Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Из книги Женщина заставила лизать пизду Часть 4

Это произошло четыре года назад, через год после моего ареста. Мы совершили выгодную, но очень шумную операцию в Форт-Коллинсе, Колорадо. Заработали большую сумму денег, но на нас началась погоня. Мы бежали так быстро и отчаянно, что даже не заметили, как попали на территорию индейцев. Можешь себе представить, как мы испугались. Попали из огня да в полымя. Люди закона оказались умнее (или трусливее - иногда сложно различить одно от другого) и ретировались вовремя. Нам не оставалось ничего другого, кроме как скрыться в лесу и быть настороже по каждому шороху. Час за часом проходил, мы уже подумывали, что нам удалось уйти от преследования, когда вдруг появились индейцы. Похоже было на команчей, хотя точно узнать было сложно. Они просто выбрались из всех возможных мест - из-за деревьев и кустарников. У кого-то были луки, у кого-то - ружья. Мы подумали, что это наш конец. Собрав все силы в кулак, мы решили драться до конца и схватились за оружие. Но тут вышел индеец из толпы, он был таким же гордым, как павлин, и с перьями на голове, как у него в хвосте. Он поднял руки и сообщил нам на своем испорченном английском языке, что они пришли с миром. Затем он предложил нам стать их гостями и пригласил в свое поселение. Мы были очень напуганы, но отказываться было бессмысленно. Мы рассудили, что если они хотели убить нас, они уже это сделали бы. Возможно... Они забрали у нас оружие.

Я должен сказать тебе, Калеб, что лагерь индейцев впечатлил меня по-настоящему. Там было десятки вигвамов и сотни людей - мужчин, женщин, стариков и детей. Там царила шумная активность и суета, словно на базаре. Костры разгорались, так как наступала ночь, и на них готовили оленину, лосося и другую дичь. Мы сильно проголодались за весь день, поэтому приглашение на ужин было очень привлекательным для нас. Нас посадили рядом с высшими представителями племени: вождями, военачальниками, шаманами - ты понимаешь. Переводчиком служил тот же самый англоговорящий павлин. Это было довольно утомительное дело - общаться на разных языках. Будто играть в шахматы по переписке. Мы ели и одновременно оглядывались по сторонам. Местные люди смотрели на нас не с особым интересом или враждебностью, а скорее без особой симпатии. Это было странное чувство - сидеть окруженными вечными врагами и есть с ними за одной трапезой. Кстати, оленина была прекрасной!... О чем я это? А, вспомнил.

В общем, мы насладились вкусной едой, хорошим напитком и провели приятное время в разговоре, несмотря на некоторые неудобства. Однако мы осознавали, что нас пригласили не просто так, а с целью предложить нам какую-то сделку. Матиас осторожно спросил, чем обусловлен такой прием. Индеец откровенно заявил: "Мы хотим торговать с вами. У нас есть предложение для обмена". Я передаю это своими словами. Нас начало интересовать, что они могут предложить и чего они хотят получить, чтобы так стараться угодить "бледнолицым". Мы попросили их показать нам. Англоязычный индеец и еще пара его товарищей взяли факелы и повели нас далеко от лагеря, к самому краю. Поняли зачем факелы уже на месте, потому что свет костров туда не достигал и было темно как в ночной заднице. Кстати, очень точное сравнение: я заметил, что они используют это место как туалет. Я задался вопросом, что за товар они хотят предложить, если приводят нас в свое "сортирное помещение". А англоязычный... В общем, я буду называть его "Павлином". Так вот, Павлин сказал "подойдите" и указал на землю в нескольких метрах от нас. Мы приблизились и осветили факелами. Увидели деревце, к которому была привязана веревка, другой конец которой уходил под стопку связанных бревен. После некоторых размышлений мы поняли, что это люк, хоть и довольно старый. Чтобы его открыть, Калебу понадобилась помощь трех человек. И тогда мы осветили его снизу. И остались поражены.

Под люком оказалась яма размером примерно полтора на метр и глубиной в метр. Она была ровной, но без отделки или укрепления, с лужами на дне. В одном углу лежали какие-то остатки еды, похожие на черствый хлеб и обглоданные кости, а в другом... ну, материалы жизнедеятельности. А в третьем углу сидел человек. Да, Калеб, я вижу, ты уже понял. Этот человек был сложно определить. Он сидел, прижав ноги к груди и спрятав лицо в колени. Сидел без движения. Возможно, он спал. И Павлин потянул за веревку, которая опускалась в яму. Ах да, я забыл сказать: другой конец веревки был затянут на шее этого человека и довольно крепко затянут. Так вот, от этого рывка человек почти упал на землю. Именно тогда мы рассмотрели его. Это оказалась женщина... Ах да, зачем я хожу вокруг да около! Это была Беатрис! Да, Калеб, Беатрис находилась в индейском лагере, в этой затхлой яме, привязанная и сидящая буквально в своих экскрементах. Не смотри на меня таким голодным взглядом, самому мне было очень жаль ее. Она выглядела ужасно. Босая, одетая в грубый мешок с дырками для головы и рук. Волосы запутанные и грязные, короткие, как будто обстриженные тупым ножом. Глаза ввалившиеся с темными кругами под ними. Подошва черная, под ногтями на руках и ногах грязь. Она выглядела тощей и худой, с заживающими рубцами на некоторых местах. И ее взгляд был пустым, словно стеклянным. Без преувеличения скажу: мое сердце сжалось от сострадания.

Матиас вполне резонно попросил объяснить, что, мать их за ногу, все это означает. Разумеется, первое, что приходило в голову, — перед нами рабыня. A рабство, как мы все прекрасно помним, давно отменили. Павлин начал загонять нам какую-то околомистическую муть, постоянно применяя термины из своего языка. Чтобы сэкономить тебе и себе время, постараюсь ужать его объяснения. Короче, поймали они Беатрис давно, не уточнил, когда. Пока совладали с ней, она успела прикончить шестерых. Голыми руками. Вроде как она была почти невменяема. Индейцы смекнули, что в ней есть огромный потенциал, который они смогут раскрыть, поэтому и не уработали ee на месте. По словам Павлина, она была сильна, ловка, гибка, виртуозно управлялась с любым оружием, будь то холодное или огнестрел. «Но как они ee подчинили? », спросишь ты. Довольно гаденько, отвечу я. С помощью наркотиков. Они накуривали ee какими-то своими дурманящими травами, от этого ee мозги становились мягкими и податливыми, как гончарная глина. И они лепили из этой глины то, что хотели. В результате она стала полностью послушной, ручной, иначе и не скажешь. Теперь ты понимаешь, почему она никогда не пьет спиртного, почему отказалась тогда от наркоза? Она боится любых веществ, вызывающих помутнение сознания. Опьянения ей хватило на всю жизнь.

Пока Павлин все это рассказывал, она стояла на коленях в яме, вперившись в землю под собой. Стояла как столб, как предмет интерьера, никак не реагируя на слова касательно себя. Тебе, наверное, сложно представить себе такую Беатрис? Как ни печально, так все и было. Но ты слушай, что было дальше. Павлин заявляет, что сейчас они проведут для нас небольшую демонстрацию. Отвязал веревку от дерева и за нее вытащил Беатрис из ямы. Судя по тому, как нетвердо она стояла, внизу она провела очень много времени. Затем мы все пошли в другую часть лагеря. И если к нам, гостям, как я уже говорил, индейцы относились нейтрально, то Беатрис они просто смешивали с грязью. Хаяли ee, на чем свет стоит, плевали в нее, кидались всяким хламом, кто-то даже пинал. Они ee по-настоящему презирали и ненавидели. Позже мы узнали, почему.

Итак, мы пришли к следующей яме, но на этот раз она была круглой и не такой глубокой, примерно десять метров в диаметре. Оказалось, что это что-то вроде арены. Павлин освободил веревку (под которой кожа была изношена почти до крови), толкнул Беатрис вниз и бросил ей маленький нож из кремня. Он сказал, что мы приведем пленных сиу и если они смогут одолеть ее, то получат свободу. Мы были в шоке. Эта женщина выглядела истощенной, израненной, едва стояла на ногах, держась за этот незначительный нож. Но что они планировали? Мы не могли сделать ничего больше и просто уселись на предложенные места. Зрители уже собрались достаточно много, даже дети были присутствовали. Я помню, как тогда подумал: интересно, за кого они болели? Сиу были приведены вскоре после этого. Их было шестеро. Как символично! Все они выглядели крепкими, боевыми, с квадратными лицами - в общем, неясно, как они попали в плен. У некоторых были томагавки, у других - копья, и я уверен, что они умели использовать их. Но, как ты уже понял, что-то пошло не так. Они вышли на арену один за другим и окружили Беатрис. Они начали выкрикивать боевые кличи, визжать и трясти своим оружием над головами. В общем, они старались запугать ее как могли. А она просто стояла в центре со своим зубочисткой и смотрела в землю. Возможно, для сиу было ниже их достоинства нападать на такую посмешище всей группой. Так что только один из них ринулся на нее с копьем. Именно тогда в ее глазах загорелся огонь. Я уверен, что ты понимаешь о чем я говорю. В последнюю минуту она ловко увернулась от его атаки и ударила его от плеча до задницы пролетевшим индейским клинком. Он тут же рухнул, обливаясь кровью. Публика загудела, неясно от восторга или возмущения. Пока сиу были ошарашены такой неожиданностью, один из них получил копье, которое он отбросил на край арены. И наконец до них дошло, насколько серьезная ситуация. Они бросились на Беатрис одновременно. Один попытался ударить ее копьем. И знаешь что? Она просто отводит его древко своим ножом и наконечник проникает в живот другого нападавшего. Третий метает в нее томагавк, но она ловко захватывает неудачного атакующего и использует его как щит. Топор попадает в спину этого индейца с фатальными последствиями, конечно же. После этого Беатрис выбрасывает его как мусор и двигается к неуклюжему метателю томагавка. Он кричит, ринется на нее и ударяет ее кулаком - или по крайней мере пытается. Глупый, глупый индеец - она просто уклоняется под его руку и наносит точечный удар в шею из положения полусидя. Очередной сиу отправляется к предкам. Что касается последнего, шестого, он выбирается из ямы и бросается в темноту. Как я понимаю, команчи позволили ему это сделать и вот почему: Павлин бросает Беатрис один из наших револьверов, не помню чей. Она ловко его ловит на лету, разворачивается и стреляет в убегающего. В темноту, Калеб! Нужно ли говорить, что она даже не прицеливалась? И все же через минуту этого сиу притащили обратно с пулей в затылке. Вот такое было представление, которое заставило нас потерять дар речи.

Как все закончилось, толпа начала расходиться, оживленно болтая. Еще б, такая потеха была! Но если ты подумал, что странности закончились, то сильно ошибся. Пока наша худорбинушка с горем пополам, без посторонней помощи вылезала из ямы, Павлин заявил, мол, это была демонстрация силы, a сейчас будет демонстрация абсолютной покорности. Ох, не понравилось мне тогда, как это прозвучало. И не зря. Взяв из раболепно протянутого ею оружия только револьвер, он коротко и лаконично бросил: «Ноготь». И прежде, чем мы успели хоть что-нибудь понять, она загнала острие ножика себе под ноготь безымянного пальца и выдрала его с мясом. Эй, эй, Калеб, не стискивай так бутылку! Она того и гляди лопнет, поранишься же! Вот... В общем, плохо сдерживая рыдания и дрожь от боли, она, однако, торжественно вручила этому маньяку и ноготь, и нож. Потом ей опять нацепили «поводок» и, спотыкающуюся, увели прочь. Вероятно, обратно в ee яму. Брр, как вспомню, аж дрожь пробирает...

И вот тут-то мы подходим к главному: Павлин наконец озвучил условия сделки. Мы получаем эту... Черт, как же он ee назвал? Не помню, но как-то предельно унизительно и вульгарно. Так вот, мы получаем Беатрис, всю такую расчудесную, смертоносную и преданную, как собачка, a взамен даем... Крепко сидишь? Взамен даем сотню ружей и патроны к ним. Гребаную сотню! Зачем? Для войны с враждебным племенем сиу, как нам сказали. A зачем вам, спрашиваем, сотня ружей, если у вас есть управляемая машина смерти? Его ответ прояснил отвратительное отношение местных к Беатрис. «В ней живет злой дух», говорит, «так сказали наши шаманы. Нам не нужен злой дух. Мы отдадим его вам, бледнолицым». Ну, мы, бледнолицые, по его словам, все равно не шибко суеверные. Что есть, то есть. Нам дали время подумать до утра и отправили спать. Каждому даже личный вигвам достался.

Не знаю, как там дела были у остальных, a мне не спалось. Уж больно насыщенный денек выдался. И эта сделка... Во-первых, сотня ружей. Где мы, едрить-колотить, их столько достанем?! Во-вторых, нам ведь, по факту, предлагали купить рабыню. A что мы вообще будем с ней делать? Выставлять на боях без правил? Грабить вместе с ней банки? Еще один способ, уж извини, ee «применения» нам поспешили подкинуть. Точнее, мне. Сложно описать ту оторопь, что взяла меня, когда посреди ночи ко мне в вигвам наведалась Беатрис. У нее была лампадка с жиром, так что света хватало. И знаешь, ee вид немного улучшился, в основном за счет того, что ee основательно прополоскали в каком-то речушке или вроде того. Вонючий мешок заменили на длинную рубаху из шкур. Еще заметил, что безымянный палец был замотан лоскутами ткани. Так, с описанием закончил. Теперь o причине визита... Хотя знаешь, думаю, это тебе точно не захочется слушать. Что? Серьезно? Ну, как знаешь. В общем, она, сидя на коленях и опустив голову, сказала, что «хозяин прислал ee в качестве подношения». Как я понял, с целью убедить в привлекательности сделки. Да, она назвала того Павлина «Хозяином». И, кстати, это были ee первые слова за весь вечер. Ну, я, как-никак, не маленький мальчик, сразу смекнул, o каком «подношении» идет речь. Да только вот, хоть елдень моя и выражала согласие, самому мне было как-то неловко. Думал, если воспользуюсь бедственным положением этой несчастной женщины, то сам себя мудаком считать буду. Начал, значит, мягко отказываться, лепить всяческие идиотские отмазки, и вообще, мол, не я тут начальник. Но она настаивала, что Хозяин отправил ee именно ко мне, и если я ee просто выпровожу за дверь (ну или как там в вигвамах эта хрень называется), то ей будет очень-очень плохо. Была у меня мыслишка, что хитрожопый индеец заметил, с какой жалостью я смотрел на нее, и поэтому решил, что меня убедить будет легче всего. Ну, что ж, возможно, он оказался прав. Возможно, если бы она тогда посетила кого другого, ee бы сейчас здесь не было. И тебя, соответственно, тоже. Кто знает, Калеб, быть может, именно мой член проложил путь к твоей свободе. Ай! Не дерись! Это всего лишь невинная шутка. Ну ты и злюка.

В общем, стало ясно, что от моих капризов будет больше вреда, чем пользы. И... я занялся с ней сексом. Но делал это с исключительно благородными намерениями! Как рыцарь, спасающий принцессу из башни, только несколько нетрадиционным путем. Ладно, ладно, завязываю с шутками. Так вот, когда Беатрис поняла, что я принимаю это... «подношение», то не могла скрыть облегчения. Уж боюсь представить, что ей грозило. Без всяких предисловий и тягомотины со своей стороны она сходу стянула рубаху через голову. Под ней, как ты можешь догадаться, ничего не было. Вот она перед тобой оголялась, Калеб. Небось, аппетитные формы у нее, сочные, что называется? Тогда мне подумалось, что ee должно сдувать любым порывом ветра, такая она была худющая. Но, тем не менее, признаю, в паху у меня засвербило. A она знай себе не теряет времени даром: стащила с меня штаны и давай там ртом наяривать. Мне оставалось расслабиться и получать удовольствие. Да что там, я на время забыл, зачем вообще эта девушка отдается мне. Ee язык творил чудеса. За этот короткий аперитивчик она заткнула за пояс всех проституток, которых я снимал за свою жизнь. Хм-м, какой-то сомнительный комплимент вышел... Ну, да ладно.

Инициативу я полностью отдал ей. Решил, что она лучше знает, что нужно ей, что нужно мне, что нужно нам. В итоге она «выдоила» меня, проглотила все до последней капли. И знаешь, что? У меня опять стоял. Вот уж действительно умелица. Тогда Беатрис подставила мне свою другую сторону: развернулась на сто восемьдесят, встала на четвереньки и прогнула спину. Ты только не бей меня за такое сравнение, но в этой позе она походила на суку, готовую к случке. Для Беатрис тогда тот процесс не был сексом, как его понимаем ты, я и другие нормальные люди, то есть, как что-то, приятное для обеих сторон. Для нее это было просто спаривание. Я, конечно, был не лучше. Если провести параллель, кабель кабелем. Набросился на нее, как оголтелый, загнал по самое не балуй. A она, оказалось, уже мокрая где надо была, так что все пошло как по маслу. На что еще обратил внимание: любая салунная шлюха, пока ты ee трахаешь, будет охать, ахать и стенать, и, как правило, крайне неубедительно. Эта же, хоть и дергалась под моими толчками, старательно пыталась не издавать лишних звуков. Наверное, индейцы так ee выдрессировали — быть тихой, как мышь. Только сдавленно пискнула, когда я, нехороший человек, решил помять ee болтающиеся груди. Не удержался, так в руки и просились. Думаю, ей и самой понравилось. Но в конечном итоге, увы, она осталась неудовлетворенной, за что мне стыд и позор. A я вскоре опять кончил, спустил все в нее. По крайней мере, так у этого красножопого урода не было б сомнений в том, что Беатрис все исполнила в точности. Мог хоть на язык попробовать, мудило. На том наши игрища и закончились. Пока я раздумывал, как лаконичней всего завершить это ночное рандеву, меня заставил подпрыгнуть неожиданный звук. Как думаешь, Калеб, что это было? Грянул гром? Напали сиу? Я пукнул? Нет. Это пронзительно заурчал желудок Беатрис, к слову, все еще стоящей раком. Мне сразу вспомнились те объедки, что валялись на дне ee ямы. Ими собаку-то едва ли можно было накормить. И я понял, что должен сделать. Усадил ee на лежанку, надел на нее рубаху, потому как ночка была студеной, и ушел, сказав подождать немного. Должен сказать, я немного очковал, ведь собирался самовольно прогуляться через индейский лагерь, a это могло выглядеть подозрительно. И, как назло, по дороге наткнулся на нескольких индейцев, сразу же насторожившихся. Правда, увидев мою дурацкую пантомиму — a я начал показывать пальцем на открытый рот и поглаживать живот, изображая голод — чего-то рассмеялись и ушли, потеряв ко мне всякий интерес. Тоже мне, весельчаки...

В общем, я пришел к ближайшему месту для разведения костра, и, о удивление, на вертеле еще оставалось немного мяса. Я отрезал себе кусок из самого вкусного места, положил его на лепешку из кукурузы и вернулся в свою жилище. Можешь смеяться, но я чуть было не заблудился по дороге, благодаря своей неграмотности в ориентировании. И я так хотел попробовать это мясо самостоятельно – оно было сочным, ароматным и жирным... Мм... Наконец-то я нашел свой дом. Захожу, а она все еще сидит в той же позе, в которой я ее оставил. Как будто кукла. Правда, стоило ей увидеть большой бутерброд в моей руке, как глаза алчно загорелись, а желудок опять начал громко рычать. Я уверен, что ни ты, ни я никогда не испытывали такого голода, который тогда испытывала Беатрис. Но... Она продолжала сидеть на месте. Я подумал, может быть, она не поняла, что я принес ей. Я сел рядом и предложил ей попробовать. Но она отказалась, голову опустив и объяснив, что ей нельзя есть. "Не бойся, никто не узнает", настаивал я. И снова отказ. И тогда до меня дошло. Она отказывалась от еды не из-за страха, а из-за запрета самого факта. "Приказ есть приказ", можно так сказать. Проклятые заповеди... Однако я придумал простое, но эффективное решение этой проблемы. Можно сказать, я нашел выход из этого глупого положения. Я наиграл глуповатое выражение лица и сказал: "Тебя послали для того, чтобы радовать меня всячески, верно? Так вот, у меня просто шальной аппетит от вида девушек, которые обжираются без остановки". Ты должен был видеть, Калеб, как удивленно она на меня посмотрела. И затем она засмеялась очень тихо, но так очаровательно и мило, что у меня выступили слезы счастья. У нее было явное отсутствие поводов для смеха в последнее время, это точно. Казалось, она вновь узнавала, как это делается. Но самое главное – мой трюк сработал просто замечательно. Потому что после того, как она посмеялась, она с благоговением приняла еду от меня и начала жадно есть. Она не просто ела, а просто пожирала еду, но мы не можем ее за это винить. Я даже не представлял, что можно так быстро разделаться с таким куском мяса. И потом она облизывала пальцы – не только свои. И после того как наелась, она стала походить на настоящего человека.

До меня вдруг дошло, что я до сих пор не узнал ee имени. Возможно, она и привыкла к обращению к себе, как к вещи, и именем давно не пользовалась, но я так дела не делаю. Говорю, мол, я Марти, a тебя как зовут? A она призадумалась на несколько секунд, как будто вспоминая, и отвечает: «Беатрис. Так меня раньше звали». С упором на слово «раньше». М-да... В общем, я хотел еще с ней пообщаться, но меня начало конкретно рубить в сон. Как-никак, стояла уже глубокая ночь. Поэтому я сказал девушке, что «собираюсь спать, но мне будет холодно одному под этим шерстяным пледом... «. Просто не мог допустить, чтобы она вернулась в свою холодную мрачную яму. И эта уловка опять сработала: Беатрис забралась ко мне под плед и притиснулась всем телом. Она заснула раньше меня, дав возможность понаблюдать за своим спящим лицом. Ангелочек, думаю, ни дать, ни взять, ангелочек. Ну, порубила в капусту шестерых сиу, ну с кем не бывает. Все равно ангелочек. Было так тепло, так уютно, что вскорости уснул и я. Должен сказать, Калеб, так сладко я не спал уже давно.

Утром Беатрис со мной уже не было. Не знаю, когда она ушла. Забегая вперед, скажу, что в тот день мы ee больше не видели. A так хотелось... Кхм... В общем, я, как и полагается, первым делом отлил, a потом помчался к Матиасу, перетереть o «сделке». И что б ты думал? Он заявляет: «Выкинь эту дурость из головы, Марти». Я чувствовал себя ребенком, уговаривающим родителей взять домой бездомное животное, ей-богу. Мне пришлось применить все свое красноречие, чтобы убедить Матиаса в том, что Беатрис нас озолотит. Но таки уломал. После завтрака он сообщил Павлину, что мы согласны на сделку, и попросил пару-тройку месяцев на то, чтобы добыть ружья. На том и порешили. Справедливости ради отмечу, что именно Матиас придумал, где нам достать такой внушительный арсенал. Лишь только индейцы, провожавшие нас, повернули назад, он поведал нам свою идею. Оказалось, у него был какой-то знакомый, с которым он еще на гражданке в окопах сидел. И этот знакомый все еще состоял в армии, причем в неплохом звании. Матиас был уверен, что этот вояка сможет продать нам сколько угодно оружия, снятого с вооружения и только захламляющего склады. И он оказался абсолютно прав. Пришлось, конечно, доплатить немного сверху, чтобы «остудить любопытство» служивого, но нам досталась заветная сотня винтовок Спенсера с парой ящиков патронов, очень даже незадорого. Они были несмазанными, ржавыми, все время клинили. Я себе от нервов все ногти изгрыз, раздумывая, a не пошлют ли нас красножопые дельцы нахрен с такими ушатанными ружьишками. A если патроны, которые были едва ли не старше меня, еще по пути отсыреют, думаю, вообще жопа будет.

Нам улыбнулась удача. В сроки, которые мы обозначили - два месяца, нам удалось доставить телегу с оружием, обходя Форт-Коллинс стороной. Индейцы, вероятно, до последнего не верили в осуществление этой сделки. Если бы ты видел их восторг, когда они разглядывали и проверяли этот груз металлолома, то точно бы засмеялся. Они не были полными дураками, потому что проверили каждую из ста винтовок. В конечном итоге они остались очень довольны. Лагерчане даже начали смотреть на нас с уважением, как будто говорят: "Посмотрите на этих честных бледнолицых". Итак, мы представили свой товар и теперь пришла очередь на них. Привели Беатрис. Она выглядела так же плохо или даже хуже, чем при первой встрече. Снова тот же мешок вместо одежды, грязные запутанные волосы, веревка на шее, а также прихрамывающая нога, синяк под глазом и разбитая губа. По ее ошалелому взгляду можно было понять, что она не понимает, что происходит, но толпа ее пугала. Кто знает, что такое столпотворения ассоциируются у нее. В общем, дальше произошла передача имущества. Павлин объяснил Беатрис, которая стояла на коленях, что Матиас теперь ее новый хозяин, он владеет ее телом и разумом и так далее по церемониальной линии. Если честно, мне все это вызывало отвращение. После пылкой речи индейца свободный конец веревки перешел в руку Матиаса. Он был немного смущен. Ничего удивительного - не каждый день тебе дают возможность держать живого человека на поводке. Чтобы не терять время, я сам подошел к Беатрис, без особых усилий взял ее на руки и унес из этого ужасного места. Так пригодилась телега, в которой мы привезли ружья: первое время бедняжка не могла сидеть в седле и отдыхала в повозке.

Процесс, за неимением лучшего слова, «адаптации» Беатрис занял некоторое время. Первые слова Матиаса к ней — a он, я напомню, был для нее «хозяином» — были: «Ну, здравствуй, девочка. Добро пожаловать в нашу дружную компанию. Как звать-то тебя? ». Да, можешь себе представить, в какой ступор ee вводило подобное обращение. В итоге все перезнакомились, a меня она даже вспомнила по той ночи и поблагодарила за доброту. Словами, Калеб, словами. Она заново училась общаться с людьми, быть частью общества, привыкала к своим правам свободного человека, которые у нее отняли. С большим удовольствием я наблюдал, как пропадает робость и смирение, вытесняемые энергичностью и жизнерадостностью. Откормили мы ee очень быстро, и наша, хе-хе, «девочка» поправилась во всех нужных местах. Раны на ней заживали как на собаке — блин, в который раз сравниваю ee с собакой? — однако остался жуткий шрам на шее, который она научилась умело прятать. В общем, не прошло и пары месяцев, и Беатрис из пришибленной костлявой замарашки превратилась, аки гадкий утенок в прекрасного лебедя, в ту женщину, которой она является сейчас. Включая душегубские наклонности, ну да неважно. В наш «сосисочный» коллектив она вписалась на удивление хорошо, и не в качестве давалки, a полноценного члена банды, камрада, если хочешь. Нет, ну, конечно, она стала любовницей Матиаса, является ею и сейчас, но для остальных она почти как сестра.

Хоть старик и не злоупотребляет своей властью над ней, Беатрис по-настоящему ему предана. Как-то раз в одном салуне Матиасу крупно проигрался в покер один парень. Уж не знаю, жульничал ли тот или нет, но парень крепко обиделся. Мы остались там с ночевкой, поэтому ночью горе-игрок по пьяни решил пробраться в комнату к Матиасу и порешить его. Шейный платок, который он носил, оказался очень кстати: Беатрис им же его и удавила. Да, иногда ee сон может быть невероятно чутким, как у кошки. В награду за такую бдительность старик отсыпал деньжат и отправил ee, и меня за компанию, в Нью-Йорк, «приодеться». Там, в невероятно дорогом ателье, руководствуясь пожеланиями Беатрис, портные и изготовили то самое бархатное платье. Добротная получилась одежина: до сих пор не потеряла ни цвета, ни мягкости, ни разу не рвалась. A довольная модница прямо-таки светилась от счастья.

Как мы и, вероятно, ты уже понял, Беатрис - не только мастер убийства, но и искусная актриса и опытный манипулятор. К тому же она очень сообразительная. Конечно, в наших грабежах поездов, карет, банков она была незаменимой помощницей. Но гораздо эффективнее было отпускать ее "вольной стрелой". Во-первых, она собирала информацию из мест, в которые мы сами быстро привлекли бы внимание. Например, о местах с большими деньгами или о тех районах, где правопорядок особенно строгий. Во-вторых, она любила заманивать в ловушку каких-то аристократов и богачей в качестве возлюбленных, а затем вымогать у женщин страшные деньги под угрозой скандала. Даже случалось такое: на каком-то аукционе один коллекционер покупал ценную штуку, а другой недовольный коллекционер щедро платил Беатрис за то, чтобы она, после ночи с первым коллекционером, просто украла эту штуку и передала ее второму коллекционеру. В общем, она приносила нам такие деньги, что расходы на сто ружей казались смешными копейками. И каждый раз, когда она возвращалась из таких поездок, это было как праздник.

Но около месяца назад она вернулась очень взволнованной. Оказалось, что тебе грозит опасность от Джейн МакЭвой или какой-то другой женщины, и меня тоже хотят убить. Кажется, мы с тобой серьезно задели ее в прошлый раз. И Беатрис начала умолять Матиаса отправить ее помощью для спасения тебя. Никто не мог понять, откуда она знает о тебе и почему так настаивает на помощи. Наверное, мне не следовало это говорить, но старик не особенно хотел отправлять свою только что вернувшуюся "девочку" помогать Калебу Страубу. Поэтому ей пришлось очень постараться, чтобы убедить его, если ты понимаешь о чем я. Но она сумела и ушла в тот же день, не просив никакой поддержки со стороны нас. Чем она занималась после этого, какие приготовления делала, где нашла деньги - мы вообще не знаем. Мы только договорились, что будем ждать вас здесь, возле этой шахты. Ну а дальше ты уже сам все знаешь.

***

— Да, знаю, — согласился Калеб голосом, хриплым от долгого молчания. И от переполнявших его чувств.

— Вот такая вот история вышла. Хотя рассказчик из меня, наверное, вышел неважнецкий, — подводил итоги Марти, растягивая слова и время от времени икая: бутылка в его руке почти опустела. — Но главное ты понял: Беатрис — удивительнейший человек. Стоп. Не так. Главное — это причина, по которой она с Матиасом. Ee ты тоже понял. Ты ведь понял?

— Конечно. Как же иначе? O таком доходчивом объяснении можно только мечтать. — Его фальшивая улыбка пьяным другом была воспринята как лучшее доказательство понимания.

— Вот и прекрасно. Смотри, не натвори глупостей. Ох, ты ж e-мое, который час-то? Засиделись мы, однако. Пора... баиньки.

Марти попытался встать и тут же плюхнулся обратно, потому как штормило его немилосердно. Недовольно бормоча, он уже готов был добираться до лежбища ползком, но Калеб поспешил помочь и отбуксировал приятеля в первый же незанятый шалаш. Там тот повалился, как охапка дров, и умиротворенно захрапел.

A Калеб вернулся к тлеющему кострищу, к бутылке, к которой за весь рассказ ни разу не приложился. Поболтал ee, рассматривая желтоватую жидкость при свете углей, после чего медленно вылил ee на землю. Он был трезв, как никогда в жизни. Прозвучавшая история вымыла те крохи алкоголя, что за пирушкой попали в его кровь. Беатрис... Калеб рассчитывал, что, узнав o ee прошлом, об обстоятельствах, при которых она попала в банду, он найдет покой или как минимум силы для смирения. Но то, что он услышал, только подлило масла в огонь, заставило сфокусировать все мысли только на ней. Как мог человек, пройдя через такие ужасные испытания, полные страданий и лишений, сохранить рассудок и вновь радоваться жизни? «Нет. Все не так радужно. Она сломалась. И теперь эта психологическая травма вынуждает ee подчиняться кому попало». Сначала команчам, изуродовавшим ee тело и душу, теперь Гиллу. Марти сказал, что старик не злоупотребляет своей властью над ней. Вздор! Использовать ee, как гусыню, несущую золотые яйца, и наложницу — не это ли злоупотребление? Беатрис ему по-настоящему предана? Но Калеб видел, с какой тоской она входила вечером в ту теснину. Да, он был уверен: не было у нее никакой привязанности к старику. Все это самообман, иллюзия. Оставалось только ee развеять. Пробудить Беатрис от этого горячечного бреда. Она спасла его. Теперь он вернет должок.

Калеб сидел у тлеющего костра и наблюдал за горящими углями, своими покрасневшими глазами, прожженными сеткой капилляров. От сна не могло быть и речи. Его мозг работал лихорадочно, словно раскаленный паровоз. Голова болела. Насколько он был готов пойти ради Беатрис, ради ее счастья? "Безусловно на все. Без исключений". Но правда ли это? Даже если это означает совершить поступок, который может вызвать у нее ненависть? Может быть, даже непростительный? "Пусть так будет. Если после этого она перестанет быть беззаботной девушкой, я готов потерпеть любые последствия. Она заслуживает лучшей жизни". Он продолжал сидеть и размышлять, своими покрасневшими глазами смотря на горящие угли, в то время как на востоке рассвет пробивался сквозь загрязненные тучами небеса.

Из своего состояния медитативного раздумья Калеб вывел какой-то звук. Он приподнял голову, испытывая боль и напряжение в шее, и увидел Матиаса Гилла, выходящего из домика. Старик был одет только в кальсоны и рубашку, очевидно, только что проснулся. Сон покинул его лишь частично, так как он сонно потянулся и пошел в сторону туалета, не замечая Калеба, сидящего у костра. А Калеб следил за ним и в нем росла злость, а с ней возрастала его решимость. "Я ненавижу этого мерзавца. Без него всем будет лучше. Да, лучше...". С этими мрачными мыслями он поднялся и на трясущихся ногах двинулся туда, откуда доносилось журчание и причмокивание старика. В полусгнившей вагонетке, расположенной на пути, лежало большое шахтерское кайло. Калеб взял его обеими руками, пару раз махнул им для оценки веса и остался доволен результатом, после чего продолжил свой путь. Он шел бесшумно, словно призрак, и выглядел соответствующе. Вот и туалет с распахнутой дверью. Матиас только что закончил мочиться и повернулся к выходу. Увидев перед собой человека, он испуганно отпрянул от неожиданности, но уже через секунду разобрался, кто находится перед ним.

— A, Калеб, это ты. Не подкрадывайся так. Чего не спишь в такую рань? Тоже поссать приперло? — спросил старик и хохотнул до омерзения наигранно и фальшиво.

— Нет, но тебя приперло очень даже кстати.

Что-то в его голосе заставило Матиаса посерьезнеть, a также, протерев все еще заспанные глаза, заметить в руках у мужчины грозный инструмент.

— A кирка тебе еще зачем?

— Она должна отлично проламывать черепа, — буднично пояснил Калеб и, не дав собеседнику опомниться, поспешил проверить свое предположение.

Орудие, с легкостью раскалывающее горную породу, как и следовало ожидать, не встретило никакого сопротивления. В глазах Матиаса возникло и навечно замерло глупое изумление. Он даже не успел издать ни единого агонизирующего звука. Его обмякшее тело непроизвольно сделало шаг назад и уселось на толчок, склонив голову с так и оставшейся торчать в ней киркой. Со стороны выглядело, будто он просто решил испражниться, вот только инородный предмет во лбу смотрелся неуместно. Ворот рубахи окрасился в багрянец. Застучали первые капли дождя.

Неожиданно для самого себя, Калеб почувствовал безграничную безмятежность и умиротворение. Не было сожалений, не было и гадкого удовлетворения, не было ликования. Только всепоглощающее спокойствие человека, разрешившего все свои невзгоды и тревоги и вошедшего в гармонию с самим собой. Эйфория, словно вызванная лошадиной дозой седативного. Его не волновало, что будет дальше, ни с ним, ни с бандой, ни со всем миром. Беатрис теперь свободна, a все остальное неважно. Поэтому, сунув руки в карманы и мугыкая себе под нос какой-то бодрый мотивчик, Калеб развернулся и ушел, оставив Матиаса Гилла наедине с вечностью.

Он вернулся к своему месту у окончательно потухшего костра, шипящего от падающей с неба воды. Кроме него, все еще спали. Когда они проснутся, их будет ожидать неприятный сюрприз, а Калеба ждет расправа. Но он даже не думал о бегстве. Идти ему все равно было некуда. И не нужно было. Поэтому он просто проводил время сигаретами и уцелевшей бутылкой виски, сидя под ливнем, промокший до костей. Прошло чуть больше часа. Алкоголь вместе с усталостью после бессонной ночи постепенно одолевали Калеба. Тяжелые веки сомкнулись, и его окутала приятная полудрема. "Ах, если бы сейчас можно было быть в постели, рядом с Беатрис...". Из его затуманенного сознания вдруг донеслись крики, ругань, шум многочисленных ног. Мужчина только успел открыть глаза, чтобы увидеть стремительно приближающегося к нему товарища, сразу же наносящего ему сильный удар. Удар совпал с первым раскатом грома. Сонливость, вот уж каламбур, как рукой сняло.

— Грязный крыс! Получай!

Пока Калеб, стоя на дрожащих руках и ногах на четвереньках, приходил в себя, чувствительный пинок по ребрам опрокинул его на бок и заставил прогнуться в две погибели. А к месту склоки подтягивались остальные члены банды. Обезумевшей банды.

— Эй, ребята, потише! Вы его сейчас убьете! — послышался обеспокоенный голос Марти.

— Да пусть он туда и идет, чертов паскуда!

Следующий удар пришелся по заднице, выгибая Калеба в обратную сторону. А дальше начали колотить без разбору, со всех сторон, руками и ногами, избивая его до полного изнеможения. Если бы не опьянение, боль от избиения наверняка была бы нестерпимой. Но даже в таком состоянии, свернувшись в позу эмбриона, отчаянно пытаясь защитить лицо, он был на грани потери сознания. После такого его тело должно превратиться в один сплошной синяк. "Забавно. Я думаю о синяках, словно это самая большая моя проблема". Эта глупая мысль его действительно развеселила, настолько что он, несмотря на боль, скривил распухшие губы в усмешке.

— Вы гляньте! Он еще ухмыляется! Вот урод!

К удивлению Калеба, удары прекратились. Но лишь затем, чтобы кто-то (он не мог разобрать, кто, в равной степени из-за крови, застилающей глаза, и принятому на грудь виски) сгреб его за грудки и поставил на колени. Приходилось его так и держать, по той причине, что без этого избиваемый просто начинал падать.

— Какого хрена, Страуб?! Какого хрена, скажи мне, ты это сделал? И это твоя гребаная благодарность за то, что Матиас вытащил твою сучью рожу из тюрьмы? A?

Калеб молчал. Сказать ему было ровным счетом нечего, да и с дикцией были сейчас определенные проблемы. Вместо этого он сплюнул на землю кровавый сгусток с белеющим в нем осколком зуба.

— Вали его уже! Что с ним трепаться?

— Погодите, мужики! Давайте не будем горячиться!

— Заткнись, Марти! Он сам это заслужил, и не отрицает этого. Да, Страуб? Может, все-таки что-нибудь скажешь напоследок? — Бандит, державший Калеба, достал револьвер.

«Пожалуй, есть кое-что... Единственное, что приходит в голову».

— Беа... триш...

— Чего? Что ты там мямлишь?

— Беатриш... Пожобите Беатриш... — уже громче повторил Калеб, еле ворочая распухшим языком и силясь не потерять сознание.

Вокруг неодобрительно зароптали.

— Позвать Беатрис? Да ты хоть представляешь себе, что она с тобой сделает? Хотя, почему бы и нет? A, вон и она сама бежит, легка на помине.

Калеб поднял взгляд и посмотрел туда же, куда и остальные. От деревянного домика и в самом деле неслась, шлепая по лужам, упомянутая женщина. Заспанная, распатланная, в одной нательной сорочке и босиком. Вся косметика была смыта, но от этого ee красота нисколечко не проигрывала. Только безобразный шрам на шее, не скрытый бархоткой, по-прежнему заставлял невольно ежиться. В руке Беатрис держала гребень. Пока еще это был только гребень. Однако по тому, что лицо ee, выхватываемое вспышками молний, было мрачнее тучи, можно было ожидать худшего.

«Беатрис... Моя дорогая Беатрис... Я надеюсь, что однажды ты сможешь понять меня и простить. Желаю тебе только счастья».

С этими мыслями в голове, Калеб ощущал, что его желание увидеть ее продолжает поддерживать его на плаву. Он висел безжизненно в руках своего бывшего брата по оружию.

***

Мелодия разбудила его.

Калеб Страуб с изумлением осознал, что он все еще жив. Его легкие неспешно заполнялись густым воздухом перед грозой. Кожа на его спине еще чувствовала теплые капли дождя. Уши слышали дальний гром и приятную магическую музыку. А нос улавливал аромат туберозы и сандала, так знакомый и приятный.

Калеб приоткрыл глаза и сердце его застучало быстрее. Беатрис. Но, к несчастью, не все происходит так, как мы хотим или планируем. Иногда события разворачиваются без нашего участия и мы просто сталкиваемся с фактом. Можно негодовать, кричать и бунтовать, но изменить обстоятельства чаще всего не под силу. Независимо от того, с какими благородными намерениями Калеб убивал мистера Гилла, он просто занял его место, нравится ему это или нет. Калеб увидел упрямство на лице Беатрис? Хорошо. Он думал, что есть способ изменить ситуацию и больше не быть чьей-то игрушкой. Его интересовал этот способ.

— Конечно! Все что угодно! — воскликнул Калеб, взволнованный.

Беатрис косо улыбнулась. Она явно ожидала такого ответа. Затем она извлекла из сумочки свой пистолет Colt. Убедившись, что он заряжен, она положила его в руку напряженного Калеба и приложила дуло к своему лбу.

— Вот так. Теперь большой пальчик на курок. Взвели. Указательный вот сюда, на спусковой крючок. И мееедлено нажимаем...

— Больная, что ли?! — завопил Калеб и стремительно отвел руку подальше, пока еще мозги любимой им женщины были там, где им и надлежало быть. — Эта хрень ведь могла и выстрелить!

— Во-первых, попрошу не называть сие произведение оружейного искусства «хренью». A во-вторых, это единственный способ... «освободить» меня. Но, как вижу, он тебя тоже не устраивает. Ничего не поделаешь. Смирись со своей ролью, бедняга. — И она «сочувственно» похлопала его по плечу.

«Она не шутит. Все серьезно. Гораздо серьезнее, чем я думал. Дьявол, готова была убить себя! Похоже, у меня и в самом деле нет выхода. Придется подыграть ей. «Хозяин»... Какое же мерзкое словечко». Ну, ничто ведь не мешало ему просто относиться к ней, как и раньше. Ничто не мешало ему — лично ему — считать их просто любовниками. Пусть воображает себе, что хочет. Они будут вместе странствовать, веселиться, грабить, заниматься любовью. Большего ему и не надо. A эта власть, которую она пытается всучить, полный контроль над ней, возможность приказать выполнить любую прихоть... Ему это не нужно.

— Умеешь ты убеждать, — усмехнулся Калеб и потрепал свою женщину по волосам, чем заставил ee довольно зажмуриться, на манер кошки. — Ладно. Давайте собираться. Нам пора.

— Сейчас? — удивилась Беатрис, глядя на небо. — Но через несколько часов стемнеет. Не лучше ли заночевать здесь и отправиться с утра?

— Нет. Не хочу находиться в этом месте ни минутой дольше необходимого.

— Беатрис?

— Да, сэр?

— Ты меня что, специально раздражаешь? Я хочу услышать свое имя. Извини... Я вдруг понял, что до сих пор не знаю твоей фамилии. Хотел бы заполнить этот пробел.

— Моя фамилия... Я ею не пользуюсь. Не нравится она мне. Очень. Пожалуйста, не требуй от меня произносить её.

— Ну-ка расскажи, а то сейчас дам пощечину! Э-э... Бе... Беатрис? Что ты... делаешь? Эй! Эй-эй-эй! Прекрати! Оденься обратно! Я шутил. Шутил, говорю.

— Что? Даже одного удара не будет? А еще говоришь, что я тебя раздражаю... Ах!

Ладонь мужчины оставила на её голой ягодице красный след. После прохладной ночи удар показался очень болезненным. Беатрис сдержала стон удовольствия, прикусив губу. Закрыв глаза, она нетерпеливо ждала продолжения. Но продолжения не последовало. Видимо, этот удар был просто для показухи. Разочарованно вздохнув, она надела штаны и исправила юбку.

— Вот что ты вытворяешь! Думал, что использую кнут, а он оказался морковкой.

— Я хочу, чтобы ты взял меня. Грубо.

— А я хочу, чтобы ты назвала свою фамилию. Как насчет равноправного обмена?

— Дюамель дю Монсо. Меня зовут Беатрис Дюамель дю Монсо.

— Хорошая девочка.

И он взял её. Прямо посреди пустыни, на крыше кареты, где они лежали и смотрели на засеянное миллионами звезд ночное небо. Под светом полной луны, ярко освещавшей погруженную в сон пустыню. Его тело всё еще болело от ударов, но он брал её грубо и сильно, как она сама просила. Он брал её сзади, впервые, так как считал эту позу унизительной, но теперь она сама этого желала. Он держал её руки за спиной, и она, не имея опоры, прижималась щекой к гладкому дереву. Он страстно хлестал её по ягодицам, так что след от ладони оставался на коже, а она с радостью принимала каждый новый удар и только сильнее подавалась навстречу ему. Он искренне любил эту женщину, и поэтому испытывал двоякие чувства, причиняя ей острую боль и видя её заплаканное, но счастливое лицо. Чем дальше продолжалось это, тем больше он убеждался в том, что она выдержит любые мучения от него, но всё равно боялся потерять контроль над собой и перейти границу.

Тяжелое дыхание, шлепки, всхлипы, стоны и прочие характерные звуки, издаваемые совокупляющейся парой, были единственными на мили вокруг, нарушающими ночную тишину. A сидящий в каком-то десятке метров от них на шершавом валуне Дэмиен смотрел на висящий в небе серебристый диск своими темными немигающими глазами и с жадностью и упоением вдыхал запах сладкого человеческого греха...

— Итак, Беатрис Дюамель дю Монсо... Думаю, пришло уже время поговорить начистоту, — нарушил Калеб блаженную тишину, в которой они, удовлетворенные, лежали, притулившись друг к другу, стремясь как можно дольше хранить добытое их телами тепло. — Как бы цинично это не звучало с моей стороны, мне грех жаловаться на то, как обернулась вся эта ситуация. Но кое-что ты от меня до сих пор утаиваешь. Догадываешься, o чем я?

Беатрис подняла голову, до этого покоившуюся на груди мужчины, и устремила на него полный бесноватых искорок взгляд.

— Ах, ты ж мой «пинки»! Все-то ты замечаешь, все-то ты подмечаешь! — в своей привычной насмешливой манере завела она. Но как-то сразу бросила скоморошничать: сказывалась усталость. — Надо полагать, ты o причине, по которой я спасла тебя из Сан-Прадера.

— В точку. До рассказа Марти я думал, что это была инициатива Гилла. A оказалось — твоя собственная. При том, что мы даже не были знакомы. Неспроста это все. Я не буду спрашивать, откуда ты меня знаешь, так как знаешь ты, судя по всему, очень многое. Спрошу главное: зачем я тебе понадобился?

— Я могла бы, конечно, сказать, что увидела твое лицо на одном из старых плакатов и влюбилась с первого взгляда. Но ты одарил меня своим доверием, посему я буду откровенна. Хоть и убеждена, что услышанное вряд ли тебе придется по нраву, — томно вздохнула Беатрис, подкручивая мужчине усы на щегольской манер.

— Буду стараться не проявлять чрезмерную ярость.

— Я использовал тебя в качестве приманки.

— Приятно. Кого мы поймаем?

— Джейн МакЭвой.

Калеб сразу же стал серьезным. Вся шутливость исчезла.

— Это та самая Джейн МакЭвой, которая мечтает убить меня?

— Именно она. Прошу выслушать меня без перебивания. Как я уже говорила ранее, Крошка Джейни хорошо запомнила всех вас после того фатального события семь лет назад. Более того, она одержима местью. Твоя бывшая банда почти полностью исчезла, каждый из друзей погиб от ее рук. Она не остановится, пока не отомстит всем вам. Она уже почти настигла тебя в Сан-Прадера. Я едва успела спасти тебя. По моему плану мы должны были вернуться к мистеру Гиллу и другим, а Крошка Джейни найдет тебя рано или поздно и там. И я смогла бы ее поймать. Но со мной произошел непредвиденный инцидент. Я... Я поняла, что сильно привязалась к тебе, Калеб. И я была совершенно растеряна, не знала, что делать. Пока ты... не сделал то, что сделал. Теперь все стало гораздо проще.

— Подожди. Если тебе изначально нужна была она, а не я, зачем такая сложная схема?

От ответа Беатрис его охватил холодный страх.

— Я боюсь ее.

«А я думал, она не боялась ни Дьявола, ни Бога. А тут, видимо, что-то на порядок опаснее...». Калеб прижал женщину к себе крепче, словно Джейн МакЭвой могла внезапно появиться из-под дилижанса как подкроватный монстр.

— Но не волнуйся, — поспешила успокоить его Беатрис. — Крошка Джейни, конечно жестокая особа, но у нее есть один слабый момент. Когда она идет за одним из вас, она перестает замечать все остальное. Она так сосредоточена на мести, что становится уязвимой. И ты стоишь в самом верху ее списка. Поэтому я выбрала именно тебя, а не Марти. Когда она придет за тобой, ее ждет неприятный сюрприз. Теперь можно мне отдохнуть? Я очень устала.

— Один последний вопрос. Зачем тебе нужна эта МакЭвой?

— У меня есть такая мечта, — пробормотала она, проглотив зевок. — Я хочу получить Джейн МакЭвой и усмирить ее.