Её десять поцелуев. ч.2 (эроповесть)

Её десять поцелуев. ч.2 (эроповесть)

Прежде чем влюбляться, дочка, покажи нам с отцом этот «полный отпад». Может, и не стоило доставать из канализации это сокровище, пусть бы там сидел без твоей помощи.

– Не торопи меня, мамуля. Мы с ним ещё не настолько близки, чтобы знакомить парня с вами.

– Эта близость, Веруша, меня и настораживает. Отец верно говорит, что рано тебе ещё о мальчиках всерьёз думать.

– Вы за своим сыном лучше смотрите. Сёмочке уже третий десяток, а он на девушек даже не смотрит. Всё равно красивей нас с тобой не найдёт. Из Афгана в звании капитана вернулся, а жениться ни в какую не хочет. Пока до полковника дослужится, сам уже никому не будет нужен. Мы что ли, мамуль, ему детей рожать будем?

– Веруш, ты же знаешь, что он после ранения до сих пор женщин сторонится из-за шрама на лице.

– Не с лица воду пить, мамочка. Главное для женщины в семейной жизни – ценить своего мужика. А Сёма настоящий мужик.

– А тебе-то откуда знать, дочка, какой Сёма мужик? – обронила Татьяна Николаевна, удивлённо взглянув на дочь.

– А как ты думаешь, кто меня целоваться научил? – спросила Веруша с озорной улыбкой на лице.

– То есть, как это научил?... – опешила мать, округлив глаза. Беспомощно переведя взгляд через окно на лоджию.

– Как положено, мамуль, и даже с языком.

– О, Господи! Ещё при отце не ляпни, глупая, – испугано обернувшись на дверь, возмутилась мать.

– Да не обмирай, мамуль, ничего серьёзного у меня с Сёмой не было, – успокоила Верушка Татьяну Николаевну. – Ему и тебя вполне хватает. Смотрите, чтобы вас папка не просёк – любовнички. А целуется братишка действительно классно, чувствуется мастерство наставника. Полагаю, что твоё, мамуль.

Татьяна Николаевна, горестно покачав головой, растерянно произнесла:

– Будет тебе, дочка, глупости говорить, – и севшим голосом призналась, – если по правде, то Сёму отец мне сам разрешил. Нельзя же молодому парню так изводить себя. Не суди родителей, Верунь. Погоди, милая, своих нарожаешь и не на такое пойдёшь. Не приведи Бог, конечно. Словом, я тебе ничего не говорила, ты ничего не слышала, – предупредила взволнованным шёпотом Татьяна Николаевна дочь. – А Сёмке я ещё всыплю, паршивцу!...

Верушка согласно закивала головой: – конечно, мамуль, я всё поняла. Скажи, мамусик, а тебе с ним нравится?...

Доживёшь до моих лет, девонька, сама поймёшь, как это с молодым мужиком в постель ложиться, тем более, когда свой муж уже ни то ни сё. Да ещё, как наш батя – старый выпивоха. Потому мне и Сёму позволил, чтобы по другим мужикам не таскалась.

– Паша, ты где там застрял? – позвала Татьяна Николаевна мужа. – Иди за стол, всё готово. Дочка ещё позаниматься перед сном хотела.

– Обо всём поговорили, бабоньки? – в дверях появился Павел Сергеевич, – чуток покурил, чтобы вам не мешать.

– Обо всём и ни о чём, отец. Веруш, поухаживай за папкой. Любит он, когда ты его сама кормишь. Рожала для него сына, а он к тебе прикипел, старая пьяница.

Мать поднялась из-за стола и достала из кухонного шкафчика початую бутылку водки.

– Веруш, плесни бате на сон грядущий.

– Благодарствуем, Ваше высокоблагородие, – признательно поблагодарил Павел Сергеевич супругу, устремив жадный взгляд на бутылку в руках своей любимицы.

– В эту рюмочку налей, доча, она вместительней, – попросил отец. – Мать всё равно меня в гостиную погонит спать. Она у нас не переносит запах алкоголя, да и храп мой не терпит...

Веруша вопросительно взглянула на мать и, получив разрешение, наполнила рюмку до края.

– Отставить руками отраву хватать! – командным голосом изрекла Верушка, – сейчас, папуль, салатик на закуску покрошу.

– Уже покрошила, – остановила Татьяна Николаевна Верушку, доставая из холодильника глубокую вазу с салатом. – Сёмке тоже оставьте, голодный с дежурства придёт. Вера, наливай отцу суп.

– Вот так, дочка, – назидательным тоном произнесла мать, – видишь, как кадровые офицеры превращаются в домашних алкашей. Карьера по боку, жену туда же, дети не пристроены...

– С тобой, Танюша, дети не пропадут, – блаженно улыбаясь, подытожил обидные слова супруги Павел Сергеевич, поднося ко рту полную рюмку.

– Папуль, закуси салатиком эту дрянь, – сочувственно глядя на отца и болезненно морщась, попросила Верушка.

Павел Сергеевич осторожно поставил на стол опустевшую рюмку и, приобняв дочку, благодарно втянул носом аромат её густых волос на голове.

– Оно, конечно, доча, – вздохнул он, – на коньячок твой папка, может и не зарабатывает, но на рюмку беленькой, будьте любезны, Ваше высокоблагородие, имею законное право, – пристукнув ладонью по крышке стола, коротко резюмировал Павел Сергеевич, с унылым сожалением на лице, провожая взглядом бутылку, перекочевавшую в кухонный шкафчик.

– Скорее угомонишься, Паша, крепче спать будешь – заверила мужа Татьяна Николаевна, – я тебе на диване в гостиной уже постелила.

– Станешь тут алкашом, Танюш, ежели водяру дуть в одного. Ты у меня из благородных, Сёмка в рот не берёт, одна надежда на будущего зятя.

– А на это, дорогой, особо не рассчитывай, – тут же пресекла затаённую мечту Павла Сергеевича супруга, – иначе, с тобой алкашом, нескоро наших внуков дождусь.

– Что ж ты за алкаша выходила? А то, что весёлые компании люблю, так это натура моя такая.

– Вот что, Ваше высокородие, закончили ужин и шагом марш на свой диван, мне ещё Семёна дожидаться. И ты, дочка, ступай спать. Утром вас не добудишься. Посуду я сама помою.

* * *

Лёжа в постели, Веруша в подробностях вспоминала все детали нынешнего знакомства с Костиком. – Забавный парнишка, хотя и охламон редкостный.

Через дверь Веруша слышала щелчок замка на входной двери, тихий разговор матери с сыном и шаги, удаляющиеся в кухню.

Повела кормить своё великовозрастное чадо. Зря я ляпнула мамке о наших поцелуях с Сёмкой. Сейчас он получит пару затрещин от своей любовницы. – Но, к её удивлению, из кухни вдруг донёсся приглушенный смешок матери.

– Сёмка, отпусти мать, успеешь побезобразничать. Наши ещё не заснули. Садись за стол, с утра голодный, – и тут же до Веруши донеслась возмущённая тирада, обращённая к сыну:

– Сёма, а по какому случаю от тебя водкой несёт? Выходит, что одного алкаша на другого сменила? Дома ведь не запрещаю рюмочку к ужину. На работе-то зачем?

– Мать, не бранись зря. Я ведь не пью без дела. Приказ видел о присвоении мне очередного звания. К празднику в майоры произведут твоего сына. Командир части не хотел показывать преждевременно, суеверный у нас Михалыч. Не мог отказаться, ведь столько в Афгане вместе моджахедов положили...

– Как я рада за тебя сы́ночка! А кому же ещё повышение давать, как не тебе? Отец теперь только Верушкой может командовать, да и та его в руках держит, хитрюга.

Однако, молодец Сёмка! – порадовалась Веруша за брата, – превзошел папеньку и званием и жену забрал. Но с поздравлениями утром соваться пока не сто́ит. Подумает, что подслушивала их секреты.

Прошло ещё с полчаса без сна, пока Верушка не призналась себе:

Не могу заснуть. В пору снотворное у папки позаимствовать. То ли я о Костике думаю, то ли он обо мне?... Угораздило же меня влюбиться в этого чудика. Тут ещё Сёмка с мамкой кроватью в стену колотят, как сумасшедшие. Никакой конспирации. С ним-то понятно, дураком, а мамке это зачем?... Ненормальные какие-то, ей Богу!...

Потолок едва качнулся и медленно вращаясь поплыл, вовлекая в свой круговорот все события прошедшего дня... Ресницы Верушки невольно сомкнулись и губы тронула лёгкая улыбка.

* * *

Компресс, наложенный Валентиной на ногу брата, за ночь полностью снял лёгкий оттёк колена. Костька покрутил стопой. Затем, придерживаясь за спинку кровати, поднялся и прислушался к ощущениям в ноге. Боль в колене стихла и больше не беспокоила парня. В комнату вошла Валентина.

– Чего вскочил, дай бабулин платок с ноги сниму, – Валентина осторожно сняла с колена шерстяной платок, смотала бинт с компрессом и удовлетворённо осмотрев коленный сустав, спросила:

– Ходить самостоятельно можешь? А хочешь, Костик, бабулькин ночной горшок найду?

– Спасибо, Валюль. Пожалуй, мы пойдём другим путём и начнём с туалета, а там посмотрим. Может, поцелуешь по-братски на дорожку?

– Беги, Форест, беги! Чтобы не пришлось эту дорожку за тобой замывать. И в туалете аккуратнее со своим органом, Чтобы посещение мест общего пользования для тебя не стало платным.

– Просто никакого снисхождения к мужским приоритетам, Валечка... – посетовал Костик, направляясь в коридор, – ты вместо горшка поищи в чулане бабушкину клюшку.

– Для солидности что ли? – усмехнулась сестра, сбивая подушку на Костиной кровати.

– И для солидности тоже. – подтвердил Костька, заходя в туалет.

– А что у нас на завтрак? – поинтересовался парень, заглянув после душа на кухню.

– Печенки с какавой. Хочешь, могу яичницу с колбасой сделать, – предложила Валентина небогатый ассортимент блюд, – чего рожу кривишь? Зато сытно и быстро. Заведи себе личную кухарку, будет тебе разносолы готовить. Я, может, потому за Витька замуж не тороплюсь, чтобы не торчать у плиты днями напролёт. Не моё это, Костик.

– А всё потому, что не любишь своего моряка, любила бы по-настоящему – тряслась бы над ним днями на пролёт...

– Хм... Лучше бы под ним, – мечтательно произнесла Валентина, разбивая яйца над сковородой, – А бабулин посошок в прихожке тебя дожидается. Костик, ты на занятия собираешься сегодня? Верушку увидишь, передавай от меня привет. Впрочем, зря что ли рожу брил...

– Где ж её теперь увижу? – расстроено прикинул Костик, – только подъезд и знаю.

– А канализацию уже забыл? – усмехнулась Валентина, перекладывая со сковороды на тарелку готовую яичницу, – садись за стол. А Верушку не ищи, малыш. Наш подъезд и квартиру она знает. Может, всё не на столько серьёзно. Тут особо спешить не стоит, Костик. Захочет, сама найдёт.

– А если не захочет, тогда что?

– Что ж, может оно и к лучшему. Мало ли, что вам могло показаться там в канализации. Мне с Виктором тоже не всё понятно. Не успели толком узнать друг друга, как, буквально за неделю, всё у нас уже было.

– И беременность тоже? – заинтересовано уточнил Костька.

– Не болтай ерунду, ешь скорее и проваливай. Мне пора на работу собираться.

* * *

Татьяна Николаевна выключила дребезжащий будильник и прикоснулась к плечу сына.

– Сёмушка, вставай мой хороший. Почему ночью не ушёл к себе? Сейчас отец проснётся. Незачем ему тебя здесь видеть. Не дело это.

– Сейчас уйду, мам, – сонным голосом отозвался Семён, потянув край подола ночнушки к животу матери.

– С этим ты уж совсем не ко времени, – возмутилась Татьяна Николаевна, тесно смыкая колени. Во втором часу тебя прогнала, а ты опять вернулся, ведь договаривались не своевольничать. Не хватает, ещё Верушке тебя здесь увидеть. Кстати, ты что-то разохотился на баб, Сёма. Зачем сестру к глупостям приучаешь? Отцу это не понравится. Меня что ли мало, вроде не отказываю без причины.

– Представляешь, мам, сама пристала. Говорит, случись что, за дурочку сочтут – неумеху такую. На помидорах пробовала – не понравилось. Начинает сосать и прокусывает.

– Сегодня ей помидоры не угодили, а завтра банан не понравится. Благо ходить далеко не надо, когда братец под рукой и всё в одном наборе, – возмутилась мать.

– Время у них такое. Долго ждать не хотят. Пусть заранее знает, что к чему, чтобы секс за любовь не приняла – заверил Семён, мягко поглаживая полную грудь Татьяны Николаевны.

– Не ко времени это Веруньке. И тебе, сынок, не девчонка нужна, а баба помоложе. Чтобы детей тебе нарожала, а мне внуков. Не всё ж, Сёма, со мной в постели нежиться. Я ведь уже не молодая и науку эту не с одним твоим батей постигала, через неё и пристрастилась к мужским ласкам. А Веруше, в её-то годы, это вовсе ни к чему? Может, мужа найдёт мастеровитей себя. А там дети интерес к этим забавам поубавят. Мою грудь вы с Верушкой вон как рассосали. Сперва ты, затем она принялась. Да в перерывах между вами ещё кому-то доставалась.

– Да ты, мать, просто крутая! – садясь на кровати, восхищённо признал Семён.

– Натягивай панталоны и греби к себе, пока наши не проснулись, – распорядилась Татьяна Николаевна. – Ступай, Сёмушка, позабавил мать и будет с меня. Представляю, что Верушка о нас подумает, как разбудим девчонку среди ночи.

– Может, за своего папеньку порадуется?

– Ты, Сём, не принимай сестру за простушку. Давно уж просекла наши глупости. Потому тебя в оборот взяла. Мальчишка у неё, вроде, объявился. Уж лучше с ним пусть постигает эту науку, чем с родным братцем.

За дверью послышалось неторопливое шарканье тапок и сонный голос Верушки:

– Мамуль, ты мне куртку ширкни утюжком. – шаги дочери смолкли за дверью туалета.

– Доболтались с тобой, Сёмочка, впору тебе в окно сигать, неслух. Живо проваливай отсюда, – зловещим шепотом произнесла Татьяна Николаевна.

Семён наспех натянул на себя пижамные штаны и скрылся за дверью.

– Доброе утро, товарищ капитан, туалет свободен. – жизнерадостно доложила Веруша. Ой, а у Вас, штанишки задом на перёд надеты – услышала Татьяна Николаевна за дверью глумливый голосок дочери.

Вот ведь, мерзавка, получишь ты у меня поглаженную куртку, – ворчала мать, быстро облачаясь в домашний халат. Но к завтраку, отглаженная куртка всё же висела на плечиках вешалки в прихожке и Татьяна Николаевна сервировала стол, поглядывая на настенные часы.

– Где остальные, – обратилась она к дочери, застёгивающей на ходу рукава форменки, – мне вам завтрак по комнатам разносить? Сама завари кофе, а я пойду тормошить спящих красавцев. Отцу, Верунь, покрепче завари в его бокал.

– Мам, а папкиного бокала на полке нет. Наверное, уволок к себе. Ты забери бокал у него. И Сёмке вдарь поджопник посильней. Негоже нашему генералу на работу опаздывать. Никакой дисциплины в доме. – сурово возмутилась Верушка.

Татьяна Николаевна заглянула в комнату Семёна, но не успев выразить своё возмущение на нерасторопность сына, как была втянута за руку в комнату. Приложив палец к губам, Семён тихо сообщил:

– Мам, с отцом беда!...

Татьяна Николаевна, с закравшейся тревогой, упавшим голосом спросила:

– Что, что с ним?... – и, не дожидаясь объяснений сына, быстро ушла к отцу.

В комнате мужа, на полу валялась брошенная пустая бутылка из-под водки, поодаль от неё, фарфоровый бокал с отбитой ручкой. Павел Сергеевич лежал на своём диване, вытянувшись, с зажатым в кулаке воротом пижамы, запрокинутая голова и безвольно свисающая с дивана рука мужа, подтвердили жуткое предчувствие Татьяны Николаевны.

– Вот и всё... И компания не понадобилась, в одного управился, паразит – в немом отчаянии, подвела горький итог совместной жизни с супругом Татьяна Николаевна.

Молча, притворив за собой дверь, она вернулась к сыну.

– Что это, сынок, инфаркт? – дрожащими губами спросила Татьяна Николаевна, уткнувшись ему в грудь.

– По количеству выпитого – определённо, пульса нет, я проверил. Думаю, что Верушке до вечера говорить не надо. Сейчас уйдёт на занятия, позвоню в скорую.

В коридоре послышались торопливые шаги Веруши.

– Родственники, я убежала, кофе на столе, мамочка, спасибо за куртку – донёсся через дверь звонкий голосок дочери и тут же последовал резкий хлопок входной двери.

* * *

Костик вышел во двор, решив непременно дождаться Верушку на выходе из дома. Усевшись на скамейку у её подъезда, парень услышал пересуды двух соседок, сидящих на противоположной лавке.

– До какого только бесстыдства доходят люди, Розалия Тихоновна, – возмущалась одна из них, поправляя массивные очки на носу, – и семья вполне приличная, в полиции люди работают, а такое вытворяют... До поздней ночи, уснуть не могла. Родители интеллигентные, солидные люди, сын их в Афгане отличился, награды имеет, офицер полиции, дочка просто писанная красавица. А что ни ночь, такие оргии закатывают... – стыдно слушать.

– А Вы не слушайте, Клавдия Петровна, – отвечала невозмутимым тоном её соседка. Все мы не без греха. Если людям здоровье позволяет, Бог им в помощь.

– Голубушка, Розалия Тихоновна, да невозможно это не слышать. У меня с ними общая стенка и не капитальная, заметьте, а я пока не глухая, хотя не намного старше их.

– И как часто это у них? – полюбопытствовала Розалия Тихоновна.

– Раза по три за неделю, – удручённо прикинула Клавдия Петровна, бросая горстку семечек из кулька, снующим у ног голубям.

– Давайте порадуемся за людей, дорогая, – с примирительной интонацией в голосе, предложила пожилая дама с пенсне на вздёрнутом носу, собирая собачий поводок на коленях.

Это они про мою Верушку что ли болтают, старые грымзы? – не поверил услышанному Костик. Подобные оргии между родителями – и то маловероятны. Тогда кого эта дура могла слышать? Зачем Верушке строить передо мной недотрогу и в ту же ночь кувыркаться с братом? Хрень какая-то!

Дверь подъезда распахнулась и по ступеням быстро сбежала вниз Веруша.

– Костик, ты чего здесь? Давно ждёшь? Знала бы, вышла раньше. Соскучился, Костенька?

Заметив дружное молчание с соседней скамейки, Веруша мило улыбнувшись, приветливо козырнула старушкам:

– Здравствуйте, гражданочки.

Бабки учтиво покивали головами и быстро ретировались за тяжёлой дверью подъезда.

– Как нога, Костечка?

– Хорошо нога, – сдержано ответил Костик.

– А палка зачем? Что б не упасть от моей красоты, милый?

– Мы могли бы поговорить, Веруш? – холодно прервал он девушку.

– Проводишь и поговорим, а о чём? Если не о свадьбе, то сваливаем скорее. Сейчас моё семейство выйдет. Или хочешь познакомиться?

– Нет, сначала поговорить.

– Слушаю, Костя, посох не забудь. Может, пригодится съездить тебя им по башке, – вглядываясь в сумрачное выражение на лице парня.

– Меня, Вер, не за что.

И Костик пересказал содержание беседы соседок, услышанное им на скамейке.

– К тому о чём ты слышал, от этого бабья, я ни какого отношения не имею. Ты мне веришь?

Костька неопределённо пожал плечами, упрямо глядя себе под ноги.

– Константин, Вы мне не верите? – на распев произнесла Верушка, глядя изумлёнными глазами на парня, с интонацией Людмилы Гурченко из фильма «Любовь и голуби», – подите вон, оставьте меня!

– Веруш, хватит стебаться, а как, прикажешь, это всё понимать?

– А вот так... – и Веруша хлёстко влепила пощёчину Костику, – так понятнее?

– Ну и приёмчики убеждения в полицейском колледже. – обалдело воскликнул Костик, быстро притянув к себе девчонку и впившись в её губы поцелуем.

– Болван! Ещё хоть раз подобное подозрение себе позволишь... Этот поцелуй будет у нас последним. Никогда своему мужчине не изменю...

Продолжение следует