Море. Свингеры на море

Море... Как ты прекрасно – когда твой нежный прибой ласково нашептывает что – то, и когда ты грозно обрушиваешься на берег сердитыми валами, и даже когда ты спишь, скованное льдами. С тобой, море, связаны самые приятные воспоминания в моей жизни, частичкой которых я хочу поделиться с вами, мои читатели.

Летом 199.. года я принимал участие в обустройстве базы подводного спорта на берегу Японского моря. Собственно, база представляла собой списанный пассажирский вагон (ох, как перли мы этот вагон через гору на берег моря на двух трейлерах... но это совсем другая история), где и жили все наши пловцы – подводники, они же строители – благоустроители прилегающей территории. Рядом с вагоном разместилась моя резиденция – трамвай (у вас уже, наверное, сложилось мнение обо всей нашей компании, как о сборище полных извращенцев, но слова из песни не выкинешь). В трамвае был устроен радиоузел и склад аппаратуры, а в том месте, где у "живого" трамвая кабина водителя, я и кантовался на правах заведующего всем этим техническим хозяйством. Есть что – то символичное в том, что я жил отдельно от всех. Другой бы пользовался отдельными апартаментами на полную катушку, включая аппетитных (по мнению других парней) аборигенок из недалекого поселка по вечерам и выбрасывание из окошек б/у презервативов по утрам. А я... По натуре я был волком – одиночкой. Волком – это потому что выть хочется. А одиночкой – потому что жил я сам по себе, и мне это не то чтобы сильно нравилось, но и особо не напрягало. Тогда я считал, что просто не нашлась еще ТА, ради которой можно совершать подвиги и доставать звезды с небес. Что все еще впереди. Что все будет хорошо. И т. д. и т. п. А сам не только не пытался найти эту ТУ, но и пресекал все попытки познакомить меня с той или другой кандидатурой на роль ТОЙ. Ну не хотелось мне дарить им свое бесценное время. А хотелось тратить его на общение с молодыми мальчишками с нашей базы. Жили там вместе со взрослыми трое пацанов по 13 – n лет – Илья, Лешка и Вовка. Вовка держался особняком – как – никак, племянник самого Шефа (так за глаза мы звали начальника всей этой богадельни), да и другие мальчишки не стремились особо с ним водиться – зазнавался он сильно. Илюшка поражал всех своей откровенной инфантильностью – по интеллекту ему можно было дать лет n, не больше. А вот Лешка... Было что – то притягательное в этом мальчике. Не то большие темно – карие глаза с искоркой мимолетной грусти. Не то стройное загорелое тело подростка без единой капельки жира, но с прекрасно развитой мускулатурой. Не то длинный шрам на левой стороне грудной клетки (Лешке какой – то подонок засадил нож меж ребер три года назад, едва спасли). Именно с этого шрама и зародилось мое чувство к нему. Сначала я не мог понять, что это за чувство. Я закрывал глаза и представлял, как Лешку везут на каталке в операционную, как он лежит в луже крови с ножом в груди, такой маленький и беззащитный, и даже сам главный хирург не может дать какой – либо гарантии того, что он будет жить. И во мне просыпалось желание защитить его от зла и от подонков, от хвори и ненастья, сделать его самым счастливым человеком если не на всем свете, то уж в пределах ближайшего клочка суши точно. Это желание выражалось в том, что Лешка был моим негласным любимчиком и штатным помощником по всем вспомогательным вопросам (принеси – подай – затяни – подержи). Я сам отпросил его у Шефа, и вместо того, чтобы, как другие, красить вагон, пилить дрова, таскать воду на кухню, он с удовольствием выполнял мои мелкие поручения, а я с удовольствием рассказывал ему разные истории обо всем, которые он опять же с удовольствием слушал. Мы могли болтать с ним часами, за работой и между делом, на отдыхе и даже в море, во время заплыва на дальность (кросса, как мы называли). Лешка и Илья жили в соседних купе в вагоне, Вовка жил в купе вместе с Шефом.

Так как база была в основном спортивной, каждое утро начиналось с пробежки. Я регулярно просыпался на полчаса раньше остальных (не люблю разминаться вместе со всеми) и шел будить мальчиков. Первым я будил Илюху – трогал его за ногу, фиксировал свой взгляд на его проснувшихся глазах и недовольной гримасе на лице, а затем шел будить своего любимого друга. Я тихонько заходил в купе – все его товарищи по комнате еще продолжали смотреть сны перед рассветом – и легким движением руки проводил её по одеялу, под которым спал мой близкий человек. Это было потрясающее зрелище – видеть, как он просыпается, испытывая к нему такое живое чувство привязанности и нежности. Волосы у него приоткрыли глазки, и медленно открылся один глаз, за которым последовала улыбка; его губы, припухшие после сна, шептали мне: "Доброе утро". Я отвечал улыбкой, легонько поглаживал его беспокойные волосы и тихо говорил: "Пора вставать, малыш. Пора на зарядку". Лешка сбросил одеяло, чтобы не разбудить остальных, спустился со своей верхней кровати и вот здесь, в узком проходе купе, начиналось самое интересное. Лешка менял трусы на плавки. Он отвернулся от меня, но я все равно успел заметить его прекрасную мужскую эрекцию утром. Меня охватило холодное потепление – как я хотел бы повернуть Лешку лицом к себе, прижаться к его обнаженному телу и ласкать его загорелую спину, гладить его волосы и каждой клеточкой чувствовать прикосновение к его изумительному телу. Я закрыл глаза и силой воли отгнал от себя это привлекательное видение со скорбью осознавая, что эти фантазии никогда не станут реальностью – я не рискну делать такой шаг, боясь, что Лешка обидится, оттолкнет меня и наша дружба закончится – он больше не захочет быть со мной.

Вот мы трое бежим – я, Илья и Лешка – по пустынному побережью, навстречу рассвету. Без раздумий мы прыгаем в речку, впадающую в море два километра от нашей базы, переплываем ее за двадцать метровых забросов и продолжаем движение без остановки (это настоящая мобилизация организма!). Илья начинает отставать, видимо устал, шагает медленно, а мы пробегаем еще двести метров и также переходим на шаг. Восстанавливаю дыхание и смотрю на Лешку скоса – он такой трогательно красивый сейчас: уставший, с волосами приклеившимися к лбу и каплями воды блестящими на загорелом теле под лучами рассвета словно бриллианты разбросанные повсюду.

– Так всех будишь? – прерывает мои мысли он.

– Как это "так"? – спрашиваю я со злобной ухмылкой.

– Ну, так ласково. Дома всегда трудно встать, особенно когда мама начинает нудить – вставай, опаздываешь, спишь... А здесь как будто только что было неохота встать – а ты меня коснешься – и становится легко. Не знаю, как это описать словами, но будто все бы сделал ради меня.

– Это все?

– Ну конечно, если ты попросишь меня поцеловать лягушку или съесть сырую камбалу... Но я думаю, ты не попросишь об этом?

– Конечно нет, малыш. – Лучше сменить тему, пока я не начал говорить глупости. – А вот море уже ждет нас. Пойдем за мной, проплывем треста метров кролем и двести брассом.

И мы с разбегу плюхаемся в воду и пролетаем сквозь волны, нежно окрашенные рассветом и еще не проснувшиеся после ночного штиля.

Однажды проходя мимо Шефа (так мы называли помещение, где хранились акваланги и другое подводное снаряжение, а также где Шеф проводил время на уборке всего этого), я замечаю, что Шеф раздраженно ругается на кого-то:

– И для чего тебя нелегкая в такую даль понесла? Что делать – то с тобой, а? От Байкала добрался до Японского моря, а ни палатки, ни еды, ни вещей прилично с собой не взял! На море он, видите ли, никогда не бывал!

Я заглянул в офис. Руководитель сидел на стуле, глядя на грустно стоящего перед ним мальчика, примерно лет тринадцати.

– Сколько тебе лет? Родители, вероятно, уже искали тебя.

– Мне уже 18 лет, – сердито ответил тот. Может быть по голосу можно было бы дать и 13. – Вот мой паспорт, посмотрите сами. А матери я сказал, что уезжаю на пару недель, хоть не буду ей мешать пить водку с отчимом.

– Ладно-ладно. Тебе всего лишь зимой исполнится 18 лет, – сказал руководитель и изучал предоставленный паспорт. – А как ты оказался здесь?

– Поехал на поезде до Владивостока и спросил у людей, где здесь можно отдохнуть в диком стиле, мне и сказали: садись на паром до С..., там хороший пляж.

Я видел, как в руководителе борются два чувства: с одной стороны, ребенка нельзя отправить на дикий пляж на свое усмотрение, а с другой стороны, он видит его первый раз в жизни и нет свободных мест для размещения. И мне почему-то так захотелось принять участие в судьбе этого маленького человечка, что я сразу же высказал свое предложение:

– Виктор Ильич, у меня в трамвае можно положить матрас на пол рядом с оборудованием.

Мальчик оглянулся на голос и меня поразил взглядом этих еще детских и одновременно серьезных глаз из-под маленькой рыжей челки.

– Ну не знаю. А что если он что-то украдет или сломает?

– На мое попечение. Кроме того, поможет мне поднять антенну на мачту вместе с Алексеем.

– Хорошо, возьми его под свое покровительство. У Кузьминичны вы получите матрас и постель.

Мы вышли из офиса.

– Как тебя зовут, друг? – спросил я.

– Женька, – представился он, протягивая узкую ладонь.

– Леонид, – ответил я, осторожно пожимая его руку. – Можешь называть меня Леней и говорить на "ты".

– Спасибо тебе, Лень. Не знаю, что бы я делал без твоей помощи. Ты можешь положиться на меня.

– Надеюсь. Возьми свою сумку, пойдем осмотреть твое жилье.

Я провел Женьке экскурсию по базе, рассказал о расписании дня и о том, что ему придется не только отдыхать, но иногда и работать. Однако у нас были отличные возможности для отдыха – дважды в неделю мы отправлялись на небольшой катер базы к островам для погружений на глубину 25-30 метров, собирания гребешков и рыбалки. Надо было видеть, как засияли его глаза:

– А можно мне будет поплавать с аквалангом?

– Ну, не знаю, может быть, уговорю начальника дать тебе попробовать аппарат. Конечно, не в островах, а сначала возле берега, на глубине 4-5 метров.

– Это будет потрясающе! – и он улыбнулся, впервые за сегодня.

Теперь я будил своего нового друга также на зарядку по утрам. К счастью, нам не приходилось ходить далеко – я открывал дверь своей комнаты и он лежал там, свернувшись от утренней прохлады под тонким шерстяным одеялом. И все чаще я задерживался рядом с ним, наблюдая за его пробуждением и лаская его нежно прикосновениями, так же как раньше ласкал Лешку.

Прошла целая неделя. В воскресенье ко мне подошел начальник.

– Леонид, сегодня нам нужно забрать семью туристов с острова. Завтра они уезжают на утреннем пароме, но им нужно где-то переночевать. Я хотел предложить им остановиться в трамвае, на полу рядом с Женькой. Ты можешь взять его к себе на одну ночь?

– Конечно, Виктор Ильич, без проблем, – ответил я. – Нужно только придумать какую-то конструкцию для дополнительной полки. – Надо сказать, что кровать была сделана из такой же полки, как и в других купе вагона. Полка занимала большую часть комнаты, оставалось всего около 40 сантиметров до стены.

– Возьми несколько досок из сарая, только найди что-то для опоры.

До вечера мы со Женькой гуляли по берегу в поисках подходящего бревна или чего-то подобного размера для установки сверху пары досок.

– Женька, ты обычно очень активно переворачиваешься во сне? – спросил я.

– Да, бывает такое.

– Ты не возражаешь, если мы будем спать рядом? Может быть, можно было бы устроить тебя на полу в каком-нибудь купе?

– Нет, зачем это нужно. Я постараюсь не мешать тебе спать.

– Как это?

– Просто буду лежать спокойно, как мышка. Не буду переворачиваться. К тому же нам будет теплее вдвоем, а утром очень прохладно. – он зябко поморщился.

– Замерз? – Я обнял мальчика за плечи, и он прижался ко мне, чтобы согреться.

В эту ночь я долго не мог заснуть. Я смотрел на спящего Женьку и размышлял о нем. Вот какой парень пришел ко мне. И ему не легко в жизни. Я знал из его рассказов, что он живет в Чите в однокомнатной квартире со своей постоянно пьяной матерью, отчимом и младшей сестрой. В их доме всегда царит скандалы. Мать часто бьет его, а отчим, просто так, из-за пустяка. Я видел, как он хмурится во сне – возможно, луна освещает его или у него плохой сон. Не задумываясь, я положил руку под его одеяло и осторожно положил ее на его грудь. Медленно проводя ладонью по груди Женьки, я чувствовал ритм его сердца. Женька улыбнулся во сне (кажется, я прогнал плохой сон), а затем повернулся спиной ко мне и обнял мою руку, прижимая ее к своему животу. В порыве нежности я обнял мальчика и испугался того, что мое тело внезапно отреагировало. Я отодвинулся в сторону, чтобы случайно не задеть его нежную попку в тонких трусиках. О да, про эти трусики... Зачем это я задел его локтем?

И вдруг я почувствовал, что это не только у меня возбуждение. Женькины трусы заметно напряглись спереди. Сердце мое забилось так сильно, будто хотело выбиться из груди. Я надеялся, что Женька не проснется! Осторожно я начал исследовать то, что было скрыто в его трусах, на что раньше просто не обращал внимания. Женька продолжал спать, а улыбка играла на его губах. Отважившись, я пополз к нему в трусы и начал ласкать его член – вверх-вниз, вверх-вниз. Женька все еще лежал и сладко постанывал. И только его член откликался на мои прикосновения нервными дрожаниями, будто отзываясь на ласки. В течение пары минут я продолжал это дело как во сне. Потом мне пришла мысль: "Что дальше? А если он проснется и увидит мою руку в своих трусах? Что он подумает обо мне?" Бережно вытащил руку из его трусов, обнял Женьку и заснул так.

Я проснулся перед рассветом, в том же положении, в котором уснул. Моя рука лежала на груди Женьки, а он обнял ее и прижал к себе, как дети держат свою любимую игрушку. Я открыл рот, чтобы разбудить его, передумал и тихонько задул на его лицо. Ресницы задрожали, глаза приоткрылись, снова закрылись и широко распахнулись. Улыбка Женьки осветила комнату.

– Меня уже сто лет никто так не обнимал, – прошептал он.

Я положил вторую руку под его голову и прижал его к себе.

– А сколько лет тебя не обнимали?

– Примерно столько же...

Я понимал, что это не может продолжаться долго, но не мог заставить себя отпустить его из объятий. И Женька замер, положив свои руки поверх моих. И тут услышался скрип открывающейся двери и в комнату заглянула морда Лешки.

– Давай сегодня заняться бегом? Уже на 15 минут опаздываем!

Мы с Женькой вздрогнули от неожиданности. Быстро переоделись в купальники и бросились на пляж. Лешка ждал нас, и из его глаз я увидел безмолвный вопрос: "Ты меня забыл? Я так надеялся, что ты разбудишь меня, но ты не пришел..." И правда, я просто забыл о Лешке, о зарядке, да и вообще обо всем на свете, потому что был сосредоточен только на Женьке. Как жаль, что это была первая и последняя ночь с Лешкой...

Весь день я был подавленным. Занимался починкой усилителя и все время мечтательно глядел в сторону двух досок, которые больше не прогнутся под тяжестью тела Женьки.

Женька словно чувствовал мое настроение и не задавал лишних вопросов. Ближе к полудню он тихо спросил:

– Нужно ли тебе отдавать доски сегодня?

Я ошарашено посмотрел на него.

– В общем-то, нет, Шеф не говорил ничего.

– Тогда просто не отдавай их.

Мое настроение мгновенно изменилось. Казалось, солнце вышло из-за туч. Как будто я всплыл на поверхность после долгого погружения и наконец-то смог вдохнуть полной грудью свежего воздуха.

– Сегодня мы опять спим вместе?

– Если ты не против. Просто так гораздо теплее, – ответил Женька и улыбнулся хитро мне.

Я засмеялся и покрасовал ему пальцем. Действительно, стало теплее. Наша близость стала намного более приятной.

После обеда мы отправились на лодке к острову, чтобы привести его в порядок после туристов. Лодка ушла "на материк", а мы рубили дрова, собирали мусор, подготавливали место для палаток. Приближался вечер. Закончив дела, мы сели на берег ожидать лодку. Женька сел слева от меня, Лешка – справа. Мы молча бросали камушки в море. Лешка положил голову мне на колени, и я начал гладить его лицо, плечи, грудь, словно компенсируя то, что не было утром. Женька сидел и улыбался своим мыслям, иногда косо взглядывая на нас. Он знал, что ему тоже достанется порция ласки.

Загудел сигналом приближающийся к берегу корабль.

Вечером ко мне подошел начальник.

- Леонид, ты помнишь, что завтра у нас рыбалка? Выбери себе компанию и не забудь про приманку.

Рыбалкой мы называли обычную рыбную ловлю. Нужно было встать рано утром, сесть на лодку и направиться к скалам (я знал это место хорошо, уже не раз там был), а потом закинуть удочку с наживкой - пару ведер камбалы - на обед или ужин. Камбала всегда хорошо клевала около скал на рассвете, так что проблем с уловом не возникало. В качестве наживки мы использовали мидий или гребешок. Обычно я ходил на рыбалку с Лешей и Ильей. Но на этот раз я не хотел брать Илью из-за его плохого настроения. Вместо него пойдет Женя.

С Женей мы легли спать по обычному плану. Не успели прогреть постель, как услышали стук в дверь.

- Кто там? - спросил я.

- Это я, Леша.

Я пустил его внутрь, удивившись его позднему визиту.

- Лень, Женя, можно мне сегодня у вас переночевать? А то Илья точно присоединится к нам завтра, я сам слышал, как он просил будильник настроить. Так мы раньше встанем и отправимся без него.

Меня охватили холодные и горячие волны. Я даже не мог предположить, что еще одна моя мечта может сбыться.

- Давай, только будет тесно.

- Ничего страшного, я худой и не займу много места.

Я поставил будильник на пять часов и мы легли спать. Мальчишки уснули, а я долго не мог успокоиться. Все трое укрылись одним одеялом и пацаны прижались ко мне своими теплыми телами. Когда Леша крепко заснул, я начал подкрадываться к его трусам потихоньку.

Его достоинство уже было готово к действию, словно предвкушая предстоящее развлечение. Я осторожно сжал его головку сквозь ткань белья. Она немедленно окрепла и увеличилась в размерах. Сдвинув трусики вниз, я обнажил то, что находилось под ними. Кожица почти полностью съехала с головки, обнажив ее блестящую поверхность. Попытавшись вернуть ее на место – это получилось, хоть и с трудом. Член дрогнул, на его конце появилась капля. Осторожными движениями я начал играть с кожицей, доставляя удовольствие мальчику, пусть даже во время сна. Я видел, как он улыбается, словно видит прекрасный сон. Но вот его член еще больше напрягся, головка начала расширяться...

И тут прозвенел будильник. Пять часов утра. Я быстро вытащил руку из трусов Лёшки, выключил будильник и посмотрел в окно. Темно – не видно ничего. Луна то ли зашла, то ли спряталась за облака. Прошептал проклятие: ну нельзя же так рано вставать. Разбудил Лёшку.

– Ты что-то снилось? Ты так замечательно улыбался во сне.

– Не помню... – смущенно прошептал он. – Лень, может, мы не будем так рано вставать? Давай еще полежим, а то так темно, вероятно, даже рыба еще спит.

– Давай. Но чтобы не заснуть, нужно чем-то себя занять. Хочешь, я сделаю тебе массаж, как на острове?

– Хочу, – он расплылся в улыбке.

Я лежал спиной к спящему Женеку и поглаживал плечи Лёшки, грудь и живот, постепенно опускаясь все ниже и ниже.

– Лёшка, есть еще один вид массажа, это называется самомассаж. – С этими словами я положил руку на его возбужденный член.

– Что это за вид массажа – самоудовлетворение? – спросил Лешка, изменив голос на низкий тон, но при этом не отбрасывая мою руку и не выражая свое неприятие к моим действиям.

– Леш, раньше считали, что мастурбация вредна. Но сейчас ученые говорят обратное. – Я продолжал болтать и говорить всякую чушь, в то время как движения моей руки становились все более настойчивыми. – Ты не стесняйся передо мной, Леш.

– Нет, я не стесняюсь перед тобой. Просто с Женькой...

– Он еще спит как полено. А ты сам никогда такого не делал?

– Никогда... А когда с девушкой, ощущения такие же?

– Возможно даже интенсивнее. – Вдруг я почувствовал, как его член напрягается в моих руках, а сам Лешка попытался увернуться от меня.

– Ой, я скоро кончу... – пробормотал он хрипло.

– Нет, дорогой, ты кончаешь, – сказал я, и из его члена вырвалась первая струйка спермы, а потом еще и еще... Лешка выпрямился и засмеялся громким смехом.

Я сам почти кончил от этого оргазма, первого в жизни Лешки.

– Как оно?

– Отлично! Ох, уже светает, – сказал Лешка, начиная надевать трусики. – О боже! Что это? – он попал пальцем в лужу на животе.

– Это сперма. Твоя сперма. Из нее рождаются дети.

– Вот как. Предупредил бы хотя бы. Интересно, Женька что-нибудь слышал? Жека, пора просыпаться, мы упустим всю рыбу! – последнее Лешка произнес уже обычным голосом, а не шепотом.

Мы вышли на берег, когда заря уже наполняла небо своим светом. Не буду описывать, как мы с Лешкой и Женькой активно веслись и поймали два ведра заказанной камбалы, как прошел этот день в целом. Главное – как он завершился.

Вечером, когда мы с Женькой улеглись, я начал его спрашивать, слышал ли он, как Лешка смеялся утром.

– Ну, что – то слышал во сне. А вы что, шутили рано утром?

– Нет, занятие было гораздо интереснее... – Я подробно описал Женьке процесс привлечения Лешки. – А ты не хочешь такого же массажа?

– Нет, не хочу, – и Женька отвернулся от меня и замолчал.

Я лежал и размышлял. "Ну вот, теперь Женька обижен на меня. Не нужно было ему рассказывать. Как изменятся наши отношения? Хотя какая разница – мы же через день уезжаем. Посажу его на поезд и все закончится". Но глубинно я протестовал против таких мыслей. Между нами словно пролегали невидимые связи, а отрывать их было очень больно... Эти связи берут начало в самом сердце.

На следующее утро я начал собираться. Оставалось точно сутки до моего отъезда с базы. Паром отходил в шесть утра, а до него еще полтора километра пешком через гору. И нужно успеть, иначе вечером поезд в мой родной город уйдет без меня. Да, еще Женьку нужно отправить на поезд в его Читу, или хотя бы купить билет. А с билетами напряженка – все из отпусков с моря едут.

Я ожидал, что Лешка подойдет ко мне еще вчера вечером. Надеялся, что он проявит хоть какое-то сочувствие утром. Но его не было. Он знал, что сегодня мой последний день здесь, и я знал, что он остается на базе еще две недели.

И вот вещи собраны, последний (для меня) ужин на базе съеден. Прощальное купание в темном море, сверкающие огоньки на пальцах – так блестит расстроенный планктон, мельчайшие раковины, пропитанные кашалотами и китами.

Заключаем Женькой в объятия для отдыха. И тут...

– Эй, вы случайно не спите? – Лешка шепчет за дверью. Вот и он наконец! Уже скучал по нему, по его стройному телу. Как будто целый день не виделись, особенно после вчерашнего...

– Заходи.

– Можно я просто полежу с вами? Вы же завтра утром уезжаете рано. – Еле сдерживаю радость.

– Разумеется, можно. – Он снимает шорты и футболку, устраивается у стены на "своем месте", где ему так нравилось вчера.

Я прекрасно понимаю, зачем он пришел. Ему понравилось. Ему понравились мои ласки, его ощущения, и он хочет повторить это. Практически автоматически я касаюсь его трусов и чувствую, как его член тут же напрягается и выскакивает наружу. Женька лежит за моей спиной, он не видит этого, но не может не замечать вибрацию, которая распространяется дальше. Лешка тихо стонет, впитывая новые ощущения. Женька медленно поворачивается ко мне и обнимает меня, воспринимая все мои движения. Через несколько минут Лешка задерживает дыхание сквозь сжатые зубы, и я чувствую, как у меня в руке становится влажно, но продолжаю двигаться, выжимая из его члена последние капли спермы.

– Все уже, – тихо говорит он, мягко убирая мою руку.

Я знаю, что ты уже удовлетворенный, детка. Начинаю уговаривать его остаться, предлагаю еще один массаж или что-то более интересное, но Лешка отрицает головой и уходит, ссылаясь на головную боль или что-то подобное. Рука Женьки все еще обнимает меня, а ее владелец успокаивается и начинает храпеть. Он не спит. Поворачиваюсь к нему, обнимаю и начинаю опускаться все ниже по его животу. И действительно - член Женьки практически разрывает трусики. Нежно сжимаю головку - она реагирует, отвечает на мое прикосновение. Начинаю делать легкий массаж, пройдя через ткань трусов. Прохожу ноготком по уздечке, и из его губ вырывается долгий стон:

– О – х – х, хорошо – то ка – а – к...

– Это только начало, Жень, это только начало.

И это действительно было только начало...

... Женька кончал бурно, его трясло, он поддавал попкой навстречу движениям моей руки, а из полураскрытых губ раздавались не то бессвязные возгласы, не то стоны, не то всхлипывания. Оргазм прошел, а вот всхлипывания почему – то остались. Я тихонько развернул Женьку лицом к себе, положил его голову себе на плечо и зарылся пятерней в его волосах, поглаживая, что – то шептал, успокаивая его, и решительно не понимая, что же случилось, почему он, вместо того, чтобы наслаждаться ощущениями, вдруг расплакался.

– Ну ты чего, мой хороший? Я сделал тебе больно? Скажи мне, что не так?

– Нет, Лень, все хорошо, – отвечал тот, глотая слезы, – мне никогда еще не было так хорошо, как с тобой

– Тогда почему слезы на глазах?

– Лень, неужели мы с тобой никогда больше не увидимся? Я так не хочу уезжать от тебя, ты бы знал...

Мое сердце разбилось на мелкие части. Женька произнес те слова, которые хотели сорваться с моих губ, но усилием воли я не давал им такой возможности. Я крепко обнял его, я ласкал его тело, целовал его вихры, его шею, его губы, я осушал поцелуями его слезы, ползущие по щекам, сам с трудом сдерживая подступающий к горлу ком.

– Женечка, родной мой, мне тоже очень будет тебя не хватать... Но ты же сам понимаешь – через неделю у тебя учеба начнется, а мне послезавтра на работу, – чтобы произнести это, потребовались, казалось, все мои силы.

– Понимаю... Знаешь, у меня никогда не было такого друга, как ты. Как будто мы были знакомы давно – давно, только забыли об этом. А теперь вот вспомнили.

Как странно, но у меня возникло точно такое же ощущение. Волна тепла захлестнула меня, и я прижал к себе это маленькое бесценное драгоценное сокровище, неожиданно свалившееся мне на голову и утонувшее в самом сердце.

– Лень, у меня никогда не было старшего брата. А я часто видел во сне, что появился у меня старший брат, который заботится обо мне и защищает... Ну, ты как раз такой, как я представлял его.

– Знаешь, Женька, всю жизнь мечтал иметь младшего братца. Ты не против, если я буду называть тебя братиком?

Вместо ответа Женька обнял руками мою шею и крепко прижался щекой к моей щеке.

– Лень, я буду писать тебе письма, хорошо? Не забывай обо мне.

– Вот и продолжение нашей истории, – с полусерьезной полушутливостью проговорил я. – Мы еще не прощаемся. У нас целые сутки впереди. Давай спать, скоро уже пора вставать, а мы до сих пор не заснули.

Женька перевернулся, устраиваясь поудобнее, прятался под моей рукой. Я обнял его, и через несколько минут мы уже спали.

На вокзале, стоя в небольшой очереди к кассе, я узнал о наличии билетов до Читы. Билетов на сегодня не было. Не было их и на завтра или послезавтра, и даже на ближайшие десять дней. Зато был один билет до моего города, который оказался на тот же поезд, что и мой билет. Мы с Женькой переглянулись и одновременно улыбнулись. Это была судьба, которая связала нас вместе и не хотела разлучать!

Так получилось, что я вернулся домой не один, а с мальчиком, которого назвал своим братом. Я купил ему билет до Читы, и у нас была еще целая неделя! Семь дней – это 168 часов, десять тысяч минут, шестьсот тысяч счастливых мгновений. Я брал его с собой на работу (хорошо, что у меня гибкий график), мы вместе ездили на дачу, ходили в кино, прогуливались по городу. Нет ничего на свете двух людей, которые были бы счастливее нас. Но это была всего лишь одна неделя... Как она пролетела быстро...

Он регулярно писал мне, и я всегда откликался на его послания. Иногда он изображал свою ладонь, аккуратно приложив ее к листу бумаги и описывая контур. Получив такое письмо, я в ответ приставлял свою ладонь к его рисунку и словно ощущал тепло его длани, обнимающей меня, слышал ритм его сердца, соприкасающегося с моим. Это заставляло меня чувствовать грусть от его отсутствия рядом со мной – моего братца, моего маленького ангела...

Мы повстречались еще один раз в следующем лете. Но это уже другая история.

(продолжение возможно будет представлено)

Леонид. 2003 год.