Наташа. Детский дом aka Детские порно рассказы Часть 16

Стёпка, видимо, вдоволь намялся бабушкиных ягодиц и потянулся ручонками к влажно – алой пизде. Большие выпуклые губки пришлись размером как раз по его ладошкам. Он покопался некоторое время в густых волосах и потянул губы в стороны, раскрывая темнеющий щелью рот бабушкиного влагалища. Наташа увидела вздувшийся крупный "ягодный" клитор бабы Ани. Анна Свиридовна окончательно замерла, почти привалившись грудью на стол, и коленки её чуть согнулись, раскорячиваясь вширину. Стёпка потянулся башкой и достал губами до клитора.

Он втянул весь его к себе в рот и стал сосать упоённо, как телушок под мамкиным выменем. Анна Свиридовна тихо заахала. Рядом показались стройные босолапки Олечки и замерли у стола возле раскоряченных ног бабы Ани. Наташа стала тихонько поглаживать начинающие дрожать икры женщины. Стёпка тихонько зачмокал от удовольствия, и баба Аня шёпотом взвыла в голос: "Стёпушко... А – а – а!. . А!. . А!. . Хороший мой... ласковый!. . Стёпушко... Ааааааххх!. . Ай... Ай!. . Ай!!! Ой... Уй! Ух!!! Ух. . ханькааааааа!. . ". Стёпка довольно замотылял головой, не отрываясь от клитора, а баба Аня, чуть приседая в коленках, забилась большой белой попой над ним в одолевших её страстных чувствах...

Выбирался Стёпка из – под бабушкиной пизды раскрасневшийся, мокрый и довольный донельзя. Наташа тут же утащила его под стол и целовала, целовала, целовала в мокрое горячее лицо, а он никак не мог понять, что это и только тихо захлёбывался в объятьях свалившейся на него ласки от своего лёгкого детского счастья...

А второй случай произошёл уже весной, когда Наташа была на каникулах, и баба Аня отпускала всех дежурных чуть ли не на весь день. Они забегали по несколько раз за всё своё дежурство в прачечную, больше для утешения собственной совести, но весенний воздух никак не оставлял им сил на большее.

В самой прачечной тем временем наблюдался лёгкий демографический кризис – Олечка Громова ушла в декретный отпуск, и временная замена её ещё только подбиралась. Помочь пока Анне Свиридовне Олечка попросила мужа своей двоюродной сестры Катюши Серёгу Любимого. Сама Олечка замужем в это время не была, что, впрочем, в детском доме особо никого не волновало, благо в случае необходимости в воспитании молодой маме всегда нашлась бы профессиональная помощь. А Катюша была геологом. А Серёга известным артистом. И Катюша пропадала в геологоразведочной партии месяцами, оставляя Серёгу буянить и показывать номера на улицах их пригородного посёлка. Работал Серёга в поселковом клубе киномехаником, и в детском доме признавал авторитет лишь за двумя сотрудниками – за собратом по синематографии Васей Пасей и за прачкой Анной Свиридовной, приходившейся ему ни много, ни мало, а самой что ни на есть родной тёщей.

Тем утром Наташа уже отпросилась у Анны Свиридовны "на полчасика" и спешно помогала забрасывать бельё в свою наверняка последнюю за этот день загрузку. Как раз пришёл Серёга, и Наташе хоть немного было спокойней на душе – по крайней мере не приходилось оставлять Анну Свиридовну совсем одну.

Серёга же этим утром был какой – то слегка не в себе: почёсывал ухо, задумчиво смотрел на сушильный барабан, чуть не наступил на тазик с водой, а под конец, вообще, произнёс исполненную какого – то глубокого чувства непонятную фразу – "Маманя, вы можете, к примеру, понять, такое что – невтерпёж!". Впрочем, Наташе было уже не до Серёгиных странностей, наполовину она уже была на сверкающей весенними солнечными лучами улице. А через несколько минут она оказалась на этой улице уже вся.

"Ой, блин!", о том, что она не переобулась, а поскакала на покрытый зеркалами солнечных луж асфальт дорожек в мягких сменных тапочках, Наташа вспомнила только через четверть часа, когда дорожки повели шумную девчачью ватагу к пацанячьему костру на берегу. Делать было нечего, Наташа скинула тапочки, нимало не заботясь о здоровье, и побежала в прачечную обратно, разнося солнечные зеркала вдребезги голыми пятками.

Она уже готовилась постучать (Серёга завёл какую – то аномальную моду запирать двери на ключ!), но дверь оказалась открытой, и Наташа влетела в прачечную. Полёт её прервался через три шага и обернулся широко распахнутыми глазами и прижатыми к груди ладошками: баба Аня стояла сильно загнутая на подоконник между двумя вьющимися традисканциями, халат её был распахнут и закинут на спину, из распаха его свисали два больших наката грудей. А Серёга держался за крепкую талию и просто "чихвостил" бабу Аню под зад...

Наташа замерла в двух шагах, в упор глядя на огромную бабы Анину задницу и вколачивающую в неё задницу поуже Серёги. Серёга обернулся с перекошенным от страсти лицом, но произнести ничего не смог – только зевнул лишний раз безмолвно распахиваемым ртом, отвернулся опять и с силой снова наддал. А баба Аня, вообще, не замечала уже ничего вокруг, только охала в такт глубоким Серёгиным погружениям и с третьего на четвертый сильно подбрасывала навстречу ему мягкий перекатистый зад.

Шлёпался Серёга с непристойным оглушающим треском и шум от сношения стоял, наверное, во всём купальном домике. Когда баба Аня начала жалобно подвывать, поддавая сильней назад зятю, и ведёрные сиськи её совсем уже безумно запрыгали, ударяясь о панель радиатора под окном, Наташа почувствовала, что ей самой до жути стало тесно в маленькой щелке. Она стиснула сильно ноги, потом ослабила чуть и ощутила всю промокшую влажность трусов. Серёга озорно крякнул "Эх – ха!!!" и загнал бабе Ане "под сердце". Зад его забился в мелких конвульсиях, не отлипая от мокрой от пота большой попы, руки крепко стиснули бабы Анину талию и шумный вздох, схожий с паровозным спуском пара, огласил комнату. "Ой... уух... Серёженька!. . А... ий... ууухххХ!", забилась баба Аня под ним и обессиленно выдохнула: "Аааа... ххх!"...

Серёга одним резким движением выдернул свою задницу из приветливых объятий задницы тёщи, и Наташе стало отлично видно на миг разверстое мокрое лоно баб Ани: распятые губы, слипшиеся волосы и зияющий зев, из которого, подобно брызгам молочного киселя, обильными ручьями стекала зятева сперма на её чёрные кудри. Только тут Серёга немного пришёл в себя и недоумённо обернулся даже не Наташу, а на входную дверь: видимо, до Наташиного прихода он считал её напрочь закрытой!

– Как зовут? – он вздохнул, переводя дух, и присел перед Наташей на корточки.

– Наташа! – Наташа попыталась улыбнуться, но возбуждение не отпускало пока, пришлось только чуть подёрнуть плечиками с неким лишь подобием улыбки на лице.

– Ой – ёшеньки! – лишь тут спохватилась баб Аня, спешно скинула вниз халат и принялась лихорадочно натягивать валявшиеся до этого на полу трусы. – Наташенька, как ты тут?

– Я переобуться забыла, баб Анечка! Я...

– Погоди! – перебил Серёга, беря обе всё ещё прижатые Наташей к груди ладошки к себе в руки. – Наташ, ты пионерка?

– Ага... – Наташа видимо растерялась.

– Наташ, ну будь другом, а? Никому, хорошо? – Серёга смотрел прямо в глаза. – Никогда?

– Никому... Хорошо... Только когда вырасту... – Наташа тоже умела прямо смотреть в глаза.

– Идёт... – легко согласился Серёга и поцеловал Наташу в её сложенные корабликом ладошки.