Призраки и тени или Призрак порно Часть 5

ОБЫЧНО СНАЧАЛА НУЖНО УМЕРЕТЬ

— Обычно ты должен умереть, прежде чем начнешь преследовать людей, но тогда, я думаю, я была мертва для тебя по крайней мере два года.

Она стояла рядом со мной, глядя в темноту утреннего Нью-Йорка.

— Твое лицо — первое, что я вижу, когда просыпаюсь утром, и последнее, что я вижу, когда закрываю глаза ночью. Целых два года! Каждый день! Каждую ночь! Пьяная или трезвая, я не могу выбросить тебя из головы. После того, как я ушла от Ричарда, я подумала, что, может быть, другие парни сделают это, поэтому я попыталась, но это похоже на то, что ты монстр из какого-то фильма ужасов. Ты продолжаешь возвращаться.

— Во всем этом нет моей вины.

— Я знаю, именно поэтому все так плохо. Если бы ты только сначала изменил мне. Я все равно буду чувствовать себя дерьмом, но только не ты, Хью. Ты был прямой стрелой в течение 36 лет. Я была той, кто стал шлюхой и предал все, во что я когда-либо верила, все, что я когда-либо лелеяла.

Я ничего не сказал.

— Ты мог бы, по крайней мере, поспорить со мной.

— Когда ты права, ты права.

— Чтобы ты не стал слишком самоуверенным, Элейн плакала, когда пришла ко мне в офис, чтобы попросить меня отказаться от тебя. Она действительно заботилась о тебе.

Я не смотрел на нее.

— Это было не то же самое.

— Ты посылал ей сексуальные письма и цветы и целовался с ней в своем "Мерседесе" на стоянке ее жилого комплекса. Она сказала мне, что позволила тебе сосать ее грудь и ласкать ее пальцами до оргазма. Ты позволил ей отсосать у тебя, но, подойдя ближе, оттолкнул ее и сказал, что тебе нужно идти. Потом ты позвонил ей на следующий день и сказал, что тебе нужно уехать по делам. Это была ваша поездка в Атланту в те выходные.  — Когда ты вернулся, ты продолжал избегать ее и, наконец, сказал ей по телефону, что совершил ошибку и не можешь идти дальше. Ты разбил сердце этой бедной девушки. Ты знал об этом? Она действительно заботилась о тебе. Но у тебя не хватило смелости сделать то, для чего ты ее подставил, не так ли?

— Нет, думаю, что нет.

Я смотрел, как ее черты мерцают в лунном свете на стекле. Я прожил два года без единого слова от нее, и теперь мы разговаривали, как два озлобленных бывших. В это было трудно поверить.

— Я знал, что причиню тебе боль, но..... У меня ее не было... Я не знаю. Я не мог этого сделать. Я хотел, но не мог. Я все время представлял себе твое лицо, когда ты узнаешь, как я и предполагал. И...!

— И что?

— Я знал, что это будет все равно, что съесть один картофельный чипс. Я знаю, ты помнишь ту рекламу. Я знал, что если я сделаю это один раз, в тот первый раз... если 

я кончу ей в рот, если я войду в ее горячую, очень тугую молодую киску, я никогда не смогу заставить себя не сделать это во второй раз. Тогда я потеряюсь, потеряю тебя.

Я не мог сопротивляться, хотя знал, что это несправедливо, так как теперь я знал, что она знает.

— Итак, я отказался от этой горячей сладкой молодой задницы ради тебя, и знаешь что... Я все равно потерял тебя.

— Она пришла ко мне, чтобы попросить меня отказаться от тебя. Она думала, что если я дам тебе развод, ты уступишь своей горячей любви к ней. Она уже планировала завести двоих детей и дом в Беймидоусе. Когда я сказала ей, что ты просто переживаешь свой типичный мужской кризис среднего возраста, именно тогда она начала плакать, и она действительно начала рыдать, когда я рассказала ей о той блондинке-официантке из "Гудков", с которой ты встречался до нее.

Я отвернулся от изображений в зеркале, чтобы посмотреть на нее. Ей было почти 60, но она могла сойти за 40-летнюю. Как ей это удалось?

— Но я не трахал ни ее, ни блондинку из "Гудков", ни Рекламного агента с Четвертого канала, с которой я встречался три раза, когда тебя не было. Я никого из них не трахал. Я был неправ, и я был глуп, и я должен извиниться перед тобой за каждый раз, когда я делал что-то, что муж не должен делать, но я никогда не трахал никого из них. Я никогда не переступал эту черту. Я хотел, но никогда не мог заставить себя, потому что любил тебя и не хотел потерять тебя, потерять нас.

— А я сделала! Я была плохой. Я все выбросила. Я это знаю.

Мы молча стояли рядом. Наконец она вздохнула.

— Я рада, что ты выследил меня в том туалете. Прятаться от тебя было так утомительно.

— Зачем, зачем прятаться? Мы развелись, такое случается. Ты изменила мне. Это больно, но так поступают многие женщины и многие мужчины. К чему это исчезновение?

— Я не могла вынести мысли о том, каково будет снова встретиться с тобой лицом к лицу. Я все время видела выражение твоего лица, когда рассказывала тебе... о нем. Мне казалось, что я хочу превратиться в пепел и сдуться. Я никогда больше не хотела видеть этот взгляд в твоих глазах. Я ничего не могла сделать, чтобы сделать его лучше. Я не могла просить тебя простить меня, я не могла простить себя. Я просто хотела притвориться, что ты перестал существовать.

— Ты хорошо поработала.

Снова молчание.

— Как ты думаешь, с ней все будет в порядке?

— Я не знаю. Считается, что Валлински очень хорош, и, как он сказал, она боец. Я должен верить, что она выкарабкается.

— Она твоя дочь, Хью. Я верю, что так и будет.

Мы смотрели на огни города, которые никогда не гасли. Она обхватила себя руками, как будто ей было холодно.

— Знаешь,  

что я ненавижу больше всего, я имею в виду, кроме того факта, что мы здесь, а она на больничной койке?

— Нет, я тебя больше не знаю, Мэри. Я больше не могу тебя читать.

— Любая другая пара, независимо от того, как сильно они могли причинить друг другу боль, независимо от того, насколько горьким был их развод, они все еще могли обнимать друг друга. Они могли бы обнять друг друга и быть сильными друг для друга, но я знаю, что ты не выдержишь моих прикосновений, а я не выдержу выражения твоего лица, если попытаюсь прикоснуться к тебе.

Когда я ничего не сказал, она опустила руки и отступила от окна.

— По крайней мере, теперь нам не придется скользить друг вокруг друга. Мы можем быть здесь ради нее. Даже если ты никогда не перестанешь ненавидеть меня, по крайней мере, мы сможем быть вместе ради нее, и я смогу встретиться с тобой лицом к лицу.

Она направилась в коридор, который вел в их спальню. Я уже сложила свои вещи в гостевой спальне.

— Сегодня я буду спать в их спальне. Увидимся через несколько часов. Спокойной ночи, Хью.

Она остановилась, прежде чем войти в коридор.

— "Спокойной ночи", это звучит так смешно, так странно после двух лет. Я никогда не думала, что скажу это снова.

В ее голосе звучала тоска, но я знал, что с моей стороны это должно быть принятие желаемого за действительное.

•  •  •

Команда Валлински прибыла на следующий день, как и Питер с семьей. Когда Питер и Марлена вошли, высадив Остина с матерью Саймона, и увидели нас с Мэри в приемной, они просто уставились на нас на мгновение. Я покачал головой, и они не стали задавать никаких вопросов.

Около 3 часов дня я вышел перекусить и подышать свежим воздухом.

Питер вышел вслед за мной.

— Ты не собираешься рассказать мне, что происходит?

— Рассказывать особо нечего. Мы с твоей матерью поговорили! Она больше не прячется.

— И что?

— И ничего. Больше ничего не изменилось, Питер, кроме того, что мы можем находиться в одной комнате в одно и то же время, но этого достаточно.

Этого действительно было достаточно! Мы мало разговаривали, но могли разговаривать. Время от времени я смотрел на нее, и она, наклонившись, разговаривала с Питером или Саймоном, и я мог разглядеть выпуклость ее задницы в платье или джинсах, или изгиб ее груди через блузку, или изящный изгиб ее шеи под густыми каштановыми волосами, которые казались такими же пышными, как и в 23 года.

На секунду я мог забыть и почувствовать, как напряглась моя промежность, когда я вспомнил ощущение ее кожи под моими руками. Каким-то образом, с тем экстрасенсорным восприятием, которое развивают давно женатые пары, она поднимала глаза. Я видел это в ее глазах, в том взгляде, который она бросила на меня давным-давно, когда рассказывала о том, как провела все эти ночи с Ричардом Келли. Каким-то образом она почувствует 

это, увидит в моих глазах и опустит взгляд.

Поэтому мы осторожно обходили друг друга, но Николь с каждым часом становилась все лучше. На третий день она открыла глаза и узнала людей вокруг своей кровати в ее отдельной комнате, в секции, где не было частных кроватей, пока Гейл не попросила одну.

Она посмотрела на нас с матерью, стоящих рядом перед ней. Мы не прикасались друг к другу, но стояли рядом.

Левая сторона ее лица была забинтована от головы до подбородка. Они сбрили с ее головы все волосы, но я никогда не видел ничего более прекрасного, когда она открыла глаза и попыталась улыбнуться.

Валлински и несколько врачей стояли вокруг ее кровати, наблюдая за ней. В группе медицинских примадонн Валлински бессознательно взял контроль на себя.

— Сканирование мозга выглядит очень хорошо — сказал он Саймону, но достаточно громко, чтобы его услышала вся семья. "Мы не будем знать наверняка, пока она не заговорит, и мы не сможем провести тесты, но я не верю, что она будет страдать от каких-либо существенных или длительных психических расстройств. Нам удалось спасти ее левую ногу и руку, хотя ей потребуется несколько операций на обеих, и, вероятно, ей потребуется реабилитация в течение шести месяцев или года. Она больше никогда не будет участвовать в марафоне, но, насколько я понимаю, в последнее время она вообще не участвовала.

Он улыбнулся нам — доктор юмор!

— У нее, скорее всего, останутся шрамы на лице, но я думаю, мы сможем сохранить мышцы на щеке. Через год или два, скорее всего, вы не сможете сказать, был ли какой-либо ущерб, если не будете знать, что искать.

Саймон плакал. Я не осознавал, что Мэри была в моих объятиях, пока она не оказалась там. Я не мог оттолкнуть ее, по крайней мере, на минуту или около того. И тогда я это сделал.

Она вытерла глаза.

— Скажи Гейл, что я у нее в большом долгу. Больше, чем я когда-либо смогу ей отплатить. Может быть, когда-нибудь...

Я остался еще на два дня, и мы были очень осторожны, чтобы больше никогда не прикасаться друг к другу. Я улетел обратно на коммерческой основе после того, как у меня было время навестить Николь и поговорить с ней наедине. Я рассказал ей, что случилось, и что вернусь через несколько недель на выходные.

Я вернулся в кабинет Гейл и рассказал ей о случившемся, хотя мы регулярно разговаривали по телефону.

— Я счастлива, Хью. Я также рада, что ты смог поговорить с Мэри.

— Ты шпионила?

— Люди болтают. Есть ли какой-нибудь шанс...?

— Нет, холодной войны больше нет. Сейчас мы просто два разведенных человека, но я не могу ни простить, ни забыть. Она предала меня, Гейл. Она встала с его постели и жила во лжи со мной. Я не могу... снова приблизиться к ней. Я все еще люблю ее, но никогда больше не смогу ей доверять. И все же я этого не делаю... Я не 

желаю ей зла. Пусть она живет своей жизнью в Нью-Йорке или на Западном побережье, а я буду жить своей здесь.

И я это сделал.

Жизнь продолжалась. По мере того как год подходил к концу, Банк Охоты стоял прочно, но мы тоже истекали кровью. Никто не остается нетронутым, когда экономика вокруг них рушится. Мы сократили наш персонал и сократили еще больше отделений. Гейл работала больше, чем мы все. Стало мрачно. Поскольку мы жили в мире денег, мы видели происходящее более ясно, чем обычные гражданские.

Мы собирались держать головы над водой. Если только вся экономика США не рухнет, мы выживем, но это будет совсем не весело. По мере того как год подходил к концу, веселья становилось все меньше и меньше. Не знаю почему, но, похоже, это подействовало на Гейл больше, чем на всех нас.

Возможно, потому, что она всегда была "Принцессой в Стеклянной Башне". Она жила сказочной жизнью, обеспеченной любящим дедушкой. Вероятно, она нуждалась в этом после того, что случилось с ее матерью и отцом. Старик не смог заменить их в ее жизни, но он любил ее так сильно, как только может любить человек. Потом она встретила Роберта Сэндлера в средней школе, и он любил ее так же сильно или даже больше, чем ее дедушка.

Итак, она была невероятно богата, невероятно умна, невероятно удачлива в любви и бизнесе и умела играть с сотнями миллионов долларов, бизнес-планами и долгосрочными прогнозами.

Ей не нужно было увольнять людей, закрывать предприятия или говорить людям, что, по сути, их жизнь закончилась. Это была моя работа и работа таких людей, как я. Она не общалась с бедными людьми, или с отчаявшимися людьми, или с причиняющими боль людьми. Она жила в пузыре.

Как кто-то однажды сказал, богатые — это другое. Я был достаточно богат, чтобы понимать разницу между богатыми людьми и людьми Гейл. Она была достаточно человеком, чтобы истекать кровью после окончания своего брака, но это был единственный раз, когда реальность вторглась в ее мир.

В конце концов, однако, зловоние неудачи, отчаяния и явной безжалостности, в которой нам пришлось участвовать, казалось, наконец-то добралось до нее. Было слишком много ночей, когда она сидела в своем офисе, когда все, кроме меня и нескольких других, ушли, уставившись на экран компьютера и потягивая различные напитки.

Бывали ночи, когда я приходил перед самым отъездом, мы с ней были последними людьми в банке, если не считать уборщиков, и находил ее спящей, уткнувшись лицом в финансовые бумаги. Я будил ее, провожал до своей машины и следил, чтобы слуги уложили ее в постель. В те ночи она была слишком пьяна, чтобы спорить со мной.

Был конец ноября. Я прилетел в Нью-Йорк, чтобы провести День благодарения с Саймоном и Николь. Она выписалась из больницы и, хотя ей еще предстояли операции, могла передвигаться на костылях. Питер и Марлена прилетели в этом году, из-за того, что случилось, и когда я добрался 

туда, я также обнаружил, что Мэри ждет.

Это был первый раз, когда мы были вместе как семья почти за три года. Я думал, что будет хуже, чем было на самом деле. Теперь мы с Мэри могли бы быть рядом друг с другом, но я не был уверен, как это будет работать с семьей.

Можем ли мы все игнорировать слона в центре комнаты и ходить на цыпочках вокруг ее неверности, нашего развода, разлуки и, я надеялся, моих почти неверных поступков десять лет назад?

Я не думал, что она когда-либо говорила детям, и я надеялся, что она не говорила, пока мы были врозь. Я бы не выглядел таким благородным, страдающим героем, если бы они знали, что я дрочил молодых женщин до оргазма без ведома Мэри. Тем не менее, я продолжал твердить себе, что не трахал их, и я не трахал их в течение шести месяцев, пока лгал своей жене.

К счастью, День благодарения прошел без происшествий. На следующей неделе я вернулся к работе.

Наступил вечер пятницы, и мы закончили работу. Гейл готовилась к выходу. От ее секретарши я знал, куда она направляется, и был почти уверен, что она собирается пойти в частный клуб с одним из своих ходячих вибраторов, забрать его домой и трахнуть. К сожалению, утром она будет чувствовать себя более одинокой, чем накануне вечером. Я знал это чувство. Иногда дружба лучше горячего секса, как ни трудно в это поверить.

Я поговорил с Перси и Бобби, и они уже согласовали свое расписание. Я договорился встретиться с ними там. Через несколько минут после пяти вечера я просунул голову в кабинет Гейл. Она откинулась на спинку стула, спиной ко мне, уставившись в экран настольного компьютера. Он погас, пока она постукивала пальцами по столу.

— Какие планы?

— Ничего особенного, Хью, просто... заворачиваю вещи. Потом я попрошу Билли подогнать мою машину, и мы с другом пойдем куда-нибудь выпить. Тихая ночь — наверное, я старею.

— Ты еще ребенок, а я уже отправил Билли домой с булочками.

Она повернулась ко мне с удивлением на лице.

— Что ты сделал?

— Я отправил Билли домой с "роллс-ройсом", велел ему припарковать его и отдохнуть остаток ночи.

— Почему?

— Мы сегодня кое-куда идем. Ты, я, группа парней и их лучшие половинки.

Она покачала головой.

— Ты не должен этого делать, Хью. Сегодня я не буду хорошей компанией.

— Вот почему мы встречаемся, и ты не даешь мне никаких аргументов. Помни, это говорит "дядя Хью".

Итак, мы выехали с парковки банка на моем "Мерседесе", и я не ответил ни на один из ее вопросов, когда мы выехали из центра города и направились на юг по 17-й улице, пока мы не пересекли Дикий Вестсайд, а затем я свернул на боковую улицу, которая вела к большому сараю, похожему на строение, которое занимало большую часть квартала.

— У О'Брайена — сказала она, когда поняла, куда мы направляемся — Из всех мест! Если бы ты 

сказал мне, что мы направляемся в дешевый салун, я бы оделась получше.

Я рассмеялся над ней.

— Это не Понте Ведра и не Клуб в Эйвондейле, но это то, что тебе сейчас нужно, Гейл. Тебе нужен хонки-тонк, где ты можешь выставлять напоказ свои вещи, заводить кучу молодых парней, мы все можем напиться, а Перси и Бобби могут очистить салун. Они уже много лет не ввязывались в настоящую драку. Я думаю, что нам всем это нужно.

•  •  •

ЖАРКИЕ ВРЕМЕНА У О'БРАЙЕНА

К тому времени, как мы туда добрались, он уже прыгал. Я позвонил заранее и спросил владельца, бывшего профессионального боксера по имени О'Брайен, не мог бы он оставить для меня место, и он пообещал, что там будет столик или два, когда мы туда доберемся.

Конечно, некоторые городские ковбои заметили столики, отмахнулись от возражений официанток, пытавшихся удержать их для нас, и сидели и вели себя несносно, когда мы вошли. Обычно О'Брайен убирал бы их, но у него были заняты руки кошачьей дракой между двумя дамами из-за какого-то парня сзади, а трое ковбоев сидели, откинувшись на спинки наших стульев, и пили.

Перси, Бобби, парень Перси и Шовонн стояли за одним из столиков, глядя на ковбоев с их купленными в магазине западными шмотками, но ничего не говоря.

Когда мы с Гейл подошли, я услышал, как один из больших ковбоев сказал Перси: "В возлюбленной О'Брайена нет спасительных мест, все это знают. Почему бы тебе и твоей подружке не отправиться в центр города! Там есть очень ХОРОШИЙ странный бар. Возьми с собой негра и его сучку, если не хочешь, чтобы тебе причинили боль."

Затем он посмотрел на нас с Гейл.

— Дедушка, ты можешь сесть с другой стороны стола, если позволишь Большой Сиське подойти и сесть с нами. Как насчет этого, дорогая? Ты выглядишь так, будто тебе сейчас очень, очень нужен настоящий мужчина. Давно не виделись, не так ли?

Гейл посмотрела на него, и на ее прекрасном лице появилась злая усмешка.

— Здесь есть настоящий мужчина? Где? Мне бы не помешал хороший ночной жесткий трах, но все, что я вижу — это три сладких панка, которые не смогли продержаться достаточно долго, чтобы удовлетворить старшеклассницу, не говоря уже о женщине. Ты вообще можешь стать твердым?

Вот тогда-то и началось самое интересное.

Перси бросил самого большого через бар, что было значительным подвигом, учитывая, что он находился в 10 футах от него. Его друг ударил Перси сзади и сбил его с ног. Он не смог бы удержать его, если бы ковбои не были одни, и еще двое нырнули ему на спину. Затем нырнул друг Перси, а он был не из маленьких.

Ковбой, оскорбивший Бобби, встал и тем же движением швырнул бутылку пива в Бобби, который двинулся, не заметив, что Шовонн стоит у него за спиной. Пивная бутылка ударилась с громким "стуком", и она упала, зажав рот. Бобби бросил один взгляд, закричал, перелез через стол и 

начал пытаться забить ковбоя до смерти.

Еще два ковбоя набросились на Бобби, но все, что они сделали — это замедлили процесс убийства Бобби.

— О, черт,  — сказал я, отталкивая Гейл с дороги и пробираясь в беспорядок на полу, который был Бобби, тремя, а теперь четырьмя ковбоями и их друзьями. Как я уже сказал, я тренируюсь и поддерживаю форму, и я боксировал в армии, а затем в Полицейской спортивной лиге в течение нескольких лет, когда Хант-банк обеспечивал 95 процентов своего финансирования.

У первого ковбоя, которого я стащил с Бобби, была стеклянная челюсть. Прямой удар в челюсть отправил его на пол, и он даже не пошевелился. Второй был немного жестче, но после того, как я вонзила кончик ботинка ему в яйца, он лег и больше не хотел.

— Хью!  — услышала я крик Гейл. Я повернулся и увидел что-то краем глаза. Это было очень похоже на кружку, полную пива, летящую прямо мне в голову. Я видел, как один парень получил одну из таких во время драки в баре в Берлине в 70-х годах и он больше никогда не вставал! Этот парень не играл.

За исключением того, что он так и не достиг своей цели. Чья-то рука схватила его и остановила по дуге. Я отступил достаточно, чтобы увидеть, что происходит. Парень, который был достаточно большим, чтобы ему не нужно было оружие, он был по крайней мере на три дюйма выше моих 6 футов 2 дюйма, был готов навсегда погасить мой свет, если бы не темноволосый парень, который встал между нами. Он был примерно моего роста, может быть, на дюйм ниже. У него были синяки, свидетельствующие о том, что в недалеком прошлом у него были серьезные разногласия. Он не был мускулистым, но выглядел так, будто поддерживал форму. Прямо сейчас он смотрел на парня, держащего кружку.

— Ты не хочешь этого делать! Это была просто дружеская потасовка. Если ты ударишь кого-нибудь этим, то уйдешь надолго. Просто уйди.

— Отпусти меня, членосос, или я уложу тебя, прежде чем позабочусь о старике. У тебя есть две секунды.

Я услышал позади себя знакомый голос.

— Я должен позволить тебе попытаться забрать его, но я уже потерял одно зеркальное стекло в прошлом месяце, и я не хочу, чтобы сегодня вечером здесь снова вспыхнул бунт. Посмотри хорошенько, придурок! Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочешь взять его на работу?

Высокий парень пристально посмотрел на мужчину, держащего его за руку, затем его взгляд метнулся к передней части бара, где длинное зеркальное окно тянулось по всей длине заведения. Что-то... какое-то узнавание мелькнуло в его глазах.

Невысокий, темноволосый, прихрамывающий парень моего возраста вышел вперед, неся Луисвилльский Отбойник.

— Если, случайно, ты пройдешь мимо Джи, я сам тебя уложу. Ты все еще хочешь драться?

Человек с кружкой, который больше походил на дальнобойщика, чем на ковбоя, подумал об этом, затем отдернул руку, и человек отпустил его.

— Черт возьми, оно того не стоит. Есть много лучших 

мест, где можно потратить мои деньги, мои деньги и деньги моих друзей.

— Мне очень не хотелось бы потерять свой бизнес, но если вы так считаете — и О'Брайен указал концом биты на переднюю часть бара.

Через пять минут дюжина ковбоев и их друзей вышли, дав многочисленные обещания снова увидеть пидора, негра и старика. Мы просто разозлили их, притворившись, что дрожим от страха. Я знаю, знаю, это было чертовски по-детски, особенно для такого старого пердуна, как я, но это было приятно.

Перси и его парень вытерли кровь с лица и носов друг друга, и Перси рассмеялся, поймав взгляд Бобби. Бобби заклеил губу Шовонн в том месте, где бутылка разбила ее, но не повредила ни одного зуба.

Бобби повернулся ко мне, когда я сел рядом с Гейл: "Хью, ты должен перестать тащить нас в эти заведения. Два честных банковских руководителя не могут ходить вокруг да около, надирая задницы в таких заведениях.

О'Брайен подошел к нему сзади и похлопал его по плечу Отбивающим из Луисвилла, сказав: "Улыбнись, когда ты называешь мое заведение плохим заведением.

— Он не хотел вас обидеть, мистер О'Брайен — сказала Гейл, наклоняясь вперед так, что пышные акры мягкой груди призывно раскрылись.

О'Брайен усмехнулся, глядя на ее декольте, и сказал: "Не обижайтесь, мисс Хант."

Гейл повернулась, чтобы посмотреть на бар и темноволосого мужчину, который, возможно, спас мне жизнь.

— Кто ваш галантный друг, мистер О'Брайен?  — спросила она.  — Я бы хотела угостить его выпивкой. Я очень люблю мистера Дэвидсона, и я думаю, что ваш друг, вероятно, спас жизнь Хью или, по крайней мере, не допустил его в больницу.

О'Брайен жестом подозвал его, и он подошел как раз вовремя, чтобы услышать, как владелец бара сказал: "Он просто бармен, который время от времени околачивается здесь. Я все пытаюсь уговорить его согласиться хотя бы на неполный рабочий день в качестве вышибалы, но он продолжает говорить "нет". Может быть, тебе повезет больше, чем мне."

Когда он подошел к ней, Гейл повернулась на стуле, чтобы дать мужчине по имени "Джи" отличный обзор ее активов. Она протянула ему руку, он взял ее и с видом старой формальности наклонился и поцеловал.

Она посмотрела на него с недоверчивым выражением на лице, усмехнулась мне, а затем сказала ему: "Старый джентльмен. Пожалуйста, позвольте мне угостить вас выпивкой, и не окажете ли вы нам честь присоединиться к нам за нашим столом."

— Спасибо, но в этом нет необходимости, мэм — сказал он, не в силах отвести глаз от ее декольте, но изо всех сил стараясь не быть совершенно очевидным.  — Я ничего не делал и не верю ни единому слову О'Брайена обо мне. Он вбил себе в голову, что я какой-то супер-боец. Я просто парень, который... получил несколько удачных ударов прошлой ночью.

О'Брайен покачал головой, указал на витрину с надписью "Бар О'Брайена" большими золотыми буквами и сказал: "Месяц или около того назад именно Джи в значительной степени защитил двух женщин 

от того, чтобы они сильно пострадали от каких-то действительно трусливых придурков. Он также закончил тем, что вынес все зеркальное стекло перед этим местом, ударив по нему телом громилы, который заставил ваших друзей выглядеть маленькими и хрупкими по сравнению с ним."

Джи просто покачал головой и сказал: "О'Брайен, прекрати, ты меня смущаешь."

— Пожалуйста, мистер... Джи... что это вообще такое... сядьте и позвольте нам угостить вас парой напитков.

— Джованни... Джованни Палпатино. Я не из Италии напрямую, родился и вырос прямо здесь, в Джексонвилле. Я бы не отказался выпить, но сегодня вечером я ничего не делал. Я просто не хотел, чтобы твой друг серьезно пострадал во время обычной пятничной потасовки.

Он отвернулся от этих грудей и с любопытством посмотрел на меня.

— Могу поклясться, что знаю тебя. О'Брайен сказал, что ты какой-то банковский парень? Откуда я тебя знаю?

Я посмотрел на него, и он показался мне странно знакомым. Я подумал об этом, и из ниоткуда это пришло ко мне. Я встал и сделал ложный выпад правой рукой, одновременно выставив левую, чтобы блокировать удар. Какое-то мгновение он просто смотрел на меня, а затем на его покрытом синяками лице появилась улыбка.

— Будь я проклят. Ты...

Он остановился, и я улыбнулся ему.

— Все в порядке — я старый парень. Время от времени мы устраивали спарринги.

Я посмотрел на Гейл.

— Этот парень работал с детьми на боксерских матчах Полицейской спортивной лиги. Он был довольно хорош на ринге. Ты все еще...

Я остановился и посмотрел на Гейл. Я думал, что она влюбляется в симпатичного молодого парня, но рано или поздно это всплывет.

— Учитель, нет. Я ушел из этого бизнеса несколько лет назад. Я не уверен, что поступил правильно — иногда я знаю, что это не так, но...

— Где ты преподавал?" — тихо спросила Гейл.

— Фрэнк Х. Петерсон — то, что раньше было Центром навыков в Вестсайде.

— Вы когда-нибудь знали парня по имени Роберт Сэндлер? Он был там учителем.

— Да, я познакомился с ним в первый же год, когда был там. Он был хорошим парнем. Ты его знаешь?

— Я так и знала — это древняя история. В любом случае, с твоей стороны было очень мило вмешаться — сказала она, положив мягкую ладонь на его руку. Клянусь, вы почти чувствовали запах женских феромонов, исходящих от нее волнами.

Джи, должно быть, тоже почувствовал их, потому что он заколебался, сказав: "Мисс... Хант, я бы с удовольствием выпил, но..."

О'Брайен обошел его сзади, положив мозолистую руку ему на плечо.

— Что Джи слишком джентльмен, чтобы сказать, так это то, что он находится в процессе развода с изменяющей женой, на которой он все еще немного зациклен, и он влюблен в женщину-полицейского, которая, похоже, не отвечает на его чувства. Юная любовь! Он также пытается быть джентльменом и предупредить вас!

Гейл пристально посмотрела на молодого человека.

— Боже, мужчины такие самовлюбленные! Я не прошу тебя жениться на мне, Джи, я могу затащить тебя в свой 

особняк до конца ночи и выебать тебе мозги, если ты не слишком джентльмен для этого, но я просто хочу немного повеселиться сегодня вечером. Хочешь немного повеселиться?

Джи на мгновение опустил взгляд на стол, затем поднял глаза и встретился с ней взглядом.

— Я думаю, что мне действительно нужно повеселиться сегодня вечером, мисс Хант, если я уже не разозлил вас.

— О, ты этого не сделал — сказала она, беря его руку в свою и делая все, что угодно, только не занимаясь с ней любовью на столе.

С этого момента все стало шумным и алкогольным, когда Джи заставил Гейл потанцевать, как мне кажется, впервые в ее жизни, а затем, когда зазвучала более медленная музыка, Бобби, Шовонн, Перси и его друг встали для какого-то действия щека к щеке.

Я откинулся на спинку стула, поздравляя себя с тем, что я Мастер человеческих отношений, когда я взглянул на большой и переполненный танцпол бара, чтобы увидеть то, что было невозможно.