Вся в отца

— Привет, Дженни, спасибо, что пришла. Я... Мне нужен друг прямо сейчас.

— Всё в порядке, мам, экзамены ещё только через месяц.

— Как дела в университете? Я не видела тебя и не разговаривала с тобой уже несколько месяцев.

— Ты же знаешь, как это бывает, мам. Последний год в университете, и я надрываю задницу, чтобы попасть в десять процентов лучших. В этом мире волчьи законы, особенно в юриспруденции.

— Но я думала, ты собираешься работать на своего отца?

— Да, на самом деле я уже начала, но я хочу, чтобы он мог сказать, что нанял меня, потому что я была одним из лучших студентов, а не только потому, что я его дочь. Что касается меня, то я буду работать на него не потому, что он мой отец, а потому, что его юридическая фирма лучшая в этих краях. Я знаю, что не получу от него особого отношения. Напротив, я ожидаю, что мне дадут самую дерьмовую работу, что-то эквивалентное уборки свинарника только для юристов.

Между двумя женщинами воцарилось молчание, прежде чем старшая нарушила его, фыркнув.

— И всё же, разве это убьёт тебя, если ты будешь звонить раз в неделю?

Дженни долго смотрела на мать, прежде чем ответить.

— Возможно, но, ну, мы никогда не были, как я бы сказала, близки, мам, не так ли? Будь честной.

— Нет,  — вздохнула Маргарет,  — ты всегда была папиной дочкой.

Дженни вздрогнула от мягкого обвинительного тона матери.

— Не смей пытаться свалить на меня недостаток нашей близости, мама. Если я папина дочка, то это потому, что ты...  — Дженни сделала паузу, подыскивая подходящий термин,  — эмоционально отсутствовала в моей жизни почти всё время, что я себя помню.

Пожилая женщина опустила глаза, когда до неё дошла толика правды в хорошо подобранных словах её дочери, но просто не в характере Маргарет было признавать вину.

— Я, чёрт возьми, тоже работала, понимаешь? Я была председателем родительского комитета, пока ты училась в школе. Я руководила и до сих пор возглавляю несколько благотворительных организаций. У меня такая же успешная карьера, как и у твоего отца. Из того, что я не зарабатываю большие деньги, не следует, что моя карьера не важна.

Она села, зная, что достижению её целей не будет способствовать злость и раскапывание старых проблем.

Дженни не чувствовала таких ограничений.

— Тебе не нужно было делать ничего из этого, мама; какими бы вескими ни были причины, ты сама это выбрала. И, давай посмотрим правде в глаза, ты сделала это скорее для собственного самовозвеличивания, нежели для того, чтобы сделать что-то хорошее для других. Ты должна была всем руководить, помнишь, ты ушла из родительского комитета, когда председателем избрали кого-то другого. Если бы ты была честна с собой, ты бы знала, что сохранила председательство в большинстве благотворительных организаций, которыми управляешь, только потому, что папа или его партнеры жертвуют большую часть денег, которыми они располагают.

Теперь настала очередь Дженни понять, что нет смысла ворошить 

старые угли, говорить то, что она действительно хотела сказать: что она предпочла бы, чтобы её мать была рядом с ней вместо всего этого. Какой был смысл говорить матери, что она провела большую часть своего детства, чувствуя себя всего лишь ещё одной неприятной деталью, которую её мать должна организовать? Она никогда не слушала раньше. Высказывать горькую правду, возможно, было бессмысленным занятием, но она не могла стоять в стороне и слушать, как критикуют её отца.

— Прости, мам, но это правда. Это был папа, кто ходил со мной на все спортивные занятия после школы. Это был папа, с кем я могла поговорить, когда мне нужно было плечо на которое можно опереться. Папа, кто помогал с домашними заданиями и учил меня ездить на велосипеде, водить машину. Это был папа... во всём. Тебя просто не было рядом, ни физически, ни эмоционально. Ты была, как бы это описать... отстранённой. Недоступной.

— Нет, это несправедливо, Дженни. Я тёплая. Спроси кого угодно. Это твой отец такой холодный, совершенно бесчувственный.

— Это брехня, мама. Папа — юрист, а они, точно так же, как врачи и психиатры, не могут позволить себе эмоционально увлекаться своими клиентами, это разрушило бы их. Он всё ещё испытывает все чувства, которые испытывает хорошо приспособленный человек, но он должен контролировать их; скрывать их. Ты должен научиться на ранних этапах обучения разделять эмоции и действия. Так что иногда ему было трудно переключиться, когда он приходил домой. Для меня это просто доказывает, что он человек. Ты... Ну, я начинаю думать, что ты социопат.

Пожилая женщина густо покраснела. Социопат? Как смеет Дженни! Ради бога, она занималась благотворительностью! Благотворительными организациями, которые помогали людям. Она была гуманисткой!

С трудом Маргарет удалось справиться со своим гневным рефлексом: прямо сейчас ей нужен был друг, а после действий её мужа на прошлой неделе их было очень мало. Будучи человеком, чрезвычайно склонным к соперничеству, Маргарет не обладала личностными качествами, которые позволили бы завести много близких друзей, скорее знакомых-конкурентов.

Её ближайшей наперсницей была сестра, которая позвонила ей и рассказала о фотографиях и видео, которые показал ей Дэйв. Картины её грязных танцев в клубе, практически секса в одежде на танцполе; затем камера следует за ней и парнем на двадцать лет моложе её до двери номера в мотеле. Нет, это не доказывало, что у неё был внебрачный секс, но было очевидно, что именно это должно было произойти. Её сестра разглагольствовала о её отвратительном поведении до тех пор, пока Маргарет не выдержала и не повесила трубку.

Нет, праведно злиться прямо сейчас было бы очень контрпродуктивно. На несколько долгих секунд воцарилась тишина, прежде чем Дженни нарушила неловкое молчание.

— Итак, о чём ты хотела поговорить, мам? Я должна сказать, что выглядишь ты дерьмово.

— Твой отец бросил меня, Джен.

— Я знаю, мама, он мне сказал.

Тишина повисла ещё на одну долгую, тягучую паузу.

— Он также сказал мне, почему, мам.

Взгляд пожилой 

женщины опустился на стол и остался там. Несмотря на то, что она чувствовала, как её воспринимали другие, она отчаянно надеялась, что Дэйв не рассказал об этом остальным членам семьи. Достаточно того, что он показал видео её сестре. Маргарет почувствовала себя в тупике — как много Дэйв открыл их дочери? Незнание того, как много знала Дженнифер, делало добровольное признание несколько проблематичным.

Со своей стороны, Дженнифер ждала, что её мать впервые в жизни будет честна и открыта с ней.

Она была разочарована. Снова.

Дженнифер вздохнула. Когда она заговорила, её голос был нейтральным, спокойным, сказывалась её юридическая подготовка.

— Я скажу тебе, что сказал мне папа. Он узнал, что ты ему изменяешь, и подставил тебя. Он притворился, что уехал в командировку на три дня и две ночи. Вместо этого он слонялся по городу и наблюдал за тобой. Он думал, что ты, по крайней мере, подождёшь до второй ночи, но он сказал, что ты уехала ещё до того, как был подан самолет, на котором он должен был лететь. Он проследовал за тобой в тот клуб через весь город и увидел, как ты принимаешь напитки от третьего парня, который подошёл к тебе. Что было не так с первыми двумя, мама? Слишком старые в свои тридцать?

Её мать не клюнула на приманку. Она продолжала смотреть вниз.

— Он наблюдал, как парень угощал тебя выпивкой, и за твоим представлением с грязными танцами. Он проследил за тобой до соседнего мотеля, наблюдал, как ты регистрируешься, видел, как ты направляешься в номер. Что ты почувствовала, когда папа похлопал тебя по плечу, пока ты целовалась с парнем у комнаты? Папа сказал мне, что пошёл снимать твои свадебное и обручальное кольца, но их там не было,  — Дженни фыркнула,  — Что ты думаешь, мама? Что, сняв кольца, ты снова стала незамужней?

"Боже мой,  — подумала её мать,  — это так неловко".

Действительно, этот момент был худшим в её спрятанной жизни. Оторваться от поцелуя, поцелуя, который должен был стать прелюдией к ночи наслаждений, посмотреть в невозмутимые глаза своего мужа, с которым она прожила двадцать восемь лет.

Она всё ещё слышала его слегка сдавленный голос, с непоколебимой решительностью произносящий: "Прощай, Маргарет". Его слова, этот голос, они заставили её онеметь и оцепенеть, пока Дэйв не исчез. Только когда Дэйв скрылся из виду, сработал инстинкт. Неловкий бег на высоких каблуках к её машине, и визг шин по дороге домой.

Полицейский, остановивший её, тест на алкоголь и последующая поездка в полицейский участок для оформления, просто зафиксировали гибель её репутации и потерю руководящих должностей в дополнение к растворению её брака. К тому времени, как такси доставило её домой, Дэйва уже давно не было.

Потеря всего, что было для неё важно, сделала сохранение её отношений с единственным ребенком ещё более важным. Как она могла обернуть это в свою пользу? Даже она была достаточно умна, чтобы понять, что оправдание "Я была одинока, я позволила себя соблазнить,  

этого никогда раньше не случалось", было неуместным. Она была женой адвоката двадцать восемь лет. Ей не нужен был кто-то со стороны, чтобы сказать ей, что замужняя женщина, вошедшая в клуб одна, без колец, доказала своё намерение. Что сказала Дженни? Дэйв узнал, что она изменяет. Как? Она всегда была очень осторожна.

— К-как твой отец узнал?

Её дочь вздохнула, разочарованная тем, что то, что сейчас беспокоило её мать,  — это способ, которым была обнаружена её измена. Возможно, глупо, но она надеялась на некоторое раскаяние в своих действиях со стороны женщины, которая её родила.

— Помнишь ту двухдневную поездку, которую папа предпринял около месяца назад? Он пришёл домой и пошел в туалет в ванной комнате. Под сиденьем унитаза, где увидит только парень, кто-то приклеил записку. В записке говорилось, что он подцепил, как ему казалось, одинокую женщину — ну, на ней не было колец — и сопроводил её к ней домой для весёлой ночки. Утром он понял, что в комнате, очевидно, живёт также мужчина, вероятно, муж. Ему стало стыдно, он оставил записку там, где женщина никогда бы её не нашла, если бы не почистила туалет, и убежал, прежде чем женщина — ты — проснулась. Честно говоря, эта записка возвращает мне, как женщине, спокойствие. Приятно знать, что в мире ещё остались порядочные люди.

"Блядь, блядь, блядь". Маргарет редко ругалась, но слово на букву "Б" было единственным подходящим для её нынешней ситуации. "Одной долбаной ночью я была так сильно возбуждена, что привела сюда парня, потому что в городе была огромная конференция, и все номера в мотелях были заняты настолько, что даже избранный партнёр был вынужден делить двухместный номер с другим продавцом из его компании, и я подцепила парня с совестью. Как я могу это раскрутить?"

— Знаешь, мать.

Использование Дженнифер слова "мать" вместо "мама" заставило Маргарет вздрогнуть в ожидании того, что должно было последовать.

— Я не могу отделаться от мысли, что ты делаешь это годами. Я помню примерно с тех пор, как мне было шесть, каждый раз, когда папа уезжал из города по делам, ты отправляла меня к бабушке. Ты действительно так долго изменяла папе? Ты называешь его бесчувственным ублюдком, но он, должно быть, действительно любил тебя, если не замечал этого все эти годы. Только любовь может сделать кого-то настолько слепым.

Взгляд Маргарет был устремлен в пол и оставался там, её неспособность отрицать что-либо оглушала. Как она могла исправить эту ситуацию? Никто из семьи и друзей, которые были у них с Дейвом, не отвечал на её звонки. Её вызвали на две срочные встречи в организациях, где она работала волонтёром, позже на этой неделе. Нетрудно догадаться, что всё это значит.

Кроме того был брачный контракт, который она и Дэйв подписали, опустошающий партнёра, который изменил. Конечно, она не была бы полностью обездоленной, но её комфортное существование осталось бы в прошлом. Заверенное письмо с уведомлением о выселении из дома прибыло только 

сегодня.

Ей нужен был друг. Ей нужна была поддержка, сейчас, как никогда раньше. Различные планы нападения, слова оправдания промелькнули у неё в голове; ни один не выдержал даже самой поверхностной проверки. Но он должен был быть, в конце концов, Дженнифер была её собственной плотью и кровью. Конечно, она не кормила её грудью. Неужели это действительно так плохо, что она не хотела, чтобы её груди обвисли и потеряли свою полноту, как у её сестры? Было ли действительно так ужасно хотеть, чтобы они оставались дерзкими как можно дольше? Кроме того, она держала бутылочку большую часть времени.

"Подожди, если я скажу ей..."

— Мать, тебя обслужили.

С нейтральным выражением лица Дженнифер Браун встала, спокойно расстегнула пиджак и вытащила из него конверт из манильской бумаги. На долю секунды Маргарет задумалась, как она могла не заметить лишний объём на обычно стройной фигуре своей дочери. Дженнифер не спешила. Её движения были медленными и неторопливыми, она всё время смотрела на мать. Она положила папку на стол перед матерью. Движения Дженнифер ускорились, как будто она боялась упустить момент. Она вытащила телефон из сумочки и быстро сфотографировала потрясённую женщину напротив.

Затем она вышла.