал из-за меня. Ради меня.

И он существовал на самом деле.

Не возникло никаких колебаний, когда я сползла с кровати к Юсуфу. Просто нужно быть рядом с ним. Нужно почувствовать что-то настоящее рядом, ощутить присутствие и уют человека.

По крайней мере, я себе так говорила.

Он лежал на боку на матрасе, тонкое покрывало прикрывало его нижнюю половину тела. На его лбу видны были капельки пота. Хотя он держал глаза закрытыми, я знала, что лучше не думать о том, что он спит. Трудное дыхание было одним из свидетельств; другое - я знала, что он слишком внимателен, чтобы быть незамеченным.

Тихо я прилегла рядом с ним, подняла покрывало и прижалась к нему.

— "Ты должна отдохнуть". - Слова зазвучали как шепот на моем плече.

— "Ты тоже".

Он не касался меня, просто позволил мне прижаться к его телу. Поскольку между нами не было преграды, я чувствовала каждый напряженный мускул, каждую степень его высвобождающегося тепла, проникающего сквозь мою ночную рубашку. Его плечо легонько коснулось моего, его рука уложилась вдоль тела, пока я не протянулась назад и не схватила его за запястье.

Он немного посопротивлялся, прежде чем позволил мне вести его руку. Я провела ею по своей талии, опустила ниже, а затем прижала ее к своей груди.

— "Нет".

Но он не убрал руку.

Ну, он все-таки убрал руку. Он обхватил мою грудь через тонкую ткань ночной рубашки, и я знала, что он чувствует, как мой сосок твердеет на его ладони.

— "Но почему нет?" - прошептала я.

— "Это работа".

— "Ты мой муж".

— "Ты не..."

— "Я твоя жена".

Его рука сжалась на моей груди. Я не знала, чувствует ли он, как быстро бьется мое сердце, но я чувствовала, как он напрягся. В отсутствие отдельного одеяла, на этот раз я точно знала, что прижимается к моей заднице.

Я сдвинула бедра, упираясь в его твердую спину, и он снова сжал руку.

— "Ты не знаешь, о чем просишь".

— "Знаю".

— "Ты меня проверяешь?"

— "Ты действительно недоволен тем, что я хочу, чтобы ты меня выебал?"

Быстрее, чем это было возможно для человека с переломом ребра, он схватил меня за плечо, толкнул на спину и навалился на меня. Выдох удивления вырвался из моих легких, когда темные, опасные глаза встретились с моими.

Наступила тишина, когда он уставился на меня, стиснув челюсти, с неопределенным выражением лица.

— "Ты..."

Я потянулась вверх, притянула его лицо к своему и поцеловала его.

В течение полусумасшедшего сердцебиения он казался удивленным. На мгновение, которое длилось не дольше, чем капля дождя в луже, я контролировала ситуацию. За меньшее время, чем потребовалось, чтобы моргнуть, он пришел в себя, и в глубине его горла зародилось яростное, болезненное рычание.

Он не прикоснулся к моим губам, а схватил их своими, сжимая силой противоречивого желания, которое выбралось наружу, когда он завладел моим ртом. Одна рука удерживала его тело над моим. Другая поднялась вверх по моему боку и вернулась к моей груди, сжав ее так крепко, что я застонала ему в губы. Коленом он раздвинул мои ноги, прижав выпуклость к центру моего тела. Я вскрикнула, но его поцелуй заглушил звук страсти, который проник в меня.

Он отступил, когда я задыхаясь вымолвила:

- "Так значит, все-таки хочешь продолжить?"

- "Я не продолжаю", - прошипел он и опять поймал мои губы.

- "Это не то, что я называю любовью", - пробормотала я ему на ухо.

В ответ он укусил мою нижнюю губу и снова прижался ко мне бедрами.

- "Если хочешь заниматься любовью, скажи мне, чтобы я остановился сейчас".

В ответ я укусила его губу. Он застонал - звук, который заставил меня пульсировать от страстной жажды, - и отстранился.

- "Что..."

Но прежде чем я успела спросить, он поднял меня на ноги.

Я напряглась, ожидая, что он толкнет меня через комнату на кровать, но этого не произошло. Вместо этого он схватил меня за голову и притянул к себе для еще одного страстного поцелуя, ведя меня обратно на кровать.

Я споткнулась и мои бедра ударились о матрас, но он успел поймать меня за талию перед тем как я упала назад. Его губы не отпускали мои, его язык настойчиво проникал в мой рот. Я дала ему доступ и в то же время он задрал ночную рубашку до бедер. В следующий миг раздался треск рвущейся ткани и он сорвал ее со мной вместе, оставив меня полностью обнаженной.

Он отстранился от моего рта, чтобы посмотреть на меня. Я попыталась понять выражение его лица. Это была не благодарность или тоска, не похоть или голод. Оно было как-то темнее этих вещей, как-то глубже, и когда его глаза снова встретились с моими, я чуть не задрожала.

— "Ложись", - приказал он.

Я села на кровать и откинулась назад, наблюдая, как он раздевается и обнажает тело с твердыми, непоколебимыми мускулами. Его было не одолеть, только не мне. Как только он присоединится ко мне на этой кровати, я окажусь в его полной власти, а он не обещал мне доброты.

Я никогда в жизни не хотела кого-то сильнее.

Он забрался на кровать и встал на колени рядом со мной.

— "Ты не ляжешь".

Я поднесла руку к его шее и снова поцеловала его. Он терпеливо отвечал, позволяя мне исследовать его рот, позволяя мне проводить пальцами по его плечам, рукам и вниз по груди. Затем он снова взял себя в руки, раздвинул мои бедра и толкнул меня на спину, устроившись между ними.

Он был таким твердым, и я знала, что он чувствует, какая я мокрая. Он скользил по мне, его член ударялся о мою киску. Должно быть, он знал, как сильно я хотела, чтобы он вошел в меня, но вместо этого он отстранился от моих губ и прижался лицом к моей груди.

Он решил использовать свою власть надо мной, чтобы исследовать, покусывая мои соски и проводя по ним языком. Большие руки обхватили мою талию и бедра, пальцы спустились к моей щели и провели вдоль складок. Он погрузил кончик пальца в мою киску, но этого было недостаточно, чтобы утолить грызущую потребность, которая приводила в бешенство каждый нерв в моем теле. Я извивалась под ним, задыхаясь, захлебываясь, умоляя его о большем.

Он обещал мне терпение, и его умение сдерживаться действительно впечатляло. Каждая часть моего тела окутывалась его крепким прикосновением, пальцы нежно скользили по моей коже. Его возбуждение было явно видно, и капли страсти оканчивались на его кончике, когда он разглаживал и двигался внутри меня, отказывая себе в удовольствии по необъяснимой причине.

— "Пожалуйста, Юсуф", - наконец я попросила.

— "Ахмад".

— "Что?"

Он поднял глаза от моего лица. В его золотистых глазах я увидела странную ранимость.

— "Меня зовут Ахмад".

Конечно, это не было его настоящее имя. Он был достаточно умен, чтобы скрыть его. Он изучал мою реакцию на это новое открытие, наблюдая за каждым изменением на моем лице. Я ощущала смешанные эмоции: опасность от того, что он скрыл свою личность от меня, и одновременно волнение от того, что он наконец раскрыл ее.

— "Пожалуйста, Ахмад", - сказала я наконец.

Он издал сладкий стон, который пронзил меня до самых глубин. Затем он оказался надо мной, его губы покрыли мои, и я ощутила его вес на себе. Его член проник внутрь меня, вызвав резкий вздох блаженства, когда он окончательно погрузился.

Сначала движения были медленными, не для того чтобы продемонстрировать любовь, а чтобы обнаружить комфортное положение безболезненного контакта. Он нашел его, прижав меня за бедра и прикрывая своими бедрами мои ноги.

Затем он начал двигаться быстрее и сильнее, проникая вглубь каждый раз так глубоко, как только можно. Мое постанывание заполнило комнату: я наслаждалась ощущением полного проникновения и реальностью его тела, которое заставляло дрожать каждую клетку моего существа.

Я попыталась просунуть между нами руку, чтобы погладить свой клитор, пока он ебал меня - потому что он именно ебал, несмотря на его настойчивое утверждение, что он "не ебал", - но его рука поймала мое запястье и отбросила мою руку в сторону. Я уже собиралась протестовать, когда его пальцы нашли мой клитор, поглаживая его, пока он получал удовольствие от моего тела.

Я не ожидала, что он это сделает, и это сделало его еще более взрывным.

Я извивалась под ним, вцепившись в простыни, пока он долбил меня. В животе у меня все сжималось и спазмировало, угли возбуждения разгорались все сильнее, пока не вспыхнули, не взорвались, и я кончила.

Моя спина выгнулась дугой, и я сдержала крик, чувствуя, как сжимаюсь вокруг его члена, когда мое тело подчинилось интенсивному огню моего оргазма. Пальцы Ахмада оставили мой клитор, и он упал вперед, хрипя, потеряв всякое чувство ритма. Я обхватила его ногами за талию и притянула его лицо к своему; когда я поцеловала его, он кончил.

Он не рычал и не стонал; кроме задыхающегося, почти хрипящего мычания, он был тихим. Силу оргазма выдавало напряжение мышц, читалось на его лице и в его глазах, и в том, как он прижимал свой рот к моему, когда изливался внутрь меня.

В первые блаженные моменты послесвечения все, что имело значение, - это ощущение его прикосновения ко мне, комфорт его тела и та непрочная связь с реальностью, которую оно мне давало.

Когда его глаза открылись, жесткие, темные и холодные, я вздрогнула.

Проснувшись, я почувствовала себя странно, как будто чего-то не хватало. Это был Ахмад. Я вспомнила предыдущую ночь, его ощущения и то, что он заставил меня почувствовать, и лежала, наслаждаясь воспоминаниями. Теперь его не было, и мне не хватало его присутствия. В конце концов я встала и, умывшись, направилась на кухню. Женщина, у которой мы снимали дом, улыбнулась и жестом указала на стол. Я села за стол и подумала, не молится ли он еще.

Вскоре в помещение вошел Ахмад, который резко остановился, заметив мое присутствие. Продвигаясь дальше, он сел за стол. Женщина говорила быстро, а мой супруг, неизменно тот же человек, казалось, пристально слушал ее слова, пытаясь разобраться в их значении. Она поднесла большое блюдо ярко-оранжевого цвета, на котором находилась фриттата из яиц, картофеля и помидоров. Вскоре за столом накопилась еще масса других блюд.

Я взяла одно из манго из фруктовой тарелки, и Ахмад быстро вытянул руку, аккуратно отнял его у меня и освободил от кожуры. Спокойно разрезав его на четвертьки при помощи ножа, он положил их на маленькую тарелку и поставил передо мной. Сидя и наблюдая за этим процессом, меня посетила мысль о том, что будет странно сохранять этот фрукт без его употребления. Его жест казался... дружественным.

— ------------

Наёмник

— ------------

В Кабуле находились знакомые мне люди. Я мог обсудить с ними то, что меня ожидает у пакистанской границы. Я не задерживался там долго. Мое время было напряжено. Я не стремился провести больше времени с Элли. Я просто выполнял свою профессиональную работу. Мы потратили там полдня, восстанавливая контакты и получая информацию. Возможно, мы остановимся на ночь, но не более того. Было несколько достопримечательностей, которые я мог бы ей показать, но это было второстепенным. Главное для меня было закончить дела, получить оставшуюся оплату и разобраться со своим сыном. И завершить отношения с Элли. Почему я забыл об этом? Нам нужно развестись.

Как и обещали, у нас было достаточно еды для прихватки в дорогу вместе с запасными бутылками воды. Хотя ребра ограничивали мои движения, я все равно чувствовал дискомфорт от бездействия. Мои мышцы стонали, требуя нагрузки, и не только физической, такой как вчерашняя ночь. Обычно я пробегаю не менее 50 километров в неделю, но я точно не мог сказать кому-то, что пойду потренируюсь и вернусь через некоторое время. Тщательные растяжки помогали, но я хотел найти тренажерный зал в Кабуле для тренировок. Изометрические упражнения были подходящими для новичков йоги, но мне нужно было больше.

Расплатившись с хозяевами, мы сели в машину и продолжили наш путь. Следуя по шоссе А77, мы ехали по двухполосной дороге, почти вплотную к грузовикам, идущих в противоположном направлении. Я ненавижу западные предрассудки об этой части света, но какими бы дружелюбными ни были люди, нельзя отрицать, что пейзаж был бесплодным и однообразным.

Часы пролетали незаметно, и, как и в предыдущие дни, Элли возилась с радиоприемником. Я потакал ее бесконечным переключениям с одной станции на другую, пока концентрировался на дороге. Когда она наконец остановилась и откинулась назад, я достал несколько оставшихся сухофруктов и протянул ей, чтобы побаловать. Покончив с фруктами, Элли медленно, неуверенно положила свою руку поверх моей. Я позволил ей лежать там.

Мы остановились около 10:00 вечера, и, не зная ни одного города впереди, я снова съехал на обочину и поставил машину за большими камнями. Мы достали матрасы, разбили небольшой лагерь, я прочитал молитву Ишаа и попросил прощения за то, что пропустил молитву Магриб. После того, как я сделал все возможные упражнения, я лег в трех метрах от Элли. Ночь была теплой, и в костре не было необходимости, но я поддерживал огонь, чтобы отпугнуть любопытных или голодных животных.

Я проснулся, услышав, что Элли движется ко мне. Она опустилась на колени рядом со мной и потянула меня за подстилку.

— "Хватит притворяться, что ты спишь. Мне кажется, я слышала волка, койота или что-то в этом роде. Впусти меня".

— "Ничего ты не слышала".

— "Не спорь со мной, муж".

Ее голос звучал полон радости, и я был беззащитен перед ней. Она присоединилась ко мне, и я открыл для себя новый способ тренировки сердечно-сосудистой системы.

Когда Кабул появился на горизонте, уже было полдень. Мы повернули на север и вместо этого проехали пятнадцать минут до озера Карга, расположенного на реке Пагман. Это великое водное пространство было символом гордости афганского народа, рядом с ним находились отель, рыбоводные хозяйства и предложения для занятий спортивной рыбалкой и водными видами спорта. Глаза Элли расширились, и мне пришлось удержаться от улыбки при виде ее изумления таким роскошным местом после наших скромных путешествий.

Мы зарегистрировались в номере, а Элли провела почти полтора часа под душем. В отеле была прачечная, которой мы воспользовались. Пока она мылась, я связался с коллегами и договорился о встрече с ними на ужин в одном из ресторанов отеля. Чтобы не потерять ее из виду, я пригласил Элли в тренажерный зал отеля. Она спокойно тренировалась, пока я бегал на беговой дорожке. Некоторые мужчины были недовольны ее присутствием, но меня не устраивали их возражения, поэтому мы были в порядке.

Элли была со мной в ресторане. Мне было известно как эксперту в своей области. Это не вызывало гордости, это был просто факт. Если кто-то имел проблемы с ее присутствием, то они оставались при себе. Было столько дружелюбия, сколько только возможно для людей нашего круга. Мы с Элли общались с ворами, подделывателями, контрабандистами, решалами и боевиками. Мишель Ралинбоу специализировался на объединении людей. Он работал как посредник и если нужно было найти кого-то соответствующего нашим специализациям, он помогал связаться с ними. Я давал ему имена и местоположение людей, которые сдавали нам свои дома на время наших путешествий, и он вел подробные записи.

К ним хорошо относились и считали их ресурсом.

— ---------------

Она снова проснулась в моих объятиях, на этот раз в большой, удобной кровати. Она подняла руку, которая обнимала ее грудь, и поцеловала костяшки пальцев. "Доброе утро".

— "Доброе утро, Элли. Нам нужно уехать через час".

— "Мммм... нет. Слишком удобно. Через два часа?"

Я не пытался скрыть свою ухмылку. "Хорошо. Два часа".

Позвонив в обслуживание номеров, я быстро принял душ. Запах кофе поднял ее с кровати. Я уставился на ее обнаженное тело, пока она натягивала на себя простыню и пробиралась к маленькому столику. Она выбирала и откусывала, а затем встала, чтобы принять душ. Я смотрел, как она уходит. На полпути она сбросила простыню, сделала еще два шага и посмотрела на меня через плечо, улыбаясь. Принять второй душ в то утро казалось разумным. Я встал и присоединился к ней.

Она удивилась, когда я сказал ей, что багаж нам не нужен. Рейсовый автобус доставил нас на пристань, и мы провели несколько часов, ловя радужную форель. Для меня это был новый опыт, поэтому я наслаждался им ее глазами. В этом не было ничего спортивного, рыба как будто сама нанизывалась на крючок. Она смеялась, и я видел, как исчезали тревожные морщинки из глаз, когда она расслаблялась.

Когда мы вернулись в отель, Элли зашла в сувенирный магазин и вернулась со старыми копиями воскресных версий газет "Лос-Анджелес Таймс" и "Лос-Анджелес Дейли Ньюс". В тот день она перелистала обе газеты, прочитав каждую статью.

— "Так вот где они?"

Она подняла на меня глаза. - "Хммм?"

— "Твои дети. Они в Лос-Анджелесе?"

Элли, по видимому, отодвинулась и оттолкнула газету.

— "Я никогда не говорила о своих детях".

— "Не словами, нет. Иногда у тебя такой же выражение лица, как у меня, когда я думаю о Джибриле, моем сыне. Ты - американка вдали от родины, занимаешься опасной работой, которая, кажется, тебе не нравится. Ты делаешь это для кого-то другого. А кто может быть ближе тебе, чем ребенок?"

Она сделала паузу.

— "Сколько лет Джибрилу?"

— "Одиннадцать".

— "У тебя есть фотографии?"

— "Нет, это слишком опасно".

Она грустно улыбнулась.

— "Я уверена, он такой же прекрасный мальчик, как и его отец. Девочки будут влюблены в него".

— "И это не мои дети", - добавила она, - "это мои братья и сестры. Да, они в Лос-Анджелесе. Мои родители... не важно, короче говоря, я все, что есть у детей".

— "Хочешь вернуться к ним?"

— "Это... Да, это моя последняя работа".

Я кивнул. "Это лучшее решение, Элли".

Мы провели еще одну ночь вместе, выспались и отправились в Исламабад.

— --------------------

Наркокурьер

— --------------------

Утром, когда мы собирались уезжать, Ахмад настойчиво просил меня поторопиться. Было странное противоречие. Чем быстрее все закончится, тем скорее я смогу вернуться к детям и избавиться от Серджио. С другой стороны, чем быстрее мы закончим, тем меньше связи будет между мной и Ахмадом. Он вышел из ванной, обернув полотенце вокруг талии, и сел рядом со мной на кровать.

Слез не было, но я не удивлюсь, если они будут. Я смотрела в телевизор безразличным взглядом, не обращая внимания на поданный завтрак. Ахмад наблюдал некоторое время, и я услышала замешательство в его голосе, когда он заговорил.

— "Что это такое?"

— "Рен и Стимпи. Софи их обожает. Она может смотреть их целыми днями, каждый день".

— "Они... очень странные". Он провел рукой по моим волосам. - "Я понимаю. Скоро ты вернешься к ним. Ты сможешь есть свои калифорнийские суши, смотреть странные мультфильмы с детьми и забыть обо всем этом. Иди прими душ".

Я была расстроена, зла и угрюма. Больше всего я скучала по детям.

— "Ты можешь хотя бы один день не гавкать на меня? Я приму душ, когда буду готова".

— "Я тебе не враг, Элли".

Он пересел на край кровати, поставил ноги на подушки, а ладони на пол и начал отжиматься. Он отжимался двадцать раз быстро, а затем десять раз очень медленно. Во время следующей рекламы я встала и пошла в душ. Я не знала, когда у меня в следующий раз будет такая возможность, поэтому я наслаждалась горячей водой столько, сколько могла.

Я купила несколько карт в сувенирных магазинах, а также "Спрайт" и арахисовое масло "Риз". Они были безумно дорогими и считались американской роскошью, но Серджио платил, так что, да, я побаловала себя. От Кабула до Исламабада было около шести часов езды, если все пройдет гладко на границе. Мы в основном молчали, и я иррационально позволяла Ахмаду взять на себя основную часть моего разочарования и гнева. Он сказал, что не трахался, но что бы он ни делал, мы занимались этим каждый день с той первой ночи. Он был, словно каменный. Он не говорил об этом, казалось, это ничего для него не значило, и он, скорее всего, был бы рад избавиться от меня.

Я бы сказала, что это не было неожиданностью, но я сама не знала, чего ожидала. Я почти навязала ему себя, так что как я могла злиться?

Когда мы приблизились к границе, я заметил несколько ярко расписанных автобусов с туристами. Они выглядели удивительно, будто вернулись из прошлого в 60-е годы и приехали в Исламабад на концерт какой-то рок-группы. Нам пришлось стоять в очереди на пограничный контроль, и это было довольно скучно.

Ахмад прокашлялся.

— "Я... Я не знаю точно, откуда мои родители. Я рос в Старом Лахоре, и слухи ходили, что моя семья из Кабула. Иногда я стараюсь посещать этот город. Спасибо вам за..." - Он запнулся. - "Спасибо".

Не нужно быть таким чувствительным сейчас, Ахмад. Мы уже почти закончили. Не открывайся, не проявляй уязвимости, не показывай благодарности. Мне уже невыносимо.

Я продолжала смотреть в окно на проезжающие мимо семьи и фургоны с товаром. "Да, было здорово".

Мы находились на третьей машине от начала очереди, одной из двенадцати, тянущихся вдоль границы. Еще примерно шесть были на другой стороне, ведущей в Афганистан. Всегда есть часть меня, которая наблюдает и анализирует. Я не могу этого избежать, это часть меня. Я просматриваю всех девушек Серджио и замечаю закономерности там, где другие не видят. Группа людей смотрит в одном направлении, а я иду против потока. Мне бросается взгляд какого-то подростка, который идет так же, как и я, но не смотрит на мою задницу, и что-то щелкает у меня в голове. Я выбираю другой выход из аэропорта и жду немного перед тем, как снова вернуться обратно.

Я выживала, потому что. доверяла своим инстинктам. Вот почему меня так ценили.

— "Они пойдут сюда".

Я схватила Ахмада за руку, и он начал оглядываться по сторонам.

— "Кто?"

— "Пограничники. Тот парень с планшетом. Он смотрел сюда и говорил в рацию. Еще трое направляются к нему".

— "Нет. Сохраняй спокойствие. Это просто давление, под которым ты находишься. Скоро все закончится".

— "Спасибо за пренебрежение, придурок. Ты хоть представляешь, как долго я этим занимаюсь? Тот парень с собакой присоединился к ним".

Они начали идти в нашу сторону, и Ахмад выругался. Он старался не подавать виду, когда полез под сиденье и вытащил пистолет. "Молчи, пока они не зададут тебе прямой вопрос. Позволь мне говорить. У тебя волосы торчат. Заправь их".

Раздраженная, я так и сделала. Ахмад был хорош в своем деле. Очень хорош, на самом деле. Я бы не стала с этим спорить. Проблема была в том, что и я тоже. Прикусив язык, я ждала.

— "Под сухофруктами лежит "вальтер". Маленький, но свою работу выполняет. Если придется, беги к линии пешеходов, пока я их отвлеку".

Отвлечь их? Это был эвфемизм для пули в горло? Что именно он будет делать? Пожертвует ли Ахмад собой, чтобы у меня был шанс сбежать?

Они подошли к нашей машине, и я положила руку на контейнер между сиденьями, где лежали наши закуски. Трое мужчин были на стороне Ахмада, двое - на моей. Собака была на поводке и рядом с моей дверью. Мужчины подошли, а потом... продолжили идти. Они начали громко говорить и обращаться к водителю машины, стоявшей позади нас. Мое сердце замерло, когда они выталкивали его из машины.

Перед нами остановился автомобиль, и Ахмад последовал их примеру. Он положил свою ладонь на мою, покрывая фрукты и "Вальтера".

— "Ты была права".

Черт побери, я была права.

— "Просто случайно заметила. Ничего особенного".

Мне неясно, почему я так легко продаю себя.

— ------------------

После пересечения границы мы не тратили много времени на дорогу до Исламабада.

Это был самый хорошо организованный город из всех, в которых я когда-либо бывала. Все выглядело четко структурированным. Это сложно описать словами, но он казался искусственным, как будто его разработал скрупулезный архитектор до мельчайших деталей, а не возник естественным образом со временем, как полагается городу. Он выглядел... лишенным жизни. Я часто бывала здесь раньше и всегда поражалась тому, насколько все выглядит неестественно. Мне нравился хаос. Я любила узкие извилистые улочки, где можно было заблудить того, кто следит за мной. Мне нравилось открывать обычаи и тайны, которые накапливаются десятилетиями или столетиями.

Я признаю, что это облегчает вождение и путешествие. Как будто город был размечен сеткой, как огромная игра "Морской бой". J6. Ты разрушил мои шансы на будущее с тем мужчиной, в которого я была влюблена!

Ахмад нашел для нас отель, и я попыталась убедить его разрешить мне присоединиться к нему там через несколько часов. У меня было два апартамента в городе, за которые я оплачивала часть арендной платы. В каждом из них хранились деньги, одежда и личные документы, спрятанные в стенах. Он категорически отказался. Эти деньги мне были нужны для меня и для детей, а документы пригодились бы тоже. Он рисковал ради меня, он полностью предавался мне, но я все равно оставалась настороже.

Он не хотел, чтобы я исчезала с его глаз, а я не хотела ничего оставлять. Мы пошли на компромисс, и он поехал со мной. Мое нежелание было глупым. Я не планировала возвращаться, поэтому не имело значения, знает ли он, где я прячусь. В Исламабаде все было разбросано, как в Лос-Анджелесе, поэтому нам пришлось взять машину. Моя первая общая квартира была рядом с университетом, поэтому мы заехали на рынок под открытым небом и поужинали в Majeed Huts. Разместив свой заказ на складном столике перед двумя мужчинами, готовившими еду, мы стояли и ждали. Они готовили в печах, встроенных в мрамор, который лежал за столами, и казались хорошо отлаженной машиной.

Нам принесли рагу и два вида карри, в каждом из которых была курица и баранина. Усевшись на длинные скамейки под брезентом и деревьями, мы ели среди студентов и других посетителей. Еда была вкусной, острой и сытной. Моя квартира была в нескольких минутах ходьбы, и я надеялась, что мои две соседки по комнате уже ушли. Но нет. Я получила шквал вопросов и два коротких объятия, во время которых я придумывала ответы на их вопросы о моем обучении за границей.

Мы вошли и вышли через несколько минут. Это было странно и в то же время как-то правильно. На несколько минут я смогла притвориться, что я студентка колледжа, которая привела парня к себе домой. Я увидела, как они осматривают Ахмада, и улыбнулась. Он не обратил внимания, как это обычно бывает с мужчинами.

Второе место находилась рядом с Шакарпарскими холмами. Оно было более деревенским, чем студенческая квартира, но я выбирала место не по удобству или внешнему виду. Мне нужна была безопасность. Я чувствовала себя туристкой и наслаждалась поездками по городу, но это было связано с пониманием, что часы продолжают тикать.. Мое время с Ахмадом подходило к концу.

По возвращении в гостиницу я не желала ложиться с Ахмадом. На следующий день нам предстояло забрать посылку в Мурри и доставить ее в Старый Лахор, чтобы завершить наше дело. Путь до Мурри занимал полтора часа, а до Лахора - около семи часов. Планировали закончить к обеду. В конце нашего путешествия меня охватывало меланхоличное настроение, которое, казалось, передалось и ему.

В то время как он молился, я увлеченно читала роман Клайва Касслера, который приобрела в сувенирном магазине отеля.

Когда мы наконец легли в постель, он осторожно поцеловал меня в лоб и перевернулся на спину. Я лежала, пытаясь уладить свои мысли, но вскоре заснула. Проснувшись утром, я обнаружила себя почти привязанной к нему. Мое сердце бешено колотилось, а душа наполнилась отчаянием.

Возможно, дело было в нашем прикосновении, или, может быть, его душа ощутила потребность в моей. Скорее всего, дело заключалось в том, что Ахмад знал меня до мельчайших деталей, даже во сне. Я не знала, способен ли он по-настоящему расслабиться и отдохнуть без части себя, которая всегда была бодра и готова.

- "Что случилось?" - спросил он.

Я лишь покачала головой. Ахмад переместился немного и легко освободил свои руки от моих, когда повернулся ко мне. Его сильная рука подняла мое лицо за подбородок. Золотистые глаза проникли в мои, находя слова, которых я не могла произнести даже в темноте комнаты.

И он тоже говорил без слов. Он не произносил ни единого звука, а просто прижал свои губы к моим.

- "Не нужно", - прошептала я. Он тут же отстранился от меня. В его взгляде я увидела холод, которого никогда раньше не видела. Не разочарование, не беспокойство, не осторожность или сожаление, а что-то другое. Что-то почти похожее на страх.

— "Я буду спать на полу".

Я остановила его, прежде чем он успел сойти с кровати.

— "Нет, не надо".

— "Тогда чего же ты не хочешь?" Его тон не был ни добрым, ни недобрым.

— "Не притворяйся, что тебе не все равно".

Он уставился на меня, все такой же каменный и примерно такой же выразительный.

— "Это не имеет значения?", - задохнулась я. - "Я все равно просто работа?".

— "Ты ошибаешься".

Я не хотела ошибаться. Я также не хотела быть правой.

Все это потеряло значение, когда он снова притянул мое лицо к своему. Он поцеловал меня, действительно поцеловал; нежно, сладко, так жадно, как каждый поцелуй до этого момента, и так интенсивно, как только может быть.

Медленно он избавлял меня от страха. Его руки скользили вверх по моему телу, его губы целовали мои лицо и шею. Он лежал рядом со мной, а не надо мной, и за исключением короткого момента, когда он притянул мое тело к своему, его руки не окружали меня. Он обращался со мной нежно, проводя пальцами по моей коже и вверх к груди.

Его голова сместилась с подушки, когда он опустил ее, чтобы поцеловать мою грудь. Все тревоги исчезли, когда он взял мой сосок в рот, его язык заиграл на твердеющем узле. Сначала нерешительно, а потом все увереннее, я поднесла руку к его затылку и обняла его, пока он целовал, лизал и сосал.

Ахмад не напрягся, когда я коснулась его шеи; он не отстранился, когда я нежно исследовала его плечи и спину. Он прижимался ко мне, почти невинно, его рот покидал мой сосок только для того, чтобы переключиться на другой.

Во мне бурлило нечто большее, чем желание. Я не знала, как это назвать, не хотела называть и отказывалась признавать это. Вместо этого я сосредоточилась на влажности между ног, на абсолютной и полной потребности в нем. Мне потребовалось все, чтобы надавить на его плечо, отделяя его рот от моей груди. Когда он поднял на меня глаза, я поцеловала его.

Неожиданно для меня, моя рука была повернута на бок, но я сопротивлялась и не давала себя перевернуть на спину. Вместо этого я снова надавила на плечо Ахмада, ожидая его последующую попытку. Однако он удивил меня, отказавшись от контроля и позволив мне уложить его на спину.

Что-то большее, чем простое желание, забурлило внутри меня, и я повторно оттолкнула его назад.

- "Перемести немного", - прошептала я. Он мгновенно послушался и опирался на подушку.

Он прикасался ко мне лишь для того, чтобы поддержать меня во время того, как я садилась ему на колени, а затем легонько положил руки на мои бедра в тот момент, когда я опускалась на его член. Я испытала блаженство и издала стон облегчения при проникновении.

Ахмад снова поцеловал меня, его дыхание ощущалось горячим в моих губах, и я начала двигаться на нем. Он издал тихий звук, зажатый глубоко в горле, и его пальцы слегка сжались на моих бедрах. Он хотел захватить меня полностью; я это чувствовала, знала, что он хочет проникнуть в меня и овладеть каждой клеточкой моего тела так же, как он делал это снова и снова. Но он не делал этого. Он боролся с этим желанием и давал мне контроль, которым всегда обладал.

Я старалась не задумываться о значении этого и просто двигала своими бедрами, наслаждаясь каждым его сантиметром внутри меня.

Его губы вернулись к моей груди, одна из рук освободилась от моего бедра, чтобы обхватить и поиграть со соском ртом. Он продолжал это делать, пока я скакала на нем, продолжал это делать, пока я все ближе приближалась к оргазму. И только после того, как я вскрикнула от удовольствия, закусив ногтями его плечи и откинув голову назад от оргазма, он немного пошевелился. Он остался внутри меня, пока я прижималась к нему, задыхаясь, и затем вернул себе контроль, который перед этим отдал мне.

Он схватил меня за задницу, крепко сжал руками и толкнулся в меня, прижимая к себе. Я крепко обхватила его, когда он застонал, не в силах сделать ничего, кроме как держаться, позволить ему использовать меня, позволить ему нуждаться во мне.

В этот раз он не кончил тихо. Он не был громким, но он застонал, когда кончил, затихая после нескольких последних сильных, неравномерных толчков внутри меня.

Мы сидели так некоторое время, не произнося ни слова, пока он не поднял на меня глаза и не убрал волосы с моего лба.

— "Я не притворяюсь, что мне не все равно".

Это было все, что он сказал, и я ничего не могла сказать в ответ. Он не спрашивал меня об этом, но когда я засыпала, его руки защищали меня.

Мы проснулись и сказали друг другу всего несколько слов. Его глаза были более выразительными, чем я когда-либо видела, и я увидела сожаление и печаль в его взгляде. После нашего относительно молчаливого завтрака мы сели в машину и выехали на дорогу Мурри. На ней было две полосы: левая - для движения в гору, правая - для движения вниз. К сожалению, люди нарушали правила и часто использовали для движения вниз обе полосы. Я замечала, как Ахмад сжимал челюсть, и клала свою руку на его, когда он замедлял ход, отходил в сторону и ждал.

Это была пышная и зеленая растительность, приятное отличие от бесконечных желто-оранжевых песков и камней Ирана и Афганистана. Еще одно изменение, еще один сигнал о том, что все заканчивается. Слева от нас в долинах и на склонах гор росли деревья и кустарники, а на обочине дороги иногда встречались здания и предприятия. Справа от нас были скалы и деревья, взбирающиеся все выше.

Здесь находились ресторанчики, учебные заведения и небольшие поселки, которые мы проезжали, продолжая подниматься вверх. Зелень была приятным разнообразием по сравнению с предыдущей однообразностью, но не особо располагала меня. Впереди нас ожидал туман, и Ахмад свернул на обочину. Мы оказались на вершине горы и должны были подождать, пока туман рассеется, чтобы продолжить путь. Это было нереально и прекрасно. Мы сидели там вместе, окруженные белым туманом. Я взяла его за руку и почувствовала, как обиды и гнев покидают мою душу. Он подарил мне больше, чем я ожидала, мы провели время вместе, и хотя этого было недостаточно, это было то, что я могла ценить и сохранять в памяти.

Его голос звучал мягко. - "С кем мы встречаемся и где?"

— "Сестра Мария Игнатия в храме Святой Троицы".

— "Хорошо. Она ожидает тебя?"

— "В общем, да. Ни конкретного дня, ни времени. Все ее знают и могут позвать, если ее нет на месте".

— "Ладно."

Когда облако рассеялось, мы продолжили путь. Это было необычно, и я не представляла, как жители этого района могут привыкнуть к тому, что время от времени они живут среди облаков. Мы продолжали двигаться вперед. По пути встречались люди, стоящие перед зданиями, идущие в гору или просто наслаждающиеся живописными видами. Приближаясь к вершине, количество населения увеличивалось. Появлялись рынки, люди торговали своими продуктами, а из окон доносился аромат приготавливаемой под открытым небом еды.

Виды захватывали дух и как только мы припарковались, наша прогулка была медленной и осмотрительной по пути к храму. Казалось, что мы оба наслаждались каждой минутой проведенной вместе. Это было огромное, величественное кирпичное здание с длинными стеклянными окнами, зеленым внутренним двориком и трехэтажной башней, прилегающей к входу. Мужчина, убиравший двор перед домом, казалось, не говорил. Когда мы спросили о сестре Игнатии, он сердечно улыбнулся и жестом показал на здание.

Дверь была не заперта, и внутри другой мужчина натирал полы воском, а женщина расставляла обетные свечи. Я подошла к женщине, хоть и боялась оступиться.

— "Простите, вы сестра Игнатия?".

Я была удивлена ее английским акцентом.

— "О, нет, дорогая. Я сестра Маргарет. Сестра Игнатия сейчас в подвале, расставляет книги для детей. Я могу вам чем-нибудь помочь?"

— "Нет. Вообще-то, может быть, да". Я посмотрела на Ахмада, который ждал у входа. Я тихо сказала. "Я, гм, не очень активна. Как практикующая христианка, я имею в виду. Я думаю, что меня крестили, и мои родители были христианами, но это не было частью моей жизни". - Я оглянулась через плечо. - "Если, допустим... Я не знаю, как правильно это спросить. Как происходит развод в Церкви? Как его получить?"

— "Ну, есть исключения, но в целом в католической церкви разводов не бывает. Когда вы соединяетесь как мужчина и женщина перед Богом, это навсегда".

Я не понимала, что делаю, пока мои руки не обхватили ее, но я шагнула вперед и обняла хрупкую женщину.

— "Спасибо. Это... Да, мне нужно было знать. Спасибо".

— "Что ж, всегда пожалуйста. Вам все еще нужно поговорить с сестрой Игнатиус?"

— "Да, пожалуйста".

Она пошла за своей коллегой, а я не знала, что мне делать. Дают ли чаевые монахиням? Сестра Игнатия протянула мне кожаный саквояж, внутри которого, похоже, находилась коробка или чемоданчик. Она отказалась от денег, поэтому я положила немного наличных в ящик для бедных на выходе. Мы покончили с Мурри, но я чувствовала себя как-то легче и оптимистичнее.

Пора было отправиться в Древний Лахор и оставить все это позади.

— ----------------

Наемник

— ----------------

Мы редко разговаривали и ничего не изменилось в нашей внешности, но Элли казалась более спокойной, когда мы покидали Мурри. Перед нами была долгая дорога, поэтому я решил сохранять спокойствие и найти отель неподалеку от города. Утром мы могли доставить ей посылку. Примерно на полпути я остановил машину и подошел к торговцу на улице, который продавал гулаб джамун — популярные в этих местах сладкие шарики. Купив две упаковки, я не дал Элли взять одну из них.

— "Это не для нас", сказал я и помахал другим пакетом, который держал в левой руке. "А этот — для других".

— "Так для кого же этот?", спросила она.

Я указал подбородком. "Для них".

Она посмотрела на толпу обезьян, собравшихся по ту сторону улицы. От испуга она проверила, нет ли машин, и перебежала дорогу. Элли выглядела молодой и счастливой, и это вызвало у меня улыбку. Я сидел на большом камне, любуясь видом, и бросил ей бумажный пакет. Она медленно доставала лакомства из пакета и кидала их обезьянам, которые с радостью прыгали вокруг нее в ожидании следующего подарка.

Она заставила меня сделать несколько фотографий на фотоаппарат, который она купила в отеле. Я был уверен, что это глупый риск, но не мог объяснить почему. Ее нельзя было отследить электронным путем, но я всегда чувствовал дискомфорт при мысли о том, что у кого-то есть мое фото. Мы получили хороший снимок ее среди обезьян на фоне туманного долинного пейзажа. По пути вниз мы еще раз остановились и купили у парня на обочине дороги конфеты из кокоса — naarial paani и молоко.

Заплатив пошлину за выезд со старой дороги, мы выехали на скоростное шоссе и поехали во второй половине дня, горы и беззаботное время остались позади.

Контраст между двумя нашими пунктами назначения был разительным. Мурри был похож на возвращение в прошлое, в менее суматошную эпоху, наполненную благородством и красотой. Лахор был одним из крупнейших городов мира, и там всегда что-то происходило. Я чувствовал, как Элли становится все более бдительной и напряженной, пока мы ехали в город. Было около восьми вечера, и казалось, что половина города едет на машинах, а вторая идет по тротуарам. Посетители высыпали из ресторанов, водители кричали друг на друга, чтобы мы остановились или поторопились, и казалось, что мы никогда не приблизимся к отелю, в котором я хотел, чтобы мы остановились.

— "Это просто смешно. Я должен подъехать к зданию, где мы должны заночевать. Но я не смогу туда проехать в этом трафике".

Я вывез нас из центра города как можно быстрее, и путь в Старый Лахор был не таким бешеным и забитым.

— "У меня в багажнике есть для тебя бронежилет на завтра. Что ты должна получить от них за посылку?"

Она посмотрела на меня.

— "Ничего. Такое случается примерно в половине случаев. Это может быть плата за что-то, что они сделали или собираются сделать, или, может быть, они уже перевели деньги. Почему жилет?"

— "Потому что я хорош. А быть хорошим означает, что я дорого стою. Они не платят большие деньги за такого человека, как я, просто так. Стоит ожидать неприятностей. Я понятия не имею, какими будут эти неприятности, поэтому хочу быть готовым. Я не думал, что в тихой церкви в маленьком городке что-то случится, но здесь? Я ничему не удивлюсь".

— "Хорошо, это имеет смысл".

Мы сделали небольшую паузу, прежде чем она возобновила разговор.

— "Ахмад, ты в порядке?"

— "Да." - я вздохнул. - "В детстве большую часть времени проводил здесь. Это один из самых малоимущих районов Старого Лахора. Эта религиозная школа принимала сирот и была спонсирована человеком, который позднее стал моим свекром".

Она осторожно посмотрела на мой безымянный палец. - "Ты..."

Я покачал головой. - "Нет. Моя жена больше не с нами".

— "Мне жаль".

— "Мне тоже, Элли. Мне тоже".

Когда мы проезжали мимо цели, еще было светло. Казалось, что это медицинское учреждение. Я проехал вокруг здания три раза, отмечая выходные точки, архитектурный стиль здания, близлежащие магазины и все остальное, что удалось заметить.

Она положила руку на мое предплечье. - "Похоже, они работают. Может, попробуем сделать это сейчас? Мы можем остаться на ночь в отеле".

Я припарковался на их парковке и обратился к ней.

— "Я хотел провести тебя в сады Шалимар, но мы можем сделать это утром. Ты готова?"

— "На сколько возможно".

Я собирался помочь ей с жилетом, но она оказалась не менее умелой, чем я сам. Электронные ворота открылись для нас, чтобы пропустить нас на парковку, а затем закрылись за нами. Мы использовали боковой вход, а не главный. Я подошел к мужчине, который выглядел как работник службы безопасности.

— "Мы хотели бы пообщаться с доктором Шахидом".

Он осмотрел нас перед ответом. - "А она?"

Я использовал имя из документов. - "Она Аманда Пирсон. Кто я такой для вас не имеет значения".

Оценив меня в течение минуты, он ответил. - "Позвольте мне позвонить".

Вскоре нас проводили на открытую, но огороженную площадку в задней части здания. Нас окружили машины "Скорой помощи", и мы ждали прибытия ответственного лица. Пока мы стояли там, вышли еще несколько мужчин, к ним присоединилась женщина, одетая в хирургический халат. Она открыла заднюю дверь одной из машин, и мужчина помог ей вытащить подкатные носилки.

В конце концов, мужчина, которого мы ждали, вошел в дверь. От него исходила властная атмосфера, и казалось, что остальные подсознательно сторонятся его, почти опускают глаза в знак почтения. Он подошел к Элли.

— "У тебя есть что-то для меня?"

Я положил руку ему на плечо. - "У вас есть удостоверение личности?"

Наблюдая за другими мужчинами, когда я это делал, я смог быстро определить, кто был охраной, а кто нет, таким образом определяя самые большие угрозы. Он поднял руку, и они отступили назад, туда, где стояли, когда я впервые коснулся его.

Снисходительно улыбнувшись, он кивнул Элли, как бы похвалив ее за мое усердие. Как будто я был не тем человеком, с которым он должен был разговаривать. Это не должно было меня беспокоить, но беспокоило. Я изменился, и я не был уверен, к добру это или нет..

— "Конечно".

Вытащив бумажник, он пододвинул его ко мне, а затем прошел мимо меня, передавая его Элли. Просто чтобы разозлить меня и показать свое презрение. Это был стратегический просчет. Она открыла его, посмотрела на удостоверение личности, кивнула и пошла, чтобы отдать его обратно. Я подошел, взял его из ее рук, посмотрел на идентификатор и протянул ему.

— "Вот, доктор", — я передал ему ранец и улыбнулся вежливо, не отпуская руку на несколько секунд.

Элли заговорила: "Полагаю, ваша часть сделки с моим работодателем завершена?"

Доктор принял ранец и открыл его, извлекая вторую кожаную папку. В ней находилась пачка бумаг. Он достал верхний конверт и прочитал его содержимое. Его брови приподнялись, когда он просмотрел лист до конца. Без слов он передал его мне.

"Передай это Ахмаду, как только откроешь".

Ахмад, мой дорогой сын, ты проделал отличную работу, и я уверен, что Джибрил гордится тобой так же, как и я. Знайте, что он здоров и будет оставаться им в будущем. Нашему партнеру на западном побережье США это очень важно. Устраните женщину таким образом, чтобы сохранить целостность её органов насколько возможно. В месте встречи со сборщиками следует установить видеокамеры. Потребуйте копию записи. Оставьте труп им. Вернитесь к нам для заслуженного отдыха и дальнейших инструкций.

Ваш гордый отец,

Наим Бадраши

Человек, который передал мне письмо, стоял передо мной с веселой улыбкой на лице. Он надел очки и положил руку на свою бородатую подбородку, потирая нижнюю губу указательным пальцем.

Я ответил улыбкой, достал пистолет и прицелился в его голову.

Потом я схватил Элли за руку, побежал и спрятался за ближайшей машиной.

Она закричала: "Что это было?!"

— "Тебя продали для изъятия органов".

— "Нет, я... Проклятый Серджио!".

Я забрался на крышу машины и лёг на живот. Женщина в халате быстро оценила своего начальника и помчалась обратно к двери. Я не был уверен, уходит она или вызывает помощь, поэтому выстрелил ей в ногу. Двое мужчин бросились к машине, где находилась Элли. Я сфокусировался на одном из них и уже собирался выстрелить, когда второй упал на землю. Со стороны нашего фургона раздавались выстрелы.

— "Хотите мои органы? Попробуйте взять, уёбки!" - кричала она, стреляя из-под машины. У нее в кармане был "Вальтер"? Кто была эта женщина?

Я выстрелил в голову другому охраннику, не уверенный, был ли на нем бронежилет. Из дверей высыпали новые люди. Когда я застрелил одного, они притормозили, а потом кто-то с крыши здания зацепил меня по руке. Имея численное преимущество и лучше ориентируясь на объекте, нас просто перестреляют.

— "Элли, садись в машину! Проверь, есть ли ключи!"

Я дважды выстрелил в человека на крыше, а затем заменил обойму. Я услышал, как завелся медицинский фургон, выстрелил в дверь еще три раза, соскользнул вниз и сел на пассажирское сиденье. Она сдала назад, а затем дала газу в сторону выхода. Мы прорвались через ворота, зацепив уличную машину, и продолжили движение. Наши повреждения были минимальными.

Это был самый худший сценарий. Письмо было завуалированной угрозой в адрес моего сына".

— --------------------

Наркокурьер

— --------------------

Я впервые видела панику Ахмада. Он давал мне указания, говорил, куда повернуть и когда.

— "Они... У них Джибрил. Где-то в медресе. Он собирается... Когда они узнают, они заберут моего сына и... Элли, я не знаю, что мне делать. Я должен вернуться в его дом. Я должен положить этому конец".

— "Первое, что тебе нужно сделать, это успокоиться. Какое медресе?"

— "Я не знаю. Разве ты не думаешь, что это был бы первый вопрос, который у меня возник?"

— "Ладно, слушай, не время паниковать. Они должны доверять человеку, который управляет медресе, или иметь что-то над ним, так? Ты можешь назвать какое-нибудь подходящее место?"

— "Они не стали бы... Моя учебное заведение. Там, где меня приняли. Он обеспечивает ему финансирование. Он не мог бы воспользоваться этой же школой, верно?"

— "Почему бы и нет? Раньше это сработало. Где это было?"

— "Я уже сказал тебе, что я вырос здесь. Это произошло в Старом Лахоре".

Управляя автомобилем одной рукой, я протянула руку и сжала его ладонь. — "Поехали за твоим ребенком".

Мы остановились у ухоженного здания в неблагополучном районе Старого Лахора. Оно напоминало крепость. Ахмад хотел мгновенно броситься внутрь и забрать своего сына. Я остановила его, отвела его на заднюю часть фургона и перевязала его руку.

— "Мне потребуется не больше полчаса. Надеюсь, значительно меньше времени. Если тот человек, которого я убил, был главным, им понадобится время, чтобы определить дальнейшие действия и связаться с кем-то. Если я не вернусь через 40 минут, уходи. Вернись в Кабул и вылетай домой".

Я посмотрела на него минуту, притянула его к себе и поцеловала.

— "Если меня не будет здесь, когда ты вернешься с ребенком, ты сделаешь то же самое".

— "Что? Куда ты направляешься?"

— "Нам нужно что-то менее заметное. Я буду в порядке. Приведи Джибрила".

На этот раз он притянул меня к себе, его губы встретились с моими, а затем он ушел, направляясь к основным воротам. Покопавшись в медицинском оборудовании в фургоне, я нашла шину, укрепленную полосами металла. С помощью хирургических ножниц я разрезала ее и извлекла три части. Я сложила их так, как было нужно, прикрылась насколько возможно и выскользнула из фургона.

Мне понадобилось пять минут, чтобы найти подходящий автомобиль по виду. Когда я просунула самодельный ключ-карту между окном и дверью, кто-то схватил меня сзади за грудь и уперся в меня своим телом.

— "Привет, воровочка. Ты ведь проведешь со мной немного времени в переулке, да?".

— "Нет". - Повернувшись, я выстрелила ему в ногу.

— "Ни звука! Только пикни, и получишь пулю в глаз".

Скуля и закрывая рот рукой, он торопливо захромал прочь. Я открыла дверь, взломала рулевую колонку, ножницами перерезала провода и завела машину. Когда я вернулась в медресе, Ахмад стоял у фургона с испуганным мальчиком.

Деньги и удостоверение личности были пристегнуты к моему телу под одеждой, и мы направлялись обратно к границе с Афганистаном, а затем в аэропорт Кабула. Мое сердце не переставало колотиться, и в конце концов мне пришлось остановиться и попросить Ахмада сесть за руль. Женщина за рулем привлекала внимание, а это не то, что нам было нужно.

Сделав несколько глубоких вдохов, я повернулась к молодому человеку и улыбнулась.

— "Привет, Джибрил, меня зовут Элли. ты когда-нибудь был в Лос-Анджелесе?"

— ----------------

ЭПИЛОГ

— ----------------

Киллер

— ----------------

Мне было странно, что многие люди так ненавидят тишину, что считают необходимым заполнить ее шумом. Они разговаривали, чтобы услышать голос, включали радио, чтобы не чувствовать себя одинокими, или насвистывали, чтобы заполнить какую-то пустоту внутри себя. Я принял эту реальность, но она была для меня странной. Одиночество и тишина были моими старыми друзьями. Не издавать ни звука было привычкой, которую мне вбили в детстве. Было бесчисленное множество случаев, когда неподвижность сохраняла мне жизнь, а движение привело бы к смерти.

У Элли стоял древний сарай на заднем дворе. Необычно, как он еще не развалился. Я сидел в полной темноте, прислонившись спиной к его корявой стене и ожидал. Время шло, а часть моего разума оставалась бдительной, пока я мыслил о своем сыне. Детская психика удивительно податлива. Он был застенчивым, но умным пареньком. Прошло несколько часов, прежде чем он наконец открылся перед Элли и ее братом и сестрами, но уже на следующий день они стали лучшими друзьями.

Этот мужчина был громким и неуклюжим, от него веяло хмелем и потом. Никаких эмоций быть не должно. Гнев и ненависть не играли роли в моих действиях. Оставаться на расстоянии от своих поступков - одно из первых правил, которые я усвоил. И все же это произошло. Издевательство. Кого они послали? Это было оскорбление как для нас так и для него. У него явно не было профессиональной гордости.

Я стоял неподвижно и ожидал, пока он заглянет в окно, а затем проникнет через заднюю дверь. Когда он неуклюже вошел, я направился к дому, прикрепляя глушитель Obsidian 9 к своему "Глоку". Он споткнулся и ударился о стол, выговорив при этом негромкое ругательство. Я подождал, пока он повернет налево и войдет в коридор, а затем последовал за ним. Он открыл первую дверь, поднял свой .38-калиберный пистолет и выстрелил в сверток одежды, который я разложил под одеялом на кровати.

Подойдя сзади, я выстрелил ему пулю в затылок.

Осмотрев его тщательно, я забрал пейджер и бумажник и вышел через ту же дверь, через которую мы вошли. Я перелез через забор возле сарая и из тени на заднем дворе соседского дома выбрался на соседнюю улицу. Я предполагал, что его машина не будет стоять на той же улице, где находится дом Элли. Они оказались в двух кварталах отсюда в роскошном "Линкольне". Кто же использует шикарный автомобиль для совершения убийства?

Я удивился, что в два часа ночи люди не спят, но они были; люди двигались в своих домах, один сидел на крыльце, несколько подростков тусовались в другом конце квартала. Мужчины в машине были такими же профессионалами, как и их коллега. Они передавали друг другу сигареты и слушали какую-то надоедливую музыку с опущенными стеклами.

Подойдя под углом к передней двери со стороны пассажира, я выстрелил пассажиру в висок, а затем всадил три пули в корпус водителя. Я хотел послать сообщение. Мужчина на крыльце медленно поднялся на ноги и направился к своей двери, как кролик, который надеется, что отсутствие резких движений скроет его от охотника.

Я быстро подбежал к нему.

— "Эй, парень, я ничего не видел. Ни черта. Я не разговариваю с копами. Никто здесь не разговаривает".

Моя ухмылка обычно не успокаивает людей, поэтому я просто быстро заговорил:

— "Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Позже здесь будут люди. Не полицейские. Они будут задавать вопросы. Когда они заговорят с тобой, скажи им, что у тебя есть сообщение для ответственного лица. Попробуй получить от них деньги. Они не будут убивать информатора, это плохо для бизнеса".

— "Да? Я поверю тебе на слово".

— "Так и есть. Я знаю таких Серджио всю свою жизнь. Они все одинаковые, независимо от цвета кожи, страны или религии. Когда будешь говорить с ними, с тем, кто скажет, что он главный, скажи ему, чтобы они забыли о ней. Если они на этом остановятся, то я тоже. Если нет, я вернусь и перебью их всех, до последнего. Передай ему, что я сказал, что люди, которые работают на них, дилетанты. Я - нет".

Я вытащил из кармана пачку купюр и передал ему пять банкнот номиналом в 50 долларов каждая.

— "Не заставляй меня возвращаться сюда. Передай им все, что я сказал".

Они не собирались отступать от своего намерения. Ее жизнь стала актом протеста, который нужно было подавить. Серджио не мог допустить, чтобы люди уверовали, что он может быть оспорен. Это стоило слишком дорого. Я предпринял первую попытку заставить их еще больше заплатить. Это была игра в шахматы, и я забрал три пешки, когда он попытался атаковать мою королеву. Теперь ему пришлось решить, готов ли он рискнуть конем, слоном или ладьей, или будет разумнее уйти со сцены и притвориться, что Элли не существует.

Пройдя три квартала до своей машины, я проверил содержимое кошелька. Я положил наличные в карман, запомнил информацию на правах и бросил остальное под ноги группе молодых людей, которые задержались возле автомобиля. Вернувшись в Хермоза-Виллидж, я зашел в ночную парикмахерскую и попросил старика, который работал там, сбрить мою бороду и усы, а затем постричь мою голову. После того как он закончил, я воспользовался его туалетом, чтобы снять коричневую рубашку на пуговицах и черные брюки, которые я надел.

Подойдя к нему в неопрятной рубашке для боулинга и клетчатых шортах, которые я одел под одежду, я оставил сто долларов рядом с его флаконом с дезинфицирующим средством.

— "Жаль, что у вас сегодня не было клиентов".

Он перевел взгляд с меня на деньги. "Да, жаль. Тихая ночь".

Оставив машину на месте, я прошел пять миль до отеля и зайдя в свой номер рухнул на кровать для того чтобы поспать несколько часов.

Деньги не были для меня проблемой. Мне хорошо платили, и я вел спартанскую жизнь. Используя настоящее имя Элли и детей, я купил шесть билетов в Лион, Франция, из аэропорта Лос-Анджелеса. Там была запланированная пересадка, что было лучше, чем прямой рейс. Затем я использовал ее основной псевдоним и купил шесть билетов в Бразилию с вылетом из аэропорта Джона Уэйна в округе Ориндж. Используя ее дополнительный псевдоним, я купил шесть билетов из аэропорта Онтарио, расположенного к востоку от Риверсайда, в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке. Если кто-то искал нас, я отправлял их в веселую погоню.

Используя одно из своих удостоверений личности, я купил подержанный Jeep Wagoneer. Элли с детьми затаилась в отеле недалеко от Диснейленда. В машине было собрано самое необходимое, и мы останавливались в одном из торговых центров, которые выстроились вдоль шоссе Америки, чтобы купить одежду, кроссовки и все остальное, что нужно детям.

Мы свернули с шоссе I15 на I70 и продолжили движение в общем северо-восточном направлении до самого Висконсина. Для наччала мы собирались уехать подальше от Лос-Анджелеса, ее прошлого и людей, которые хотели ее убить. Я мог бы час за часом ждать, пока мой след проплывет мимо, не теряя терпения, но за несколько часов езды с четырьмя детьми я бы вырвал волосы из головы, если бы они у меня остались. Оглядываясь на сына и слушая, как он пытается убедить братьев и сестер, что футбол лучше бейсбола, я успокаивал свои нервы.

Он все время смотрел на меня, как бы удостоверяясь, что я все еще рядом. Я не знаю, куда, по его мнению, я мог деться из машины на скорости сто километров в час, но, когда я видел его застенчивую улыбку, я был рад позволить ему смотреть так часто, как он хотел. Когда мы останавливались, он оставался рядом со мной, часто прикасаясь ко мне. Его плечо прижималось к моему боку, его рука касалась моей; он находил случайные способы установить контакт, и я был в отчаянии за те годы, когда я оставлял его с людьми, которые не проявляли к моему сыну никакой привязанности.

Элли занималась детьми в бассейне каждого отеля, где мы останавливались. Она проводила с ними время там, чтобы они могли израсходовать свою энергию. Это было дело ее сердца, и я благодарил ее за это. Я предпочитал остаться в номере и помолиться, а затем повторить этот процесс со своим сыном, когда он возвращался мокрым и уставшим. Он всегда принесал мне что-нибудь из автомата и очень старался показать, насколько хорошо он читает защитную молитву Аятул Курси. Будто он хотел убедить меня, что он хороший сын и я больше не должен его оставлять.

Киллеры не испытывают чувств, но отцы плачут.

Понадобилось четыре дня путешествия и множество промежуточных остановок из-за детей, но мы наконец-то прибыли в Висконсин Деллс. Мы заметили рекламные щиты на нескольких милях до того места. Там была реклама безграничных молочных коктейлей в закусочной Герти, и дети настоятельно просили нас остановиться там.

Похоже, в США существует два типа блондинок. Первый - это типичная калифорнийская серф-девушка. Они были стройными, загорелыми и немного развязными. Этот образ стал несправедливым стереотипом, который проник в культуру благодаря фильмам и "Спасателям Малибу". Второй тип - пухленькие блондинки из среднего запада. Именно такие женщины мы видели в Висконсин Деллс. Они происходили из семей скандинавского происхождения, и Элли со своими братьями и сестрами отлично сочетались с этим окружением.

Казалось, что город существовал только для туризма. Когда мы останавливались чтобы перекусить, дети рассматривали брошюры. Это был город развлечений, возникший благодаря своему расположению возле шоссе и железнодорожной станции, когда подобные места были редкостью. Здесь был торговый центр, аквапарки, большой кинотеатр и все остальное, что сверкало, шумело и привлекало внимание.

Мой сын выглядел все более неуютно, пока мы ели. "Мисс Элли, могу я поменяться с вами местами?".

— "Ты... Конечно, милый".

Они поменялись местами, и Элли похвалила Джибриля за его английский. Я был уверен, что он быстро акклиматизируется, но я не хотел, чтобы он потерял свое наследие. Он был счастлив. Мой сын улыбался, и для меня это было всем. Джибрил никогда не смеялся первым из детей и не присоединялся к шуткам, но когда это делали другие, он следовал их примеру.

Я посмотрела на него сверху вниз.

— "Это место лучше, Джибрил?"

— "Да, отец. Устад Фаруки говорит, чтобы ты всегда сидел спиной к стене, а вход был на виду".

В ушах стоял гул, а сердце начало колотиться. У меня закружилась голова, как будто я получил удар по уху и потерял ориентацию. Схватив его за руки, я повернул его к себе и уставился на его маленькие ручки. Голоса и окружающие звуки закусочной стали гудеть вокруг меня, а мои мысли неслись вскачь.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я почувствовал, как ногти Элли впиваются в кожу у моего запястья. Она пыталась сделать мне больно. Я поднял на нее глаза.

Ее голос был тихим, почти шепотом, но в его тоне звучала сталь. "Ты делаешь ему больно".

Отшвырнув стул, я бросился в туалет. Мужчина, мывший руки, увидел мое лицо и поспешил выйти. Я схватился за раковину и попытался взять себя в руки. Они тренировали его. Они тренировали моего сына. Айд создавал новое поколение убийц и использовал Джибрила, внука своего хозяина, единственную связь с моей умершей женой Айшей: моего сына.

Я испытывал благодарность перед высшими силами за то, что у Джибрила все конечности были на месте. Если бы Айд обошелся с моим сыном так же, как со мной, я бы оставил детей с Элли и отправился в Пакистан на первом же самолете. Возобновляя осознание, я осознал, что выбил раковину из креплений. Я обрызгал лицо водой, чтобы вернуть себе самообладание.

Глядя на свое отражение в зеркале, я позволил всему остальному вытекать из моего разума. У Джибрила были мои глаза, но застенчивая улыбка матери его лица. Его нос принадлежал только ему. Я размышлял о том, что видел с тех пор, как мы приехали. Он всегда стоял рядом с другими детьми и автомобилями, когда мы шли вдоль дороги. Когда мы находились рядом со странными людьми, Джибрил стоял чуть-чуть впереди Софии, словно поставив себя между девочкой и опасностью.

Айд с отвращением смотрел бы на меня, когда слезы текли из моих глаз. Слезы были для слабых. Опять его правила. Они превращали моего маленького мальчика в убийцу. К черту тестя, к черту Айда и его правила. Если бы я снова столкнулся с ними, я был бы рад устранить их.

Я вытер слезы, промыл лицо еще раз, чтобы удалить следы слез, наиграл несколько улыбок и вернулся к столу. Сев рядом, я положил руку на плечо Джибрила и прижал его к себе.

— "Прости меня, отец".

Я почти заплакал снова, но вместо этого наклонился и поцеловал его голову. "Тебе не нужно извиняться. Никогда не нужно. Давай поедим".

Размеры порций еды в США поражали Джибрила. Они закончили свои гамбургеры, обильно использовав кетчуп со своим фри, и громко обсуждали все достопримечательности аквапарка. Элли подняла на меня глаза и подмигнула, а затем снова опустила взгляд на свою брошюру. Это была брошюра агентства недвижимости, перечисляющая доступные для аренды или покупки квартиры и дома.

Когда мы шли обратно к машине, Джибрил коснулся моей руки. Он заговорил на урду.

— "Мы можем поехать в это место с аттракционами?".

— "По-английски, Джибрил". Я взглянул на часы и вздохнул. - "Да, мы можем поехать в аквапарк".

У нас не было расписания и конкретного места назначения. Элли сказала мне, что ему нужно больше одежды, а аутлет находился недалеко от парка. В Висконсин-Деллс были дома, которые можно было снять, семья Элли легко вписалась бы туда, а детям нужен был отдых. Еще одна остановка в отеле, а потом я, возможно, помогу ей снять жилье, пока она не решит, чего хочет в будущем.

Это было своего рода завершение. Я надел одежду, которая кричала "турист", и поехал на своем внедорожнике с красивой женщиной и кучей детей в город с аквапарком. Это был приятный сон. Эти последние четыре дня были побегом из моей реальности, но они подходили к концу. Я был достаточно интроспективным, чтобы понять, что моя задумчивость была сильнее, чем обычно, когда я вел машину.

Я знал, кем я был, кем меня создали. Я был псом, которого лучше держать на поводке. Мой свекор знал, насколько смертоносным может быть этот пес, и крепко держал меня на привязи. Наконец-то я вернул своего сына и сорвался с поводка, но я все еще был псом: рычащим, несущим зловоние смерти и непригодным для цивилизованной компании.

Элли была красотой. Она была милосердием. Находчивая женщина, она была удивительно предана своим братьям и сестрам, и они смотрели на нее скорее как на мать, чем как на сестру. Она пожертвовала своими мечтами и своим будущим, чтобы обеспечить их будущее. Если уж у моего сына теперь не было родной матери, именно такую женщину я бы хотел видеть в этой роли.

Мое предстоящее было ясным. Я стану их верным спутником, буду оберегать и следить за тем, чтобы у них было все необходимое. Наблюдая со стороны, я нашел бы свою радость в том, чтобы они жили полной, изобильной жизнью. Элли можно было убедить заботиться о нем. Это было в ее натуре. Я продолжал оставаться для своего сына скорее любимым дядей, чем отцом, и обеспечивал их, видясь с ними, когда мог.

Мое сердце предало меня. Оно хотело большего, но я не мог обманывать самого себя. Она заслуживала большего, чем песа. Дети заслуживали порядочного человека, цивилизованного человека; человека, который проживал бы спокойную жизнь и давал пример того, каким должен быть мужчина. Элли найдет того, кто ее заслуживает, а я снова научусь закрывать свое сердце и делать то, что требуется для выживания.

То, что мы пережили во время наших приключений, было даром, и воспоминания о них будут поддерживать меня.

Мое решение было принято, и это было к лучшему. Следуя по дороге, я внимательно следовал указаниям, которые она зачитывала из путеводителя AAA. Непрекращающаяся болтовня детей становилась все громче и возбужденнее, когда мы увидели аквапарк. Элли положила газету на свернутую карту и положила оба предмета в бардачок.

Когда дети указывали пальцем и опускали окна, она протянула руку и сжала ее с моей.

Она говорила тихо, чтобы дети не услышали.

- "Я чувствую это очень сильно. Ты пытаешься отгородиться. Это не сработает. Найди способ осознать это. Ты мой человек. Ты не можешь уйти. Ты не можешь поступить благородно жертвуя собой. Их уже было достаточно. Мне нужен ты, как и тебе нужна я. Даже не задумывайся об этом".

Я покачивал головой, глядя на парк с проезжей части. Мне было легко сохранять внешний вид спокойствия, так как я всю жизнь привык скрывать свои эмоции. За этой маской спокойствия у меня бушевали паника и страх. Самая опасная сила, которую можно представить, продолжала жить во мне и отказывалась умереть, затихнуть и быть забытой.

Я осторожно сжал ее руку. Враг моей души ожил снова, а его имя - надежда.