Прощай, охламон! (эроповесть). Часть 6

Часть 6

Следующая глава не рекомендуется читателям, обремененным моральными устоями

В вестибюле больницы Клавдия Васильевна терпеливо ожидала Пашку, чтобы проводить его к своей дочери. Чего только не сделаешь ради любимой дочки. И грех на душу возьмёшь, вступив в недвусмысленные отношения со своим зятем, чтобы не распалась семья, а тут ещё и собственный внук, прилепился к ней втихомолку от отца. Прознав от матери, что его папенька добился расположения своей тёщи, с молчаливого согласия супруги, он также счёл для себя возможным стать полноправным любовником для Клавдии Васильевны. Не откажет любимая бабушка родному внуку, коли приняла зятя. Как-то лёжа с матерью в постели, Васька, насладившись ярким оргазмом, завёл разговор об отце.

– Мам, а как вышло, что бабушка согласилась спать с отцом? – Играя крупным соском на белоснежной груди Ирины, то водя по нему пальцем, то сжимая сосок в ладони, вызывая у матери болезненно-свистящий вздох сквозь сжатые зубы.

– Вась, ну больно же!... А что ей оставалось, когда твой отец застал нас в своей постели. Хорошо, что не прибил. Напился и заставил бабушку спать с ним в отместку мне. Хорошо ещё дед не знает, что у нас происходит.

– Мам, а мне она даст? Я ведь её раньше чем тебя захотел, только боялся, что сдаст меня. А потом, ты как-то взяла меня к себе в постель, когда отец в рейсе был. Тогда отопление ещё не включили и в квартире было холодно, я прижался к тебе и ты меня не прогнала.

– Да помню я, как ты прижался, тогда командировка у твоего отца слишком затянулась, а женщине трудно сдерживать себя по месяцу, когда к соскам притронуться уже невозможно. С них ты тогда и начал.

– Так ты скажешь бабушке обо мне? У тебя лучше получится с ней договориться.

– Ты, Васька, наглый шантажист! Да и каково бабушке вас двоих баловать собой, не молоденькая уже. А если отец или дед узнают, представляешь, что с нами может быть?

Однако, их беседа имела своё продолжение. Как-то Ирина зашла к матери домой, и в разговоре с ней, пожаловалась на сына.

– Одолел меня мой любовничек, что ни ночь, тут как тут. Хорошо, что ты помогаешь с Виктором, а то бы совсем меня заездили мои мужики. Раньше и мечтать о таких удовольствиях не могла. Зато теперь... На работе так наломаешься, что ног под собой не чуешь, так этот охальник в постель лезет. А куда деваться? Раз другой откажешь, найдёт с кем себя потешить.

– Так ты часто не отказывай, но и каждый день не допускай до себя, – но взглянув подозрительно на Ирину поинтересовалась:

– Ты это к чему клонишь, дочка? Васятку на меня спихнуть надумала? Я и по Виктору соскучиться не успеваю, а тут ещё один ему в помощь. Сама надумала или внучок подсказал? Ты ему всё-то не рассказывай, меньше будет знать, крепче будет спать. Беда мне с тобой, Ирка...

– Ну так, мам, я его пришлю, когда папы не будет дома?

– В грех ты меня вводишь, дочка, – помолчав, Клавдия Васильевна смягчилась, – ладно, нынче старик на дежурство уйдёт, присылай своего любовника, я с ним ещё поговорю, с засранцем.

Поздно вечером в квартире Клавдии Васильевны раздался нетерпеливый звонок. Обречённо вздохнув и перекрестившись, она пошла открывать. На пороге стоял её внук с болоньевой сумкой в руках. Внутри сумки позвякивали пустые стеклянные банки.

– А банки-то зачем притащил на ночь глядя? – спросила Клавдия Васильевна, принимая сумку из рук Васьки.

– Мать велела, на случай если дед окажется дома.

– Конспираторы, ядрёна Матрёна, разувайся и пошли на кухню, есть хочешь?

– Неа, тебя, бабуль, хочу, – сообщил Васька, любуясь выпуклыми ягодицами, под домашним халатом бабки, .

– Шустрый ты слишком парень. Нам с тобой ещё обговорить кое-что следует, – решительно осадила она внука, – присядь, потолкуем сперва.

Васька опустился на предложенный стул и уставился на объёмные шары под широкой кофтой Клавдии Васильевны.

– Ты, внучек, чего на тёток заришься? Нешто помоложе не нашёл? Сперва мать в постели снасильничал и до беды довёл, дуру набитую. С ней натешился, на меня перелезть надумал. Завтра и вовсе чего глупее сообразишь.

– Чего мне ещё?.. – недоумённо спросил Васька, отведя глаза от груди бабки.

– А вот похвастаешься перед дружками, что свою мать и бабку ублажаешь с их согласия. Да чёрт знает, что тебе ещё в башку взбредёт...

– Что я себе враг?! Не перед кем мне хвастаться. Я же понимаю, чем рискую. Я даже отцу не признаюсь, если что, – заверил Васька Клавдию Васильевну.

– Дело говоришь, Васятка, не следует ему знать о нас с тобой и без того наглупили с Иркой. Ладно, иди в комнату, я там застелила свежее бельё. Только приберусь и приду.

Васька потянулся к Клавдии Васильевне, но та уклонилась от несвоевременной нежности со стороны внука и похлопав парня по плечу, отправила его в спальню.

– Ступай, Васятка, раздевайся там, только смотри не засни, любовничек.

Когда парень нырнул под одеяло и замер в ожидание волнующего момента, появления своей любимой няньки, с которой были связаны все лучшие воспоминания его далёкого детства. Вспомнились Ваське еженедельные походы в баню по понедельникам, куда водила своего внука Клавдия Васильевна. В выходные дни баня была всегда переполнена людьми. Родители могли ходить в баню только в воскресенье, но брать с собой Васятку, мать не любила. В тесной духоте предбанника, мальчишка порой засыпал, привалившись к матери под неугомонный женский трёп и терпкий аромат дубовых веников, доносящийся из раздевалки женского отделения. Когда подходила очередь идти мыться, Васька окончательно сомлев от тепла и гула женских голосов, недвижно лежал у неё на коленях, причмокивая губами во сне. Большого труда стоило матери разбудить спящего сына. Васька сонно таращился на множество голых баб, спешащих в помывочную, прикрываясь тазами и вениками, оглядываясь на шторку, в проёме двери, отделяющую раздевалку от зала ожидания, с курящими мужиками, бросающими любопытные взгляды в прореху занавески женской раздевалки. Было решено, что бабка, жалея мальчонку, станет ходить с ним в баню по рабочим дням. Васька, отоспавшись и позавтракав, шёл с Клавдией Васильевной в баню, пиная на ходу снежные кочки грязного снега. В помещение бани царило безмолвие, нарушаемое редкими возгласами моющихся старух, хлопаньем двери в парную. Вымыв внука, Клавдия Васильевна наливала в таз тёплой воды и сажала в него мальчишку, покуда не спеша мылась сама, переговариваясь с соседкой по лавке. Васька всегда выделял среди других голых женских тел, тело своей бабки. Плотные, округлые бока Клавдии Васильевны, перехваченные тонкой складкой со спины, уходящей спереди к низу живота, полновесные груди с тёмными сосками, лежащие на выпуклом животе. Но как-то одна из женщин обратила внимание на сидящего в тазу мальчонку. Тот самозабвенно тискал в кулачке свой членик, поминутно поглядывая на занятую собой Клавдию Васильевну.

– Гражданочка, что же за своим мальчиком не смотрите. Вы хоть видите, чем он занимается?... Его пора в мужское отделение водить. Каково на это безобразие женщинам смотреть!

Клавдия Васильевна строго цыкнула на внука:

– Вынь руки из тазу, паршивец. Да чего Вы говорите, женщина! Руки мальчонке нечем занять, у него же не стоит, а плавает, играется дитё, – но при этом накинула на торчащий из воды столбик Васяткиной плоти лохматую вихотку из лыковых волокон.

* * *

После того случая в бане, Васька был передан в отцовские руки и ходил с ним в ту же баню, но в мужское отделение по воскресениям. Однако, яркие впечатления от созерцания женской плоти с годами не потускнели в памяти парнишки. Да и дальнейшие наблюдения, в течение многих лет, за женщинами в своей семье, лишь добавили остроту в постижение запретного плода. Но в своих желаниях прикоснуться к тому, что так интересовало и волновало его, Васька был осторожен. Не спешил проявлять свои пагубные намерения ни к матери, ни к бабке, опасаясь обнаружить себя этим до поры до времени. И всё же его терпение было вознаграждено, когда мать, в отсутствие отца, сама предложила ему лечь с ней под одно одеяло, покуда не включат батареи в холодных комнатах старой пятиэтажки. Под мерный стук маятника старых ходиков на стене, в ночной тишине спальни, Ирина погрузилась в сон. Холодные ноги сына согрелись под одеялом и уже не будили мать, при соприкосновение с её тёплыми коленями. Засыпая, Ирина неосознанно протянула руку за спину сына и подоткнула одеяло ему под бок, но так и оставила её на пояснице парня. Всё последующее она воспринимала, как приятный эротический сон.

Чьи-то руки касались её груди, сжимая пальцами твердеющие соски, Губы скользили по разрезу ночнушки, обдавая горячим дыханием шею Ирины. Полностью она осознала происходящее, лишь ощутив горячую ладонь под своей рубашкой, медленно поднимающую подол к животу.

– Сынок, ты чего?... Васька, что ты делаешь, перестань гадёныш! Я отцу расскажу, он тебе голову оторвёт, паразит.

– Мам, не хочешь помочь, так не мешай.

Утром Ирина, смахивая запястьем руки слезинки с лица, готовила завтрак. То, что вчера произошло между ней и сыном, было для неё унизительно и непоправимо. Отчаянье овладело ею, и она досадовала на свое малодушие. Если она и перестала сопротивляться натиску сына, это не значит, что полностью смирилась с неизбежностью. Пусть сделает это, но завтра она задаст этому негодяю, чтобы знал, что с матерью так не поступают. Ирине пришлось смириться с постыдным посягновением на честь женщины, при этом она сама молча направила окрепший член сына в нужное место в вагине. Откровенно говоря, не обошлось без постыдного для неё оргазма, который ей всё же не удалось скрыть от своего любовника. Стиснув зубы, Ирина мучительно застонала, пытаясь отвернуться от своего насильника. Позже, ощутив внутри влагалища горячий выброс спермы мальчишки, она оттолкнув от себя сына, поспешила в ванную, чтобы смыть сползающую на ноги, накопившуюся в ней сперму непрошенного любовника, смешанную со своими выделениями. Вернувшись к себе в постель Ирина легла спиной к сыну, и пихнув локтём в грудь Василия, зло произнесла:

– Не прикасайся ко мне, скотина! Завтра поговорим.

Но Васька, нежно обнял мать, взяв в руку её пышную грудь и примирительно шепнул Ирине на ухо:

– Конечно, поговорим, мамочка! Тебе ведь понравилось со мной? – Но на возмущённый возглас матери он сильнее прижал её к себе и чмокнул в горячую щёку.

– Мерзавец! Гневно прошипела Ирина, лягнув пяткой в колено Василия.

Так завершилась та ночь для матери и сына. Ирина долго не могла заснуть, на занемевшем боку, не желая повернуться лицом к своему незваному любовнику, который мирно посапывал, уткнувшись носом в материнский затылок.

* * *

На утро, за спиной Ирины, скрипнула дверь в кухню и тихие шаги сына приблизились к ней.

– Доброе утро, мамуль, – Васька притянул к себе мать и поцеловал её в шею.

– Садись за стол, мне некогда тратить время на твои сантименты, сынок! Считаю, что нам необходимо объясниться. То, что произошло вчера недопустимо между матерью и сыном. Я даже не представляю, что будет с нами если об этом станет известно кому-то. Потому вчера я не могла закатить скандал среди ночи. Соседи знают, что отец в отъезде, что бы они могли себе вообразить, услышав, что творится у них за стеной.

– Всё было превосходно, мамуль! И соседей не разбудили, и нам было хорошо, ведь тебе было хорошо, мамочка?

– Ты чёрт знает о чём говоришь! Я не представляю, как нам теперь вместе жить? – расстроено произнесла Ирина. – Впервые позволила себе слабость и вот результат – переспала с сыном! – В отчаяние воскликнула мать, пытаясь освободиться из сыновних объятий.

– И кому теперь от этого плохо? Я ведь буду нем, как рыба и ты не станешь ни с кем об этом говорить. Отец не узнает, а его постоянные поездки нам только на руку. Тебе ведь необходимо иметь мужчину в своей постели, а я не откажусь спать в объятиях классной женщины. Мамуля, мы нужны друг другу. Ну скажи, ты не сердишься на меня?

– И что? Мне теперь от радости прыгать, что у меня сын таким балбесом вырос? Забрался в постель к матери, изнасиловал старую дуру и предлагает веселиться по этому поводу, идиот!

– У тебя замечательный сын, мамочка! Но об этом никто не должен знать.... Не смотри на меня, как на сына, я твой любовник и это лучше, чем ты его нашла бы на стороне. Мы очень нужны друг другу, мамуля. Со временем ты это оценишь, родная.

– Родная! – Горько усмехнулась Ирина, – вот это меня больше всего убивает. Ты хоть понимаешь, что нашим отношениям есть определённое название? Инцест. А это не приветствуется среди нормальных людей.

– Это не такое редкое явление в наше время. Если жить в рамках здравого смысла. Мы будем заниматься наслаждением, а не размножением, тем более, подобные отношения не нами придуманы и не вчера появились. Ведь никто не бегает с призывами к инцесту в отличие тех, кто призывает к выбору половой ориентации. Я надеюсь, меня ждёт сегодня незабываемое наслаждение, моя милая?

– Тьфу на тебя! Не зли свою мать, бестолочь! Ешь скорее, я опаздываю на работу. В постель ко мне лезешь, как мужик, а ведёшь себя, как похотливый пацан. А мне не хватает мужчины и не только для секса. Кстати, без презерватива ко мне не приближайся, надеюсь, ты понимаешь, почему я об этом тебе напоминаю.

* * *

Столь длительное отступление, в продолжение которого Василий, лёжа под одеялом, в ожидание своей бабки, перебирал в памяти звенья цепи приятных воспоминаний от ранних времён детства, до последних дней, уже повзрослевшего парня. Его имя уже звучало, как Василий для преподавателей и товарищей однокурсников. Однако, для матери и бабки, он оставался всё тем же Васькой – шельмецом, чьих домогательств они обе не избежали.

– Не спишь, поганец? – окликнула внука Клавдия Васильевна, появившись в комнате в тёплом, домашнем халате на голое тело. – Свет потушить или оставить? Не застесняешься своей старенькой бабушки, пострел? Ты меня голяком, поди, с тех пор не видел, как вместе с тобой в баню ходили. Давай, похвались мне, чего там нарастил с тех пор, – попросила она, присаживаясь в ногах у Василия. Потянув одеяло с парня, Клавдия Васильевна удовлетворёно кивнула головой, осматривая Васькино хозяйство, – Повезло мамке твоей с таким сурпрызом к Рождеству. Тут, похоже, и мне перепадёт, замучил, поди, свою полюбовницу?

– Мне не жалуется, – приподнявшись с подушки, заверил Клавдию Васильевну внук, – а что, тебе чего-то говорила?...

– Говорила, а то был бы ты у меня в постели на ночь глядя. Чего девчонку себе не завёл до сих пор? С ней-то, поди, интересней, чем с мамкой любиться, о себе и не говорю. В отца своего пошёл, тому тоже по нраву бабы с душком, как рыбка к пиву, – вздохнула Клавдия Васильевна стягивая с плеч халат. Что вы за порода такая, а как стукнет за пятьдесят, на молоденьких потянет. Только со мной особо не забалуешь, я ведь вашу глупую моду лизаться на дух не переношу. Самой-то не в новинку мужика ублажать, а чтобы во мне ковырялись, ни в жисть. Я и Виктору не позволяю этих глупостей. Подвинься, дай своей бабушке лечь, никакого уважения к старшим.

– Не ворчи, как древняя старуха. А ты не сильно изменилась, бабуль. На лице морщин почти нет, а на теле и того меньше, – оглаживая полную фигуру бабки констатировал Васька.

– На заднице морщин не ищи, там всегда гладко. Разглядывать долго будешь? Мне, Васенька, завтра на работу с утра. Ложись мой сладкий, бабушка тебе чуток его понежит, – предложила Клавдия Васильевна, склоняясь к напряженному члену внука.

* * *

В конце больничного коридора появился Пашка, подойдя к Клавдие Васильевне, он тронул задремавшую женщину за плечо.

– Извини, тётя Клава, задержался немного, пока получил одежду, то да сё... Дедушка Самохин, сосед мой, очень убивался, что я его одного оставляю, просился со мной, но я его не взял.

– Будет болтать, Паша, нам только твоего соседа не хватает. Идём, чего попусту время терять, Иринка ждёт, Ваську ко мне уже спровадила.

– Затрахал, наверное, вас внучок, вижу заснула, бедная, – посочувствовал Пашка, поднимая с кресла женщину.

– Не говори, не семья, а чисто дом терпимости. Хорошо вчера Виктора в рейс проводили, так Васька, стервец, за нас теперь примется.

– Да, вы тут не скучаете, дамочки! Считай, семейный подряд организовали, пора штат набирать, клиентуру подгонять.

– Не зря тебя, Павлуша, в больнице охламоном кличут, как есть охламон! – в сердцах воскликнула Клавдия Васильевна, шпыняя Пашку и направляясь к выходу.

– Клавдия Васильевна, это субъективное мнение необъективных граждан вашего приюта.

– Ты мне Ирку заморочишь своей болтовнёй.

Идти по заснеженным улочкам старого центра было не далеко. Когда подошли к блочной пятиэтажке, женщина толкнула дверь крайнего подъезда и кряхтя, держась за шаткие перила, стала подниматься по лестнице.

– Ты с ней, Паша, помягче. Васька с ней не слишком миндальничает. Грубый он, весь в своего отца. А бабе ласки хочется, – напутствовала Павла Клавдия Васильевна, тяжело дыша и останавливаясь передохнуть на каждом лестничном пролёте. – Ну вот и пришли, Павлик, звони в дверь.

На резкий звонок, за металлической дверью послышался щелчок замка и на пороге появилась Ирина, одетая в белую полупрозрачную кофту, заправленную в тёмную юбку, доходящую до колен. Русые волосы, сколотые на затылке в гладкий пучок, подчёркивали строгую красоту женского лица. Внимательные глаза обежали черты лица гостя и остановились на матери.

– Мам, чего ты сама пришла? Надо было тебе подниматься на третий этаж, – произнесла молодая женщина, протягивая Павлу руку, со следом от кольца на безымянном пальце.

– Ирина, – представилась она, – отчество, думаю, не обязательно и можно на ты.

– Павел, зови, как захочешь, твоя мама меня зовёт охламоном, но это она любя. Ты позволишь? – Пашка коснулся холодными губами надушенной щеки женщины и сняв с себя кожаную куртку повесил её на крючок, вложив в карман шерстяную шапочку. Затем вытянул из внутреннего кармана бутылку коньяка и небольшую коробку конфет, улыбнулся, протягивая принесённый комплект хозяйке.

– Это экспромт к чаю. Неожиданно отпустили, даже сухого пайка не захватил с собой. Клавдия Васильевна, посидим по маленькой за компанию? – Добродушно улыбаясь предложил он своей спутнице.

– В другой раз не отказалась бы, но пойду. У меня свой гость сейчас дома без хозяйки мается. Ещё прибежит меня искать. Пойду, хорошо вам провести время ребятки. Ты, Ириш, покорми Павлика, я его с обеда забрала, он к режиму привыкший, но не перекармливай. Утром к восьми в больницу отправь, к обходу.

– Конечно, мамочка, голодным не останется. И утром не проспит, если раньше не сбежит.

Женщины попрощались и хозяйка закрыла за матерью дверь. Повернувшись к гостю, она прижалась к его груди и вернула ему его поцелуй.

– Я тебе нравлюсь? – подняв голову, спросила Ирина, заглядывая в глаза Павлу. – Можешь соврать, я поверю. Ты мне очень!

– Ты не оставляешь мне выбора. Мне даже врать нет нужды, ты красивая Ириша. И ты знаешь об этом, – целуя женщину в губы, искренне признался Павел.

– Спасибо тебе, Паша. Теперь идём, я буду тебя кормить. После твоего коньяка, моя водка, считай, обида гостю. Снимай свой свитер, у меня тепло и стол уже накрыт. Мне мать о тебе говорила, что умеешь с женщинами обходиться. Действительно, ты замечательный мужчина.

Они сели за стол и выпив по рюмке жгучего напитка, разговорились в наступающих сумерках за окном.

– Паша, ты интересный мужчина и по словам мамы во всём хорош, почему не женат? Дорожишь свободой или не встретил ту, ради которой не жалко её потерять? Ты послушай меня, я откровенно скажу. Можно жизнь прожить, так и не дождаться того, кто тебе так необходим, но если будет та, для которой ты всё в её жизни, не отталкивай женщину. Не так уж и плохо если кто-то тобой живёт постоянно и дарит себя. Если не можешь принять от кого-то, не сможешь и дать кому-то. – Ирина рассмеялась и поцеловала парня. – Не слушай пьяную бабу. Не мне тебя учить, сама свои узоры вышила не тем крестом, впору пороть, да поздно уж.

В отсвете заходящего солнца в кухонном окне, блеснула тонкая дорожка от сбежавшей слезы на щеке женщины. – Засиделись мы с тобой, Паша, посумерничали и будет, что там у тебя по режиму?

– Любовь, Ириш, – подсказал Пашка, вставая из-за стола. – Я привычек не меняю.

– С такими устойчивыми привычками лучше сойтись с кем, а, может, даже жениться.

Ирина взлохматила волосы на голове Павла и потянула его за руку к себе в комнату. Задёрнув на окнах шторы, она сняла с себя блузку, спустила с ног юбку. Завела руки за спину и расстегнула лифчик, сбросив с плеч бретельки белья, отложила его на стол. Оглянувшись на Павла, Ирина окинула взглядом своего гостя.

– Не обманула меня мать, действительно хорош, во всём хорош ты, Павлуша.

Продолжение следует