Чай из утренней росы. Часть 28

– Проходи, дорогой, проходи! – он буквально втянул меня в кабинет, похлопал по плечам и спросил с добрейшей улыбкой. – Ну, как?! Справился?!

– Справился! – гордо ответил я и выдохнул, словно сбросил с плеч тяжелое бремя.

– Ого, молодец! И доставил точно вовремя! Молодец! – Пчелинцев кивнул на кожаные черные кресла, расставленные вокруг низкого журнального стола, и предложил. – Может присядем, выпьем кофейку?

– Благодарю вас, Евгений Саныч, не могу, дела! – я извлек из сумки китайский роман и передал ему. – Вот, оставляю вас наедине с ним и нетерпением жду звонка!

Он взял роман, обмотал руками и с большим удовольствием громко прочел название:

З А В Т Р А Н Н Я Я Р О З А

ф э н т е з и

Затем сказал:

– Прости за то, что пригнал тебя в редакцию, но никак не могу привыкнуть читать с компьютера, привык вот так держать страницы, видеть буквы именно под таким углом, править ручкой на полях и слышать постоянное шуршание бумаги! Ну что поделать?!

– Да ничего, я прекрасно понимаю твою преданность, Евгений Саныч.

– Но разделить ее не можешь.

– Нет, не могу, я наоборот привык стучать по клавишам и видеть экран.

– Что поделать, Константин Юрич, привычка – вторая натура! Ладно, нашей короткой встрече – конец. Я начинаю читать и постараюсь не затягивать твое ожидание! – он снова протянул руку и вспомнил что-то. – Да, секундочку, чуть не забыл: это не самое главное, но всё-таки: Представляешь, тут одна кинокомпания из Японии ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ и китайская ШАНХАЙ-ТИВИ уже проявили к тебе преждевременный интерес, к твоему произведению.

– Что за событие?

– Невежда, иначе нельзя назвать. Во время пребывания в ресторане "Дом литераторов", мой молодой редактор Витя Тарасов случайно упомянул о своей идее в разговоре с киношником из Японии, и тот проявил интерес, уже хочет прочитать, даже сообщил китайцам в ШАНХАЕ – ТИВИ. Вот так! Поехали – в самое сердце дела! Даже я ещё не начал писать ни одной страницы, ещё не принял решение издавать ли роман или нет, а эти быстренькие уже заточились на съемки!. .

Уходя от главного редактора по тусклому коридору и спускаясь по той же крутой лестнице, я задумался: "ФУДЖИ – ТАТО – ФИЛЬМ и ШАНХАЕ – ТИВИ это – очень неплохо, но конечно же преждевременно, всё ещё неизвестно. Меня больше заинтересовал другой момент: почему Пчелинцев сказал о привычке как о второй природе? Он не говорит ни о чем зря. Почему акцентировал внимание на этом? Случайно? Конечно, случайно, но попал в яблочко. Моя привычка с недавних пор – м е с т ь, значит моя вторая природа – м с т и т е л ь. "Неуловимый мститель", нет – злобный мститель. Чёрт! Как это всё достало и мешает жить, какой-то сплошной бред, нужно незамедлительно завершить это, немедленно!".

Я потряс головой, часто моргнул глазами, достал мобильник, включил его и набрал номер. Возбужденный голос Ольги опередил меня:

– Костик! Все хорошо! Все соберутся в два часа и будут ждать! Ты можешь приезжать!

– Понял! Еду! – и вышел на улицу.

Там шел пушистый белый снег – на крыши автомобилей, на скамейки сквера, на плечи и шапки прохожих, на спины собак, на ворон и голубей:

Когда я вышел из лифта на площадку, держа в руках пакеты с фруктами и вином, я уже точно знал, какие слова нужно сказать сразу при входе в квартиру.

После нажатия кнопки вызова, мой палец отпустил ее, и вскоре послышался деревянный звук, приближающийся к двери. Затем замок щелкнул, и дверь распахнулась перед Ольгой, которая неуклюже отступила на костылях, пропуская меня.

У Ольги было бледное лицо с очень большими влажными глазами, которые смотрели на меня с глубоким внутренним страхом. На ней было яркое праздничное платье, скрывающее ноги почти до самых ступней.

– Проходите, – тихо произнесли ее сухие губы.

Я вошел и заметил молчаливую Тамару Петровну, она робко глядела на меня из ванной комнаты своим "портретом" с голубым бантом под воротником. В то же время Юрий Семеныч уверенно появился в коридоре в темном костюме и ослепительно белой рубашке с галстуком. Он замер в актёрской позе и вопросительно посмотрел на меня.

– Я приехал просить прощения, я хочу извиниться, – стеснительно сказал я, словно провинившийся ребенок, и протянул пакеты Юрию Семенычу.

Он презрительно хмыкнул и резко ответил:

– Зачем ты это мне даришь?! А вдруг у тебя там килограмм тротила, возьмусь за него и как шарахнет!

– Прекратите, Юрий Семеныч, – заступилась Ольга и закрыла за мной дверь. – Там фрукты, вино, шампанское. Человек пришел с миром, даже извиниться хочет, а вы со своими шутками: "Костик, раздевайся, проходи", – она сама хотела взять пакеты.

– И правда, Юрий Семеныч, – сказала Тамара Петровна, наконец выходя из ванной комнаты в шикарном голубом шелковом платье и отбирая пакеты у дочери. – Вы же видите, что Костик пришел благородно и достойно? Значит он что-то понял, осознал и пережил. Ведь так, Костик?

Я согласно кивнул головой:

– Понимаю, Тамара Петровна. Усвоил, Оленька. Пережил, отец.

Юрий Семёныч резко схватил меня за руку и оттолкнул в комнату:

– Не называй меня отцом, умник! Я приехал сюда, терзая сердце лишь по одной причине – побить тебя, иначе другого случая не будет никогда, даже одел белую рубашку, чтобы сохранить пятна твоей противной крови как доказательство своего удовлетворения!

Кто-то вскрикнул от ужаса – то ли Тамара Петровна, то ли Ольга – и бросились на помощь.

Юрий Семёныч действительно хотел ударить меня, но вовремя в комнату ворвалась Наталья, до этого момента молчавшая. Она опередила мамашу с сестрой и подбежала ко мне, громко обратившись к Юрию Семёнычу:

– Даже не пробуйте! Я сразу же откажусь от своих слов, а у вас осталось всего несколько дней!

Он мгновенно успокоился, на секунду задумался, искусственно улыбнулся и "дружелюбно" предложил:

– Действительно: зачем ты стоишь тут, "сынок", как бедный родственник?.. Околоходящий, раздевайся, проходи – будем пить и закусывать фруктами...

Он гордо повернулся и вышел из комнаты, цитируя по ходу:

– "Лучше я не видел собрания друзей!

Мы все на одной волне,

Мы все в одном согласии!" – и громче громкого закончил. – Уильям Шекспир "Укрощение строптивой", акт четвёртый, третье действие!!!

Наталья очень тревожно смотрела на меня, словно ожидая чего-то.

– Я все знаю, – спокойно ответил я на её молчаливый вопрос. – Желаю удачи в прекрасной Эль-Фуджейре, ты долго страдала и искала свое счастье. Верно? – и обратился к пораженным Тамаре Петровне и Ольге.

– Прошу прощения, Костик, – тихо сказала Наталья.

– Нет, нет, это я должна просить прощения у тебя, у Ольги и у вашей мамы.

Тамара Петровна дала указание:

– Наталья, помоги мне помыть фрукты и оставь Ольгу с Костиком наедине, пожалуйста.

Наталья и её мама быстро удалились, а Ольга взяла мою куртку и осторожно сказала:

– Не бойся, но я тоже знаю всё – о тебе и Наталье, о вашей короткой связи.

– Я не боюсь. "Мы все на одной волне и в одном ритме", поэтому в этой семье всё меняется очень быстро и всё становится известным.

– Хороший ответ, мне нравится, – она кисло улыбнулась. – Но почему ты так жестоко обращался с Натальей? Это было просто кошмарно!

– Что ты имеешь в виду? – не понимал я.

– В прямом смысле. Она показала нам видеозапись.

– Показала?! А-а-а, да, да, я хотел изнасиловать её в коридоре. Но я потом извинился, и сейчас тоже извиняюсь, и буду извиняться. Я был так одинок в то время: просто невыносимо. И кстати, ты уехала с Юрием Семёнычем:

– Я не виню тебя. Хотя это видео ужасное, я только виновата в том, что ты бросался на сестру. Прости меня.

– Зачем вы передо мной извиняетесь? Поймите, я приехал просить прощения, и ты должна понять это в первую очередь, Оленька, – я поцеловал её в щеку.

– Ой, – вырвалось у неё. – Ещё?

Я поцеловал её ещё несколько раз.

– Боже мой, чувствую ли я действительно твои губы? Может быть всё может вернуться на свои места? – она закрыла глаза и её ресницы дрожали как крылья испуганной бабочки. – Боже мой, я больше не хочу никаких Эль-Фуджейр! Я хочу нашу дачу в деревне Рогово у речки с милым названием Мочка. Я хочу каждое утро пить парное молоко у бабы Клавы, есть свежие куриные яйца от её кур и ходить за вкусным серым хлебом в деревенский лавка. Может быть всё может вернуться?

– Может быть, если вы сейчас поддержите меня и защитите от Юрия Семёныча, то мы с сестрой сможем преодолеть все трудности.

Сестра открыла глаза и прошептала:

– Давайте, давайте, поцелуйте меня здесь, пожалуйста.

Я поцеловал ее, но тут же отступил назад:

– Кто-то может увидеть.

– И что? Ничего страшного. Мама очень хочет, чтобы мы вновь были вместе, а Юрий Семёныч нас не волнует. Он использовал мою сестру для своих целей и теперь только мечтает об улете в Эль-Фуджейру со мной.

Тамара Петровна проходила мимо нашей комнаты, неся тарелки с фруктами, и пригласила нас:

– Оля! Костик! Все готово! Пора за стол!

За ней быстро пробежала Наталья и радостно повторила:

– За столом! За столом! Оля! Костик!

– Костик, – шепнула мне Ольга тихо. – Мама и Наталья не знают о нашей ссоре, так что не касайся этой темы.

– Я понимаю, вы: попали в аварию, но что если Юрий Семёныч всплеснет злобой?

– Он не сможет, иначе он не увидит Эль-Фуджейры. Сейчас Наталья на моей стороне.

Я согласно кивнул.

Когда мы с Ольгой вошли в просторную гостиную, Юрий Семёныч стоял у стола, открывал шампанское и вино, а Тамара Петровна и Наталья расставляли тарелки и кладли на салфетки ножи для фруктов.

– Вижу, "мой сын" решил извиниться дорого! – пошутил Юрий Семёныч, увидев меня. – Лучшее шампанское, итальянское вино, груши, персики, виноград, сливы, абрикосы, яблоки. Вай-вай-вай! Но как говорят в моем любимом фильме "Кавказская пленница", ошибки нужно исправлять не словами или фруктами, а кровью!

– Юрий Семёныч! – возмущенно проговорила Ольга.

- Юрий Семёныч! - поддержала Наталья.

- И вот что: Юрий Семёныч молчит, - он сразу замолчал, но продолжает язвить, - просто вспомнил свой любимый фильм: там товарищ Саахов также пил шампанское с фруктами, а потом получил порцию соли из винтовки. Меня беспокоит то, что "мой сын" может устроить нам такую же соленую продукцию.

- Юрий Семёныч! - укоризненно сказала Тамара Петровна и посмотрела на меня. - Костик, а ты – то чего молчишь?! Если приехал просить прощения, значит, проси публично; если приехал извиняться, значит, извиняйся публично. В противном случае Юрий Семёныч не даст тебе отдохнуть от своих ядовитых шуток и ты задохнешься от его желчи!

- А это сказано очень точно! - оценил Юрий Семёныч и открыл бутылку шампанского.

Я решительно подошел к столу и первым взял бокал, поднес его к его бутылке.

- Ого! Гусары готовы вступить в бой! Ну-ну! - и Юрий Семёныч с неприязнью налил мне шампанского.

- Отец, пожалуйста, налейте всем женщинам и себе, - попросил я.

- Опять "отец"?! Снова?! - и бутылка нервно задрожала в его руке.

- Да, снова, - ответил я спокойно и даже обиженно, - потому что ты всю жизнь был для меня отцом, и мне не нужны никакие рассказы о прошлых временах. Пойми это. И я буду всегда называть тебя таким образом, у меня нет другого человека. И если хочешь, это – мое первое извинение. Я извиняюсь перед тобой за все гадости, которые я когда-то сказал тебе бездумно, не понимая твоих искренних чувств к Ольге. Тогда я не осознал фактов жизни.

- Когда "тогда"?! - он посмотрел на меня пристально и словно облил меня кипятком. - Или тогда, когда ты посадил меня и Ольгу:

– Ольга мгновенно прервала Юрия Семёныча. – Разве вы не желаете принять от Костика такое искреннее извинение?!

– Действительно, – добавила Тамара Петровна, – мне особенно понравилось вот это: "жизнь диктует своё". Он не сказал: измена, предательство, а "жизнь диктует своё", жизнь знает лучше всех – с кем нас соединить, в кого нас влюбить, а кого отвергнуть. Молодец, Костик.

– Юрий Семёныч, вы не собираетесь нам не угостить и сами не выпить за это? – удивилась Наталья.

– Что "Юрий Семёныч"? Если вы так хотите: я могу выпить бокал, конечно: давайте-ка, подставляйте:

Он начал наливать бокалы, потом все женщины подвигали хрусталь в мою сторону, зазвенели бокалы и Наталья настойчиво заметила:

– Юрий Семёныч, а вы не хотите коснуться своим бокалом до бокала Костика?

– Я хотел коснуться его лица, а вы мне не дали!

– Мы даём вам другую возможность, – ласково сказала Наталья и улыбнулась, – более приятную.

– Действительно, – поддержала Тамара Петровна, – коснитесь бокалом, ну что вам стоит? Ну, ради меня.

Он нахмурился, покрутил губами, повернул голову и неохотно коснулся.

Все выпили и сели.

Я слегка поскулил шампанского, остался стоять и продолжил говорить быстро и только вперед:

– Тамара Петровна, дорогая: я полностью трепещу: трепещу как школьник: у меня внутри всё трясется от полного осознания своей ошибки... Я теперь прошу прощения у вас: прошу прощения за тот несдержанный и грубый тон, когда приехал сюда к вам: вы наверняка помните? Я был невнимателен к вашим словам, был нахальным и неприятным, простите. – И я склонил голову.

Она указала на меня пальцем, осмотрела всех присутствующих и сделала вывод:

– Вот оно – истинное. Он пришёл к ней. Наконец-то он открыл для себя её и видите ли, как ему стало легче и радостнее на душе, осознавая свою несдержанность, грубость, невнимательность, дерзость и неприятность. Он понял, что его поведение в тот день было невыносимым. Что я могу тебе сказать, Костик? Ты страдал от того, что Ольга по жизненным обстоятельствам увлеклась Юрием Семёнычем, а страдание – это единственный путь к счастью, так заявил Великий Достоевский. Значит, ты на самом деле счастлив, и счастье вернулось к тебе в образе Ольги. Я прощаю тебя и скажу следующее: в то самое тяжелое для тебя время не нужно было ломать дрова, а нужно было признаться перед всеми в своей неспособности и слабости как мужчина в отличие от Юрия Семёныча в то время.

– Действительно, золотые слова! – согласился Юрий Семёныч, опустошая тарелку с мягкими сочными грушами и вдруг осознал, – а почему "тогдашнего"?!

– Потому что сегодня у вас другая жизнь, – назидательно ответила Тамара Петровна, – и прошу вас: побыстрее улетите с ней за границу, а то неизвестно как эта жизнь поведет себя, – и посмотрела на Наталью, которая ела персик.

– Я сам жду и не могу дождаться! Осталось всего четыре дня, а они тянутся как вечность! – и он активно принялся за тарелку со сливами. – Но все-таки почему "тогдашнего", Тамара Петровна?!

– Потому что тогда вы были выше Костика, более целеустремленные, богаче своими предложениями для жизни – интересными и перспективными. Но не смогли удержать Ольгу. Авария на дороге подставила вам палку в колеса и Ольга снова оказалась у Кости, чему я очень рада. Оставьте фрукты, Юрий Семёныч, и налейте нам шампанского. Я принимаю извинения от Костика и хочу выпить за это!

Он протер палец салфеткой, взял шампанское и разлил всем женщинам, исключая меня.

– А Костик что, не человек? – недовольно спросила Ольга.

Юрий Семёныч решительно ударил бутылку о стол и ответил:

– Нет, не человек, он – злодей! Я больше не наливаю злодеям, хотя бы избавьте меня от этого. Я уже удивительно слушаюсь вас!

– Тогда я налью, – и Ольга схватилась за костыли, чтобы встать.

Я попытался остановить ее и сам налить, но Тамара Петровна уже ухватила бутылку и сочувственно сказала:

– Сиди здесь, дорогая. Тебе только не хватало подпрыгивать на своих костылях! Если "тогдашний" Юрий Семёныч не смог защитить тебя, то нынешний Костик наверняка исправит положение! – она приподнялась, налила в мой бокал игристого вина и закончила. – Пью за твое искреннее и теплое извинение!

Все женщины сделали глоток шампанского, а Юрий Семёныч зло ухмыльнулся:

– Он, пожалуй, исправит положение – еще добавит пару костылей!

Ольга задохнулась, но сдержалась, не закашлялась.

– Отец, – скромно попросил я, – позволь мне сейчас извиниться перед Ольгой?

Он ненавистно посмотрел на меня и ответил:

– Дьявол бы тебя забрал, "сынок"! Если ты еще раз что-нибудь спросишь "папу", он точно ударится головой о эту самую бутылку! – и стал громко выпивать свой бокал.

– Костик! – быстро вмешалась Ольга и положила свои дрожащие холодные пальцы на мою ладонь. – Не обращай внимания. Я слушаю твое извинение! А вы, Юрий Семёныч: откройте, пожалуйста, вторую бутылку и не держите на столе пустую. Это очень дурной знак!

Недовольно бормоча под нос, он все же выполнил просьбу.

Я начал извиняться:

– Дорогая Ольга, жизнь действительно навязывает свои неизменные правила. Я последние дни и представить себе не мог, что снова буду рядом с тобой за одним столом, пить вместо тебя божественный напиток, говорить о самом сокровенном, наслаждаться легким ароматом твоих парфюмов и видеть огромные глаза, которые как озера. Я не хочу быть многословным и утомительным, скажу одно. Я был простым частным лицом. Не имея никаких официальных прав – ни брака, ни печати, ни свадьбы с тобой – я не должен был ограничивать твою нежную природу в ее законных интересах, в сердечных чувствах и желаниях, в радостных побуждениях и стремлениях к чему-то другому, более интересному и светлому, чем мое эгоистическое "я". Прошу прощения у тебя. Прости меня.

– Браво, о, какое браво: – прошептала Тамара Петровна с наслаждением, откинув голову назад и закрыв глаза, – какая замечательная риторика, какое классическое извинение, какая справедливая самопожертвование во имя новой жизни в браке. Костик, ты молодец! Юрий Семенович, шампанского!

Ольга посмотрела на меня, грустно улыбнулась и сказала:

– Спасибо, я принимаю твое извинение и очень хочу выпить за это. Ты не представляешь, я все одновременно забыла – и страх, и боль, и страдания, и ежедневные слезы.

– Юрий Семенович, шампанского! – повторила Тамара Петровна.

Он распечатал бутылку с шумом, наполнил женские бокалы и свой собственный. Меня опять пропустил.

Мне подмигнула сама Наталья. Она насторожено посмотрела мне в глаза и тут же почувствовала смущение.

– Вот и настал момент, друзья мои, – проревел Юрий Семёныч с издевкой. – Мы наконец-то подходим к самому главному, к нашей Наталье! – Он не мог скрыть своего нетерпения, его эмоции выходили за пределы. – "Мой сын", черт побери тебя, мы только что смотрели интересное видео и возникла большая путаница: как можно было обвинять меня и Ольгу, когда сам ты хотел насиловать Наталью и жестоко избивал эту хрупкую и невинную девушку?!

– Я возражаю! – воскликнула Наталья. – Мы уже разобрались в этом!

– Подожди минутку, Наташенька! Вы можете решать все свои проблемы сами, это ваше личное дело в вашей мягкой постели на даче! Я говорю о другом, это так сложно понять?!

– Всё понятно! Всё понятно! – Тамара Петровна стукнула ножом по тарелке. – Прекратите спорить, скоро уезжаете за границу! Здесь Юрий Семёныч прав, он говорит о поведении Костика, которое не имеет никакого смысла! Если человек обвиняет другого в безнравственности, то сам должен быть безупречным в своих поступках! У меня до сих пор перед глазами мелькают ужасные синяки и ссадины от жестокого избиения! Костик, будь любезен ответить на вопрос Юрия Семёныча, иначе мы не примем твои извинения перед Натальей!

– Я возражаю! – повторила Наталья.

– И я тоже! – поддержала Ольга и подняла руку, словно на суде.