Тридцать три. Часть 23

Проснулся я от того, что мне стало жарко. Женщины обнимали меня с двух сторон, закинув на меня ноги и руки. И вдобавок, несмотря на хорошее отопление, мы были накрыты тёплым пуховым одеялом. С меня реально капало, как в парилке. Я потихоньку выбрался из объятий и, проходя к туалету, глянул на часы. До обычного подъёма оставалось чуть меньше часа. Можно конечно вернуться в постель, но член предательски висел, и я решил «по-английски» уйти к себе.

Войдя в свой номер, я не удивился, что кровати так и остались сдвинутыми. Удивило меня другое, не очень, но всё же. Макс и Маруся спали голыми в обнимку поперёк кроватей. Молодцы, времени даром не теряли. Мне-то что делать? Не возвращаться же к Вике? Вид голой задницы Маруси заставил шевельнуться член, и решение было принято. Я разделся и прижался к её заду, нащупывая вход. На вместо ожидаемого ануса, головка вошла во влагалище. Марья зашевелилась во сне, выставляя зад. Значит так тому и быть. А тихонько, памятуя о её положении, задвинул член, определяя доступную глубину. Замер, пытаясь уловить движения. Нет. Ребёнок спал, и я начал движения. Вскоре Маруся проснулась, молча, ощупала пространство вокруг себя, видимо вспоминая, где она, и осознав, ещё выразительнее выставила зад. Она быстро завелась и начала подвывать и подмахивать мне задом. Её рука наткнулись на Макса, скользнули вниз и нащупав готовое к бою орудие, изогнувшись, взяла его в рот. Макс на просыпаясь застонал от удовольствия и протянув руки стал оглаживать груди и тело женщины. Маруся пропищала, что-то вроде, у! у! у! у! у! у!, обняла мой член, который не выдержав жарких объятий, почти сразу дёрнулся и окропил её лоно скудной порцией спермы. Несмотря на то, что сперма ей ничего не несла, она, почувствовав тёплую струю, кончила ещё раз, и так глубоко сунула в рот член Макса, что тот тоже извергся ей в глотку. Она замерла, покуда хватало воздуха.

— Ну, вы ребята и даёте! — пыхтела она, отдуваясь и вытирая капли спермы с губ.

— Надеюсь, ты не в обиде за такое побуждение?

— Вы оба доиграетесь до того, что я перееду жить в ваш номер, и вы будете меня дрючить, пока я не рожу.

— Дельное предложение. Но, как ты вчера могла заметить, наш номер пользуется весьма специфической популярностью среди персонала гостиницы. Поэтому, благоразумнее, если ты ограничишься приглашением нас к себе, хоть поодиночке, хоть скопом. А сейчас пора вставать. Дел ворох. Тебе помочь. Оденешься, заходи, позавтракаем.

— Ой! Я что-то есть, совсем не хочу. Ты меня Макс уже накормил.

— Заходи, хоть чаю или кофейку глотнёшь. Не все же время спермой питаться?

— Говорят, что это очень полезно.

— Всё! Марш! А то на работу опоздаем.

______________________________________

Суматошный день, с обкаткой установки, выявил ещё целый букет неполадок, мелких, но неприятных. Беготня, споры, выявление причин и назначение виноватых.

Я особенно не смотрел по сторонам, но, то и дело, замечал, что за мной наблюдают. Может и нет, но то Даша, то толстуха Катя, то библиотекарша Алевтина, то Света, что-то давно её не было видно, надо будет заглянуть, то Марго, то Маруся, наше новое приобретение, появлялись в дверях цеха и долго смотрели на меня. А может и не на меня, а на установку? В конце дня, весь на взводе, я, не дожидаясь Макса, быстро переоделся и уехал в гостиницу.

— Привет! Ты чего такой взъерошенный? От начальства втык получил?

Полина покрутила ключик на пальце.

— А то заходи? Поплачешься в жилетку, легче станет. Да и мне потеплее будет, А?

— Погоди, дай в себя прийти.

Полина пожала плечами и отдала ключи.

Я быстро разделся и встал под душ. Острые иголки струй впивались в кожу, обжигая то жаром, то холодом. Контрастный душ успокаивал. Довольный результатом я намылился и мурлыкая под нос какую-то привязавшуюся мелодию натирал себя мочалкой.

— Давайте я вам спинку потру.

За занавеску заглядывала молоденькая горничная, которую я иногда видел в другом крыле здания.

— Ты откуда здесь взялась? На приключения потянуло?

— Лариса приболела, а я её подменяю.

— Ну и что? Моя спина-то здесь причём?

— Она рассказывала, какой вы...

— Ну и какой? Бабник я! Трахаю, всё что шевелиться! Тебе-то, что с этого? Или тоже передком слаба? Новенького захотелось?

Я опять злился и старался быть грубым, чтобы отвязаться от потенциально опасной связи.

Но она сдвинула занавеску и влезла ко мне, под струи воды, абсолютно голая.

— Этого мне только не хватало?

— Я знаю. Поэтому я и здесь?

— Что ты знаешь? — не понял я.

— Что этого вам не хватает. Не злись. Повернись, я потру.

У меня не было слов. Её спокойный тон, непринужденное поведение и возмущали, и умиротворяли меня. В конце концов, пусть трёт, если ей так хочется, с меня не убудет. Я сунул ей мочалку и повернулся к ней спиной. Ага! Спинку! Скорее это походило на тайский массаж, когда массируют тело телом. Приятно. Что и говорить. Мокрое, скользкое от шампуня, мягкое тело прижималось к тебе в самых не обычных позах. Гибкая и ловкая она, как змейка струилась по моему телу, оставляя за собой лёгкое покалывание кожи и вздыбленный, почти прижатый к пупку член. Её промежность и подмышки не единожды заставляли склонять головку непреклонного упрямца. Тело уже скрипело чистой кожей, а я всё не решался даже прикоснуться к ней, схватившись за поручень и балансируя на скользком дне ванны. Но вот она повисла у меня на шее.

— Ты ведь давно хочешь насадить на хуй эту вертлявую обезьянку? Верно?

Она как будто прочитала мои мысли про обезьянку. Её тело соскользнуло вниз и член вспоров щель влетел в её тесное обжигающее ущелье. Два стона слились с шелестом струй. Её губы накрыли мои, наглый язычок разжал мои зубы. Свободной рукой я подцепил ягодицу её мальчишеской задницы и потянул вниз, насаживая обезьянку на член по самые яйца. Она вскрикнула, когда скользнула передней частью влагалища по члену, как по перилам, и упёрлась клитором в мой лобок. Мгновенья тянулись. Я наслаждался горячей теснотой неожиданной партнёрши, когда она, подтягиваясь на моей шее и обхватив меня ногами, начала дикую пляску. Выдержать такой напор я долго не мог, но и кончать, куда попало, не собирался. Я попытался вынуть из неё член, но она так прижалась ко мне, что мне пришлось сначала сдирать её руки с шеи и приподнять над собой, снимая с члена. И очень вовремя. Как только головка, зажатая вагиной, с чмоканием покинула узилище, так оргазм накрыл меня волной. Я не успел перехватить член рукой, горячая сперма ударила в промежуток между нашими телами, и тут же подхваченная струями воды ушла оплодотворять сточное отверстие.

— Ну и зачем вы это сделали? В меня было бы значительно приятнее.

— Ага! А потом доказывай, что твой залёт не от меня!

— Так я же предохраняюсь! Что я дура что ли?!

— У тебя на лбу не написано, пьёшь ты противозачаточные или решила подловить лоха, на случайной связи. Так что спасибо за доставленное удовольствие и до свидания!

— И всё?

— А что ты ещё хочешь? Денег? Как девочка по вызову? Так я тебя не звал. Сама пришла.

— Дурак! Я хочу тебя! Ты уже кончил. Возьми меня ещё раз, для меня.

Она встала на колени и припала губами к члену. Может и правда, просто хочется девке? А я тут наорал на неё, осуждая во всех смертных грехах.

— Пошли на кровать. — Примирительно сказал я, выбираясь из ванны.

Он радостно взвизгнула и выпрыгнула из ванны мне на шею. Вот ещё дитё. Я взял полотенце и, обтирая нас на ходу, открыл дверь.

— Ну, наконец-то! Я думала вы там до утра останетесь.

— Полина? Ты что тут забыла? Соскучилась?

— Не без этого. Но тут я из-за пари. Правда, Людочка?

— Что ещё за пари?

— Вот пусть она и расскажет. Не стесняйся. А ты, милый иди сюда я сама тебя оботру. Так спешил, что мокрым выскочил?

— Ни куда я не спешил. Это она. — Я сел на кровать рядом с Полей.— Ну, вещай! Что там у вас за пари такое? — Ну, проиграла, я. В общем, ты в меня должен был кончить, а Полина сказала, что ты в незнакомых женщин не кончаешь. Вот и поспорили.

— И на что спорили?

— Теперь она может отдать меня на раз любому мужику.

— Ну, от этого, я думаю тебе же, только приятно. А тебе, Полина, в чём корысть? Сутенёршей стать готовишься?

— Да ты чо? Надо мне за это срок мотать? Я пока и сама могу дать, если захочу, конечно. А вот если не захочу, то теперь могу предложить замену. Так? Людочка?

— Так.

— С вами всё понятно. Я мне, девчонки, сейчас ни секс, а жрачка нужна. Есть хочу, страх!

— А я-то думаю, что ты злой такой, как собака? А это, кстати, второй пункт спора. Кто проиграет, тот и накрывает поляну. Давай, Людочка, что ты там заготовила?

— Ты же, обещал! — обиженно посмотрела, Люда в мою сторону.

— Тащи, тащи! Обещал, значит выебет! Путь к сердцу мужчины... Ну, ты, в общем знаешь. Тащи.

Пока я наблюдал, как голенькая Люда, потряхивая ягодицами и маленькими острыми грудками, трусила к двери и, выглянув наружу и показав прелести, где мне давеча посчастливилось побывать, втянула тележку, накрытую простынёй, Полина уже положила ладошку мне член и нежно его мастурбировала.

Люда гордо выставив себя на показ, с возгласом «Але-гоп», сдёрнула с тележки простыню. На что я обратил внимание, так это на то, что сервировка была на четыре персоны. Кстати, а где Макс? Ему бы дамно пора быть дома. Впрочем, я не нянька. Может, встретил кого, поинтересней. Я же не стал дожидаться его. Может, обиделся? Нет, навряд ли. Это не в его характере. Ладно, придёт. Куда ему деваться? На верху закуски, а в низу напитки: морс, водка и вино. Скромно, но со вкусом. Открытая крышка термоблюда исторгла облачко ароматного пара. Это был здоровенный запеченный цыплёнок в золотистой корочке, обложенный картошечкой, печёными овощами и зеленью.

Выражение моего лица не вызывало у Люды ни каких сомнений, что путь к моему сердцу она нашла. Полина тоже снизошла до похвалы, чем привела девушку в полный восторг, она даже запрыгала, и тут же начала у мело кромсать курицу и раскладывать на тарелки. Я открыл водку и начал разливать, но Люда сказала, что водку не пьёт. Налил ей вина, перед этим изрядно повозившись с пробкой, которую так и пришлось проталкивать вовнутрь.

Выпили, и не раз. Курица сочная, хорошо приправленная специями, уходила быстро.

— А Макс придёт? — вдруг спросила Люда.

— А ты на него тоже поспорила? — поинтересовался я. Люда густо покраснела.

— Нет. Но, если честно, после всех рассказов, что ходят о вас в гостинице, его я тоже хотела попробовать.

— Тогда не сомневайся, обязательно попробуешь, только намекни. Выдерет и в хвост, и в гриву.

Я, наконец, утолил чувство голода и ласки, которыми не прекращали осыпать меня мои прелестницы, стали доходить до безвольно перекатывающегося в их руках члена.

Одна рука полезла под юбку Полины, и, наткнувшись на дебри резинок от рейтуз, колготок и трусов, беспомощно остановилась.

— Ты что? Не знала куда идёшь?

— Знала, но мне пора идти. Скоро новая группа заезжает. А внизу холодновато, по ногам дует. Ты девочку уважь, не бойся, она своя, видишь, как готовилась? Я пошла. Может, позднее загляну. Не возражаешь?

— Полина, для тебя у нас всегда двери открыты.

— И не для меня тоже.

Полина ушла. Я налил ещё, и мы выпили. С чего начать у нас как-то сразу не возникло вопросов — мы потянулись друг к другу губами. Она к моему члену, а я к её ракушке. Лёжа на боку, устроились мы удобно, каждый положил голову на ляжку другого и брал то, что хотел. Я отвёл другую её ногу и стал рассматривать её сокровенные места. Сокровенные — полные скрытых сокровищ уста. Вот худенькие наружные губы их почти нет, так кожистые складочки, а вот и мои любимые лепесточки. Наверное, сколько женщин, столько и видов этих цветов. Если у одних — это скромные нежные бутоны с тонкими лепестками незабудок, то у других — яркая роза, у третьих — мясистые камнеломки, у четвёртых — пасть актинии, у пятых — петушиные гребешки, у шестых... , а их миллионы.

Сейчас я смотрел и перебирал соцветия, нет не соцветия, листочки курчавой петрушки или, ещё вернее, коричневатого курчавого салата, только потолще и нежней. Его короткая бахрома окаймляла розовое преддверье с пупырышками разорванной плевы перед тёмным провалом вагины. Коротенький бугорок клитора, как пестик каллы взирал из своего укрытия на свои владения. Вид достойный, если не пера художника, то искусного фотографа, это точно.

А Людочка, там временем, не вникая в эстетические достоинства моего члена, самозабвенно пробовала его на вкус. Видимо он её вполне устраивал, потому, что бутон на моих глазах начал выделять нежно пахнущий нектар молодой девушки. Хватит эстетических впечатлений, пора заняться сексом. Мои губы, вызвав стон наслаждения, прильнули к цветку вожделения. Людочка оставила мой член в покое, не в силах совладать со стонами, не дающими ей даже прикрыть рот. Она уже находилась на пике, когда я, развернув её на себе, победно вошёл в неё, торжественно и плавно, до упора. И без того, её узкое влагалище, надрывно сжалось, ра-а-а-аз, вто-ро-ой, третий, всё. Я кончать не стал. Эрекция была, а вот оргазм ушёл гулять без меня, или я без него? Ладно. Я сделал, что обещал. Девушка лежала на мне, всё еще иногда вздрагивая от утихающих вихрей оргазма, и ёрзала на торчащем члене.

— Я вот так хочу, долго. И чтобы ты в меня кончил. Обязательно.

— Ты точно не залетишь? Мне это совершенно ни к чему.

— И я, и Полина, тебе же сказали, не бойся. И я себе не враг. Отдай мне себя. Я всё сделаю сама и мы оба будем довольны.

То, что она вытворяла дальше, я описать не могу, потому, что не понимаю, как и что она делала. Я могу описать, только самые грубые, самые поверхностные ощущения, которые скупо прозвучат как штампы: очень, великолепно, не забываемо. Да, это так, но как-то на октаву, или на две выше, там, где ты только догадываешься, что тебя окружает музыка, но ты уже ничего не слышишь, а просто купаешься в ней. Когда зазвучали финальные аккорды этой симфонии, было ощущение, что по каким-то каналам к мошонке потекла жидкость, как спирт с шампанским, и щекотит пузырьками и обжигает одновременно, которая переполнив яйца, рванулась по фаллосу наружу и хлестнула по дну её влагалища. Раз, два, и крик, и новые объятия члена, и три, и стон, и тело девушки обессилено рухнуло на моё, агонизирующее в бешеном оргазме.

Сколько мы пролежали, я не знаю, может час, может два. Вероятно, я даже умудрился уснуть. Она так и лежала на мне, тесно прижавшись, чтобы не позволить опавшему члену покинуть её уютное гнёздышко, и наматывала на палец волосы на моей груди. Я шевельнулся.

— А ты не хотел. Убедился, что я хорошо это умею делать?

— Ты же совсем молодая девчонка, откуда у тебя такой опыт?

— О! это целая история. Наша семья, одно время жила в Таиланде. Отец у меня строитель. Вот оттуда и привезла. Захочешь? Как-нибудь расскажу.

— А что тебе мешает рассказать сейчас?

— Да, просто, не хочется. Если коротко, то моя мать, весьма сексуально озабоченная дама, именно поэтому отец везде таскал её за собой, отдала меня в тайскую спецшколу по сексуальному воспитанию, а отцу сказала, что это гимнастическая школа. Гимнастики там, правда, хватало, и простой, и специфической. Мы таскали тяжести, ухватившись вагиной за шарик, привязанный к грузу. Причём и грузы, и размер шариков, и длина верёвки были разные. Ну, если сможешь, представь себе, что нужно, двигаясь на корточках, перенести тяжёлый круг, едва проходящий между разведённых коленок, при этом удерживая его мышцами влагалища за шарик, величиной с большой палец, привязанный к центру круга. Так и гоняли нас на карачках по кругу. А если ты роняла круг, то получала розгами по голому заду. Да, все занятия проводились голыми, и учениками, и учителями. Причём учителя, и мужчины, и женщина, могли в любой момент потребовать, чтобы их удовлетворили, и если тому не нравилось, то ты опять получала розгами, но уже по промежности. Мы постоянно, и дома тоже, носили во влагалище тяжелые шары, или нефритовые яйца, чтобы учиться перекатывать их внутри и не дать вывалится, или наоборот, выстреливать ими. Ещё там была пирамида, палка с насаженными на неё шариками. Ухватившись за маленький шарик, ты должна, втянут в себя всю игрушку. Тренировали нам не только вагину, но и анус, и рот, и везде по своей методе. И, конечно, технике массажа. Но эту школу я закончить не успела. Сначала, об истинном назначении школы узнал отец, и запретил мне её посещение. Потом он застукал, мать с соседом. И отправил нас домой, в Россию. Они развелись. Мать пошла по рукам. Спилась. Примерно так. Ещё хочешь подробностей?

— Да, нет. В общих чертах, понятно. А почему у такой классной женщины до сих пор нет парня?

— Желающих потрахаться, хоть пруд пруди. А настоящих нет. Все, кто здесь остались или пьяницы, или бандюги, или, кто нормально устроился, уже детей нянчат, или в центр подались. Да и трусы, вы, мужики. Вот ты, например, женился бы на мне, после так проведённой ночи?

— Нет. Потому, что сразу понятно, что ты отнюдь не скромная девочка. Ну, так тебя же никто не заставляет сразу показывать свою квалификацию, так сказать.

— Не заставляет. Но я уже сама по-другому не могу и не хочу! Ладно! Оставим этот разговор! Я же говорю, что не хотела об этом вспоминать!

Да. На нас мужиков не угодишь. Лежит под тобой женщина, как бревно — плохо, извивается ужом — опять плохо. И всё-то подавай нам девственниц, да скромниц. А потом взваливаем на них все наши проблемы, а сами на диван к телевизору, с банкой пива. А вот лежит на мне девушка, не красавица, но куда более привлекательная, чем многие «куклы», и не проститутка, хоть и траханная — перетраханная, и была бы, возьми кто её в жены, преданной и в постели, и в жизни.

Так мы лежали, думая каждый о своём, когда в комнату шумно ввалил, явно поддатый, Макс.

— О! У нас новенькая? Это хорошо! У какая попка!

Макс подошел к нам похлопал Люду по заду.

— Ой! У тебя руки ледяные! — пискнула Люда, при этом, даже не пытаясь прикрыть свою наготу, или слезть с моего члена, который, кстати, её стараниями, начал приходить в себя, и уже не выскальзывал из неё.

— Какие мы нежные! Сейчас согреюсь. Выпить есть?

— Для тебя специально оставили. Люда позаботилась.

— Ой! Уже остыло, наверное, всё? — Люда вскочила, и начала хлопотать, ухаживая за Максом, ничуть не тревожась о своей наготе. Видимо, школа не прошла даром. — Да, отстань ты! Холодно ведь!

— А ты погрей. — Макс сунул обе свои руки между ног.

— Ой-ёй! На, выпей что ли! Ты что, без перчаток, что ли? Вон пальцы побелели! Во дурила! Саша, вставай! Похоже, он руки обморозил! Беги к Полине. Она знает, что делать!

— Да, нормально всё! Щас отогреюсь!

Я уже бежал по коридору, на ходу натягивая трико. Скатился вниз по лестнице.

— Полина! Где Полина!

— В дежурке. Но к ней сейчас нельзя.

— Мне можно!

Я толкнул дверь и чуть не свалил знакомый торшер. Полина, стояла оперевшись на диван с задранной юбкой и её пялил раком охранник со спущенными штанами.

— Поля, извини, что мешаю, но Макс, похоже, руки обморозил! Нужна твоя помощь.

Охранник, зло глянув на меня, спешно натягивал брюки, но ему мешали застрявшие на коленках трусы.

— Семён, да не суетись ты! Свои люди. Потом закончишь. Ладно?

В отличие от Семёна, Полина неспешно, одно за другим, натянула нижнее бельё, оправила юбку.

— Пойдём, только аптечку захвачу.

— Не ревнуешь?

— Да кто я, чтобы тебя ревновать. Ты женщина свободная. Хотя, если честно, что-то шевельнулось, эдакое попранное чувство собственника. Так скажем.

— Ага! Теперь понятно, почему мы вам бойкот объявили, когда Макс тех сосок привёл?

— Вспомнила? Злопамятная ты. Я ж тебя не упрекаю?

— Ещё не хватает!

Люда суетилась вокруг Макса, снимая с него верхнюю одежду и обувь.

— Ты бы хоть халат накинула — заметил я.

— Зачем? А? Ладно. Сейчас. — Люда ушла вешать куртку Макса.

Полина возилась с аптечкой и пальцами несчастного. Руки начали отходить, и Макс подвывал от боли. Чувствуя свою бесполезность в тесной комнате, где суетились женщины, я вышел и от безделья направился в буфет.

— Люся, привет. Пиво есть?

— Найду. Чего не заходишь? Не приглашаешь?

— Работы много. А тут ещё Макс руки обморозил.

— Сильно? Как это он умудрился?

— Не знаю. Полина сейчас ему что-то там делает. Если будет плохо, в больницу придётся везти.

— А больше ничего не отморозил? Ну, я имею в виду ноги, лицо.

— Вроде нет.

— Я зайду навестить?

— С чего это такая забота? Влюбилась что ли? А то смотри, выдеру прямо здесь. Опыт есть.

Люська, сучка, вышла из-за буфетной стойки, пышненькая вся такая, и, к моему удивлению, закрыла вход на ключ, вывесив какую-то табличку.

— Ну, начинай, коли обещал! — она надвигалась на меня, расстёгивая на ходу блузку и освобождая свою объёмную грудь из затворничества.

— Ну же? — она стянула с меня трико и, задрав короткую юбку и присев на корточки, взяла член в руки. — Ну, же, ну! — обращалась она уже к нему, стараясь поднять.

Я думал, что у неё ничего не получится, уж слишком сильное впечатление произвёл на меня последний оргазм. Аннет! Стоило почувствовать тепло её губ на головке, как член тут же встрепенулся, ожил, начал расти, сначала с поникшей головой, но потом, всё глубже погружаясь Люсе в рот, наливался и твердел.

Больше не теряя времени, я развернул Люсю и, приспустив ей трусики, вошел во влагалище. Её вагина захлюпала, зачмокала, зачавкала, наслаждаясь доставшейся ей на ужин плотью. Люся стонала от удовольствия, яростно подмахивая мне задом. Превосходно! Без излишеств, а как приятно, черт, возьми. Стараясь удовлетворить Люсю побыстрее, я приложил пальцы к её клитору. Я видел в зеркале ваши фигуры, её бессовестно болтающиеся большие груди, задранную юбку и стянутые на колени трусы, её объёмный зад, по которому я нещадно хлопал своими ляжками, её открытый в экстазе рот. Эта картинка меня почему — то очень возбудила, и я ускорил темп толчков, доведя этим Люсю до оргазма, о котором я узнал по крику. Люся сорвалась с члена и упала на колени.

— Ой-ёй-ёй-ёй-ёй-ёй-ёй... !

Люся яростно натирала себе клитор, толи в попытке достичь большего эффекта, толи чтобы продлить коллапс, охвативший её тело. Рассуждать об этом у меня не было желания, и я, опустившись на колени перед содрогающейся в оргазме задницей, прикончил Люсю, вонзив, в трепещущее разгорячённое влагалище, набухший член и сделав несколько мощных толчков. Протяжно застонав, Люся безвольно растянулась на мраморном полу.

— Теперь твоя душенька довольна?

Я встал, пряча в штаны всё ещё торчащий член.

— Зараза, ты, Саня! Надо же так бабу растормошить? Уйди с глаз долой пока снова не вцепилась! Работать надо, а жаль.

— Так я пиво заберу? Ладно, пока. Зови, или заходи, если будет невмоготу.

Я прихватил упаковку баночного пива и скрылся за дверью. Пиво я честно отработал, теперь Максу будет, чем опохмелиться. И где это он снова так набрался? У летунов что ли? И кто они такие? И откуда взялись? Я шел по коридору погруженный в эти мысли, как вдруг дверь номера, мимо которого я проходил, открылась и в дверях возникла улыбающаяся, розовощекая Марья.

— Вы куда оба пропали? Я одна до гостиницы добиралась. Тоже мне кавалеры!

— Так ты же должна была членов комиссии встречать.

— Встретила. Они разместились в другой гостинице. Здесь на всех места не хватило. А они, видите ли, захотели жить в одном месте.

— Так ты их отправила в самостоятельный поиск?

— Нет. Меня Света — секретарша выручила. Ты её знаешь? Симпатичная такая? — Знаю, она и нас устраивала.

— Ну, и как? Устроила? — Марья с подозрением посмотрела мне в лицо.

— Вполне. Хорошая девушка. — выдержал я её ревнивый, Боже! уже ревнивый взгляд.

— Она и гостиницу нашла и машину вызвала, и сама с ними поехала. Там много привлекательных мужчин.

— Вот и чудненько! Может повезёт девчонке.

— А ты откуда знаешь, что у неё никого нет? А?

— Так она сама говорила. Эка тайна?

— Так значит вы и её оттянули? Ух ты? Молодцы!

— Маруся, а тебе-то собственно какое до этого дело? Да и её и ещё с десяток других. Все довольны, все смеются! Обиженных и не довольных нет!

— Ладно. Сама не знаю, чего завелась. Макс уже пришел?

— Пришёл откуда-то. Пьяный и обмороженный.

— Тогда ты-то, что здесь делаешь? Друг называется!

— Ему уже оказывают первую помощь, а я сходил за «второй» — показал я на пиво.

— Пошли. Я хочу знать, что с ним случилось?

— Я думаю, что сейчас ему уже на много лучше. Давай-ка зайдём к тебе. Я хочу тебя и твою девочку.

— Извращенец! — отступая вглубь номера, она колотила кулачками мне в грудь, пока не упала спиной на кровать. Трусики с остальным исподним слетели с неё, с моей помощью, вместе с сапогами. Подол широкой юбки переплетаясь с лифчиком, болтался шарфиком на её шее.

— Сумасшедший! Что ты делаешь? Боже! За что мне такое привалило? — шептала она, пока мой член бережно пробивал себе дорогу в её влагалище. Добравшись до дна, я присел перед ней на коленках, подсунув подушку её под поясницу. Я гладил её круглый животик и плавно водил членом по передней стенке влагалища. Зажатое сверху тяжестью ребёнка оно было узким, приятно облегающим мою плоть. Девочка иногда ворочалась и тогда, чувствуя её движение и руками, и фаллосом, я замирал, давая время, чтобы она успокоилась. Девочка успокаивалась, чего нельзя было сказать о её матери. С каждым моим погружением, она дышала всё громче и чаще. Глаза горели, губы полуоткрылись и жаждали поцелуя. Наконец, я наткнулся на то, что искал. Её эрогенная зона, оказалась совсем рядом, стоило всего лишь погрузить головку. В такой позе я не мог свободно двигаться, поэтому я взял член в руку и сунув его на нужную глубину, стал быстро водить им из стороны в сторону. Глаза Марьи закатились, рот застыл в немом крике, она подалась чуть навстречу и её влагалище быстро-быстро задёргалось, руки безвольно скатились с живота.

— Что же ты подлец делаешь? Как мне хорошо! Боже! Как хорошо!

Мой вздёрнутый перец продолжал пахать уже мягкую борозду.

— Ты опять не кончил! Тебе плохо со мной? Да?

— Опять началось! Ну почему я должен во всех обязательно кончать. У ведь яйца, а не железнодорожная цистерна! Сперма, как не странно, вырабатывается не мгновенно! Для этого тоже нужно время!

— Так у тебя сегодня уже кто-то был? Да? И я не первая?

— Извини, но ты мне свиданья не назначала! Так уж получилось.

— И кто она эта счастливица?

— Пойдём, сама увидишь. Я думаю, что она ещё не ушла.

— Куда идти?

— К нам. Она сейчас с Полиной — дежурной, Максу помощь оказывает. За одно и узнаешь, что с ним случилось.

Марья, порывисто встала, поправила юбку, одела домашние тапочки и уверенно направилась к двери.

— Ты на себя в зеркало посмотри. Вид — «не одна в стогу я кувыркалась». Успокойся, переоденься, приведи себя в порядок. Ты же благовоспитанная женщина.

Я пошел к ней, стоящей у зеркала, сзади. Обнял под грудью и поцеловал в шею. Её рука легла мне на затылок. Мы постояли так недолго, и я начал её раздевать, без эротики, просто как неряшливого ребёнка, пришедшего с гулянья. Она стояла послушно, поднимая руки и скоро осталась в одних домашних тапочках. Я повернул её к зеркалу и снова обнял.

— Я что, так должна идти? Раздел? Теперь, будь добр, одень!

— Ты мне такой больше нравишься.

— Ну, хоть халат-то мне можно одеть?

— Халат можно.

Она достала из сумки махровый халат, одела и мы пошли к нам.

— А ты ведь даже словом не обмолвился, как прошла встреча с хозяйкой.

— Ты тоже не говорила, чем занималась всю ночь с Максом.

— Я с ним... Мы просто спали, пока ты утром не явился!

— Вот и я ночью просто спал. Или тебе обязательно знать подробности?

— Я почему-то тебя ревную.

— Этого нам только и не хватает!

— Да, знаю я, что глупо это ужасно! Но мне обидно, что ты ласкаешь и других женщин!

— Марья, ты махровая собственница. У тебя сейчас обострённые чувства и ты инстинктивно ищешь защиты для своего потомства.

— Знаю, понимаю, но сделать с собой ничего не могу!

— А Макса ты тоже ревнуешь?

— Наверное, да, но тебя больше. Ты какой-то более близкий.

— Ага! И дочке твоей мой член понравился. Хватит об этом. Пришли.

Я распахнул перед Марусей дверь и перед нами открылась картинка из порно ужастика.

Макс лежал на кровати, как частично разбинтованная мумия, с поднятыми вверх руками, а на нём восседали две полуголые девушки и целовались между собой. Полина накрыла промежностью лицо Макса, а Люда скакала, насадив себя на его оглоблю. Наше появление ни чуть никого не смутило. Зато Марья остолбенела на пороге и ловила ртом воздух.

— Я же говорил, что ему уже значительно лучше. Проходи, что встала? Полину ты знаешь, она сегодня дежурит, а это Люда — горничная из соседнего крыла. Отлично делает тайский массаж.

Я сдёрнул с Люды халатик натянутый на голову, и он открыл её тонкую фигурку с маленькой грудкой. Я нежно гладил её тело, смотря Марье прямо в глаза.

— Подойди. — Позвал я её. Взял за руку и начал гладить ею тело девушки.

— Какая она приятная на ощупь, правда?

— Да, совсем как у девочки.

Я перешел к Полине и стащил с неё бельё, оставляя в одной юбке, задранной на пояс. Я-то знал, что кроется под кружевной блузкой, а вот Марья... Глаза её округлились, с губ готов был сорваться вопль ужаса, который она зажала ладонью. Я же, как ни в чём не бывало, обнял изуродованное тело и поцеловал в губы. Я снова взял ладонь Марьи и провёл её трясущимися пальцами по ужасным шрамам. Марья не отдёрнула руки, как я ожидал, а подошла ближе и, с глазами полными слёз стала гладить её истерзанное тело.

— Боже, мой! Боже, мой! Какая же это сволочь могла сделать?

А дальше произошло, чего я меньше всего ожидал — Марья начала целовать шрамы Полины, опускаясь всё ниже к её животу.

— Встань, Поля, а то мне с моим животом не удобно.

Полина послушно поднялась, и Марья стянула с неё юбку, оставляя ту совершенно голой и целовала, целовала шрамы пока не уткнулась носом в промежность. Её рука скользнула по ляжкам, пальцы утонули во влагалище.

— Саша, возьми её. Она такая мокрая! Я хочу видеть, как ты входишь в неё. Бедная девочка. — продолжала ласкать её шрамы и вульву Марья, пока я стаскивал штаны. Член замер на «полшестого». Тогда её рука легла на мою плоть и потянула к моей кровати.

— Пусть девочка и дальше приводит Макса в чувство. У неё это хорошо получается. — Сказала Марья, глядя, как древко погружается в, казалось бы, хрупкое тело.

Я плохо себе представлял, как она со своим животиком собирается рассматривать момент совокупления, но Марья быстро всё расставила по своим местам. Она легла на спину, поставила Полину «валетом» над собой, предоставив мне возможность войти в неё сзади. Член по-прежнему предательски висел. Марья потянула нас вниз, на себя, и я почувствовал её дыхание на своей головке. Марья умудрялась не только сосать мне член, но и одаривать чувственными поцелуями клитор Полины, от чего та вздрагивала и поводила задом. Поля свободной рукой поглаживала, то животик Маруси, периодически его чмокая, то клитор и взмокшую вагину. Головка члена постепенно наливаясь, начала тыркаться, то в горячие губы Марьи, то во влажные губы Полины и приобретя, наконец, достаточную уверенность нырнула в ожидавшее её влагалище. Я чувствовал, что мошонка тёрлась о лицо Марьи, как её пальцы обхватив кольцом член, стягивают крайнюю плоть. Я не видел, но наверняка знал, что её пальцы не дают покоя и клитору Полины. Наши общие телодвижения ритмичные с согласованные, вскоре стали ускоряться. Приближающаяся кульминация, обострила ощущения, придавая каждому прикосновению искромётное значение, готовому в любой момент поджечь фитиль взрывного оргазма. И этот момент настал. Полина выгнула спину и насадила себя на мой член по самые яйца. Её крик наслаждения совпал с судорожным сокращением влагалища. В её объятиях член успел дёрнуться пару раз и выплеснул скупую, но для меня очень яркую, струйку спермы. Тут же рука Марьи безжалостно выдернула член из пылких объятий вагины и устремила его себе в рот, как раз в тот момент, когда очередной раз дёрнувшись фаллос изверг остатки семени. А губы Маруси всё сосали и сосали опадающую плоть. Благодарные губы Полины легли на клитор Марьи, а пальцы погрузились в хлюпающее желанием преддверье и та, издав протяжный стон дёрнулась, достигнув своего апогея.

— О! Твоя малышка тоже возбудилась! Смотрите какие волны ходят по животу! Тебе не больно?

— Совсем нет. Она как будто гладит меня. Когда ей что-то не нравится, она больно бьёт. Всё хорошо. Боже! Какая же я счастливая!

— Я тоже вполне удовлетворена. Так что не дождаться сегодня Семёну обещанного продолжения.

— Погоди, ещё не вечер. Может ещё созреешь.

— И правда, не вечер. Ночь уже.

— Макс! Ты как?

Неугомонная Люда-обезьянка, продолжала свои тайские игры, поддерживая бешенную эрекцию парня, а из его пульсирующего конца не прерывно, капля за каплей выплёскивалась сперма, которая то просто стекала по пальцам девушки, то слизывалась её длинным язычком. Макс лежал, откинув голову назад, глаза закатились, рот судорожно хватает воздух.

— Людочка, милая, ты же из него импотента сделаешь! Хватит, угомонись!

Полина встала и сделав шаг нагнулась, чтобы оторвать назойливую пиявку от бьющегося в непрерывном оргазме, Макса. У Полины была такая шикарная фигура, что даже Марья не выдержала и, подавшись вперёд, погладила её ягодицы и пухлые губы между ляжек. Если бы не грубые рубцы на спине от нагайки.

Люда кажется тоже была в каком-то трансе. Глаза с расширенными зрачками не могли сфокусироваться на чем-то определённом.

— Вы тут случайно травкой не обкурились? — с сомнением смотрел я на Люду.

— При мне никто не курил и не пил. Это точно. Люда! Очнись! — звонкая пощечина, кажется привела девушку в чувство.

— Ты что? Наркоты ему подсунула? Отвечай? Ну? — снова звонкая пощечина.

— Совсем не много. У меня за щекой капсула была. Я её раскусила, когда он меня целовал.

— Вот сука! Одевайся, быстро! Тебе и этого хватит! — Полина швырнула ей форменное платье.

— Пойдёшь под арест к Семёну. Будет ребятам, чем заняться. А завтра я доложу Виктории. Пусть решает, что с тобой делать. Вот дура-то! А?

Они быстро собрались, и Полина жесткими пинками погнала Люду к дверям.

— А с Максом, что делать? — спросил я ей в спину.

— Отойдёт. Пусть проспится. А завтра я ему врача вызову. В его состоянии работник он никакой.

— Может его в здравпункт завода отвести? Врач там опытная женщина.

— Давайте решать задачи по мере их возникновения. Пальцы он обморозил не сильно, но кожа слезет, это точно. Наркота выветрится к утру. Ну голова поболит и мутить будет. Ну так похмелье, похмелье и есть.

— В таком виде ему перед комиссией показываться нельзя. — Подвела резюме Марья. — И на заводе ему делать нечего. Придётся вызывать врача. Врач-то хоть свой? Больничный выпишет.

— Свой в доску. Виктория его прикормила. Ладно я пошла.

Дверь закрылась, и мы остались вчетвером: я, Марья, Макс в отключке и его торчащий, и плюющийся спермой член.

— Бедный Макс. Сколько добра пропадает!

— Так возьми его себе, кто тебе мешает? Всё равно пока кайф не пройдёт истекать будет. И чем это она его опоила. Вот сучка тайская!

Марья пересела на кровать Макса и обтёрла простынёй ручеёк спермы, стекающий по вздыбленному фаллосу, по мошонке. Но стоило ей дотронуться до него, как член дёрнулся и изверг очередную порцию семени.

— Ты не обидишься, если я ему пососу?

— Да делай с ним что тебе угодно! А я посмотрю. Уж очень сексуально ты берёшь в ротик. Тебя кто этому научил? Муж?

— Нет. Муж со мной вольностей не допускал. Этого я ещё в институте нахваталась.

Прыснул очередной фонтанчик спермы и она, прервав рассказ встала, склонилась над Максом и погрузила головку в приоткрытый рот. Ей явно нравилась упругая твёрдость под нежной кожей, которую она двигала вверх-вниз, ухватившись за ствол двумя руками. Головка члена Макса едва умещалась у неё во рту, но она охаживала её со всех сторон, сглатывая вытекающую из неё малафью. От удовольствия она прищурила глаза, и в такт своим движения задвигала задом. Видеть такое было выше моих сил и я, пристроившись к её заду начал дрочить член, приводя его в достойный вид. Марья так увлеклась, что уже совала его член в глотку, а я, наконец, смог внедрить свой в её возбуждённое лоно. Она оторвалась от своего занятия и оперевшись руками на кровать всецело отдалась мне. Член Макса по-прежнему дёргался перед её лицом, и она тыкалась в него пачкаясь спермой. Но вот её ноги стали дрожать и подгибаться. Тогда я, не вынимая члена, оттащил её к своей кровати, лёг на спину и положил её спиной на себя. Она поставила ноги на край постели. Так было удобно, и живот нам не мешал, но вскоре Марья остановилась и обессиленно растянулась на мне.

— Я больше не могу. Я, как Макс, постоянно кончаю. От постоянного напряжения уже болит весь низ. Но я хочу чувствовать тебя в себе. Не вынимай, ладно?

— А Макса не хочешь попробовать? Вон какой красавиц стоит! А?

— Нет. Я боюсь. Он для меня очень большой. Вот не была бы я беременной, или хотя бы срок был поменьше, может быть и решилась бы. А сейчас я устала. Можно я буду спать с тобой?

Я сдвинулся на боку и она, так и не вынимая из себя мой член, припечатала меня к стенке. Я лениво водил членом и гладил её упругий животик.